За новинками я не слежу вообще. В том числе книжными. Новая книга для меня — это та, которую я не читала.
Поэтому книга Веры Богдановой «Павел Чжан и прочие речные твари» попалась мне абсолютно случайно — просто вывалилась в книжных рекомендациях. Падкая на занятные заглавия, я из любопытства открыла её… и уже не смогла закрыть.
Павел Чжан (наполовину китаец) живет в Москве — глубинке Союза Азиатских Государств. Его мечта — перебраться в столицу Союза, Пекин, а для этого нужно делать карьеру.
Пф, скажете вы, обычная фантастика. Ну допустим. Хотя мир прописан с бытовой точки зрения более или менее неплохо, что я всегда ценю, но историческая составляющая (как Москва дошла до жизни такой) полностью отсутствует. Ну ок.
Павел Чжан — выпускник детдома. Родители его пропали много лет назад: сначала отец, а потом мать. Мальчик попал под опеку государства, и пришлось ему пережить то, чего никому не пожелаешь пережить.
Так что же, скажете вы, это драма?
Пожалуй, что и драма. Тем более что Павлу случайно встречается человек, очень похожий на его мучителя. Тот или не тот? И если не тот — как получилось, что тогда его не нашли?
И что теперь с этим человеком делать?
И где же все-таки родители?
В аннотации было написано, что это книга о мифологических чудищах, но ничего подобного. Это о нашей психике, которая толкает нас на подвиги и жертвы, месть и низость. О том, как мы не знаем себя и как возвращаемся к себе.
Несмотря на все огрехи юной прозы (это первый опубликованный роман авторки) — очень хорошая, проникающая книга
Поэтому книга Веры Богдановой «Павел Чжан и прочие речные твари» попалась мне абсолютно случайно — просто вывалилась в книжных рекомендациях. Падкая на занятные заглавия, я из любопытства открыла её… и уже не смогла закрыть.
Павел Чжан (наполовину китаец) живет в Москве — глубинке Союза Азиатских Государств. Его мечта — перебраться в столицу Союза, Пекин, а для этого нужно делать карьеру.
Пф, скажете вы, обычная фантастика. Ну допустим. Хотя мир прописан с бытовой точки зрения более или менее неплохо, что я всегда ценю, но историческая составляющая (как Москва дошла до жизни такой) полностью отсутствует. Ну ок.
Павел Чжан — выпускник детдома. Родители его пропали много лет назад: сначала отец, а потом мать. Мальчик попал под опеку государства, и пришлось ему пережить то, чего никому не пожелаешь пережить.
Так что же, скажете вы, это драма?
Пожалуй, что и драма. Тем более что Павлу случайно встречается человек, очень похожий на его мучителя. Тот или не тот? И если не тот — как получилось, что тогда его не нашли?
И что теперь с этим человеком делать?
И где же все-таки родители?
В аннотации было написано, что это книга о мифологических чудищах, но ничего подобного. Это о нашей психике, которая толкает нас на подвиги и жертвы, месть и низость. О том, как мы не знаем себя и как возвращаемся к себе.
Несмотря на все огрехи юной прозы (это первый опубликованный роман авторки) — очень хорошая, проникающая книга
Вторая прочитанная мною книга молодой российской авторки Веры Богдановой произвела меня куда меньше впечатления.
«Сезон отравленных плодов» — история вовсе не родственной любви, которая зародилась между двоюродными братом и сестрой. Такая «Ада, или Эротиада» в условиях 2003-2013 года.
Действие романа происходит в течение означенного десятилетия. Для меня это имело особенный интерес: в 2003 я — ровесница героев— как раз поступила в университет; и, хотя время в моём городе всегда шло немного быстрее, чем в целом по России, воспоминания ожили невероятно: бытовые детали оказались очень узнаваемыми.
А дальше началась мрачная тягомотина о клеймленной позором Джульетте и неудачливом Ромео. Сама по себе история очень грустная, героям сочувствуешь, но как-то отстранённо. Здесь пробьётся речевой штамп, тут — сюжетное клише, и вот уже неинтересно следить за неровным шествием влюблённых сквозь годы.
В целом герои, особенно второстепенные, получились клишированными. Но почитать в качестве достаточно унылой бытовой зарисовки можно.
Да, и ещё это про домашнее насилие, так что если это триггерит — книгу лучше не брать в руки.
«Сезон отравленных плодов» — история вовсе не родственной любви, которая зародилась между двоюродными братом и сестрой. Такая «Ада, или Эротиада» в условиях 2003-2013 года.
Действие романа происходит в течение означенного десятилетия. Для меня это имело особенный интерес: в 2003 я — ровесница героев— как раз поступила в университет; и, хотя время в моём городе всегда шло немного быстрее, чем в целом по России, воспоминания ожили невероятно: бытовые детали оказались очень узнаваемыми.
А дальше началась мрачная тягомотина о клеймленной позором Джульетте и неудачливом Ромео. Сама по себе история очень грустная, героям сочувствуешь, но как-то отстранённо. Здесь пробьётся речевой штамп, тут — сюжетное клише, и вот уже неинтересно следить за неровным шествием влюблённых сквозь годы.
В целом герои, особенно второстепенные, получились клишированными. Но почитать в качестве достаточно унылой бытовой зарисовки можно.
Да, и ещё это про домашнее насилие, так что если это триггерит — книгу лучше не брать в руки.
Есть темы, которые по умолчанию мгновенно разделяют людей на два лагеря, лязгающих друг на друга зубами.
Есть ли Бог? А загробная жизнь? Вегетарианство — блажь или польза для мира и организма? Имеют ли право на жизнь современные феминитивы?
Одна из таких тем — прививки для детей. Каждой современной матери в России приходится принимать решение: что перевешивает — польза или гипотетический вред вакцин?
И не только в России, конечно. В Британии прививки для детей тоже не являются обязательными. Именно об этом — о выборе — повесть британской писательницы Эмили Эдвардс «Толпа».
Живут две подружки — Элизабет и Брайони. Когда-то тусили вместе, но теперь уже давно жёны и матери. Их дома расположены по соседству, а маленькие дочери играют вместе. И ещё у них очень сложные взаимоотношения с прививками.
И из этого выходит трагедия — с привлечением журналистов, судом и скандалом.
Книга неплохо написана, герои получились пусть не потрясающе оригинальными, но и не ходульными. Живые. Им веришь, когда читаешь. И не можешь разделить позицию ни одной из них, хотя понимаешь обеих.
«Я беседовала с каждым, кто был готов поговорить со мной о прививках. И за всей этой многословной агрессией, за негодованием из-за того, что люди бывают такими невежественными, эгоистичными и тупыми, я увидела ту же самую тихую панику, которую сама испытала жарким днем в нашем саду. Мы все хотим поступить правильно по отношению к тем, кого любим, и жутко боимся сделать что-то не так. Надеюсь, у меня получилось передать это чувство в своем романе»._
_Так что: есть ли Бог? А загробная жизнь? Вегетарианство — блажь или польза для мира и организма? Имеют ли право на жизнь современные феминитивы? М?
Есть ли Бог? А загробная жизнь? Вегетарианство — блажь или польза для мира и организма? Имеют ли право на жизнь современные феминитивы?
Одна из таких тем — прививки для детей. Каждой современной матери в России приходится принимать решение: что перевешивает — польза или гипотетический вред вакцин?
И не только в России, конечно. В Британии прививки для детей тоже не являются обязательными. Именно об этом — о выборе — повесть британской писательницы Эмили Эдвардс «Толпа».
Живут две подружки — Элизабет и Брайони. Когда-то тусили вместе, но теперь уже давно жёны и матери. Их дома расположены по соседству, а маленькие дочери играют вместе. И ещё у них очень сложные взаимоотношения с прививками.
И из этого выходит трагедия — с привлечением журналистов, судом и скандалом.
Книга неплохо написана, герои получились пусть не потрясающе оригинальными, но и не ходульными. Живые. Им веришь, когда читаешь. И не можешь разделить позицию ни одной из них, хотя понимаешь обеих.
«Я беседовала с каждым, кто был готов поговорить со мной о прививках. И за всей этой многословной агрессией, за негодованием из-за того, что люди бывают такими невежественными, эгоистичными и тупыми, я увидела ту же самую тихую панику, которую сама испытала жарким днем в нашем саду. Мы все хотим поступить правильно по отношению к тем, кого любим, и жутко боимся сделать что-то не так. Надеюсь, у меня получилось передать это чувство в своем романе»._
_Так что: есть ли Бог? А загробная жизнь? Вегетарианство — блажь или польза для мира и организма? Имеют ли право на жизнь современные феминитивы? М?
Жанр рассказа мне не близок. Рассказ заканчивается, едва успев начаться. Я тут стала ходить в бассейн — так вот, скажу я вам, рассказ — для тех, кто любит нырнуть и вынырнуть, а не плыть под водой, пока воздух не закончится в легких и не раскроются жабры — верный признак того, что мир затянул и обратил.
Кроме того, хороший рассказ — редкость. Хороший рассказ изящен. Он лаконичен и ёмок, и ещё он красив. Не содержанием, а своей архитектурой. Рассказу, в отличие от романа, не прощается сбитый ритм или слитая развязка. Рассказ должен быть идеален, иначе ему и существовать незачем.
Сборник рассказов Лусии Берлин «Руководство для домработниц» привлёк мое внимание восторженными отзывами. Мол, это настоящее открытие, литературная сенсация. Ну кто устоит? Не я. Начала читать.
Рассказчицы в этих рассказах по большей части женщины из социальных низов. Они сидят в индейской прачечной, попадают в ночлежку для алкоголиков, убирают дома более состоятельных людей — и рассказывают об этом. Всё это бытовые зарисовки, нет у них ни завязки, ни кульминации, а есть только тоска, боль и правда. Не знаю, как вам жанр рассказа, но знаю, что сборник Лусии Берлин полезно прочитать для своей же души, выглянуть из своего пузыря благополучия (если вы сидите в пузыре благополучия, конечно. В противном случае вам, скорее всего, и так хватает тоски, боли и правды)
«Домработницы воруют, что правда, то правда. Но не те вещи, над которыми так трясутся наши хозяйки. Лежащие мертвым грузом излишки – вот что, в конце концов, совращает нас с пути истинного. А мелочь в ваших стильных пепельницах нам совершенно ни к чему.
Придя на работу, я первым делом проверяю, где лежат часы, кольца, вечерние сумочки из золотой парчи. И потом, когда хозяйки прибегают, запыхавшись, раскрасневшиеся, все на нервах, спокойно говорю: “У вас под подушкой” или “За вашим фисташковым унитазом”. Я лично ворую только снотворное: запасаюсь на черный день.
Сегодня я украла баночку кунжута “Острова специй”. Миссис Джессел редко готовит. А если готовит, то курицу с кунжутом. Рецепт приклеен к дверце шкафчика с пряностями. Его ксерокопия лежит в ящике с марками и шпагатом, еще одна – в ее записной книжке. Всякий раз, заказывая по телефону курицу, соевый соус и херес, она добавляет еще баночку кунжута. У нее пятнадцать баночек кунжута. Теперь четырнадцать.
Пока ждала сорок второго, сидела на бордюре, а надо мной стояли три другие домработницы, темнокожие, в белых форменных платьях. Они старые подруги, много лет работают на Кантри-клаб-роуд. Вначале мы хором возмутились: автобус пришел на две минуты раньше, показал нам хвост. Паршивец. Водитель прекрасно знает, что домработницы всегда ждут на остановке и следующий сорок второй будет только через час.
Я курила, другие сравнивали то, чем разжились. Прихвачено без спросу: лак для ногтей, духи, туалетная бумага. Подарено: разрозненные сережки, двадцать вешалок, рваные бюстгальтеры.
(Совет домработницам: что бы вам ни подарила хозяйка, берите и благодарите. Ненужное можно оставить в автобусе – запихнуть в щель между сиденьями.)»
Кроме того, хороший рассказ — редкость. Хороший рассказ изящен. Он лаконичен и ёмок, и ещё он красив. Не содержанием, а своей архитектурой. Рассказу, в отличие от романа, не прощается сбитый ритм или слитая развязка. Рассказ должен быть идеален, иначе ему и существовать незачем.
Сборник рассказов Лусии Берлин «Руководство для домработниц» привлёк мое внимание восторженными отзывами. Мол, это настоящее открытие, литературная сенсация. Ну кто устоит? Не я. Начала читать.
Рассказчицы в этих рассказах по большей части женщины из социальных низов. Они сидят в индейской прачечной, попадают в ночлежку для алкоголиков, убирают дома более состоятельных людей — и рассказывают об этом. Всё это бытовые зарисовки, нет у них ни завязки, ни кульминации, а есть только тоска, боль и правда. Не знаю, как вам жанр рассказа, но знаю, что сборник Лусии Берлин полезно прочитать для своей же души, выглянуть из своего пузыря благополучия (если вы сидите в пузыре благополучия, конечно. В противном случае вам, скорее всего, и так хватает тоски, боли и правды)
«Домработницы воруют, что правда, то правда. Но не те вещи, над которыми так трясутся наши хозяйки. Лежащие мертвым грузом излишки – вот что, в конце концов, совращает нас с пути истинного. А мелочь в ваших стильных пепельницах нам совершенно ни к чему.
Придя на работу, я первым делом проверяю, где лежат часы, кольца, вечерние сумочки из золотой парчи. И потом, когда хозяйки прибегают, запыхавшись, раскрасневшиеся, все на нервах, спокойно говорю: “У вас под подушкой” или “За вашим фисташковым унитазом”. Я лично ворую только снотворное: запасаюсь на черный день.
Сегодня я украла баночку кунжута “Острова специй”. Миссис Джессел редко готовит. А если готовит, то курицу с кунжутом. Рецепт приклеен к дверце шкафчика с пряностями. Его ксерокопия лежит в ящике с марками и шпагатом, еще одна – в ее записной книжке. Всякий раз, заказывая по телефону курицу, соевый соус и херес, она добавляет еще баночку кунжута. У нее пятнадцать баночек кунжута. Теперь четырнадцать.
Пока ждала сорок второго, сидела на бордюре, а надо мной стояли три другие домработницы, темнокожие, в белых форменных платьях. Они старые подруги, много лет работают на Кантри-клаб-роуд. Вначале мы хором возмутились: автобус пришел на две минуты раньше, показал нам хвост. Паршивец. Водитель прекрасно знает, что домработницы всегда ждут на остановке и следующий сорок второй будет только через час.
Я курила, другие сравнивали то, чем разжились. Прихвачено без спросу: лак для ногтей, духи, туалетная бумага. Подарено: разрозненные сережки, двадцать вешалок, рваные бюстгальтеры.
(Совет домработницам: что бы вам ни подарила хозяйка, берите и благодарите. Ненужное можно оставить в автобусе – запихнуть в щель между сиденьями.)»
В общем, летом — когда буду посвободнее (скорее всего, в июне) — собираюсь провести для всех желающих две или три лекции.
Рабочее название мини-курса — «Как читать произведение мозгом, а не другими органами».
Может быть, название сменится на красивое. Литература, как-никак.
Первая лекция — о том, почему важно понимать, «что хотел сказать автор», и почему личные впечатления не равны анализу текста.
Вторая лекция (и, возможно,третья) — о приёмах, которые использует автор для зашифровки своей идеи, и об инструментах, которыми мы — литературоведы — пользуемся, чтобы достать эти смыслы.
Это будет немножко платно, чтобы у меня была мотивация не бросить.
Кому будет интересно и полезно:
- тем, кто хочет глубже понимать литературный текст;
- студентам-филологам;
- выпускникам, сдающим литературу.
Кому вряд ли будет полезно (но всё равно интересно):
- филологам-преподавателям.
Если вы что-то думаете по этому поводу (вопросы, идеи, пожелания, предложения) — напишите, пожалуйста, в комментариях. Опыт будет для меня новый, и я уже заранее волнуюсь
Рабочее название мини-курса — «Как читать произведение мозгом, а не другими органами».
Может быть, название сменится на красивое. Литература, как-никак.
Первая лекция — о том, почему важно понимать, «что хотел сказать автор», и почему личные впечатления не равны анализу текста.
Вторая лекция (и, возможно,третья) — о приёмах, которые использует автор для зашифровки своей идеи, и об инструментах, которыми мы — литературоведы — пользуемся, чтобы достать эти смыслы.
Это будет немножко платно, чтобы у меня была мотивация не бросить.
Кому будет интересно и полезно:
- тем, кто хочет глубже понимать литературный текст;
- студентам-филологам;
- выпускникам, сдающим литературу.
Кому вряд ли будет полезно (но всё равно интересно):
- филологам-преподавателям.
Если вы что-то думаете по этому поводу (вопросы, идеи, пожелания, предложения) — напишите, пожалуйста, в комментариях. Опыт будет для меня новый, и я уже заранее волнуюсь
Несколько лет собиралась и вот собралась читать Дину Рубину. А точнее — «Русскую канарейку».
Пока разочарована ужасно. С точки зрения языка в основном приятно, конечно. Но в целом впечатление, как будто я всё это уже читала. Всю эту жуткую мешанину из сверходарённых талантов, блудных сыновей, скучновато неистовой любви — и всё это вроде как должно складываться в эпическую панораму ХХ века, но производит какое-то искусственное впечатление.
Всё это я уже читала и у Марины Степновой в «Женщинах Лазаря», и у Улицкой в многочисленных произведениях, и в «Эффекте Ребиндера» Елены Минкиной-Тайчер, и даже — фрагментами — у, прости Господи, Натальи Нестеровой в «Жребии праведных грешниц».
Такое ощущение, что они размножаются каким-то почкованием.
Посмотрю, что будет дальше
Пока разочарована ужасно. С точки зрения языка в основном приятно, конечно. Но в целом впечатление, как будто я всё это уже читала. Всю эту жуткую мешанину из сверходарённых талантов, блудных сыновей, скучновато неистовой любви — и всё это вроде как должно складываться в эпическую панораму ХХ века, но производит какое-то искусственное впечатление.
Всё это я уже читала и у Марины Степновой в «Женщинах Лазаря», и у Улицкой в многочисленных произведениях, и в «Эффекте Ребиндера» Елены Минкиной-Тайчер, и даже — фрагментами — у, прости Господи, Натальи Нестеровой в «Жребии праведных грешниц».
Такое ощущение, что они размножаются каким-то почкованием.
Посмотрю, что будет дальше
Поспорили с моей любимой подругой Наташей об одной книге. Мне она не понравилась, а Наташе — наоборот.
Что делают в таком случае остальные читатели? Ну, спорят до последнего. Может, дерутся.
Что делают филологи? Пишут посты.
И Наташа — филолог, журналист, писатель, создатель «Школы хорошего текста», автор телеграмм-канала «Наташ, проверь!»— написала специально для «Вкрации» пост про нашумевший не так давно роман Салли Руни «Нормальные люди».
Что делают в таком случае остальные читатели? Ну, спорят до последнего. Может, дерутся.
Что делают филологи? Пишут посты.
И Наташа — филолог, журналист, писатель, создатель «Школы хорошего текста», автор телеграмм-канала «Наташ, проверь!»— написала специально для «Вкрации» пост про нашумевший не так давно роман Салли Руни «Нормальные люди».
Telegram
Наташ, проверь!
Про слова и смыслы.
Канал ведёт Наталья Полыця — филолог, журналист, создательница «Школы хорошего текста» и Good Stroy Agency. Жалобы, предложения, пожелания присылайте сюда: @n_policija
Канал ведёт Наталья Полыця — филолог, журналист, создательница «Школы хорошего текста» и Good Stroy Agency. Жалобы, предложения, пожелания присылайте сюда: @n_policija
«Нормальные люди», Салли Руни
Недавно в одной женской группе видела вопрос: «Реально ли влюбиться в нормального мужика?» И сотни радостных комментариев в духе «без треша скучно» и «с мудаками веселее».
Очень жаль, что кто-то считает своих избранников мудаками, но интересно другое. Первое: на кого мы ориентируемся, когда говорим о нормальности. Второе: почему отношения «без треша» кажутся нам скучными, т.е. почему представления о настоящей любви у нас связаны с какой-то драмой. Об этом — книга «Нормальные люди» Салли Руни.
В литературе, которую принято считать классической, все истории о любви — истории о любви из-ряда-вон-выходящей, трагической, драматической, сложной, «любовь — это катастрофа, крушение целого мира». О том, что любовь может быть банальной, обыденной, вплетенной в рутину романы не пишут. Не от этого ли мы в жизни ожидаем от любви того, что она будет с надрывом, как у Цветаевой — через тире? И если драмы нет, то это и не любовь?
Салли Руни делает роман про нормальные человеческие отношения на разных стадиях: влюбленность, сближение, отстранение, снова сближение, в общем — про взросление, узнавание и понимание себя через другого. Здесь нет душераздирающих страстей, невероятных событий, древнегреческих или шекспировских трагедий. Есть люди, такие как мы с вами, которые не знают, как «правильно» и как «нормально» — которые проделывают огромный путь, чтобы понять: нормально — это так, как нормально нам, а не окружающим.
При этом отношения героев происходят не в вакууме — мы находимся в историческом, политическом, социальном контексте. Герои много говорят — и разговоры здесь не только для того, чтобы тормозить действие и создавать ощущение неспешного ритма, но и чтобы задать систему ценностных координат.
Если почитать комментарии, роман ругают за отстраненный и «простоватый» стиль, за отсутствие «бури эмоций» (ведь это то, чего ждут от любовного романа!). Однако эта мнимая простота — художественный прием, который как бы вторит идее произведения: все нормальное кажется нам простым и банальным.
Спокойный слог сглаживает читателю углы, не дает провалиться в эмоции, не нагнетает, не накручивает (хотя можно было бы и накалить как следует, события позволяют).
Пунктирность изложения (фрагмент, фрагмент, фрагмент) создает ощущение реальной жизни — ведь она складывается из разговоров, череды понимания и непонимания, это лоскутное одеяло заурядных вещей.
И любовь — вовсе не обязательно The Драма. Пожалуй, это первый любовный роман, где рассказывается не про токсичные и абьюзивные романтизированные приключения, а про сложные отношения нормальных людей.
Салли Руни меняет парадигму классической литературы, заявляя: нам интересны не безудержные страсти, а близость и познание себя через другого.
(с) Наталья Полыця
Недавно в одной женской группе видела вопрос: «Реально ли влюбиться в нормального мужика?» И сотни радостных комментариев в духе «без треша скучно» и «с мудаками веселее».
Очень жаль, что кто-то считает своих избранников мудаками, но интересно другое. Первое: на кого мы ориентируемся, когда говорим о нормальности. Второе: почему отношения «без треша» кажутся нам скучными, т.е. почему представления о настоящей любви у нас связаны с какой-то драмой. Об этом — книга «Нормальные люди» Салли Руни.
В литературе, которую принято считать классической, все истории о любви — истории о любви из-ряда-вон-выходящей, трагической, драматической, сложной, «любовь — это катастрофа, крушение целого мира». О том, что любовь может быть банальной, обыденной, вплетенной в рутину романы не пишут. Не от этого ли мы в жизни ожидаем от любви того, что она будет с надрывом, как у Цветаевой — через тире? И если драмы нет, то это и не любовь?
Салли Руни делает роман про нормальные человеческие отношения на разных стадиях: влюбленность, сближение, отстранение, снова сближение, в общем — про взросление, узнавание и понимание себя через другого. Здесь нет душераздирающих страстей, невероятных событий, древнегреческих или шекспировских трагедий. Есть люди, такие как мы с вами, которые не знают, как «правильно» и как «нормально» — которые проделывают огромный путь, чтобы понять: нормально — это так, как нормально нам, а не окружающим.
При этом отношения героев происходят не в вакууме — мы находимся в историческом, политическом, социальном контексте. Герои много говорят — и разговоры здесь не только для того, чтобы тормозить действие и создавать ощущение неспешного ритма, но и чтобы задать систему ценностных координат.
Если почитать комментарии, роман ругают за отстраненный и «простоватый» стиль, за отсутствие «бури эмоций» (ведь это то, чего ждут от любовного романа!). Однако эта мнимая простота — художественный прием, который как бы вторит идее произведения: все нормальное кажется нам простым и банальным.
Спокойный слог сглаживает читателю углы, не дает провалиться в эмоции, не нагнетает, не накручивает (хотя можно было бы и накалить как следует, события позволяют).
Пунктирность изложения (фрагмент, фрагмент, фрагмент) создает ощущение реальной жизни — ведь она складывается из разговоров, череды понимания и непонимания, это лоскутное одеяло заурядных вещей.
И любовь — вовсе не обязательно The Драма. Пожалуй, это первый любовный роман, где рассказывается не про токсичные и абьюзивные романтизированные приключения, а про сложные отношения нормальных людей.
Салли Руни меняет парадигму классической литературы, заявляя: нам интересны не безудержные страсти, а близость и познание себя через другого.
(с) Наталья Полыця
Тем временем вовсю идёт запись на подготовку к ЕГЭ и ОГЭ (русский язык и/или литература) к автору «Вкраций».
Начинаем с июня, августа или сентября. Готовимся стать высокобалльниками.
Пожалуйста, запись ко мне в личку @annovitskaya
Начинаем с июня, августа или сентября. Готовимся стать высокобалльниками.
Пожалуйста, запись ко мне в личку @annovitskaya
Приходят результаты ЕГЭ по литературе от моих учеников.
Как приятно преподавателю получать такие сообщения)
В этом году, с очень жёсткой шкалой перевода баллов, не ждала ничего хорошего. Но мои дети славно потрудились, и вот результат.
Записаться на занятия можно в личке @annovitskaya Есть ознакомительная встреча, на которой разбираются все вопросы. Сейчас как раз идёт набор на подготовку к ЕГЭ и ОГЭ на следующий год (русский язык и литература).
А для тех, кого экзамены не интересуют, скажу, что за последнюю неделю я прочла три книги, которые всё сердце мне изорвали. Сейчас я на отдыхе, и могу писать сколько душе угодно, и напишу вам о них
Как приятно преподавателю получать такие сообщения)
В этом году, с очень жёсткой шкалой перевода баллов, не ждала ничего хорошего. Но мои дети славно потрудились, и вот результат.
Записаться на занятия можно в личке @annovitskaya Есть ознакомительная встреча, на которой разбираются все вопросы. Сейчас как раз идёт набор на подготовку к ЕГЭ и ОГЭ на следующий год (русский язык и литература).
А для тех, кого экзамены не интересуют, скажу, что за последнюю неделю я прочла три книги, которые всё сердце мне изорвали. Сейчас я на отдыхе, и могу писать сколько душе угодно, и напишу вам о них
Итак, прочитанные книги:
- «Плоть и кровь» Каннингема
- «Людочка» Астафьева
- «Дракон» Шварца
Все эти вещи я уже читала. Но давно. Плюс эти тексты из тех, которые сколько ни перечитывай — они воспринимаются как впервые.
Вы с ними знакомы?
- «Плоть и кровь» Каннингема
- «Людочка» Астафьева
- «Дракон» Шварца
Все эти вещи я уже читала. Но давно. Плюс эти тексты из тех, которые сколько ни перечитывай — они воспринимаются как впервые.
Вы с ними знакомы?
Последние дни читаю/пытаюсь читать сразу две книги, за которые взялась не по зову сердца, а из необходимости — «Обладать» Байетт и «Лавр» Водолазкина.
Ни одна не приносит удовольствия. А я уж так из откладывала, так была уверена, что кайфану.
В русской версии Байетт бесит перевод имён и любовная линия. Про любовь вообще читаю с трудом, не мой любимый сюжет. В «Лавре» скучна нарочитая житийность.
Оба текста представляют собой в моем восприятии достаточно тонко выполненные поделки и писались как будто для филологов, а не для читателей. Писатели очень старались.
Не будет человек наслаждаться тем, что он вынужден читать
Ни одна не приносит удовольствия. А я уж так из откладывала, так была уверена, что кайфану.
В русской версии Байетт бесит перевод имён и любовная линия. Про любовь вообще читаю с трудом, не мой любимый сюжет. В «Лавре» скучна нарочитая житийность.
Оба текста представляют собой в моем восприятии достаточно тонко выполненные поделки и писались как будто для филологов, а не для читателей. Писатели очень старались.
Не будет человек наслаждаться тем, что он вынужден читать
А, ну зато я за два-три часа проглотила повесть о маньяках, которые делали пирожки из туристов. Так что, если вдруг кому обидно за «Лавр», можно считать, что пирожки из туристов — просто мой уровень
Так. Есть запрос на пост по «Пошехонской старине».
Когда-то я уже писала о ней, но о Салтыкове-Щедрине могу говорить бесконечно, он мой любимец.
Кстати, интересно было бы составить список любимцев.
А пока скажите: вы читали «Пошехонскую старину» или «Господ Головлёвых»? И как вообще относитесь к Салтыкову-Щедрину?
Когда-то я уже писала о ней, но о Салтыкове-Щедрине могу говорить бесконечно, он мой любимец.
Кстати, интересно было бы составить список любимцев.
А пока скажите: вы читали «Пошехонскую старину» или «Господ Головлёвых»? И как вообще относитесь к Салтыкову-Щедрину?
Telegram
Вкрации
М.Е. Салтыков-Щедрин знаком школьнику по странному роману «История одного города», который мало кто дочитал до конца, да по не менее странным сказкам, которые небольшую часть аудитории приводят в восторг, а большую — в уныние.
Между тем у этого автора есть…
Между тем у этого автора есть…
Сквозь десятилетия некоторые тексты выглядят совсем не так, как задумывал автор.
Повесть Германа Матвеева «Семнадцатилетние» написана в 1954 году и рассказывает о девочках-выпускницах в женской гимназии послевоенного Ленинграда.
Главный конфликт произведения строится на предрассудках и пережитках, которым подвластны некоторые девочки и с которыми борется новый классный руководитель.
Вот Валя — единоличница и эгоистка. Она умна, самолюбива, но не желает идти в ногу с коллективом, выполнять общественную работу и разделять общие увлечения, что приводит к полному бойкоту и травле со стороны одноклассниц. Лишь болезнь Вали и её покаяние заставляют остальных девочек смилостивиться и простить заблудшую овечку за то, что она не хотела пастись в общем стаде.
Вот Таня — в ней высмеивается постоянная сонливость. Анализов на ферритин тогда не сдавали (а вы, уважаемые читатели регулярно сдаёте?), но можно было бы предположить, что не просто так ребёнок вял и малоподвижен, постоянно хочет спать и не может ни на чём сосредоточиться. Однако критика и напор активисток делают своё дело: к концу повести Таня избавляется от лени (вероятно, нормализуя баланс микроэлементов усилием воли).
Вот Лариса — она хочет привлекательно выглядеть (в 17 лет не вовсе преступное желание), завивает волосы и пользуется теми косметическими крохами, которые доступны в послеблокадном городе. Её разоблачают в школьной газете, чтобы Лариса заботилась о содержимом головы, а не о её украшении.
Вот Лида — профессорская дочь. Она очень красива и интересует мальчиков. Лида назначает свидания ухажёрам ради смеха. За это недостойное поведение автор наказывает её разбитым сердцем. Лида несчастна, а любовь достаётся другой девочке, из бедной семьи.
Я люблю этот текст за подробное описание быта, привычек, мышления жителей Ленинграда тех лет. Но взгляд автора на воспитание сегодня может служить только предметом культурологического интереса
Повесть Германа Матвеева «Семнадцатилетние» написана в 1954 году и рассказывает о девочках-выпускницах в женской гимназии послевоенного Ленинграда.
Главный конфликт произведения строится на предрассудках и пережитках, которым подвластны некоторые девочки и с которыми борется новый классный руководитель.
Вот Валя — единоличница и эгоистка. Она умна, самолюбива, но не желает идти в ногу с коллективом, выполнять общественную работу и разделять общие увлечения, что приводит к полному бойкоту и травле со стороны одноклассниц. Лишь болезнь Вали и её покаяние заставляют остальных девочек смилостивиться и простить заблудшую овечку за то, что она не хотела пастись в общем стаде.
Вот Таня — в ней высмеивается постоянная сонливость. Анализов на ферритин тогда не сдавали (а вы, уважаемые читатели регулярно сдаёте?), но можно было бы предположить, что не просто так ребёнок вял и малоподвижен, постоянно хочет спать и не может ни на чём сосредоточиться. Однако критика и напор активисток делают своё дело: к концу повести Таня избавляется от лени (вероятно, нормализуя баланс микроэлементов усилием воли).
Вот Лариса — она хочет привлекательно выглядеть (в 17 лет не вовсе преступное желание), завивает волосы и пользуется теми косметическими крохами, которые доступны в послеблокадном городе. Её разоблачают в школьной газете, чтобы Лариса заботилась о содержимом головы, а не о её украшении.
Вот Лида — профессорская дочь. Она очень красива и интересует мальчиков. Лида назначает свидания ухажёрам ради смеха. За это недостойное поведение автор наказывает её разбитым сердцем. Лида несчастна, а любовь достаётся другой девочке, из бедной семьи.
Я люблю этот текст за подробное описание быта, привычек, мышления жителей Ленинграда тех лет. Но взгляд автора на воспитание сегодня может служить только предметом культурологического интереса
Роман Яны Вагнер «Тоннель» понравится любителям выживальщической антиутопии. Ведь тут 500 человек оказались заперты в автомобильном подземном тоннеле. У них нет никаких объяснений тому, что произошло. И информации снаружи тоже нет. И, может быть, нет уже и никакого «снаружи».
Система образов — социальный срез: инженер с дочерью-подростком, не говорящий по-русски молодой водитель из Таджикистана, священник, профессор-кавказец, молодая и богатая пара на кабриолете, чиновница…
И старый чекист в памперсе, вздорная крикливая мумия, пугающая одним только своим вздохом подчинённых, преданных ему сердцем и плотью.
«Он и слова такого не знает, подумала чиновница, и в голове у нее снова заныла тупая игла, ну конечно. Он компьютера в жизни руками не трогал. Ему даже доклады читают вслух и лет десять уже стараются покороче».
Для меня главный интерес представлял вопрос, кто всё же, по мнению Вагнер, должен расправиться с дедом: разгневанная чернь или собственные придворные.
Этот роман оказался прозрачной метафорой того, что происходит сегодня с нами, запертыми, растерянными, плохо что-то понимающими. Пытающимися жить в тоннеле, где заканчивается воздух.
Читали?
Система образов — социальный срез: инженер с дочерью-подростком, не говорящий по-русски молодой водитель из Таджикистана, священник, профессор-кавказец, молодая и богатая пара на кабриолете, чиновница…
И старый чекист в памперсе, вздорная крикливая мумия, пугающая одним только своим вздохом подчинённых, преданных ему сердцем и плотью.
«Он и слова такого не знает, подумала чиновница, и в голове у нее снова заныла тупая игла, ну конечно. Он компьютера в жизни руками не трогал. Ему даже доклады читают вслух и лет десять уже стараются покороче».
Для меня главный интерес представлял вопрос, кто всё же, по мнению Вагнер, должен расправиться с дедом: разгневанная чернь или собственные придворные.
Этот роман оказался прозрачной метафорой того, что происходит сегодня с нами, запертыми, растерянными, плохо что-то понимающими. Пытающимися жить в тоннеле, где заканчивается воздух.
Читали?
На прошлой неделе поступила авторка «Вкраций» в аспирантуру. На зарубежную литературу.
И многие знакомые начали спрашивать: что да как? Сначала хотела сделать прям пост про поступление в магистратуру и аспирантуру.
— как это сделать
— почему это здорово, полезно, несложно
— почему с этим стоит поторопиться.
А потом подумала: поздняк, экзамены-то все прошли.
На следующий год сделаю, если обстоятельства будут благоприятствовать.
А вы где-нибудь учились после первого студенчества?
И многие знакомые начали спрашивать: что да как? Сначала хотела сделать прям пост про поступление в магистратуру и аспирантуру.
— как это сделать
— почему это здорово, полезно, несложно
— почему с этим стоит поторопиться.
А потом подумала: поздняк, экзамены-то все прошли.
На следующий год сделаю, если обстоятельства будут благоприятствовать.
А вы где-нибудь учились после первого студенчества?
За что, как и когда Патрокл полюбил Ахиллеса?
За что, когда и как Ахиллес полюбил Патрокла?
Сначала я познакомилась с дивным романом Мадлен Миллер «Цирцея». А потом уж — с её первым произведением, «Песнью Ахилла».
Оно такое же обворожительное, как «Цирцея», только оно ещё и интереснее тем, что гомеровские события сами по себе не искажаются. Мы идём ровнёхонько по тексту, год за годом — так, как проведённые рядом с Ахиллесом годы мог бы воспринимать верный Патрокл, любящий Патрокл.
Это, конечно, не Гомер. Перед нами чувства и логика людей современного мирам— в античных декорациях. Когда-то один мой знакомый, старый профессор, сказал о том, что античный мир не знал настоящей любви. Страсть, желание, похоть — знал. А настоящую любовь — нет. Утверждение спорное, но на этом тексте оно работает: в гомеровском пространстве всё движимо, конечно, любовью — но любовью тёмной, роковой, внушённой, гибельной.
А Мадлен Миллер рисует чистую любовь, которую на этих страницах узнает в лицо тот, кто любил. Узнает — и полюбит Ахилла. Эта книга не отпускает, и, закрыв её, я ношу её в себе.
За что, когда и как Ахиллес полюбил Патрокла?
Сначала я познакомилась с дивным романом Мадлен Миллер «Цирцея». А потом уж — с её первым произведением, «Песнью Ахилла».
Оно такое же обворожительное, как «Цирцея», только оно ещё и интереснее тем, что гомеровские события сами по себе не искажаются. Мы идём ровнёхонько по тексту, год за годом — так, как проведённые рядом с Ахиллесом годы мог бы воспринимать верный Патрокл, любящий Патрокл.
Это, конечно, не Гомер. Перед нами чувства и логика людей современного мирам— в античных декорациях. Когда-то один мой знакомый, старый профессор, сказал о том, что античный мир не знал настоящей любви. Страсть, желание, похоть — знал. А настоящую любовь — нет. Утверждение спорное, но на этом тексте оно работает: в гомеровском пространстве всё движимо, конечно, любовью — но любовью тёмной, роковой, внушённой, гибельной.
А Мадлен Миллер рисует чистую любовь, которую на этих страницах узнает в лицо тот, кто любил. Узнает — и полюбит Ахилла. Эта книга не отпускает, и, закрыв её, я ношу её в себе.
А вот совсем другой пример переосмысления — «Похититель детей» Брома.
«Как и многие до меня, я восхищаюсь сказкой о Питере Пэне, романтической идеей вечного детства среди волшебных игровых площадок Нигдешнего острова. И, подобно многим другим, я всегда представлял себе Питера Пэна просто очаровательным озорником – слишком сильно повлияли на меня бесчисленные диснеевские мультики и ролики, рекламирующие арахисовое масло.
Так было до тех пор, пока я не прочел оригинального «Питера Пэна» – не разбавленную розовой водичкой версию, которую сейчас можно найти в любом магазине детских книг, а оригинальное произведение Джеймса Барри, лишенное всякой политкорректности. Только тогда я смог увидеть весь его мрачный подтекст и оценить, насколько кровожаден, опасен, а временами и жесток настоящий Питер Пэн».
Вот что пишет автор во вступлении ☝🏻
Хотите вспоротых животов, разбитых голов и Питера Пэна с глубокой психотравмой? Тогда вам сюда.
Концепция обаятельная, но на середине стало скучно. Сюжет «Похитителя детей» перестал иметь к истории Мэтью Барри хоть какое-то отношение, и вторую часть я просто пролистала. Не пожалела.
Лучше вспомню вот такую очаровательную, умную и грустную историю — «Жизнь и времена Злой ведьмы с Запада».
А вы любите такие истории-перевертыши?
«Как и многие до меня, я восхищаюсь сказкой о Питере Пэне, романтической идеей вечного детства среди волшебных игровых площадок Нигдешнего острова. И, подобно многим другим, я всегда представлял себе Питера Пэна просто очаровательным озорником – слишком сильно повлияли на меня бесчисленные диснеевские мультики и ролики, рекламирующие арахисовое масло.
Так было до тех пор, пока я не прочел оригинального «Питера Пэна» – не разбавленную розовой водичкой версию, которую сейчас можно найти в любом магазине детских книг, а оригинальное произведение Джеймса Барри, лишенное всякой политкорректности. Только тогда я смог увидеть весь его мрачный подтекст и оценить, насколько кровожаден, опасен, а временами и жесток настоящий Питер Пэн».
Вот что пишет автор во вступлении ☝🏻
Хотите вспоротых животов, разбитых голов и Питера Пэна с глубокой психотравмой? Тогда вам сюда.
Концепция обаятельная, но на середине стало скучно. Сюжет «Похитителя детей» перестал иметь к истории Мэтью Барри хоть какое-то отношение, и вторую часть я просто пролистала. Не пожалела.
Лучше вспомню вот такую очаровательную, умную и грустную историю — «Жизнь и времена Злой ведьмы с Запада».
А вы любите такие истории-перевертыши?