История одной картины
52.8K subscribers
6.81K photos
34 videos
3 files
1.49K links
У каждой картины есть своя история...

Все вопросы — @nikfr0st
Менеджер — @yuliyapic

Реклама на бирже: https://telega.in/c/pic_history

Наши стикеры: t.me/addstickers/pic_history
Download Telegram
"Скачки в Лоншане"
1864 г.

Эдуар Мане
Чикагский институт искусств, Чикаго.

Во второй половине 1860-х годов творчество Мане получило широкую известность среди творческой интеллигенции и знатоков живописи, а сам художник вскоре возглавил творческое движение, под названием “Батиньольская школа”, членами которого стали художники-импрессионисты Клод Моне, Огюст Ренуар, Эдгар Дега, Берта Моризо и другие.

Кроме того, в творческое объединение входили и выдающиеся литераторы того времени. Встречи участников “Батиньольской школы” проходили в кафе “Гербуа”, только что открывшемся на тот момент на Монмартре. В кафе “Гербуа” не прекращались ожесточенные споры об искусстве и новой изобразительной манере письма.

Школу в шутку даже прозвали “бандой Мане”.

Многим был внове способ, с помощью которого Мане создавал свои произведения. Некоторые молодые живописцы даже проявляли стремление повторить необычную технику создания картин в своих полотнах. Со временем в школу вступало все большее и большее число новых участников, среди которых были Поль Сезанн, Эмиль Золя и многие другие.

Встречи художников и писателей становились частыми и увлекали возможностью активного обсуждения, открытого выражения своих взглядов.

В 1867 году Мане предпринял попытку организовать собственную персональную выставку. Открытие выставки было назначено на 24 мая. Однако, невзирая на все желание и старания Мане, экспозиция его лучших работ не возымела успеха.

Тем не менее, неудача не сломила волю художника, и он продолжил творить и общаться с единомышленниками, пропагандируя и распространяя свой художественный метод. Как раз к этому периоду относится создание работы “Скачки на Лоншане”, которая в наше время находится в Чикагском институте искусств в штате Иллинойс. Картина напоминает акварельную зарисовку.

Очертания образов, расплывчатые контуры силуэтов создают впечатление фотографического кадра.

Группа наездников изображена художником своеобразным композиционным сгустком, сгустком мощной энергии. Палитру картины образуют плавные перетекающие переходы цвета. Различные по насыщенности оттенки зеленого рисуют воздушную среду, и передают не только погодные нюансы, но и высвечивают общее захватывающее настроение от происходящего.

Стремительность движений транслируется благодаря особому способу нанесения мазков рваными, наполненными энергией, движениями, образующими цветовые пучки, разнообразные по фактурности и слепленности.

Зрители изображены единой пестрой колористической массой без деталировки и прописывания лиц, поз, костюмов. Картина передает внутреннее напряжение и азарт скачек. Работа написана скоро, что позволило уловить переломное мгновение и запечатлеть эмоциональную заразительность мероприятия.

#ЭдуарМане #ЖанроваяCцена #Импрессионизм
"Мертвый тореадор"
1864 г.

Эдуар Мане
Национальная галерея искусства, Вашингтон.

На протяжении всей своей жизни Мане увлекался костюмом, ставшим и заметным элементом ряда его картин. Многие его костюмированные фигуры несут на себе печать испанской культуры, к которой художник был неравнодушен. В 1862 году он написал “Лолу из Валенсии” , портрет звезды знаменитой испанской танцевальной труппы.

В том же году эту картину отклонила приемная комиссия Салона. Готовясь к Салону 1864 года, Мане вновь работает в том же жанре, создав “Случай на корриде”. Позже из оригинального полотна был вырезан фрагмент, получивший название “Мертвый тореадор”.

Мане собрал богатую коллекцию костюмов и наряжал в них своих натурщиков и натурщиц. Если требовалась совсем уж экзотическая фактура, художнику помогали его друзья, в которых он никогда не испытывал недостатка. Так, во время работы над “Казнью императора Максимилиана” один из приятелей-военных Мане предоставил в его распоряжение целый взвод солдат.

#ЭдуарМане #ЖанроваяCцена #Реализм
"Большой Канал в Венеции"
1874 г.

Эдуар Мане
Музей Шелбёрна, Вермонт.

Мане совершил поездку в Венецию осенью 1875 г. со своей женой и художником Джеймсом Тиссо.

Этот всемирно известный город-музей, таинственный и незабываемый, со струящимися улицами-каналами, главной из которой является Большой канал, вызывал во все века восторг у поэтов, музыкантов, художников от Байрона до Фосколо, от Каналетто до Кановы и Вагнера.

Большой канал – то прозрачный и спокойный, то вздымающийся пеной, то угрюмый, в зависимости от колорита неба и от сезона – художник запомнил как живой, играющий солнцем неповторимый облик очаровательной Венеции.

#ЭдуарМане #Марина #Импрессионизм
"Мадам Мане на синей софе"
1880 г.

Эдуар Мане
61×50 см.
Музей д’Орсе, Париж.

Под влиянием Моне и Ренуара, создавших несколько портретов дам, лежащих на канапе, которые в свою очередь были вдохновлены "Олимпией" Мане, художник пишет свою собственную интерпретацию знаменитой картины. В качестве модели выступила Сюзанна Мане, супруга художника, неоднократно позировавшая для его картин.

В отличии от полотна 1863 года, данная работа демонстрировала влияние импрессионистов на творчество художника. Использование пастели позволило Мане добиться поразительного контраста в текстурах и цвете, недостижимого при традиционном письме маслом по холсту. Немалую роль в продвижении пастели сыграл Дега, написавший целый ряд удачных портретов при ее помощи. По достоинству оценив пластичность пастели, художник часто возвращался к этой технике письма в своих многочисленных шедеврах.

#ЭдуарМане #Портрет #Импрессионизм
"Бар в Фоли-Бержер"
1882 г.
Эдуар Мане
Институт искусства Курто, Лондон.

После 20 лет насмешек и травли Эдуар Мане получил в этот год долгожданный Орден Почетного легиона и возможность показывать свои произведения на французском Салоне без одобрения жюри, «вне конкурса». Но даже эти почести не сделали Мане понятным для современников. Художнику оставалось жить всего год, он страдал от мучительных болей, проходил изнуряющие лечебные процедуры и не мог подолгу работать, портреты и натюрморты все чаще рисовал пастелью, забрасывал начатые работы и не в силах был вернуться к ним по несколько месяцев.

В этом состоянии Мане пишет свою самую загадочную картину, новые толкования к которой предлагают арт-критики до сих пор – «Бар в «Фоли-Бержер». Мане редко требует сюжетной и символической трактовки образов – многие элементы на его картинах появлялись лишь потому, что того требовал живописный закон произведения. Мане часто играл с фактурами и цветами, а не рассказывал истории. Но только не в этой картине.

Пространство, созданное Мане в этой картине, совершенная иллюзия, нереальность которой начинаешь осознавать, только когда вглядываешься в нарочитые несоответствия.

Предлагаем начинать список загадок картины прямо с жанра. Портрет? Похоже, но слишком сложно для портрета, хоть на нем и изображен конкретный человек – барменша Сюзонн, которую завсегдатаи «Фоли-Бержер» хорошо знали. Для бытовой сцены здесь тоже слишком много загадок-отражений: зеркало, отражающее толпу, бутылки, отражающиеся в зеркале в неправильном порядке, отражение мужчины, на месте которого по логике стоим именно мы, зрители. Держитесь крепче, мы стоим в воздухе! В зеркале это видно.

Все эти оптические иллюзии заставляют взгляд зацепиться и идти дальше – искать несоответствия психологические. Привлекательная девушка за барной стойкой – это маркетинговый ход подобных увеселительных заведений. Своим видом она должна остановить проходящего и заставить его купить бокал шампанского, но она смотрит сквозь нас, она отрешена и выключена из происходящего. А вот в отражении она же, но совсем с другими очертаниями фигуры, более плотная и округлая, ведет себя так, как должна бы, или так, как вела себя минуту назад – наклоняется к мужчине.

Социальные искусствоведы ищут в ее образе схожесть с товаром, который продается так же, как и выпивка в баре, а в ее грусти находят реакцию на такое положение. Классическое искусствоведение видит в положении ее рук аналогии с древними изображениями Божьей матери и Христа. Но ни одно предположение не подтверждается самим художником и не оказывается очевидным. Он взывает к активности зрительского взгляда, не давая ответов на наши вопросы.

Мане 20 лет только тем и занимается, что меняет глаза зрителя, растит в них новое восприятие живописи. И в конце жизни художник создает произведение, которое запустит новый процесс в отношениях между творцом и зрителем – совместное творчество и создание смыслов.

#ЭдуарМане #Импрессионизм
"Портрет Мэри Лоран с моськой"
1882 г.
Эдуар Мане
ГМИИ имени А. С. Пушкина.

Мэри Лоран - одна из самых знаменитых куртизанок Парижа. Она была содержанкой немолодого американца Томаса Эванса, знаменитого врача, который когда-то лечил зубы самому императору Наполеону III и императрице Евгении. Эванс не питал иллюзий насчет верности и образа жизни Мэри, но был к ней привязан, обожал болтать с ней за ужином и любоваться ею. А потому закрывал глаза на интрижки и обижался не дольше трех дней.

У Мэри Лоран в доме был модный светский салон, в котором по вечерам собирались Марсель Пруст, Эдуар Мане, Стефан Малларме, Эмиль Золя и Джеймс Уистлер и другие знаменитости. Она стала прототипом Одетты, возлюбленной и жены Свана из романа Пруста «В поисках утраченного времени». А для Мане - музой последних лет жизни и последним страстным увлечением.

Они познакомились в мастерской художника в 1876 году во время самой дерзкой авантюры, которую когда-либо задумывал Мане. После очередного провала в Салоне он решил устроить персональную выставку прямо у себя в мастерской. У его дверей выстаивались очереди, его поносили и восхищались, над ним смеялись и его благодарили, за две недели его домашнюю выставку увидели больше 4 тысяч человек. Мэри Лоран пришла взглянуть на работы самого скандального художника Парижа - и стоя перед картиной «Стирка», которую в этом году не приняли в Салон, восторженно отозвалась о ней.

Этот роман длился 6 лет, до самой смерти Мане. Мэри поддерживала и веселила художника, когда он страдал от болей, когда перестал ходить и мог писать только небольшие натюрморты. Она присылала ему сладости и фрукты, писала длинные письма в лечебницу, где он скучал и послушно выполнял предписания врачей. Которые на самом деле мало помогали. Мане умирал от сифилиса.

Этот портрет Мэри Лоран художник нарисовал пастелью. Ему все труднее давалась масляная живопись - и он увлекся пастелью, которая не требовала больших физических усилий и открывала новые колористические возможности. Мане безупречно и тщательно отрабатывает в этой технике фактуру блестящего шелкового платья Мэри, цветок на ее груди, блики на ее гладких волосах - и совершенно по-хулигански лохматит шерсть собачки на руках модели. Это длинные отдельные росчерки пастели нескольких цветов. Как будто во время фотосъемки на долгой выдержке собака решила взмахнуть головой. И изображение поплыло.

Писатель Джордж Мур, знакомый и с Мане, и с Мэри, писал в книге воспоминаний, что каждый год после смерти Мане, как только начинает цвести сирень, Мэри Лоран собирает несколько веточек и приносит букет на могилу Мане. Она помнит, что это его любимый цветок.

#ЭдуарМане #Импрессионизм #Портрет

@pic_history
"Железная дорога"
1873 г.
Эдуар Мане
Национальная галерея искусства, Вашингтон.

Трудно узнать в прилично одетой даме с ребенком ту самую скандальную натурщицу, которая позировала Эдуару Мане для «Олимпии» и «Завтрака на траве». Разве что прямой вызывающий взгляд ее выдает. Но это действительно она, Викторина Меран.

Викторина Меран вернулась неожиданно. 6 лет о ней не было ничего слышно, никто не знал, куда она исчезла. Говорили, что все эти годы любимая натурщица Мане прожила в Америке. Бросать ей в Париже было нечего, жалеть тоже не о чем: нищета, мечты об актерской славе, гитара и несколько художников, которые готовы платить за то, что она раздевается в их мастерских. Поэтому Викторина рванула за океан, не раздумывая, за какой-то страстной роковой любовью. А вернувшись, опять согласилась позировать Мане. Правда предупредила, что на этот раз у нее совсем другие планы, позирует по старой дружбе и искренней сердечной привязанности, но уже готовит первые картины в Салон и тоже, да-да, стала художницей.

В «Железной дороге» она наконец-то прилично одета, да и вообще просто одета. Вместо злополучного черного кота, который вызвал бурю возмущения у критиков и зрителей, Мане возвращает ей на колени мирно спящего щенка. Собака, символ преданности и верности, спала на кровати тициановской «Венеры урбинской», и была безжалостно заменена в «Олимпии» Мане на выгнувшего спину шипящего черного котенка. Кошка – это возмутительно, воплощение изменчивости, вожделения, ведьмовской натуры и, наконец, порочности, она стояла у ног обнаженной Олимпии и шипела на зрителя.

Картину приняли в Салоне в 1874 год, в тот самый год, когда в ателье фотографа Надара состоялась первая выставка импрессионистов. В «Железной дороге» все было пристойно – и ничего не сбивало зрителя с благочестивых мыслей. Но над Мане снова смеялись.

Современному зрителю трудно понять, что смешного видел карикатурист или журнальный критик в этой картине. Их выводила из себя абсолютная бессюжетность и нелитературность изображенного: то ли портрет, то ли жанровая сцена, железная дорога, а поездов не видно. Так смотрят на магазинные вывески из проезжающей кареты, а не на женщину с ребенком. Говорили, что картина схематична, а перспектива бездарно искажена, переднее пространство будто кто-то сжал и впечатал в железные прутья ограды.

Это последняя картина, для которой Викторина Меран позировала Мане. Потом ее принимали несколько раз в Салоне, а потом перестали, позже она пристрастилась к выпивке, стала жить с юной натурщицей, играла на гитаре у входа в парижские кафе, продавала рисунки их нетрезвым посетителям. А после смерти Мане написала письмо его вдове, в котором попросила выдать ей процент от продажи картин с ее изображением. Утверждала, что Эдуар обещал с ней поделиться, когда наконец-то прославится и начнет зарабатывать. Не известно, как отреагировала мадам Мане на письмо Викторины. Известно только, что в 1898 году «Железная дорога» была продана за 100 тысяч франков американцу Генри Осборну Хэвемайеру, принадлежала его потомкам до 1956 года и ими же была передана в дар Национальной галерее искусств Вашингтона.

#ЭдуарМане #Портрет #Импрессионизм

@pic_history
"Аржантей"
1874 г.
Эдуар Мане
Музей изящных искусств, Турне.

Знакомство Клода Моне и Эдуара Мане началось с очевидного недоразумения – путаницы с фамилиями. После открытия очередного Салона к Мане начали подходить знакомые и хвалить две его марины. Какие марины? Он не посылал на Салон никаких марин! Оказывается, что какой-то молодой нахал пользуется сходством фамилий, чтобы прославиться, мало того – еще и картины его имеют больший успех. Со временем обиды и претензии растворились в огромном взаимном уважении и восхищении.

Летом 1874 года художники работали вместе на берегу Сены, в Аржантейе – и Мане как будто решил поиграть со своими друзьями в их импрессионизм. Но по своим правилам. Все импрессионистские находки он этим летом примерил и освоил: короткие отрывистые мазки, светлая палитра, пленэр и солнечный свет. И все равно остался самим собой. Он писал воду и пейзажи, самого Клода Моне, работающего в плавучей мастерской-лодке, но всегда отыскивал то, что интересовало его всегда: отношения мужчины и женщины и внутренние живописные законы произведения, которые не всегда совпадали с закономерностями природных цветов.

Так появилась загадочная средиземноморская синева Сены на картине «Аржантей», за которую Мане исступленно поносили критики, требующие соответствия действительности, и которая стала очередной попыткой художника натренировать глаза зрителей на новый взгляд на искреннее, эмоциональное искусство. «Художник может все выразить при помощи фруктов и цветов или одних облаков», - считает Мане. И на этот раз ему хватило синевы Сены, чтобы создать то радостное настроение, в котором пребывал он в то лето и в котором находились окружавшие его влюбленные пары, медленно плывущие по реке и звонко смеющиеся. Когда на Салоне 1874 года кто-то робко пытался похвалить картину Мане, ему обязательно кричали в ответ: «Но эта синева!» «Река цвета индиго, плотная, как металл, прямая, как стена», - захлебывались в возмущении критики. Их интересовала одна только вызывающе синяя река. Этот Мане просто издевается и смеется над ними, нарочно устраивает шумиху и раздувает скандалы вокруг своего имени.

«Мое честолюбие – никогда не повторять завтра то, что сделал вчера», - говорил Мане. И после этого лета он больше никогда не напишет синюю Сену, но напишет «Весну», проданную в 2014 году за 65 млн. долларов, и «Бар в «Фоли-Бержер», никогда не повторяя себя вчерашнего.

#ЭдуарМане #Импрессионизм

@pic_history
"Расстрел императора Максимилиана I"
1868 г.
Эдуар Мане
Кунстхалле, Мангейм.

Эдуар Мане занимал четкую гражданскую позицию и был ярым политическим спорщиком. Во время Франко-Прусской войны, например, он остается в осажденном Париже, идет добровольцем на его защиту и по вечерам, голодный, больной и измученный, тяжело переживает вести о гибели друзей, скучает от разлуки с женой и ведет яростные споры с Эдгаром Дега. Сходятся в итоге на том, что не прощают бегства Золя из Парижа, мирятся.

Но это будет уже в 1870 году, когда война положит конец правлению Наполеона III, а Эдуара Мане доведет до нервного срыва. А за несколько лет до этого недовольство Мане-француза правлением императора прорвется лишь в одной напряженной, политически-заряженной картине. «Расстрел императора Максимилиана» был обречен – такую картину не отправишь в Салон и даже не покажешь на собственной выставке. Ее запретили – и до самой смерти Мане полотно не видел никто, кроме близких друзей художника.

Здесь не обойтись без предыстории. «Расстрел» - это быстрая, дерзкая и вполне конкретная реакция на одну из самых постыдных кампаний Наполеона III: тщеславное завоевание Мексики, политический переворот и позорное бегство французской армии из этой заокеанской страны. Наполеону хотелось провернуть что-то вроде египетской кампании своего знаменитого родственника, а заодно подобраться поближе к Америке. Французская армия свергла местного правителя Мексики и усадила править здесь марионетку Наполеона III, императора Максимилиана. Все бы ничего, история не оригинальная и не новая, но только французов надолго не хватило: содержать армию в Мексике оказалось дорого и совершенно нелогично. Армию вернули домой, а императора Максимилиана оставили разбираться с мексиканцами.

Когда мексиканцы расстреляли чужака Максимилиана и французские газеты об этом сообщили, Эдуар Мане задумал новую картину, свой единственный шедевр на основе исторического события. Страстный исследователь творчества Мане и один из лучших современных британских арт-критиков Вальдемар Янушчак говорит: «В истории современного искусства есть всего две картины, на которых с достаточной силой и эффектом запечатлены события своего времени: «Герника» Пикассо и «Расстрел» Мане». Мане удалось не просто рассказать о событии, а вовлечь в него зрителя.

Глухую серую стену на заднем плане Мане выстроит только в третьей версии картины (на первых версиях-эскизах за расстрельной группой простирался сухой, лаконичный пейзаж), солдаты тоже сначала были одеты в сомбреро и вполне походили на мексиканцев. Потом, переодев солдат во французские мундиры, Мане бросит вызов и обвинит французов в соучастии, а французского императора – в убийстве. Это его черты должны были опознать современники в лице того солдата, который готовит ружье к финальному выстрелу в упор. Это он, Наполеон III, - убийца Максимилиана.

Но кроме зевак, наблюдающих из-за забора за казнью, на картине присутствует еще один наблюдатель, который был рядом и ничего не сделал, чтобы помешать. Это вы. Это вы отбрасываете тень в нижней части картины и спокойно наблюдаете за казнью императора Максимилиана. Каждый из нас.

#ЭдуарМане #Реализм

@pic_history
"Моне и госпожа Моне в лодке"
1874 г.
Эдуар Мане
Новая пинакотека, Мюнхен.

Госпожой Моне Камилла Донсье станет только за несколько дней до смерти – священник, который придет проводить обряд соборования к умирающей женщине, сразу и обвенчает ее с Клодом Моне. К этому времени у них уже будет двое сыновей и 13 сложных, часто голодных и холодных, лет вместе. Так что в момент написания картины она все еще была Камиллой Донсье. Но друзья, конечно, считали Камиллу и Клода настоящей семьей.

В 1874 году Клод Моне и Эдуар Мане живут рядом – чтобы встретиться, им достаточно переплыть Сену. Мане проводит лето в Женвилье, а Моне теперь живет в Аржантее, на другом берегу. Весной состоялась первая выставка импрессионистов, в которой Эдуар Мане не участвовал (впрочем, как и во всех последующих), но которая существенно повлияла на его и без того уязвимую и шаткую репутацию. Молодых художников, которые бросили вызов академическому искусству, называют бандой Мане. А после их дерзкой выходки с собственной выставкой Мане после мимолетного успеха в Салоне снова записали в лагерь мятежников. Это он начал бунт, это он виновник, вдохновитель целой банды бездарных художников, которые ни в грош не ставят мастерство живописца и считают картинами намалеванные за пару часов наброски.

Эдуар Мане никогда не станет импрессионистом и не сможет разделить с юными последователями их одержимости. Сезонных эффектов, световых пятен, мимолетных бликов, случайных видов, цветных теней и плотного воздуха – всего этого ему мало. Но он не прочь этим летом 1874 года разобраться как следует в импрессионистской манере письма и способах работы. Он ставит свой мольберт рядом с мольбертом Клода Моне – и пробует писать воду на его манер. Да, получается, да, занятно, да, эти светящиеся цвета Моне действительно завораживают. Эксперимент удался. Дважды этим летом он пишет и самого Моне – в саду, поливающим цветы, и в плавучей мастерской, которую художник соорудил из обычной лодки. Построил над лодкой деревянный шалаш, в котором можно разместиться с мольбертом, уплывал в ней на середину реки и заглядывал в воду.

Эдуар Мане пишет друга так, как стал писать бы сам Моне: продолговатыми короткими яркими мазками – водную рябь, несколькими условными штрихами – лицо Камиллы, которую издалека почти не видно, нарочитая темная тень на летних брюках работающего художника, чем дальше к линии горизонта – тем меньше ясности и четкости. Контур лодки дрожит и расплывается в знойном влажном воздухе, контур навеса очерчен почти небрежно. Мане увлекся импрессионизмом, Мане играет в импрессионизм. Его выдает неземной, неуловимый цвет лодочной кабинки – ровный и однородный, ненаходимый в природе и дерзкий в своей нарочитой декоративности. Такими же кричаще яркими были перила на его картине «Балкон» - неестественного зеленого цвета – и за эти перила Мане серьезно досталось от критиков. И еще. Черный. Это импрессионисты, Клод Моне один из первых, заявили, что черный – это не цвет, что в природе его не существует, а даже искусственно созданный человеком, он приобретает какие угодно оттенки на солнечном свету. Но Мане смело берет черный, чтоб написать обувь и галстук Клоду Моне, чтоб поставить несколько черных штрихов на далеких лодках и даже хулигански мазнуть по траве. Эдуар Мане – художник, который главным кумиром и учителем считает Диего Веласкеса, а потому уверен, что черный – это цвет.

#ЭдуарМане #Импрессионизм

@pic_history
"Балкон"
1869 г.
Эдуар Мане
Лувр, Париж.

С Эдуаром Мане происходило что-то невообразимое. Стоило Берте оказаться рядом, он хватался за кисти и страстно ловил ее жесты, взгляды, тот непередаваемый огонь в темных глазах, который, казалось, горел только для него. Она вдыхала жизнь в любое его полотно.

Когда мать Берты Моризо увидела изображенную на картине «Балкон» брюнетку с темными глазами, она с удивлением спросила Мане: «Вы уверены, что это моя дочь?» Да, это была она, одна из самых ярких женщин-художников XIX века, самая смелая и импрессионистичная из всех французских импрессионистов. Но он видел в этой юной, молчаливой, сосредоточенной, гениальной художнице то, чего не видели другие. Любовь.

Все было запутанно и сложно в этих отношениях. Мане был женат, а Моризо была совсем не из тех женщин, с которыми заводят кратковременные, легкие интрижки. Когда Берту познакомили со скандальным, опальным и самым обсуждаемым художником в Париже, она под неизменным присмотром матери делала копии со старых шедевров в Лувре. Но, как и все молодые, горячие, продвинутые, преклонялась перед Мане.

Платонический, мучительный, невысказанный роман длился целых 6 лет.

В 1869 году «Балкон» будет принят на Салон. После предыдущих скандальных появлений Мане на официальных выставках, на этот раз критики, должно быть, хором облегченно вздохнули: на картине хотя бы все одеты. Но это вовсе не значит, что искусство Мане приняли и поняли. Ругали насыщенные, «неестественные» цвета зеленого ограждения балкона и ставен, яркий синий цвет галстука, недоумевали над живописными экспериментами, в которые опять ударился художник. Здесь Мане реализовал одну из новаторских и непривычных для академического искусства идей: он создает объем в композиции не за счет расположения фигур в перспективе, а при помощи живописных приемов. Как на фотографическом снимке, он наводит фокус только на одну фигуру, а лица остальных размывает и погружает в тень по мере удаления от переднего плана. Этой одной фигурой в фокусе оказывается конечно же Берта.

Эдуар Мане считал сюжет картины штукой второстепенной, он стремился чувства и впечатления передавать исключительно языком живописи, поэтому часто за основу своей новой картины без сомнений брал мотивы, придуманные великими художниками прошлого. В «Балконе» он достаточно вольно переосмыслил полотно Гойи «Махи на балконе», но если в гойевском варианте обе женские фигуры равноценны, то Мане выдает чувство - на его картине только одна главная героиня.

Эдуар написал 11 картин с Бертой Моризо, все эти годы она была частой гостьей в его мастерской. Художник становился одержим, модель жадно пила его восхищение – эти сеансы давали обоим ощущение абсолютной близости и обладания. Последнюю из 11 картин Мане подарил возлюбленной накануне ее свадьбы. 33-летняя Берта выходила замуж за брата Мане Эжена.

#ЭдуарМане #Реализм

@pic_history
Госпожой Моне Камилла Донсье станет только за несколько дней до смерти – священник, который придет проводить обряд соборования к умирающей женщине, сразу и обвенчает ее с Клодом Моне. К этому времени у них уже будет двое сыновей и 13 сложных, часто голодных и холодных, лет вместе. Так что в момент написания картины она все еще была Камиллой Донсье. Но друзья, конечно, считали Камиллу и Клода настоящей семьей.

В 1874 году Клод Моне и Эдуар Мане живут рядом – чтобы встретиться, им достаточно переплыть Сену. Мане проводит лето в Женвилье, а Моне теперь живет в Аржантее, на другом берегу. Весной состоялась первая выставка импрессионистов, в которой Эдуар Мане не участвовал (впрочем, как и во всех последующих), но которая существенно повлияла на его и без того уязвимую и шаткую репутацию. Молодых художников, которые бросили вызов академическому искусству, называют бандой Мане. А после их дерзкой выходки с собственной выставкой Мане после мимолетного успеха в Салоне снова записали в лагерь мятежников. Это он начал бунт, это он виновник, вдохновитель целой банды бездарных художников, которые ни в грош не ставят мастерство живописца и считают картинами намалеванные за пару часов наброски.

Эдуар Мане никогда не станет импрессионистом и не сможет разделить с юными последователями их одержимости. Сезонных эффектов, световых пятен, мимолетных бликов, случайных видов, цветных теней и плотного воздуха – всего этого ему мало. Но он не прочь этим летом 1874 года разобраться как следует в импрессионистской манере письма и способах работы. Он ставит свой мольберт рядом с мольбертом Клода Моне – и пробует писать воду на его манер. Да, получается, да, занятно, да, эти светящиеся цвета Моне действительно завораживают. Эксперимент удался. Дважды этим летом он пишет и самого Моне – в саду, поливающим цветы, и в плавучей мастерской, которую художник соорудил из обычной лодки. Построил над лодкой деревянный шалаш, в котором можно разместиться с мольбертом, уплывал в ней на середину реки и заглядывал в воду.

Эдуар Мане пишет друга так, как стал писать бы сам Моне: продолговатыми короткими яркими мазками – водную рябь, несколькими условными штрихами – лицо Камиллы, которую издалека почти не видно, нарочитая темная тень на летних брюках работающего художника, чем дальше к линии горизонта – тем меньше ясности и четкости. Контур лодки дрожит и расплывается в знойном влажном воздухе, контур навеса очерчен почти небрежно. Мане увлекся импрессионизмом, Мане играет в импрессионизм. Его выдает неземной, неуловимый цвет лодочной кабинки – ровный и однородный, ненаходимый в природе и дерзкий в своей нарочитой декоративности. Такими же кричаще яркими были перила на его картине «Балкон» - неестественного зеленого цвета – и за эти перила Мане серьезно досталось от критиков. И еще. Черный. Это импрессионисты, Клод Моне один из первых, заявили, что черный – это не цвет, что в природе его не существует, а даже искусственно созданный человеком, он приобретает какие угодно оттенки на солнечном свету. Но Мане смело берет черный, чтоб написать обувь и галстук Клоду Моне, чтоб поставить несколько черных штрихов на далеких лодках и даже хулигански мазнуть по траве. Эдуар Мане – художник, который главным кумиром и учителем считает Диего Веласкеса, а потому уверен, что черный – это цвет.

#ЭдуарМане #Импрессионизм

@pic_history
«Кабачок» - из поздних смелых ресторанных картин Мане, написанных быстро с натуры. Этюд, оставшийся без воплощения. Блестящая зарисовка с крупными длинными мазками, которая и не требует доработки и изобретает для Мане новую манеру. Он все еще мечтает о Салоне и Ордене, но уже ощущает, что для этого не придется жертвовать своим способом виденья. Какого черта, - решает Мане. - Я буду писать то, что вижу. В 1878 году он наблюдает за посетителями модных кафешантанов, кабаре и баров у подножия Монмартра. Проститутки скучая ждут клиентов, усталые мужчины из-за столиков наблюдают за танцовщицами на сцене, задумчивые женщины забывают о тлеющей сигарете, официантки (совсем недавнее парижское новшество, принятое всего в нескольких заведениях) разносят пиво.

Критики саркастически отмечали, что Мане хорошо удаются натюрморты - потому он и лепит их по поводу и без на жанровые сцены и портреты, не заботясь о логике расположения предметов на одном столе, о сервировке и о кулинарных тонкостях сочетания продуктов. Его волнует только одно: как все эти элементы сочетаются по цвету и как преломляется свет в стекле. И теперь натюрморты удаются ему все лучше - даже когда они складываются всего из пары бутылок, а те в свою очередь - из пары красок разных оттенков. Этот стакан в пять мазков и в два цвета на переднем плане в «Кабачке», этот бокал перед склонившимся мужчиной - отважнее, чем у Ренуара в «Завтраке гребцов» и у Дега в «Абсенте». И это Мане, который отмахивается от своих младших последователей-импрессионистов с их идеями схваченного момента, состояния, движения. Мане, который наотрез отказывается участвовать в их бредовых выставках и уговаривает одуматься самих импрессионистов.

При этом он сам по-японски перерезает композицию в «Кабачке» стволом дерева - сверху донизу по переднему плану. Этот трюк, вдохновленный японской гравюрой укиё-э, использует Дега в картинах, посвященных скачкам, для эффекта случайно захваченной картинки, мгновенного снимка. Но Моне задействует пространственные искажения и такие лобовые эффекты с другой целью: он приближает зрителя к сидящему за столиком мужчине вплотную и буквально втягивает нас в пространство картины.

Через три года Мане получит медаль Салона и долгожданное право демонстрировать свои картины на главной парижской выставке «вне конкурса». Художнику, который уже изменил французское искусство конца XIX века, даже салонное, будет почти 50 лет.

@pic_history

#ЭдуарМане #Импрессионизм
Картина «Завтрак в мастерской» была представлена на парижском Салоне в 1869 году вместе с картиной «Балкон». К тому времени за Мане уже прочно закрепилась репутация выскочки, который пытается привлечь к себе снимание любой ценой. И на этот раз он не оставил критиков без хлеба. Жюль-Антуан Кастаньяри возмущался: «В «Завтраке», например, я вижу на столе, сервированном для кофе, наполовину очищенный лимон и устриц, которые не должны быть рядом. Почему же тогда они оказались там? Я знаю, почему. Потому что Мане питает слабость к цветовым пятнам, потому что он превосходно справляется с написанием натюрмортов и склонен писать их везде где только можно. И так же, как Мане объединяет предметы натюрморта, исключительно ради визуального удовольствия, так же бессистемно он располагает и персонажей…» Другой критик честно пытался утолить свою профессиональную склонность к жанровой идентификации и вписать обе картины в живописную традицию. Наверняка, у него произошел сбой системы и не оставалось ничего другого, как остроумно пошутить: «Мане создал портрет балкона и портрет завтрака».

До Мане так не писали. Натюрморт – это только лимон и ваза, портрет – человек, смотрящий прямо на зрителя, жанровая сцена – это люди, делающие что-то понятное вместе и дающие зрителю возможность определить, что здесь вообще происходит. У Мане ничего не понятно, кроме того, что желтый цвет лимонной корки виртуозно поддерживает желтый цвет соломенной шляпки центрального персонажа.

Картина была написана в городе Булонь-сюр-Мер, на берегу Ла-Манша, где Мане снимал дом для семейного летнего отдыха. И для главного персонажа «Завтрака» ему позировал Леон Леенхофф, мальчик, который был то ли сыном, то ли братом Мане, и который не дает спать искусствоведам вот уже больше сотни лет. Говорят, что Мане не так прост, как кажется. Предполагалось, что две фигуры на заднем плане – сам Мане и его жена Сюзанна, и что эта семейная сцена раскрывает тайну рождения Леона. Потом установили, что женщина на самом деле прислуга, а курящий мужчина, чья фигура вызывающе обрезана в духе японской гравюры, друг художника.

Искусствовед Илья Доронченков говорит о Мане как о «гениальном оптическом аппарате» в связи с этой картиной и отметает все попытки усмотреть в ней тайные знаки семейных загадок: «В картине «Завтрак в мастерской» – совершенно невообразимое для француза его социального уровня сочетание красного вина, кофе, устриц и лимона. Самый простой ответ – Мане прежде всего живописец. Ему интересно прежде всего соединение цветов и фактур, а логическое сопряжение предметов и людей – дело десятое».

Анри Матисс увидел картину «Завтрак в мастерской» лишь однажды, в галерее братьев Бернхаймов, и писал о ней спустя 35 лет. И Матисса тоже интересовали прежде всего цвета.

@pic_history

#ЭдуарМане #Импрессионизм
Летом 1874 года художники работали вместе на берегу Сены, в Аржантейе – и Мане как будто решил поиграть со своими друзьями в их импрессионизм. Но по своим правилам. Все импрессионистские находки он этим летом примерил и освоил: короткие отрывистые мазки, светлая палитра, пленэр и солнечный свет. И все равно остался самим собой. Он писал воду и пейзажи, самого Клода Моне, работающего в плавучей мастерской-лодке, но всегда отыскивал то, что интересовало его всегда: отношения мужчины и женщины и внутренние живописные законы произведения, которые не всегда совпадали с закономерностями природных цветов.

Так появилась загадочная средиземноморская синева Сены на картине «Аржантей», за которую Мане исступленно поносили критики, требующие соответствия действительности, и которая стала очередной попыткой художника натренировать глаза зрителей на новый взгляд на искреннее, эмоциональное искусство. «Художник может все выразить при помощи фруктов и цветов или одних облаков», - считает Мане. И на этот раз ему хватило синевы Сены, чтобы создать то радостное настроение, в котором пребывал он в то лето и в котором находились окружавшие его влюбленные пары, медленно плывущие по реке и звонко смеющиеся. Когда на Салоне 1874 года кто-то робко пытался похвалить картину Мане, ему обязательно кричали в ответ: «Но эта синева!» «Река цвета индиго, плотная, как металл, прямая, как стена», - захлебывались в возмущении критики. Их интересовала одна только вызывающе синяя река. Этот Мане просто издевается и смеется над ними, нарочно устраивает шумиху и раздувает скандалы вокруг своего имени.

«Мое честолюбие – никогда не повторять завтра то, что сделал вчера», - говорил Мане. И после этого лета он больше никогда не напишет синюю Сену, но напишет «Весну», проданную в 2014 году за 65 млн. долларов, и «Бар в «Фоли-Бержер», никогда не повторяя себя вчерашнего.

@pic_history

#ЭдуарМане #Импрессионизм
В этом состоянии Мане пишет свою самую загадочную картину, новые толкования к которой предлагают арт-критики до сих пор – «Бар в «Фоли-Бержер». Мане редко требует сюжетной и символической трактовки образов – многие элементы на его картинах появлялись лишь потому, что того требовал живописный закон произведения. Мане часто играл с фактурами и цветами, а не рассказывал истории. Но только не в этой картине.

Пространство, созданное Мане в этой картине, совершенная иллюзия, нереальность которой начинаешь осознавать, только когда вглядываешься в нарочитые несоответствия.

Предлагаем начинать список загадок картины прямо с жанра. Портрет? Похоже, но слишком сложно для портрета, хоть на нем и изображен конкретный человек – барменша Сюзонн, которую завсегдатаи «Фоли-Бержер» хорошо знали. Для бытовой сцены здесь тоже слишком много загадок-отражений: зеркало, отражающее толпу, бутылки, отражающиеся в зеркале в неправильном порядке, отражение мужчины, на месте которого по логике стоим именно мы, зрители. Держитесь крепче, мы стоим в воздухе! В зеркале это видно.

Все эти оптические иллюзии заставляют взгляд зацепиться и идти дальше – искать несоответствия психологические. Привлекательная девушка за барной стойкой – это маркетинговый ход подобных увеселительных заведений. Своим видом она должна остановить проходящего и заставить его купить бокал шампанского, но она смотрит сквозь нас, она отрешена и выключена из происходящего. А вот в отражении она же, но совсем с другими очертаниями фигуры, более плотная и округлая, ведет себя так, как должна бы, или так, как вела себя минуту назад – наклоняется к мужчине.

Социальные искусствоведы ищут в ее образе схожесть с товаром, который продается так же, как и выпивка в баре, а в ее грусти находят реакцию на такое положение. Классическое искусствоведение видит в положении ее рук аналогии с древними изображениями Божьей матери и Христа. Но ни одно предположение не подтверждается самим художником и не оказывается очевидным. Он взывает к активности зрительского взгляда, не давая ответов на наши вопросы.

Мане 20 лет только тем и занимается, что меняет глаза зрителя, растит в них новое восприятие живописи. И в конце жизни художник создает произведение, которое запустит новый процесс в отношениях между творцом и зрителем – совместное творчество и создание смыслов.

@pic_history

#ЭдуарМане #Импрессионизм
Они познакомились в мастерской художника в 1876 году во время самой дерзкой авантюры, которую когда-либо задумывал Мане. После очередного провала в Салоне он решил устроить персональную выставку прямо у себя в мастерской. У его дверей выстаивались очереди, его поносили и восхищались, над ним смеялись и его благодарили, за две недели его домашнюю выставку увидели больше 4 тысяч человек. Мэри Лоран пришла взглянуть на работы самого скандального художника Парижа - и стоя перед картиной «Стирка», которую в этом году не приняли в Салон, восторженно отозвалась о ней.

Этот роман длился 6 лет, до самой смерти Мане. Мэри поддерживала и веселила художника, когда он страдал от болей, когда перестал ходить и мог писать только небольшие натюрморты. Она присылала ему сладости и фрукты, писала длинные письма в лечебницу, где он скучал и послушно выполнял предписания врачей. Которые на самом деле мало помогали. Мане умирал от сифилиса.

Этот портрет Мэри Лоран художник нарисовал пастелью. Ему все труднее давалась масляная живопись - и он увлекся пастелью, которая не требовала больших физических усилий и открывала новые колористические возможности. Мане безупречно и тщательно отрабатывает в этой технике фактуру блестящего шелкового платья Мэри, цветок на ее груди, блики на ее гладких волосах - и совершенно по-хулигански лохматит шерсть собачки на руках модели. Это длинные отдельные росчерки пастели нескольких цветов. Как будто во время фотосъемки на долгой выдержке собака решила взмахнуть головой. И изображение поплыло.

Писатель Джордж Мур, знакомый и с Мане, и с Мэри, писал в книге воспоминаний, что каждый год после смерти Мане, как только начинает цвести сирень, Мэри Лоран собирает несколько веточек и приносит букет на могилу Мане. Она помнит, что это его любимый цветок.

@pic_history

#ЭдуарМане #Импрессионизм #Портрет
Викторина Меран вернулась неожиданно. 6 лет о ней не было ничего слышно, никто не знал, куда она исчезла. Говорили, что все эти годы любимая натурщица Мане прожила в Америке. Бросать ей в Париже было нечего, жалеть тоже не о чем: нищета, мечты об актерской славе, гитара и несколько художников, которые готовы платить за то, что она раздевается в их мастерских. Поэтому Викторина рванула за океан, не раздумывая, за какой-то страстной роковой любовью. А вернувшись, опять согласилась позировать Мане. Правда предупредила, что на этот раз у нее совсем другие планы, позирует по старой дружбе и искренней сердечной привязанности, но уже готовит первые картины в Салон и тоже, да-да, стала художницей.

В «Железной дороге» она наконец-то прилично одета, да и вообще просто одета. Вместо злополучного черного кота, который вызвал бурю возмущения у критиков и зрителей, Мане возвращает ей на колени мирно спящего щенка. Собака, символ преданности и верности, спала на кровати тициановской «Венеры урбинской», и была безжалостно заменена в «Олимпии» Мане на выгнувшего спину шипящего черного котенка. Кошка – это возмутительно, воплощение изменчивости, вожделения, ведьмовской натуры и, наконец, порочности, она стояла у ног обнаженной Олимпии и шипела на зрителя.

Картину приняли в Салоне в 1874 год, в тот самый год, когда в ателье фотографа Надара состоялась первая выставка импрессионистов. В «Железной дороге» все было пристойно – и ничего не сбивало зрителя с благочестивых мыслей. Но над Мане снова смеялись.

Современному зрителю трудно понять, что смешного видел карикатурист или журнальный критик в этой картине. Их выводила из себя абсолютная бессюжетность и нелитературность изображенного: то ли портрет, то ли жанровая сцена, железная дорога, а поездов не видно. Так смотрят на магазинные вывески из проезжающей кареты, а не на женщину с ребенком. Говорили, что картина схематична, а перспектива бездарно искажена, переднее пространство будто кто-то сжал и впечатал в железные прутья ограды.

Это последняя картина, для которой Викторина Меран позировала Мане. Потом ее принимали несколько раз в Салоне, а потом перестали, позже она пристрастилась к выпивке, стала жить с юной натурщицей, играла на гитаре у входа в парижские кафе, продавала рисунки их нетрезвым посетителям. А после смерти Мане написала письмо его вдове, в котором попросила выдать ей процент от продажи картин с ее изображением. Утверждала, что Эдуар обещал с ней поделиться, когда наконец-то прославится и начнет зарабатывать. Не известно, как отреагировала мадам Мане на письмо Викторины. Известно только, что в 1898 году «Железная дорога» была продана за 100 тысяч франков американцу Генри Осборну Хэвемайеру, принадлежала его потомкам до 1956 года и ими же была передана в дар Национальной галерее искусств Вашингтона.

#ЭдуарМане #Портрет #Импрессионизм

@pic_history
Но это будет уже в 1870 году, когда война положит конец правлению Наполеона III, а Эдуара Мане доведет до нервного срыва. А за несколько лет до этого недовольство Мане-француза правлением императора прорвется лишь в одной напряженной, политически-заряженной картине. «Расстрел императора Максимилиана» был обречен – такую картину не отправишь в Салон и даже не покажешь на собственной выставке. Ее запретили – и до самой смерти Мане полотно не видел никто, кроме близких друзей художника.

Здесь не обойтись без предыстории. «Расстрел» - это быстрая, дерзкая и вполне конкретная реакция на одну из самых постыдных кампаний Наполеона III: тщеславное завоевание Мексики, политический переворот и позорное бегство французской армии из этой заокеанской страны. Наполеону хотелось провернуть что-то вроде египетской кампании своего знаменитого родственника, а заодно подобраться поближе к Америке. Французская армия свергла местного правителя Мексики и усадила править здесь марионетку Наполеона III, императора Максимилиана. Все бы ничего, история не оригинальная и не новая, но только французов надолго не хватило: содержать армию в Мексике оказалось дорого и совершенно нелогично. Армию вернули домой, а императора Максимилиана оставили разбираться с мексиканцами.

Когда мексиканцы расстреляли чужака Максимилиана и французские газеты об этом сообщили, Эдуар Мане задумал новую картину, свой единственный шедевр на основе исторического события. Страстный исследователь творчества Мане и один из лучших современных британских арт-критиков Вальдемар Янушчак говорит: «В истории современного искусства есть всего две картины, на которых с достаточной силой и эффектом запечатлены события своего времени: «Герника» Пикассо и «Расстрел» Мане». Мане удалось не просто рассказать о событии, а вовлечь в него зрителя.

Глухую серую стену на заднем плане Мане выстроит только в третьей версии картины (на первых версиях-эскизах за расстрельной группой простирался сухой, лаконичный пейзаж), солдаты тоже сначала были одеты в сомбреро и вполне походили на мексиканцев. Потом, переодев солдат во французские мундиры, Мане бросит вызов и обвинит французов в соучастии, а французского императора – в убийстве. Это его черты должны были опознать современники в лице того солдата, который готовит ружье к финальному выстрелу в упор. Это он, Наполеон III, - убийца Максимилиана.

Но кроме зевак, наблюдающих из-за забора за казнью, на картине присутствует еще один наблюдатель, который был рядом и ничего не сделал, чтобы помешать. Это вы. Это вы отбрасываете тень в нижней части картины и спокойно наблюдаете за казнью императора Максимилиана. Каждый из нас.

@pic_history

#ЭдуарМане #Реализм
Все было запутанно и сложно в этих отношениях. Мане был женат, а Моризо была совсем не из тех женщин, с которыми заводят кратковременные, легкие интрижки. Когда Берту познакомили со скандальным, опальным и самым обсуждаемым художником в Париже, она под неизменным присмотром матери делала копии со старых шедевров в Лувре. Но, как и все молодые, горячие, продвинутые, преклонялась перед Мане.

Платонический, мучительный, невысказанный роман длился целых 6 лет.

В 1869 году «Балкон» будет принят на Салон. После предыдущих скандальных появлений Мане на официальных выставках, на этот раз критики, должно быть, хором облегченно вздохнули: на картине хотя бы все одеты. Но это вовсе не значит, что искусство Мане приняли и поняли. Ругали насыщенные, «неестественные» цвета зеленого ограждения балкона и ставен, яркий синий цвет галстука, недоумевали над живописными экспериментами, в которые опять ударился художник. Здесь Мане реализовал одну из новаторских и непривычных для академического искусства идей: он создает объем в композиции не за счет расположения фигур в перспективе, а при помощи живописных приемов. Как на фотографическом снимке, он наводит фокус только на одну фигуру, а лица остальных размывает и погружает в тень по мере удаления от переднего плана. Этой одной фигурой в фокусе оказывается конечно же Берта.

Эдуар Мане считал сюжет картины штукой второстепенной, он стремился чувства и впечатления передавать исключительно языком живописи, поэтому часто за основу своей новой картины без сомнений брал мотивы, придуманные великими художниками прошлого. В «Балконе» он достаточно вольно переосмыслил полотно Гойи «Махи на балконе», но если в гойевском варианте обе женские фигуры равноценны, то Мане выдает чувство - на его картине только одна главная героиня.

Эдуар написал 11 картин с Бертой Моризо, все эти годы она была частой гостьей в его мастерской. Художник становился одержим, модель жадно пила его восхищение – эти сеансы давали обоим ощущение абсолютной близости и обладания. Последнюю из 11 картин Мане подарил возлюбленной накануне ее свадьбы. 33-летняя Берта выходила замуж за брата Мане Эжена.

#ЭдуарМане #Реализм

@pic_history