В это время художник пишет картину «Петроград. 1918» - но картина тут же получает другое название. Как это часто бывает, новое название оказывается таким точным, что его подхватывают и считают настоящим - теперь все называют картину «Петроградской мадонной». Христианский символ надежды, спасения, обновления - в пережившем революцию городе.

Духовная высота, победа над силой тяготения, о которой мечтает художник, воплощается буквально и зримо - в положении матери высоко над городом. Балконные перила примиряют это вознесение с реальностью, но не объясняют разницы в масштабе. Маленькие фигуры людей, толпящихся на городской площади, напоминают, скорее, миниатюрные житийные сцены на полях икон, чем реальный фон картины. Балкон здесь - такой же способ оторваться от земли, как и бесконечные холмы в картинах Петрова-Водкина, как и положение всадника, взмывшего над водой в «Купании красного коня» или над землей - в «Фантазии».

Петроградская мадонна прекрасна спокойной мистической красотой, иконной или ренессансной, древнерусской или итальянской. Красный плащ на ее плече собирается в скульптурные складки. Младенец на ее руках - спящая надежда, новая жизнь, которой предстоит расти, вскакивать на коня, нестись над землей и морем, достигать неба в один легкий прыжок, преодолевать силой творчества и мысли пресловутую силу притяжения земли. Он обязательно проснется полный сил, он начнет ходить в 1919, скажет первые сложные слова в 1920. Ему не нужно пока знать, что ждет его самого и его страну потом.

Вольная философская ассоциация закроется в 1924 году. К этому времени Андрей Белый уедет в Берлин, а Блок умрет от холода, голода, астмы, с ослабленным и износившимся сердцем, с запретом на лечение за границей. Замятина арестуют и дважды попытаются выслать из России. Его ждут травля и эмиграция. Но пока младенец спит и ему снится сон о том, что вокруг него большая планета и новая жизнь только начинается.

@pic_history

#ПетровВодкин #Модерн

Бакст проявил себя тонким физиономистом. Дягилев в его исполнении импозантен, энергичен, самоуверен, артистичен, красив. Бросается в глаза седой клок волос, придающий всему облику дополнительный шарм и аристократизм. По всей вероятности, изначально Бакст не планировал писать Дягилева «на фоне няни». Возможно, ее фигура была добавлена в качестве уравновешивающего противовеса. Но до чего изящное «добавление» получилось! Словно Дягилев, успешно организующий сцены, на которых выступали русские артисты, сейчас сам «на сцене». Он демонстрирует себя во всей красе, вот он весь, любуйтесь и аплодируйте! А сзади, словно за кулисами, фигура няни Авдотьи, неотлучно находившейся при нем, сопровождающей во всех странствиях. Она изображена эскизно, от нее исходит ощущение спокойствия, приятия. Словно она ждет, пока «дитя» натешится, а потом поведет его домой… Кстати, дягилевскую няню его друзья в шутку величали Ариной Родионовной. Конечно, в образе няни есть и изящный намек на демократизм главного героя картины, и тонкая ирония.

Колорит картины довольно сдержан, при этом Бакст с большим вкусом распоряжается контрастными площадями: темный дверной проем делит изображение на две части, а светлые и темные плоскости эффектно смотрятся рядом. Картины на заднем фоне справа напоминают о собирательских увлечениях Дягилева и отсылают к организованной им в 1905 году выставке русских портретов в Таврическом дворце.

Кстати, сравните эту картину Бакста с портретом Роберта Льюиса Стивенсона и его жены кисти Джона Сингера Сарджента: совпадает даже количество картин на стене!

@pic_history

#ЛевБакст #Портрет #Модерн

"Надежда I"
1903 г.
Густав Климт
Национальная галерея Канады, Оттава.

На картинах Климта нередко появлялись женщины в положении. С темой он был знаком не понаслышке – после смерти на наследство художника претендовало полтора десятка людей, считавших себя его внебрачными детьми.

Для полотна «Надежда I» позировала работница публичного дома по имени Герма. Поскольку во времена Климта картина считалась непристойной, она длительное время хранилась у коллекционера, а широкой публике стала доступна в 1909 году. Сюжет аллегории построен на противопоставлениях.

Светлый, сияющий передний план контрастирует с темнотой заднего; фигура девушки кажется особенно беззащитной и хрупкой на фоне зловещих фигур и человеческого черепа. Образ самой героини одновременно воплощает нежность и страсть, целомудрие и порок, пагубное влечение и грядущее материнство. А новая жизнь, зародившаяся в ее теле, дает надежду на победу над смертельными опасностями, подстерегающими на каждом шагу, и глухой пустотой небытия.

@pic_history

#ГуставКлимт #Модерн

50 оттенков красного

Размеры холстов для крестьянских портретов Малявин подбирал соответствующие: в среднем метр на полтора, а то и все два, как в данном случае. В течение какого-то времени он ищет композиционное решение, которое позволит в полной мере воплотить его благоговение и трепет перед сокрушительным темпераментом женщин из русских селений, и его фирменным ракурсом становится «взгляд снизу». Благодаря этой точке зрения крестьянки будто бы вырастают из нижней части холста, нависая над зрителем доминирующими, захватывающими дух величественными статуями.

Проработке нарядов своих моделей Малявин уделяет даже большее внимание, чем их лицам. В 1895 году он в первый раз изображает крестьянскую девушку в красном одеянии, и с тех пор он пускает в ход все мыслимые оттенки этого цвета, ставшего его любимым, именным красочным выбором. Что довольно логично: в старославянском языке «красный» означало «красивый», и все самые лучшие, праздничные наряды крестьянок обязательно содержали какой-либо из его тонов.

Разумеется, позировать художнику они предпочитали в одеждах «на выход». Видимо, палитра красного, помимо всего прочего, предоставляла Малявину всю необходимую ему силу экспрессии. Поэтому он часто использует его и для прорисовки заднего плана портретов, буквально заливая алым заревом все полотно. На этом фоне особенно четко контрастируют дробные, мозаичные мазки сарафанных узоров, где-то даже занося Малявина на территорию художника Климта. Отменно поддается его кисти и шелковистый отлив одеяний в скупом отблеске свечи, озаряя холст мягким, деликатным сиянием.

Скор на расправу

Была в стиле работы Малявина еще одна черта, усиливающая его родство с заграничным коллегой-импрессионистом Цорном – небывалая скорость создания портретов с натуры. Подобно шведу, он умел выдавать готовое полотно практически за один сеанс, чем приводил в трепет свидетелей этого иллюзиона.

«Когда я приехал, то застал его в мастерской вместе с четырьмя или пятью бабами, разодетыми в цветные сарафаны. Бабы ходили по мастерской, а Малявин быстро зарисовывал их движения в огромный альбом, – вспоминает художник Грабарь. – На мольберте у него стояла законченная большая картина, изображавшая баб, а у стен стояло еще несколько холстов, также с фигурами баб. Владея хорошо рисунком и чувствуя форму, Малявин позволял себе роскошь таких фокусов и трюков, на которые немногие способны. Так, картина, которая стояла у него на мольберте – три толстолицых бабы, – была начата им без рисунка и без какой-нибудь наметки композиции, прямо красками по чистому холсту, притом с глаза одной из этих баб».

Речь идет об еще одной эффектной картине Малявина, посвященной излюбленным крестьянским музам. Трехметровые «Три бабы», впервые представленные в Москве в 1901 году, вызвали шквал эмоций у достопочтенной публики, что на тот момент уже стало традиционной реакцией на малявинскую живопись в России. Дерзкий размашистый мазок, цветовой вихрь завитков на фоновом плане, нетривиальность сюжета и композиции стали предметом ожесточенных дискуссий.

Картину ожидала участь, подобная судьбе первой скандальной работы Малявина – дипломного «Смеха», наведшего шороху во время выпуска художника из Академии Петербурга. Не будучи принятыми на родине, «Три бабы» долго оставались во владении автора, и в конце концов обрели заслуженный почет и покой в Национальном центре искусства и культуры Жоржа Помпиду в Париже.

@pic_history

#ФилиппМалявин #Портрет #Модерн

В карточный домик, разваливающийся от любого тычка и порыва ветра, превратился счастливый, уютный быт семейного портрета «За завтраком». В отличие от последнего, во всей красе изображающего счастье и благодать, «Карточный домик» Зинаида Серебрякова написала в самое тяжелое время своей жизни. В 1919 году сожгли имение в Нескучном, семья переехала в Харьков, а вскоре на руках у нее умер муж. Она осталась с четырьмя детьми и матерью. На долгое время главным вопросом стало обеспечение хлеба насущного на уровне «не дать детям умереть с голоду». Художница устроилась в Археологический институт, делала зарисовки находок. Жили в страшной бедности, а самым невозможным было поверить, что вот это теперь и есть жизнь, а прошлое – рассыпалось, как карточный домик. Разве что иногда в разговоре у нее вырывалось судорожное: «Мы живем, все время мечтая куда-то уехать».

Как отличаются повзрослевшие, вытянувшиеся и сильно исхудавшие дети от изображенных за завтраком. Разве можно узнать в раскладывающей карты Тане – худой, с опущенными глазами и недетским смирением в позе и выражении лица – холеную пухлую малышку из «Завтрака»? Младшая, Катя, на той картине не показана. Но уж точно она тогда была иной, чем здесь: большеглазая девочка на дальнем плане, в глазах которой словно застыло отчаянье, беспомощность и беззащитность. В лицах старших мальчиков не осталось ни малейшего намека на безмятежность и озорство: тревожность и какая-то странная для детей тихость, смиренность.

Изменились не только лица. Отдельным персонажем «Завтрака» были руки кого-то из взрослых, разливающие суп по тарелкам. Эти руки – словно гарантия безопасности, дети под защитой, они накормлены, невредимы, беззаботны. Здесь же таким персонажем выступает растерзанная кукла, валяющаяся возле маленькой вазы с увядшими цветами.

Дети все в темной одежде, вокруг накрытого не белоснежной, как в портрете счастливых времен, а темной скатертью стола, тесно сгрудившись, словно согревая друг друга, они смотрят на карточное свое строение, опасаясь, что оно рухнет, и при этом точно зная, что да, этот домик рассыплется, как рассыпалась вся их прошлая жизнь. Карточный домик заменил собой обеденный натюрморт былых времен – ладный, говорящий о сложившемся укладе и уютном, теплом доме. Дети собирают картонный домик, словно пытаясь восстановить тот рухнувший, казавшийся незыблемым в своем спокойствии уклад, тот сожженный дом, который им больше не вернуть. А карты рассыпаются...

@pic_history

#ЗинаидаСеребрякова #Модерн

В 1894 году Густав Климт был чрезвычайно популярным художником в Вене. О славе, которая его окружала, многие его коллеги могли только мечтать. За его плечами была не только череда успешных полотен, обласканных критиками, но и благосклонно встреченное оформление здания «Бургтеатра» и венского Художественно-исторического музея. Он – шутка ли! – в возрасте 26 лет получил императорскую награду за заслуги в искусстве. И вот в 1894 году Климт получил очередной престижный и масштабный заказ: ему предстояло написать три полотна, которые должны были украсить потолок большого актового зала главного здания Венского университета.

О том, что заказ будет выполнен не совсем так, как предполагали университетские власти, стоило задуматься уже тогда, когда Климт стал предводителем Венского сецессиона и начал писать скандальные картины, шокирующие публику своей откровенностью. Когда в 1901 году полотна «Философия», «Медицина» и «Юриспруденция» были представлены на выставке сецессиона, на художника обрушился шквал критики. Картины называли «извращенными» и «порнографическими». «Медицина», которая должна была изображать торжество науки в победе над болезнями, подверглась особенно жестокой обструкции. Художнику пеняли на то, что на полотне вообще отсутствует какое бы то ни было упоминание о медицинской науке, и что оно изображает скорее победу смерти над жизнью. Жалобы на Климта написали 87 профессоров с разных факультетов Венского университета, после чего дело дошло даже до рассмотрения в Австрийском парламенте. В 1905 году уставший от многолетней эпопеи художник вернул полученный от Министерства образования аванс и вскоре продал «университетскую серию» частным коллекционерам.

Полотна, к сожалению, постигла трагическая судьба. После вторжения Германии в Австрию нацисты присвоили себе множество предметов искусства, в их числе оказались и «университетские» картины Климта. В 1943 году они были перевезены на хранение в замок Иммендорф, но в 1945 году отступающие под натиском союзнической армии нацисты сожгли замок вместе с полотнами. От них остались лишь несколько предварительных набросков и фотографий.

@pic_history

#ГуставКлимт #Модерн

Интерьер, в который Хокни поместил своих родителей, кажется минималистичным и максимально простым, чтобы не отвлекать внимание от главных персонажей полотна. Однако при ближайшем рассмотрении в картине обнаруживаются спрятанные «пасхальные яйца». Кеннет Хокни, который, кажется, совсем не обращает внимания на сына, погрузившись в чтение (в отличие от Лоры, принявшей позу как будто для фотографии и буквально излучающей теплоту), читает книгу «Искусство и фотография» Аарона Шарфа. В зеркале между родителями художника отражается не его лицо, как он планировал вначале, а репродукция «Крещения Христа» Пьеро делла Франческа, намекающая на религиозность четы Хокни. В тумбочке среди книг можно заметить «В поисках утраченного времени» Пруста и альбом с картинами Жана Батиста Шардена, прославившегося изображениями сцен домашней жизни обычных людей.

Эта картина – ностальгия Дэвида Хокни по ушедшему детству, по более простому и понятному миру. И еще это признание в любви: художник осознает, что искусство вырвало его из привычной жизни и отдалило от родителей, но в этом случае оно же помогает Хокни снова стать ближе к ним.

В 2014 году в рамках проекта «Искусство повсюду», запущенного по всей Великобритании с целью популяризировать изобразительное искусство среди населения, картина «Мои родители» была признана британцами самой любимой в шорт-листе из 25 произведений. На странице проекта в Facebook за нее проголосовали около 38 тысяч человек. После этого полотно Хокни (и работы, вошедшие в первую десятку) в течение нескольких недель украшало тысячи биллбордов, интерактивных экранов и даже знаменитые кэбы по всей стране.

@pic_history

#ДэвидХокни #Модерн

Робер Делоне первым обозначил свет и цвет главной ценностью и смыслом живописи. Как написана эта пастель? Именно так – цветом и светом. Контур «Поцелуя» создан светом. Полоса света становится разделительной и в то же время соединительной чертой между слившимися в поцелуе. Сами же целующиеся представляют собой чистый цвет – и не просто цвет, а вариацию на тему любимого контраста Делоне: синий и красный. Он называл его «удар кулака», считая, что впечатление, которое производит соседство этих двух цветов, по силе своего воздействия несоизмеримо ни с какими иными приемами. Соединяя красный и синий, Делоне добивался ощущения вибрации, накала, звучания, которое производил резонанс этих цветов.

Безусловно, в «Поцелуе» речь не идет об «ударе кулака». Мягкие, нежные вариации на тему красного и синего – розовый и голубой – похоже, успешно следуют заданному изначальными цветами направлению. Их взаимодействие оказывается значительно более мягким, чем сопоставление красного и синего, но при этой мягкости удивительно глубоким. Оно захватывает, влечет и взрывается алым центром на «розовом» – слившимися в поцелуе губами. Этот открытый, словно цветок, жаркий центр оттенен острыми, темными ресницами на «голубом» лице (они тоже написаны голубым, но темным). Итого, здесь три участники: розовый, голубой и свет.

Пастель «Поцелуй» можно считать положительным ответом на вопрос, который Робер Делоне решал в течение жизни всей своей живописью. Да, цвет действительно может быть главным действующим лицом, методом и приемом. И да, цвет действительно может всё.

@pic_history

#РоберДелоне #Модерн

Нетронутое «декадентским тленом», оно было принято современниками куда более сочувственно, чем многострадальная «Ида». Сплавив древний миф с модернистской традицией, Серов создал энергичный, стремительный, светлый по интонации шедевр. Изысканная простота линий, снайперски сдержанная палитра, ритм, драйв, порода, стать – кажется, это было написано быстрой, не ведающей сомнений кистью. Обманчивое ощущение. Серов работал над «Похищением Европы» три года, сделал как минимум шесть вариантов картины и, похоже, ни один из них не успел окончить.

Идея «Похищения» созрела у него во время путешествия в Грецию, где он побывал вместе с Львом Бакстом в 1907 году. Друзья посетили Парфенон, отплыли на Крит, следуя примерно тем же маршрутом, что и принявший облик быка Зевс, пережили катарсис на руинах Кносского дворца. Казалось бы, здесь Серов увидел все, что могло ему потребоваться для работы – он даже видел повозку, запряженную парой белоснежных быков, которую тотчас зарисовал в свой походный альбом. Ничуть не бывало: греческие быки показались художнику недостаточно благородными и могучими. Он искал особь подходящих габаритов в Испании - превозмогая дурноту, ходил на корриду и все равно вернулся ни с чем. Удача улыбнулась ему в Италии: кто-то посоветовал Серову прокатиться в деревушку Орвиетто, славившуюся быками эпических пропорций.

Теперь у Серова был Зевс, но не было Европы. Он повстречал ее в Париже, в мастерской знакомого художника Николая Досекина. После того как был решен вопрос с натурщицей, оставалось найти подходящее море.

Когда-то в Домотканове Серов надумал писать картину «Русалка». Живописных прудов там было хоть отбавляй, а вот русалки – как назло – ему не встречались. Валентин Александрович перепробовал все: краснея, просил кузин взять его с собой «на купания», заставлял позировать в пруду мальчиков из местных крестьян и даже окунал в воду гипсовую голову Венеры – все напрасно, русалка так и осталась ненаписанной. Обладая нечеловеческой наблюдательностью, Серов никогда не полагался на воображение - его вдохновляла только натура.

Так что волны для «Похищения Европы» он подсмотрел в Италии, а еще в Биаррице. Чтобы написать море – условное символичное море, которое только ленивый не сравнивал с горностаевой королевской мантией – ему было нужно, чтобы за окнами ревел Атлантический океан.

Греческие впечатления. Итальянский бык. Парижская натурщица. Над всем этим художник работал на своей даче в Финляндии. В 1910 он сделал то, что в полной мере не удавалось ни испанскому королю Карлу V, ни Европейскому совету. Серов не похищал Европу, подобно Зевсу. Он собрал ее по кусочкам и сложил в единую величественную, радующую сердце и глаз картину.

@pic_history

#ВалентинСеров #МифологическаяСцена #Модерн

Идеолог передвижников Владимир Стасов раскритиковал «Ужин» Бакста, камня на камне от него не оставив. Он назвал героиню «кошкой в дамском платье», а саму картину – невыносимой вещью. «…ее мордочка в виде круглой тарелки, в каком-то рогатом головном уборе; тощие лапы в дамских рукавах протянуты к столу, но она сама смотрит в сторону, словно поставленные перед нею блюда не по вкусу, а ей надо стащить что-нибудь другое на стороне; талия ее, весь склад и фигура – кошачьи, такие же противные, как у английского ломаки и урода Бердслея».

Сравнение с Бердслеем вполне уместно, а оценочное суждение Стасова спорно. Леон Бакст действительно написал картину в стиле модерн. И кошачьей грации героине не занимать. При внешней сдержанности сюжета изображенная женщина действительно завораживающе чувственная и манящая. Да и сама обстановка может вызвать разные трактовки. Это что же, она изволит в одиночестве в ресторане ужинать? Известно, что за девицы ходят одни в ресторан!

Изысканный головной убор, богатый наряд, небрежно брошенная на спинку стула меховая горжетка – дама явно обеспеченная (и у благочестивого обывателя возникает вопрос, откуда ее обеспеченность). А самое невыносимое – дерзкий взгляд! Ох и доставалось за него изображенным в одиночестве красивым женщинам. Будь речь о скандальной «Олимпии» Мане, или овеянной легендами «Неизвестной» Крамского, или бросающей вызов парижскому обществу женщине из кафе на картине Репина. Всем авторам досталось за эти картины, а уж что говорилось о самих героинях!

Помимо упреков в безнравственности Баксту пришлось выслушать много нелицеприятного и по поводу примитивного колорита. Отставим в сторону вопросы морали, но однозначно опротестуем последнее утверждение. При минимальном количестве использованных цветов Бакст проявил виртуозное владение колоритом, изобразив удивительно богатые переходы, переливы, оттенки и контрасты. Чего стоят складки скатерти!

Были и положительные отзывы на «Даму с апельсинами». К примеру, критик и философ Василий Розанов пришел в восторг от картины. В героине он увидел стильную, тонкую декадентку «с улыбкой аля-Джоконда». Кстати, любопытный и забавный нюанс. Возможно, свою лепту в скандализацию «Ужина» внесли устроители выставки. То ли случайно, то ли по чьему-то умыслу рядом с модерновой изящной дамой Бакста оказались «Три бабы» Малявина. Невольное сопоставление зрителями этих образов: крепких крестьянских баб и изящной декадентки – наводило на множество мыслей. Такие разные! Такие ли разные? Так далеки друг от друга! Полно, да правда ли далеки? Эти рядом расположенные ипостаси женственности не могли не взволновать посетителей выставки, потому разговоры об «Ужине» долго не смолкали.

@pic_history

#ЛевБакст #Модерн

И каждый писавший о «Сне», конечно, пытался его трактовать в символическом ключе.

Безжизненный, опустошенный пейзаж с тревожным вулканом, фигура юноши, спящего в страшно неудобной позе прямо на голых камнях, две обнаженные женские фигуры, очевидно отличающиеся выражением лиц, поз, наконец, цветом кожи. Истоки композиции находили в «Сне рыцаря» Рафаэля - и это не случайное направление поиска. Петров-Водкин успел насмотреться на живопись итальянского Возрождения, пожить в Париже, дослушать «усталые, прекрасно начатые, песни Гогена и Сезанна», успел поучиться в Мюнхене с Кандинским, успел, наконец, разозлиться на все Дворцы искусств, которые так ловко оторвали его от земли и унесли в умозрительные поиски. Молился в ночной африканской пустыне о том, чтоб вселенная приняла его назад, раскрыла глаза и сердце для своих тайн.

Вернувшись из художественных и мистических паломничеств, Петров-Водкин и пишет почти сразу «Сон». И с его слов, скорее всего, Александр Бенуа будет объяснять смысл сюжета так: «На обновленной земле спит человеческий гений, поэтическое сознание. Пробуждение его стерегут две богини, вечно сопутствующие творчеству. Розовая, юная, робкая, болезненная Красота и крепкое, смуглое, здоровое Уродство. В их объятиях, в их общении гений найдет полноту понимания жизни, смысл вещей». Это толкование стало каноническим - до такой степени, что данное самим художником объяснение критики считают выдумкой и позднейшей мистификацией. Говорят, придумал Петров-Водкин, талантливый литератор, картине пророческий смысл задним числом. Неудивительно, что после потрясений войны и революции художнику смысл картины казался совсем другим: он уже видел в собственной юношеской работе моральный и политический анабиоз, паралич, в котором пребывало общество после 1905 года, состояние ожидания, застоя, оцепенения.

Символическая, философская картина, не связанная названием с именами действующих лиц, и не должна трактоваться однозначно. В ней возможны все смыслы, которые отыщет критик и зритель - произведение живое, меняется и откликается на эмоции и переживания новых людей, доживших до пророческих перемен. Любое предрассветное состояние, любое крепкое забвение, бездействие накануне пробуждения и обретения истины, полноты мира, неизбежно сложного выбора - все подойдет.

@pic_history

#ПетровВодкин #Модерн

Частный венский Музей Леопольда расстался с этим полотном, чтобы расплатиться по реституционному иску. Запутанное дело, которое началось совсем с другой картины Шиле. Некоторые ценные экспонаты Рудольф Леопольд, основатель галереи, получил сразу после окончания Второй мировой войны. И неудивительно, что среди приобретенных коллекционером полотен оказались потерянные, украденные или конфискованные у евреев, вынужденных эмигрировать из Австрии в 30-х годах. И вот в 1998 году наследники австрийской еврейки Леи Бонди Ярай предъявили свои права на картину Шиле «Портрет Валли», которая до прихода к власти нацистов находилась в частной коллекции в этой семье.

Рудольф Леопольд всегда настаивал на честных отношениях с приобретенными когда-то шедеврами, а потому сохранить спорные картины в экспозиции было для него делом чести. Родственникам Леи Бонди Ярай были предложены 19 млн. долларов за то, чтобы картина осталась в музее. И наследники согласились. Для выплаты этой немаленькой суммы музею Леопольда, одному из самых посещаемых музеев Вены, пришлось расстаться с другой картиной Шиле – «Дома с пестрым бельем». А вот с этой картиной все чисто – у нее идеальный провенанс, а теперь еще и ценовой рекорд для творчества художника. В 2011 году «Дома с пестрым бельем» стали самой дорогой картиной Шиле и обошлись новому владельцу в 40 млн. долларов.

Пейзажей в творчестве Шиле совсем немного – и практически все они находятся в экспозициях музеев. «Дома с пестрым бельем» - один из лучших. Это воспоминание о пребывании художника в городке Чески-Крумлов, где родилась его мать и куда Эгон Шиле сбежал от венской богемной жизни со своей подругой Валли Нойциль. Правда, им совсем недолго удалось прожить здесь. Необычную парочку, живущую без брака, жители в буквальном смысле изгнали из города: собрали подписи и выгнали. Тем не менее именно этот средневековый городок, в котором замерла история, стал главным героем городских пейзажей Шиле. Вернее, не сам город, а впечатления от него. В изображениях Чески-Крумлова нет никаких топографических совпадений с реальными местами, искусствоведы пытались найти совпадения, но тщетно.

Зато здесь есть излюбленный взгляд Шиле на мир – с точки зрения то ли птицы, то ли небожителя – сверху. Так же художник любил рисовать и своих обнаженных женщин – взбирался на лестницу с бумагой или холстом и навесу делал зарисовки модели. Поднимаясь над городом или над женщиной, Шиле забирает с собой в небеса и зрителя – чтобы видеть мир иначе.

@pic_history

#ЭгонШиле #Модерн

Кажется, что герои этой картины погружены внутрь электрического поля, что сейчас их пальцы соприкоснутся и произойдет мощнейший разряд или короткое замыкание. А на самом деле это свадебный портрет одной семейной пары, который был написан для водружения над каминной полкой.

Ханс и Эрика Титце были, конечно, не простыми любителями прекрасного, а продвинутыми искусствоведами, которые страстно поддерживали художников-авангардистов и даже создали Венское общество развития современного искусства. Поэтому свой парный портрет они заказали самому скандальному в Австрии молодому художнику – 23-летнему Оскару Кокошке. Нужно помнить, что примерно в это же время венские критики в ярости и священной брезгливости предупреждали: на выставку Кокошки можно идти только если вы уже пережили сифилис. А тут каминная полка в семейном гнездышке молодоженов!

Это, пожалуй, самые симметричные и гармоничные лица во всем портретном творчестве художника. Строгие и правильные. В чертах и мимике – ни искажающих переживаний, ни страстей. Но настоящий ключ внутрь персонажей – это руки. Кокошку гипнотизируют руки, они – символ телесности и вещественной, реальной сути, которая важнее слов и масок-лиц. На всех его портретах (и автопортретах) руки говорят о герое больше, чем глаза, улыбка и поза. Чтоб никто не сомневался, где искать правду, Кокошка увеличивает руки героев, делая их несоразмерно большими, он заостряет суставы и переплетает пальцы, добавляет интенсивности цвету и линиям на руках. И если читать по рукам, то совершенно очевидно, кто из двух изображенных героев отрешен и погружен в свои мысли, а кто – волнуется и пытается прорваться в мир другого.

О Хансе и Эрике Титце художник говорил: они замкнутые люди, и это создает напряжение вокруг них. Оскар Кокошка, который не считал кисти единственным инструментом художника, уверенно пускал в ход пальцы, ногти, иглы и вполне представлял себе в этой роли даже молоток, все же ни на одной из своих картин не оставил столько нервных царапин, сколько на этой. Здесь все трещит и искрится. Будет буря.

@pic_history

#ОскарКокошка #Портрет #Модерн

Если на большинстве портретов Климта изображены светские дамы, то здесь он написал модель, личность которой до сих пор остаётся загадкой. Соблазнительная незнакомка, скорее всего, была танцовщицей. Она выглядит успешной и уверенной в себе: голова высоко поднята, плечо обнажено, а открытая грудь заслонена веером. Женщина смотрит мимо зрителя за пределы полотна.

Этот портрет – вариация на тему венской красоты, один из излюбленных сюжетов художника. В нём одновременно отражено влияние японского искусства, модного в эпоху модерна, и самобытный стиль самого Климта. Жёлтый фон напоминает его картины «золотого» периода, такие как «Портрет Адели Блох-Бауэр I» или «Поцелуй». Красочные птицы и вьющиеся цветы отражают характерное для мастера обильное использование цвета и орнамента. Фон имитирует японские ксилографии с их яркими стилизованными узорами.

Богато украшены также платье героини и веер, который она держит в руках. Такое множество декоративных элементов вызывает ощущение, будто Климт балансирует между искусством и ремеслом. Комбинация этих двух составляющих отражает тенденции, которые начали набирать обороты на заре XX века. Они охватили живопись, архитектуру, текстиль, дизайн интерьеров и ювелирное дело, вытолкнув декоративные ремёсла из тени и в центр внимания.

Ощущение беззаботности, которое создают цвет и орнаменты в «Даме с веером», подчёркивают великолепие центральной фигуры. В результате картина стала гимном как самой женщине, так и миру, который её окружает.

Полотно было обнаружено в 1918 году в мастерской Густава Климта вскоре после его смерти. Сохранилась фотография, на которой запечатлены две работы – незавершённая «Невеста» и «Дама с веером». Первая была предоставлена музею Бельведер в долгосрочную аренду, а вторая была вывезена из Австрии при невыясненных обстоятельствах.

В Вене «Даму с веером» публика видела всего лишь раз – на выставке искусств и ремёсел Kunstschau в 1920 году. С тех пор она исчезла на многие годы. По данным Бельведера, в 1960-х годах её купил у некой вдовы промышленника Рудольф Леопольд – венский коллекционер и основатель собственного музея. Однако непонятно, как портрет затем был вывезен из Австрии и продан ценителю из США. После этого «Дама с веером» экспонировалась в Токио в 1991 году и в Кракове годом позже.

В 1994-м ценное произведение было продано на аукционе в Нью-Йорке за 11,6 миллиона долларов. На тот момент это стало рекордом для работ Климта, когда-либо выставленных на торги. Однако покупатель понятия не имел, что Федеральное управление памятников Австрии так и не выдало лицензию на экспорт этой важной картины.

В 2021 году – через сто лет после первой демонстрации в Вене – коллекционер захотел показать работу в австрийской столице вновь. Государство дало ему гарантию, что вернёт полотно неприкосновенным, и сияющий образ стал центром небольшой, но важной выставки «Дама с веером. Последние работы Густава Климта» в Бельведере.

@pic_history

#ГуставКлимт #Модерн

Лежащая в подчеркнуто эротичной позе, с вызывающим макияжем на лице, обнаженная девица из ночного кафе словно позировала не только Вламинку и Дерену, но и ван Донгену, и Кирхнеру . А вот с одалисками Матисса ее уж точно не сравнить. Нет в ней изысканной неги и восточного сладострастия, это иной архетип – демонстративно, а не естественно чувственная, развратная, продажная женщина «полусвета». Она – отнюдь не блаженная услада матиссовского мира «роскоши, покоя и наслаждения», а воплощение порока и запретного сладострастия.

Палитра портрета яркая, крикливая, контрастная. Вызывающе накрашенные глаза, волосы цвета воронова крыла, алые губы и алые соски. Красный, яростный цвет страсти – вообще лейтмотив портрета, он повторяется многократно – на теле, на софе, красные пятна на желтом цвете фона. Фон написан мазками желтого, бирюзового, светло-зеленого. На крутой изгиб обнаженных бедер девушки наброшено синее покрывало. Сам художник об этой серии говорил «персонажи там отнюдь неважны; но важны черный цвет глаз и красный цвет губ».

Вламинк стремился выражать инстинкт, а не следовать какой-либо методики. Он был художник-самоучка и чрезвычайно этим гордился, полагая свой талант самобытным и не испорченным созерцанием музейных экспонатов. По его словам, именно эта чистота восприятия, не испорченного образованием и посещением музейных залов, позволяла ему показывать в картинах «истину – не художественную, а человеческую». Такое стремление вполне вписывается в принципы экспрессионизма, недаром Вламинк считается наиболее близким к экспрессионизму фовистом.

@pic_history

#МорисДеВламинк #Модерн

К концу XIX века живописец полностью сформировался как мастер с собственным и узнаваемым стилем. Искусствоведы именуют этот этап творчества Климта, начавшийся примерно в 1898 году, «золотым». Художник активно использует золотистый цвет в своих работах, вдумчиво и обстоятельно подходит к реализации замыслов, тщательно прорабатывая каждый элемент и получая в итоге результат, восхищающий даже самых придирчивых критиков.

«Жизнь и Смерть» — аллегорическое произведение, на создание которого Густав Климт потратил 8 лет, с 1908 по 1916 гг. Оно повествует нам о вечном противостоянии между жизнью во всех ее проявлениях и смертью, ждущей своего часа поодаль. Вся композиция состоит из трех условных частей: на левой стороне художник поместил фигуру Смерти, на правой — группу людей, символизирующих собой Жизнь. Темное пространство между левой и правой частью картины отделяет их друг от друга, словно удерживая мрачного жреца и не давая ему раньше времени приблизиться к живым.

Для противопоставления своих персонажей Густав Климт использует как цвет, так и форму: Жизнь и Смерть на его картине узнаваемы с первого взгляда. Правый угол полотна сияет всеми цветами радуги, оттененными золотом. В этом своеобразном лоскутном коконе, символизирующем Жизнь, зритель видит лица безмятежно спящих детей и матерей, умиротворенно прижимающих их к себе, фигуры мужчины и женщины, слившихся в объятии, а также старуху, погрузившуюся в свои мысли. Преемственность поколений — то, что делает Жизнь победителем в этой извечной схватке.

Смерть на картине Климта «Жизнь и Смерть» представлена одинокой, чуть сгорбленной фигурой, наблюдающей за праздником Жизни со стороны. Ее скелет скрыт под бесформенным одеянием, украшенным черными крестами, кругами и прямоугольниками темно-зеленого и фиолетового цвета — зрителю виден лишь череп, который слегка подался вперед, будто Смерть смотрит на происходящее с интересом и не прочь принять в этом участие. Ей известно, что однажды настанет ее час и она постепенно заберет всех — и молодых, и старых. Но пока она может лишь выжидать, угрожающе занеся свой смертоносный жезл.

Сегодня картину Климта «Жизнь и Смерть» можно увидеть в Музее Леопольда в г. Вена (Австрия).

@pic_history

#ГуставКлимт #Модерн

«Афина Паллада» разительно отличается от других женских портретов Климта. Утонченные, пронизанные чувственностью, откровенно сексуальные роковые красавицы стали визитной карточкой художника. В отличие от них Афина излучает силу и властность, она полна воинственного магнетизма. Ее сверкающий шлем, золотой нагрудник и поразительно живые, горящие огнем глаза стали не только символом борьбы сецессионистов за свободу самовыражения (полотно настолько впечатлило критиков, что Афину стали называть «демоном сецессиона»), но и некой отправной точкой в творчестве Климта. Именно с этой картины начался новый виток в творчестве художника, который был назван «золотым периодом» и подарил миру самые знаменитые картины Климта, написанные в неподражаемом стиле.

В Афине, которую сецессионисты избрали своей покровительницей, художника интересовала по большей части ее божественная сущность, а не сексуальность. И это не удивительно, учитывая ее половую неоднозначность в греческих мифах. Дело в том, что, несмотря на внешнюю принадлежность к женскому полу, Афина наделена по большей части мужскими качествами. По мнению некоторых исследователей, в этой работе Климт намекает на известную теорию о тесной связи жажды власти с сексуальным желанием. Как бы там ни было, почти асексуальная богиня Афина Паллада стала одним из самых сильных женских образов в творчестве Климта.

@pic_history

#ГуставКлимт #Модерн

Эта работа стала ключевым элементом фильма «Большой всплеск» Джека Хазана, выпущенной на экраны в 1974 году. Полотно, давшее название полудокументальной киноленте, было написано Хокни на пике влюбленности. Хазан же, сделавший в своем фильме главный упор на гомосексуальную любовную драму, построил повествование именно вокруг «Портрета художника». Картина стала символом отчужденности, бездны, пролегающей между некогда близкими людьми.

Хазан снимал фильм на протяжении трех лет, при каждом удобном случае урывая возможность заснять Хокни в естественной обстановке, с его реальными друзьями, за работой, на светских мероприятиях. Часто художник даже не подозревал, что находится под прицелом камеры. Изобилующая обнаженными мужскими телами и довольно откровенными сценами, лишенная наигранности и театральности, лента оказалась максимально документальной и, как следствие – глубоко интимной.

Когда Хазан впервые показал фильм Хокни, тот был шокирован. Художник впал в глубочайшую депрессию, он на две недели закрылся в своем доме и проклинал тот день, когда познакомился с режиссером. Он даже пытался выкупить у Хазана отснятый материал и смонтированный фильм, чтобы его не увидела публика, однако режиссер был непреклонен. И лента стала своего рода сенсацией. Один из друзей Хокни после просмотра заявил, что она «правдивее, чем сама правда». Во-первых, фильм позволил заглянуть за завесу эксклюзивной таинственности, окружающей жизнь богемной публики, а во-вторых, что гораздо важнее, он откровенно рассказал о гомосексуальных отношениях. Хазан вспоминает, что после выхода фильма, молодые геи стали заходить к художнику и благодарить его за то, что помог другим людям увидеть в гомосексуалистах обычных людей.

15 ноября 2018 года «Портрет художника (Бассейн с двумя фигурами)» был продан на аукционе Christie’s в Нью-Йорке за 90,3 млн долларов США, сделав Дэвида Хокни самым дорогим из живущих художников на планете.

@pic_history

#ДэвидХокни #Модерн

Маяковский был знаком с Леже и его работами. И оставил об этой встрече в Париже воспоминания. Они датированы 1922-м годом, это почти за 30 лет до создания «Строителей», но вполне описывают полотно из собрания Пушкинского музея: «Осматриваю его значительную живопись. Радует его эстетика индустриальных форм, радует отсутствие боязни перед самым грубым реализмом. Поражает так не похожее на французских художников мастеровое отношение к краске - не как к средству передачи каких-то воздухов, а как к материалу, дающему покраску вещам».

На этой картине есть облака. Но, действительно, это не какие-то неуловимые «воздухи», какие были бы у импрессионистов, а самые настоящие вещи – не более благородные и возвышенные, чем балки строительных лесов. Да и с чего бы им быть возвышенными, если человек, строящий вышки высокого напряжения, уже сровнялся с облаками?

Эту сцену, многократно повторённую в серии работ со строителями, Леже увидел по пути в Шеврёз (старинный городок под Парижем). Его впечатлили маленькие человечки, добравшиеся до небес и собственными руками создающие нечто, на фоне чего они выглядят муравьями. Но в итоге на картине строители вовсе не выглядят маленькими винтиками индустриальной эпохи.

Леже – оптимист. Ему нравится, куда движется мир, наполненный машинами, сталью, новыми мощными технологиями. И хоть этот художник не уделяет особого внимания выписыванию отдельных героев, их характеров и эмоций, нам ясно, что они оптимистично смотрят в будущее, а от работы под облаками даже не кажутся сколько-нибудь усталыми. Алоэ, вытесненный металлической конструкцией в угол полотна, тоже не особенно грустит. Он написан слишком жизнерадостным оттенком зелёного, чтобы мы могли заподозрить его в депрессивных мыслях о состоянии экологии – в начале 1950-х время для таких забот ещё не пришло. Похоже, алоэ, как и художник, просто с любопытством наблюдает за строительными работами.

«Леже - эпический художник. Это не значит, что он создавал иллюстрации к Гомеру. Это значит, что он рассматривает свою постоянную тему механизации как человеческий эпос, развернутое повествование о героических деяниях, в котором человек и есть главный герой, - писал арт-критик Джон Бёрджер. - Если бы слово «монументальный» не стало таким затертым, то оно подошло бы здесь как нельзя лучше. Леже не интересует психология отдельных людей и тончайшие нюансы ощущений: его волнует только действие и противоборство».

Есть мнение, что «настоящесть» искусства проверяется тем, способны ли новые поколения открывать в произведении свои смыслы, ощущать его современным. Картина Леже такую проверку проходит запросто. Её легко представить ожившей – в компьютерной игре, в виде гифки или гугл-дудла к Всемирному дню строителя. Ну, или к Всемирному дню защиты алоэ от строителей.

@pic_history

#ФернанЛеже #Модерн

Полотно «Высокие деревья близ Уортера» стало самой большой работой художника. Она была собрана из 50 одинаковых по размеру холстов-панелей, которые сложились в пейзаж невообразимых размеров. (Нечто подобное описывал в романе «Дневник» Чак Паланик, рассказывая о картине во всю стену, сложенной из множества небольших холстов и способной вызывать у всех без исключения зрителей синдром Стендаля - ухудшение самочувствия при созерцании чрезмерной красоты).

Хокни писал эту картину на пленэре в течение шести недель. Большой поклонник современных технологий, художник создавал на компьютере мозаику из готовых полотен, давая себе возможность «отступить на шаг» и взглянуть на работу целиком, поскольку в маленькой студии в Бридлингтоне он мог одновременно разместить не больше десяти холстов. Части картины множество раз переписывались и дорабатывались, перевозились из студии на натуру и обратно, чтобы в конце концов гармонично сложиться в единое целое.

Хокни создавал «Высокие деревья близ Уортера» для Летней выставки 2007 года в Королевской академии, где картина заняла целую стену в одной из галерей. После окончания выставки работа (единственная из всех) осталась на месте, а на двух соседних стенах были размещены ее цифровые фотографические копии такого же размера и на том же уровне, создавая эффект полного погружения. В таком же виде спустя два года полотно было представлено в галерее Тейт, которой Хокни подарил картину: «Я подумал: если я хочу подарить что-то Тейт, это должно быть что-то хорошее. Ведь картина провисит здесь долго. Я бы не хотел дарить что-то, чем я не горжусь».

@pic_history

#ДэвидХокни #Модерн