Современное кладоискательство — это не только про то, чтобы охотиться за затонувшими галеонами с золотом и драгоценностями (хотя и про это тоже — в марте я обозревал тут текст Harper's про человека, который якобы нашел в Тихом океане залежи изумрудов). Оказывается, бывает и такое, что люди специально зарывают клад и дают подсказки, где его искать, — а другие люди сходят по этому поводу с ума, бросают работу и посвящают все свое время сокровищу.

Форрест Фенн, арт-дилер на пенсии из Колорадо, имевший проблемы с властями из-за присвоения искусства индейцев, несколько лет назад опубликовал свою автобиографию, в которой сообщил, что где-то в районе Скалистых гор закопал сундук с золотыми монетами на общую сумму в районе от миллиона долларов до трех миллионов. Местонахождение клада он зашифровал с помощью короткого стихотворения и еще некоторого количества подсказок. Вокруг Фенна сформировалось сообщество искателей и почитателей (несколько из них говорят, что с появлением идеи клада их жизнь снова обрела смысл).

Одним из тех, кто увлекся поиском сокровища, был Рэнди Билье, разведенный пенсионер, по этому поводу даже переехавший в Денвер. Зимой 2016-го года Билье решил, что понял, где находится сокровище — в одном из глубоких каньонов, по которым течет река Рио Гранде. Несмотря на то, что погода стояла холодная, он решил, что не может больше ждать, и отправился в путешествие по реке на надувном плоту вместе со своим неразлучным спутником, псом Лео. После этого его никто не видел. Когда Билье начали искать, перевернутый плот и замерзшего, но живого пса обнаружили на одном из островов каньона. Но хозяина Лео нигде не было.

Родственники и друзья Билье организовали поисковые экспедиции — и начали винить Фенна в предположительной гибели незадачливого кладоискателя. Сам Фенн отреагировал на пропажу Билье немного странно — он до последнего считал, что Рэнди мог использовать этот повод, просто чтобы сбежать куда-нибудь в Мексику. С сестрой Билье он говорил настолько грубо, что она чуть не расплакалась.

У истории, к сожалению, печальный конец — уже в постскриптуме сообщается, что тело Билье нашли после публикации материала. Но сам факт существования кладоискательской индустрии, по-моему, ужасно любопытный. Интересно, есть ли в России люди, которые так что-нибудь закапывают. Сообщайте, если знаете.

http://www.5280.com/news/magazine/2016/07/how-one-colorado-man-disappeared-while-hunting-hidden-treasure?src=longreads&mc_cid=27e2f84c1b&mc_eid=ecb5efaf65

Тем временем Даня Туровский написал очередной захватывающий материал, на сей раз про киберспорт. А я его проанонсировал в канале «Медузы» прямо-таки в том же стиле, как пишу здесь, так что не грех и репостнуть.

Когда я подростком играл в видеоигры, у меня всегда была проблема — не хватало терпения пройти их целиком. В итоге осилил я только пару кампаний в третьих «Героях» и одиннадцать уровней игры «Аллоды». Потому, видимо, и стал редактором отдела спецкорров, а не тренером по киберспорту — а есть в современном мире, как выясняется, и такая профессия.

Киберспорт — это вообще дело серьезное. Он с июня официально признан правительством РФ видом спорта; в турниры по разным играм и сервисы, с ними связанные, вкладывают миллионы. А киберспортсмены, совсем как настоящие спортсмены, проводят по 14 часов в сутках за тренировками, живут на специальных базах и получают профессиональные травмы.

Обо всем этом — и о многом другом, не менее интересным — новый захватывающий репортаж Даниила Туровского. Даня близко познакомился с командой Vega Squadron, одной из лучших в России в игре League of Legends, посетил их тренировочный дом (двухэтажный особняк в Подмосковье), пообщался с их тренером, психологом, аналитиком, а также владельцем, который тратит на команду десятки тысяч долларов в год. Ну и посетил недавно прошедший в Москве чемпионат СНГ по League of Legends, где Vega Squadron сражались за возможность поехать на Чемпионат мира. Получился сюжет и про спорт, и про бизнес, и про то, как меняется индустрия развлечений в цифровой реальности.

Короче говоря, текст дня на «Медузе».

https://meduza.io/feature/2016/08/24/karty-dengi-pyat-monitorov

Брайан Стивенсон уже почти тридцать лет без устали борется за права заключенных (преимущественно афро-американцев), приговоренных к смертной казни. Основанная им организация к настоящему моменту сумела спасти жизни ста двадцати пяти людям — но естественно, куда большему количеству не смогла. Это, по всей видимости, одна из самых психологически тяжелых профессий в мире — представьте, что людей, с которыми вы работаете и в которых вы (неизбежно) инвестируете силы и эмоции, постоянно убивают. Стивенсон, однако, каким-то образом сумел сохранить в себе пыл; многие сотрудники его компании отрабатывают несколько лет и потом психологически перегорает — он же продолжает брать новые дела, ездить по всей стране с лекциями и даже влиять на законодательство: именно Стивенсон добился от Верховного суда отмены пожизненного заключения без права на УДО для несовершеннолетних.

Теперь у Стивенсона новое увлечение. Изучив историю расового вопроса в Америке и современную правоприменительную практику, он пришел к выводу, что смертная казнь по сути представляет собой легализованную форму линчевания (тезис интересный и небессмысленный). Стивенсону кажется необходимой серьезная работа с исторической памятью о судах Линче в южных штатах — и для этого он через несколько лет намеревается открыть в самом сердце Юга, в городе Монтгомери, штат Алабама, известном тем, что он дико сопротивлялся попыткам десегрегации и вообще борьбе за права афро-американцев, мемориал в память о погибших в результате линчеваний. Разумеется, будет скандал; разумеется, это усилит напряжение в обществе — но Стивенсон считает, что пока не поставить вопрос ребром, ничего не сдвинется с места. В каком-то смысле весь этот сюжет легко проецируется на современную историю России (на какие конкретно эпизоды — тут уж на усмотрение).

В тексте еще масса интересных подробностей — и про самого Стивенсона, и про подготовку работы музея: например, волонтеры сейчас ездят на места, где осуществлялись линчевания, и собирают там все, что имеет отношение к памяти; в частности — землю. А главным элементом мемориала будет архитектурный объект, чем-то похожий на памятник жертвам Холокоста в Берлине, только столбы (бревна) будут не стоять, а висеть. Идея Стивенсона в том, что каждый округ, готовый увековечить память погибших на его территории, должен забирать бревно и устанавливать его у себя; а кто не заберет — тем это будет постоянное напоминание о неготовности принять свое стыдное прошлое.

http://www.newyorker.com/magazine/2016/08/22/bryan-stevenson-and-the-legacy-of-lynching

В ресторан шеф-повара по имени Дэймон Бэрел, называющийся его именем, можно попасть не раньше 2025 года — до этого все места уже забронированы. Во всяком случае, так утверждает сам шеф-повар, который в ресторане также выполняет все остальные роли, от официанта до поставщика: сторонние поставщики привозят ему только мясо и рыбу, все остальное Бэрел выращивает и делает сам, включая максимально диковинные вещи вроде масла из желудей или елочной муки. Люди, которым все-таки удалось побывать в ресторане, обычно остаются от него в полном восторге — обед длится четыре часа, состоит из полутора десятков блюд, про каждое Бэрел подробно рассказывает, вкусы тонкие и удивительные, в общем, высокая кухня в самом своем тонком воплощении.

Правда, при ближайшем рассмотрении обнаруживаются нюансы. Простой подсчет очереди в ресторан заставляет прийти к выводу, что она составляет примерно миллион человек, — причем многие из этих людей готовы планировать путешествие к Бэрелу на годы вперед; выглядит сомнительно. Ни один из опрошенных автором людей, которым удалось побывать в ресторане, не видел там других гостей — по косвенным признакам скорее похоже, что Бэрел работает на заказ, а не принимает клиентов один за другим. Его заявления о знаменитых гостях почти никто из знаменитых гостей не подтвердил. Не нашлась в округе и меннонитская ферма, которая, по утверждению шефа, поставляет ему мясо. Ну и так далее. При всем при том сомнений в умениях и таланте самого Бэрела вроде как не возникают — еда у него действительно выдающаяся, это подтверждают и эксперты, и сам автор материала. Но окружающие обстоятельства заставляют много чего подозревать — вплоть до того, действительно ли его знаменитая хвойная мука существует.

Захватывающий материал одного из лучших нью-йоркеровских репортеров Ника Паумгартена — среди прочего, можно выучить много новых английских слов, относящихся к еде и к растениям. Ограничения журналистики как типа письма статья тоже показывает отменно — по сути, никакого четкого финала у истории нет; с Бэрелом явно что-то не вполне так — но чтобы сформулировать, что конкретно, у автора недостаточно данных, и он не формулирует, поскольку не имеет права.

http://www.newyorker.com/magazine/2016/08/29/damon-baehrel-the-most-exclusive-restaurant-in-america

И еще забыл тут проанонсировать очередной собственный текст для Карнеги — на сей раз про американскую закулису, то есть про политтехнологов и прочих работников, которые обеспечивают кампании Трампа и Клинтон ресурсами, концепциями и идеологиями. Кажется, почитали этот текст так себе, что в общем-то и понятно — тема звучит как что-то очень внутреннее. Тем не менее, хоть веры мне и нет, понастаиваю, что на самом деле сюжет важный — потому что именно голосами этих людей говорит как минимум Клинтон, а в некоторой степени и Трамп; ну и плюс, если приглядеться, можно заметить, что люди эти друг от друга отличаются степенью совершенного, но структурно очень похожи.

http://carnegie.ru/commentary/2016/08/23/ru-64378/j3sw

Образец того, как нарратив (именно нарратив, то есть скорее структура, ритм и драматургия, чем непосредственно стиль) вытаскивает заурядный криминальный сюжет в историю про характеры джоан-дидионовского практически размаха — собственно, и дело, как и в Some Dreamers of the Golden Dream (один из моих любимых журналистских текстов вообще) происходит в тишайшей буржуазной Калифорнии.

Именно за покоем и безопасностью перехала в городок Ирвайн девушка по имени Келли Питерс, родив дочку. Поначалу все шло хорошо — у нее был небольшой бизнес, но основное время она тратила, волонтерствуя в школе своего ребенка и помогая преподавателям управляться с детьми. Однажды случилось страшное — Питерс сообщили, что на ресепшн ее ждет полицейский; когда они встретились, тот сказал, что на ее машину поступила жалоба о подозрительном вождении, и попросил открыть автомобиль. Там на самом видном месте лежал пакет с травой и таблетками. Питерс пришла в ужас и сказала, что понятия не имеет, откуда это взялось у нее в салоне. Она была уверена, что ее арестуют, но полицейский почуял, что что-то не так, и, допросив женщину, отпустил ее домой. Вскоре выяснилось: все улики указывают на то, что пакет ей подбросили.

Несколькими месяцами ранее в жизни Питерс произошел неприятный инцидент — она случайно оставила одного из подопечных по школе после тренировки по теннису на несколько минут на улице. Об этом узнала мать ребенка, Джилл Истер, жена успешного и богатого местного юриста и сама выпускница юрфака Стэнфорда, — и почему-то решила объявить женщине интифаду. Впрочем, ни уволить ее, ни настроить против Питерс других родителей у Истер не получилось. Теперь у Питерс возникло подозрение, что именно Истер могла подбросить ей наркотики.

Так оно и оказалось — проведя расследование, полицейские (а над выяснением обстоятельств дела работала половина всего штата полицейских Ирвайна) почти наверняка установили, что Джилл Истер подбросила пакет в машину Питерс, а ее муж Кент совершил звонок в полицию, сообщивший о якобы нетрезвом вождении.

История дикая, но, в сущности, довольно заурядная — богатая домохозяйка решила отомстить случайной противнице и зашла в этом деле слишком далеко. Текст, однако, блестяще построен — в нем не очень много оценок (а когда они есть, автор однозначно на стороне Питерс и против четы Истер), но у читателя (по крайней мере, у меня) по мере продвижения дальше начинают меняться лояльности. Сначала все очень понятно: бедную женщину лишили сна и чувства безопасности какие-то неприятные богатеи, решившие, что им все можно. Потом, однако, семью Истер арестовывают, им обоим запрещают отныне и впредь вести юридическую практику, они разводятся, муж, Кент, постепенно теряет не только репутацию, но и абсолютно все, что у него было; вдобавок к уголовному делу адвокаты Питерс заводят на него административное — и присяжные приговаривают адвоката к выплате почти 6 миллионов долларов в качестве компенсации морального ущерба, доходит до того, что они пытаются отнять имущество у отца Истер. Питерс в это время ликует и отмечает победы шампанским — и тут уже перестает казаться, что в этом тексте есть хорошие люди; закон становится орудием не справедливости, но мести в ее самом уродливом виде; за одну подлость два человека расплачиваются полностью разрушенными жизнями. То есть текст во многом про то, как юристы становятся жертвами собственной профессии, как ее теперь понимают в Америке: суд превращается в своего рода бизнес по извлечению денег из морали.

Почти уверен, кстати, что автор этого в виду не имел. Но читается именно так. И построено очень здорово — в частности, очень колоритно выведены все герои вплоть до прокурора. В какой-то момент ловишь себя на том, что читаешь очень длинные текст про совершенно пустяковое, в сущности, происшествие — но прекращать чтение совершенно не хочется: происшествие становится сначала человеческой комедией, а потом — трагедией.

http://www.latimes.com/projects/la-me-framed/?src=longreads&mc_cid=d8848dc57e&mc_eid=ecb5efaf65#chapter2

Открылся сайт про книги и чтение «Горький» — выглядит красиво и осмысленно; уверен, что благодаря ему тут прибавится ссылок на материалы на русском языке. В телеграме у них есть и свой канал — @gorky_media.

Для начала можно почитать по-своему программный материал про то, что читают рабочие уральских заводов. Все герои страшно обаятельные, а идеологически это прямо очень симпатичное заявление про то, что разговор про книги возможен не только с (самопровозглашенными) элитами. Так держать.

http://gorky.media/context/ne-tak-davno-vzyal-sto-let-odinochestva-no-tam-tak-mnogo-aureliano-chto-legko-zaputatsya/

Неделя книг в нашем канале! На сей раз волевым решением покинувшая фейсбук Анна Наринская, книжный обозреватель «Коммерсанта» и вообще одна из лучших писателей про литературу на русском языке, завела свой канал @nezyablik. Впрочем, там будут мысли не только про книги, но и про всякое другое — главное, что сомневаться в качестве этих мыслей не приходится. Подписываетесь.

(На всякий случай заодно сообщу, что за деньги и взаимные лайки я никакие каналы и неканалы не рекламирую. Только по любви.)

Посмотрел вчера «One More Time with the Feelings» — документальный фильм про запись нового альбома Ника Кейва, который снял режиссер «Убийства Джесси Джеймса трусливым Робертом Фордом» и «Ограбления Казино». Ну то есть формально это про запись нового альбома, а по сути про то, как Кейв и его семья переживает гибель Артура, пятнадцатилетнего сына музыканта, насмерть разбившегося при падении с утеса прошлым летом.

Фильм, с одной стороны, фанатский, конечно (ну в смысле непонятно, был ли бы он интересен кому-нибудь, кто не очень знает Кейва), а с другой — в хорошем смысле душераздирающий. В конечном счете, очень экзистенциалистский — потому что по сути весь посвящен тому, что идея того, что жизнь — это нарратив, ложная; а если она и нарратив, то максимально лишенный структуры и логики, коварный, алогичный, вот примерно как нынешние тексты песен Кейва. Потому, видимо, и сам рассказ в картине тоже устроен также — только где-то ближе к концу понимаешь, что это все складывается в какую-то цельную историю, а не просто в набор эпизодов и музыкальных номеров; но эта цельная история как раз о невозможности цельной истории.

Другой момент — как фильм работает с традиционным штампом про то, что травма помогает творчеству. «Ни хера не помогает», — сообщает Кейв, в глазах которого видна какая-то бесконечная тоска. Горе заполняет тебя всего и не оставляет простора для воображения — это с одной стороны; с другой, жена музыканта Сюзи говорит, что работа над своей линией одежды помогала ей отвлечься после того, как все случилось. Все сложнее, чем в поговорках, — но не сказать, чтобы однозначно не так.

Ну и еще — как кино показывает музыку. Альбом утек в сеть вчера утром, и до просмотра я его послушал раза три, но как-то умеренно проникся — может быть, потому что слушал привычно за работой, а это альбом с таким звуком, с которым хорошо бы оставаться один на один: музыка тут ползет медленно, тревожно, осторожно, меняя мелодии на атмосферы; в ее потоке важно слышать детали и оттенки; в него важно погружаться. Кинотеатр — одно из немногих оставшихся в мире мест, где человек остается один на один с картинкой и музыкой; логично, что презентации альбомов начинают проходить именно таким образом (то же самое зимой, напомню, делал Канье Уэст).

Уже на титрах зрителя совсем эмоционально добавляет «Deep Water», песня, которую Кейв написал на стихи Марианны Фейтфулл и которую здесь бесконечно пронзительно исполняют два его сына (в том числе тот, которого уже нет в живых). Ее, правда, на ютьюбе нет, как и моей любимой пока на альбоме «I Need You». Ну пусть будет эта.

https://www.youtube.com/watch?v=9iGxoJnygW8

Спевыпуск канала. Ровно пятнадцать лет назад два пассажирских самолета врезались в башни нью-йоркского Всемирного торгового центра. Что было дальше — примерно известно; в частности, благодаря тому, как отработали тему 11 сентября и всего, что с ним связано, американские медиа. По просьбе родной «Медузы» я выбрал и в общем пересказал неполную дюжину самых мощных нарративных текстов про теракт, его причины и его последствия — во всяком случае, из тех материалов, что мне попадались, это точно лучшие. Жанровое разнообразие изрядное — есть и репортаж с места событий (Чиверс в Esquire), и расследования («Падающий человек»; «Агент»), и героические биографии (про начальника службу безопасности одной из компаний, сидевших в башнях, который многих спас и сам погиб), и умные эссе (Джоан Дидион, Дэвид Фостер Уоллес). Читать многое из этого тяжело, но оторваться невозможно все равно. Полюбопытствуйте.

https://meduza.io/feature/2016/09/11/11-sentyabrya-2001-goda-chto-pro-eto-pochitat

Мощная по замаху серия материалов, которая, насколько я могу судить, все-таки не дико нашумела — возможно, потому что для такого замаха аргументация и доказательная база все-таки недостаточно сильные. Интересно еще, что делал это Крис Хэмби — человек, который, работая на Center for Public Integrity (это такой важный американский журналистский нон-профит, делающий большую историю), вскрыл историю про то, как врачи, подкупленные угледобывающими компаниями, ставят шахтерам некорректные диагнозы, лишая их пособий, — и получил за это Пулитцера. Уход Хэмби в Buzzfeed был одним из важных символов того, что Buzzfeed — это теперь не только про котиков, но и про серьезную журналистику; этот проект — его первый по-настоящему значительный в издании: как тут все время подчеркивается, 18 месяцев работы, тысячи документов, сотни интервью, весь земной шар в разработке.

Речь, если вкратце, вот о чем. Международная торговля, как известно, регулируется массой всяческих международных же договоров (из наиболее известных и противоречивых — НАФТА, например). В частности, в них прописана специальная юридическая система, которой могут воспользоваться иностранные корпорации, чтобы подать в суд на государства в случае, если их интересы там ущемлены. Казалось бы, все логично: ну действительно, вот приходит условный злой Путин и национализирует завод Coca-Cola — чтобы этого не произошло и чтобы иметь гарантии безопасности для работы других странах, у компании должна быть возможность подать в суд так, чтобы дело было рассмотрено объективно (потому что если в стране, например, авторитаризм, велика вероятность, что и подавать в суд на правительство этой страны в этой стране дело гиблое).

Соответственно, система работает так: существует независимый арбитраж из трех судей — одного назначает компания, второго — страна, третьего они выбирают совместно. А вот дальше начинаются странности и поводы для злоупотреблений. Например, компания может подать в суд на страну — но не наоборот. Например, по таким искам регулярно отсуживают миллиарды долларов — в том числе у беднейших стран, для которых это сильный удар по ВВП. Например, судьи обычно выбираются из того же пула юристов, из которого компании и правительства привлекают адвокатов, — что, очевидно, создает огромные возможности для конфликта интересов. Ну и так далее.

В четырех частях, несколько злоупотребляя громкими словами и обвинительными сентенциями, Хэмби приводит конкретные кейсы — вроде как убедительные вместе, но всегда чуть шаткие по отдельности. Вот саудовский олигарх, который был приговорен к тюрьме в Египте, — но вроде как сумел избежать наказания, прибегнув к международному деловому арбитражу. Вот случай в Сальвадоре, где с помощью такого же арбитража угледобывающая компания избежала санкций за загрязнение окружающей среды и разрушение целой экосистемы, в которой жили в том числе и люди. Вот финансисты, которые, разумеются, используют такого рода дела для обогащения, покупая иски у корпораций и потом вымогая деньги у нищих африканских стран. Вот сразу несколько кейсов, в которых корпорации обращались в арбитраж, чтобы сохранить преференции, которые им давали свергнутые диктаторы, и таким образом серьезно снизить возможности новых демократических правительств в области экономических реформ, — и выигрывали. Вот история, как канадский гробовщик испугал все американское правительство, чуть не выиграв у США арбитраж в середине 90-х (по техническим причинам не выиграл; до сих пор Америка в этом суде не проиграла ни одного дела — но все говорят, что проиграет неизбежно, и тогда возникнет важная ценностная дилемма: что важнее, конституция или торговые договоры?). Вот совсем уж неприглядные слухи про то, как корпорации шантажируют правительства — и те разрешают им творить бесчинства, боясь многомиллиардных исков. И прочая, и прочая.

Собранное вместе, все это и вправда выглядит убедительно — но редакторы и автор тут все-таки несколько промахнулись с интонацией: ярость благородная вскипает несколько более бурно, чем это в реальности позволяет фактура. Почти каждый раз Хэмби, уже встав на табуретку для произнесения обвинительной речи, бывает вынужден с нее соскочить и оговориться — конечно, бывают и случаи, когда иски оправданы; а вот тут адвокаты говорят, что система работает и все в порядке; а тут у нас доказательства только косвенные; а тут у нас ничего не произошло, но может. В том, что глобальные корпорации аморальны и мало перед чем остановятся ради прибыли и сохранения статус кво, у меня лично как у читателя сомнений нет — но заголовки тут все же слишком громкие; система явно не без изъянов, но объявлять ее целиком преступной тоже странно. Местами даже подозреваешь, что все это такое мощное лоббистское выступление против ратификации очередного большого торгового соглашения (оно действительно предстоит Конгрессу, кажется, осенью) — и это в каком-то смысле оно, но деньги и корпоративные интересы тут, конечно, ни при чем; только страстное левацкое сердце.

Первая часть, общая: https://www.buzzfeed.com/chrishamby/super-court?utm_term=.jyjmka65v#.cr3AvBEKM
Вторая часть, про то, как корпорации шантажируют правительства: https://www.buzzfeed.com/chrishamby/the-billion-dollar-ultimatum?utm_term=.gmR4XBkmL#.lrK4Ll2Am
Третья, про банки и использование арбитража финансистами: https://www.buzzfeed.com/chrishamby/not-just-a-court-system-its-a-gold-mine?utm_term=.vpjKLmZyj#.cnJmMaAvp
Четвертая, про то, как все это угрожает Америке: https://www.buzzfeed.com/chrishamby/homegrown-disaster?utm_term=.et9oQrxAp#.ngO8gMKE0

А вот вдогонку к 11 сентября — только вчера обнаруженный еще один довольно великий текст про это, авторства довольно великого журналиста Дэвида Грэнна. Тут герой — пожарный, все сослуживцы которого по части погибли под развалинами Южной башни ВТЦ, а он один чудом выжил; его нашли под обломками через несколько часов после обрушения небоскребов. Одна беда — очнувшись в госпитале, он понял, что совершенно не помнит момент, когда случилось самое страшное. Помнит, как ехал с коллегами на вызов, а потом — как отрубило. И Кевина Шиа (так зовут героя) начинает беспокоить мысль: а что, если он струсил? А что, если все погибли, как герои, — а он выжил, но предал? Вскоре его коллеги тоже начинают посматривать на него косо — а вдруг и правда? У Шиа начинаются проблемы со сном и со здоровьем; он посвящает всю свою жизнь попыткам восстановить, что же именно он делал в те злосчастные сорок минут с момента прибытия на места теракта до момента, когда все закончилось.

По-своему простой, но очень сильный текст про то, что иногда важно не только помнить, но и смиряться с отсутствием памяти. (Что в более общем смысле некоторый лейтмотив этого канала, кстати.)

http://www.nytimes.com/2002/01/13/magazine/which-way-did-he-run.html?pagewanted=all

Наука и этика. Был такой американский человек Генри Молейсон — однажды его сбил велосипедист, да так сильно, что Молейсона начали мучать дикие головные боли и припаки. Врач предложил провести экспериментальную операцию на мозга, чтобы от этого его избавить. Дело было в 50-х, нейрохирургия была в юном возрасте, так что операция прошла успешно, но с некоторыми побочными эффектами — а именно, Молейсон потерял способность что-либо запоминать. То есть вообще. Он помнил какие-то вещи из своей дооперационной жизни, но собственно текущая память у него измерялась 30 секундами, после чего он все забывал — поэтому с одними и теми же людьми знакомился по тысяче раз.

Понятно, что жизнь Молейсон в последующие несколько десятилетий вел несколько специфическую, однако стал важнейшим объектом исследований для науки о мозге — о пациенте Г.М. были написаны сотни важнейших статей, рассказывающих, как работает наша голова. Текст, впрочем, не про это, а про разборки вокруг мозга, который остался от Молейсона, когда он умер, и был завещан науке, точнее — лаборатории в Массачуссетском технологическом институте, где Молейсон превратился в кого-то вроде талисмана. Тут же начинают вскрываться неудобные подробности. Документы за Молейсона подписывал его родственник типа седьмой воды на киселе — притом что были и более близкие родственники, которые с удивлением узнали о том, что стало с телом и головой Генри после смерти. Глава лаборатории и автор ключевых текстов о Молейсоне сообщила, что не собирается хранить архивы своих экспериментальных бесед с ним, а собирается их уничтожить, — мол, многие эксперименты были неудачные, и не на что там смотреть. Дальше началась еще и тяжба за то, где мозг должен храниться, — в лаборатории в Калифорнии, где был проведен его кропотливый анализ, или все-таки в МТИ. К тому же вышеупомянутый кропотливый анализ обнаружил еще одно повреждение в результате исконного хирургического вмешательства, которое раньше вроде бы не замечали — и которое могло означать, что прежние выкладки о работе разных участках мозга нуждаются в корректировке. Глава лаборатории отвергла результаты анализа как чушь.

Текст ко всему прочему написан внуком доктора, который сделал Молейсон злосчастную операцию, после которой тот на десятилетия превратился в медицинский эксперимент. На автора очевидно давит чувство родственной вины — и материал этот, являющийся выжимкой из книги про Молейсона, целиком посвящен размышлениям о том, насколько этична была вся история пациента Г.М. Возможно, что и нет — но это не делает ее менее захватывающей.

http://www.nytimes.com/2016/08/07/magazine/the-brain-that-couldnt-remember.html?_r=1

(Прошу прощения за серию полуночных постов — испытываю угрызения совести по поводу собственной неэффективности и, видимо, таким образом компенсирую. Пользуясь случаем, поздравляю сайт «Медиазона» Никиту Сологуба с получением заслуженной премии. Пулитцера нет в стране, ну вот что есть, что есть, главное, что по адресу.)

(Еще и в имени ошибся спросонья, приношу свои изменения.)

Геноцид русских в Туве — миф или реальность? Зачем на главной площади Кызыла в 1990-м выставляли гробы с телами убитых рыбаков? Как независимая Республика Тыва объявляла войну Гитлеру? Почему тувинцы считают, что железная дорога разрушит их национальную культуру?

Ответы на эти и другие вопросы — в захватывающем материале «Медузы» из Тувы, республике на границе с Монголией, где живет совсем мало русского населения (меньше из регионов России — только на северном Кавказе), зато совершается больше убийств, чем где-либо еще в стране. Местные активисты утверждают, что в Туве специально притесняют русских, и именно поэтому с экономикой здесь все плохо, а преступники чувствуют себя вольготно. Илья Азар отправился в Туву, чтобы выяснить, насколько эти обвинения соответствуют действительности, и что вообще происходит в регионе, где парламент называют хуралом, а районы — кожуунами.

(Эту подводку я написал для соцсетей «Медузы», но почему бы не повторить. Мне прямо очень нравится, как тут все получилось, — есть и исторический контекст, и позиции всех сторон, и ощущение, что текст о чем-то большем, чем он есть формально, — наверное, о том, как люди склонны винить непохожих на себя людей в собственных проблемах. Ну и вообще — хочется такие истории про неведомую Россию больше рассказывать; надеюсь, это будет получаться.)

https://meduza.io/feature/2016/09/15/tuvinskaya-narodnaya-respublika

Всегда интересно читать расследования того, как и почему люди совершили какое-то удивительное преступление. Вот, например, массовые расстрелы в Америке — обычно впоследствии выясняется, что у преступника было тяжелое детство, или сложная среда жизни, или что-то еще, что способствовало выработке тех или иных радикальных взглядов, которые в свою очередь сподвигли человека на убийство других людей.

Но бывает и по-другому — как в случае таксиста Uber из университетского города Каламазу в штате Мичиган, который одним февральским вечером взял оружие у себя дома и поехал стрелять в абсолютно произвольных людей, в перерывах между этим подвозя пьяных студентов от бара к бару. Никто не ожидал от него подобного поступка. Ни один из его друзей не может объяснить, что случилось. Не может и сам Джейсон Далтон — единственное объяснение, полученное от него полицией, заключалось в том, что его заставило убивать приложение Uber: иконка вдруг стала красного цвета и начала транслировать в голову водителя приказы, сопротивляться которым он никак не мог. Результат — шесть трупов. Материал в GQ подробнейшим образом восстанавливает все, что делал Далтон в тот день и незадолго до него (не обнаруживая ничего странного или экстраординарного), пытается найти причину его действиям, так и не находит — но читать все равно очень интересно.

http://www.gq.com/story/the-uber-killer

Однажды летом 2008 года мне позвонил промоутер Чепарухин и сообщил, что в Москву приехала Патти Смит, которая сейчас дико увлечена Булгаковым, хочет погулять по местам в городе, связанным с писателем, и не соглашусь ли я стать для нее экскурсоводом. (Не исключаю, впрочем, что он позвонил Юрию Сапрыкину, а тот уже выдвинул мою кандидатуру.) Я очень трепетал, особенно учитывая, что предыдущий мой контакт с Патти состоялся в рамках ее концерта в Б2 в 2005-м — во-первых, великого самого по себе; во-вторых, по ряду личных причин запомнившегося мне на всю жизнь. Но согласился, конечно. Мы встретились в лобби Holiday Inn на Белорусской, Патти была в поношенном дырявом пальто и с «Полароидом» из 70-х; когда она выкидывала отходы от проявленной фотографии в мусорку во дворе булгаковского дома, прохожие явно принимали ее за бездомную. Мы привели вместе часов восемь, говорили обо всем от Мэпплторпа до Обамы, из всех великих людей, с кем мне довелось поговорить, Смит, безусловно, была самой доступной и душевной.

Она тогда оставила мне открытку со своим электронным адресом. Через четыре года, когда «Афиша» делала номер о процессе Pussy Riot, я написал на него, ничего особенно не ожидая, с предложением дать интервью о том, какой это дело имело резонанс на Западе. Патти ответила моментально и, как ей свойственно, дала пламенное интервью в поддержку девушек.

Ну а теперь у нее вышла книжка «Поезд М», и мы опять поговорили по телефону. Кажется, она меня даже вспомнила — во всяком случае, утверждала, что да. Мне, честно говоря, совсем не нравится проза Смит, да и к музыке ее я со временем стал относиться холоднее (во всяком случае, давно не переслушивал), но говорить с ней по-прежнему очень легко и интересно. В том числе о довольно неприятных вещах — вроде нынешних американских выборов или смерти.

https://meduza.io/feature/2016/09/16/my-dostigli-dna