"Разговор"
1909 г.
Анри Матисс
Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург.
Как привлечь внимание зрителя незамысловатым с вида сюжетом?
Для фовиста Анри Матисса эта задача не представляет особой сложности. Его рецепт прост: берем много глубокого синего, оттеняем его фигурами черного и зеленого цвета, добавляем голубого в белую полоску — и получаем картину, которая вот уже добрую сотню лет вызывает яростные споры в стане критиков, искусствоведов и прочих ценителей искусств.
«Разговор» — так назвал свое произведение Анри Матисс, и на холсте мы действительно видим двух собеседников, увлеченных обсуждением какого-то вопроса. На первый взгляд может показаться, что это непринужденная утренняя беседа между супругами: на мужчине явно надета пижама, на женщине — что-то похожее на домашний халат. Однако легкое напряжение в позах собеседников подсказывает зрителю, что на самом деле разговор идет о чем-то важном: мужчина держит руки в карманах, женщина откинулась на спинку кресла и смотрит в лицо мужчине. Что же происходит в комнате с синими стенами и видом на цветущий сад?
Каждая картина Анри Матисса написана в соответствии с канонами фовизма, и «Разговор» — не исключение.
Сюжет передается нам через плоскую картинку: перспективы здесь почти нет, она едва угадывается в пейзаже, который нам виден из окна комнаты. Плавность клумб и кроны дерева перекликается с прямотой линий ствола и ограды, запершей внутри себя причудливый орнамент ковки.
Такое же противостояние линий мы видим и у персонажей картины Анри Матисса «Разговор»: фигура женщины словно перетекает внутри кресла, практически слившегося со стеной; стоящий напротив нее мужчина, наоборот, состоит из множества прямых линий, и полоски на его пижаме только усиливают эту особенность. Своеобразную «дуэль» линий подчеркивает выбранная художником цветовая гамма: это сочетание таких контрастных оттенков, как насыщенный синий, черный, темно-зеленый. Если интерпретировать сюжет по его цветовой гамме, то можно прийти к выводу, что разговор, происходящий между парой на картине Анри Матисса, не слишком приятен для обоих собеседников.
Некоторые искусствоведы при трактовке этого произведения обращаются к значениям символов. Так, дерево и сад в целом символизируют собой жизнь, природу и ее плодородие. Вынесенные на передний план фигуры мужчины и женщины олицетворяют собой мужское и женское начало, которые в союзе дают новую жизнь. Причудливая ограда окна на картине Анри Матисса «Разговор» выполняет роль связующего звена, мостика, который соединяет вместе две противоположности и в то же время держит их на расстоянии друг от друга.
#АнриМатисс #АллегорическаяCцена #Фовизм
1909 г.
Анри Матисс
Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург.
Как привлечь внимание зрителя незамысловатым с вида сюжетом?
Для фовиста Анри Матисса эта задача не представляет особой сложности. Его рецепт прост: берем много глубокого синего, оттеняем его фигурами черного и зеленого цвета, добавляем голубого в белую полоску — и получаем картину, которая вот уже добрую сотню лет вызывает яростные споры в стане критиков, искусствоведов и прочих ценителей искусств.
«Разговор» — так назвал свое произведение Анри Матисс, и на холсте мы действительно видим двух собеседников, увлеченных обсуждением какого-то вопроса. На первый взгляд может показаться, что это непринужденная утренняя беседа между супругами: на мужчине явно надета пижама, на женщине — что-то похожее на домашний халат. Однако легкое напряжение в позах собеседников подсказывает зрителю, что на самом деле разговор идет о чем-то важном: мужчина держит руки в карманах, женщина откинулась на спинку кресла и смотрит в лицо мужчине. Что же происходит в комнате с синими стенами и видом на цветущий сад?
Каждая картина Анри Матисса написана в соответствии с канонами фовизма, и «Разговор» — не исключение.
Сюжет передается нам через плоскую картинку: перспективы здесь почти нет, она едва угадывается в пейзаже, который нам виден из окна комнаты. Плавность клумб и кроны дерева перекликается с прямотой линий ствола и ограды, запершей внутри себя причудливый орнамент ковки.
Такое же противостояние линий мы видим и у персонажей картины Анри Матисса «Разговор»: фигура женщины словно перетекает внутри кресла, практически слившегося со стеной; стоящий напротив нее мужчина, наоборот, состоит из множества прямых линий, и полоски на его пижаме только усиливают эту особенность. Своеобразную «дуэль» линий подчеркивает выбранная художником цветовая гамма: это сочетание таких контрастных оттенков, как насыщенный синий, черный, темно-зеленый. Если интерпретировать сюжет по его цветовой гамме, то можно прийти к выводу, что разговор, происходящий между парой на картине Анри Матисса, не слишком приятен для обоих собеседников.
Некоторые искусствоведы при трактовке этого произведения обращаются к значениям символов. Так, дерево и сад в целом символизируют собой жизнь, природу и ее плодородие. Вынесенные на передний план фигуры мужчины и женщины олицетворяют собой мужское и женское начало, которые в союзе дают новую жизнь. Причудливая ограда окна на картине Анри Матисса «Разговор» выполняет роль связующего звена, мостика, который соединяет вместе две противоположности и в то же время держит их на расстоянии друг от друга.
#АнриМатисс #АллегорическаяCцена #Фовизм
"Синие глаза"
1934 г.
Анри Матисс
Балтиморский художественный музей.
Синие глаза русской эмигрантки Лидии Делекторской совершенно не встревожили мадам Матисс, когда она впервые увидела новую помощницу мужа. Это не смуглые одалиски, столь любимые Матиссом и стоившие стольких нервов Амели. Мадам Матисс даже пригласила Лидию быть ее полусиделкой-полкомпаньонкой и искренне жаловалась ей на мужа. Лидии было 22 года, Матиссу – на 40 лет больше.
Однажды он увидел Лидию совсем по-другому – не просто его расторопная помощница, не просто сиделка жены. Женщина, которую ему немедленно захотелось писать. «Не двигайтесь!» – и пошел за альбомом и карандашом. Он писал ее все время, мог разбудить среди ночи и потребовать позировать, не отходил от нее ни на мгновение. Мадам Матисс это не устраивало. Она озвучила условие: прогнать Лидию. Поставленный перед выбором «или – или», Матисс выбрал семью. Он написал чрезвычайно корректное рекомендательное письмо, в котором заверял будущих работодателей Лидии, что она проявила себя дисциплинированной, старательной, способной…
И очень быстро обнаружил, что ему без Лидии больше не пишется. Он готов был отказаться от поздней своей любви, но отказаться от живописи – нет. Матисс просит ее вернуться. И тогда уходит Амели. В 1940 году они развелись официально, но на Лидии он не женился. Просто до конца его дней она была рядом. Он берег её от молвы, в единственной одобренной им при жизни монографии, написанной Робером Эсколье, Лидия Делекторская упоминается как «отличный секретарь». Но рисунки, картины выдавали всё, о чем он молчал, – такой нежности во всей его счастливой, радостной живописи раньше не встречалось.
«Я создаю не женщину, я создаю картину», здесь Матисс пишет именно Лидию и свое отношение к ней. Необычайной теплотой и нежностью наполнено это полотно. Пожалуй, единственная, кого Матисс изображал с подобной интонацией – его спящая дочь Маргарита.
Здесь дистанция между художником и моделью, и, как следствие, между моделью и зрителем минимальна. В мягких, расслабленных руках, глубоких синих глазах, простом полосатом платье передано ощущение чего-то близкого и родного.
Матисс писал Лидию до конца своих дней. Русские музеи обязаны именно Лидии Делекторской богатыми собраниями полотен Матисса. Всё, что художник ей подарил, и даже то, что она на выплаченное им же жалованье приобретала у него, Лидия после смерти Матисса передала в дар русским музеям.
#АнриМатисс #Экспрессионизм
1934 г.
Анри Матисс
Балтиморский художественный музей.
Синие глаза русской эмигрантки Лидии Делекторской совершенно не встревожили мадам Матисс, когда она впервые увидела новую помощницу мужа. Это не смуглые одалиски, столь любимые Матиссом и стоившие стольких нервов Амели. Мадам Матисс даже пригласила Лидию быть ее полусиделкой-полкомпаньонкой и искренне жаловалась ей на мужа. Лидии было 22 года, Матиссу – на 40 лет больше.
Однажды он увидел Лидию совсем по-другому – не просто его расторопная помощница, не просто сиделка жены. Женщина, которую ему немедленно захотелось писать. «Не двигайтесь!» – и пошел за альбомом и карандашом. Он писал ее все время, мог разбудить среди ночи и потребовать позировать, не отходил от нее ни на мгновение. Мадам Матисс это не устраивало. Она озвучила условие: прогнать Лидию. Поставленный перед выбором «или – или», Матисс выбрал семью. Он написал чрезвычайно корректное рекомендательное письмо, в котором заверял будущих работодателей Лидии, что она проявила себя дисциплинированной, старательной, способной…
И очень быстро обнаружил, что ему без Лидии больше не пишется. Он готов был отказаться от поздней своей любви, но отказаться от живописи – нет. Матисс просит ее вернуться. И тогда уходит Амели. В 1940 году они развелись официально, но на Лидии он не женился. Просто до конца его дней она была рядом. Он берег её от молвы, в единственной одобренной им при жизни монографии, написанной Робером Эсколье, Лидия Делекторская упоминается как «отличный секретарь». Но рисунки, картины выдавали всё, о чем он молчал, – такой нежности во всей его счастливой, радостной живописи раньше не встречалось.
«Я создаю не женщину, я создаю картину», здесь Матисс пишет именно Лидию и свое отношение к ней. Необычайной теплотой и нежностью наполнено это полотно. Пожалуй, единственная, кого Матисс изображал с подобной интонацией – его спящая дочь Маргарита.
Здесь дистанция между художником и моделью, и, как следствие, между моделью и зрителем минимальна. В мягких, расслабленных руках, глубоких синих глазах, простом полосатом платье передано ощущение чего-то близкого и родного.
Матисс писал Лидию до конца своих дней. Русские музеи обязаны именно Лидии Делекторской богатыми собраниями полотен Матисса. Всё, что художник ей подарил, и даже то, что она на выплаченное им же жалованье приобретала у него, Лидия после смерти Матисса передала в дар русским музеям.
#АнриМатисс #Экспрессионизм
"Интерьер с футляром от скрипки"
1919 г.
Анри Матисс
Нью-Йоркский музей современного искусства (МоМА).
«Интерьер с футляром от скрипки» написан в Ницце. Юг Франции для многих художников оказывался целительным, Матисс – не исключение. Мотив окна – один из любимых у Матисса, причем его окно всегда открыто во внешний мир. Будь то окно, выходящее в сад, окно в пустом номере или даже окно с закрытыми ставнями – все равно Матисс найдет возможность открыть хотя бы небольшую форточку!
«Оконные» сюжеты наполнены светом и умиротворением, они радостные и успокаивающие, дышащие свежестью озаренного солнцем то ли моря, то ли сада, то ли проникающего в окно неба. Друг-враг-соперник Матисса Пабло Пикассо говорил, что «в утробе у Матисса солнце». Написанные в Ницце картины это вполне подтверждают.
Высокое окно, расширяющее пространство, лазурь неба, уплотняющаяся по линии перехода в море, совпадающий с небом и морем оттенок раскрытого футляра, из которого, вероятно, только вынули скрипку. Белоснежные, кажется, колышущиеся от морского свежего ветра, занавески и завораживающие взгляд солнечные лучи, падающие на пол сквозь узорные балюстрады огораживающего балкон бортика. Здесь всё дышит свежестью и радостью! Наследие поездок в Марокко – восточные арабески покрывают стены. На этой картине заметно виртуозное владение Матисса черным цветом, столь пугавшим импрессионистов. «Когда я не знал, какой цвет класть, я брал черный. Черный – это мощь», – заявлял Матисс. Впрочем, из-под его кисти черный – это всё, что ему будет угодно, в данном случае – тонкость, изящество и невесомость. Сам Матисс говорил, что у него нет теории, он накладывает краски, «пока это не станет хорошо», и всё, чего он хочет – это чтобы усталый человек, глядя на его картины, познал покой и радость. И, пожалуй, его окна открыты именно в эти состояния.
Из знаменитых предшественников на Матисса существенное влияние оказал Делакруа, которому иногда удавалось, кажется, «приоткрыть окно» в свет, цвет и сияние. Окно, которое окончательно распахнет Анри Матисс.
В Ницце Матисс познакомился с Ренуаром, которому очень приглянулись «оконные» картины. После встречи Ренуар, смеясь, просунул воображаемую кисть под колено и признался: «Я думал, что этот парень работает вот так… Это неправда… Он много трудится!..»
#АнриМатисс #Фовизм
@pic_history
1919 г.
Анри Матисс
Нью-Йоркский музей современного искусства (МоМА).
«Интерьер с футляром от скрипки» написан в Ницце. Юг Франции для многих художников оказывался целительным, Матисс – не исключение. Мотив окна – один из любимых у Матисса, причем его окно всегда открыто во внешний мир. Будь то окно, выходящее в сад, окно в пустом номере или даже окно с закрытыми ставнями – все равно Матисс найдет возможность открыть хотя бы небольшую форточку!
«Оконные» сюжеты наполнены светом и умиротворением, они радостные и успокаивающие, дышащие свежестью озаренного солнцем то ли моря, то ли сада, то ли проникающего в окно неба. Друг-враг-соперник Матисса Пабло Пикассо говорил, что «в утробе у Матисса солнце». Написанные в Ницце картины это вполне подтверждают.
Высокое окно, расширяющее пространство, лазурь неба, уплотняющаяся по линии перехода в море, совпадающий с небом и морем оттенок раскрытого футляра, из которого, вероятно, только вынули скрипку. Белоснежные, кажется, колышущиеся от морского свежего ветра, занавески и завораживающие взгляд солнечные лучи, падающие на пол сквозь узорные балюстрады огораживающего балкон бортика. Здесь всё дышит свежестью и радостью! Наследие поездок в Марокко – восточные арабески покрывают стены. На этой картине заметно виртуозное владение Матисса черным цветом, столь пугавшим импрессионистов. «Когда я не знал, какой цвет класть, я брал черный. Черный – это мощь», – заявлял Матисс. Впрочем, из-под его кисти черный – это всё, что ему будет угодно, в данном случае – тонкость, изящество и невесомость. Сам Матисс говорил, что у него нет теории, он накладывает краски, «пока это не станет хорошо», и всё, чего он хочет – это чтобы усталый человек, глядя на его картины, познал покой и радость. И, пожалуй, его окна открыты именно в эти состояния.
Из знаменитых предшественников на Матисса существенное влияние оказал Делакруа, которому иногда удавалось, кажется, «приоткрыть окно» в свет, цвет и сияние. Окно, которое окончательно распахнет Анри Матисс.
В Ницце Матисс познакомился с Ренуаром, которому очень приглянулись «оконные» картины. После встречи Ренуар, смеясь, просунул воображаемую кисть под колено и признался: «Я думал, что этот парень работает вот так… Это неправда… Он много трудится!..»
#АнриМатисс #Фовизм
@pic_history
"Арабская кофейня"
1913 г.
Анри Матисс
Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург.
«Арабская кофейня» входит в марокканский цикл Матисса. Художник впервые отправился в Марокко в 1911 году. Именно неспешный Восток позволил ему выйти из рамок фовизма – окончательно от его идей Матисс не откажется никогда. Сам художник по этому поводу сказал: «Путешествия в Марокко помогли мне осуществить необходимый переход и позволили вновь обрести более тесную связь с природой, чего нельзя было бы достигнуть с помощью живой, но все же несколько ограниченной теории, какой стал фовизм».
В Марокко Матисс отказывается от резких контрастов фовизма, он «остепеняется», но не в смысле утраты остроты чувств и «приглаженности» новых картин – напротив, на смену внешним контрастам приходят глубина, тонкость, чуткость и особое, матиссовское изящество.
«Арабская кофейня» изображает пустыню и сидящих на песке людей. Само пространство – густая бирюза, песок и воздух сливаются. А вот фигуры и лица – огненные, жаркие. Никаких уточняющих и отвлекающих деталей, лица – это только цвет. За счет отсутствия деталей картина обретает свойства вневременности, словно описывает извечный порядок вещей: так было, так пребудет во веки веков, так есть сейчас. Лица будут сменять друг друга, а горячий кофе в песке и пустыня останутся.
На переднем плане – аквариум с красными рыбками, это один из любимых сюжетов Матисса. Оранжевая рамка и резкие черные арки усиливают ощущение зноя и неподвижности, очерчивая, ограничивая это пространство. И мы точно знаем, что там – ни единого дуновения ветерка. Жаркое марево, медитативное состояние, спешить некуда. Таков арабский кофе, такова арабская кофейня.
Эта картина чрезвычайна интересна тем, что может считаться предвестником техники декупажа, которую художник будет активно применять в 40-50-е годы. Впервые он ее использует для создания огромного панно для Фонда Барнса – просто потому что иначе не получалось охватить такие объемы. А позднее это окажется его единственным способом творить: тяжело больной Матисс будет не в силах держать кисть. А ведь «Арабская кофейня», в принципе, могла бы быть создана и в технике декупажа. Схематически представленные фигуры, густой плотный фон, крупные детали…
#АнриМатисс #Фовизм
@pic_history
1913 г.
Анри Матисс
Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург.
«Арабская кофейня» входит в марокканский цикл Матисса. Художник впервые отправился в Марокко в 1911 году. Именно неспешный Восток позволил ему выйти из рамок фовизма – окончательно от его идей Матисс не откажется никогда. Сам художник по этому поводу сказал: «Путешествия в Марокко помогли мне осуществить необходимый переход и позволили вновь обрести более тесную связь с природой, чего нельзя было бы достигнуть с помощью живой, но все же несколько ограниченной теории, какой стал фовизм».
В Марокко Матисс отказывается от резких контрастов фовизма, он «остепеняется», но не в смысле утраты остроты чувств и «приглаженности» новых картин – напротив, на смену внешним контрастам приходят глубина, тонкость, чуткость и особое, матиссовское изящество.
«Арабская кофейня» изображает пустыню и сидящих на песке людей. Само пространство – густая бирюза, песок и воздух сливаются. А вот фигуры и лица – огненные, жаркие. Никаких уточняющих и отвлекающих деталей, лица – это только цвет. За счет отсутствия деталей картина обретает свойства вневременности, словно описывает извечный порядок вещей: так было, так пребудет во веки веков, так есть сейчас. Лица будут сменять друг друга, а горячий кофе в песке и пустыня останутся.
На переднем плане – аквариум с красными рыбками, это один из любимых сюжетов Матисса. Оранжевая рамка и резкие черные арки усиливают ощущение зноя и неподвижности, очерчивая, ограничивая это пространство. И мы точно знаем, что там – ни единого дуновения ветерка. Жаркое марево, медитативное состояние, спешить некуда. Таков арабский кофе, такова арабская кофейня.
Эта картина чрезвычайна интересна тем, что может считаться предвестником техники декупажа, которую художник будет активно применять в 40-50-е годы. Впервые он ее использует для создания огромного панно для Фонда Барнса – просто потому что иначе не получалось охватить такие объемы. А позднее это окажется его единственным способом творить: тяжело больной Матисс будет не в силах держать кисть. А ведь «Арабская кофейня», в принципе, могла бы быть создана и в технике декупажа. Схематически представленные фигуры, густой плотный фон, крупные детали…
#АнриМатисс #Фовизм
@pic_history
"Танец"
1910 г.
Анри Матисс
Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург.
Русский коллекционер Сергей Щукин в 1908 году заказал Анри Матиссу три больших панно, которые должны были изображать танец, музыкантов и купание. «Купание» не было написано, а «Музыка» и особенно «Танец» – это уже в полный голос заявивший о себе гений Матисса. Щукин планировал украсить этими панно холл своего московского особняка. Это был первый крупный заказ в жизни Матисса, позволивший ему окончательно проститься с нехваткой средств.
Источником вдохновения для Анри Матисса послужили представления Айседоры Дункан, порвавшей с официальной балетной школой и наполнившей танец страстью, эмоциями, неистовством. Посещение Матиссом кабаре «Мулен де ла Галетт», в котором исполнялась фурандола (провансальский народный танец), тоже внесло свою лепту в создание панно.
Матисс окончательно уходит как от детализации, так и от расплывчатости импрессионистов. Вот как он описывает работу над картинами для Щукина: «Мы стремимся к ясности, упрощая идеи и пластические средства. Цельность — наш единственный идеал… Речь идет о том, чтобы учиться и, быть может, учиться наново писать линиями».
Технические средства действительно сведены до минимума, Матисс в этих работах предельно лаконичен: лазурное небо, изумрудная зелень холма, пылающие огненные тела. Люди максимально обобщены, перефразируя известное выражение Матисса про женщину и картину "Я рисую не женщин - я рисую картины"), здесь он пишет не танцоров - он пишет танец. Обнаженные тела несут ощущение некой первобытности, первозданности, вызывают аналогии с настенными росписями. Танец кажется грандиозным узором бытия, он вышел за пределы картины, это архетип, стихия танца, это сам миф о танце. Перед нами кружение пяти фигур, соединивших руки в неистовом хороводе. Они образуют замкнутый круг, настолько заряженный энергией, что кажется, от холста должно искрить.
Картины были выставлены на Салоне 1911 года и вызвали бурную реакцию. Яростная, страстная обнаженность слившихся в танцевальном экстазе тел возмутила поклонников академических жеманных красавиц, возлежащих на диванах и окруженных пухлощекими амурами. Обнаженная натура не в диковинку, но здесь – больше, чем тела: чистый экстаз, страсть и секс выплескивались на зрителей из этого трехцветного полотна с танцующими фигурами. Щукину даже пришлось попросить Матисса заретушировать «срамоту». Но разве это могло сдержать эмоциональный и чувственный накал картины, который, право, живет не в линиях, уточняющих половые признаки.
На первом этаже московского особняка Сергея Щукина должен был располагаться «Танец» Матисса – будоражащий, возбуждающий, влекущий. На втором этаже настроение гостей предполагалось уравновешивать «Музыкой», передающей совсем другое состояние – спокойствие, медитативность, погруженность в себя. Всё те же три краски, те же пять фигур изображены уже не на холме, а на равнине, они не сливаются воедино, а предстают отдельными персонажами, погруженными в себя и музыку. На третьем этаже планировалось разместить панно, изображающее отдых, купание, расслабление.
У «Танца» Матисса есть еще одна версия. Она находится в Нью-йоркском Музее современного искусства (МоМА). Раймон Эсколье полагал, что это второй вариант «Танца», в котором Матисс превзошел чувственность и вакханские мотивы первой версии. Но большинство исследователей сходятся на том, что это лишь набросок к настоящему панно, которое после революции было национализировано и передано в Эрмитаж, где находится и поныне.
Позже для Фонда Барнса по заказу его создателя Матисс создаст еще одно панно на тему танца, размером уже 13 метров, в котором применит технику декупажа.
#АнриМатисс #Экспрессионизм
@pic_history
1910 г.
Анри Матисс
Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург.
Русский коллекционер Сергей Щукин в 1908 году заказал Анри Матиссу три больших панно, которые должны были изображать танец, музыкантов и купание. «Купание» не было написано, а «Музыка» и особенно «Танец» – это уже в полный голос заявивший о себе гений Матисса. Щукин планировал украсить этими панно холл своего московского особняка. Это был первый крупный заказ в жизни Матисса, позволивший ему окончательно проститься с нехваткой средств.
Источником вдохновения для Анри Матисса послужили представления Айседоры Дункан, порвавшей с официальной балетной школой и наполнившей танец страстью, эмоциями, неистовством. Посещение Матиссом кабаре «Мулен де ла Галетт», в котором исполнялась фурандола (провансальский народный танец), тоже внесло свою лепту в создание панно.
Матисс окончательно уходит как от детализации, так и от расплывчатости импрессионистов. Вот как он описывает работу над картинами для Щукина: «Мы стремимся к ясности, упрощая идеи и пластические средства. Цельность — наш единственный идеал… Речь идет о том, чтобы учиться и, быть может, учиться наново писать линиями».
Технические средства действительно сведены до минимума, Матисс в этих работах предельно лаконичен: лазурное небо, изумрудная зелень холма, пылающие огненные тела. Люди максимально обобщены, перефразируя известное выражение Матисса про женщину и картину "Я рисую не женщин - я рисую картины"), здесь он пишет не танцоров - он пишет танец. Обнаженные тела несут ощущение некой первобытности, первозданности, вызывают аналогии с настенными росписями. Танец кажется грандиозным узором бытия, он вышел за пределы картины, это архетип, стихия танца, это сам миф о танце. Перед нами кружение пяти фигур, соединивших руки в неистовом хороводе. Они образуют замкнутый круг, настолько заряженный энергией, что кажется, от холста должно искрить.
Картины были выставлены на Салоне 1911 года и вызвали бурную реакцию. Яростная, страстная обнаженность слившихся в танцевальном экстазе тел возмутила поклонников академических жеманных красавиц, возлежащих на диванах и окруженных пухлощекими амурами. Обнаженная натура не в диковинку, но здесь – больше, чем тела: чистый экстаз, страсть и секс выплескивались на зрителей из этого трехцветного полотна с танцующими фигурами. Щукину даже пришлось попросить Матисса заретушировать «срамоту». Но разве это могло сдержать эмоциональный и чувственный накал картины, который, право, живет не в линиях, уточняющих половые признаки.
На первом этаже московского особняка Сергея Щукина должен был располагаться «Танец» Матисса – будоражащий, возбуждающий, влекущий. На втором этаже настроение гостей предполагалось уравновешивать «Музыкой», передающей совсем другое состояние – спокойствие, медитативность, погруженность в себя. Всё те же три краски, те же пять фигур изображены уже не на холме, а на равнине, они не сливаются воедино, а предстают отдельными персонажами, погруженными в себя и музыку. На третьем этаже планировалось разместить панно, изображающее отдых, купание, расслабление.
У «Танца» Матисса есть еще одна версия. Она находится в Нью-йоркском Музее современного искусства (МоМА). Раймон Эсколье полагал, что это второй вариант «Танца», в котором Матисс превзошел чувственность и вакханские мотивы первой версии. Но большинство исследователей сходятся на том, что это лишь набросок к настоящему панно, которое после революции было национализировано и передано в Эрмитаж, где находится и поныне.
Позже для Фонда Барнса по заказу его создателя Матисс создаст еще одно панно на тему танца, размером уже 13 метров, в котором применит технику декупажа.
#АнриМатисс #Экспрессионизм
@pic_history
"Женщина в шляпе"
1905 г.
Анри Матисс
Музей современного искусства, Сан-Франциско.
С картины «Женщина в шляпе» началась известность Матисса. Ее можно считать переломным этапом: художник окончательно простился с неоимпрессионизмом и провозгласил фовизм – искусство яркого цвета, смелых решений и декоративности.
Матисс выставил ее на Осеннем салоне в 1905 году. Бедная публика только смирилась с выходками импрессионистов, и снова всё изменилось! Президент Осеннего салона Франсис Журден придерживался позиции «я, конечно, человек прогрессивный, но меру знать надо», поэтому на всякий случай настаивал на отклонении картины. На открытый конфликт с академизмом Журден не шел, хоть и сочувствовал новым исканиям… Про портрет он сказал, что Матисс здесь «чересчур современен». Когда жюри вопреки его «антипротекции» приняло картину к экспозиции, Журден воскликнул: «Бедный Матисс! А я-то думал, что у него здесь все друзья!».
На портрете Матисс изобразил свою жену Амели. Смелое, невиданное досель сочетание красок образует удивительную гармонию и одновременно дает понять, почему это направление нарекли фовизмом (les fauves - дикий). Теплые киноварь, кармин, марена уравновешиваются ледяным изумрудно-зеленый, фиолетовым, кобальтовым. Разве женщина может бытьт такой? Но цвет у Матисса – это всегда цвет преображенный, это не цвет быта, это цвет живописи, что подтверждает его знаменитое высказывание: «Я создаю не женщину, я создаю картину».
Интересно проанализировать влияние Ван Гога на живопись Матисса. «Вангоговские» неистовство и импульсивность Матисса и влекли, и отталкивали. Его путь лежал в другой стороне – не безудержное следование импульсу, но и не подавление его в пользу рассудочности, а некое «воспитание чувств», по определению Эсколье (ни в коем случае не путать с дидактизмом – такое Матисс на холст не пускал никогда). Страсть, пропущенная через внутреннюю дисциплину, не перестаёт быть страстью, но в исполнении Матисса приобретает глубину и тонкость.
Писатель Франсис Корко говорил, что относительно авангардистских течений «Женщина в шляпе» мгновенно пояснила ему больше, «чем все эти парадоксы», то есть многочисленные манифесты и теории того времени.
Картина вызвала бурную, в основном негативную реакцию публики, а вот американская писательница Гертруда Стайн пожелала ее приобрести. Она обратилась к администратору выставки, тот сказал, что на картину установлена цена 500 франков, но, как правило, в цену заложена возможность уступки, поэтому он бы рекомендовал мадам предложить 400 франков. Гертруда так и сделала. Каково же было ее удивление, когда ей передали отказ художника снизить стоимость картины!
Дело в том, что Матиссы тогда остро нуждались. Когда принесли записку от секретаря Салона, сообщающую о покупателе, готовом отдать за картину 400 франков, Матисс очень обрадовался. Амели же настояла на отказе, заявив, что если покупатель настолько заинтересован в картине, что хочет ее приобрести, то разница в 100 франков не будет для него существенна. Зато на эти деньги можно будет купить зимнюю одежду для Марго (внебрачная дочь Матисса, жившая в семье). Ох и непростые несколько дней пришлось пережить мадам Матисс! От покупателя не было никаких известий, а если что-то не ладилось в делах живописных, то нрав у Матисса был крут. Но через три дня из Салона сообщили, что картина куплена за 500 франков. Личное знакомство Матиссы с Гертрудой Стайн свели позднее.
#АнриМатисс #Портрет #Фовизм
@pic_history
1905 г.
Анри Матисс
Музей современного искусства, Сан-Франциско.
С картины «Женщина в шляпе» началась известность Матисса. Ее можно считать переломным этапом: художник окончательно простился с неоимпрессионизмом и провозгласил фовизм – искусство яркого цвета, смелых решений и декоративности.
Матисс выставил ее на Осеннем салоне в 1905 году. Бедная публика только смирилась с выходками импрессионистов, и снова всё изменилось! Президент Осеннего салона Франсис Журден придерживался позиции «я, конечно, человек прогрессивный, но меру знать надо», поэтому на всякий случай настаивал на отклонении картины. На открытый конфликт с академизмом Журден не шел, хоть и сочувствовал новым исканиям… Про портрет он сказал, что Матисс здесь «чересчур современен». Когда жюри вопреки его «антипротекции» приняло картину к экспозиции, Журден воскликнул: «Бедный Матисс! А я-то думал, что у него здесь все друзья!».
На портрете Матисс изобразил свою жену Амели. Смелое, невиданное досель сочетание красок образует удивительную гармонию и одновременно дает понять, почему это направление нарекли фовизмом (les fauves - дикий). Теплые киноварь, кармин, марена уравновешиваются ледяным изумрудно-зеленый, фиолетовым, кобальтовым. Разве женщина может бытьт такой? Но цвет у Матисса – это всегда цвет преображенный, это не цвет быта, это цвет живописи, что подтверждает его знаменитое высказывание: «Я создаю не женщину, я создаю картину».
Интересно проанализировать влияние Ван Гога на живопись Матисса. «Вангоговские» неистовство и импульсивность Матисса и влекли, и отталкивали. Его путь лежал в другой стороне – не безудержное следование импульсу, но и не подавление его в пользу рассудочности, а некое «воспитание чувств», по определению Эсколье (ни в коем случае не путать с дидактизмом – такое Матисс на холст не пускал никогда). Страсть, пропущенная через внутреннюю дисциплину, не перестаёт быть страстью, но в исполнении Матисса приобретает глубину и тонкость.
Писатель Франсис Корко говорил, что относительно авангардистских течений «Женщина в шляпе» мгновенно пояснила ему больше, «чем все эти парадоксы», то есть многочисленные манифесты и теории того времени.
Картина вызвала бурную, в основном негативную реакцию публики, а вот американская писательница Гертруда Стайн пожелала ее приобрести. Она обратилась к администратору выставки, тот сказал, что на картину установлена цена 500 франков, но, как правило, в цену заложена возможность уступки, поэтому он бы рекомендовал мадам предложить 400 франков. Гертруда так и сделала. Каково же было ее удивление, когда ей передали отказ художника снизить стоимость картины!
Дело в том, что Матиссы тогда остро нуждались. Когда принесли записку от секретаря Салона, сообщающую о покупателе, готовом отдать за картину 400 франков, Матисс очень обрадовался. Амели же настояла на отказе, заявив, что если покупатель настолько заинтересован в картине, что хочет ее приобрести, то разница в 100 франков не будет для него существенна. Зато на эти деньги можно будет купить зимнюю одежду для Марго (внебрачная дочь Матисса, жившая в семье). Ох и непростые несколько дней пришлось пережить мадам Матисс! От покупателя не было никаких известий, а если что-то не ладилось в делах живописных, то нрав у Матисса был крут. Но через три дня из Салона сообщили, что картина куплена за 500 франков. Личное знакомство Матиссы с Гертрудой Стайн свели позднее.
#АнриМатисс #Портрет #Фовизм
@pic_history
"Поднятое колено"
1922 г.
Анри Матисс
Фонд Барнса, Филадельфия.
«Поднятое колено» – одна из множества одалисок, написанных Матиссом. Матисс уже приобрел известность, его выставки проходят по всему миру. Он остается верен своему манифесту: живопись должна быть понятна любому, независимо от его проникновения в теоретические глубины. Задача искусства – не смущать и тревожить, а подарить блаженство, внутреннее равновесие и наслаждение.
Значительное влияние на творчество Матисса оказал Делакруа. Путешествия на Восток придали обоим художникам вдохновения, а ответом Матисса на «Алжирских женщин» знаменитого предшественника стали многочисленные одалиски, один из символов живописи Матисса.
Все как на подбор – стройные, с женственными, мягкими изгибами, высокой грудью, округлыми бедрами, плавными линиями тела, самим своим существованием утверждающие, что рай на земле достижим. Эти цветы могли вырасти исключительно в атмосфере «роскоши, спокойствия и наслаждения».
В изображении одалисок Матисс обрел глубину, отказавшись от резких контрастов фовистического периода, от склонности к примитивистическим методам. Уход от крайностей позволил ему найти свою собственную меру. «Искусство держится не на крайностях. Это штука «умеренная, - настаивал он. - Умеряемая чем? Да рассудком, черт побери! Но рассудком рассуждающим».
Колористика одалисок – утонченная, изящная, не взрывающая зрительные рецепторы мгновенным буйством красок, но вовлекающая, завлекающая зрителя – и более не отпускающая. Сам Матисс говорил, что и женщина, и ваза, и цветок для него равноценны. Одалиски кажутся роскошными украшениями, прекрасными вещами, услаждающими взор (нет-нет, ни дидактичности, ни упреков в «бездуховности» у Матисса и в помине нет, речь о том, что предназначение одалиски, равно как и распускающихся цветов – услаждать взор, свидетельствовать о красоте, быть этой красотой). И независимо от того, изображены ли они обнаженными, полуобнаженными или одетыми, укутаны ли в тончайшую вуаль или тяжелые шелка – они свою задачу выполняют.
Одалиски стали той соломинкой, которая переломила последнее сопротивление критиков. Художественный критик, кубист Андре Лот после выставки 1923 года в галерее Бернхейма в Париже сдался и признал: «Матисс — волшебник… При первом взгляде на эти легкие ткани, как бы хранящие мимолетное или рассеянное прикосновение руки, забываются возражения, которыми вы хотели от него отгородиться. Вы сдаетесь, вы побеждены».
Эта обнаженная, в легчайшей газовой юбке "Сидящая одалиска" изображена на фоне ориентальныхх узоров – узнаваема отсылка к поразившим художника во время его путешествий на Восток мавританским орнаментам. Сама атмосфера картины – восточная, Западу с его постоянной гонкой за достижениями здесь нет места. Одалиски Матисса знают, что суть жизни – в наслаждении ею. При этом сексуальность одалисок истинно восточная, это ни в коем случае не агрессивное утверждение – цветку нет нужны доказывать, что он цветок.
Одалиски Матисса, безусловно, перекликаются с одалисками Энгра. Ключевое отличие между раскрытием этой темы у двух мастеров изящно описал Клод Роже-Маркс. Об одалисках Энгра: «Разве не возникает при виде его одалисок чувство, что он пронзен желанием и сами его деформации полны неги?» Об одалисках Матисса: «Он властвует над этими живыми существами, задуманными почти как предметы, в них его привлекают не они сами, а живописные возможности и то удовольствие, которое они должны доставить зрителю».
Одна из одалисок Матисса, «Одалиска в красных шароварах», поучаствовала в детективной истории. В 2002 году из Музея современного искусства в Каракасе картина была похищена. Пропажу обнаружили не сразу, поскольку злоумышленники заменили подлинник копией. К поискам было привлечено ФБР, и только через 10 лет удалось обнаружить, что оригинал находится на Майами. Еще два года потребовалось на то, чтобы вернуть картину. Летом 2014 года она наконец была выставлена в Венесуэле. Матисс оставил нам много одалисок - но мы не согласны разлучиться ни с одной из них.
#АнриМатисс
@pic_history
1922 г.
Анри Матисс
Фонд Барнса, Филадельфия.
«Поднятое колено» – одна из множества одалисок, написанных Матиссом. Матисс уже приобрел известность, его выставки проходят по всему миру. Он остается верен своему манифесту: живопись должна быть понятна любому, независимо от его проникновения в теоретические глубины. Задача искусства – не смущать и тревожить, а подарить блаженство, внутреннее равновесие и наслаждение.
Значительное влияние на творчество Матисса оказал Делакруа. Путешествия на Восток придали обоим художникам вдохновения, а ответом Матисса на «Алжирских женщин» знаменитого предшественника стали многочисленные одалиски, один из символов живописи Матисса.
Все как на подбор – стройные, с женственными, мягкими изгибами, высокой грудью, округлыми бедрами, плавными линиями тела, самим своим существованием утверждающие, что рай на земле достижим. Эти цветы могли вырасти исключительно в атмосфере «роскоши, спокойствия и наслаждения».
В изображении одалисок Матисс обрел глубину, отказавшись от резких контрастов фовистического периода, от склонности к примитивистическим методам. Уход от крайностей позволил ему найти свою собственную меру. «Искусство держится не на крайностях. Это штука «умеренная, - настаивал он. - Умеряемая чем? Да рассудком, черт побери! Но рассудком рассуждающим».
Колористика одалисок – утонченная, изящная, не взрывающая зрительные рецепторы мгновенным буйством красок, но вовлекающая, завлекающая зрителя – и более не отпускающая. Сам Матисс говорил, что и женщина, и ваза, и цветок для него равноценны. Одалиски кажутся роскошными украшениями, прекрасными вещами, услаждающими взор (нет-нет, ни дидактичности, ни упреков в «бездуховности» у Матисса и в помине нет, речь о том, что предназначение одалиски, равно как и распускающихся цветов – услаждать взор, свидетельствовать о красоте, быть этой красотой). И независимо от того, изображены ли они обнаженными, полуобнаженными или одетыми, укутаны ли в тончайшую вуаль или тяжелые шелка – они свою задачу выполняют.
Одалиски стали той соломинкой, которая переломила последнее сопротивление критиков. Художественный критик, кубист Андре Лот после выставки 1923 года в галерее Бернхейма в Париже сдался и признал: «Матисс — волшебник… При первом взгляде на эти легкие ткани, как бы хранящие мимолетное или рассеянное прикосновение руки, забываются возражения, которыми вы хотели от него отгородиться. Вы сдаетесь, вы побеждены».
Эта обнаженная, в легчайшей газовой юбке "Сидящая одалиска" изображена на фоне ориентальныхх узоров – узнаваема отсылка к поразившим художника во время его путешествий на Восток мавританским орнаментам. Сама атмосфера картины – восточная, Западу с его постоянной гонкой за достижениями здесь нет места. Одалиски Матисса знают, что суть жизни – в наслаждении ею. При этом сексуальность одалисок истинно восточная, это ни в коем случае не агрессивное утверждение – цветку нет нужны доказывать, что он цветок.
Одалиски Матисса, безусловно, перекликаются с одалисками Энгра. Ключевое отличие между раскрытием этой темы у двух мастеров изящно описал Клод Роже-Маркс. Об одалисках Энгра: «Разве не возникает при виде его одалисок чувство, что он пронзен желанием и сами его деформации полны неги?» Об одалисках Матисса: «Он властвует над этими живыми существами, задуманными почти как предметы, в них его привлекают не они сами, а живописные возможности и то удовольствие, которое они должны доставить зрителю».
Одна из одалисок Матисса, «Одалиска в красных шароварах», поучаствовала в детективной истории. В 2002 году из Музея современного искусства в Каракасе картина была похищена. Пропажу обнаружили не сразу, поскольку злоумышленники заменили подлинник копией. К поискам было привлечено ФБР, и только через 10 лет удалось обнаружить, что оригинал находится на Майами. Еще два года потребовалось на то, чтобы вернуть картину. Летом 2014 года она наконец была выставлена в Венесуэле. Матисс оставил нам много одалисок - но мы не согласны разлучиться ни с одной из них.
#АнриМатисс
@pic_history
"Разговор"
1909 г.
Анри Матисс
Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург.
Как привлечь внимание зрителя незамысловатым с вида сюжетом?
Для фовиста Анри Матисса эта задача не представляет особой сложности. Его рецепт прост: берем много глубокого синего, оттеняем его фигурами черного и зеленого цвета, добавляем голубого в белую полоску — и получаем картину, которая вот уже добрую сотню лет вызывает яростные споры в стане критиков, искусствоведов и прочих ценителей искусств.
«Разговор» — так назвал свое произведение Анри Матисс, и на холсте мы действительно видим двух собеседников, увлеченных обсуждением какого-то вопроса. На первый взгляд может показаться, что это непринужденная утренняя беседа между супругами: на мужчине явно надета пижама, на женщине — что-то похожее на домашний халат. Однако легкое напряжение в позах собеседников подсказывает зрителю, что на самом деле разговор идет о чем-то важном: мужчина держит руки в карманах, женщина откинулась на спинку кресла и смотрит в лицо мужчине. Что же происходит в комнате с синими стенами и видом на цветущий сад?
Каждая картина Анри Матисса написана в соответствии с канонами фовизма, и «Разговор» — не исключение.
Сюжет передается нам через плоскую картинку: перспективы здесь почти нет, она едва угадывается в пейзаже, который нам виден из окна комнаты. Плавность клумб и кроны дерева перекликается с прямотой линий ствола и ограды, запершей внутри себя причудливый орнамент ковки.
Такое же противостояние линий мы видим и у персонажей картины Анри Матисса «Разговор»: фигура женщины словно перетекает внутри кресла, практически слившегося со стеной; стоящий напротив нее мужчина, наоборот, состоит из множества прямых линий, и полоски на его пижаме только усиливают эту особенность. Своеобразную «дуэль» линий подчеркивает выбранная художником цветовая гамма: это сочетание таких контрастных оттенков, как насыщенный синий, черный, темно-зеленый. Если интерпретировать сюжет по его цветовой гамме, то можно прийти к выводу, что разговор, происходящий между парой на картине Анри Матисса, не слишком приятен для обоих собеседников.
Некоторые искусствоведы при трактовке этого произведения обращаются к значениям символов. Так, дерево и сад в целом символизируют собой жизнь, природу и ее плодородие. Вынесенные на передний план фигуры мужчины и женщины олицетворяют собой мужское и женское начало, которые в союзе дают новую жизнь. Причудливая ограда окна на картине Анри Матисса «Разговор» выполняет роль связующего звена, мостика, который соединяет вместе две противоположности и в то же время держит их на расстоянии друг от друга.
#АнриМатисс #АллегорическаяCцена #Фовизм
@pic_history
1909 г.
Анри Матисс
Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург.
Как привлечь внимание зрителя незамысловатым с вида сюжетом?
Для фовиста Анри Матисса эта задача не представляет особой сложности. Его рецепт прост: берем много глубокого синего, оттеняем его фигурами черного и зеленого цвета, добавляем голубого в белую полоску — и получаем картину, которая вот уже добрую сотню лет вызывает яростные споры в стане критиков, искусствоведов и прочих ценителей искусств.
«Разговор» — так назвал свое произведение Анри Матисс, и на холсте мы действительно видим двух собеседников, увлеченных обсуждением какого-то вопроса. На первый взгляд может показаться, что это непринужденная утренняя беседа между супругами: на мужчине явно надета пижама, на женщине — что-то похожее на домашний халат. Однако легкое напряжение в позах собеседников подсказывает зрителю, что на самом деле разговор идет о чем-то важном: мужчина держит руки в карманах, женщина откинулась на спинку кресла и смотрит в лицо мужчине. Что же происходит в комнате с синими стенами и видом на цветущий сад?
Каждая картина Анри Матисса написана в соответствии с канонами фовизма, и «Разговор» — не исключение.
Сюжет передается нам через плоскую картинку: перспективы здесь почти нет, она едва угадывается в пейзаже, который нам виден из окна комнаты. Плавность клумб и кроны дерева перекликается с прямотой линий ствола и ограды, запершей внутри себя причудливый орнамент ковки.
Такое же противостояние линий мы видим и у персонажей картины Анри Матисса «Разговор»: фигура женщины словно перетекает внутри кресла, практически слившегося со стеной; стоящий напротив нее мужчина, наоборот, состоит из множества прямых линий, и полоски на его пижаме только усиливают эту особенность. Своеобразную «дуэль» линий подчеркивает выбранная художником цветовая гамма: это сочетание таких контрастных оттенков, как насыщенный синий, черный, темно-зеленый. Если интерпретировать сюжет по его цветовой гамме, то можно прийти к выводу, что разговор, происходящий между парой на картине Анри Матисса, не слишком приятен для обоих собеседников.
Некоторые искусствоведы при трактовке этого произведения обращаются к значениям символов. Так, дерево и сад в целом символизируют собой жизнь, природу и ее плодородие. Вынесенные на передний план фигуры мужчины и женщины олицетворяют собой мужское и женское начало, которые в союзе дают новую жизнь. Причудливая ограда окна на картине Анри Матисса «Разговор» выполняет роль связующего звена, мостика, который соединяет вместе две противоположности и в то же время держит их на расстоянии друг от друга.
#АнриМатисс #АллегорическаяCцена #Фовизм
@pic_history
"Лежащая обнаженная"
1935 г.
Анри Матисс
Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург.
Лежащая обнаженная – не кто иная, как Лидия Делекторская, русская эмигрантка, любимая модель и просто любимая Матисса, его бессменный секретарь и помощник на протяжении 20 лет. Лидия стала вдохновением и лебединой песней позднего Матисса.
Гений колористики, художник, которому цвет повиновался, как никому иному ни до, ни после, откладывал порой кисти и брал карандаш. Не это ли означает – учиться всегда, ни на мгновение не прекращая? Достигший совершенства в использовании цвета, получивший всемирное признание создатель чувственных, сладострастных одалисок, отстраненно на них взирающий, одевающий и раздевающий их по взмаху кисти своей, пожилой уже художник берет в руки бумагу и карандаш и, словно впервые влюбившийся мальчишка, рисует женщину, которая совсем не в его вкусе. И глядя на результат, мы хорошо понимаем, почему мадам Матисс долго смотрела на одно из изображений Лидии, а потом потребовала развод.
Матисс берег Лидию от молвы, упоминал о ней исключительно как о «своем личном секретаре», но не рисовать её не мог. И любой карандашный набросок выдавал всё об отношении мастера к этой странной светловолосой русской, так не похожей на любимых им смуглых одалисок.
Словно в молодости, когда простился с неоимпрессионизмом, художник заново открывает свойства линии. Он рисует линии, и каждая из них выдает безудержную, кажется, всю жизнь копившуюся нежность к Лидии. Один из критиков, глядя на рисунок, где несколькими штрихами изображена Лидия, облокотившаяся на руки, воскликнул: «Эти руки – само объятье, здесь только женская голова и руки, но они созданы для того, чтобы обнимать мужчину!»
На рисунке «Лежащая обнаженная» художник изобразил и себя, и модель.
Клод Роже-Маркс, характеризуя многочисленных «Одалисок» Матисса, отмечает, что они для художника – лишь часть обстановки, элементы рая. Иными словами, изображая сладчайших одалисок, Матисс сохраняет некую отстраненность и не теряет самообладания в этой наполненной негой атмосфере. Но у нас нет ни малейшего повода сказать нечто подобное о рисунке лежащей Лидии. Женщина в центре рисунка, окруженная со всех сторон художником, – без сомнения желанна и любима. Об этом говорит каждый изгиб и каждая линия ее тела, его расслабленность, поворот головы, приоткрытый рот, счастливо-рассеянный взгляд.
Этот рисунок будет с некоторыми изменениями процитирован в «Лежащей обнаженной на фиолетовом фоне». В картине сохранилась особая мягкость, свойственная выходившим из-под кисти Матисса изображениям Лидии, но безоружной, беспредельной нежности, которая заметна в рисунке, убавилось.
#АнриМатисс #Экспрессионизм
@pic_history
1935 г.
Анри Матисс
Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург.
Лежащая обнаженная – не кто иная, как Лидия Делекторская, русская эмигрантка, любимая модель и просто любимая Матисса, его бессменный секретарь и помощник на протяжении 20 лет. Лидия стала вдохновением и лебединой песней позднего Матисса.
Гений колористики, художник, которому цвет повиновался, как никому иному ни до, ни после, откладывал порой кисти и брал карандаш. Не это ли означает – учиться всегда, ни на мгновение не прекращая? Достигший совершенства в использовании цвета, получивший всемирное признание создатель чувственных, сладострастных одалисок, отстраненно на них взирающий, одевающий и раздевающий их по взмаху кисти своей, пожилой уже художник берет в руки бумагу и карандаш и, словно впервые влюбившийся мальчишка, рисует женщину, которая совсем не в его вкусе. И глядя на результат, мы хорошо понимаем, почему мадам Матисс долго смотрела на одно из изображений Лидии, а потом потребовала развод.
Матисс берег Лидию от молвы, упоминал о ней исключительно как о «своем личном секретаре», но не рисовать её не мог. И любой карандашный набросок выдавал всё об отношении мастера к этой странной светловолосой русской, так не похожей на любимых им смуглых одалисок.
Словно в молодости, когда простился с неоимпрессионизмом, художник заново открывает свойства линии. Он рисует линии, и каждая из них выдает безудержную, кажется, всю жизнь копившуюся нежность к Лидии. Один из критиков, глядя на рисунок, где несколькими штрихами изображена Лидия, облокотившаяся на руки, воскликнул: «Эти руки – само объятье, здесь только женская голова и руки, но они созданы для того, чтобы обнимать мужчину!»
На рисунке «Лежащая обнаженная» художник изобразил и себя, и модель.
Клод Роже-Маркс, характеризуя многочисленных «Одалисок» Матисса, отмечает, что они для художника – лишь часть обстановки, элементы рая. Иными словами, изображая сладчайших одалисок, Матисс сохраняет некую отстраненность и не теряет самообладания в этой наполненной негой атмосфере. Но у нас нет ни малейшего повода сказать нечто подобное о рисунке лежащей Лидии. Женщина в центре рисунка, окруженная со всех сторон художником, – без сомнения желанна и любима. Об этом говорит каждый изгиб и каждая линия ее тела, его расслабленность, поворот головы, приоткрытый рот, счастливо-рассеянный взгляд.
Этот рисунок будет с некоторыми изменениями процитирован в «Лежащей обнаженной на фиолетовом фоне». В картине сохранилась особая мягкость, свойственная выходившим из-под кисти Матисса изображениям Лидии, но безоружной, беспредельной нежности, которая заметна в рисунке, убавилось.
#АнриМатисс #Экспрессионизм
@pic_history
"Вход в Касбу"
1913 г.
Анри Матисс
ГМИИ имени А. С. Пушкина.
Культурой Востока Матисс увлекся еще до своего путешествия в Марокко. Он специально ездил в Мюнхен на выставку исламского искусства, где часами напролет любовался коврами, керамикой, резьбой и старинными монетами. Поэтому путешествие в Танжер было для художника не только хорошей возможностью поработать над заказами для коллекционера Морозова, но и поближе познакомиться с интриговавшей его культурой.
По приезду на место все пошло немного не так, как ожидалось. Помимо того, что мало кто из местных соглашался позировать приезжему чужеземцу из-за строгих мусульманских порядков, чета Матиссов выбрала крайне неудачное время для поездки. Первые две недели февраля 1912 года почти непрерывно шел дождь, улицы города заливало реками грязной воды и выйти из гостиницы было довольно затруднительно. Да и та оставляла желать лучшего: «Вилла де Франс» могла похвастаться лишь отличным видом на старый город, а номера в ней были темными, маленькими и не особо чистыми.
Лишь после двухнедельного заточения, с трудом удержавшись от соблазна отбыть домой, Амели и Анри Матисс наконец смогли выбраться на прогулку в город и насладиться красотой экзотических окрестностей. «Едва дождь прекратился, из земли появились дивные цветы, – вспоминал художник. – Все холмы в окрестностях Танжера, прежде имевшие цвет львиной шкуры, покрылись изумительной зеленью, а небо затянуло тучами, словно на картинах Делакруа. Благодаря необычному свету, все вокруг выглядело совсем не таким, как на Лазурном Берегу».
Стены старого города тоже мало напоминали знакомые Матиссам европейские городские ландшафты. Традиционно в центре марокканских городов возвышалась крепость, внутри которой располагалась резиденция королей или дома местной знати. Такие старинные кварталы-цитадели называют касбой. Вход в одну из них написал Матисс на левой части «Марокканского триптиха».
Преобладание разных оттенков синего на картине «Вход в касбу» – не фантазия художника и не художественное преувеличение. Дома внутри крепостной стены касбы действительно чаще всего окрашены в белый и голубой цвета, и на современной фотографии улиц старого города Марокко все так же будут доминировать небесные оттенки. Видимо, за время пребывания в Танжере Матисс так проникся синим цветом, что он станет главным, объединяющим все картины «Марокканского триптиха» .
#АнриМатисс #Фовизм
@pic_history
1913 г.
Анри Матисс
ГМИИ имени А. С. Пушкина.
Культурой Востока Матисс увлекся еще до своего путешествия в Марокко. Он специально ездил в Мюнхен на выставку исламского искусства, где часами напролет любовался коврами, керамикой, резьбой и старинными монетами. Поэтому путешествие в Танжер было для художника не только хорошей возможностью поработать над заказами для коллекционера Морозова, но и поближе познакомиться с интриговавшей его культурой.
По приезду на место все пошло немного не так, как ожидалось. Помимо того, что мало кто из местных соглашался позировать приезжему чужеземцу из-за строгих мусульманских порядков, чета Матиссов выбрала крайне неудачное время для поездки. Первые две недели февраля 1912 года почти непрерывно шел дождь, улицы города заливало реками грязной воды и выйти из гостиницы было довольно затруднительно. Да и та оставляла желать лучшего: «Вилла де Франс» могла похвастаться лишь отличным видом на старый город, а номера в ней были темными, маленькими и не особо чистыми.
Лишь после двухнедельного заточения, с трудом удержавшись от соблазна отбыть домой, Амели и Анри Матисс наконец смогли выбраться на прогулку в город и насладиться красотой экзотических окрестностей. «Едва дождь прекратился, из земли появились дивные цветы, – вспоминал художник. – Все холмы в окрестностях Танжера, прежде имевшие цвет львиной шкуры, покрылись изумительной зеленью, а небо затянуло тучами, словно на картинах Делакруа. Благодаря необычному свету, все вокруг выглядело совсем не таким, как на Лазурном Берегу».
Стены старого города тоже мало напоминали знакомые Матиссам европейские городские ландшафты. Традиционно в центре марокканских городов возвышалась крепость, внутри которой располагалась резиденция королей или дома местной знати. Такие старинные кварталы-цитадели называют касбой. Вход в одну из них написал Матисс на левой части «Марокканского триптиха».
Преобладание разных оттенков синего на картине «Вход в касбу» – не фантазия художника и не художественное преувеличение. Дома внутри крепостной стены касбы действительно чаще всего окрашены в белый и голубой цвета, и на современной фотографии улиц старого города Марокко все так же будут доминировать небесные оттенки. Видимо, за время пребывания в Танжере Матисс так проникся синим цветом, что он станет главным, объединяющим все картины «Марокканского триптиха» .
#АнриМатисс #Фовизм
@pic_history
"Фрукты и бронза"
1910 г.
Анри Матисс
ГМИИ имени А. С. Пушкина.
Натюрморт Матисса «Фрукты и бронза» известен тем, что эта картина стала фоном для портрета коллекционера и мецената Ивана Абрамовича Морозова, написанного Валентином Серовым в 1910 году (хранится в Третьяковской галерее). Сам художник не дает объяснения, почему был выбран именно этот натюрморт – возможно, таково было пожелание самого Морозова. А вот об отношении Серова к творчеству Матисса известно достаточно.
«Некоторые работы Матисса мне нравятся, но только некоторые, в общем же я его не понимаю», – одно из его высказываний о картинах француза. А вот в письме жене Серов более подробно расшифровывает свои неоднозначные впечатления от знакомства с ними: «Матисс, хотя чувствую в нем талант и благородство, но все же радости не дает, – и странно, все другое, зато делается чем-то скучным, – тут можно призадуматься. Как будто жестко, криво и косо, а между тем, не хочется смотреть на висящие рядом вещи мастеров, исполненные в давно знакомой манере».
Что примечательно: хотя Серов старался сохранить «Фрукты и бронзу» на портрете Морозова максимально приближенными к оригиналу, ему все же не удалось передать то абсолютное отсутствие объема у предметов – вазы, статуэтки, фруктов – которое делает их похожими скорее на часть узора на ковре, чем на самостоятельные объекты на его фоне. У Серова, кажется, даже проскакивает какое-то подобие линейной перспективы, которой у Матисса нет и в помине. Видимо, ему было не так-то и просто избавиться от устоявшихся академических привычек, как может показаться на первый взгляд.
А вот у Матисса с этим проблем не было. Напротив, к тому моменту своей карьеры он уже просто не видел смысла в том, чтобы даже пытаться приблизиться к реалистичности изображения: «Мне стало неинтересно копировать предмет, – разъяснял он в книге «Записки живописца». – Зачем писать внешний вид яблока, как бы похоже ни получалось? Что пользы в копиях предмета, который природа и без того поставляет в несметных количествах и который всегда можно вообразить себе еще более красивым? Важно показать отношение предмета к художнику, к его личности и способность художника организовать свои ощущения и чувства».
Композиционный принцип, по которому построены «Фрукты и бронза», станет один из любимых у Матисса. Он напишет еще немало натюрмортов на фоне причудливо разложенного ковра или ткани, которые занимают на картине сразу две плоскости – горизонтальную и вертикальную. И если к разнообразным тканям у художника было особое отношение благодаря его происхождению из города Боэн, славившегося искусными ткачами на всю Францию, то с коврами дела обстоят несколько сложнее.
Во-первых, Матисс известен своей любовью к арабской культуре и искусству в целом, а также к восточным орнаментам и арабескам в частности – а где же еще, как не на коврах, их всегда в избытке? Помимо этого, в биографии художника британская писательница Хилари Сперлинг описывает замечательный случай, ставший знаковым в его судьбе. Матисс любил рассказывать историю о бельгийском гипнотизере Донато, который приехал с сеансами в Боэн в 1884 году. На выступлениях он внушал добровольцам из зала различные образы, под действием которых они начинали, к примеру, пытаться собирать воображаемые цветы, или пить воду из ручья, которого в действительности не было.
Когда настал черед юного Анри, что-то пошло не так: «У него внутри что-то словно щелкнуло: сквозь зеленую траву и голубую воду ручья (“я уже начал поддаваться чарам”) на полу проступил обычный ковер. “Нет! – закричал он. – Я вижу ковер!” Случившееся на “сеансе массового гипноза” стало для Матисса некой точкой отсчета: “Как бы далеко ни уносила меня фантазия, – любил повторять он, – я никогда не терял из виду ковер”».
#АнриМатисс #Натюрморт #Экспрессионизм
@pic_history
1910 г.
Анри Матисс
ГМИИ имени А. С. Пушкина.
Натюрморт Матисса «Фрукты и бронза» известен тем, что эта картина стала фоном для портрета коллекционера и мецената Ивана Абрамовича Морозова, написанного Валентином Серовым в 1910 году (хранится в Третьяковской галерее). Сам художник не дает объяснения, почему был выбран именно этот натюрморт – возможно, таково было пожелание самого Морозова. А вот об отношении Серова к творчеству Матисса известно достаточно.
«Некоторые работы Матисса мне нравятся, но только некоторые, в общем же я его не понимаю», – одно из его высказываний о картинах француза. А вот в письме жене Серов более подробно расшифровывает свои неоднозначные впечатления от знакомства с ними: «Матисс, хотя чувствую в нем талант и благородство, но все же радости не дает, – и странно, все другое, зато делается чем-то скучным, – тут можно призадуматься. Как будто жестко, криво и косо, а между тем, не хочется смотреть на висящие рядом вещи мастеров, исполненные в давно знакомой манере».
Что примечательно: хотя Серов старался сохранить «Фрукты и бронзу» на портрете Морозова максимально приближенными к оригиналу, ему все же не удалось передать то абсолютное отсутствие объема у предметов – вазы, статуэтки, фруктов – которое делает их похожими скорее на часть узора на ковре, чем на самостоятельные объекты на его фоне. У Серова, кажется, даже проскакивает какое-то подобие линейной перспективы, которой у Матисса нет и в помине. Видимо, ему было не так-то и просто избавиться от устоявшихся академических привычек, как может показаться на первый взгляд.
А вот у Матисса с этим проблем не было. Напротив, к тому моменту своей карьеры он уже просто не видел смысла в том, чтобы даже пытаться приблизиться к реалистичности изображения: «Мне стало неинтересно копировать предмет, – разъяснял он в книге «Записки живописца». – Зачем писать внешний вид яблока, как бы похоже ни получалось? Что пользы в копиях предмета, который природа и без того поставляет в несметных количествах и который всегда можно вообразить себе еще более красивым? Важно показать отношение предмета к художнику, к его личности и способность художника организовать свои ощущения и чувства».
Композиционный принцип, по которому построены «Фрукты и бронза», станет один из любимых у Матисса. Он напишет еще немало натюрмортов на фоне причудливо разложенного ковра или ткани, которые занимают на картине сразу две плоскости – горизонтальную и вертикальную. И если к разнообразным тканям у художника было особое отношение благодаря его происхождению из города Боэн, славившегося искусными ткачами на всю Францию, то с коврами дела обстоят несколько сложнее.
Во-первых, Матисс известен своей любовью к арабской культуре и искусству в целом, а также к восточным орнаментам и арабескам в частности – а где же еще, как не на коврах, их всегда в избытке? Помимо этого, в биографии художника британская писательница Хилари Сперлинг описывает замечательный случай, ставший знаковым в его судьбе. Матисс любил рассказывать историю о бельгийском гипнотизере Донато, который приехал с сеансами в Боэн в 1884 году. На выступлениях он внушал добровольцам из зала различные образы, под действием которых они начинали, к примеру, пытаться собирать воображаемые цветы, или пить воду из ручья, которого в действительности не было.
Когда настал черед юного Анри, что-то пошло не так: «У него внутри что-то словно щелкнуло: сквозь зеленую траву и голубую воду ручья (“я уже начал поддаваться чарам”) на полу проступил обычный ковер. “Нет! – закричал он. – Я вижу ковер!” Случившееся на “сеансе массового гипноза” стало для Матисса некой точкой отсчета: “Как бы далеко ни уносила меня фантазия, – любил повторять он, – я никогда не терял из виду ковер”».
#АнриМатисс #Натюрморт #Экспрессионизм
@pic_history
В конце января 1912 года Анри Матисс вместе с женой Амели отправляется в Марокко. В Танжере он планировал выполнить ряд заказов для русских коллекционеров Сергея Щукина и Ивана Морозова. Первый из них намекнул, что отдает предпочтение работам с фигурами, но с поиском моделей дела здесь обстояли чрезвычайно сложно. Согласно мусульманским обычаям женщинам было не только запрещено позировать, но и вообще открывать лицо (этот закон не распространялся на проституток).
Лишь два месяца спустя усилиями местных французов – владельцев отеля, в котором остановился художник – получилось отыскать натурщицу. На тот момент Зоре было не более двенадцати лет – еще совсем ребенок по европейским меркам, но в Марокко она считалась достаточно взрослой, чтобы выходить замуж или начать заниматься проституцией. Но позировать чужеземцу девушка смогла недолго: «Появился ее брат, – писал Матисс. – Думаю, он убил бы ее, если бы узнал, что она позирует».
Ему удалось возобновить сеансы с Зорой уже во время второго визита в Танжер почти полгода спустя. Когда ее разыскали, она трудилась в публичном доме. Поэтому девушка позировала Матиссу на крыше борделя, куда поднималась в перерывах между приемом клиентов. Включая эту, в общей сложности марокканка стала героиней трех работ Матисса.
Художнику приглянулся национальный костюм девушки: это наиболее детализированный элемент на картине «Зора на террасе». В то время как кистям модели он уделил куда меньше внимания (один из критиков отмечал, что ни отличаются «ошеломляющим отсутствием»). Во время своего недавнего визита в Москву художник был очень вдохновлен старинной русской иконописью. Это повлияло на характер изображения персонажей марокканского цикла, больше напоминающих лики святых. Не зная истории написания картины, совершенно невозможно догадаться о роде занятий Зоры, настолько скромной и целомудренной она выглядит.
Хотя у Матисса изначально не было замысла писать триптих, со временем он решил объединить три картины, созданные в то время, в «Марокканский триптих». Помимо «Зоры на террасе» в него также вошли полотна «Вид из окна» и «Вход в Касбу». В 1913 году его выкупил Иван Морозов, в коллекции которого он хранился до 1919 года. Теперь «Марокканский триптих» является частью собрания Пушкинского музея.
#АнриМатисс #Портрет #Экспрессионизм
@pic_history
Лишь два месяца спустя усилиями местных французов – владельцев отеля, в котором остановился художник – получилось отыскать натурщицу. На тот момент Зоре было не более двенадцати лет – еще совсем ребенок по европейским меркам, но в Марокко она считалась достаточно взрослой, чтобы выходить замуж или начать заниматься проституцией. Но позировать чужеземцу девушка смогла недолго: «Появился ее брат, – писал Матисс. – Думаю, он убил бы ее, если бы узнал, что она позирует».
Ему удалось возобновить сеансы с Зорой уже во время второго визита в Танжер почти полгода спустя. Когда ее разыскали, она трудилась в публичном доме. Поэтому девушка позировала Матиссу на крыше борделя, куда поднималась в перерывах между приемом клиентов. Включая эту, в общей сложности марокканка стала героиней трех работ Матисса.
Художнику приглянулся национальный костюм девушки: это наиболее детализированный элемент на картине «Зора на террасе». В то время как кистям модели он уделил куда меньше внимания (один из критиков отмечал, что ни отличаются «ошеломляющим отсутствием»). Во время своего недавнего визита в Москву художник был очень вдохновлен старинной русской иконописью. Это повлияло на характер изображения персонажей марокканского цикла, больше напоминающих лики святых. Не зная истории написания картины, совершенно невозможно догадаться о роде занятий Зоры, настолько скромной и целомудренной она выглядит.
Хотя у Матисса изначально не было замысла писать триптих, со временем он решил объединить три картины, созданные в то время, в «Марокканский триптих». Помимо «Зоры на террасе» в него также вошли полотна «Вид из окна» и «Вход в Касбу». В 1913 году его выкупил Иван Морозов, в коллекции которого он хранился до 1919 года. Теперь «Марокканский триптих» является частью собрания Пушкинского музея.
#АнриМатисс #Портрет #Экспрессионизм
@pic_history
Матисс Анри Эмиль Бенуа – известный художник, график, скульптор родом из Франции. Мастер отличался довольно нестандартным стилем – его любимым приемом была передача ощущений при помощи насыщенных цветов и плоского рисунка. Все работы художника очень глубоки по цветовой гамме, его работы то и дело вызывали настоящий фурор на выставках. Любопытно, что интерес к живописному искусству пробудился у него достаточно поздно – в 20 лет. И этот порыв, который охватил художника, так и остался с ним до конца дней.
Знаменитые панно Матисса «Танец» и «Музыка» на выставке Осеннего салона в Париже (1910-й год) стали скандальной сенсацией из-за того, что на картинах довольно реалистично изображены обнаженные люди. «Музыка» (260*389 см) художника Анри Матисса написана маслом на холсте. Нынче работа хранится в Эрмитаже.
На полотне изображены пять человек неопределенного возраста, а вся работа напоминает собой рисунок ребенка. Один из персонажей картины играет на скрипке, второй, сидя рядом, – на флейте, трое других находятся сбоку от них. Небеса на полотне насыщенно-синего, трава – ярко-зеленого, люди – красного цвета. Решение привычно для художника: благодаря контрасту больших по своим размерам областей чистого цвета зарождаются новые «ноты», которые заменяют цветовую гамму. Тона становятся непосредственным сюжетом всей картины.
Достичь гармонии цвета — ключевое задание, которое замечательно выполнено в «Музыке» Анри Матисса: ни одно описание картины не способно передать всю полноту подобранной цветовой гаммы. Сочный пунцовый оттенок отлично сбалансирован тут синим и зеленым. Фигуры очерчивает темный контур, который заполняет краска. Вначале мастер выполнил силуэты мужчин с гениталиями, однако в конце работы скрыл их, видимо, согласно пожеланию заказчика.
Скрипач в «Музыке» Анри Матисса напоминает собой памятник. Его поза очень точна в своих деталях — достичь цели живописцу было не очень сложно, ведь он также играл на этом музыкальном инструменте. Данная картина (как и ее пара – «Танец») была заказана художнику коллекционером из России С.И. Щукиным в 1909 г. Тот просил художника показать в виде аллегории танец и музыку. Мастер ставит перед собой цель – свести данные образы к простым формам. Однако как раз в своей динамике эти парные картины и отличаются. Персонажи «Танца» словно пытаются вырваться за рамки картины, а в «Музыке» художника Анри Матисса все, наоборот, выглядят на редкость статичными. Композиция исполнена покоя, превосходно сбалансирована.
На месте мужчин здесь изображены словно их «эмблемы», которые превращают фигуры в своего рода близнецов. Это создает целостность полотна, не делящегося на отдельные сюжеты. Три человека с правой стороны сидят, согнув колени, и это делает их несколько подобными знакам в нотном ряду. Если рассматривать картину с этой точки зрения, силуэт музыканта со скрипкой выступает здесь в качестве нотного ключа. Это только гипотеза – автор данную картину расшифровать не пожелал.
#АнриМатисс #АллегорическаяСцена #Фовизм
@pic_history
Знаменитые панно Матисса «Танец» и «Музыка» на выставке Осеннего салона в Париже (1910-й год) стали скандальной сенсацией из-за того, что на картинах довольно реалистично изображены обнаженные люди. «Музыка» (260*389 см) художника Анри Матисса написана маслом на холсте. Нынче работа хранится в Эрмитаже.
На полотне изображены пять человек неопределенного возраста, а вся работа напоминает собой рисунок ребенка. Один из персонажей картины играет на скрипке, второй, сидя рядом, – на флейте, трое других находятся сбоку от них. Небеса на полотне насыщенно-синего, трава – ярко-зеленого, люди – красного цвета. Решение привычно для художника: благодаря контрасту больших по своим размерам областей чистого цвета зарождаются новые «ноты», которые заменяют цветовую гамму. Тона становятся непосредственным сюжетом всей картины.
Достичь гармонии цвета — ключевое задание, которое замечательно выполнено в «Музыке» Анри Матисса: ни одно описание картины не способно передать всю полноту подобранной цветовой гаммы. Сочный пунцовый оттенок отлично сбалансирован тут синим и зеленым. Фигуры очерчивает темный контур, который заполняет краска. Вначале мастер выполнил силуэты мужчин с гениталиями, однако в конце работы скрыл их, видимо, согласно пожеланию заказчика.
Скрипач в «Музыке» Анри Матисса напоминает собой памятник. Его поза очень точна в своих деталях — достичь цели живописцу было не очень сложно, ведь он также играл на этом музыкальном инструменте. Данная картина (как и ее пара – «Танец») была заказана художнику коллекционером из России С.И. Щукиным в 1909 г. Тот просил художника показать в виде аллегории танец и музыку. Мастер ставит перед собой цель – свести данные образы к простым формам. Однако как раз в своей динамике эти парные картины и отличаются. Персонажи «Танца» словно пытаются вырваться за рамки картины, а в «Музыке» художника Анри Матисса все, наоборот, выглядят на редкость статичными. Композиция исполнена покоя, превосходно сбалансирована.
На месте мужчин здесь изображены словно их «эмблемы», которые превращают фигуры в своего рода близнецов. Это создает целостность полотна, не делящегося на отдельные сюжеты. Три человека с правой стороны сидят, согнув колени, и это делает их несколько подобными знакам в нотном ряду. Если рассматривать картину с этой точки зрения, силуэт музыканта со скрипкой выступает здесь в качестве нотного ключа. Это только гипотеза – автор данную картину расшифровать не пожелал.
#АнриМатисс #АллегорическаяСцена #Фовизм
@pic_history
Telegram
История одной картины
На всех картинах триптиха убедительно доминирует синий цвет. Причин тому может быть несколько. Во-первых, стены старого города, на который открывался вид из окна гостиничной комнаты, где жили Матиссы, были бело-голубыми, и в сочетании с синевой небом и залива, что также виднелся из их номера, действительно сливались в один сплошной синий фон.
Во-вторых, «Марокканский триптих» благодаря этой прохладной сине-голубой гамме навевает умиротворение и спокойствие, а это были именно те эмоции, к каким стремился Матисс и которые хотел дарить зрителю своими работами. «Я мечтаю об уравновешенном искусстве, полном чистоты и спокойствия, – писал он. – Искусстве без суетных и беспокойных сюжетов, искусстве, которое могло бы дать отдых уму интеллектуального работника, делового человека, литератора, подобно тому как удобное кресло дает отдых физически усталому человеку».
Художник рассказывал политику и журналисту Марселю Самба, жившему неподалеку от дома Матисса в Исси, что именно в Танжере он начал в значительной степени упрощать картины и стремиться к абстракции: «Я иду к моему чувству, к восторгу. И потом нахожу там покой», – говорил он. Темпераментный Самба чрезвычайно экспрессивно отзывался об этом стремлении Матисса: «Спокойствие! Как много раз в течение многих лет он повторял мне это снова и снова! Спокойствие — вот чего он страстно желает! Спокойствие — вот в чем он нуждается! Спокойствие — вот то, что он хочет выразить! Матисс держит свои горести при себе. Он не желает их никому показывать. Людям он дарит только спокойствие».
Хилари Сперлинг, автор обширной биографии художника, связывает страстное желание покоя в марокканской серии Матисса с тревожными событиями, происходившими в Танжере в те дни. Во время его пребывания там усилилось напряжение между местным населением и французами в связи с подписанием султаном договора о переходе страны под протекторат Франции. В связи с этим Матисс поспешно покинул Марокко, и уже в Париже узнал о страшной резне, учиненной повстанцами, в которой погибли многие французы, оставшиеся в городе.
К счастью, художнику удалось избежать столкновений и вывезти из мятежного Танжера все написанные там работы. Почти все они уехали в Россию и осели в коллекциях Морозова и Щукина. По этому поводу сильно сокрушалась жена Марселя Самба, которому удалось приобрести две картины марокканского цикла: «Скоро ваши картины мы сможем снова увидеть только в Москве, – писала Жоржетт Матиссу. – Их там уже столько, причем самых замечательных. Неужели же ни один французский художник их никогда не увидит? Это такая огромная потеря для развития эстетического вкуса во Франции».
@pic_history
#АнриМатисс #Экспрессионизм
Во-вторых, «Марокканский триптих» благодаря этой прохладной сине-голубой гамме навевает умиротворение и спокойствие, а это были именно те эмоции, к каким стремился Матисс и которые хотел дарить зрителю своими работами. «Я мечтаю об уравновешенном искусстве, полном чистоты и спокойствия, – писал он. – Искусстве без суетных и беспокойных сюжетов, искусстве, которое могло бы дать отдых уму интеллектуального работника, делового человека, литератора, подобно тому как удобное кресло дает отдых физически усталому человеку».
Художник рассказывал политику и журналисту Марселю Самба, жившему неподалеку от дома Матисса в Исси, что именно в Танжере он начал в значительной степени упрощать картины и стремиться к абстракции: «Я иду к моему чувству, к восторгу. И потом нахожу там покой», – говорил он. Темпераментный Самба чрезвычайно экспрессивно отзывался об этом стремлении Матисса: «Спокойствие! Как много раз в течение многих лет он повторял мне это снова и снова! Спокойствие — вот чего он страстно желает! Спокойствие — вот в чем он нуждается! Спокойствие — вот то, что он хочет выразить! Матисс держит свои горести при себе. Он не желает их никому показывать. Людям он дарит только спокойствие».
Хилари Сперлинг, автор обширной биографии художника, связывает страстное желание покоя в марокканской серии Матисса с тревожными событиями, происходившими в Танжере в те дни. Во время его пребывания там усилилось напряжение между местным населением и французами в связи с подписанием султаном договора о переходе страны под протекторат Франции. В связи с этим Матисс поспешно покинул Марокко, и уже в Париже узнал о страшной резне, учиненной повстанцами, в которой погибли многие французы, оставшиеся в городе.
К счастью, художнику удалось избежать столкновений и вывезти из мятежного Танжера все написанные там работы. Почти все они уехали в Россию и осели в коллекциях Морозова и Щукина. По этому поводу сильно сокрушалась жена Марселя Самба, которому удалось приобрести две картины марокканского цикла: «Скоро ваши картины мы сможем снова увидеть только в Москве, – писала Жоржетт Матиссу. – Их там уже столько, причем самых замечательных. Неужели же ни один французский художник их никогда не увидит? Это такая огромная потеря для развития эстетического вкуса во Франции».
@pic_history
#АнриМатисс #Экспрессионизм
Картина написана в период увлечения Матисса пуантилизмом – направлением, созданным Жоржем Сёра и Полем Синьяком. Последний и приобрел это полотно. Матисс интерпретирует сюжет горячо любимых «Трех Купальщиц» Сезанна – ради покупки этой картины его жена, Амели Матисс, через год после свадьбы продала свое обручальное кольцо. Легко опознаваем и диалог Матисса со скандально известным «Завтраком на траве» Эдуарда Мане, на котором изображены одетые мужчины в компании обнаженной женщины. Матисс окружил своего одетого мужчину сразу несколькими обнаженными женщинами.
«Купальщицы» Матисса выполнены методом нанесения цветных точек - так поступали пуантилисты. Благодаря этой технике, от холста исходит ощущение вибрации, сияющего марева, словно перед нами – прекрасный мираж в пустыне. Работа подчеркнута декоративна, она, что называется, услаждает взор. Уже в следующем году он напишет «Женщину в шляпе», в которой позволит цвету быть полновластным хозяином холста, пока же художник, кажется, лишь нащупывает границы возможного. Он уже открыл поэзию цвета, но еще не вывел его на вершину своего подхода.
Через пару лет Матисс напишет «Радость жизни», тоже рассказывающую о покое и блаженстве, но кардинально отличающуюся от этой картины. В ней уже гораздо больше самого Матисса и совсем нет неоимпрессионизма – контуры, обширные площади, закрашенные одним цветом, контрастные сочетания.
Картина «Роскошь, покой, наслаждение» наполнена ощущением неги и райского блаженства – позднее, попытавшись найти рай на Таити, Матисс окончательно убедится, что рай на Земле может создать только художник. Перед нами – одна из первых попыток создания рая. Позы обнаженных женщин праздны и изнеженны, на скатерти, расстеленной прямо на земле, вино и фрукты. Название апеллирует к стихотворению Бодлера «Приглашение к путешествию». В русском наиболее известном переводе Дмитрия Мережковского:
Голубка моя,
Умчимся в края,
Где всё, как и ты, совершенство,
И будем мы там
Делить пополам
И жизнь, и любовь, и блаженство.
Но в данном случае все же речь в первую очередь о роскоши, спокойствии и наслаждении – эту идиллию не потревожит даже ветер страстей (нередко превращающийся в ураган).
@pic_history
#АнриМатисс #Импрессионизм
«Купальщицы» Матисса выполнены методом нанесения цветных точек - так поступали пуантилисты. Благодаря этой технике, от холста исходит ощущение вибрации, сияющего марева, словно перед нами – прекрасный мираж в пустыне. Работа подчеркнута декоративна, она, что называется, услаждает взор. Уже в следующем году он напишет «Женщину в шляпе», в которой позволит цвету быть полновластным хозяином холста, пока же художник, кажется, лишь нащупывает границы возможного. Он уже открыл поэзию цвета, но еще не вывел его на вершину своего подхода.
Через пару лет Матисс напишет «Радость жизни», тоже рассказывающую о покое и блаженстве, но кардинально отличающуюся от этой картины. В ней уже гораздо больше самого Матисса и совсем нет неоимпрессионизма – контуры, обширные площади, закрашенные одним цветом, контрастные сочетания.
Картина «Роскошь, покой, наслаждение» наполнена ощущением неги и райского блаженства – позднее, попытавшись найти рай на Таити, Матисс окончательно убедится, что рай на Земле может создать только художник. Перед нами – одна из первых попыток создания рая. Позы обнаженных женщин праздны и изнеженны, на скатерти, расстеленной прямо на земле, вино и фрукты. Название апеллирует к стихотворению Бодлера «Приглашение к путешествию». В русском наиболее известном переводе Дмитрия Мережковского:
Голубка моя,
Умчимся в края,
Где всё, как и ты, совершенство,
И будем мы там
Делить пополам
И жизнь, и любовь, и блаженство.
Но в данном случае все же речь в первую очередь о роскоши, спокойствии и наслаждении – эту идиллию не потревожит даже ветер страстей (нередко превращающийся в ураган).
@pic_history
#АнриМатисс #Импрессионизм
Картина «Испанка с бубном» тоже попадает в эту категорию. Помимо того, что она олицетворяет собирательный образ всех женских качеств, которые всегда ценил художник и предпочитал находить в своих моделях, это еще один портрет с ярким экзотическим колоритом в его коллекции. К моменту его написания Матиссу еще не довелось побывать в Испании (это произойдет немного позже, в 1910 году), да и девушка на картине происходит родом не из этой страны.
По одним сведениям, она была цыганкой, а по другим – итальянкой. Сходства с национальностью, заявленной в названии полотна, Матисс стремился достичь при помощи характерного костюма, состоящего из пестрой блузы, укороченного жакета с вышивкой и красной юбки. Традиционная прическа и темпераментная поза модели – завершающие акценты выразительного испанского образа. Подчеркивают его и жгучий оттенок черного, и резкие цветовые контрасты.
Из-за отчетливого темного контура на картинах того периода они часто казались публике странными и даже агрессивными. К примеру, «Девушка с черной кошкой» (портрет дочери Матисса) просто наводила ужас на гостей Сары Стайн, которая приобрела полотно. «Девушка с тюльпанами», хоть и сидит, скромно сложив руки на коленях, казалась безумной посетителям дома Щукина в Москве.
Тем не менее, русский коллекционер выкупил «Испанку с бубном» как только та поступила в парижскую галерею Бернхейм-Жён, согласно договору художника с владевшей ею фирмой. Перед отправлением в Москву «Испанка» побывала на весеннем Салоне независимых 1909 года. А по прибытии в Россию стала частью ансамбля знаменитой Розовой гостиной Щукина.
@pic_history
#АнриМатисс #Портрет #Экспрессионизм
По одним сведениям, она была цыганкой, а по другим – итальянкой. Сходства с национальностью, заявленной в названии полотна, Матисс стремился достичь при помощи характерного костюма, состоящего из пестрой блузы, укороченного жакета с вышивкой и красной юбки. Традиционная прическа и темпераментная поза модели – завершающие акценты выразительного испанского образа. Подчеркивают его и жгучий оттенок черного, и резкие цветовые контрасты.
Из-за отчетливого темного контура на картинах того периода они часто казались публике странными и даже агрессивными. К примеру, «Девушка с черной кошкой» (портрет дочери Матисса) просто наводила ужас на гостей Сары Стайн, которая приобрела полотно. «Девушка с тюльпанами», хоть и сидит, скромно сложив руки на коленях, казалась безумной посетителям дома Щукина в Москве.
Тем не менее, русский коллекционер выкупил «Испанку с бубном» как только та поступила в парижскую галерею Бернхейм-Жён, согласно договору художника с владевшей ею фирмой. Перед отправлением в Москву «Испанка» побывала на весеннем Салоне независимых 1909 года. А по прибытии в Россию стала частью ансамбля знаменитой Розовой гостиной Щукина.
@pic_history
#АнриМатисс #Портрет #Экспрессионизм
Эта удивительная работа – наглядный пример дарования Матисса. Не особо выдающаяся с технической точки зрения – мазки на ней настолько небрежные, особенно во фрагменте с «Танцем», что тянут даже не на этюд, а больше на предварительный набросок (рядом в фигурами танцующих нетрудно разглядеть их первоначальные контуры, которые художник не особо потрудился закрасить). Но подчиненные фирменной матиссовской перспективе линии стула и подставки под цветком, геометрия рифмующихся диагоналей и вопиющее отсутствие объема у вазы и самого цветка создают магнетический эффект, из-за которого картину хочется рассматривать и изучать в попытке разгадать секрет ее притягательности.
Скупой набор красок, кажется, призван иллюстрировать постулат Матисса о цветах: «Исходный пункт фовизма, – писал он, – решительное возвращение к красивым синим, красивым красным, красивым желтым – первичным элементам, которые будоражат наши чувства до самых глубин». «Настурции» уже лишь условно можно отнести к фовизму, разве только благодаря неистовому мазку в области «Танца», но вторую часть высказывания картина убедительно подтверждает.
Попал под ее обаяние и критик Яков Тугендхольд, который сравнивал живописный эффект работ Матисса с сиянием витражей и мозаик в соборах и базиликах. «Это особенно ясно становится, когда, стоя у порога щукинской гостиной, вы видите “Настурции с 'Танцем' “ и “Разговор”, оранжево-розовые тела первых пламенеют на синем фоне как арабески из стекол, – писал искусствовед. – Взгляните на картины Гогена и снова на матиссовские “Настурции”: первые покажутся вам матовой фреской, вторые — цветным окном. Палитра Матисса богаче, сложнее, пышнее палитры Гогена — Матисс самый талантливый из всех колористов нашего времени и самый культурный: он вобрал в себя всю роскошь Востока и Византии».
@pic_history
#АнриМатисс #Модерн
Скупой набор красок, кажется, призван иллюстрировать постулат Матисса о цветах: «Исходный пункт фовизма, – писал он, – решительное возвращение к красивым синим, красивым красным, красивым желтым – первичным элементам, которые будоражат наши чувства до самых глубин». «Настурции» уже лишь условно можно отнести к фовизму, разве только благодаря неистовому мазку в области «Танца», но вторую часть высказывания картина убедительно подтверждает.
Попал под ее обаяние и критик Яков Тугендхольд, который сравнивал живописный эффект работ Матисса с сиянием витражей и мозаик в соборах и базиликах. «Это особенно ясно становится, когда, стоя у порога щукинской гостиной, вы видите “Настурции с 'Танцем' “ и “Разговор”, оранжево-розовые тела первых пламенеют на синем фоне как арабески из стекол, – писал искусствовед. – Взгляните на картины Гогена и снова на матиссовские “Настурции”: первые покажутся вам матовой фреской, вторые — цветным окном. Палитра Матисса богаче, сложнее, пышнее палитры Гогена — Матисс самый талантливый из всех колористов нашего времени и самый культурный: он вобрал в себя всю роскошь Востока и Византии».
@pic_history
#АнриМатисс #Модерн
Сюжет картины довольно прост: перед зрителем предстает небольшой живописный уголок — то ли кусочек террасы, то ли оранжерея. Яркие пятна цветов и сочная зелень листьев служат фоном для небольшого стола, на котором уютно расположился аквариум с плавающими в нем красными рыбками. В левом нижнем углу видна ажурная деталь — возможно, это часть садовой скамейки или же элемент ограды. Вся композиция выполнена в контрастных и ярких тонах, создающих приподнятое настроение.
Как и во многих работах этого талантливого живописца, в картине «Красные рыбы» нарушены правила перспективы. Стол нарисован так, как он выглядит при взгляде сверху, в то время как на аквариум зритель смотрит сбоку. Если присмотреться внимательнее ко всем элементам, то можно обнаружить, что ритм всей картине задает форма круга. Небольшие зеленые листочки растений в верхнем левом углу холста рифмуются с такими же круглыми листиками внизу справа, а формы аквариума гармонируют с очертаниями столешницы. Элемент в виде круга есть даже на ножке стола, выглядывающей снизу. Благодаря этому приему художнику удалось вложить в свою картину чувство умиротворения, передать то состояние спокойного созерцания, которое обычно охватывает человека, наблюдающего за рыбками в аквариуме.
Вода, в которой плавают рыбки, такая прозрачная, что на ее поверхности мы видим их отражение — такое же яркое и сочное, хоть и лишенное четкости. Два горшка с комнатными растениям, стоящие на столе, уравновешивают композицию: яркие зеленые листья на светло-лиловой столешнице перекликаются со схожими оттенками в верхней и нижней части картины.
В 1912 году это полотно приобрел российский меценат С.И.Щукин, который был дружен с Матиссом. Сегодня картину можно увидеть в Музее изобразительных искусств им. А.С.Пушкина.
@pic_history
#АнриМатисс #Экспрессионизм
Как и во многих работах этого талантливого живописца, в картине «Красные рыбы» нарушены правила перспективы. Стол нарисован так, как он выглядит при взгляде сверху, в то время как на аквариум зритель смотрит сбоку. Если присмотреться внимательнее ко всем элементам, то можно обнаружить, что ритм всей картине задает форма круга. Небольшие зеленые листочки растений в верхнем левом углу холста рифмуются с такими же круглыми листиками внизу справа, а формы аквариума гармонируют с очертаниями столешницы. Элемент в виде круга есть даже на ножке стола, выглядывающей снизу. Благодаря этому приему художнику удалось вложить в свою картину чувство умиротворения, передать то состояние спокойного созерцания, которое обычно охватывает человека, наблюдающего за рыбками в аквариуме.
Вода, в которой плавают рыбки, такая прозрачная, что на ее поверхности мы видим их отражение — такое же яркое и сочное, хоть и лишенное четкости. Два горшка с комнатными растениям, стоящие на столе, уравновешивают композицию: яркие зеленые листья на светло-лиловой столешнице перекликаются со схожими оттенками в верхней и нижней части картины.
В 1912 году это полотно приобрел российский меценат С.И.Щукин, который был дружен с Матиссом. Сегодня картину можно увидеть в Музее изобразительных искусств им. А.С.Пушкина.
@pic_history
#АнриМатисс #Экспрессионизм
Однажды он увидел Лидию совсем по-другому – не просто его расторопная помощница, не просто сиделка жены. Женщина, которую ему немедленно захотелось писать. «Не двигайтесь!» – и пошел за альбомом и карандашом. Он писал ее все время, мог разбудить среди ночи и потребовать позировать, не отходил от нее ни на мгновение. Мадам Матисс это не устраивало. Она озвучила условие: прогнать Лидию. Поставленный перед выбором «или – или», Матисс выбрал семью. Он написал чрезвычайно корректное рекомендательное письмо, в котором заверял будущих работодателей Лидии, что она проявила себя дисциплинированной, старательной, способной…
И очень быстро обнаружил, что ему без Лидии больше не пишется. Он готов был отказаться от поздней своей любви, но отказаться от живописи – нет. Матисс просит ее вернуться. И тогда уходит Амели. В 1940 году они развелись официально, но на Лидии он не женился. Просто до конца его дней она была рядом. Он берег её от молвы, в единственной одобренной им при жизни монографии, написанной Робером Эсколье, Лидия Делекторская упоминается как «отличный секретарь». Но рисунки, картины выдавали всё, о чем он молчал, – такой нежности во всей его счастливой, радостной живописи раньше не встречалось.
«Я создаю не женщину, я создаю картину», здесь Матисс пишет именно Лидию и свое отношение к ней. Необычайной теплотой и нежностью наполнено это полотно. Пожалуй, единственная, кого Матисс изображал с подобной интонацией – его спящая дочь Маргарита.
Здесь дистанция между художником и моделью, и, как следствие, между моделью и зрителем минимальна. В мягких, расслабленных руках, глубоких синих глазах, простом полосатом платье передано ощущение чего-то близкого и родного.
Матисс писал Лидию до конца своих дней. Русские музеи обязаны именно Лидии Делекторской богатыми собраниями полотен Матисса. Всё, что художник ей подарил, и даже то, что она на выплаченное им же жалованье приобретала у него, Лидия после смерти Матисса передала в дар русским музеям.
@pic_history
#АнриМатисс #Экспрессионизм
И очень быстро обнаружил, что ему без Лидии больше не пишется. Он готов был отказаться от поздней своей любви, но отказаться от живописи – нет. Матисс просит ее вернуться. И тогда уходит Амели. В 1940 году они развелись официально, но на Лидии он не женился. Просто до конца его дней она была рядом. Он берег её от молвы, в единственной одобренной им при жизни монографии, написанной Робером Эсколье, Лидия Делекторская упоминается как «отличный секретарь». Но рисунки, картины выдавали всё, о чем он молчал, – такой нежности во всей его счастливой, радостной живописи раньше не встречалось.
«Я создаю не женщину, я создаю картину», здесь Матисс пишет именно Лидию и свое отношение к ней. Необычайной теплотой и нежностью наполнено это полотно. Пожалуй, единственная, кого Матисс изображал с подобной интонацией – его спящая дочь Маргарита.
Здесь дистанция между художником и моделью, и, как следствие, между моделью и зрителем минимальна. В мягких, расслабленных руках, глубоких синих глазах, простом полосатом платье передано ощущение чего-то близкого и родного.
Матисс писал Лидию до конца своих дней. Русские музеи обязаны именно Лидии Делекторской богатыми собраниями полотен Матисса. Всё, что художник ей подарил, и даже то, что она на выплаченное им же жалованье приобретала у него, Лидия после смерти Матисса передала в дар русским музеям.
@pic_history
#АнриМатисс #Экспрессионизм
Источником вдохновения для Анри Матисса послужили представления Айседоры Дункан, порвавшей с официальной балетной школой и наполнившей танец страстью, эмоциями, неистовством. Посещение Матиссом кабаре «Мулен де ла Галетт», в котором исполнялась фурандола (провансальский народный танец), тоже внесло свою лепту в создание панно.
Матисс окончательно уходит как от детализации, так и от расплывчатости импрессионистов. Вот как он описывает работу над картинами для Щукина: «Мы стремимся к ясности, упрощая идеи и пластические средства. Цельность — наш единственный идеал… Речь идет о том, чтобы учиться и, быть может, учиться наново писать линиями».
Технические средства действительно сведены до минимума, Матисс в этих работах предельно лаконичен: лазурное небо, изумрудная зелень холма, пылающие огненные тела. Люди максимально обобщены, перефразируя известное выражение Матисса про женщину и картину "Я рисую не женщин - я рисую картины"), здесь он пишет не танцоров - он пишет танец. Обнаженные тела несут ощущение некой первобытности, первозданности, вызывают аналогии с настенными росписями. Танец кажется грандиозным узором бытия, он вышел за пределы картины, это архетип, стихия танца, это сам миф о танце. Перед нами кружение пяти фигур, соединивших руки в неистовом хороводе. Они образуют замкнутый круг, настолько заряженный энергией, что кажется, от холста должно искрить.
Картины были выставлены на Салоне 1911 года и вызвали бурную реакцию. Яростная, страстная обнаженность слившихся в танцевальном экстазе тел возмутила поклонников академических жеманных красавиц, возлежащих на диванах и окруженных пухлощекими амурами. Обнаженная натура не в диковинку, но здесь – больше, чем тела: чистый экстаз, страсть и секс выплескивались на зрителей из этого трехцветного полотна с танцующими фигурами. Щукину даже пришлось попросить Матисса заретушировать «срамоту». Но разве это могло сдержать эмоциональный и чувственный накал картины, который, право, живет не в линиях, уточняющих половые признаки.
На первом этаже московского особняка Сергея Щукина должен был располагаться «Танец» Матисса – будоражащий, возбуждающий, влекущий. На втором этаже настроение гостей предполагалось уравновешивать «Музыкой», передающей совсем другое состояние – спокойствие, медитативность, погруженность в себя. Всё те же три краски, те же пять фигур изображены уже не на холме, а на равнине, они не сливаются воедино, а предстают отдельными персонажами, погруженными в себя и музыку. На третьем этаже планировалось разместить панно, изображающее отдых, купание, расслабление.
У «Танца» Матисса есть еще одна версия. Она находится в Нью-йоркском Музее современного искусства (МоМА). Раймон Эсколье полагал, что это второй вариант «Танца», в котором Матисс превзошел чувственность и вакханские мотивы первой версии. Но большинство исследователей сходятся на том, что это лишь набросок к настоящему панно, которое после революции было национализировано и передано в Эрмитаж, где находится и поныне.
Позже для Фонда Барнса по заказу его создателя Матисс создаст еще одно панно на тему танца, размером уже 13 метров, в котором применит технику декупажа.
@pic_history
#АнриМатисс #Экспрессионизм
Матисс окончательно уходит как от детализации, так и от расплывчатости импрессионистов. Вот как он описывает работу над картинами для Щукина: «Мы стремимся к ясности, упрощая идеи и пластические средства. Цельность — наш единственный идеал… Речь идет о том, чтобы учиться и, быть может, учиться наново писать линиями».
Технические средства действительно сведены до минимума, Матисс в этих работах предельно лаконичен: лазурное небо, изумрудная зелень холма, пылающие огненные тела. Люди максимально обобщены, перефразируя известное выражение Матисса про женщину и картину "Я рисую не женщин - я рисую картины"), здесь он пишет не танцоров - он пишет танец. Обнаженные тела несут ощущение некой первобытности, первозданности, вызывают аналогии с настенными росписями. Танец кажется грандиозным узором бытия, он вышел за пределы картины, это архетип, стихия танца, это сам миф о танце. Перед нами кружение пяти фигур, соединивших руки в неистовом хороводе. Они образуют замкнутый круг, настолько заряженный энергией, что кажется, от холста должно искрить.
Картины были выставлены на Салоне 1911 года и вызвали бурную реакцию. Яростная, страстная обнаженность слившихся в танцевальном экстазе тел возмутила поклонников академических жеманных красавиц, возлежащих на диванах и окруженных пухлощекими амурами. Обнаженная натура не в диковинку, но здесь – больше, чем тела: чистый экстаз, страсть и секс выплескивались на зрителей из этого трехцветного полотна с танцующими фигурами. Щукину даже пришлось попросить Матисса заретушировать «срамоту». Но разве это могло сдержать эмоциональный и чувственный накал картины, который, право, живет не в линиях, уточняющих половые признаки.
На первом этаже московского особняка Сергея Щукина должен был располагаться «Танец» Матисса – будоражащий, возбуждающий, влекущий. На втором этаже настроение гостей предполагалось уравновешивать «Музыкой», передающей совсем другое состояние – спокойствие, медитативность, погруженность в себя. Всё те же три краски, те же пять фигур изображены уже не на холме, а на равнине, они не сливаются воедино, а предстают отдельными персонажами, погруженными в себя и музыку. На третьем этаже планировалось разместить панно, изображающее отдых, купание, расслабление.
У «Танца» Матисса есть еще одна версия. Она находится в Нью-йоркском Музее современного искусства (МоМА). Раймон Эсколье полагал, что это второй вариант «Танца», в котором Матисс превзошел чувственность и вакханские мотивы первой версии. Но большинство исследователей сходятся на том, что это лишь набросок к настоящему панно, которое после революции было национализировано и передано в Эрмитаж, где находится и поныне.
Позже для Фонда Барнса по заказу его создателя Матисс создаст еще одно панно на тему танца, размером уже 13 метров, в котором применит технику декупажа.
@pic_history
#АнриМатисс #Экспрессионизм
Telegram
ИОК | Картины