Владимир Пропп, "Исторические корни волшебной сказки". Часть 5. Что происходило после инициации?
После обряда инициации молодой человек домой возвращался далеко не сразу. Обрядовое перерождение знаменует начало новой жизни, которая могла развиваться по ряду сценариев. Одним распространенным институтом родового строя были "мужские дома" — лесные общины, в которых мужчины жили сообща, часто с целью охоты. Это были обширные, обнесенные оградой с черепами дома, почему-то на столбах. В сказках их отражение присутствует в виде больших пустых домов, которые герой никак не может обойти. Иногда герой и сам выстраивает большой дом и остается в нем жить вместе с товарищами. Если герой посещает большой дом, то его иногда встречает старуха. Старухи допускались, потому что уже не считались женщинами. Кроме старухи в доме никого нет — другие обитатели, она их называет разбойниками или братьями, сообща на охоте и явятся только к вечеру. По-видимому, часто разбойниками в современном понимании они и были. Типа, после обряда общие правила им были не писаны и разрешалось применять насилие даже к своим.
Хотя вот далее упоминаются так называемые "сестрицы" — мужики все же могли брать в дом женщин, которые их всячески обслуживали. И вроде как для женщин такое трудоустройство было даже почетным. Ну и действительно, в сказке часто встречается девушка, живущая в доме с несколькими мужчинами. Кстати, женские дома тоже были, но в сказках их почему-то нет.
Мужской дом это место таинства, там хранились святыни, о которых не принадлежащим братству знать не полагалось. А "сестрицы" селились в домах лишь временно. Как их отпустить обратно? Тут два варианта — их надо либо чикнуть, либо самих посвятить. Об этом особом женском посвящении мало информации, но по-видимому отсюда пошли сказки о всяких спящих красавицах, ведь посвящение женщины тоже считалось ее перерождением. Но это все мутно.
Иногда таинственный (от слова "таинство") мужской дом редуцировался до запретной комнаты или чулана, в которые герой каким-то нечестным способом попадал, чтобы обнаружить там тотемы животных. Опять же — связь с охотой. Да и даже в самих мужских домах иногда встречаются запретные чуланы. В чулане герой также мог найти помощника — коня, собаку, орла. Или даже спящую красавицу.
Люди в подобных обществах часто имели два брака — вольный и групповой в мужском доме, а потом уже нормальный, с целью создания семьи. И действительно, в сказках иногда можно видеть, как люди женятся два раза, первый же супруг при этом остается где-то в тридесятом царстве (в загробном лесном мире мужского дома, у-у-у-у!).
Кстати, после обряда почти всегда на определенный срок (до нескольких месяцев!) запрещалось мыться. Зачем — много предположений. Это могло быть связано с обрядами плодородия. Типа, грязнули приобщаются к земле и как-то ассоциируются с уходящим под землю божеством плодородия. Или же неумывание как-то подготавливало к браку. Молодой человек долго ходил немытым, а потом группа женщин его мыла и плясала вокруг него. Блять, какой только хуйни не придумали.
Тесным образом здесь стоит и мотив "незнайки". Возвращающийся остается неузнанным, да и сам не знает даже своего имени. Это связано с тем, что после обряда, как уже было разобрано, человек новенький.
#мифология #пропп
После обряда инициации молодой человек домой возвращался далеко не сразу. Обрядовое перерождение знаменует начало новой жизни, которая могла развиваться по ряду сценариев. Одним распространенным институтом родового строя были "мужские дома" — лесные общины, в которых мужчины жили сообща, часто с целью охоты. Это были обширные, обнесенные оградой с черепами дома, почему-то на столбах. В сказках их отражение присутствует в виде больших пустых домов, которые герой никак не может обойти. Иногда герой и сам выстраивает большой дом и остается в нем жить вместе с товарищами. Если герой посещает большой дом, то его иногда встречает старуха. Старухи допускались, потому что уже не считались женщинами. Кроме старухи в доме никого нет — другие обитатели, она их называет разбойниками или братьями, сообща на охоте и явятся только к вечеру. По-видимому, часто разбойниками в современном понимании они и были. Типа, после обряда общие правила им были не писаны и разрешалось применять насилие даже к своим.
Хотя вот далее упоминаются так называемые "сестрицы" — мужики все же могли брать в дом женщин, которые их всячески обслуживали. И вроде как для женщин такое трудоустройство было даже почетным. Ну и действительно, в сказке часто встречается девушка, живущая в доме с несколькими мужчинами. Кстати, женские дома тоже были, но в сказках их почему-то нет.
Мужской дом это место таинства, там хранились святыни, о которых не принадлежащим братству знать не полагалось. А "сестрицы" селились в домах лишь временно. Как их отпустить обратно? Тут два варианта — их надо либо чикнуть, либо самих посвятить. Об этом особом женском посвящении мало информации, но по-видимому отсюда пошли сказки о всяких спящих красавицах, ведь посвящение женщины тоже считалось ее перерождением. Но это все мутно.
Иногда таинственный (от слова "таинство") мужской дом редуцировался до запретной комнаты или чулана, в которые герой каким-то нечестным способом попадал, чтобы обнаружить там тотемы животных. Опять же — связь с охотой. Да и даже в самих мужских домах иногда встречаются запретные чуланы. В чулане герой также мог найти помощника — коня, собаку, орла. Или даже спящую красавицу.
Люди в подобных обществах часто имели два брака — вольный и групповой в мужском доме, а потом уже нормальный, с целью создания семьи. И действительно, в сказках иногда можно видеть, как люди женятся два раза, первый же супруг при этом остается где-то в тридесятом царстве (в загробном лесном мире мужского дома, у-у-у-у!).
Кстати, после обряда почти всегда на определенный срок (до нескольких месяцев!) запрещалось мыться. Зачем — много предположений. Это могло быть связано с обрядами плодородия. Типа, грязнули приобщаются к земле и как-то ассоциируются с уходящим под землю божеством плодородия. Или же неумывание как-то подготавливало к браку. Молодой человек долго ходил немытым, а потом группа женщин его мыла и плясала вокруг него. Блять, какой только хуйни не придумали.
Тесным образом здесь стоит и мотив "незнайки". Возвращающийся остается неузнанным, да и сам не знает даже своего имени. Это связано с тем, что после обряда, как уже было разобрано, человек новенький.
#мифология #пропп
Пантеон.
Оказывается, что Юпитер, Зевс, Тюр и Дэва это одно и то же божество. Ну, все знают, что Юпитер и Зевс это римское и греческое именование громовержца, но оказывается, что их связь еще глубже, и все эти боги являются одним — индоевропейским красавцем, которого зовут Дьяус питар (Отец Небо) и который был верховным божеством наших древних древних предков.
Перечисленные божества родственны и этимологически. Связь между "Юпитер" и "Дьяус питар" более-менее заметна и так. Имя "Зевс" получилось редуцированием только первой половины имени — "Дьяус". Ну а "Тюр" произошел от второй половины — "питар".
О давно мертвых богах вроде Дьяуса питара не сохранилось практически ничего. Они канули в Лету и реконструируются лишь зыбкыми методами сравнительной мифологии. Быть может, если о них почаще вспоминать, то они оживут, как ожил старина Крул из-за капли пролитой крови?
#пантеон
Оказывается, что Юпитер, Зевс, Тюр и Дэва это одно и то же божество. Ну, все знают, что Юпитер и Зевс это римское и греческое именование громовержца, но оказывается, что их связь еще глубже, и все эти боги являются одним — индоевропейским красавцем, которого зовут Дьяус питар (Отец Небо) и который был верховным божеством наших древних древних предков.
Перечисленные божества родственны и этимологически. Связь между "Юпитер" и "Дьяус питар" более-менее заметна и так. Имя "Зевс" получилось редуцированием только первой половины имени — "Дьяус". Ну а "Тюр" произошел от второй половины — "питар".
О давно мертвых богах вроде Дьяуса питара не сохранилось практически ничего. Они канули в Лету и реконструируются лишь зыбкыми методами сравнительной мифологии. Быть может, если о них почаще вспоминать, то они оживут, как ожил старина Крул из-за капли пролитой крови?
#пантеон
Владимир Пропп, "Исторические корни волшебной сказки". Часть 6. Иные дарители.
С течением времени историческая обстановка изменяется, поклоняться духам леса становится уже не так модно, и ягу сменяют другие дарители. В тоже время преемственность по женской линии сменяется преемственностью по мужской и, соответственно, меняется пол дарителя. Теперь это чаще всего мужчина (иногда и женщина, но только если и герой сказки женщина), один из предков героя. Связь с миром мертвых сохраняется тем, что предок этот тоже умерший. Например, мертвый отец. По-видимому, здесь прослеживается переход от культа духов природы к культу предков. Дар сменяется с лесного животного на коня, что затем ретроспективно переписывается и на ягу. Здесь интересно то, что живые родители героя чаще всего оказываются рохлями и размазнями, а умершие — могучими ебаками, с которыми у героя устанавливается тесная духовная связь.
Умирающий отец часто наказывает детям ночевать несколько ночей на его могиле. Здесь прослеживается связь с апотропеическими обрядами (оберегание от зла). Необходимо убедиться, что мертвец не восстанет и не пойдет в ближайшую пивную утолять жажду на деньги налогоплательщиков. Всегда надо быть аккуратным с такими вещами.
Наконец, дарителем может стать вообще любой мертвец, которому герой оказал услугу. Например, похоронив его или расплатившись с долгами.
Другой интересный вид дарителей — благодарные животные. Это может быть и рак, и ежик, и птичка, которых герой хотел чикнуть, но они вымолили себе пощаду, и почему-то посчитали, что милостивое соизволение героя их не убивать это дохуя повод для благодарности. Но иногда герой оказывает и всамделишную услугу, спасая животное от чего-то. Тут интересно то, что животные, которых герой решил не убивать, часто оказываются теми, которых убивать в принципе запрещено, потому что они тотемные предки данного рода, а потому священны. Типа, умирающие люди и тотемные животные перевоплощаются друг в друга, и, убивая тотемное животное, герой убивает своего братика или будущего сыночка. Некрасиво. То есть, они в некотором роде тоже предки, что созвучно предыдущему виду дарителей.
Иногда животные-дарители образуют гибриды с природными духами, тогда мы получаем всяких силенов, сатиров, леших и прочих зооморфных гадин. Ну тут уж на что каждая конкретная мифология горазда — сонмы подобных существ.
Это все основные виды дарителей — яга (духи леса), мертвые родители (духи предков) и благодарные животные (тотемные духи). В редких случаях они мутируют в более обыденные формы — должников, пленников и прочих. Но можно проследить их связь с основными типами.
Далее по плану — рассмотрение собственно даров.
#мифология #пропп
С течением времени историческая обстановка изменяется, поклоняться духам леса становится уже не так модно, и ягу сменяют другие дарители. В тоже время преемственность по женской линии сменяется преемственностью по мужской и, соответственно, меняется пол дарителя. Теперь это чаще всего мужчина (иногда и женщина, но только если и герой сказки женщина), один из предков героя. Связь с миром мертвых сохраняется тем, что предок этот тоже умерший. Например, мертвый отец. По-видимому, здесь прослеживается переход от культа духов природы к культу предков. Дар сменяется с лесного животного на коня, что затем ретроспективно переписывается и на ягу. Здесь интересно то, что живые родители героя чаще всего оказываются рохлями и размазнями, а умершие — могучими ебаками, с которыми у героя устанавливается тесная духовная связь.
Умирающий отец часто наказывает детям ночевать несколько ночей на его могиле. Здесь прослеживается связь с апотропеическими обрядами (оберегание от зла). Необходимо убедиться, что мертвец не восстанет и не пойдет в ближайшую пивную утолять жажду на деньги налогоплательщиков. Всегда надо быть аккуратным с такими вещами.
Наконец, дарителем может стать вообще любой мертвец, которому герой оказал услугу. Например, похоронив его или расплатившись с долгами.
Другой интересный вид дарителей — благодарные животные. Это может быть и рак, и ежик, и птичка, которых герой хотел чикнуть, но они вымолили себе пощаду, и почему-то посчитали, что милостивое соизволение героя их не убивать это дохуя повод для благодарности. Но иногда герой оказывает и всамделишную услугу, спасая животное от чего-то. Тут интересно то, что животные, которых герой решил не убивать, часто оказываются теми, которых убивать в принципе запрещено, потому что они тотемные предки данного рода, а потому священны. Типа, умирающие люди и тотемные животные перевоплощаются друг в друга, и, убивая тотемное животное, герой убивает своего братика или будущего сыночка. Некрасиво. То есть, они в некотором роде тоже предки, что созвучно предыдущему виду дарителей.
Иногда животные-дарители образуют гибриды с природными духами, тогда мы получаем всяких силенов, сатиров, леших и прочих зооморфных гадин. Ну тут уж на что каждая конкретная мифология горазда — сонмы подобных существ.
Это все основные виды дарителей — яга (духи леса), мертвые родители (духи предков) и благодарные животные (тотемные духи). В редких случаях они мутируют в более обыденные формы — должников, пленников и прочих. Но можно проследить их связь с основными типами.
Далее по плану — рассмотрение собственно даров.
#мифология #пропп
Владимир Пропп, "Исторические корни волшебной сказки". Часть 7. Волшебные помощники.
Когда герой выходит от дарителя (с даром, соответственно), его слепые блуждания сменяются на движение к цели по четко заданному вектору, а дар помогает ему с легкостью справляться с встающими на пути преградами. Дары бывают одушевленными (волшебные помощники) и неодушевленными (волшебные предметы). Сначала рассмотрим первые. Помощников огромное множество, поэтому рассмотреть каждого из них не представляется возможным, но можно выделить самых типичных.
Распространенным помощником является птица, задача которой — унести героя в тридесятое царство (помним, что царство это представляет собой загробный мир). И прежде, чем птица оказывается способной это сделать, ее приходится долгое время выкармливать. Здесь указывается на обряды, существовавшие у многих сибирских племен — тотемная птица (часто орел) несколько лет откармливалась, а потом убивалась. Предполагалось, что в загробном мире она расскажет высокопоставленным духам, как хорошо с ней обращались, что принесет процветание племени.
Как ни странно, близко к птице стоит конь. Крылатый конь. Кони вообще появились в человеческой культуре гораздо позже лесных зверей, и тут конь просто перенимает на себя функции птицы. Его тоже выкармливали (чтобы он обрел волшебную силу — вероятно, научился летать), и он тоже переносил героя в загробный мир. Но с конем, как с ближайшим спутником человека, связано гораздо больше. Здесь значение придается масти коня — чаще всего она белая, такой конь считается связанным с миром духов. И другая распространенная масть — рыжая. Такой конь ассоциируется с огнем. Огонь тоже выполняет роль загробного проводника в ряде обрядов (например, при помощи дыма от костра можно подняться на небо). Сжигание трупов отсюда же. Имеются также замогильные кони: во многих обрядах человека хоронили вместе с конем, чтобы тот ему помог добраться, куда там надо будет добираться на той стороне. И этого же коня даритель (мертвый отец, например) может подарить герою. Обычный конь с конюшни не годится, только замогильный! С конем там дофига всего еще связано. Есть и звездные кони, типа те, которые колесницу Ра носят, и водные кони (тут "Последнего единорога" вспомнил), и всякие иные.
Помимо животных, есть и антропоморфные помощники. Различные братье-акробатья или Мороз-трескун. С Морозом интересно. Вообще он враждебен человеку, но герою помогает, и именно потому, что тот перешел на сторону мертвецов. За нежить играет. Мороз выступает персонификацией сил природы. Еще есть богатыри Усыня, Горыня и Дубыня — персонификации рек, гор и леса, соответственно.
Здесь еще важно отметить то, что герой и его помощник это единое целое. Это связано с представлением о том, что в результате обряда инициации посвящаемый превращался во что-то другое, часто в то самое животное. Разделение на два отдельных существа в рамках сказки это уже более поздняя интерпретация.
#мифология #пропп
Когда герой выходит от дарителя (с даром, соответственно), его слепые блуждания сменяются на движение к цели по четко заданному вектору, а дар помогает ему с легкостью справляться с встающими на пути преградами. Дары бывают одушевленными (волшебные помощники) и неодушевленными (волшебные предметы). Сначала рассмотрим первые. Помощников огромное множество, поэтому рассмотреть каждого из них не представляется возможным, но можно выделить самых типичных.
Распространенным помощником является птица, задача которой — унести героя в тридесятое царство (помним, что царство это представляет собой загробный мир). И прежде, чем птица оказывается способной это сделать, ее приходится долгое время выкармливать. Здесь указывается на обряды, существовавшие у многих сибирских племен — тотемная птица (часто орел) несколько лет откармливалась, а потом убивалась. Предполагалось, что в загробном мире она расскажет высокопоставленным духам, как хорошо с ней обращались, что принесет процветание племени.
Как ни странно, близко к птице стоит конь. Крылатый конь. Кони вообще появились в человеческой культуре гораздо позже лесных зверей, и тут конь просто перенимает на себя функции птицы. Его тоже выкармливали (чтобы он обрел волшебную силу — вероятно, научился летать), и он тоже переносил героя в загробный мир. Но с конем, как с ближайшим спутником человека, связано гораздо больше. Здесь значение придается масти коня — чаще всего она белая, такой конь считается связанным с миром духов. И другая распространенная масть — рыжая. Такой конь ассоциируется с огнем. Огонь тоже выполняет роль загробного проводника в ряде обрядов (например, при помощи дыма от костра можно подняться на небо). Сжигание трупов отсюда же. Имеются также замогильные кони: во многих обрядах человека хоронили вместе с конем, чтобы тот ему помог добраться, куда там надо будет добираться на той стороне. И этого же коня даритель (мертвый отец, например) может подарить герою. Обычный конь с конюшни не годится, только замогильный! С конем там дофига всего еще связано. Есть и звездные кони, типа те, которые колесницу Ра носят, и водные кони (тут "Последнего единорога" вспомнил), и всякие иные.
Помимо животных, есть и антропоморфные помощники. Различные братье-акробатья или Мороз-трескун. С Морозом интересно. Вообще он враждебен человеку, но герою помогает, и именно потому, что тот перешел на сторону мертвецов. За нежить играет. Мороз выступает персонификацией сил природы. Еще есть богатыри Усыня, Горыня и Дубыня — персонификации рек, гор и леса, соответственно.
Здесь еще важно отметить то, что герой и его помощник это единое целое. Это связано с представлением о том, что в результате обряда инициации посвящаемый превращался во что-то другое, часто в то самое животное. Разделение на два отдельных существа в рамках сказки это уже более поздняя интерпретация.
#мифология #пропп
Владимир Пропп, "Исторические корни волшебной сказки". Часть 8. Волшебные предметы.
Помимо живых помощников, герою часто достаются в услужение разного рода материальные движимые артефакты, виды и значение которых Пропп рассматривает далее. Как живые, так и неживые помощники, функционально практически идентичны. Унесение в загробный мир возможно с помощью коня или с помощью ковра самолета — какая разница! Но есть и несколько особенностей. Перечислять все предметы нет никакого смысла, это может быть практически что угодно — от ягодки до двуручной палицы Мелькора. Пропп предлагает определить их в несколько больших групп, основываясь на общности происхождения.
Первая такая группа это части тел животных — когти, волоски, шкуры, зубы. По-видимому, древнейший тип. Обычно подобные талисманы, носимые в мешочке, дают герою власть над соответствующим животным. Здесь налицо своего рода симпатическая магия. Позднее функция талисмана от власти над частным животным обобщается на повышение удачи в целом. Так, вогульские охотники верят, что если носить с собой мордочку лисицы, то все будет удаваться.
Следующая группа — орудия. Здесь интересно то, что согласно традиционному верованию на успех охоты влияет не мастерство охотника или его экипировка, а использование правильных ритуалов и заклинаний, то есть обладание магической силой. Позднее эта магическая сила переносится на само орудие. То есть, орудие как бы само по себе начинает совершать большую часть работы. Так, топоры могут сами рубить деревья, а стрелы сами находить цели. Такие представления приводят к одушевлению и даже обожествлению орудий.
Некоторые предметы умеют вызывать духов. Здесь может быть что угодно, от кольца до волоска. Если в волосках мы опять видим симпатическую магию (волосок коня содержит всего коня), то если сила в кольце, то это уже следующий шаг, развитие концепции — сила открепляется от объекта призыва. Иногда для призыва нежити нужно курить трубку (кто бы сомневался), а иногда использовать специальное магическое огниво.
Особое место среди предметов занимает палочка. Ее особенность в том, что она не связана ни с животными, ни с орудиями, но с растениями, с землей. Принято считать, что общение с палочкой наполняет природной силой, переносит плодородие земли на человека. Наверное, поэтому и в баньках принято веничками хуяриться.
Другой интересный предмет — вода. Вода бывает живой, мертвой, сильной и слабой. Пропп полагает, что живая и мертвая, а также сильная и слабая это два названия одного и того же. Живая и мертвая вода не противоположны, но дополняют друг друга. Например, раненного человека сначала нужно спрыснуть мертвой водой, а потом живой, только тогда он излечивается. По-отдельности ничего не сработает. В верованиях греков упоминаются два источника, которые умерший встретит в царстве Аида. Испить строго наказывается только из одного — из мертвого! Мертвая вода — благо для мертвеца. Второй источник — живой, из него пить запрещено, ведь он способен вернуть мертвеца к жизни (что не положено!). Таким образом, обычай парного применения воды может иметь основание в том, что сначала мертвой водой человека добивали наверняка, а потом воскрешали живой водой. Интересно.
#мифология #пропп
Помимо живых помощников, герою часто достаются в услужение разного рода материальные движимые артефакты, виды и значение которых Пропп рассматривает далее. Как живые, так и неживые помощники, функционально практически идентичны. Унесение в загробный мир возможно с помощью коня или с помощью ковра самолета — какая разница! Но есть и несколько особенностей. Перечислять все предметы нет никакого смысла, это может быть практически что угодно — от ягодки до двуручной палицы Мелькора. Пропп предлагает определить их в несколько больших групп, основываясь на общности происхождения.
Первая такая группа это части тел животных — когти, волоски, шкуры, зубы. По-видимому, древнейший тип. Обычно подобные талисманы, носимые в мешочке, дают герою власть над соответствующим животным. Здесь налицо своего рода симпатическая магия. Позднее функция талисмана от власти над частным животным обобщается на повышение удачи в целом. Так, вогульские охотники верят, что если носить с собой мордочку лисицы, то все будет удаваться.
Следующая группа — орудия. Здесь интересно то, что согласно традиционному верованию на успех охоты влияет не мастерство охотника или его экипировка, а использование правильных ритуалов и заклинаний, то есть обладание магической силой. Позднее эта магическая сила переносится на само орудие. То есть, орудие как бы само по себе начинает совершать большую часть работы. Так, топоры могут сами рубить деревья, а стрелы сами находить цели. Такие представления приводят к одушевлению и даже обожествлению орудий.
Некоторые предметы умеют вызывать духов. Здесь может быть что угодно, от кольца до волоска. Если в волосках мы опять видим симпатическую магию (волосок коня содержит всего коня), то если сила в кольце, то это уже следующий шаг, развитие концепции — сила открепляется от объекта призыва. Иногда для призыва нежити нужно курить трубку (кто бы сомневался), а иногда использовать специальное магическое огниво.
Особое место среди предметов занимает палочка. Ее особенность в том, что она не связана ни с животными, ни с орудиями, но с растениями, с землей. Принято считать, что общение с палочкой наполняет природной силой, переносит плодородие земли на человека. Наверное, поэтому и в баньках принято веничками хуяриться.
Другой интересный предмет — вода. Вода бывает живой, мертвой, сильной и слабой. Пропп полагает, что живая и мертвая, а также сильная и слабая это два названия одного и того же. Живая и мертвая вода не противоположны, но дополняют друг друга. Например, раненного человека сначала нужно спрыснуть мертвой водой, а потом живой, только тогда он излечивается. По-отдельности ничего не сработает. В верованиях греков упоминаются два источника, которые умерший встретит в царстве Аида. Испить строго наказывается только из одного — из мертвого! Мертвая вода — благо для мертвеца. Второй источник — живой, из него пить запрещено, ведь он способен вернуть мертвеца к жизни (что не положено!). Таким образом, обычай парного применения воды может иметь основание в том, что сначала мертвой водой человека добивали наверняка, а потом воскрешали живой водой. Интересно.
#мифология #пропп
Владимир Пропп, "Исторические корни волшебной сказки". Часть 9. Переправа.
Далее рассматривается, как именно герой переправляется в загробный мир. Собственно момент пересечения границы. Как и с предыдущим разделом, здесь нет смысла систематизировать и рассматривать все способы по отдельности, ибо все они связаны единым происхождением, а именно — представлениями о посмертии и пути умершего в иной мир.
Иногда переправа происходит путем превращения в животное, и это также самый древний способ. Здесь интересно то, что часто такие способы вовсе не используют наиболее быстрых животных, что было бы логично. Это может быть бобер, заяц или утка. Так отражается охотничье прошлое человека, когда он еще не освоил ездовых животных. Впоследствии практических всех их вытесняет конь, что тоже логично и уже обсуждалось выше. Так же часты мотивы с птицами, причина чего тоже обсуждалась под предыдущим постом. Более поздняя версия превращения в животное — зашивание в его шкуру или помещение себя в тушу мертвого скота. И тут уже ясна видна прямая параллель с обрядами погребения. Во многих культурах так и делали — либо труп целиком зашивался в животное (чтобы при переправе злые демоны съели животное, а не человека в нем), либо просто облачали в шкуры. В Греции, кстати, этот обряд модифицировался, и в шкуру облачался не умерший, а отпевающий жрец. Для зашивания чаще всего использовались тотемные животные племени. Зашивание возможно только в туши крупных животных, так что обычай этот характерен только для культур скотоводов.
Дальнейшая эволюция этого обычая — то, что герой просто садится на соответствующее животное. Тут все зависит от того, где живет племя. У степных жителей это кони, у жителей побережья — птицы, ведь они способны улететь в море за горизонт, где по представлениям племени расположено царство мертвых.
У прибрежных же народов в качестве средства транспортировки в царство смерти бытуют разнообразные лодки, часто летающие (что опять связывает их с птицами). Оно и понятно, это было их основное средство передвижения. С помощью лодок люди часто и хоронились. Кстати, распространенный мотив сжигания лодки с покойником опять восходит к птицам — через сожжение лодка как бы превращается в летающую. А вот интересно, что для греков погребальные лодки не характерны. Греки почему-то боятся моря, считая его чуждой стихией, и мертвецов своих туда не посылают.
Иногда в загробный мир надо залезать по здоровенному дереву. Это снова имеет корни (кек) в связи с птицей. В обрядах погребения дерево как таковое встречается редко, лишь иногда мертвых хоронят в стволах или в кроне. Но Пропп считает, что первична здесь все же птица. Позднее дерево преобразуется в лестницы или ремни.
В качестве вывода Пропп заключает, что все эти способы имеют общее происхождение от животных, а их переход от одного к другому осуществляется наслоением новых представлений на более ранние.
#мифология #пропп
Далее рассматривается, как именно герой переправляется в загробный мир. Собственно момент пересечения границы. Как и с предыдущим разделом, здесь нет смысла систематизировать и рассматривать все способы по отдельности, ибо все они связаны единым происхождением, а именно — представлениями о посмертии и пути умершего в иной мир.
Иногда переправа происходит путем превращения в животное, и это также самый древний способ. Здесь интересно то, что часто такие способы вовсе не используют наиболее быстрых животных, что было бы логично. Это может быть бобер, заяц или утка. Так отражается охотничье прошлое человека, когда он еще не освоил ездовых животных. Впоследствии практических всех их вытесняет конь, что тоже логично и уже обсуждалось выше. Так же часты мотивы с птицами, причина чего тоже обсуждалась под предыдущим постом. Более поздняя версия превращения в животное — зашивание в его шкуру или помещение себя в тушу мертвого скота. И тут уже ясна видна прямая параллель с обрядами погребения. Во многих культурах так и делали — либо труп целиком зашивался в животное (чтобы при переправе злые демоны съели животное, а не человека в нем), либо просто облачали в шкуры. В Греции, кстати, этот обряд модифицировался, и в шкуру облачался не умерший, а отпевающий жрец. Для зашивания чаще всего использовались тотемные животные племени. Зашивание возможно только в туши крупных животных, так что обычай этот характерен только для культур скотоводов.
Дальнейшая эволюция этого обычая — то, что герой просто садится на соответствующее животное. Тут все зависит от того, где живет племя. У степных жителей это кони, у жителей побережья — птицы, ведь они способны улететь в море за горизонт, где по представлениям племени расположено царство мертвых.
У прибрежных же народов в качестве средства транспортировки в царство смерти бытуют разнообразные лодки, часто летающие (что опять связывает их с птицами). Оно и понятно, это было их основное средство передвижения. С помощью лодок люди часто и хоронились. Кстати, распространенный мотив сжигания лодки с покойником опять восходит к птицам — через сожжение лодка как бы превращается в летающую. А вот интересно, что для греков погребальные лодки не характерны. Греки почему-то боятся моря, считая его чуждой стихией, и мертвецов своих туда не посылают.
Иногда в загробный мир надо залезать по здоровенному дереву. Это снова имеет корни (кек) в связи с птицей. В обрядах погребения дерево как таковое встречается редко, лишь иногда мертвых хоронят в стволах или в кроне. Но Пропп считает, что первична здесь все же птица. Позднее дерево преобразуется в лестницы или ремни.
В качестве вывода Пропп заключает, что все эти способы имеют общее происхождение от животных, а их переход от одного к другому осуществляется наслоением новых представлений на более ранние.
#мифология #пропп
Цитата.
"Некоторые рецензенты охарактеризовали мое сочинение как примитивное: дескать, самая обыкновенная борьба между Добром и Злом, где все хорошее хорошо, и только; а дурное дурно, и только. Пожалуй, оно простительно (хотя Боромира по меньшей мере проглядели) для людей, читающих в большой спешке, да притом лишь отдельный фрагмент, и, конечно же, при отсутствии написанных раньше, но так и не увидевших света эльфийских хроник. Но эльфы не всецело благи и не всегда правы. И не столько потому, что заигрывали с Сауроном, сколько потому, что, с его ли помощью или без таковой были «бальзамировщиками». Им хотелось один пирог да съесть дважды: жить в смертном историческом Средиземье, поскольку эльфы прониклись к нему любовью (и, может статься, потому, что там они пользовались преимуществом высшей касты), так что они попытались остановить процесс перемен и ход истории, остановить его рост, сохранить его как декоративный садик или даже по большей части как глушь, где сами они могут быть «художниками», — и притом их тяготила печаль и ностальгические сожаления. Люди Гондора были по-своему таковы же: угасающий народ, чьи единственные «святыни» — это его гробницы. Но в любом случае это — повесть о войне, и, если война дозволена (по крайней мере в качестве темы и декораций), нет смысла жаловаться, что все приверженцы одной стороны отчего-то выступают против тех, кто на другой. Но у меня даже здесь не все так просто: есть, скажем, Саруман, и Денетор, и Боромир; и даже среди орков случаются раздоры и предательство" (с) Толкин, в письме Наоми Хатчинсон, 25 сентрября 1954 г.
#цитата
"Некоторые рецензенты охарактеризовали мое сочинение как примитивное: дескать, самая обыкновенная борьба между Добром и Злом, где все хорошее хорошо, и только; а дурное дурно, и только. Пожалуй, оно простительно (хотя Боромира по меньшей мере проглядели) для людей, читающих в большой спешке, да притом лишь отдельный фрагмент, и, конечно же, при отсутствии написанных раньше, но так и не увидевших света эльфийских хроник. Но эльфы не всецело благи и не всегда правы. И не столько потому, что заигрывали с Сауроном, сколько потому, что, с его ли помощью или без таковой были «бальзамировщиками». Им хотелось один пирог да съесть дважды: жить в смертном историческом Средиземье, поскольку эльфы прониклись к нему любовью (и, может статься, потому, что там они пользовались преимуществом высшей касты), так что они попытались остановить процесс перемен и ход истории, остановить его рост, сохранить его как декоративный садик или даже по большей части как глушь, где сами они могут быть «художниками», — и притом их тяготила печаль и ностальгические сожаления. Люди Гондора были по-своему таковы же: угасающий народ, чьи единственные «святыни» — это его гробницы. Но в любом случае это — повесть о войне, и, если война дозволена (по крайней мере в качестве темы и декораций), нет смысла жаловаться, что все приверженцы одной стороны отчего-то выступают против тех, кто на другой. Но у меня даже здесь не все так просто: есть, скажем, Саруман, и Денетор, и Боромир; и даже среди орков случаются раздоры и предательство" (с) Толкин, в письме Наоми Хатчинсон, 25 сентрября 1954 г.
#цитата
Владимир Пропп, "Исторические корни волшебной сказки". Часть 10. О змие.
Далее Пропп решает обсудить образ змея и мотив змееборчества, которые занимают важное место во многих мифологиях. Несмотря на всю важность и распространенность этого образа, известно о нем удивительно мало. В самых древних своих проявлениях змей всегда многоголов и всегда ассоциируется с огнем, и это, пожалуй, единственные неизменные и четко описанные его черты в сказках. Почему-то змей постоянно упоминается, но никогда не описывается детально. Интересно, что к огненной стихии иногда прибавляются водная (Змей Черноморский) или земная/горная (Змей Горыныч), но они дополняют, а не исключают друг друга.
Чаще всего змей занимаются тем, что похищает женщин (вспоминается "Змей" Мельницы). Иногда вместо похищения он вселяется в тело женщины или осаждает город и требует себе женщину для супружества. Также он иногда охраняет речной переход. Тут видится функция, аналогичная яге, но Пропп полагает, что яга охраняет внешние границы царства мертвых, а змей — самое его сердце.
Змей имеет очень тесную связь с героем. Пропп полагает, что змей неуязвим для всего и бессмертен, и только герой может его уничтожить. При этом змей об этом прекрасно знает, как знает и то, что герой победит. Во время боя змей пытается не ранить героя своими когтями или клыками, но вбить его в землю. А после победы над ним (одновременным отрубанием всех голов) труп необходимо обязательно сжечь. Это, пожалуй, все, что сказка сообщает о змее.
Откуда же берется такой замечательный образ? Одна группа исследователей считает, что образ змея это реминисценция об исчезнувших доисторических животных, но Пропп с этим не согласен, ведь откуда бы древние люди о них знали. Еще есть солярная теория, которая утверждает, что герой это светлая сторона Луны, а змей — темная. Но эта теория, по-моему, вообще ничего не объясняет. Этими двумя теориями все и исчерпывается. Не густо. Ну, есть еще большой корпус работ, рассматривающих змеев в различных культурах и отдельных группах сюжетов, но не затрагивающих происхождения этого образа.
Пропп рассуждает, что образ змея и змееборчества появляется одновременно с государственностью и может быть как-то с ней связан. Он предлагает проследить, как этот образ эволюционировал в разных культурах и таким образом выявить его основания. Чем и обещает заняться далее.
#мифология #пропп
Далее Пропп решает обсудить образ змея и мотив змееборчества, которые занимают важное место во многих мифологиях. Несмотря на всю важность и распространенность этого образа, известно о нем удивительно мало. В самых древних своих проявлениях змей всегда многоголов и всегда ассоциируется с огнем, и это, пожалуй, единственные неизменные и четко описанные его черты в сказках. Почему-то змей постоянно упоминается, но никогда не описывается детально. Интересно, что к огненной стихии иногда прибавляются водная (Змей Черноморский) или земная/горная (Змей Горыныч), но они дополняют, а не исключают друг друга.
Чаще всего змей занимаются тем, что похищает женщин (вспоминается "Змей" Мельницы). Иногда вместо похищения он вселяется в тело женщины или осаждает город и требует себе женщину для супружества. Также он иногда охраняет речной переход. Тут видится функция, аналогичная яге, но Пропп полагает, что яга охраняет внешние границы царства мертвых, а змей — самое его сердце.
Змей имеет очень тесную связь с героем. Пропп полагает, что змей неуязвим для всего и бессмертен, и только герой может его уничтожить. При этом змей об этом прекрасно знает, как знает и то, что герой победит. Во время боя змей пытается не ранить героя своими когтями или клыками, но вбить его в землю. А после победы над ним (одновременным отрубанием всех голов) труп необходимо обязательно сжечь. Это, пожалуй, все, что сказка сообщает о змее.
Откуда же берется такой замечательный образ? Одна группа исследователей считает, что образ змея это реминисценция об исчезнувших доисторических животных, но Пропп с этим не согласен, ведь откуда бы древние люди о них знали. Еще есть солярная теория, которая утверждает, что герой это светлая сторона Луны, а змей — темная. Но эта теория, по-моему, вообще ничего не объясняет. Этими двумя теориями все и исчерпывается. Не густо. Ну, есть еще большой корпус работ, рассматривающих змеев в различных культурах и отдельных группах сюжетов, но не затрагивающих происхождения этого образа.
Пропп рассуждает, что образ змея и змееборчества появляется одновременно с государственностью и может быть как-то с ней связан. Он предлагает проследить, как этот образ эволюционировал в разных культурах и таким образом выявить его основания. Чем и обещает заняться далее.
#мифология #пропп
Владимир Пропп, "Исторические корни волшебной сказки". Часть 11. Дальше про змиев.
Ну так вот, Пропп полагает, что мотив змееборства возник из мотива поглощения. Дело в том, что самые древние змии зохавывали героя. И здесь все опять восходит к обрядам инициации, одной из форм которых было пролезание через здание, символизировавшее чрево какого-то животного. Например, в Австралии это было высохшее русло реки, над которым возводился навес. Это уже само по себе напоминает змея. Считалось, что пребывание в желудке зверя даровало магические способности, в частности, власть над самим змеем. Ну и позднее все это находит отражение и в мифологии, где проглатывание чудовищем тоже является частым сюжетом. В более поздних формах проглатывание может замениться на обвивание, помещение в гнездо или поглощение водой, но суть та же. И даже боги рождаются через пожирание, как Кронос поглотил и отрыгнул своих детей или пророк Иона, извергнутый китом. Интересно, что во всех этих мифах и обрядах змей пока еще не злой, а самый настоящий благодетель, добряк. Змей поглощает героя исключительно для того, чтобы даровать тому и его племени знание и силу.
Кстати, соседствуют две формы поглощения: герой может прийти к неподвижному змею, быть им откушанным и отрыгнутым, и спокойно пойти домой с новыми скиллами; либо же змей может поглотить героя и унести его в далекую страну (снова аллегория на посещение царства мертвых). Пропп видит тут принципиально новое явление — переход от статики к динамике. Он постулирует, что для производства таких мифов нужно было познать пространство на опыте, то есть, совершая дальние путешествия. А это характерно в основном для морских народов. И действительно, "динамичные" пожирания характерны в основном для таковых.
Итак, нужно понять, как змей из добряка и дарителя становится боссом, которого надо сразить. Пропп считает, что происходит это, когда обряд инициации уже перестал практиковаться, а связанные с ним мифы остались. Люди начали забывать первоначальный смысл и задаваться вопросом, а с какого вообще перепугу змей должен нас сжирать. Герой постепенно начинает бороться с поглотителем. Сначала эта борьба происходит лишь в чреве — героя съели и он пытается освободиться. Тут чаще всего фигурируют рыбы. Герой мог отрезать кусочек рыбьей печени и съесть его, чтобы рыба его выплюнула, или развести у нее в чреве костер, или вставить в пасть копье. Ну и с течением времени борьба замещается уже наружной, раз на раз. Характерно, что и в этих случаях очень часто надо что-то сделать с пастью змея, например, бросить в нее что-нибудь. Это отголосок старых форм. Ну а еще позднее все это упрощается уже до обычной битвы на палицах и когтях.
Интересен еще такой момент: ранние мифы возникали в доклассовом обществе. Здесь поглощенный спасает себя сам и сам получает ништяки. Когда начинает иметь место быть некоторого рода классовое расслоение, то мотив преобразуется: кушают уже одного, а спасает его другой, типа более благородный. Может поэтому стали похищать преимущественно женщин, чтобы доблестные рыцари их спасли?
Повествование Пропп сопровождает множеством примеров из разных культур, которые делают его достаточно убедительным. Я вижу действительно последовательную эволюцию от одного к другому. Очень интересно!
#мифология #пропп
Ну так вот, Пропп полагает, что мотив змееборства возник из мотива поглощения. Дело в том, что самые древние змии зохавывали героя. И здесь все опять восходит к обрядам инициации, одной из форм которых было пролезание через здание, символизировавшее чрево какого-то животного. Например, в Австралии это было высохшее русло реки, над которым возводился навес. Это уже само по себе напоминает змея. Считалось, что пребывание в желудке зверя даровало магические способности, в частности, власть над самим змеем. Ну и позднее все это находит отражение и в мифологии, где проглатывание чудовищем тоже является частым сюжетом. В более поздних формах проглатывание может замениться на обвивание, помещение в гнездо или поглощение водой, но суть та же. И даже боги рождаются через пожирание, как Кронос поглотил и отрыгнул своих детей или пророк Иона, извергнутый китом. Интересно, что во всех этих мифах и обрядах змей пока еще не злой, а самый настоящий благодетель, добряк. Змей поглощает героя исключительно для того, чтобы даровать тому и его племени знание и силу.
Кстати, соседствуют две формы поглощения: герой может прийти к неподвижному змею, быть им откушанным и отрыгнутым, и спокойно пойти домой с новыми скиллами; либо же змей может поглотить героя и унести его в далекую страну (снова аллегория на посещение царства мертвых). Пропп видит тут принципиально новое явление — переход от статики к динамике. Он постулирует, что для производства таких мифов нужно было познать пространство на опыте, то есть, совершая дальние путешествия. А это характерно в основном для морских народов. И действительно, "динамичные" пожирания характерны в основном для таковых.
Итак, нужно понять, как змей из добряка и дарителя становится боссом, которого надо сразить. Пропп считает, что происходит это, когда обряд инициации уже перестал практиковаться, а связанные с ним мифы остались. Люди начали забывать первоначальный смысл и задаваться вопросом, а с какого вообще перепугу змей должен нас сжирать. Герой постепенно начинает бороться с поглотителем. Сначала эта борьба происходит лишь в чреве — героя съели и он пытается освободиться. Тут чаще всего фигурируют рыбы. Герой мог отрезать кусочек рыбьей печени и съесть его, чтобы рыба его выплюнула, или развести у нее в чреве костер, или вставить в пасть копье. Ну и с течением времени борьба замещается уже наружной, раз на раз. Характерно, что и в этих случаях очень часто надо что-то сделать с пастью змея, например, бросить в нее что-нибудь. Это отголосок старых форм. Ну а еще позднее все это упрощается уже до обычной битвы на палицах и когтях.
Интересен еще такой момент: ранние мифы возникали в доклассовом обществе. Здесь поглощенный спасает себя сам и сам получает ништяки. Когда начинает иметь место быть некоторого рода классовое расслоение, то мотив преобразуется: кушают уже одного, а спасает его другой, типа более благородный. Может поэтому стали похищать преимущественно женщин, чтобы доблестные рыцари их спасли?
Повествование Пропп сопровождает множеством примеров из разных культур, которые делают его достаточно убедительным. Я вижу действительно последовательную эволюцию от одного к другому. Очень интересно!
#мифология #пропп
Цитата.
"Мыслю я исторически. Средиземье — это не воображаемый мир. Само название — это современная форма (возникшая в XIII в. и сохранившаяся до сих пор) слова midden-erd > middel-erd, древнее название oikoumenē, обиталища людей, объективно существующего реального мира, употребляющееся именно в противопоставление мирам воображаемым (как Волшебная Страна) или мирам незримым (как Небеса и Ад). Театр действий моих преданий — это наша земля, та, на которой мы живем сейчас, хотя исторический период — воображаемый. Основные элементы этого обиталища все в нем присутствуют (по крайней мере для жителей С-3. Европы), так что вполне естественно, что оно кажется знакомым, хотя отдаленность во времени придает ему определенное очарование.
Люди действительно отправляются и испокон веков отправлялись в путешествия и квесты, вовсе не ставя себе целью разыграть аллегории жизни. Сказать, будто «путешествовать могут лишь богачи и те, кто в отпуске», было бы неправдой, идет ли речь о прошлом или о настоящем. Большинство людей хоть сколько-то да путешествуют. Далеко или близко, по делам или просто чтобы съездить «туда и обратно», это особого значения не имеет. Как я попытался выразить в дорожной песне Бильбо, даже послеобеденная прогулка может оказаться важной. Не успел Сэм добраться до Лесного Края, как уже испытал потрясение. Потому что если и есть что-то в путешествии любой протяженности, так для меня это вот что: избавление от растительного состояния беспомощного, пассивного страдальца, упражнение воли и подвижности, пусть и малое, — и любопытства тоже, без которого разум притупляется. (Хотя, конечно же, все это — мысли «задним числом» и основная суть — не в этом. Для рассказчика путешествие — замечательный прием. Это — прочная нить, на которую возможно нанизать множество всего им задуманного, чтобы создать нечто новое, разнообразное, непредсказуемое и в то же время гармоничное. В выборе именно этой формы я руководствовался соображениями чисто техническими)" (с) Толкин, из заметки к рецензии У. Х. Одена на "Возвращение Короля"
#цитата
"Мыслю я исторически. Средиземье — это не воображаемый мир. Само название — это современная форма (возникшая в XIII в. и сохранившаяся до сих пор) слова midden-erd > middel-erd, древнее название oikoumenē, обиталища людей, объективно существующего реального мира, употребляющееся именно в противопоставление мирам воображаемым (как Волшебная Страна) или мирам незримым (как Небеса и Ад). Театр действий моих преданий — это наша земля, та, на которой мы живем сейчас, хотя исторический период — воображаемый. Основные элементы этого обиталища все в нем присутствуют (по крайней мере для жителей С-3. Европы), так что вполне естественно, что оно кажется знакомым, хотя отдаленность во времени придает ему определенное очарование.
Люди действительно отправляются и испокон веков отправлялись в путешествия и квесты, вовсе не ставя себе целью разыграть аллегории жизни. Сказать, будто «путешествовать могут лишь богачи и те, кто в отпуске», было бы неправдой, идет ли речь о прошлом или о настоящем. Большинство людей хоть сколько-то да путешествуют. Далеко или близко, по делам или просто чтобы съездить «туда и обратно», это особого значения не имеет. Как я попытался выразить в дорожной песне Бильбо, даже послеобеденная прогулка может оказаться важной. Не успел Сэм добраться до Лесного Края, как уже испытал потрясение. Потому что если и есть что-то в путешествии любой протяженности, так для меня это вот что: избавление от растительного состояния беспомощного, пассивного страдальца, упражнение воли и подвижности, пусть и малое, — и любопытства тоже, без которого разум притупляется. (Хотя, конечно же, все это — мысли «задним числом» и основная суть — не в этом. Для рассказчика путешествие — замечательный прием. Это — прочная нить, на которую возможно нанизать множество всего им задуманного, чтобы создать нечто новое, разнообразное, непредсказуемое и в то же время гармоничное. В выборе именно этой формы я руководствовался соображениями чисто техническими)" (с) Толкин, из заметки к рецензии У. Х. Одена на "Возвращение Короля"
#цитата
Владимир Пропп, "Исторические корни волшебной сказки". Часть 12. Еще про змея.
Пропп полагает, что тот факт, что облик змея описан крайне скупо, свидетельствует о том, что змей, он же дракон, это очень позднее явление, возникшее уже в государственную эпоху, и представляет собой гибрид нескольких животных, подобно сфинксам или кентаврам. Появление образа дракона Пропп датирует временем возникновения антропоморфных богов — когда из примитивных тотемических представлений возникают похожие на нас, человеков, образы. При этом, часто бывает так, что какие-то черты тотемных животных переходят и на божество (голова собаки или крылышки). Но и сами тотемные животные, культы которых отмирают, начинают менять свой облик и преображаться в гибриды. Дракон же как таковой очевидно сложился из двух животных — птицы и змеи. Кроме того, и эти два образа не случайны, ведь птица (обитательница неба) и змея (или червь, обитатель подземья) это два самых ходовых представления об облике души после смерти. Многоголовость же возникает по аналогии с многоногостью (одинский Слейпнир) или многокрылостью (некоторых коней) — чтобы подчеркнуть какое-то качество, гипертрофировать его. В данном случае это пожирание. Образ дракона тесно связан с представлениями о смерти (кто бы мог подумать). А именно, его повадки похищать символизируют похищение души при умирании.
Как уже упоминалось, змей также и водное существо. Тут встает вопрос, является ли эта его ипостась новшеством или появилась изначально? Пропп аргументирует, приводя пример из нескольких культур, что змей изначально был водным (что для меня не особо удивительно, ну, типа, змеи у воды живут). Змей считался дарителем вод (например, выходящий из воды змей неизменно вызывал и повышение собственно уровня воды), оберегающим плодородие и т.п. Опять же, китайскую легенду вспоминаем, в которой драконы источники четырех великих рек. Мотив борьбы с ними возникает из-за того, что если возникала засуха, то винили в этом тоже змея, и нужно было обязательно пойти его побороть, чтобы порешать проблему.
В мотиве змея как охранителя царства мертвых тоже есть связь с водой, ведь вход в царство мертвых это часто река, либо другой водоем. Даже греческий Цербер, как полагается, раньше являлся вовсе не псом, а очень даже драконом, да и в классическом своем образе сохранил змей вместо хвоста. Интересно, Гесиод пишет, что Цербер это очень дружелюбный и милый песик и всегда радуется новым лицам. Только вот обратно никого не выпускает. Ну, тут у нас пример змея хтонического, сиречь подземного. А есть еще змей солнечный. Пропп полагает, что это тот же самый змей, но перенесенный на небо. Это перенесение происходит уже в земледельческую эпоху, когда человеку становится важно количество солнечного времени и ясная погода.
Много рассуждается о змее в Ригведе и паре других текстов, но мне это показалось малоинтересным. Частности.
Змей очень сложный образ, претерпевший значительные изменения, которые к тому же хорошо прослеживаются в разных ветвях общечеловеческой мифологии. На его примере Пропп подчеркивает, что очень важно рассмотрение в динамике. Мы увидели, как образ змея из тотемного благодетеля и охранителя племени трансформируется в сторожа царства мертвых, похитителя душ, надсмотрщика за плодородием, а в конце и к самому узнаваемому символу фэнтези — опасному и прекрасному дракону.
#мифология #пропп
Пропп полагает, что тот факт, что облик змея описан крайне скупо, свидетельствует о том, что змей, он же дракон, это очень позднее явление, возникшее уже в государственную эпоху, и представляет собой гибрид нескольких животных, подобно сфинксам или кентаврам. Появление образа дракона Пропп датирует временем возникновения антропоморфных богов — когда из примитивных тотемических представлений возникают похожие на нас, человеков, образы. При этом, часто бывает так, что какие-то черты тотемных животных переходят и на божество (голова собаки или крылышки). Но и сами тотемные животные, культы которых отмирают, начинают менять свой облик и преображаться в гибриды. Дракон же как таковой очевидно сложился из двух животных — птицы и змеи. Кроме того, и эти два образа не случайны, ведь птица (обитательница неба) и змея (или червь, обитатель подземья) это два самых ходовых представления об облике души после смерти. Многоголовость же возникает по аналогии с многоногостью (одинский Слейпнир) или многокрылостью (некоторых коней) — чтобы подчеркнуть какое-то качество, гипертрофировать его. В данном случае это пожирание. Образ дракона тесно связан с представлениями о смерти (кто бы мог подумать). А именно, его повадки похищать символизируют похищение души при умирании.
Как уже упоминалось, змей также и водное существо. Тут встает вопрос, является ли эта его ипостась новшеством или появилась изначально? Пропп аргументирует, приводя пример из нескольких культур, что змей изначально был водным (что для меня не особо удивительно, ну, типа, змеи у воды живут). Змей считался дарителем вод (например, выходящий из воды змей неизменно вызывал и повышение собственно уровня воды), оберегающим плодородие и т.п. Опять же, китайскую легенду вспоминаем, в которой драконы источники четырех великих рек. Мотив борьбы с ними возникает из-за того, что если возникала засуха, то винили в этом тоже змея, и нужно было обязательно пойти его побороть, чтобы порешать проблему.
В мотиве змея как охранителя царства мертвых тоже есть связь с водой, ведь вход в царство мертвых это часто река, либо другой водоем. Даже греческий Цербер, как полагается, раньше являлся вовсе не псом, а очень даже драконом, да и в классическом своем образе сохранил змей вместо хвоста. Интересно, Гесиод пишет, что Цербер это очень дружелюбный и милый песик и всегда радуется новым лицам. Только вот обратно никого не выпускает. Ну, тут у нас пример змея хтонического, сиречь подземного. А есть еще змей солнечный. Пропп полагает, что это тот же самый змей, но перенесенный на небо. Это перенесение происходит уже в земледельческую эпоху, когда человеку становится важно количество солнечного времени и ясная погода.
Много рассуждается о змее в Ригведе и паре других текстов, но мне это показалось малоинтересным. Частности.
Змей очень сложный образ, претерпевший значительные изменения, которые к тому же хорошо прослеживаются в разных ветвях общечеловеческой мифологии. На его примере Пропп подчеркивает, что очень важно рассмотрение в динамике. Мы увидели, как образ змея из тотемного благодетеля и охранителя племени трансформируется в сторожа царства мертвых, похитителя душ, надсмотрщика за плодородием, а в конце и к самому узнаваемому символу фэнтези — опасному и прекрасному дракону.
#мифология #пропп
Легенда. По случаю, так сказать.
Некоторые племена американский индейцев считали полярные сияния факелами, несомыми духами, указывающими умершим дорогу в иной мир. Эскимосы считали, что могут сами вызвать полярное сияние, чтобы пообщаться с духами умерших родственников. Канадские племена полагали, что создатель этого мира, Нанабуш, уехал жить далеко на север, а с помощью света давал своим почитателям знать, что не забыл о них. Индейцы Меномини думали, что это великаны рыбачат ночью, привлекая рыбу светом. Эстонцы верили, что сияние — это волшебные сани, которые везут гостей на великолепное свадебное торжество в небесах. Подобно этому, в греко-римской мифологии Аврора является персонификацией зари, сестрой солнца и луны. Древние греки и римляне считали, что каждый день она мчится по небу на своей колеснице, предвещая своим брату и сестре наступление нового дня. Это хорошие мифы.
Однако часто северное сияние было и недобрым знаком. Индейцы Великих равнин верили, что сияние отражает огонь больших костров, на которых северные племена варят врагов. В Висконсине индейцы племени Фокс думали, что сияние — это неспокойные духи убитых врагов, желающих отомстить, и это знак чумы и войны. В Аляске, инуиты также боялись сияния, носили с собой ножи, чтобы защититься от злых духов.
Когда северное сияние продвигается дальше на юг, оно часто приобретает глубокий, красноватый оттенок. Это объясняет, почему в континентальной Европе многие считали танцующие, малиновые полосы сияния зловещим предзнаменованием, предвестием войны или других опасностей. Например, в конце 18 века, в преддверии Французской революции, когда страна была погружена в хаос, над Англией и Шотландией наблюдалось ярко-красное сияние, и местные жители слышали звуки сражающихся в небе армий.
#миф
Некоторые племена американский индейцев считали полярные сияния факелами, несомыми духами, указывающими умершим дорогу в иной мир. Эскимосы считали, что могут сами вызвать полярное сияние, чтобы пообщаться с духами умерших родственников. Канадские племена полагали, что создатель этого мира, Нанабуш, уехал жить далеко на север, а с помощью света давал своим почитателям знать, что не забыл о них. Индейцы Меномини думали, что это великаны рыбачат ночью, привлекая рыбу светом. Эстонцы верили, что сияние — это волшебные сани, которые везут гостей на великолепное свадебное торжество в небесах. Подобно этому, в греко-римской мифологии Аврора является персонификацией зари, сестрой солнца и луны. Древние греки и римляне считали, что каждый день она мчится по небу на своей колеснице, предвещая своим брату и сестре наступление нового дня. Это хорошие мифы.
Однако часто северное сияние было и недобрым знаком. Индейцы Великих равнин верили, что сияние отражает огонь больших костров, на которых северные племена варят врагов. В Висконсине индейцы племени Фокс думали, что сияние — это неспокойные духи убитых врагов, желающих отомстить, и это знак чумы и войны. В Аляске, инуиты также боялись сияния, носили с собой ножи, чтобы защититься от злых духов.
Когда северное сияние продвигается дальше на юг, оно часто приобретает глубокий, красноватый оттенок. Это объясняет, почему в континентальной Европе многие считали танцующие, малиновые полосы сияния зловещим предзнаменованием, предвестием войны или других опасностей. Например, в конце 18 века, в преддверии Французской революции, когда страна была погружена в хаос, над Англией и Шотландией наблюдалось ярко-красное сияние, и местные жители слышали звуки сражающихся в небе армий.
#миф
Владимир Пропп, "Исторические корни волшебной сказки". Часть 13. О тридесятом царстве.
Настало время поговорить о собственно тридесятом царстве, куда герой с таким трудом добирается. Здесь не особо много можно сказать. Царство это может быть расположено почти где угодно — за морем, под землей или на горе. Но даже если оно под землей, выглядит оно точно так же, как и наш поверхностный мир. Однако там никогда нет лесов, никогда нет колосящихся полей (но есть сады), а из построек присутствуют только дворцы. Царство это связано с солнцем и горизонтом. Все постройки покрыты позолотой, а предметы и даже животные состоят почти исключительно из золота. Правит тридесятым царством царевна, тоже золотая. Солнечность это поздний признак, Пропп связывает его уже с эпохой земледелия, когда ясная погода стала важна. Иногда есть три тридесятых царства, одно под другим — медное, серебряное и золотое.
Тридесятое царство всегда изобильно. Там всегда дофига дичи для охотников, неисчерпаемые фруктовые деревья, ну, кисельные реки, пряничные домики, вот это вот все. То есть, работать там не надо. Ну логично, че, еще и после смерти впахивать заставят, что ли? Не хотелось бы.
При всем этом, нет единообразного описания тридесятого царства, оно всегда очень разное, если отбросить перечисленные выше универсальные черты. Это многообразие указывает на то, что не существовало единого представления об ином свете, и в ходе истории разные представления наслаивались друг на друга, пока не нашли отражения в многообразии сказочных форм. Ну, понятно, что на загробный мир переносились представления, свойственные конкретной эпохе. Родовые общества, живущие охотой, населяли загробный мир животными. Во дворцах тридесятого царства угадываются общинные дома, а попасть в них можно через захлопывающиеся ворота с зубами, откусывающими герою пятку, произошедшими от пасти пожирающего животного. Каждая эпоха и каждая культура привносила что-то свое, и так получилась неразборчивая мешанина образов и сюжетов, в которой можно выделить лишь несколько универсальных образов.
Кстати, желание иметь золотые штучки тоже связывается Проппом с золотоносными свойствами загробного мира. Предметы из золота ассоциировались с предметами из сочащегося магией тридесятого царства. Тут же золотые молодильные яблочки.
#мифология #пропп
Настало время поговорить о собственно тридесятом царстве, куда герой с таким трудом добирается. Здесь не особо много можно сказать. Царство это может быть расположено почти где угодно — за морем, под землей или на горе. Но даже если оно под землей, выглядит оно точно так же, как и наш поверхностный мир. Однако там никогда нет лесов, никогда нет колосящихся полей (но есть сады), а из построек присутствуют только дворцы. Царство это связано с солнцем и горизонтом. Все постройки покрыты позолотой, а предметы и даже животные состоят почти исключительно из золота. Правит тридесятым царством царевна, тоже золотая. Солнечность это поздний признак, Пропп связывает его уже с эпохой земледелия, когда ясная погода стала важна. Иногда есть три тридесятых царства, одно под другим — медное, серебряное и золотое.
Тридесятое царство всегда изобильно. Там всегда дофига дичи для охотников, неисчерпаемые фруктовые деревья, ну, кисельные реки, пряничные домики, вот это вот все. То есть, работать там не надо. Ну логично, че, еще и после смерти впахивать заставят, что ли? Не хотелось бы.
При всем этом, нет единообразного описания тридесятого царства, оно всегда очень разное, если отбросить перечисленные выше универсальные черты. Это многообразие указывает на то, что не существовало единого представления об ином свете, и в ходе истории разные представления наслаивались друг на друга, пока не нашли отражения в многообразии сказочных форм. Ну, понятно, что на загробный мир переносились представления, свойственные конкретной эпохе. Родовые общества, живущие охотой, населяли загробный мир животными. Во дворцах тридесятого царства угадываются общинные дома, а попасть в них можно через захлопывающиеся ворота с зубами, откусывающими герою пятку, произошедшими от пасти пожирающего животного. Каждая эпоха и каждая культура привносила что-то свое, и так получилась неразборчивая мешанина образов и сюжетов, в которой можно выделить лишь несколько универсальных образов.
Кстати, желание иметь золотые штучки тоже связывается Проппом с золотоносными свойствами загробного мира. Предметы из золота ассоциировались с предметами из сочащегося магией тридесятого царства. Тут же золотые молодильные яблочки.
#мифология #пропп
Владимир Пропп, "Исторические корни волшебной сказки". Часть 14. Заключительная.
Итак, время подвести итоги. Мы увидели, что практически всё разнообразие сказочных сюжетов складывается из двух ключевых циклов, игравших определяющую роль в жизни первобытных обществ. Первый цикл это представления о смерти и посмертии, с которыми связаны образы дремучего леса, избушки-портала, посмертной пищи, перевозчика-путеводителя, все аксессуары тридесятого царства и множество других. Второй цикл связан с обрядами инициации, которые порождают образы пожирания, разрубания и оживления, получения волшебных сил, большого дома и др. Циклы эти, конечно, четко не разграничены, но, напротив, теснейшим образом проникают друг в друга, ибо инициация и считалась одной из уготованных смертей.
Пропп заключает, что композиция сказки кроется в исторической реальности прошлого и почти исключительно в ней. Все сказочные сюжеты являются отголосками древних обрядов, смысл которых позабыли и сами сказители. На древние сюжеты наслаиваются более новые, старые символы приобретают новое значение, и так происходит эволюция сюжета сказки к современному виду.
Сказка рождается из обрядовых историй. Молодого человека нужно было индоктринировать, внушить ему нужное общине представление о мире. Это делалось через мифы, которыми кормили прежде всего непосредственно перед инициацией. Мифами, предназначенными только для слушающего, запретными для всех остальных. Запрет этот связан с тем, что история имеет магическую силу, поэтому всуе использовать ее не положено. Считалось, что рассказанная история забирает часть души рассказчика, приближая его собственную кончину. Так что это великий дар. Эти истории нельзя рассматривать в отрыве от ритуалов, которыми они сопровождались. Однако сложность исследования сказки в том и заключается, что от этих ритуалов почти ничего не сохранилось. В какой-то момент происходит открепление истории от обряда, ее демистификация, что могло быть вызвано рядом причин. Но благодаря этому эти истории до нас доходят в виде сказок. То есть, мемы духовного и эзотерического назначения преобразуются в художественные.
Мне сей труд очень понравился. Гораздо больше, чем "Морфология". Если "Морфология" дает нам чисто техническое описание структуры сказки, то здесь мы получаем полноценное антропологическое исследование, которое ценно даже в полном отрыве от сказок. Интереснейшие сведения и совсем неочевидные связи предлагаются читателю. Конечно, вполне возможно, что некоторые из этих связей совершенно ложны, тут все строится на очень зыбкой почве, размытой прошедшими тысячелетиями. Но материал для раздумий колоссальный. Фундаментальный труд, который всем бы советовал прочесть. Сам позже перечитаю помедленнее.
Одну главу не стал обозревать, ибо там про невест, а девчонки это фу.
#мифология #пропп
Итак, время подвести итоги. Мы увидели, что практически всё разнообразие сказочных сюжетов складывается из двух ключевых циклов, игравших определяющую роль в жизни первобытных обществ. Первый цикл это представления о смерти и посмертии, с которыми связаны образы дремучего леса, избушки-портала, посмертной пищи, перевозчика-путеводителя, все аксессуары тридесятого царства и множество других. Второй цикл связан с обрядами инициации, которые порождают образы пожирания, разрубания и оживления, получения волшебных сил, большого дома и др. Циклы эти, конечно, четко не разграничены, но, напротив, теснейшим образом проникают друг в друга, ибо инициация и считалась одной из уготованных смертей.
Пропп заключает, что композиция сказки кроется в исторической реальности прошлого и почти исключительно в ней. Все сказочные сюжеты являются отголосками древних обрядов, смысл которых позабыли и сами сказители. На древние сюжеты наслаиваются более новые, старые символы приобретают новое значение, и так происходит эволюция сюжета сказки к современному виду.
Сказка рождается из обрядовых историй. Молодого человека нужно было индоктринировать, внушить ему нужное общине представление о мире. Это делалось через мифы, которыми кормили прежде всего непосредственно перед инициацией. Мифами, предназначенными только для слушающего, запретными для всех остальных. Запрет этот связан с тем, что история имеет магическую силу, поэтому всуе использовать ее не положено. Считалось, что рассказанная история забирает часть души рассказчика, приближая его собственную кончину. Так что это великий дар. Эти истории нельзя рассматривать в отрыве от ритуалов, которыми они сопровождались. Однако сложность исследования сказки в том и заключается, что от этих ритуалов почти ничего не сохранилось. В какой-то момент происходит открепление истории от обряда, ее демистификация, что могло быть вызвано рядом причин. Но благодаря этому эти истории до нас доходят в виде сказок. То есть, мемы духовного и эзотерического назначения преобразуются в художественные.
Мне сей труд очень понравился. Гораздо больше, чем "Морфология". Если "Морфология" дает нам чисто техническое описание структуры сказки, то здесь мы получаем полноценное антропологическое исследование, которое ценно даже в полном отрыве от сказок. Интереснейшие сведения и совсем неочевидные связи предлагаются читателю. Конечно, вполне возможно, что некоторые из этих связей совершенно ложны, тут все строится на очень зыбкой почве, размытой прошедшими тысячелетиями. Но материал для раздумий колоссальный. Фундаментальный труд, который всем бы советовал прочесть. Сам позже перечитаю помедленнее.
Одну главу не стал обозревать, ибо там про невест, а девчонки это фу.
#мифология #пропп
Владимир Пропп, "Исторические корни волшебной сказки". Часть 15. По заявкам радиослушателей, на бис, так сказать, про невест.
Невеста, по совместительству обычно дочка правящего монарха, по Проппу двулика и проявляет определенного рода дихотомию. С одной стороны это кроткая и верная женщина, а с другой — норовит чикнуть своего суженого при любом удобном случае. Такая разница в поведении невесты связывается не с особенностями ее личности, а с внешними обстоятельствами. Например, если невесту похищают, то баба она будет норовистая и задиристая. А если спасают от опасности, то добрая и покладистая (спойлер: со временем все равно испортится). Знакомство с невестой является средством продвижения героя к конечной цели всех его мытарств — воцарению.
На определенном этапе невеста (а иногда ее батя — царь) имеет обыкновение задавать герою трудно решаемую задачу. Тема трудных задач сама по себе очень обширна и в своем роде двояка. С одной стороны, задач множество (это может быть поиск артефакта, постройка величественного дворца, посещение баньки, поедание клубники на время, многоборье и другие), и они представляются очень разнородными, а с другой — все они служат одной цели. Цель решения трудной задачи в том, чтобы доказать, что герой обладает достаточной силой и магическими способностями (см. ниже), чтобы взойти на трон. То есть, что он не простой человек и сможет выступить защитником (прежде всего, магическим) племени.
Когда же герой задачу решает, он обычно воцаряется. Воцарение происходит путем смещения с должности предыдущего монарха, отца невесты (путем умерщвления, само собой). Здесь усматривается такой мотив, что власть не передается по наследству, а занимается по соревновательному принципу. То, что дочь при этом почти неизменно служит посредником при передаче власти, заставляет задуматься о том, что на самом деле власть в древности передавалась не по мужской, а по такой вот опосредованно женской линии. Вообще, древние не любили, когда монарх засиживался до глубокой старости. Здесь вспоминаем, что царь это по совместительству великий маг, который защищает племя. Древние считали, что по мере старения магическая сила покидает человека, поэтому лучше его, это самое, того. Чикнуть, так сказать. А на его место посадить молодого перспективного лидера. Часто цари правили таким образом всего по 5-10 лет. Демократия, ёптыть! То есть, вся сущность сюжета сказки в принципе сводится к тому, чтобы подобрать достойного кандидата на правление, который заменил бы нынешнего.
Широко распространен мотив клеймения, когда невеста клеймит будущего супруга тем или иным образом. Это может быть отметка на коже или отрезание пряди волос. Клеймение тесно связано с последующим узнаванием, когда надо будет различить скрывающегося под чужой личиной героя, а оставленная ранее метка этому поспособствует. Этот мотив связывается с обрядами, присутствующими во многих брачных церемониях, которые подразумевают либо передачу каких-то предметов между будущими супругами, либо смешение крови (в прямом смысле), либо, опять же, отрезание пряди волос. Все это, как считает Пропп, восходит к клеймению. И здесь тоже усматривается связь с обрядами инициации. Вспоминаем, что инициация это смерть, и в ходе ее кандидата тоже часто клеймят (например, шрамированием), чтобы обозначить его новый статус. Но ведь женитьба это тоже одна из смертей — событие, в ходе которого, человек меняет свой род и свою идентичность.
#мифология #пропп
Невеста, по совместительству обычно дочка правящего монарха, по Проппу двулика и проявляет определенного рода дихотомию. С одной стороны это кроткая и верная женщина, а с другой — норовит чикнуть своего суженого при любом удобном случае. Такая разница в поведении невесты связывается не с особенностями ее личности, а с внешними обстоятельствами. Например, если невесту похищают, то баба она будет норовистая и задиристая. А если спасают от опасности, то добрая и покладистая (спойлер: со временем все равно испортится). Знакомство с невестой является средством продвижения героя к конечной цели всех его мытарств — воцарению.
На определенном этапе невеста (а иногда ее батя — царь) имеет обыкновение задавать герою трудно решаемую задачу. Тема трудных задач сама по себе очень обширна и в своем роде двояка. С одной стороны, задач множество (это может быть поиск артефакта, постройка величественного дворца, посещение баньки, поедание клубники на время, многоборье и другие), и они представляются очень разнородными, а с другой — все они служат одной цели. Цель решения трудной задачи в том, чтобы доказать, что герой обладает достаточной силой и магическими способностями (см. ниже), чтобы взойти на трон. То есть, что он не простой человек и сможет выступить защитником (прежде всего, магическим) племени.
Когда же герой задачу решает, он обычно воцаряется. Воцарение происходит путем смещения с должности предыдущего монарха, отца невесты (путем умерщвления, само собой). Здесь усматривается такой мотив, что власть не передается по наследству, а занимается по соревновательному принципу. То, что дочь при этом почти неизменно служит посредником при передаче власти, заставляет задуматься о том, что на самом деле власть в древности передавалась не по мужской, а по такой вот опосредованно женской линии. Вообще, древние не любили, когда монарх засиживался до глубокой старости. Здесь вспоминаем, что царь это по совместительству великий маг, который защищает племя. Древние считали, что по мере старения магическая сила покидает человека, поэтому лучше его, это самое, того. Чикнуть, так сказать. А на его место посадить молодого перспективного лидера. Часто цари правили таким образом всего по 5-10 лет. Демократия, ёптыть! То есть, вся сущность сюжета сказки в принципе сводится к тому, чтобы подобрать достойного кандидата на правление, который заменил бы нынешнего.
Широко распространен мотив клеймения, когда невеста клеймит будущего супруга тем или иным образом. Это может быть отметка на коже или отрезание пряди волос. Клеймение тесно связано с последующим узнаванием, когда надо будет различить скрывающегося под чужой личиной героя, а оставленная ранее метка этому поспособствует. Этот мотив связывается с обрядами, присутствующими во многих брачных церемониях, которые подразумевают либо передачу каких-то предметов между будущими супругами, либо смешение крови (в прямом смысле), либо, опять же, отрезание пряди волос. Все это, как считает Пропп, восходит к клеймению. И здесь тоже усматривается связь с обрядами инициации. Вспоминаем, что инициация это смерть, и в ходе ее кандидата тоже часто клеймят (например, шрамированием), чтобы обозначить его новый статус. Но ведь женитьба это тоже одна из смертей — событие, в ходе которого, человек меняет свой род и свою идентичность.
#мифология #пропп
Цитата.
13 марта 1956 года Толкину написал некий мистер Сэм Гэмджи, проживающий по адресу Брикстон-Роуд, Лондон, S.W.9: "Надеюсь, вы не возражаете, что я вам пишу касательно вашей книги, «Властелина Колец», транслируемой по радио по частям… Мне стало интересно, откуда вы взяли имя одного из персонажей по имени Сэм Гэмджи, потому что меня тоже так зовут. Сам я постановки не слышал по причине отсутствия радио, зато слышал кое-кто из моих знакомых… Я знаю, что это художественное произведение, однако совпадение получилось удивительное, поскольку имя само по себе довольно редкое, хотя в медицинской профессии хорошо известное".
Вот ответ Толкина:
Уважаемый мистер Гэмджи!
С вашей стороны очень любезно было мне написать. Можете представить себе мое изумление, когда я увидел подпись! Могу лишь сказать вам в утешение, я надеюсь, что этот самый "Сэм Гэмджи" из моей истории — персонаж весьма героический, и его от души полюбили множество читателей, даже несмотря на его деревенское происхождение. Так что, возможно, вы не рассердитесь, что имя этого вымышленного персонажа (жившего, как предполагается, много веков назад) совпадает с вашим. А воспользовался я этим именем вот по какой причине. В детстве я жил неподалеку от Бирмингема, и мы называли словом "гэмджи" вату; так что в моей истории семейства Коттон и Гэмджи связаны между собою. В детстве я этого не знал, хотя знаю сейчас, что "Гэмджи" — это сокращение от "повязки гэмджи", названной так в честь изобретателя (хирурга, если не ошибаюсь), который жил между 1828 и 1886 гг. Возможно (я думаю), тот Гэмджи, что умер в этом году, 1 марта, в возрасте 88 лет, и на протяжении многих лет занимал должность профессора хирургии в Бирмингемском университете, приходился ему сыном. По всей видимости, имя "Сэм" или что-то вроде этого часто встречается в этом семействе — хотя узнал я об этом не далее как несколько дней назад, когда мне на глаза попался некролог профессора Гэмджи, я обнаружил, что он — сын Сэмпсона Гэмджи, и, заглянув в словарь, выяснил, что изобретатель звался С. Гэмджи (1828–1896), и, значит, возможно, это он и есть.
А нет ли у вас какого-нибудь семейного предания касательно истинного происхождения вашего прославленного и редкого имени? Поскольку у меня у самого имя редкое (порою от него масса беспокойства!), мне это тем более интересно.
"Этимология", приведенная в моей книге, конечно же, абсолютно вымышленная и придумана исключительно в целях моей истории. Я не льщу себя надеждой, что вы возьмете на себя труд прочесть произведение столь длинное и фантастическое, тем более если истории про мифические миры вам не нравятся, но ежели все-таки полюбопытствуете, я знаю, что книга (а она имеет потрясающий успех) есть в большинстве публичных библиотек. Увы! — стоит она немало: три фунта три шиллинга. Но если вы или кто-то из вашей семьи в нее заглянете и найдете достаточно занимательной, могу лишь сказать, что буду счастлив и горд послать вам все три тома с автографом, как дань автора достославному семейству Гэмджи. (с) Толкин, 18 марта 1956
30 марта мистер Гэмджи прислал ответ, сообщив новые сведения о своей семье. От предложения Толкина выслать ему тома с автографом он пришел в восторг. Толкин отправил ему книги; мистер Гэмджи сообщил, что прибыли они в целости и сохранности, добавив: "Уверяю вас, я твердо намерен их прочесть".
#цитата
13 марта 1956 года Толкину написал некий мистер Сэм Гэмджи, проживающий по адресу Брикстон-Роуд, Лондон, S.W.9: "Надеюсь, вы не возражаете, что я вам пишу касательно вашей книги, «Властелина Колец», транслируемой по радио по частям… Мне стало интересно, откуда вы взяли имя одного из персонажей по имени Сэм Гэмджи, потому что меня тоже так зовут. Сам я постановки не слышал по причине отсутствия радио, зато слышал кое-кто из моих знакомых… Я знаю, что это художественное произведение, однако совпадение получилось удивительное, поскольку имя само по себе довольно редкое, хотя в медицинской профессии хорошо известное".
Вот ответ Толкина:
Уважаемый мистер Гэмджи!
С вашей стороны очень любезно было мне написать. Можете представить себе мое изумление, когда я увидел подпись! Могу лишь сказать вам в утешение, я надеюсь, что этот самый "Сэм Гэмджи" из моей истории — персонаж весьма героический, и его от души полюбили множество читателей, даже несмотря на его деревенское происхождение. Так что, возможно, вы не рассердитесь, что имя этого вымышленного персонажа (жившего, как предполагается, много веков назад) совпадает с вашим. А воспользовался я этим именем вот по какой причине. В детстве я жил неподалеку от Бирмингема, и мы называли словом "гэмджи" вату; так что в моей истории семейства Коттон и Гэмджи связаны между собою. В детстве я этого не знал, хотя знаю сейчас, что "Гэмджи" — это сокращение от "повязки гэмджи", названной так в честь изобретателя (хирурга, если не ошибаюсь), который жил между 1828 и 1886 гг. Возможно (я думаю), тот Гэмджи, что умер в этом году, 1 марта, в возрасте 88 лет, и на протяжении многих лет занимал должность профессора хирургии в Бирмингемском университете, приходился ему сыном. По всей видимости, имя "Сэм" или что-то вроде этого часто встречается в этом семействе — хотя узнал я об этом не далее как несколько дней назад, когда мне на глаза попался некролог профессора Гэмджи, я обнаружил, что он — сын Сэмпсона Гэмджи, и, заглянув в словарь, выяснил, что изобретатель звался С. Гэмджи (1828–1896), и, значит, возможно, это он и есть.
А нет ли у вас какого-нибудь семейного предания касательно истинного происхождения вашего прославленного и редкого имени? Поскольку у меня у самого имя редкое (порою от него масса беспокойства!), мне это тем более интересно.
"Этимология", приведенная в моей книге, конечно же, абсолютно вымышленная и придумана исключительно в целях моей истории. Я не льщу себя надеждой, что вы возьмете на себя труд прочесть произведение столь длинное и фантастическое, тем более если истории про мифические миры вам не нравятся, но ежели все-таки полюбопытствуете, я знаю, что книга (а она имеет потрясающий успех) есть в большинстве публичных библиотек. Увы! — стоит она немало: три фунта три шиллинга. Но если вы или кто-то из вашей семьи в нее заглянете и найдете достаточно занимательной, могу лишь сказать, что буду счастлив и горд послать вам все три тома с автографом, как дань автора достославному семейству Гэмджи. (с) Толкин, 18 марта 1956
30 марта мистер Гэмджи прислал ответ, сообщив новые сведения о своей семье. От предложения Толкина выслать ему тома с автографом он пришел в восторг. Толкин отправил ему книги; мистер Гэмджи сообщил, что прибыли они в целости и сохранности, добавив: "Уверяю вас, я твердо намерен их прочесть".
#цитата
Прослушиваю песню Demons and Wizards "Fiddler on the green". Вот ответ ИИ по запросу, что это все, собственно, значит:
"Фиддлерз Грин (Fiddler's Green) - это вымышленное место из мифологии и фольклора моряков, особенно распространенное в британской и американской морской культуре 19 века.
Согласно легенде, Фиддлерз Грин - это своеобразный рай или загробный мир для моряков, место вечного блаженства, куда попадают души умерших или погибших в море моряков и рыбаков.
В этом идиллическом месте всегда солнечная погода, теплый ветер, спокойное море. Там моряки могут вечно отдыхать, петь песни, танцевать, пить ром в компании друзей и прекрасных женщин. На зеленых лугах Фиддлерз Грин постоянно звучит веселая музыка скрипок (fiddle - скрипка, отсюда и название).
То есть это своего рода идеальный образ "моряцкого рая", где нет тягот флотской службы, опасностей и лишений, а только вечный праздник и веселье. Вера в такое прекрасное место помогала морякам переносить невзгоды, примиряла их с угрозой смерти на море.
Хотя Фиддлерз Грин - это миф, не имеющий какого-то конкретного источника, он занимает важное место в традиционной морской культуре, упоминается во многих песнях и литературных произведениях на морскую тематику"
А вот перевод тексте песни гекзаметром. На мой взгляд, очень хорошо получилось:
"Грустные зовы несутся, что дочь наша милая больше
В мире живых не пребудет. О, как же печально то утро,
Когда любимица папы отправилась в путь свой недолгий.
Помню ли сон я вчерашний, где вечная будто бы свежесть,
Вод кристально чистых поток через разум струится.
Там, на лугу я вижу скрипача, играет он звонко,
Юноша грустный с ним рядом, что рано покинул сей мир наш.
Ты не против, если я заберу тебя с собой?
Ярко светило солнце, был чист и прозрачен там воздух,
Лишь роковая игра света красный в зеленый внезапно
Враз обратила. Увидела свет она в миг тот последний.
Бледно лицо ее было, разбито в куски ее тело,
Больше уж нет ее дивной красы. Разве ж это не горько?
Жнец молвил тогда: "Он совсем одинок здесь, все ждет он,
Ждет он тебя". "О, я правда подвел", - скрипач проговорил.
Старый скрипач, что играет мотивы на зелени луга.
"Было бы славно, коль ты бы за руку взял меня просто,
Я провожу тебя в край тот, где боль твоя канет бесследно".
Что думаете?
#мифология #музыка
"Фиддлерз Грин (Fiddler's Green) - это вымышленное место из мифологии и фольклора моряков, особенно распространенное в британской и американской морской культуре 19 века.
Согласно легенде, Фиддлерз Грин - это своеобразный рай или загробный мир для моряков, место вечного блаженства, куда попадают души умерших или погибших в море моряков и рыбаков.
В этом идиллическом месте всегда солнечная погода, теплый ветер, спокойное море. Там моряки могут вечно отдыхать, петь песни, танцевать, пить ром в компании друзей и прекрасных женщин. На зеленых лугах Фиддлерз Грин постоянно звучит веселая музыка скрипок (fiddle - скрипка, отсюда и название).
То есть это своего рода идеальный образ "моряцкого рая", где нет тягот флотской службы, опасностей и лишений, а только вечный праздник и веселье. Вера в такое прекрасное место помогала морякам переносить невзгоды, примиряла их с угрозой смерти на море.
Хотя Фиддлерз Грин - это миф, не имеющий какого-то конкретного источника, он занимает важное место в традиционной морской культуре, упоминается во многих песнях и литературных произведениях на морскую тематику"
А вот перевод тексте песни гекзаметром. На мой взгляд, очень хорошо получилось:
"Грустные зовы несутся, что дочь наша милая больше
В мире живых не пребудет. О, как же печально то утро,
Когда любимица папы отправилась в путь свой недолгий.
Помню ли сон я вчерашний, где вечная будто бы свежесть,
Вод кристально чистых поток через разум струится.
Там, на лугу я вижу скрипача, играет он звонко,
Юноша грустный с ним рядом, что рано покинул сей мир наш.
Ты не против, если я заберу тебя с собой?
Ярко светило солнце, был чист и прозрачен там воздух,
Лишь роковая игра света красный в зеленый внезапно
Враз обратила. Увидела свет она в миг тот последний.
Бледно лицо ее было, разбито в куски ее тело,
Больше уж нет ее дивной красы. Разве ж это не горько?
Жнец молвил тогда: "Он совсем одинок здесь, все ждет он,
Ждет он тебя". "О, я правда подвел", - скрипач проговорил.
Старый скрипач, что играет мотивы на зелени луга.
"Было бы славно, коль ты бы за руку взял меня просто,
Я провожу тебя в край тот, где боль твоя канет бесследно".
Что думаете?
#мифология #музыка
Стих.
Раз в лесу, при лунном свете,
Видел я, как эльфы мчались;
Колокольчики с рожками
Всюду звонко раздавались.
Кони белые сквозь воздух,
Словно лебеди, летели
И оленьими рогами,
Золочёными, блестели.
И с улыбкой королева
Мне кивнула головою…
Что же будет? Вновь влюблюсь я
Или смерть придёт за мною?
(c) Генрих Гейне, 1844
Оригинал:
Durch den Wald, im Mondenscheine
Sah ich jüngst die Elfen reuten;
Ihre Hörner hört ich klingen,
Ihre Glöckchen hört’ ich läuten.
Ihre weißen Rößlein trugen
Güldnes Hirschgeweih’ und flogen
Rasch dahin, wie wilde Schwäne
Kam es durch die Luft gezogen.
Lächelnd nickte mir die Kön’gin,
Lächelnd, im Vorüberreuten.
Galt das meiner neuen Liebe,
Oder soll es Tod bedeuten?
#стих
Раз в лесу, при лунном свете,
Видел я, как эльфы мчались;
Колокольчики с рожками
Всюду звонко раздавались.
Кони белые сквозь воздух,
Словно лебеди, летели
И оленьими рогами,
Золочёными, блестели.
И с улыбкой королева
Мне кивнула головою…
Что же будет? Вновь влюблюсь я
Или смерть придёт за мною?
(c) Генрих Гейне, 1844
Оригинал:
Durch den Wald, im Mondenscheine
Sah ich jüngst die Elfen reuten;
Ihre Hörner hört ich klingen,
Ihre Glöckchen hört’ ich läuten.
Ihre weißen Rößlein trugen
Güldnes Hirschgeweih’ und flogen
Rasch dahin, wie wilde Schwäne
Kam es durch die Luft gezogen.
Lächelnd nickte mir die Kön’gin,
Lächelnd, im Vorüberreuten.
Galt das meiner neuen Liebe,
Oder soll es Tod bedeuten?
#стих
YouTube
Astoroth - Durch den Wald im Mondenscheine
Song from the first opus "Earthly Welking".
Available via www.naturmacht.com
(c) Naturmacht Productions 2011
Available via www.naturmacht.com
(c) Naturmacht Productions 2011
Стих.
Над быстрой речкой верный Том
Прилег с дороги отдохнуть.
Глядит: красавица верхом
К воде по склону держит путь.
Зеленый шелк - ее наряд,
А сверху плащ красней огня,
И колокольчики звенят
На прядках гривы у коня.
Ее чудесной красотой,
Как солнцем, Том был ослеплен.
- Хвала Марии Пресвятой! -
Склоняясь ниц, воскликнул он.
- Твои хвалы мне не нужны,
Меня Марией не зовут.
Я - королева той страны,
Где эльфы вольные живут.
Побудь часок со мной вдвоем,
Да не робей, вставай с колен,
Но не целуй меня, мой Том,
Иль попадешь надолго в плен.
- Ну, будь что будет! - он сказал.
Я не боюсь твоих угроз! -
И верный Том поцеловал
Ее в уста краснее роз.
- Ты позабыл про мой запрет.
За это - к худу иль к добру,
Тебя, мой рыцарь, на семь лет
К себе на службу я беру!
На снежно-белого коня
Она взошла. За нею - Том.
И вот, уздечкою звеня,
Пустились в путь они вдвоем.
Они неслись во весь опор.
Казалось, конь летит стрелой.
Пред ними был пустой простор,
А за плечами - край жилой.
- На миг, мой Том, с коня сойди
И головой ко мне склонись.
Есть три дороги впереди.
Ты их запомнить поклянись.
Вот этот путь, что вверх идет,
Тернист и тесен, прям и крут.
К добру и правде он ведет,
По нем немногие идут.
Другая - торная - тропа
Полна соблазнов и услад.
По ней всегда идет толпа,
Но этот путь - дорога в ад.
Бежит, петляя, меж болот
Дорожка третья, как змея,
Она в Эльфландию ведет,
Где скоро будем ты да я.
Что б ни увидел ты вокруг,
Молчать ты должен, как немой,
А проболтаешься, мой друг,
Так не воротишься домой!
Через потоки в темноте
Несется конь то вплавь, то вброд.
Ни звезд, ни солнца в высоте,
И только слышен рокот вод.
Несется конь в кромешной мгле,
Густая кровь коню по грудь.
Вся кровь, что льется на земле,
В тот мрачный край находит путь.
Но вот пред ними сад встает.
И фея, ветку наклонив,
Сказала: - Съешь румяный плод -
И будешь ты всегда правдив!
- Благодарю, - ответил Том, -
Мне ни к чему подарок ваш.
С таким правдивым языком
У нас не купишь - не продашь.
Не скажешь правды напрямик
Ни женщине, ни королю...
- Попридержи, мой Том, язык
И делай то, что я велю!
В зеленый шелк обут был Том,
В зеленый бархат был одет.
И про него в краю родном
Никто не знал семь долгих лет.
(с) Английская баллада "Томас Рифмач" в переводе С. Маршака.
#стих
Над быстрой речкой верный Том
Прилег с дороги отдохнуть.
Глядит: красавица верхом
К воде по склону держит путь.
Зеленый шелк - ее наряд,
А сверху плащ красней огня,
И колокольчики звенят
На прядках гривы у коня.
Ее чудесной красотой,
Как солнцем, Том был ослеплен.
- Хвала Марии Пресвятой! -
Склоняясь ниц, воскликнул он.
- Твои хвалы мне не нужны,
Меня Марией не зовут.
Я - королева той страны,
Где эльфы вольные живут.
Побудь часок со мной вдвоем,
Да не робей, вставай с колен,
Но не целуй меня, мой Том,
Иль попадешь надолго в плен.
- Ну, будь что будет! - он сказал.
Я не боюсь твоих угроз! -
И верный Том поцеловал
Ее в уста краснее роз.
- Ты позабыл про мой запрет.
За это - к худу иль к добру,
Тебя, мой рыцарь, на семь лет
К себе на службу я беру!
На снежно-белого коня
Она взошла. За нею - Том.
И вот, уздечкою звеня,
Пустились в путь они вдвоем.
Они неслись во весь опор.
Казалось, конь летит стрелой.
Пред ними был пустой простор,
А за плечами - край жилой.
- На миг, мой Том, с коня сойди
И головой ко мне склонись.
Есть три дороги впереди.
Ты их запомнить поклянись.
Вот этот путь, что вверх идет,
Тернист и тесен, прям и крут.
К добру и правде он ведет,
По нем немногие идут.
Другая - торная - тропа
Полна соблазнов и услад.
По ней всегда идет толпа,
Но этот путь - дорога в ад.
Бежит, петляя, меж болот
Дорожка третья, как змея,
Она в Эльфландию ведет,
Где скоро будем ты да я.
Что б ни увидел ты вокруг,
Молчать ты должен, как немой,
А проболтаешься, мой друг,
Так не воротишься домой!
Через потоки в темноте
Несется конь то вплавь, то вброд.
Ни звезд, ни солнца в высоте,
И только слышен рокот вод.
Несется конь в кромешной мгле,
Густая кровь коню по грудь.
Вся кровь, что льется на земле,
В тот мрачный край находит путь.
Но вот пред ними сад встает.
И фея, ветку наклонив,
Сказала: - Съешь румяный плод -
И будешь ты всегда правдив!
- Благодарю, - ответил Том, -
Мне ни к чему подарок ваш.
С таким правдивым языком
У нас не купишь - не продашь.
Не скажешь правды напрямик
Ни женщине, ни королю...
- Попридержи, мой Том, язык
И делай то, что я велю!
В зеленый шелк обут был Том,
В зеленый бархат был одет.
И про него в краю родном
Никто не знал семь долгих лет.
(с) Английская баллада "Томас Рифмач" в переводе С. Маршака.
#стих
YouTube
Thomas the Rhymer (2009 Remaster)
Provided to YouTube by Reservoir Media Management, Inc.
Thomas the Rhymer (2009 Remaster) · Steeleye Span
Now We Are Six (2009 Remaster)
℗ Chrysalis Records Limited
Released on: 1974-03-23
Artist: Steeleye Span
Auto-generated by YouTube.
Thomas the Rhymer (2009 Remaster) · Steeleye Span
Now We Are Six (2009 Remaster)
℗ Chrysalis Records Limited
Released on: 1974-03-23
Artist: Steeleye Span
Auto-generated by YouTube.
Том Шиппи, "Дорога в Средиземье".
Критикуя ранних критиков ВК, пророчивших романам скорое забвение, Шиппи мимоходом упоминает интересный лингвистический фактор:
"Удивительно, однако, что Эдмунд Уилсон, заявлявший, будто прочитал книгу не только глазами, но еще потом и вслух, своей семилетней дочери, ухитрился тем не менее неправильно написать имя одного из главных героев: Gandalph вместо Gandalf (Гэндальф). Эдвин Муир из «Обзервера» предпочел вариант Gandolf. Эти ошибки могут показаться незначительными, но Толкин смотрел на дело иначе. Он знал, что в английском языке буквосочетание ph служит признаком «научности». «Научное» написание спорадически проникало в английский язык из латыни начиная примерно с четырнадцатого столетия и встречается в основном в словах греческого происхождения, таких как physics или philosophy. В исконно английских словах, таких как foot или fire это буквосочетание не используется. Лингвистические законы Средьземелья во многом сходны (см. Приложения Д и Е к «Властелину Колец» — сообщаю для тех, кто прочел и не заметил), поэтому совершенно очевидно, что имя Гэндальф принадлежит скорее ко второму («исконному») ряду, нежели к первому («ряду заимствованных научных терминов»). Соответственно, написание Gandalph должно было, в глазах Толкина, выглядеть столь же напыщенно, как если бы кто–нибудь вздумал написать через ph какое–нибудь обыденное английское слово вроде fat (как phat), или fool (как phool), или, если уж на то пошло, elf (как elph) и dwarf (как dwarph)" (с) Том Шиппи
Что думаете?
#мифология #шиппи #вк
Критикуя ранних критиков ВК, пророчивших романам скорое забвение, Шиппи мимоходом упоминает интересный лингвистический фактор:
"Удивительно, однако, что Эдмунд Уилсон, заявлявший, будто прочитал книгу не только глазами, но еще потом и вслух, своей семилетней дочери, ухитрился тем не менее неправильно написать имя одного из главных героев: Gandalph вместо Gandalf (Гэндальф). Эдвин Муир из «Обзервера» предпочел вариант Gandolf. Эти ошибки могут показаться незначительными, но Толкин смотрел на дело иначе. Он знал, что в английском языке буквосочетание ph служит признаком «научности». «Научное» написание спорадически проникало в английский язык из латыни начиная примерно с четырнадцатого столетия и встречается в основном в словах греческого происхождения, таких как physics или philosophy. В исконно английских словах, таких как foot или fire это буквосочетание не используется. Лингвистические законы Средьземелья во многом сходны (см. Приложения Д и Е к «Властелину Колец» — сообщаю для тех, кто прочел и не заметил), поэтому совершенно очевидно, что имя Гэндальф принадлежит скорее ко второму («исконному») ряду, нежели к первому («ряду заимствованных научных терминов»). Соответственно, написание Gandalph должно было, в глазах Толкина, выглядеть столь же напыщенно, как если бы кто–нибудь вздумал написать через ph какое–нибудь обыденное английское слово вроде fat (как phat), или fool (как phool), или, если уж на то пошло, elf (как elph) и dwarf (как dwarph)" (с) Том Шиппи
Что думаете?
#мифология #шиппи #вк