Молодой актёр, — обаятельно некрасивый, немножко деревянный, но и в этом что-то есть — придя домой с банкета по поводу премьеры, валится на диван, не раздеваясь, и глядит в потолок.

Всё случилось, как было обещано: работа, успех, всюду зовут, девушки просятся сфотографироваться вместе и льнут; всё хорошо. Отчего же так хочется временами развернуться прочь от сцены и пойти обратно по тёмной лестнице, туда, в пыльный, прогретый солнцем город, где жрать было нечего, где слонялся по улицам без дела, прогуливал школу, влипал в истории, убегал из дому с бродягами и ворьём, сводя с ума отца, где был глупым и бессмысленным, но таким весёлым, таким живым, и говорил с котами и собаками.

Он вынимает из-под подушки ключ с фигурной головкой кольцом, вроде тех, что торчали в дверцах прежних платяных шкафов, и под нос себе бормочет: "Всё равно подземный путь приведёт куда-нибудь...".

Ключ совершенно бесполезен по эту сторону — свою дверцу он уже однажды отпер, и вернуться в Страну Дураков с его помощью не получится.

Тут Левенталь многословно утверждает, что Максим Кантор не русофоб, что он гуманист, христианин и коммунист, все фейк Осиповой, а если и написал Кантор действительно: "Надо ли считать русских — людьми? Или они недолюди, полуфабрикат?" - так это в запале, в комментах ФБ, доведенный троллями.

Левенталь либо не читал книг Кантора, либо заведомо врет. Потому что то развернутое русофобское высказывание Кантора, которое я цитировал, было опубликовано им еще в 2008 году - до Майдана и ЛДНР, до февраля 2022 г., в далекие гуманные времена, когда говорить подобное о русских рисковали разве что отмороженные харьковские нацисты из Социал-национальной ассамблеи Билецкого. А Кантор не постеснялся свою русофобию включить в книгу "Медленные челюсти демократии". Вот прямая ссылка, покажите ее Левенталю.

"Мы сталкиваемся с простой проблемой: надо ли считать русских — людьми? Или они недолюди, полуфабрикат? Надо ли говорить, что это касается и нас с тобой? Что это прежде всего мы сами — ты и я — люди с кривой судьбой и неудачной биографией. Да люди ли они вообще, говорят, глядя на нас с тобой со стороны. Оснований для вопроса достаточно, но спросить обыкновенно стесняются: нельзя же так про весь народ — правда всегда отдает расизмом. Но мы сами знаем, как обстоит дело. Русский — существо никчемное. Он или ворует или пьет. Больше ничего не умеет, и если встречаешь трезвого русского: точно — вор; а встречаешь честного — разумеется пьяница. И то всего безотраднее, что ни украсть с толком, ни выпить со вкусом он тоже не может. Оглянуться не успеешь, — он или в тюрьме, или в бегах, или в гробу. Век русского человека короток и лишен смысла: выпьет сколько сможет — и на погост. Русский — он ведь ублюдок, беспородная дворняга, не монгол, не германец — так, кривоногая помесь.
Вот он поводит по сторонам мутным взглядом, шевелит губами, словно бы думает, — это он смотрит, где бы что украсть. Впрочем, крадет только то, что легко украсть; если украсть трудновато — связываться не станет, лучше напьется всякой мерзости и повалится где стоит. Русский не знает, что такое красота, благо, цивилизация: случайно встреченное и яркое он хватает и, не понимая, во что вцепился, волочет к себе, в темную и сырую нору.
Это коряво сляпанное существо с длинным вялым туловищем и неаккуратно пришитыми конечностями, без шеи, с маленькими глазками водянистого оттенка, толстой задницей и короткими ногами, с неопрятными манерами, непривлекательной биографией и дурными родственниками, — и между тем это существо привыкло считать, что оно человек. Совсем как люди оно страдает от холода и голода, мучается от жажды, оно истекает кровью, если его режут, и плачет, когда теряет своих детей. Это существо, конечно, не заслуживает снисхождения, но так же, как и люди, оно будет мучиться и цепляться за жизнь, когда его станут убивать. Оно по непонятной причине хочет блага своему потомству, хотя и не в силах осмыслить — какого же именно блага. Оно выло от горя, когда его и ему подобных сгоняли в лагеря и закапывали живыми в землю, оно сопротивлялось, когда жгли его неприглядное жилье, оно защищало свою жизнь, когда его убивали — а убивали, надо отметить, по вполне рациональной причине: потому что больше ничего не сделаешь с этим ублюдком — разве что пустить на полевые работы. Оно, это существо, не ценя свою жизнь (да и что там ценного?), способно на жертвенные поступки, оно вдруг совершает такое, что, говори мы о другой породе, назвали бы величественным. Оно бессмысленно и беззаветно предано себе подобным, оно может безропотно служить и бесконечно ждать — но не становится от этого привлекательнее".

Полистал ту самую свежую книгу Кантора - и немедленно обнаружил рассказ про то, как российская артиллерия расстреляла колонну беженцев из Мариуполя. На деле, правда, стреляли ВСУ, которым нужен был живой щит - но Кантору и Левенталю, надо чтоб российская артиллерия

Ссылка для цитирования: Кантор М. Сторож брата. М.: Евразийское книжное агентство, 2025. Т. 2. С. 368. (Книжная полка Вадима Левенталя).

Ну а смысл романа Кантора можно уловить вот по  этому единственному отрывку. Братоубийственная война, крупный капитал, штыки в землю и все такое. И ладно, можно эту идею подать действительно высокохудожественно, чтобы интересно было - но язык в романе сер, как штаны пожарника, вместо героев раскрашенный картон, которому невозможно сопереживать. Где там Левенталь великий русский роман углядел, абсолютно непонятно, любой средний поплит интереснее с художественной точки зрения

Передайте Левенталю, что книгу Кантора "Медленные челюсти демократии" я читал еще в 2009 г. и не исключено, что она даже у меня где-то запакована на складе. А если Левенталь читал эту книгу, то почему он подобно лисе пытался дать ложный след про то, что это Кантор в ФБ в комментах написал? Вот где кринж-то, Вадим: либо вы, в отличие от меня, не читали упомянутую книгу, либо вы выгораживаете клинического русофоба.

Малорусские и южнорусские земли Российской империи. Формирование территории (XVII-XIX вв.).
Источник: А.В. Марчуков. Украина в русском сознании. Николай Гоголь и его время. М., 2011.

Ахахаха

  — Бог истинный, бог всемогущий, — заговорил Никанор  Иванович, — все видит, а мне туда и дорога. В руках никогда не держал и не подозревал, какая такая валюта! Господь меня наказует за скверну мою, —  с чувством продолжал Никанор  Иванович, то  застегивая  рубашку, то расстегивая, то  крестясь, — брал!  Брал, но брал нашими советскими!  Прописывал  за  деньги,  не  спорю, бывало. Хорош и  наш секретарь Пролежнев, тоже хорош! Прямо скажем, все воры в домоуправлении. Но валюты я не брал!
     На просьбу не  валять дурака,  а  рассказывать,  как  попали доллары  в вентиляцию, Никанор  Иванович стал на  колени и качнулся, раскрывая рот, как бы желая проглотить паркетную шашку.

«Чемодан ! Вокзал ! Россия!»

Это фильм о луганской поэтессе Елене Заславской. Дочь воина и мать воина. Она бережно хранит в памяти, как в дорожном чемодане, то, что действительно дорого. Случилось так, что некоторые, жившие с ней в одном городе, превратились в нелюдей и закричали: «Чемодан ! Вокзал ! Россия!».

 Лена не стала с ними спорить. Просто собрала в чемодан всё самое необходимое для поэта и уехала. Вместе со всем Донбассом. В Россию.

Скоро выйдет фильм. А пока небольшой тизер.

за чтением замечательной «Жизни романа» Тома Павла, перевод которой только что вышел в AdMarginem, подумалось –
- что вот автор обращает внимание читателя на тесность жизненного мира «Найденыша»: «Главные герои “Тома Джонса…” никогда по-настоящему не отрываются от своей среды, хотя минутный бунт заставляет их на время покинуть отчий дом. Огромный мир, в которой, как им кажется, они попадают, оказывается в итоге небольшим набором знакомых мест, посещаемых одними и теми же завсегдатаями» (155) – и говорит, что три приема заимствованы Филдингом у Сервантаса, с которым он проживет всю свою жизнь и которого откроет, не на словах, а на практике, радикально новым образом: «вездесущность семьи и друзей, множество масок и магнетизм мест» (ib.) –
- так вот, в связи с этим подумалось то, о чем Павел не говорит, но что, на мой взгляд, дает другой ракурс понимания этой тесноты –
- ведь «Том Джонс…» еще и едва ли не первый роман воспитания – странствование в этом узком круге, противостоящее пикарске, где фрагмент сменяет фрагмент и герой постоянно с новыми встречными, смена сцен позволяет ему не волочить за собой прошлое, не быть связанным им [и не быть связанным совестью и стыдом] – это встреча с миром, открывающимся разными сторонами, о которых герои не подозревают –
- все главные герои отчаянно молоды, они все переживают в первый раз, как даже потаскушка Молли, внезапно застигнутая Томом с его учителем ровно в тот момент, когда он собирался объявить ей о необходимости расстаться – предается отчаянию, поскольку, как замечает рассказчик, «была новичком в своем деле и не приобрела еще спокойной уверенности» -
- Филдинг открывает возможность использовать травелог не просто как способ нанизывать все новые и новые сценки – а пространственное движение героев как метафору их становления, где в финале будет кружение по Лондону перед обретением себя и возвращением в поместье, теперь уже узнавших себя и, отчасти, узнанных другими –
- то, что подхватит Гёте, отправив Вильгельма в театральное странствие –
- Филдинг научится этому (но прежде всего увидит это, не замечаемое предшествующими) у Сервантеса – в меняющемся и мудреющем герое, где в смерти тот становится воистину Алонсо Добрым –
- «тесный мир», постоянные встречи с одними и теми же, на самом деле совсем небольшое пространство действия – как раз избавляет от пустого движения пикарески и продолжающих ее вариантов романа, где герой может оставаться все тем же, проделывая новые и новые отрезки пути –
- большой путь, который проделает Том – и физически, и во времени, в сущности, совсем короток, ведь на деле это лишь дорога в Лондон из не очень отдаленного графства – но для него и для Софи этот путь окажется огромным, ведь он станет самим собой, о котором в начале пути не имеет и тени представления

Козельский Миядзаки.

Март 2025. Река Жиздра. Козельский район. Калужская область. Россия

ИГОРЕК И ХОРЕК (Алексей Зайцев)
Вчера общались с местными поэтами - в том числе, по поводу того, насколько сложно писать хорошие стихи "про пушистиков", не скатываясь в лубок и одноногих собачек. Положу в качестве примера текст, который обожаю (уже показывала, но пусть будет:)) #хрестоматия

ИГОРЁК И ХОРЁК

I

Жизнь Игорька
была горька,
пока он не купил хорька.

II

(Ведь отвлекал его хорёк
от Олек, Борек и Серёг):

Он залезал в карманы брюк,
искусно прятал кошелёк,
с разбега прыгал на утюг
(и тут же мчался наутёк),
терзал у кепки козырёк…

Однажды хвост макнул в чаёк —
и рисовал каляк-маляк
и вдоль стола, и поперёк

(на это глядя, Игорёк
от хохота сгибался в крюк
и издавал то кряк, то хрюк).

То исполнял смертельный трюк:
навстречу буре передряг
(на люстру) лезет, как моряк —
и с люстры — бряк!

А то хорёк
гонял по кухне пузырёк,
себе взбивая хохолок,
а Игорька сбивая с ног.

(Едва ли кто-то из Серёг
всё это повторить бы смог).

Хорёк был — вот такой зверёк!

III

И вот
однажды
Игорёк
глубокомысленно
изрёк:

«Как жаль, что Боря — не хорёк!

Как жаль, что горе — не хорёк,
Серёжа с Олей — не хорёк…

Как жаль, что маленький мирок,
в котором я себя обрёк
на тяжесть жизни — не хорёк» —

вздохнул,
зевнул
и снова лёг.

IV

Он думал, что подвёл итог.

V

Но верю я, что Игорёк,
однажды выйдя за порог,
увидит: солнце-то — хорёк!
и дуб, и клён, и тополёк,
и лето — маленький хорёк!
и жизнь,
и люди в ней — хорьки!
И мир велик.
И дни легки.

И мир велик, и дни легки:))

Прочтение новой книги Дюкова о Калиновском заставляет глубже видеть истоки нынешнего катастрофического состояния. Калиновский был не более чем рядовым организатором польского мятежа среднего звена и рядовым польским пропагандистом, твердившим заученные шаблоны по методичке. Интересен он не этим. Интересен он тем, что свою расовую и цивилизационную ненависть к "азиатским москалям" он методично обосновывать религией. Калиновский - не просто фанатичный польский шовинист, он в первую очередь фанатичный католик, вся жизнь которого была пропитана католическими символами и амулетами, апелляциями к папе. Но католицизм этот оказался фиктивным: внешним антуражем без христианства, без Христа, без всякого духовного и нравственного содержания. Документы и материальные артефакты, собранные в книге Дюкова, ярко показывают это. Калиновский охотно обвешивался католическими распятиями, но при этом:

- не считал православных вообще людьми, считал позволительным убивать их, пытать, истязать, грабить, а уж обманывать и врать - тем более;
- не видел проблемы в прелюбодейском, блудном образе жизни самого себя и своих друзей и соратников;
- на допросах легко сдал российским властям многих своих подельников, выдал явки и пароли - не выдал только семейство своей любовницы, ради их спасения он перешёл к тактике молчания и обрёк себя на виселицу;
- не ставил ни во что авторитет католического духовенства как такового: если епископы или ксендзы осуждали польский мятеж и проповедовали верность России, он немедленно их ругал и третировал, тем самым ставя националистическую доктрину выше католической религиозной дисциплины.

Изучение лексики, штампов, лозунгов из листовок и писем Калиновского позволяет видеть, что - через промежуточную стадию габсбургского украинства в Австро-Венгрии - нынешние лимитрофные полонизм и украинство напрямую доктринально и организационно (в т.ч. через Огинских, что характерно) восходят к учениям польской шляхты 1794 - 1830 - 1863 годов. В этой связи показательна и линия великорусской обслуги ягеллоновско-габсбургской шляхты, тянущаяся от Герцена и Бакунина к Ленину.

Известный историк А.В. Марчуков (специалист по истории Новороссии) создал карту местностей, упоминаемых в произведениях Гоголя из "малороссийского" цикла. В них напрочь отсутствуют упоминания не только Новороссии, но и Слобожанщины (нет ни Харькова, ни Сум, ни Изюма, ни Бахмута - вообще до Северского Донца горизонт малорусского восприятия мира не доходил). Внимание сконцентрировано на двух регионах: Левобережной Украине и Карпатах, при почти полном игнорировании Правобережной Украины (упоминается лишь мимоходом).