Про что это исследование, опубликованное выше?
На мой взгляд, про то, что травма "создается" сегодня (хотя объективно она была "вчера"), ибо психическое время нелинейно.
Психоаналитики об этом пишут около 120 лет.
Больше ста лет назад, Фрейд ввёл понятие - "Nachträglichkeit" «опосредованность», по-английски "deferred action", «замедленное действие».
Психоанализ учит нас, что часто требуется как бы два «события/удара», чтобы вызвать у субъекта психическую травму.
С человеком может произойти серьезное, опасное происшествие, которое не будет иметь для него смысла, но оно может оставить "отметки" в его психике.
Под влиянием каких-либо событий, психические травмы из различных временных периодов жизни сталкиваются, придавая новый смысл друг другу. Травма может "создаться" с задержкой и ретроспективно. Травма происходит не только в прошлом, она может случиться во взаимодействии настоящего момента с прошлым.
Припоминания, воспоминания - создаются сегодня, а наше понимание "настоящего" как исключительно процесса между прошлым и будущим, является иллюзорным.
Мы имеем такую "память", которая лучше всего объясняет нам самим наше текущее бедствие или проблемное состояние.
Память человека в депрессии говорит ему о том, что его жизнь всегда плоха. Когда человек начинает выходить из депрессии он начинает вспоминать хорошие моменты в прошлом.
#память
#травма
На мой взгляд, про то, что травма "создается" сегодня (хотя объективно она была "вчера"), ибо психическое время нелинейно.
Психоаналитики об этом пишут около 120 лет.
Больше ста лет назад, Фрейд ввёл понятие - "Nachträglichkeit" «опосредованность», по-английски "deferred action", «замедленное действие».
Психоанализ учит нас, что часто требуется как бы два «события/удара», чтобы вызвать у субъекта психическую травму.
С человеком может произойти серьезное, опасное происшествие, которое не будет иметь для него смысла, но оно может оставить "отметки" в его психике.
Под влиянием каких-либо событий, психические травмы из различных временных периодов жизни сталкиваются, придавая новый смысл друг другу. Травма может "создаться" с задержкой и ретроспективно. Травма происходит не только в прошлом, она может случиться во взаимодействии настоящего момента с прошлым.
Припоминания, воспоминания - создаются сегодня, а наше понимание "настоящего" как исключительно процесса между прошлым и будущим, является иллюзорным.
Мы имеем такую "память", которая лучше всего объясняет нам самим наше текущее бедствие или проблемное состояние.
Память человека в депрессии говорит ему о том, что его жизнь всегда плоха. Когда человек начинает выходить из депрессии он начинает вспоминать хорошие моменты в прошлом.
#память
#травма
История рассказанная Ф. К. Диком про то, как травма войны передается из одного поколения в другое.
Однажды я прогуливался по улице... и вдруг поглядел на небо. И там, в небе, я увидел это лицо, смотревшее на меня сверху вниз, гигантское лицо с глазами-щелочками, лицо, которое я описал в "Трех стигматах" [название романа Ф.К. Дика]. Было это в 1963 году. И облик этого злобно выглядевшего чудовища был прямо-таки ужасен.
Я видел его не совсем ясно, но оно было там, несомненно. Однако узнал его я лишь впоследствии, несколько лет спустя, когда просматривал журнал Life. В этом журнале я обнаружил изображения нескольких французских фортов времен первой мировой войны. Они представляли из себя этакие стальные купола с узкими щелями, через которые солдаты могли наблюдать за действиями германцев.
Дело в том, что мой отец — он входил в состав пятой бригады морской пехоты США — участвовал во втором сражении на Марне, и, когда я был мальчишкой, он часто показывал мне свою военную экипировку. Он одевал противогаз, который полностью скрывал его глаза, и рассказывал мне о битве на Марне и обо всех тех ужасах, через которые он прошел.
Он рассказывал мне, маленькому четырехлетнему пацану, о людях, у которых взрывом выпускало кишки наружу, он показывал мне свое ружье и все остальное, и он вспоминал, как они палили до тех пор, пока стволы их винтовок не становились вишнево-красными.
Он несколько раз попадал под газовые атаки, и он рассказывал мне о том ужасном страхе, когда угольные фильтры в противогазах, насыщенные до предела, начинали пропускать газ, заставляя в панике срывать маски с лица.
Мой отец был крупный, красивый мужчина, он играл в футбол и в теннис. Я читал о том, что делали в той войне американские морские пехотинцы; эти простые фермерские парни прошли через все то, что так сильно описал Ремарк в своей книге "На Западном фронте без перемен" — через все эти невыразимые ужасы, потребовавшие от них такого же невыразимого героизма.
И вот в 1963 году я увидел эту проклятущую фортификацию с Марны, глядевшую на меня сверху вниз. Может быть, мой отец нарисовал ее или сфотографировал — потому этот образ и засел у меня в памяти.
Чарльз Плэтт. Интервью с Филипом Диком (1979 год)
#травма
#память
#война
Однажды я прогуливался по улице... и вдруг поглядел на небо. И там, в небе, я увидел это лицо, смотревшее на меня сверху вниз, гигантское лицо с глазами-щелочками, лицо, которое я описал в "Трех стигматах" [название романа Ф.К. Дика]. Было это в 1963 году. И облик этого злобно выглядевшего чудовища был прямо-таки ужасен.
Я видел его не совсем ясно, но оно было там, несомненно. Однако узнал его я лишь впоследствии, несколько лет спустя, когда просматривал журнал Life. В этом журнале я обнаружил изображения нескольких французских фортов времен первой мировой войны. Они представляли из себя этакие стальные купола с узкими щелями, через которые солдаты могли наблюдать за действиями германцев.
Дело в том, что мой отец — он входил в состав пятой бригады морской пехоты США — участвовал во втором сражении на Марне, и, когда я был мальчишкой, он часто показывал мне свою военную экипировку. Он одевал противогаз, который полностью скрывал его глаза, и рассказывал мне о битве на Марне и обо всех тех ужасах, через которые он прошел.
Он рассказывал мне, маленькому четырехлетнему пацану, о людях, у которых взрывом выпускало кишки наружу, он показывал мне свое ружье и все остальное, и он вспоминал, как они палили до тех пор, пока стволы их винтовок не становились вишнево-красными.
Он несколько раз попадал под газовые атаки, и он рассказывал мне о том ужасном страхе, когда угольные фильтры в противогазах, насыщенные до предела, начинали пропускать газ, заставляя в панике срывать маски с лица.
Мой отец был крупный, красивый мужчина, он играл в футбол и в теннис. Я читал о том, что делали в той войне американские морские пехотинцы; эти простые фермерские парни прошли через все то, что так сильно описал Ремарк в своей книге "На Западном фронте без перемен" — через все эти невыразимые ужасы, потребовавшие от них такого же невыразимого героизма.
И вот в 1963 году я увидел эту проклятущую фортификацию с Марны, глядевшую на меня сверху вниз. Может быть, мой отец нарисовал ее или сфотографировал — потому этот образ и засел у меня в памяти.
Чарльз Плэтт. Интервью с Филипом Диком (1979 год)
#травма
#память
#война