Читай «Селёдку», ешь селёдку, читай книги, ешь книги. Можете по ссылке почитать электронную версию литературной газеты (нет, не той) совершенно бесплатно, без регистрации и СМС, уж я-то знаю, какие тут жадюги сидят, сама такая. За каждое знакомое имя в газете можете поставить себе золотую звёздочку. ↓
Лучшая рецензия в мире, которую мне доводилось читать, принадлежит Илье Ильфу. Привожу её тут, чтобы вы тоже насладились:
ПОСТЕЛЬНАЯ БИБЛИЯ
Новый роман Рюрика Ивнева представляет собой унылое, но зато полное и подробное описание половых эксцессов одного молодого человека.
Все персонажи романа русские, но для элегантности действие перенесено за границу, и половые курбеты совершаются поочередно в Германии, Франции, Англии и Италии.
Стареющая девушка Настя знакомится в Париже с молодым человеком Виктором Стражевским. Виктор работает в цирке наездником. У него высокая, стройная фигура и слегка изогнутый прямой рот. Оценив эти подробности, Настя на 35-й странице вступает с Виктором в интимнейшую связь.
На 88-й странице романа Настя начинает подозревать, что Виктор, возможности которого, как видно, весьма обширны, живет также и с танцовщицей Зизи. Виктор от этого не отпирается. Шевеля своими слегка изогнутыми губами, он убеждает Настю в том, что так надо. Начинают кое-как жить втроем и живут так до страницы 172-й.
Здесь появляется еще одна девушка — Элиза Чеванская. Она называет Виктора «сыном солнца». Это высокопарное прозвище наводит Настю на мысль, что Виктор живет и с Элизой.
Этого рода своей половой деятельности Виктор, впрочем, не отрицает. Начинают кое-как жить вчетвером.
Утомленный читатель забегает вперед, чтобы узнать, не произойдет ли каких-нибудь изменений. Но от Рюрика этого не добиться. У него живут на всех страницах.
Для разнообразия введен родственник Насти, мальчик. Этот живет с мужчиной. Есть еще бывший генерал Бутягин. Генерал — совсем пошлый человек. Водит к себе проституток и, добившись от них порочных ласк, денег не платит. Кроме того, он торгует порнографическими карточками.
Для усиления идеологической части по страницам романа движется большевичка Мариша, служащая в берлинском торг-предстве.
Мариша время от времени убеждает Виктора, Настю и Элизу вступить в компартию, уверяя, что им откроется новый мир. Но герои, занятые физиологическими переживаниями, в партию не спешат.
Поведение Виктора Мариша оправдывает. По ее словам, «такие отношения между мужчиной и женщиной, несмотря на их кажущуюся неряшливость, на самом деле чище и лучше прежних».
Заявление это приходится оставить всецело на совести автора. Окончательно запутавшись, он отправляет Виктора в СССР для работы на некоей концессии.
Что же касается издательства Товарищества Писателей в Ленинграде, напечатавшего книгу Ивнева, то приходится с печалью заметить, что товарищеские отношения между писателями зашли слишком далеко.
ПОСТЕЛЬНАЯ БИБЛИЯ
Новый роман Рюрика Ивнева представляет собой унылое, но зато полное и подробное описание половых эксцессов одного молодого человека.
Все персонажи романа русские, но для элегантности действие перенесено за границу, и половые курбеты совершаются поочередно в Германии, Франции, Англии и Италии.
Стареющая девушка Настя знакомится в Париже с молодым человеком Виктором Стражевским. Виктор работает в цирке наездником. У него высокая, стройная фигура и слегка изогнутый прямой рот. Оценив эти подробности, Настя на 35-й странице вступает с Виктором в интимнейшую связь.
На 88-й странице романа Настя начинает подозревать, что Виктор, возможности которого, как видно, весьма обширны, живет также и с танцовщицей Зизи. Виктор от этого не отпирается. Шевеля своими слегка изогнутыми губами, он убеждает Настю в том, что так надо. Начинают кое-как жить втроем и живут так до страницы 172-й.
Здесь появляется еще одна девушка — Элиза Чеванская. Она называет Виктора «сыном солнца». Это высокопарное прозвище наводит Настю на мысль, что Виктор живет и с Элизой.
Этого рода своей половой деятельности Виктор, впрочем, не отрицает. Начинают кое-как жить вчетвером.
Утомленный читатель забегает вперед, чтобы узнать, не произойдет ли каких-нибудь изменений. Но от Рюрика этого не добиться. У него живут на всех страницах.
Для разнообразия введен родственник Насти, мальчик. Этот живет с мужчиной. Есть еще бывший генерал Бутягин. Генерал — совсем пошлый человек. Водит к себе проституток и, добившись от них порочных ласк, денег не платит. Кроме того, он торгует порнографическими карточками.
Для усиления идеологической части по страницам романа движется большевичка Мариша, служащая в берлинском торг-предстве.
Мариша время от времени убеждает Виктора, Настю и Элизу вступить в компартию, уверяя, что им откроется новый мир. Но герои, занятые физиологическими переживаниями, в партию не спешат.
Поведение Виктора Мариша оправдывает. По ее словам, «такие отношения между мужчиной и женщиной, несмотря на их кажущуюся неряшливость, на самом деле чище и лучше прежних».
Заявление это приходится оставить всецело на совести автора. Окончательно запутавшись, он отправляет Виктора в СССР для работы на некоей концессии.
Что же касается издательства Товарищества Писателей в Ленинграде, напечатавшего книгу Ивнева, то приходится с печалью заметить, что товарищеские отношения между писателями зашли слишком далеко.
В каждом разговоре о книгах наступает тот неловкий момент, когда кто-то рассуждает вслух, торт ли Пелевин или уже не торт.
Торжественное объявляю рождение самой говённо организованной премии. Ой, а у вас НОС в чем-то измазался.
Скандалы, интриги, расследования! Как сделать свою премию НОС и облажаться? Дарю подробный мастер-класс.
Medium
Торжество некомпетентности
Выбрать заголовок было сложнее всего. «Кто угодно, только не Мещанинова!» — тоже рабочий вариант. А ещё благодарность Косте Мильчину…
Критикуешь — предлагай
Мне совершенно логично заметили, что легко критиковать премию ВОЛГА/НОС, ежели сама ты её не делаешь. Какашками обкладывать любой может, а ты попробуй придумай, как сделать лучше.
Изи-бизи.
1. Не брать в жюри тех, кто в целом читает не очень много и не шарит в литературном процессе. Или тех, для кого чтение не приносит удовольствия в целом, и они вынуждены читать номинантов через не могу.
2. Заранее продумать все возможные ситуации, особенно если они уже были на полуфинале. Строго расписать правила: что делать, если голоса поровну; что делать, если кто-то не может определиться. Строго соблюдать эти правила, а не разрешать шаляй-валяй одному голосовать меньше, другому больше, третьему с удвоением голосов.
3. Искать председателя жюри не по заслугам и выслуге лет, а чтобы максимально соответствовал теме премии. Если Новая словесность, то, может быть, найти кого-то, кто готов принять новую словесность? Если Большая книга, то кого-то, кто легко прочитает огромные томищи, а не будет их пролистывать. Если Нацбест, то кого-то, кто готов перерыть тонны руды в поисках алмаза.
4. Попросить всех судей высказаться про все книги из шорт-листа (на нижегородском НОСе он маленький), а не только про одну или две, чтобы были понятны критерии отбора и, соответственно, линия проведения дебатов.
5. В идеале заставить всех судей внимательно прочитать все книги из шорт-листа. Понимаю, что это невыполнимо. Их не заставишь вести читательский дневник, не сделаешь тест на проверку прочитанного и даже не попросишь какого-нибудь карлика бегать и раз в месяц хлестать их пониже спины, чтобы читали. Понятное дело, что они все занятые, а книг много, но уж пятерых людей в городе-миллионике, которые найдут время и желание, можно постараться отыскать.
Я вообще желаю НОСу-земеле удачи и хочу, чтобы у него всё получилось. Первый блин и всё такое. Пусть другие региональные носы мотают опыт на усы. Идеально организованной премии и идеального жюри без личных тараканов быть не может, но это же не повод не пытаться стремиться к этому.
Мне совершенно логично заметили, что легко критиковать премию ВОЛГА/НОС, ежели сама ты её не делаешь. Какашками обкладывать любой может, а ты попробуй придумай, как сделать лучше.
Изи-бизи.
1. Не брать в жюри тех, кто в целом читает не очень много и не шарит в литературном процессе. Или тех, для кого чтение не приносит удовольствия в целом, и они вынуждены читать номинантов через не могу.
2. Заранее продумать все возможные ситуации, особенно если они уже были на полуфинале. Строго расписать правила: что делать, если голоса поровну; что делать, если кто-то не может определиться. Строго соблюдать эти правила, а не разрешать шаляй-валяй одному голосовать меньше, другому больше, третьему с удвоением голосов.
3. Искать председателя жюри не по заслугам и выслуге лет, а чтобы максимально соответствовал теме премии. Если Новая словесность, то, может быть, найти кого-то, кто готов принять новую словесность? Если Большая книга, то кого-то, кто легко прочитает огромные томищи, а не будет их пролистывать. Если Нацбест, то кого-то, кто готов перерыть тонны руды в поисках алмаза.
4. Попросить всех судей высказаться про все книги из шорт-листа (на нижегородском НОСе он маленький), а не только про одну или две, чтобы были понятны критерии отбора и, соответственно, линия проведения дебатов.
5. В идеале заставить всех судей внимательно прочитать все книги из шорт-листа. Понимаю, что это невыполнимо. Их не заставишь вести читательский дневник, не сделаешь тест на проверку прочитанного и даже не попросишь какого-нибудь карлика бегать и раз в месяц хлестать их пониже спины, чтобы читали. Понятное дело, что они все занятые, а книг много, но уж пятерых людей в городе-миллионике, которые найдут время и желание, можно постараться отыскать.
Я вообще желаю НОСу-земеле удачи и хочу, чтобы у него всё получилось. Первый блин и всё такое. Пусть другие региональные носы мотают опыт на усы. Идеально организованной премии и идеального жюри без личных тараканов быть не может, но это же не повод не пытаться стремиться к этому.
Forwarded from Шепоток на каждый день
Заветное слово, чтобы получить литературную премию
Душечка! Если посчастливилось твоему перу пробиться в список какой-нибудь литературной премии, неважно длинный или короткий, мы-то знаем, что размер не имеет значения, так подсоби своему астральному могуществу её выиграть.
Для это возьми красные чернила, перьевую ручку и 42 крупинки соли. Раствори соль в чернилах и перепиши от руки на нелинованной бумаге 7-ю страницу своей рукописи или изданной книги. Жди, пока высохнут чернила, приговаривая при этом:
«Заступник мой небесный, ангел книжный, бестелесный! Прими письмена мои смиренные, ниспошли мне признание земное, презренное. Избави меня от блогера шелудивого, от издателя ленивого, от читателя нерадивого, от зоила злоязыкого, от соперников Пелевина и Быкова. Пусть похвалят меня Юзефович и Наринская, пусть заметят современные белинские, чтобы по фейсбуку шла молва, чтобы прочитала вся страна, чтоб в независимых книжных продался тираж, мое слово крепко, за него три слова обычных отдашь».
Сложи бумагу втрое и вложи в бумажную копию книги, которая победила в этой же премии в любой другой год и очень тебе нравится. Всё готово!
Важно помнить, что заговор работает только с хорошо написанными произведениями. Если книга так себе, то шепоток может помочь только в том случае, если в момент написания текста твой лунный зодиак противостоял Меркурию.
Душечка! Если посчастливилось твоему перу пробиться в список какой-нибудь литературной премии, неважно длинный или короткий, мы-то знаем, что размер не имеет значения, так подсоби своему астральному могуществу её выиграть.
Для это возьми красные чернила, перьевую ручку и 42 крупинки соли. Раствори соль в чернилах и перепиши от руки на нелинованной бумаге 7-ю страницу своей рукописи или изданной книги. Жди, пока высохнут чернила, приговаривая при этом:
«Заступник мой небесный, ангел книжный, бестелесный! Прими письмена мои смиренные, ниспошли мне признание земное, презренное. Избави меня от блогера шелудивого, от издателя ленивого, от читателя нерадивого, от зоила злоязыкого, от соперников Пелевина и Быкова. Пусть похвалят меня Юзефович и Наринская, пусть заметят современные белинские, чтобы по фейсбуку шла молва, чтобы прочитала вся страна, чтоб в независимых книжных продался тираж, мое слово крепко, за него три слова обычных отдашь».
Сложи бумагу втрое и вложи в бумажную копию книги, которая победила в этой же премии в любой другой год и очень тебе нравится. Всё готово!
Важно помнить, что заговор работает только с хорошо написанными произведениями. Если книга так себе, то шепоток может помочь только в том случае, если в момент написания текста твой лунный зодиак противостоял Меркурию.
Список литературы для наиболее полного прочтения «Почти двух килограммов слов» Алексея Поляринова. Часть первая
1. Дэвид Фостер Уоллес. Бесконечная шутка. Неожиданно, да?
«...Уоллес написал свой тысячестраничный опус, глядя на голый череп постмодернизма».
2. Дэвид Марксон. Любовница Витгенштейна.
«...это роман о культурном багаже, который нас определяет и одновременно тяготит».
3. Томас Пинчон. Внутренний порок.
«В случае с пинчоновскими метафорами граница языка пройдена — и вам приходится опираться только на свои ощущения».
4. Дон Деллило. Американа. Имена. Белый шум. Весы. Мао II. Underworld. Космополис. Падающий. Zero K.
«...сложно себе представить писателя более американского: круг ключевых для него тем — по сути отражение интересов и страхов американского общества второй половины XX века: бейсбол, медиа, конспирология, консьюмеризм, терроризм, религия, холодная война и многое другое».
5. Ян Гросс. Соседи.
«...искусство <...> заставило народ пережить свою историю заново».
6. Джонатан Сафран Фоер. Жутко громко и запредельно близко.
«...эта книга стала отражением времени».
7. Лорри Мур. Сборник рассказов Birds of America.
«...вся эта книга — один большой сеанс психоанализа».
8. Филип Дик. Мечтают ли андроиды об электроовцах?
«...история о том, что технический прогресс тоже может быть наказанием».
9. Альфред Бестер. Тигр, тигр!
«...граница между человеком и машиной начинает размываться».
10. Джеймс Типтри. Рассказ «Девушка, которую подключили». Роман Houston, Houston, Do You Read?
«...этика не успевает за наукой».
11. Джон Браннер. The Shockwave Rider.
«...книга не выдержала испытания временем, в частности потому, что у неё довольно наивная, оптимистичная концовка».
12. Джозеф Макэлрой. Плюс.
«Ужасно завораживающее чтение: история о кибернетическом организме, в котором проснулась душа».
13. Вернон Виндж. Истинные имена.
«...очень хорош и ярко показаны опасности, которые несёт в себе идея создания искусственного интеллекта».
14. Дуглас Коупленд. Поколение А.
«...роман о постправде, о деградации медиа, о популизме и о неспособности людей отделить важное от нелепого, о временах, когда люди, заваленные информационным шумом, начинают верить во всё подряд».
15. Йэн Макдональд. Дом дервиша.
«...это роман о захватившей мир странной экономической модели, о том, насколько хрупкой стала реальность, замкнутая в строчках кода, смарт-протоколах и номерах транзакций».
16. Уильям Гибсон. Периферийные устройства.
«...не только мощный сюжет калибра Хайнлайна, но и целый набор самых смелых и иногда просто поражающих воображение предсказаний».
17. Олдос Хаксли. Дивный новый мир. Обезьяна и сущность. Остров.
«...главное оружие тоталитарного государства сегодня — это комфорт».
18. Богумил Грабал. Слишком шумное одиночество.
«Она похожа на мастерское, гениальное описание ночного кошмара, в котором причины и следствия не обязательно встречаются, а герои ведут себя так, словно им всем недавно ампутировали мотивацию».
19. Сигизмунд Кржижановский. Рассказы.
«...чтобы его понять, простого человеческого мозга недостаточно — нужен адронный коллайдер».
20. Джулиан Барнс. Метроленд. Попугай Флобера. История мира в 10 с половиной главах. Как всё было. Англия, Англия. Нечего бояться.
«...любой стандартный, заезженный сюжет Барнс как бы разбирает на составляющие и потом свинчивает заново, пытаясь найти в нём новые, неизведанные ранее пустоты и ходы».
1. Дэвид Фостер Уоллес. Бесконечная шутка. Неожиданно, да?
«...Уоллес написал свой тысячестраничный опус, глядя на голый череп постмодернизма».
2. Дэвид Марксон. Любовница Витгенштейна.
«...это роман о культурном багаже, который нас определяет и одновременно тяготит».
3. Томас Пинчон. Внутренний порок.
«В случае с пинчоновскими метафорами граница языка пройдена — и вам приходится опираться только на свои ощущения».
4. Дон Деллило. Американа. Имена. Белый шум. Весы. Мао II. Underworld. Космополис. Падающий. Zero K.
«...сложно себе представить писателя более американского: круг ключевых для него тем — по сути отражение интересов и страхов американского общества второй половины XX века: бейсбол, медиа, конспирология, консьюмеризм, терроризм, религия, холодная война и многое другое».
5. Ян Гросс. Соседи.
«...искусство <...> заставило народ пережить свою историю заново».
6. Джонатан Сафран Фоер. Жутко громко и запредельно близко.
«...эта книга стала отражением времени».
7. Лорри Мур. Сборник рассказов Birds of America.
«...вся эта книга — один большой сеанс психоанализа».
8. Филип Дик. Мечтают ли андроиды об электроовцах?
«...история о том, что технический прогресс тоже может быть наказанием».
9. Альфред Бестер. Тигр, тигр!
«...граница между человеком и машиной начинает размываться».
10. Джеймс Типтри. Рассказ «Девушка, которую подключили». Роман Houston, Houston, Do You Read?
«...этика не успевает за наукой».
11. Джон Браннер. The Shockwave Rider.
«...книга не выдержала испытания временем, в частности потому, что у неё довольно наивная, оптимистичная концовка».
12. Джозеф Макэлрой. Плюс.
«Ужасно завораживающее чтение: история о кибернетическом организме, в котором проснулась душа».
13. Вернон Виндж. Истинные имена.
«...очень хорош и ярко показаны опасности, которые несёт в себе идея создания искусственного интеллекта».
14. Дуглас Коупленд. Поколение А.
«...роман о постправде, о деградации медиа, о популизме и о неспособности людей отделить важное от нелепого, о временах, когда люди, заваленные информационным шумом, начинают верить во всё подряд».
15. Йэн Макдональд. Дом дервиша.
«...это роман о захватившей мир странной экономической модели, о том, насколько хрупкой стала реальность, замкнутая в строчках кода, смарт-протоколах и номерах транзакций».
16. Уильям Гибсон. Периферийные устройства.
«...не только мощный сюжет калибра Хайнлайна, но и целый набор самых смелых и иногда просто поражающих воображение предсказаний».
17. Олдос Хаксли. Дивный новый мир. Обезьяна и сущность. Остров.
«...главное оружие тоталитарного государства сегодня — это комфорт».
18. Богумил Грабал. Слишком шумное одиночество.
«Она похожа на мастерское, гениальное описание ночного кошмара, в котором причины и следствия не обязательно встречаются, а герои ведут себя так, словно им всем недавно ампутировали мотивацию».
19. Сигизмунд Кржижановский. Рассказы.
«...чтобы его понять, простого человеческого мозга недостаточно — нужен адронный коллайдер».
20. Джулиан Барнс. Метроленд. Попугай Флобера. История мира в 10 с половиной главах. Как всё было. Англия, Англия. Нечего бояться.
«...любой стандартный, заезженный сюжет Барнс как бы разбирает на составляющие и потом свинчивает заново, пытаясь найти в нём новые, неизведанные ранее пустоты и ходы».
Список литературы для наиболее полного прочтения «Почти двух килограммов слов» Алексея Поляринова. Часть вторая
21. Кадзуо Исигуро. Художник зыбкого мира. Остаток дня. Безутешные. Не отпускай меня. Погребённый великан.
«...для меня он всегда будет писателем, который сумел приручить банальность, и даже больше — каждым новым своим романом он способствовал разрушению этой ненужной и вредной стены на границе между «высокой» и «жанровой» литературой».
22. Стивен Кинг. Противостояние. Мёртвая зона. Оно. Тёмная половина. Как писать книги.
«...Кинг — никакой не король ужасов, он настоящий гений места, певец одноэтажной Америки, её летописец и землемер».
23. Абрахам Вергезе. Рассечение Стоуна.
«Чтение романа Вергезе можно смело приравнять к курсу лекций по медицине, анатомии и истории Эфиопии».
24. Марлон Джеймс. Краткая история семи убийств.
«Какой бы бодрый и кровожадный сюжет ни лежал в его основе, этот роман построен в первую очередь вокруг языка».
25. Ханья Янагихара. Маленькая жизнь.
««Маленькая жизнь» и подобные ей книги сейчас очень нужны — они создают контекст, в рамках которого обсуждение больных и интимных вопросов может перейти на более цивилизованный уровень».
26. Айн Рэнд. Идеал.
«...огромная тяжеловесная проповедь, зачем-то населённая персонажами, каждый из которых когда-то пережил ампутацию самоиронии».
27. Иэн Макьюэн. Суббота.
«Книги Макьюэна написаны настолько аккуратно, что их надо бы поместить в палату мер и весов с табличкой «Образцовый среднестатистический роман с трёхактной структурой»».
28. Мартин Эмис. Деньги.
«...энергичный стиль, искромётный юмор, узнаваемые герои плюс прикрученный к сюжету постмодернизм».
29. Дуглас Коупленд. «Worst. Person. Ever».
СПОЙЛЕР: «Рэймонд вовсе не худший человек на свете, он просто долбоёб».
30. Сергей Соловьёв. Адамов мост.
«...это роман-зрение. Задача автора здесь — не рассказать историю, его задача — видеть и передать своё виденье/виденье (с разными ударениями) читателю/смотрящему».
31. Алан Мур. Хранители. Создавая комиксы. Из ада. Потерянные девочки. Иерусалим.
«Архитектурная бомба, взорвавшаяся бессчётными историческими формами, — это и есть текст Мура. Все его тексты, если быть точным».
32. Уильям Гибсон. Граф Ноль. Мона Лиза Овердрайв. Трилогия Моста. Трилогия Синего Муравья. Страна призраков. Да, это снова он.
«Умение увидеть уникальность, интуитивно отличить оригинал от фальшивки, реальное от виртуального — в его романах это всегда самая ценная способность персонажа».
33. Мартин Макдона. Пьесы.
«...недостатки сюжета он всегда компенсирует харизмой, яростью и безумием своих героев».
34. Владимир Набоков. Бледный огонь.
«...история о непостижимости настоящего, история об искажениях и ложных смыслах, которые всегда неизбежно возникают между автором и его по/читателями».
35. Дэвид Митчелл. Тысяча осеней Якоба де Зута.
«Способность создать образ положительного человека, без кавычек, без иронии, — это всегда проверка на прочность для любого писателя».
21. Кадзуо Исигуро. Художник зыбкого мира. Остаток дня. Безутешные. Не отпускай меня. Погребённый великан.
«...для меня он всегда будет писателем, который сумел приручить банальность, и даже больше — каждым новым своим романом он способствовал разрушению этой ненужной и вредной стены на границе между «высокой» и «жанровой» литературой».
22. Стивен Кинг. Противостояние. Мёртвая зона. Оно. Тёмная половина. Как писать книги.
«...Кинг — никакой не король ужасов, он настоящий гений места, певец одноэтажной Америки, её летописец и землемер».
23. Абрахам Вергезе. Рассечение Стоуна.
«Чтение романа Вергезе можно смело приравнять к курсу лекций по медицине, анатомии и истории Эфиопии».
24. Марлон Джеймс. Краткая история семи убийств.
«Какой бы бодрый и кровожадный сюжет ни лежал в его основе, этот роман построен в первую очередь вокруг языка».
25. Ханья Янагихара. Маленькая жизнь.
««Маленькая жизнь» и подобные ей книги сейчас очень нужны — они создают контекст, в рамках которого обсуждение больных и интимных вопросов может перейти на более цивилизованный уровень».
26. Айн Рэнд. Идеал.
«...огромная тяжеловесная проповедь, зачем-то населённая персонажами, каждый из которых когда-то пережил ампутацию самоиронии».
27. Иэн Макьюэн. Суббота.
«Книги Макьюэна написаны настолько аккуратно, что их надо бы поместить в палату мер и весов с табличкой «Образцовый среднестатистический роман с трёхактной структурой»».
28. Мартин Эмис. Деньги.
«...энергичный стиль, искромётный юмор, узнаваемые герои плюс прикрученный к сюжету постмодернизм».
29. Дуглас Коупленд. «Worst. Person. Ever».
СПОЙЛЕР: «Рэймонд вовсе не худший человек на свете, он просто долбоёб».
30. Сергей Соловьёв. Адамов мост.
«...это роман-зрение. Задача автора здесь — не рассказать историю, его задача — видеть и передать своё виденье/виденье (с разными ударениями) читателю/смотрящему».
31. Алан Мур. Хранители. Создавая комиксы. Из ада. Потерянные девочки. Иерусалим.
«Архитектурная бомба, взорвавшаяся бессчётными историческими формами, — это и есть текст Мура. Все его тексты, если быть точным».
32. Уильям Гибсон. Граф Ноль. Мона Лиза Овердрайв. Трилогия Моста. Трилогия Синего Муравья. Страна призраков. Да, это снова он.
«Умение увидеть уникальность, интуитивно отличить оригинал от фальшивки, реальное от виртуального — в его романах это всегда самая ценная способность персонажа».
33. Мартин Макдона. Пьесы.
«...недостатки сюжета он всегда компенсирует харизмой, яростью и безумием своих героев».
34. Владимир Набоков. Бледный огонь.
«...история о непостижимости настоящего, история об искажениях и ложных смыслах, которые всегда неизбежно возникают между автором и его по/читателями».
35. Дэвид Митчелл. Тысяча осеней Якоба де Зута.
«Способность создать образ положительного человека, без кавычек, без иронии, — это всегда проверка на прочность для любого писателя».
Алексей Иванов. Псоглавцы
1. Иванов гениален в том, чтобы на банальном сюжете вырастить отличное повествование, а на ярком сюжете — скучнейшую жвачку. В «Псоглавцах» — яркий сюжет.
2. Никакие хтонические чудовища и бабайки не могут быть ужаснее человеческой деградации.
3. Можно полюбить книгу, в которой главный герой — обаятельный мерзавец, но сложно проникнуться его рассказом и чувствами, если он просто заурядный кусок говна.
4. Российская глубинка хранит в себе бездны колорита и литературных возможностей.
5. Заставь Иванова в гугле копаться — он и лоб себе расшибёт.
#highfive #дайпять
Подробнее о книжке тут.
1. Иванов гениален в том, чтобы на банальном сюжете вырастить отличное повествование, а на ярком сюжете — скучнейшую жвачку. В «Псоглавцах» — яркий сюжет.
2. Никакие хтонические чудовища и бабайки не могут быть ужаснее человеческой деградации.
3. Можно полюбить книгу, в которой главный герой — обаятельный мерзавец, но сложно проникнуться его рассказом и чувствами, если он просто заурядный кусок говна.
4. Российская глубинка хранит в себе бездны колорита и литературных возможностей.
5. Заставь Иванова в гугле копаться — он и лоб себе расшибёт.
#highfive #дайпять
Подробнее о книжке тут.
Medium
Алексей Иванов — Псоглавцы
Кто-нибудь, запретите Алексею Иванову гуглить. Серьёзно.
Пиу! Сейчас 23:24 вторника и не первое января. Самое время начать новую жизнь. Правда-правда.
А я расскажу вам, как это не надо делать и как делать можно — с книжным уклоном, само собой.
А я расскажу вам, как это не надо делать и как делать можно — с книжным уклоном, само собой.
ReadRate
Почему вам опять не удалось начать новую жизнь с Нового года
Евгения Лисицына перемывает косточки книгам о новой счастливой жизни и советует то, что реально сработает (без шуток!).
Чудеса перевода названий. Книга Bibliophile переведена «Бомборой» как Booklover. Интересно, почему? Слово «библиофил» попахивает нафталином или навевает какие-то не такие ассоциации? Даёшь возвращение славы гордому званию библиофила!
Перевод, кстати, такой паршивый, что читаю по чайной ложке.
Перевод, кстати, такой паршивый, что читаю по чайной ложке.
Чтобы вы не подумали, что я только ругаю «Бомбору», — у них много хороших штук и не только в книжках. Вот, например, классные стикеры. Точнее, целая книга стикеров от современных российских художников. Отличная идея — переводить такие рисунки в легко налепляемые наклейки и оставлять в книжке контакты рисовальщиков, если они уж очень по душе. Можно найти, списаться, завербовать, заказать себе рисунки или просто посмотреть другие работы. Хотелось бы, чтобы таких прикладных мелочей было больше.