"Розовый натюрморт"
1918 г.
Кузьма Сергеевич Петров-Водкин
Государственная Третьяковская галерея.
Натюрморты Петрова-Водкина часто напоминают рабочий стол учетчика. Каждый предмет на нем лежит отдельно, не заслоняет других, доступен для полного обзора и ждет присвоения учетного номера. Даже мелкие ягоды, привычные к роскошной, гедонистической летней насыпи в глубокую миску, у него позируют в одиночку. Яблоко - 1 штука, вишня - 1 штука. Художнику достаточно простого и лаконичного набора предметов, чтоб понять вишни вообще и яблоки вообще. Вселенную вообще. У этой внешней скудности огромные возможности - вскрыть порядок вещей.
Один из учеников художника вспоминал, как Кузьма Сергеевич советовал писать предметы: «Он говорил: если ты рисуешь карандаш, лежащий на столе, твоя задача определить не только положение этого карандаша к плоскости стола, на которой он лежит, но и его отношения к стенам той комнаты, в которой находится стол, и стен этой комнаты – к мировому пространству, ибо каждая вещь, даже простой карандаш, находится в сфере мирового пространства». И тогда зачем нужна корзина яблок, если уже одно открывает все связи в пространстве и связи с прошлым и будущим.
Большинство натюрмортов Петрова-Водкина написаны в течение двух лет, с 1918 по 1920. Страшное, голодное, жестокое, скупое на радости, щедрое на испытания время. Не хватает самого необходимого. Но холодные, аскетичные композиции с яйцами, спичками, черным хлебом, конечно, не о нищете конкретных лет. В эпоху торжества беспредметного и уже даже абстрактного искусства Кузьма Петров-Водкин был несвоевременно привязан к предмету. Он был уверен, что мы в повседневности невнимательны к ним, ограничиваем их декоративными или прикладными свойствами. Эта невнимательность, кстати, и приводит человека со временем к проектированию и созданию по-настоящему уродливых вещей. Но когда художник отстраняется от утилитарного и украшательского, ему открываются «силы, образующие предмет изнутри». Он чувствует вес атмосферы вокруг яблока, энергию давления чайника на поверхность стола, уникальную плотность дерева, металла или стекла.
«Вскрытие междупредметных отношений дает большую радость от проникновения в мир вещей: металл, жидкость, камень, дерево вводят анализирующего в их полную жизнь. Закон тяготения из абстрактного, только познавательного становится ощутимым, в масштабе близком, простом для всякого восприятия: колебания встречных, пересекающихся, сходящихся и расходящихся осей предметов, как в увеличительном стекле, проделывают пред вами законы движения, сцепления и отталкиваний», - писал Петров-Водкин в книге «Пространство Эвклида», где целую главу посвятил своим первым упражнениям в написании натюрмортов и рассуждениям о драмах, которые разворачиваются от столкновения предметов в пределах картины.
По сравнению с многими другими «Розовый натюрморт» густо населен, для Петрова-Водкина, можно считать, даже изобилен. И воздух в нем разрежен, прозрачен до розового. Ветка с тяжелыми яблоками легко парит над столом, выстаивает собственные формулы закона тяготения. У каждого предмета - свой угол обзора, выгодный для него, ощутимый вес и текстура.
Сын сапожника и швеи, Петров-Водкин поначалу учился в Московском училище технического рисования. Но чертежи шкафов и схемы декоративных узоров ему отчаянно не давались. Суровые параллели и перпендикуляры требовали цвета, сжимались и раздувались. Учитель черчения осторожно советовал юноше двигаться в живописном направлении. Искать место предмета не в развернутом чертеже, а в пространстве вселенной.
#ПетровВодкин #Натюрморт #Модерн
@pic_history
1918 г.
Кузьма Сергеевич Петров-Водкин
Государственная Третьяковская галерея.
Натюрморты Петрова-Водкина часто напоминают рабочий стол учетчика. Каждый предмет на нем лежит отдельно, не заслоняет других, доступен для полного обзора и ждет присвоения учетного номера. Даже мелкие ягоды, привычные к роскошной, гедонистической летней насыпи в глубокую миску, у него позируют в одиночку. Яблоко - 1 штука, вишня - 1 штука. Художнику достаточно простого и лаконичного набора предметов, чтоб понять вишни вообще и яблоки вообще. Вселенную вообще. У этой внешней скудности огромные возможности - вскрыть порядок вещей.
Один из учеников художника вспоминал, как Кузьма Сергеевич советовал писать предметы: «Он говорил: если ты рисуешь карандаш, лежащий на столе, твоя задача определить не только положение этого карандаша к плоскости стола, на которой он лежит, но и его отношения к стенам той комнаты, в которой находится стол, и стен этой комнаты – к мировому пространству, ибо каждая вещь, даже простой карандаш, находится в сфере мирового пространства». И тогда зачем нужна корзина яблок, если уже одно открывает все связи в пространстве и связи с прошлым и будущим.
Большинство натюрмортов Петрова-Водкина написаны в течение двух лет, с 1918 по 1920. Страшное, голодное, жестокое, скупое на радости, щедрое на испытания время. Не хватает самого необходимого. Но холодные, аскетичные композиции с яйцами, спичками, черным хлебом, конечно, не о нищете конкретных лет. В эпоху торжества беспредметного и уже даже абстрактного искусства Кузьма Петров-Водкин был несвоевременно привязан к предмету. Он был уверен, что мы в повседневности невнимательны к ним, ограничиваем их декоративными или прикладными свойствами. Эта невнимательность, кстати, и приводит человека со временем к проектированию и созданию по-настоящему уродливых вещей. Но когда художник отстраняется от утилитарного и украшательского, ему открываются «силы, образующие предмет изнутри». Он чувствует вес атмосферы вокруг яблока, энергию давления чайника на поверхность стола, уникальную плотность дерева, металла или стекла.
«Вскрытие междупредметных отношений дает большую радость от проникновения в мир вещей: металл, жидкость, камень, дерево вводят анализирующего в их полную жизнь. Закон тяготения из абстрактного, только познавательного становится ощутимым, в масштабе близком, простом для всякого восприятия: колебания встречных, пересекающихся, сходящихся и расходящихся осей предметов, как в увеличительном стекле, проделывают пред вами законы движения, сцепления и отталкиваний», - писал Петров-Водкин в книге «Пространство Эвклида», где целую главу посвятил своим первым упражнениям в написании натюрмортов и рассуждениям о драмах, которые разворачиваются от столкновения предметов в пределах картины.
По сравнению с многими другими «Розовый натюрморт» густо населен, для Петрова-Водкина, можно считать, даже изобилен. И воздух в нем разрежен, прозрачен до розового. Ветка с тяжелыми яблоками легко парит над столом, выстаивает собственные формулы закона тяготения. У каждого предмета - свой угол обзора, выгодный для него, ощутимый вес и текстура.
Сын сапожника и швеи, Петров-Водкин поначалу учился в Московском училище технического рисования. Но чертежи шкафов и схемы декоративных узоров ему отчаянно не давались. Суровые параллели и перпендикуляры требовали цвета, сжимались и раздувались. Учитель черчения осторожно советовал юноше двигаться в живописном направлении. Искать место предмета не в развернутом чертеже, а в пространстве вселенной.
#ПетровВодкин #Натюрморт #Модерн
@pic_history
"Сон"
1910 г.
Кузьма Сергеевич Петров-Водкин
Государственный Русский музей, Санкт-Петербург.
«Сон» Кузьмы Петрова-Водкина поднял в Петербурге волну отчаянных споров, которые не утихали несколько лет. Илья Репин был оскорблен картиной настолько, что написал письмо в редакцию газеты «Биржевые ведомости», поместил юного выскочку в позорную компанию с Гогеном и Матиссом и обвинил в рабском подражании западным влияниям. Псевдонимы, анонимы, насмешники один за другим публиковали статьи и сыпали остротами: «…кирпичный юноша спит, а перед ним стоят две женщины - одна лилового цвета, другая тоже кирпичного. Бедный, когда он проснется!» Александр Бенуа не считал картину лучшей, но ценил в ней цветовой аккорд. Споры постепенно перемещались с фигуры молодого художника и его скандальной картины на разговоры об искусстве вообще и об искусстве в России. А Петров-Водкин понимал, что каждая новая работа, которую он теперь решится представить публике, будет пристально высматриваться из обоих враждующих лагерей. Можно не сомневаться, дозорные глаз не сводят и оповестят о любом признаке художественного неспокойствия.
И каждый писавший о «Сне», конечно, пытался его трактовать в символическом ключе.
Безжизненный, опустошенный пейзаж с тревожным вулканом, фигура юноши, спящего в страшно неудобной позе прямо на голых камнях, две обнаженные женские фигуры, очевидно отличающиеся выражением лиц, поз, наконец, цветом кожи. Истоки композиции находили в «Сне рыцаря» Рафаэля - и это не случайное направление поиска. Петров-Водкин успел насмотреться на живопись итальянского Возрождения, пожить в Париже, дослушать «усталые, прекрасно начатые, песни Гогена и Сезанна», успел поучиться в Мюнхене с Кандинским, успел, наконец, разозлиться на все Дворцы искусств, которые так ловко оторвали его от земли и унесли в умозрительные поиски. Молился в ночной африканской пустыне о том, чтоб вселенная приняла его назад, раскрыла глаза и сердце для своих тайн.
Вернувшись из художественных и мистических паломничеств, Петров-Водкин и пишет почти сразу «Сон». И с его слов, скорее всего, Александр Бенуа будет объяснять смысл сюжета так: «На обновленной земле спит человеческий гений, поэтическое сознание. Пробуждение его стерегут две богини, вечно сопутствующие творчеству. Розовая, юная, робкая, болезненная Красота и крепкое, смуглое, здоровое Уродство. В их объятиях, в их общении гений найдет полноту понимания жизни, смысл вещей». Это толкование стало каноническим - до такой степени, что данное самим художником объяснение критики считают выдумкой и позднейшей мистификацией. Говорят, придумал Петров-Водкин, талантливый литератор, картине пророческий смысл задним числом. Неудивительно, что после потрясений войны и революции художнику смысл картины казался совсем другим: он уже видел в собственной юношеской работе моральный и политический анабиоз, паралич, в котором пребывало общество после 1905 года, состояние ожидания, застоя, оцепенения.
Символическая, философская картина, не связанная названием с именами действующих лиц, и не должна трактоваться однозначно. В ней возможны все смыслы, которые отыщет критик и зритель - произведение живое, меняется и откликается на эмоции и переживания новых людей, доживших до пророческих перемен. Любое предрассветное состояние, любое крепкое забвение, бездействие накануне пробуждения и обретения истины, полноты мира, неизбежно сложного выбора - все подойдет.
#ПетровВодкин #Модерн
@pic_history
1910 г.
Кузьма Сергеевич Петров-Водкин
Государственный Русский музей, Санкт-Петербург.
«Сон» Кузьмы Петрова-Водкина поднял в Петербурге волну отчаянных споров, которые не утихали несколько лет. Илья Репин был оскорблен картиной настолько, что написал письмо в редакцию газеты «Биржевые ведомости», поместил юного выскочку в позорную компанию с Гогеном и Матиссом и обвинил в рабском подражании западным влияниям. Псевдонимы, анонимы, насмешники один за другим публиковали статьи и сыпали остротами: «…кирпичный юноша спит, а перед ним стоят две женщины - одна лилового цвета, другая тоже кирпичного. Бедный, когда он проснется!» Александр Бенуа не считал картину лучшей, но ценил в ней цветовой аккорд. Споры постепенно перемещались с фигуры молодого художника и его скандальной картины на разговоры об искусстве вообще и об искусстве в России. А Петров-Водкин понимал, что каждая новая работа, которую он теперь решится представить публике, будет пристально высматриваться из обоих враждующих лагерей. Можно не сомневаться, дозорные глаз не сводят и оповестят о любом признаке художественного неспокойствия.
И каждый писавший о «Сне», конечно, пытался его трактовать в символическом ключе.
Безжизненный, опустошенный пейзаж с тревожным вулканом, фигура юноши, спящего в страшно неудобной позе прямо на голых камнях, две обнаженные женские фигуры, очевидно отличающиеся выражением лиц, поз, наконец, цветом кожи. Истоки композиции находили в «Сне рыцаря» Рафаэля - и это не случайное направление поиска. Петров-Водкин успел насмотреться на живопись итальянского Возрождения, пожить в Париже, дослушать «усталые, прекрасно начатые, песни Гогена и Сезанна», успел поучиться в Мюнхене с Кандинским, успел, наконец, разозлиться на все Дворцы искусств, которые так ловко оторвали его от земли и унесли в умозрительные поиски. Молился в ночной африканской пустыне о том, чтоб вселенная приняла его назад, раскрыла глаза и сердце для своих тайн.
Вернувшись из художественных и мистических паломничеств, Петров-Водкин и пишет почти сразу «Сон». И с его слов, скорее всего, Александр Бенуа будет объяснять смысл сюжета так: «На обновленной земле спит человеческий гений, поэтическое сознание. Пробуждение его стерегут две богини, вечно сопутствующие творчеству. Розовая, юная, робкая, болезненная Красота и крепкое, смуглое, здоровое Уродство. В их объятиях, в их общении гений найдет полноту понимания жизни, смысл вещей». Это толкование стало каноническим - до такой степени, что данное самим художником объяснение критики считают выдумкой и позднейшей мистификацией. Говорят, придумал Петров-Водкин, талантливый литератор, картине пророческий смысл задним числом. Неудивительно, что после потрясений войны и революции художнику смысл картины казался совсем другим: он уже видел в собственной юношеской работе моральный и политический анабиоз, паралич, в котором пребывало общество после 1905 года, состояние ожидания, застоя, оцепенения.
Символическая, философская картина, не связанная названием с именами действующих лиц, и не должна трактоваться однозначно. В ней возможны все смыслы, которые отыщет критик и зритель - произведение живое, меняется и откликается на эмоции и переживания новых людей, доживших до пророческих перемен. Любое предрассветное состояние, любое крепкое забвение, бездействие накануне пробуждения и обретения истины, полноты мира, неизбежно сложного выбора - все подойдет.
#ПетровВодкин #Модерн
@pic_history
В это время художник пишет картину «Петроград. 1918» - но картина тут же получает другое название. Как это часто бывает, новое название оказывается таким точным, что его подхватывают и считают настоящим - теперь все называют картину «Петроградской мадонной». Христианский символ надежды, спасения, обновления - в пережившем революцию городе.
Духовная высота, победа над силой тяготения, о которой мечтает художник, воплощается буквально и зримо - в положении матери высоко над городом. Балконные перила примиряют это вознесение с реальностью, но не объясняют разницы в масштабе. Маленькие фигуры людей, толпящихся на городской площади, напоминают, скорее, миниатюрные житийные сцены на полях икон, чем реальный фон картины. Балкон здесь - такой же способ оторваться от земли, как и бесконечные холмы в картинах Петрова-Водкина, как и положение всадника, взмывшего над водой в «Купании красного коня» или над землей - в «Фантазии».
Петроградская мадонна прекрасна спокойной мистической красотой, иконной или ренессансной, древнерусской или итальянской. Красный плащ на ее плече собирается в скульптурные складки. Младенец на ее руках - спящая надежда, новая жизнь, которой предстоит расти, вскакивать на коня, нестись над землей и морем, достигать неба в один легкий прыжок, преодолевать силой творчества и мысли пресловутую силу притяжения земли. Он обязательно проснется полный сил, он начнет ходить в 1919, скажет первые сложные слова в 1920. Ему не нужно пока знать, что ждет его самого и его страну потом.
Вольная философская ассоциация закроется в 1924 году. К этому времени Андрей Белый уедет в Берлин, а Блок умрет от холода, голода, астмы, с ослабленным и износившимся сердцем, с запретом на лечение за границей. Замятина арестуют и дважды попытаются выслать из России. Его ждут травля и эмиграция. Но пока младенец спит и ему снится сон о том, что вокруг него большая планета и новая жизнь только начинается.
@pic_history
#ПетровВодкин #Модерн
Духовная высота, победа над силой тяготения, о которой мечтает художник, воплощается буквально и зримо - в положении матери высоко над городом. Балконные перила примиряют это вознесение с реальностью, но не объясняют разницы в масштабе. Маленькие фигуры людей, толпящихся на городской площади, напоминают, скорее, миниатюрные житийные сцены на полях икон, чем реальный фон картины. Балкон здесь - такой же способ оторваться от земли, как и бесконечные холмы в картинах Петрова-Водкина, как и положение всадника, взмывшего над водой в «Купании красного коня» или над землей - в «Фантазии».
Петроградская мадонна прекрасна спокойной мистической красотой, иконной или ренессансной, древнерусской или итальянской. Красный плащ на ее плече собирается в скульптурные складки. Младенец на ее руках - спящая надежда, новая жизнь, которой предстоит расти, вскакивать на коня, нестись над землей и морем, достигать неба в один легкий прыжок, преодолевать силой творчества и мысли пресловутую силу притяжения земли. Он обязательно проснется полный сил, он начнет ходить в 1919, скажет первые сложные слова в 1920. Ему не нужно пока знать, что ждет его самого и его страну потом.
Вольная философская ассоциация закроется в 1924 году. К этому времени Андрей Белый уедет в Берлин, а Блок умрет от холода, голода, астмы, с ослабленным и износившимся сердцем, с запретом на лечение за границей. Замятина арестуют и дважды попытаются выслать из России. Его ждут травля и эмиграция. Но пока младенец спит и ему снится сон о том, что вокруг него большая планета и новая жизнь только начинается.
@pic_history
#ПетровВодкин #Модерн
Telegram
История одной картины
И каждый писавший о «Сне», конечно, пытался его трактовать в символическом ключе.
Безжизненный, опустошенный пейзаж с тревожным вулканом, фигура юноши, спящего в страшно неудобной позе прямо на голых камнях, две обнаженные женские фигуры, очевидно отличающиеся выражением лиц, поз, наконец, цветом кожи. Истоки композиции находили в «Сне рыцаря» Рафаэля - и это не случайное направление поиска. Петров-Водкин успел насмотреться на живопись итальянского Возрождения, пожить в Париже, дослушать «усталые, прекрасно начатые, песни Гогена и Сезанна», успел поучиться в Мюнхене с Кандинским, успел, наконец, разозлиться на все Дворцы искусств, которые так ловко оторвали его от земли и унесли в умозрительные поиски. Молился в ночной африканской пустыне о том, чтоб вселенная приняла его назад, раскрыла глаза и сердце для своих тайн.
Вернувшись из художественных и мистических паломничеств, Петров-Водкин и пишет почти сразу «Сон». И с его слов, скорее всего, Александр Бенуа будет объяснять смысл сюжета так: «На обновленной земле спит человеческий гений, поэтическое сознание. Пробуждение его стерегут две богини, вечно сопутствующие творчеству. Розовая, юная, робкая, болезненная Красота и крепкое, смуглое, здоровое Уродство. В их объятиях, в их общении гений найдет полноту понимания жизни, смысл вещей». Это толкование стало каноническим - до такой степени, что данное самим художником объяснение критики считают выдумкой и позднейшей мистификацией. Говорят, придумал Петров-Водкин, талантливый литератор, картине пророческий смысл задним числом. Неудивительно, что после потрясений войны и революции художнику смысл картины казался совсем другим: он уже видел в собственной юношеской работе моральный и политический анабиоз, паралич, в котором пребывало общество после 1905 года, состояние ожидания, застоя, оцепенения.
Символическая, философская картина, не связанная названием с именами действующих лиц, и не должна трактоваться однозначно. В ней возможны все смыслы, которые отыщет критик и зритель - произведение живое, меняется и откликается на эмоции и переживания новых людей, доживших до пророческих перемен. Любое предрассветное состояние, любое крепкое забвение, бездействие накануне пробуждения и обретения истины, полноты мира, неизбежно сложного выбора - все подойдет.
@pic_history
#ПетровВодкин #Модерн
Безжизненный, опустошенный пейзаж с тревожным вулканом, фигура юноши, спящего в страшно неудобной позе прямо на голых камнях, две обнаженные женские фигуры, очевидно отличающиеся выражением лиц, поз, наконец, цветом кожи. Истоки композиции находили в «Сне рыцаря» Рафаэля - и это не случайное направление поиска. Петров-Водкин успел насмотреться на живопись итальянского Возрождения, пожить в Париже, дослушать «усталые, прекрасно начатые, песни Гогена и Сезанна», успел поучиться в Мюнхене с Кандинским, успел, наконец, разозлиться на все Дворцы искусств, которые так ловко оторвали его от земли и унесли в умозрительные поиски. Молился в ночной африканской пустыне о том, чтоб вселенная приняла его назад, раскрыла глаза и сердце для своих тайн.
Вернувшись из художественных и мистических паломничеств, Петров-Водкин и пишет почти сразу «Сон». И с его слов, скорее всего, Александр Бенуа будет объяснять смысл сюжета так: «На обновленной земле спит человеческий гений, поэтическое сознание. Пробуждение его стерегут две богини, вечно сопутствующие творчеству. Розовая, юная, робкая, болезненная Красота и крепкое, смуглое, здоровое Уродство. В их объятиях, в их общении гений найдет полноту понимания жизни, смысл вещей». Это толкование стало каноническим - до такой степени, что данное самим художником объяснение критики считают выдумкой и позднейшей мистификацией. Говорят, придумал Петров-Водкин, талантливый литератор, картине пророческий смысл задним числом. Неудивительно, что после потрясений войны и революции художнику смысл картины казался совсем другим: он уже видел в собственной юношеской работе моральный и политический анабиоз, паралич, в котором пребывало общество после 1905 года, состояние ожидания, застоя, оцепенения.
Символическая, философская картина, не связанная названием с именами действующих лиц, и не должна трактоваться однозначно. В ней возможны все смыслы, которые отыщет критик и зритель - произведение живое, меняется и откликается на эмоции и переживания новых людей, доживших до пророческих перемен. Любое предрассветное состояние, любое крепкое забвение, бездействие накануне пробуждения и обретения истины, полноты мира, неизбежно сложного выбора - все подойдет.
@pic_history
#ПетровВодкин #Модерн
Telegram
ИОК | Картины