"Солдат на коне"
1911 г.
Михаил Федорович Ларионов
Тейт Британия, Лондон.
В Первую мировую войну Ларионов был мобилизован, служил в чине прапорщика, в Восточной Пруссии поручил ранение, после которого восстанавливался несколько месяцев в госпитале. Солдатский быт Ларионов пишет, не разделяя происходящее на "высокую и низкую" сферы. "Отдыхающего солдата" он даже иронично сравнивает с возлежащей Венерой. Этот мир у Ларионова простодушен, грубоват (надписи на заборах и стенах – явно не цитаты из Екклесиаста), но при этом бесконечно добр и честен.
Опора на национальные корни – одна из особенностей русского неопримитивизма. Если французские примитивисты искали вдохновения в Африке и Полинезии, то русские художники обращались к народному творчеству, лубку, ярмарочному искусству. Вторая важная особенность: русский неопримитивизм – ни в коем случае не стилизация. Это не салонная игра "представим, что мы – как они", это искреннее выражение народной эстетики. Мы встречаем отголоски неопримитивизма в работах Шагала ("Ложка молока"), Бурлюка ("Крестьянка и лошадь"), Малевича ("На даче")
Композиция "солдат – конь" здесь кажется игрушечной: такие игрушки продавались на ярмарках. На примитивистских картинах Ларионова нередко встречаются надписи - это отголоски эстетики городских вывесок: печатные и прописные буквы, знаки, цифры. И здесь полуигрушечные солдат и конь словно подписаны буквами «с» и «к», «е» удивительным образом повторяет фигуру самого всадника (Ларионов нередко в картинах этого периода прибегает к подобному принципу сопоставления), слева – словно знак перекрученной подковы, возможно, символизирующий мотив несостоявшегося движения.
И действительно, картина вроде бы должна показывать движение, но никакого движения здесь нет, изображение словно остановлено в пространстве. И даже без «словно» – обратим внимание на то, что перед вздыбленной лошадью большой пенек, который явно препятствует движению. Фигура солдата напряжена, на его лице – ни тени раздумий: похоже, он и не в курсе, что дорогу им что-то перекрывает. Кстати, позади видно дерево, каким-то образом всадник на лошади его объехал. Велико подозрение, что заслуга в том коня, которому и с пеньком этим придется самому разбираться.
Морда коня с выражением кроткой покорности направлена вниз. В отличие от солдата, конь явно следит за дорогой. Кажется, дело было так. Солдату отдан приказ «ехать», он седлает коня, а дальше – дело коня искать дорогу… При этом мягкий ироничный взгляд художника не несет в себе никакого пренебрежения. Он видит солдатский мир таким, каков он есть, и принимает его.
#МихаилЛарионов #ЖанроваяCцена #Примитивизм
1911 г.
Михаил Федорович Ларионов
Тейт Британия, Лондон.
В Первую мировую войну Ларионов был мобилизован, служил в чине прапорщика, в Восточной Пруссии поручил ранение, после которого восстанавливался несколько месяцев в госпитале. Солдатский быт Ларионов пишет, не разделяя происходящее на "высокую и низкую" сферы. "Отдыхающего солдата" он даже иронично сравнивает с возлежащей Венерой. Этот мир у Ларионова простодушен, грубоват (надписи на заборах и стенах – явно не цитаты из Екклесиаста), но при этом бесконечно добр и честен.
Опора на национальные корни – одна из особенностей русского неопримитивизма. Если французские примитивисты искали вдохновения в Африке и Полинезии, то русские художники обращались к народному творчеству, лубку, ярмарочному искусству. Вторая важная особенность: русский неопримитивизм – ни в коем случае не стилизация. Это не салонная игра "представим, что мы – как они", это искреннее выражение народной эстетики. Мы встречаем отголоски неопримитивизма в работах Шагала ("Ложка молока"), Бурлюка ("Крестьянка и лошадь"), Малевича ("На даче")
Композиция "солдат – конь" здесь кажется игрушечной: такие игрушки продавались на ярмарках. На примитивистских картинах Ларионова нередко встречаются надписи - это отголоски эстетики городских вывесок: печатные и прописные буквы, знаки, цифры. И здесь полуигрушечные солдат и конь словно подписаны буквами «с» и «к», «е» удивительным образом повторяет фигуру самого всадника (Ларионов нередко в картинах этого периода прибегает к подобному принципу сопоставления), слева – словно знак перекрученной подковы, возможно, символизирующий мотив несостоявшегося движения.
И действительно, картина вроде бы должна показывать движение, но никакого движения здесь нет, изображение словно остановлено в пространстве. И даже без «словно» – обратим внимание на то, что перед вздыбленной лошадью большой пенек, который явно препятствует движению. Фигура солдата напряжена, на его лице – ни тени раздумий: похоже, он и не в курсе, что дорогу им что-то перекрывает. Кстати, позади видно дерево, каким-то образом всадник на лошади его объехал. Велико подозрение, что заслуга в том коня, которому и с пеньком этим придется самому разбираться.
Морда коня с выражением кроткой покорности направлена вниз. В отличие от солдата, конь явно следит за дорогой. Кажется, дело было так. Солдату отдан приказ «ехать», он седлает коня, а дальше – дело коня искать дорогу… При этом мягкий ироничный взгляд художника не несет в себе никакого пренебрежения. Он видит солдатский мир таким, каков он есть, и принимает его.
#МихаилЛарионов #ЖанроваяCцена #Примитивизм
"Офицерский парикмахер"
1909 г.
Михаил Федорович Ларионов
Галерея Альбертина, Вена.
Пространство на картинах этой серии утратило объем и стало плоским. Не потому что художнику мастерства на объем не хватает – такова его задумка.
В «Офицерском парикмахере» есть сюжет, но очевидно, что он не является «внутренним делом» персонажей, а обращен к зрителю и рассчитан на зрителя. Даже драпировка в верхней части картины смахивает на занавес сцены, а зеркало, нарушая реальную геометрию предметов, изогнулось так, чтобы нам его лучше видно было. Замерший в кресле бравый офицер, кажется, специально округлил грудь колесом – чтобы мы оценили. И как перекликаются осанка офицера, излом зеркала и изгиб сабли! А длинные стройные ноги парикмахера «звучат» в унисон с ножками стула клиента.
Нарочитые детали – квадратные плечи, торчащие усы, создающая шикарную драпировку салфетка на сгибе руки парикмахера, огромные ножницы и расческа с тщательно выписанными зубьями – укрупняют и утрируют действие, внося в него подлинную живость и ларионовскую ироничность. Как старательно демонстрирует выправку офицер, как услужлив и даже слегка покровительственен по отношению к нему и нам сам парикмахер. Так и тянет его назвать официантом, кстати. Тут вам и салфетка, и черно-белая «униформа», и даже галстук-бабочка.
Мягкая, любящая ирония – одна из особенных характеристик «провинциальной серии» Ларионова. Здесь нет никакого «свысока», нет пренебрежения и оценки, равно как и заискивания с народом по типу «я даже с булочником здороваюсь». Кисть Ларионова не «спускается в народ». Когда он пишет картины провинциальной жизни – он сам в этот момент и есть там. Денди-парикмахер и напыщенный офицер, провинциальные франтиха и франт созданы с теплой улыбкой, художник очевидно любуется своими персонажами, и нас к тому же призывает – недаром они так явно «работают на публику».
#МихаилЛарионов #Неопримитивизм
1909 г.
Михаил Федорович Ларионов
Галерея Альбертина, Вена.
Пространство на картинах этой серии утратило объем и стало плоским. Не потому что художнику мастерства на объем не хватает – такова его задумка.
В «Офицерском парикмахере» есть сюжет, но очевидно, что он не является «внутренним делом» персонажей, а обращен к зрителю и рассчитан на зрителя. Даже драпировка в верхней части картины смахивает на занавес сцены, а зеркало, нарушая реальную геометрию предметов, изогнулось так, чтобы нам его лучше видно было. Замерший в кресле бравый офицер, кажется, специально округлил грудь колесом – чтобы мы оценили. И как перекликаются осанка офицера, излом зеркала и изгиб сабли! А длинные стройные ноги парикмахера «звучат» в унисон с ножками стула клиента.
Нарочитые детали – квадратные плечи, торчащие усы, создающая шикарную драпировку салфетка на сгибе руки парикмахера, огромные ножницы и расческа с тщательно выписанными зубьями – укрупняют и утрируют действие, внося в него подлинную живость и ларионовскую ироничность. Как старательно демонстрирует выправку офицер, как услужлив и даже слегка покровительственен по отношению к нему и нам сам парикмахер. Так и тянет его назвать официантом, кстати. Тут вам и салфетка, и черно-белая «униформа», и даже галстук-бабочка.
Мягкая, любящая ирония – одна из особенных характеристик «провинциальной серии» Ларионова. Здесь нет никакого «свысока», нет пренебрежения и оценки, равно как и заискивания с народом по типу «я даже с булочником здороваюсь». Кисть Ларионова не «спускается в народ». Когда он пишет картины провинциальной жизни – он сам в этот момент и есть там. Денди-парикмахер и напыщенный офицер, провинциальные франтиха и франт созданы с теплой улыбкой, художник очевидно любуется своими персонажами, и нас к тому же призывает – недаром они так явно «работают на публику».
#МихаилЛарионов #Неопримитивизм
"Рыбы при заходящем солнце"
1904 г.
Михаил Федорович Ларионов
Государственный Русский музей.
«Рыбы при заходящем солнце» – не самое романтичное название для картины. Пока не увидишь картину Ларионова, остается надежда, что, возможно, речь о прозрачной глади пруда, в которой плещутся рыбки на фоне закатного солнца. Может, даже милая девушка у пруда имеется. Такой сюжет отлично удался бы импрессионисту, но в данном случае достался Михаилу Ларионову, а потому пруда, водных отражений и, чем художник не шутит, сияющей девы у воды не случится.
Михаил Ларионов писал, кажется, во всех стилях, которые в то время стремительно сменяли друг друга. Увлеченность художника самим холстом, цветопередачей, очарованность возможностями мазка, переданные в изображении световые переливы напоминают сияние импрессионистских картин.
Но все же Ларионов – не импрессионизм, хоть эту работу с рыбами всегда вспоминают, говоря о русском импрессионизме. Это веселый хохот русского авангарда, когда художники смеются раньше и громче своих хулителей, а интенсивный, сияющий цвет льется с кисти на холст, а с холста – на зрителя, просто от избытка сил, от молодой удали «бубновалетовцев».
Рыбья чешуя сияет ярче, чем самоцветы. Это вообще что? Натюрморт? Пейзаж? Впрочем, его и портретом назвать впору, так живы «портретируемые». Ларионовские рыбы – словно гимн цвету, его переливам, отблескам закатного солнца в сияющей чешуе, под видом этих рыб – это гимн самой жизни, молодости, избытку сил и безудержной радости.
#МихаилЛарионов
@pic_history
1904 г.
Михаил Федорович Ларионов
Государственный Русский музей.
«Рыбы при заходящем солнце» – не самое романтичное название для картины. Пока не увидишь картину Ларионова, остается надежда, что, возможно, речь о прозрачной глади пруда, в которой плещутся рыбки на фоне закатного солнца. Может, даже милая девушка у пруда имеется. Такой сюжет отлично удался бы импрессионисту, но в данном случае достался Михаилу Ларионову, а потому пруда, водных отражений и, чем художник не шутит, сияющей девы у воды не случится.
Михаил Ларионов писал, кажется, во всех стилях, которые в то время стремительно сменяли друг друга. Увлеченность художника самим холстом, цветопередачей, очарованность возможностями мазка, переданные в изображении световые переливы напоминают сияние импрессионистских картин.
Но все же Ларионов – не импрессионизм, хоть эту работу с рыбами всегда вспоминают, говоря о русском импрессионизме. Это веселый хохот русского авангарда, когда художники смеются раньше и громче своих хулителей, а интенсивный, сияющий цвет льется с кисти на холст, а с холста – на зрителя, просто от избытка сил, от молодой удали «бубновалетовцев».
Рыбья чешуя сияет ярче, чем самоцветы. Это вообще что? Натюрморт? Пейзаж? Впрочем, его и портретом назвать впору, так живы «портретируемые». Ларионовские рыбы – словно гимн цвету, его переливам, отблескам закатного солнца в сияющей чешуе, под видом этих рыб – это гимн самой жизни, молодости, избытку сил и безудержной радости.
#МихаилЛарионов
@pic_history
"Весна"
1920-е
Михаил Ларионов
Собрание А. К. Томилиной-Ларионовой, Париж/
1920 год. Ларионов уже живет в Париже, уже понимает, что в ближайшее время о возвращении в Россию думать не приходится. Эпоха отрицания авторитетов, эпатажа, скандалов и отмены изобразительности в угоду лучам – основе созданного им лучизма – остались в прошлом. Доказав себе и миру, что искусство может изображать не события и персонажей, а абстракции, быть беспредметным, Ларинов позволяет себе вернуться к фигуративной живописи. Но, удивительное дело, именно теперь его картины обрели особую бесплотность.
На картине «Весна» две женщины и ребенок изображены в саду. Впрочем, хочется сказать, что женские и детский силуэты изображены в образе сада. Цвета блеклые, полупрозрачные, размытые. Картины позднего Ларионова – словно послесловия изображений. Пейзаж – будто сон о пейзаже, а обнаженная женщина – только возможность воплощения в человеческой форме. Эти весенние женщины полуобнажены или облачены в прозрачные платья? Скорее, перед нами лишь намек на них, на призрачную возможность существования этих девушек то ли в саду, то ли во сне.
Юрий Анненков о работах Ларионова этого периода пишет: «Его обнажённые женщины только начальная ступень человеческих форм, только предисловие к ним; его девушки в саду лишь намёки на девушек в призраках сада; случайные совпадения мазков похожи на платья каких-то вчера или третьего дня припомнившихся и снова забытых лет, и краски монохромны и бесцветны, как сон».
В Париже Ларионов всерьез занялся хореографическими постановками – кстати, невесомые одежды девушек вызывают ассоциации с балетными юбками. Возможно, его увлечение балетом наложило свой отпечаток и придало изображению такую музыкальность, превращающую зрителя в слушателя? Пожалуй, это и есть главная загадка позднего Ларионова.
#МихаилЛарионов
@pic_history
1920-е
Михаил Ларионов
Собрание А. К. Томилиной-Ларионовой, Париж/
1920 год. Ларионов уже живет в Париже, уже понимает, что в ближайшее время о возвращении в Россию думать не приходится. Эпоха отрицания авторитетов, эпатажа, скандалов и отмены изобразительности в угоду лучам – основе созданного им лучизма – остались в прошлом. Доказав себе и миру, что искусство может изображать не события и персонажей, а абстракции, быть беспредметным, Ларинов позволяет себе вернуться к фигуративной живописи. Но, удивительное дело, именно теперь его картины обрели особую бесплотность.
На картине «Весна» две женщины и ребенок изображены в саду. Впрочем, хочется сказать, что женские и детский силуэты изображены в образе сада. Цвета блеклые, полупрозрачные, размытые. Картины позднего Ларионова – словно послесловия изображений. Пейзаж – будто сон о пейзаже, а обнаженная женщина – только возможность воплощения в человеческой форме. Эти весенние женщины полуобнажены или облачены в прозрачные платья? Скорее, перед нами лишь намек на них, на призрачную возможность существования этих девушек то ли в саду, то ли во сне.
Юрий Анненков о работах Ларионова этого периода пишет: «Его обнажённые женщины только начальная ступень человеческих форм, только предисловие к ним; его девушки в саду лишь намёки на девушек в призраках сада; случайные совпадения мазков похожи на платья каких-то вчера или третьего дня припомнившихся и снова забытых лет, и краски монохромны и бесцветны, как сон».
В Париже Ларионов всерьез занялся хореографическими постановками – кстати, невесомые одежды девушек вызывают ассоциации с балетными юбками. Возможно, его увлечение балетом наложило свой отпечаток и придало изображению такую музыкальность, превращающую зрителя в слушателя? Пожалуй, это и есть главная загадка позднего Ларионова.
#МихаилЛарионов
@pic_history
На картине «Весна» две женщины и ребенок изображены в саду. Впрочем, хочется сказать, что женские и детский силуэты изображены в образе сада. Цвета блеклые, полупрозрачные, размытые. Право, «Лучистый пейзаж», демонстративно пропагандирующий беспредметность, куда более вещественен и телесен, чем картины этого периода.
Картины позднего Ларионова – словно послесловия изображений. Пейзаж – будто сон о пейзаже, а обнаженная женщина – только возможность воплощения в человеческой форме. Эти весенние женщины полуобнажены или облачены в прозрачные платья? Скорее, перед нами лишь намек на них, на призрачную возможность существования этих девушек то ли в саду, то ли во сне.
Юрий Анненков о работах Ларионова этого периода пишет: «Его обнажённые женщины только начальная ступень человеческих форм, только предисловие к ним; его девушки в саду лишь намёки на девушек в призраках сада; случайные совпадения мазков похожи на платья каких-то вчера или третьего дня припомнившихся и снова забытых лет, и краски монохромны и бесцветны, как сон».
В Париже Ларионов всерьез занялся хореографическими постановками – кстати, невесомые одежды девушек вызывают ассоциации с балетными юбками. Возможно, его увлечение балетом наложило свой отпечаток и придало изображению такую музыкальность, превращающую зрителя в слушателя? Пожалуй, это и есть главная загадка позднего Ларионова.
@pic_history
#МихаилЛарионов
Картины позднего Ларионова – словно послесловия изображений. Пейзаж – будто сон о пейзаже, а обнаженная женщина – только возможность воплощения в человеческой форме. Эти весенние женщины полуобнажены или облачены в прозрачные платья? Скорее, перед нами лишь намек на них, на призрачную возможность существования этих девушек то ли в саду, то ли во сне.
Юрий Анненков о работах Ларионова этого периода пишет: «Его обнажённые женщины только начальная ступень человеческих форм, только предисловие к ним; его девушки в саду лишь намёки на девушек в призраках сада; случайные совпадения мазков похожи на платья каких-то вчера или третьего дня припомнившихся и снова забытых лет, и краски монохромны и бесцветны, как сон».
В Париже Ларионов всерьез занялся хореографическими постановками – кстати, невесомые одежды девушек вызывают ассоциации с балетными юбками. Возможно, его увлечение балетом наложило свой отпечаток и придало изображению такую музыкальность, превращающую зрителя в слушателя? Пожалуй, это и есть главная загадка позднего Ларионова.
@pic_history
#МихаилЛарионов
Живопись Ларионова под стать изображенной сцене. Композиция картины предельно динамична. Здесь все в движении: и люди, и случайно попавшие в орбиту танца предметы (стул), и пространство, наполненное какими-то цветными тенями. Пятна насыщенного желтого, красного, синего, резкий темный контур и вспышки белого; угловатая линия, которой очерчены фигуры, свободная, импровизационная манера письма – все вызывает двойственное впечатление, создает парадоксальный образ и бьющей через край жизненной энергии, и чего-то варварского и дикого.
Художник далек от морализаторства, он не осуждает своих персонажей. Его задача – выразить эту двойственность, дисгармонию, которую так часто можно видеть в жизни и так редко – в искусстве. Об этой задаче в 1913 году заявляла Наталия Гончарова, скорее всего, повторяя мысли Ларионова: «Считаю имеющей глубокий интерес то, что сейчас называется мещанской пошлостью <…>, мещанская пошлость является господствующей в наши дни <…> – бояться ее нечего, – она может быть вполне предметом художественных забот». Надо только «стараться <...> чтобы все это живописными средствами было выражено ясно и определенно».
@pic_history
#МихаилЛарионов
Художник далек от морализаторства, он не осуждает своих персонажей. Его задача – выразить эту двойственность, дисгармонию, которую так часто можно видеть в жизни и так редко – в искусстве. Об этой задаче в 1913 году заявляла Наталия Гончарова, скорее всего, повторяя мысли Ларионова: «Считаю имеющей глубокий интерес то, что сейчас называется мещанской пошлостью <…>, мещанская пошлость является господствующей в наши дни <…> – бояться ее нечего, – она может быть вполне предметом художественных забот». Надо только «стараться <...> чтобы все это живописными средствами было выражено ясно и определенно».
@pic_history
#МихаилЛарионов
В «Офицерском парикмахере» есть сюжет, но очевидно, что он не является «внутренним делом» персонажей, а обращен к зрителю и рассчитан на зрителя. Даже драпировка в верхней части картины смахивает на занавес сцены, а зеркало, нарушая реальную геометрию предметов, изогнулось так, чтобы нам его лучше видно было. Замерший в кресле бравый офицер, кажется, специально округлил грудь колесом – чтобы мы оценили. И как перекликаются осанка офицера, излом зеркала и изгиб сабли! А длинные стройные ноги парикмахера «звучат» в унисон с ножками стула клиента.
Нарочитые детали – квадратные плечи, торчащие усы, создающая шикарную драпировку салфетка на сгибе руки парикмахера, огромные ножницы и расческа с тщательно выписанными зубьями – укрупняют и утрируют действие, внося в него подлинную живость и ларионовскую ироничность. Как старательно демонстрирует выправку офицер, как услужлив и даже слегка покровительственен по отношению к нему и нам сам парикмахер. Так и тянет его назвать официантом, кстати. Тут вам и салфетка, и черно-белая «униформа», и даже галстук-бабочка.
Мягкая, любящая ирония – одна из особенных характеристик «провинциальной серии» Ларионова. Здесь нет никакого «свысока», нет пренебрежения и оценки, равно как и заискивания с народом по типу «я даже с булочником здороваюсь». Кисть Ларионова не «спускается в народ». Когда он пишет картины провинциальной жизни – он сам в этот момент и есть там. Денди-парикмахер и напыщенный офицер, провинциальные франтиха и франт созданы с теплой улыбкой, художник очевидно любуется своими персонажами, и нас к тому же призывает – недаром они так явно «работают на публику».
@pic_history
#МихаилЛарионов #Неопримитивизм
Нарочитые детали – квадратные плечи, торчащие усы, создающая шикарную драпировку салфетка на сгибе руки парикмахера, огромные ножницы и расческа с тщательно выписанными зубьями – укрупняют и утрируют действие, внося в него подлинную живость и ларионовскую ироничность. Как старательно демонстрирует выправку офицер, как услужлив и даже слегка покровительственен по отношению к нему и нам сам парикмахер. Так и тянет его назвать официантом, кстати. Тут вам и салфетка, и черно-белая «униформа», и даже галстук-бабочка.
Мягкая, любящая ирония – одна из особенных характеристик «провинциальной серии» Ларионова. Здесь нет никакого «свысока», нет пренебрежения и оценки, равно как и заискивания с народом по типу «я даже с булочником здороваюсь». Кисть Ларионова не «спускается в народ». Когда он пишет картины провинциальной жизни – он сам в этот момент и есть там. Денди-парикмахер и напыщенный офицер, провинциальные франтиха и франт созданы с теплой улыбкой, художник очевидно любуется своими персонажами, и нас к тому же призывает – недаром они так явно «работают на публику».
@pic_history
#МихаилЛарионов #Неопримитивизм
Михаил Ларионов писал, кажется, во всех стилях, которые в то время стремительно сменяли друг друга. Увлеченность художника самим холстом, цветопередачей, очарованность возможностями мазка, переданные в изображении световые переливы напоминают сияние импрессионистских картин.
Но все же Ларионов – не импрессионизм, хоть эту работу с рыбами всегда вспоминают, говоря о русском импрессионизме. Это веселый хохот русского авангарда, когда художники смеются раньше и громче своих хулителей, а интенсивный, сияющий цвет льется с кисти на холст, а с холста – на зрителя, просто от избытка сил, от молодой удали «бубновалетовцев».
Рыбья чешуя сияет ярче, чем самоцветы. Это вообще что? Натюрморт? Пейзаж? Впрочем, его и портретом назвать впору, так живы «портретируемые». Ларионовские рыбы – словно гимн цвету, его переливам, отблескам закатного солнца в сияющей чешуе, под видом этих рыб – это гимн самой жизни, молодости, избытку сил и безудержной радости.
@pic_history
#МихаилЛарионов
Но все же Ларионов – не импрессионизм, хоть эту работу с рыбами всегда вспоминают, говоря о русском импрессионизме. Это веселый хохот русского авангарда, когда художники смеются раньше и громче своих хулителей, а интенсивный, сияющий цвет льется с кисти на холст, а с холста – на зрителя, просто от избытка сил, от молодой удали «бубновалетовцев».
Рыбья чешуя сияет ярче, чем самоцветы. Это вообще что? Натюрморт? Пейзаж? Впрочем, его и портретом назвать впору, так живы «портретируемые». Ларионовские рыбы – словно гимн цвету, его переливам, отблескам закатного солнца в сияющей чешуе, под видом этих рыб – это гимн самой жизни, молодости, избытку сил и безудержной радости.
@pic_history
#МихаилЛарионов