Немного скомканный текст против британского империализма: сначала кажется, что автор подробно расскажет всю историю того, как Британия воевала в последние 60 лет (утверждается, что после Второй мировой не было ни одного года, когда британские войска не участвовали в каком-нибудь вооруженном конфликте, и в этом Соединенное королевство перегнало даже Россию и США), потом оказывается, что подробно рассказано тут всего об одной истории — о том, как Британия помогала султану Омана в 50-х держать своих подданных в черном теле. Фактически Оман был английской колонией, хоть и имел формальную независимость, — и британцы во имя контроля над важными нефтяными путями творили там всякие бесчинства и помогали их творить старорежимному Султану. Хорошего мало — там и рабство было (и вроде как Оман был чуть ли не последней страной на земле с официально легализованным рабством), и расизм, когда английские солдаты арабов за людей не считали, и так далее. Потом, правда, к власти пришли лейбористы и заменили султана на его более прогрессивного сына — но все равно позорные страницы истории Британской империи. А самый позор в том, что все это активно скрывалось от общественности, и никто об этом толком не говорил.

Проходил, кстати, недавно мимо посольства Омана, какой-то совсем пыльный закуток неподалеку от Якиманки. Интересно, как там сейчас дела, — особенно в свете общей обстановки в регионе.

https://www.theguardian.com/uk-news/2016/sep/08/britains-secret-wars-oman

Ну а вот текст недели (из серии — если что-то одно хотите прочитать из этого канала, читайте это). Невероятная история про то, как в начале 1910-х американский мясной кризис — пастбищ для коров перестало хватать; всерьез боялись голода — несколько человек во главе с одним конгрессменом предложили разрешить так: завезти в болота Луизианы бегемотов из Африки — и разводить их на мясо. Звучит безумно, но подобный законопроект был внесен на рассмотрение Палаты представителей вполне всерьез, и кампания за бегемотизацию Америки развернулась нешуточная. Ее сторонники считали: то, что идея кажется бредом, — следствие общественных стереотипов; когда-то и другие виды мяса казались людям такими же странными — между тем, недавно завезенные в Америку страусы принесли первопроходцу в этой области огромные капиталы (он продавал перья изготовителям одежды и модных аксессуаров), а верблюды прижились в пустынях Калифорнии и Юты лучше, чем лошади, хотя переход на этот вид гужевого транспорта так и не состоялся: рискнувших оседлать верблюдов просто засмеивали.

И это только заход — потому что на самом деле история не про бегемотов, а про двух удивительных людей, которые с одной трибуны агитировали за переход на мясо бегемотов. Одного звали Фредерик Бернхэм; другого — Фриц Дюкэйн. Еще недавно они были смертельными врагами и мечтали убить друг друга, сражаясь на фронтах второй Англо-бурской войны. Бернхэм, воевавший за англичан, был выдающимся скаутом, виртуозно умел выживать в пустынях и прочих экстремальных местах, мог по следам лошади вычислить ее скорость и питался преимущественно смесью молока со свежей бычьей кровью. Именно Бернхэм — уже сильно позже — стал ролевой моделью для движения бойскаутов (хотя ему, конечно, казалось, что мальчиков тренируют недостаточно жестко). У его оппонента было прозвище Черная пантера, он был выдающимся бурским воином, который навсегда возненавидел англичан, после того как они (по легенде) жестоко убили его дядю и изнасиловали мать. В Африке эти двое так и не встретились — Бернхэм однажды, выполняя важное задание, сильно повредил позвоночник, когда на него упала собственная застреленная лошадь; это, впрочем, не помешало ему выполнять задание еще три дня, и только потом английские солдаты нашли его и отправили лечиться. Зато встретились в Америке — куда Дюкэйн переехал после поражения буров и где он превратился в захватывающего авантюриста. Например, он сумел примазаться к эпическому сафари экс-президента США Теодора Рузвельта — и делал деньги на лекциях и газетных публикациях с критикой Рузвельта, который якобы делал все не так и вообще должен был скоро умереть от подхваченной в Африке смертельной болезни.

Когда Дюкэйн и Бернхэм встретились, у них уже не осталось друг к другу ненависти — только уважение. Их дальнейшие жизненные пути были очень разными. Бернхэм, когда началась первая мировая, стал очень озабочен тем, что президент Уилсон плохо готовит страну к неизбежному конфликту и посвятил себя кампаниям в поддержку готовности к войне: если не хочет государство, будем сами. Дюкэйн же окончательно превратился в абсолютно киношного персонажа: его лютая ненависть к Британии никуда не делась, и когда он обнаружил, что Америка вовсе не спешит вступать в войну на стороне Германии, он решил сделать это самостоятельно. Он завербовался в немецкие шпионы и несколько лет успешно подрывал немецкие корабли, притворяясь англичаном и разными путями протаскивая на борт взрывчатку.

В 1917-м Дюкэйна наконец арестовали — и тут с ним что-то случилось: он начал вести себя иррационально, а потом заявил, что нижнюю половину его тела парализовало. Врачи втыкали ему под ногти ступней иголки, чтобы доказать обратное, — но Дюкэйн утверждал, что ничего не чувствует, и его отправили на лечение в психбольницу. Там он покорил всех медсестер — а однажды утром, допилив решетки в своей камере, сбежал: как ни в чем не бывало спрыгнул на крышу соседнего корпуса, потом перелез через забор. (Как Черная пантера писал потом, каждое посещение ванны он совмещал с гиперактивным массажем ног, чтобы мышцы не атрофировались, пока он изображает паралич). Еще через четверть века его арестовали снова — теперь уже как создателя шпионской организации в три десятка человек, которые работали в Америке в интересах нацистской Германии.

Ну и там еще масса потрясающих сюжетных ответвлений и подробностей — местами ощущение, что читаешь роман какого-нибудь Луи Буссенара, только все по-настоящему. История, конечно, во многом про то, что богатыри не вы и про времена, когда мир был моложе, а в американском обществе было достаточно авантюризма и непосредственности, чтобы всерьез задумываться о переселении бегемотов в болота Луизианы.

https://read.atavist.com/american-hippopotamus?no-overlay&preview

Выходное чтение: выбрали с коллегами несколько загадочных историй (от пропажи малайзийского боинга до неизвестного старика, обнаруженного мертвым в странной позе в английских холмах) — и захватывающие тексты про них: https://meduza.io/feature/2016/10/01/sem-ochen-misticheskih-istoriy

В качестве дополнения — только вчера узнал о деле ДжонБенет Рэмси. Шестилетняя светловолосая девочка с улыбкой диснеевской принцессы жила в штате Колорадо и регулярно выигрывала детские конкурсы красоты, куда ее отдавала мама, бывшая мисс Западная Вирджиния. Накануне Рождества 1996 года ее мать утром обнаружила на столе в гостиной записку, сообщавшую, что дочь похищена и что родители смогут увидеть ее живой, только если передадут похитителям 118 тысяч долларов (точный размер бонуса к зарплате, полученного отцом девочки). Родители вызвали полицию, еще через несколько часов труп девочки обнаружили в подвале. Виновников преступления формально так и не нашли (в том смысле, что никто не был арестован); вся Америка считала, что виноваты родители; все это наложилось на недавние громкие суды над О Джей Симпсоном и Сьюзан Смит, которая утопила машину со своими двумя детьми, а потом сказала, что ее угнал неизвестный афро-американец.

Статья в Buzzfeed представляет собой скорее общее размышление о том, почему американцев так захватила эта история, — но общие факты дела там рассказаны, и при желании можно пройти по ссылкам, вплоть до отдельной посвященной расследованию Википедии.

https://www.buzzfeed.com/sarahmarshall/why-america-will-never-stop-trying-to-solve-jonbenet-ramseys?utm_term=.vmX7o1qRw#.iqq6E8ZXy

Внезапно у нас фиток! Выступает Нина Назарова, главный редактор великолепного сайта @gorky_media. И рассказывает про интересный случай из мира книг. (Лайкнуть оригинальный пост можно здесь: https://www.facebook.com/nina.v.nazarova/posts/10154738448455312)

А вот удивительная история о том, как методы Навального и Фонда борьбы с коррупцией могут использоваться для разрешения литературных загадок.

Есть такая итальянская писательница Елена Ферранте — пожалуй, самый известный сейчас в мире итальянский автор из ныне живущих (переводы на 40 языков, 2,6 млн проданных книг только на английском, шорт-лист Букера, топ-100 самых влиятельных людей мира по версии журнала Time).

Дебютировала она еще в 90-е, но подлинный ажиотаж начался лет пять назад после выхода романа "Моя гениальная подруга" — это первый том из так называемого "Неаполитанского квартета". Место и время действия — Неаполь, 1950-е, но не в романтически-историческом ключе, и не в экзотически-мафиозном, как в "Крестном отце", а в остросоциальном: нищета, неравенство, районы-кварталы, домашнее насилие — "Бедные люди" meets "Текстильщики осень". При этом сюжетно это роман воспитания, в центре которого история взросления двух девочек-подростков, — причем роман воспитания исключительно трезвого толка: когда герои растут, растут, а легче им все равно не становится. Я сейчас закончила второй роман из четырех, и это действительно а) очень хорошая литература и б) абсолютно захватывающее чтение.

Так вот, кто скрывается под именем Елены Ферранте, никто не знает — Guardian называет это "the biggest mystery in modern literature". Известно, что Ферранте — это псевдоним, а больше не известно ничего: мужчина это или женщина, из какого он/а города, с каким бэкграундом, насколько "Неаполитанский квартет" автобиографичен или нет, и тд, и тп. Никто Ферранте никогда не видел, все интервью он/а дает исключительно в письменной форме через издательство. Разумеется, за последние пять нет появилась масса спекуляций, кто может скрываться под псевдонимом — обозреватели пытались это установить, анализируя литературный стиль, биографические подробности героев, отыскивая параллели с другими романами и тд.

И вот наконец, вчера в New York Review of Books вышла статья, в которой ответ на вопрос "Кто такая Елена Ферранте?" получен после расследования, организованного по принципу follow the money: итальянский журналист Клаудио Гатти провел несколько месяцев, изучая public records и свидетельства о собственности на недвижимость итальянских литераторов. И по его данным, под псевдонимом Ферранте скрывается некто Анита Райя, переводчица с немецкого, формально сотрудничающая с издательством, публикующим романы Ферранте, как фрилансер. По данным реестра, пишет журналист, в 2000 году, вскоре после того, как в Италии сняли фильм по дебютной книге Ферранте, Райя приобрела семикомнатную квартиру в престижном квартале в Риме, а год спустя — поместье в Тоскане. А в июне 2016-м, вскоре после того как "Неаполитанский квартет" был переведен на английский и продался тиражом более 2,6 млн экземпляров, муж переводчицы, тоже писатель, внезапно приобрел уже 11-комнатную квартиру на последнем этаже дома "на одной из самых красивых улиц Рима". Дальше журналист изучает финансовые отчеты самого издательства, которое в 2015 году выплатило Аните Райя семь миллионов евро и приходит к выводу, что перед нам ни что иное как роялти за продажи романов Ферранте на иностранных языках — ничем иным такие суммы объяснить невозможно. (Автор трогательно поясняет, что и уж точно невозможно объяснить такой доход переводами: "Raja’s work as a translator—a notoriously poorly paid occupation—can hardly account for her anomalously large income".)
А следовательно, все эти годы под псевдонимом Ферранте скрывалась именно она.

Расследование, что твой Панамский архив, помимо New York Review of Books, одновременно опубликовали итальянское, французское и немецкое издания.

Ну и как положено в такого рода расследованиях, сама Анита Райя, ее муж, а также представители издательства от комментариев отказались.

Неожиданный способ борьбы с экономическим кризисом — съемки домашнего порно на заказ. Как вы, быть может, знаете, порноиндустрия вообще переживает сильные изменения, вызванные распространением быстрого интернета, — большим студиям все труднее выживать, а основным форматом потребления порно давно стали короткие ролики, причем нередко — сделанные непрофессионалами. Их обычно можно найти в интернете бесплатно, но есть и отдельный жанр — когда порно снимают под конкретного заказчика: с заранее прописанными сценариями или, гм, причудами.

Платят, правда, немного — всего-то до 3500 рублей за 20 минут секса, например. Но это не мешает программистам из Свердловской области и успешным москвичам на досуге порно подрабатывать. Один такой человек, например, рассказал «Медузе», что женат, но жена о его второй работе ничего не знает — мол, не женского этого ума дела, какой там у него бизнес.

Крайне познавательное исследование мира российского любительского порно (и вебкам-моделей) в исполнении Павла Мерзликина, текст дня на «Медузе» — и картинки тоже замечательные. Никакого порно в самом материале, разумеется, нет, можно спокойно читать с работы — но если сама идея секса напоказ вызывает у вас лютый душевный протест, лучше почитать что-нибудь другое.

https://meduza.io/feature/2016/10/05/telekanal-domashniy

Второй день форваржу сюда тексты «Медузы», но в нашем отделе и правда скопилось всякой мощи — вот абсолютно нью-йорк-таймсовского размаха история Дани Туровского про человека, который попал в историю (с большой буквы И).

Фантасмагорическая судьба человека. В 80-х Равиль Мингазов был артистом балета в ансамбле песни и пляски «Марий Эл». В 90-х однажды утром проснулся от того, как мать совершала намаз, увлекся исламом — и быстро радикализировался. В начале 2000-х он уже жил в тренировочных лагерях Аль-Каеды и других террористических организаций в Афганистане и Узбекистане. А в 2002-м его арестовали пакистанские власти и передали американцам, которые отвезли его в Гуантанамо. Там Мингазов провел следующие 14 лет — и сидит там до сих пор: последний из россиян, попавших в тюрьму на базе ВМС США на Кубе.

Наш спецкор Даня Туровский прочитал сотни страниц документов Пентагона и протоколов судов, съездил в гости к матери Мингазова, которая долго была уверена, что сына убили (МИД РФ ей рассказать о том, где он, не удосужился), поговорил с его бывшими товарищами по Гуантанамо — и составил захватывающее жизнеописание человека, который увлекся мусульманскими идеями, а в итоге попал в исторический переплет. Мингазов, впрочем, кажется, не очень переживает — сам говорил матери, что лучше годы в заключении, прожитые в исламе, чем вся его безбожная жизнь до обращения в религию.

https://meduza.io/feature/2016/10/06/samyy-izvestnyy-terrorist-tantsor

Я лично обычно воздерживаюсь от чтения материалов в жанре personal essay, но вот Юрий Сапрыкин не удержался, и раз такое дело — пусть этого хлеба отломят и мои читатели.

Поотнимаю-ка я хлеб у канала @thedailyprophet. Вот не новый, но весьма нашумевший текст из журнала New York — известный политблоггер Эндрю Салливан выступил с развернутым полотном о том, как гаджеты и постоянная к ним подключенность испортили жизнь ему (и всем нам). Тема не нова, но тут важны две вещи: Салливан — вполне величина, правоконсервативный колумнист, прошедший через все большие редакции, от The New York Times до The Daily Beast; тэтчерист-рейганист, активнейший сторонник войны в Ираке и вместе с тем открытый гей и защитник прав ЛГБТ. Ну и во-вторых, тут довольно ловко заплетены все сегодняшние страхи, касающиеся гаджетов; проницательный читатель нет-нет да и вздрогнет — это же про меня. Семейный обед, где каждый уткнулся в свой телефон и оказадся где-то "не здесь", постоянный зуд, заставляющий тебя лезть в карман за айфоном, проверить, не пришли ли новые уведомления, нервическое желание отметиться комментарием или лайком в популярном треде — а ну как забудут, что ты есть. Айфон подсаживает тебя на микроинъекции допамина, который выбрасывается в кровь при каждом обновлении ленты, айфон сводит общение к перебрасыванию эмоджи, а флирт — к перелистыванию тиндера, айфон заставляет постоянно заниматься недо-делами, которые никогда невозможно закончить, и которые не приносят радости. Айфон, в конце концов, лишает нас тишины и сосредоточения — ради которых люди веками придумывали храмы, медитации, шаббат и еще сто тысяч ухищрений, без которых мы буквально теряем себя. В общем, впечатляющий текст; хочется тут же выбросить айфон в окно — но вместо этого ты сразу же лезешь гуглить Салливана, читаешь полдюжины его интервью, перелистываешь его твиттер (он вполне активен) и проводишь в сети еще больше времени, чем провел бы без этого текста. Впрочем, и сам Салливан пишет, что интернет-аддикция — это болезнь, от которой он сам не в состоянии избавиться; проблема в том, что большинство пользователей вовсе не считают, будто что-то пошло не так, а ведь отойти на шаг в сторону и посмотреть на себя, уткнувшегося в айфон, было бы как минимум не вредно. http://nymag.com/selectall/2016/09/andrew-sullivan-technology-almost-killed-me.html

Прочитал книгу Дэвида Хоффмана «Мертвая рука» — про финальную стадию Холодной войны и про то, как решали вопрос накопившихся в уже бывшем СССР ядерных (а также биологических и химических) вооружений в начале 90-х. Книга — шестьсот страниц плотного текста со всеми подробностями, например, выработки штаммов чумы в предприятии «Биопрепарат», так что начинал я ее, когда второй полноценной Холодной войной и гонкой вооружений пахло не так сильно, как сейчас, а в итоге получилось очень познавательно.

Вообще, книга очень познавательная и по-своему, с точки зрения глубины проработки материала образцовая — иногда даже слишком: мне вот лично всякие аспекты работы над вирусами и бактериями не очень интересны, и соответствующие главы давались тяжело; впрочем, с той же основательностью написаны главы о разговорах Рейгана (а потом Буша) и Горбачева, а также о взаимном шпионаже между СССР и Америкой — и они читаются в один захватывающий большой скачок. К тому же получается интересная и неочевидная перспектива на распад СССР — собственно политические процессы в стране Хоффмана в данном случае не интересуют, зато он подробно описывает, что происходило с ядерным чемоданчиком, пока Горбачева блокировали в Форосе. Производит книга и отрезвляющее воздействие — ядерное разоружение, положим, честно по мере сил форсировали и Ельцин, и Горбачев, а вот для приостановки разработки в каком-то смысле даже более чудовищного биологического оружия ни тот, ни другой чрезмерных усилий не приложили.

Количество этого самого биологического и химического оружия у СССР впечатляет отдельно — впрочем, тут надо оговориться и сказать, что книга все-таки написана с точки зрения американца; это, безусловно, честная журналистская работа, но все равно такая, где США изначально скорее на стороне разума, а ее оппоненты скорее источники опасности (ну и соответственно, слова первых принимаются на веру, а вторых — нет, что приводит к чудовищным разоблачениям во втором случае и имплицитной конвенции, что поводов для них нет, в первом). Это абсолютно нормально, конечно, и ничуть не умаляет достоинств книги — но в голову неизбежно приходит.

Ну и отдельно — из «Мертвой руки» особенно наглядно следует, что то, что ядерное и прочее оружие не попало в по-настоящему плохие руки в начале 90-х, было, в общем, чудом. Последняя часть книги — вообще самая ошеломляющая: и когда описывается, как американцы почти случайно натыкаются на огромный склад обогащенного урана в Казахстане, и когда описываются экспедиции на заброшенный остров Возрождения в Аральском море, где на обезьянах и других животных испытывали бактериологическое оружие. Сила деталей: среди прочего, есть буквально одно предложение про то, как один американский дипломат нашел штаммы чумы хранящимися в жестяной банке из-под венгерского зеленого горошка — и его достаточно для того, чтобы холодок побежал за ворот со скоростью Усэйна Болта.

(Хоффман, кстати, вообще отличный автор — его книжка «Олигархи» тоже и даже в первую очередь рекомендуется к прочтению; наряду с «Революцией Гайдара» Коха и Авена это лучшее нон-фикшн-сочинение про российские 90-е, да и про современную Россию вообще.)

Так выглядит обложка «Мертвой руки» — к сожалению, ее нет ни в Bookmate, ни на Litres, да и в бумажном виде мало где осталась

Абсолютно великий профайл Леонарда Коэна в The New Yorker, написанный главный редактором журнала Дэвидом Ремником. Притом что — ну вот казалось бы, чего мы не знаем про Леонарда Коэна? А вот же — грандиозный текст, одновременно бесконечно грустный, ужасно смешной и чрезвычайно увлекательный.

Взять хотя бы с чего он начинается. Известно, что «So Long, Marianne» написана про реальную женщину, с которой у молодого Коэна были отношения на греческом острове Гидра и с которой он продолжал дружить все эти годы (история их отношений рассказана в тексте очень красиво — такие фаулзовские почти сцены греческой жизни). Этим летом Коэну пришла весточка, что его былая возлюбленная умирает от рака. Он написал ей письмо — в материале приводится его полный текст, одновременно спокойный и душераздирающий; разговор о смерти умных людей, у которых она уже стоит на пороге. Через два дня Мэриэнн умерла, слушая, как ее близкий друг напевает ей «Bird on the Wire».

И так — всю дорогу: сценки, детали, сюрпризы. Отдельная часть посвящена взаимоотношениям Коэна и Дилана — собственно, Рэмник попросил Дилана изложить, что он думает о коллеге-сопернике, и Дилан крайне подробно, в нескольких прекрасно написанных абзацах объяснил, почему Коэн — великий мелодист. Еще есть феерически смешной момент, когда Коэн вспоминает, как съел ЛСД, чтобы взбодриться во время концерта в Иерусалиме, который никак не получался, — и вся аудитория в его голове превратилась в одного еврея, который говорил: «Ну что ты еще мне можешь показать, чувак? Я многое повидал, и это как-то не трогает!» (концерт в итоге так и пришлось прервать). Еще — история про то, как Рэмник с коллегой случайно опоздали на встречу с артистом (все они проходили у Коэна дома, тот неизменно встречал их в костюме), за что тот дико их отчитал, попутно напомнив, что ни у кого из них нет свободной воли, на самом деле. Пунктиром рассказываются все важнейшие сюжеты из жизни Коэна: литература, женщины, музыка, боязнь концертных выступлений, алкоголизм, годы, проведенные в буддистском монастыре, увлечение всеми религиями сразу — но скорее как дисциплиной тела и духа, чем как системой верований, суд со своим менеджером, которая украла у него все, возвращение к музыкальной деятельности и так далее, и так далее.

В прессе уже появились заголовки вроде «Леонард Коэн: «Я готов к смерти» — и он действительно произносит эту фразу, и текст вообще во многом про отношения Коэна со смертью. Выясняется, что концерты конца 2000-х-начала 2010-х, на которых некоторым из нас посчастливилось побывать, точно были его последним туром — и не факт, что здоровье вообще позволит ему когда-либо выйти на сцену. Новый альбом, судя по всему, будет во многом завещанием. Но при этом отношения со смертью у Коэна тоже довольно удивительные. Какие-то философские, почти дружелюбные. Заканчивается материал, например, таким пассажем: мол, всю жизнь он слышал какой-то внутренний голос высшего существа, которое говорило ему, что он что-то делает не так. «А теперь, — рассказывает Коэн, — этот голос говорит: "Леонард, просто продолжай заниматься тем, чем должно". Он больше не говорит: "Ты все проебал". Это очень успокаивает.»

Правда, потрясающей силы материал. Я вот, честно говоря, записи Коэна, начиная с начала 80-х, не люблю совсем (впрочем, это отдельная тема — то, как Коэн по сути придумал звук русскому шансону); даже последние альбомы мне кажутся, по большому счету, прежде всего скучными. И местами, на мой вкус, Рэмник немного чрезмерно восхищается коэновской поэзией. И тем не менее — в целом материал ошеломляет довольно сильно. И конечно, хочется немедленно все переслушать — и «So Long Marianne», и «Dress Rehearsal Rag», и «Famous Blue Raincoat», и «Lover Lover Lover», и, конечно, «A Singer Must Die», и обязательно — «Who By Fire». Так и поступим.

http://www.newyorker.com/magazine/2016/10/17/leonard-cohen-makes-it-darker

Очередной отчет о состоянии американской президентской кампании на Карнеги — под условным названием «Она развалилась». Трамп, похоже, все, и старик приложил для этого больше всех усилий.

http://carnegie.ru/commentary/?fa=64848

Прочитал на прошлых выходных «Авиатора» Евгения Водолазкина. На середине книги было неприятное ощущение «зачем я это делаю» (и роман действительно не без изъянов — скажем, вторая часть написана как дневник трех разных героев, но разговаривают они, в общем, одним и тем же голосом), но к концу все вырулило в вещь равно трогательную и осмысленную. Как было понятно еще по «Лавру», Водолазкина в первую очередь интересует язык; как становится совсем понятно по «Авиатору», язык его интересует не с формально-экспериментальной точки зрения, а как одновременно самый надежный и безнадежный инструмент хранения памяти. В «Авиаторе» это очевиднее и отчетливее, например, потому что никаких собственно языковых выкрутасов тут нет, хотя могли бы быть — по сюжету главного героя, которого в 1930-х заморозили на Соловках в рамках научного эксперимента, размораживают в 1999-м, но говорит и пишет он почти так же, как его новые знакомые из современности (хотя мог бы, конечно, по-другому). В «Авиаторе» вообще много чего значимым образом нет — скажем, с таким сюжетным поворотом явно напрашиваются разговоры о судьбах России, но они тут появляются как бы исподволь, помимо главного, а о России 99-го (значимый вообще-то для современности год) не сказано толком ничего.

А что есть? Ну вот о том, что есть, в сущности, и книга. О частной, мелкой как памяти как самой достоверной и (снова парадокс) самой обманчивой. Об одновременной индивидуальности и обобществленности языка. О том, что, возможно, и пресловутые судьбы России имеет смысл рассматривать через уничтожение частного и мелкого в пользу глобального, а вернуть эту землю себе возможно только через возвращение этого частного и мелкого. О том, в конце концов, что торжественное и грациозное слово «авиатор» в конечном итоге сменилось на бытовое, почти мещанское «летчик» — и есть в этом нечто симптоматичное.

Bookmate | Litres

Прошу прощения за раздражающие технические накладки — пытаюсь освоить способ чуть более прогрессивно верстать посты, получается не без труда.

Кому интересно — вот тут инструкция, кстати: http://mediaskunk.ru/2016/10/telegram-crunches/

В июле, когда я только начинал работать редактором спецкоров в «Медузе», мне написала девушка по имени Олеся Остапчук и предложила написать историю про Street Temple — компанию московских девушек, которые по собственному желанию и без всякой формальной структуры занимаются благотворительностью по всему земному шару, помогая не только детдомовцам из Калужской области, но и жертвам гражданской войны в Уганде.

Три месяца спустя из этого получился вот такой материал про людей, для которых религия (и конкретно небольшая протестантская церковь в Москве, которая проводит свои службы в рок-клубе) оказывается в первую очередь способом помочь другим людям, — причем максимально увлекательными и захватывающими способами. Это почти приключенческий роман: побег на мотоцикла от коррупционеров в Уганде; просвещение детей в криминальном районе Чикаго с помощью брейкданса; свадьба под хип-хоп, на которую героиня приглашает незнакомого уголовника, только что вышедшего из тюрьмы — и так далее, и так далее. К новостной повестке материал, конечно, особого отношения не имеет — зато это настоящая живая жизнь, про которую местами даже не верится, что она происходит в Москве. Почитайте.

https://meduza.io/feature/2016/10/17/afrika-na-tvoih-rukah

Любящий конспирологические теории канал Красный Сион выступил с претензиями (https://telegram.me/redzion/1996) к тексту про Уганду. В этой связи я изменю правилам канала и опубликую небольшое опровержение:

1. Автор материала не является прихожанкой ни центра «Восстановление», ни какой-либо другой евангелистской церкви. Это заявление — просто неправда.

2. Тезис, что это «та же самая церковь», которая фигурирует в документальном фильме «Бог любит Уганду», также неверен. Обе церкви являются евангелистскими, но считать их одной и той же организацией — невежество: в мире существуют сотни, если не тысячи, евангелистских церквей с довольно разными платформами, ритуалами и прочими атрибутами (например, к таковым принадлежат и баптисты, и пятидесятники). В разных странах существует организации, обеспечивающие коммуникацию между разными евангелистскими церквями, но это не отменяет того, что церкви разные.

3. Разумеется, гомофобия в Уганде — это огромная проблема, к которой имеют прямое отношение и консервативные христианские организации, в том числе западные, и местное государство, раздувающее ксенофобию в политических целях. Очевидно, тот факт, что у людей, с которыми героини были знакомы через церковь, нашелся в Уганде знакомый пастор, обусловлен тесными связями евангелических миссий со страной, частью каковых связей является и гомофобная идеология, и об этом можно было упомянуть в тексте. Вместе с тем центр «Восстановление», хоть и не отличается либеральной позицией по отношению к ЛГБТ, не поддерживает смертную казнь гомосексуалов и их принудительное лечение (информация от пастора церкви), а заведомо подразумевать, будто несколько российских девушек, работающих в Уганде с детьми из бедных семей, на самом деле ездят туда распространять гомофобию, довольно странно.

(Простите за внимание.)

Сейчас тут будет небольшой дайджест самых интересных материалов The New Yorker за последний где-то месяц — подчитал пропущенные номера.

Вот первый — Доктор Хаус в реальной жизни и в каком-то смысле о лимитах журналистики (про похожий случай я недавно писал в отношении нью-йоркеровского же профайла создателя ресторана, места в который якобы забронированы до 2025 года). Сотрудница британского пенсионного фонда Анна Линдси весной 2005-го вдруг ощутила, что свет — дневной, электрический, любой — причиняет ей боль: кожа начинает невыносимо гореть, и спасает только темнота. Сначала болело только лицо, потом начало жечь все тело — а врачи не помогали (точнее, один дерматолог, к которому Линдси сходила и который предположил, что ее болезнь обусловлена психосоматическими причинами, чем дико разозлил пациентку). В результате Линдси уволилась, переехала в загородный дом к своему будущему мужу (вскоре они поженились) и следующие десять лет провела преимущественно в темной комнате без единого источника света, лишь очень изредка, в сумерках выходя в другие помещения дома и уж тем более на улицу. Через десять лет вышла виртуозно написанная автобиография Линдси, которая быстро стала британским бестселлером. Сама Линдси говорит, что качество и специфика ее письма обусловлены тем, что в темноте она не могла даже слушать музыку (потому что та сразу ввергала ее в истерику), а потому оттачивала собственные слова и воображение.

Анна Линдси — это псевдоним, ни своего имени, ни места жительства больная писательница не разглашает, опасаясь за свою приватность и безопасность (а если кто воспользуется ее болезнью, чтобы днем ограбить дом?). Журналист The New Yorker договорился с издательством о том, что ему настоящее имя сообщат, поговорил с бывшими коллегами Линдси и ее родственниками, а также побывал у нее в гостях. Кроме того, в материале есть обстоятельный рассказ о предыдущих кейсах чрезвычайной чувствительности к свету (один из них — жена бывшего канцлера ФРГ Гельмута Коля) и высказывания врачей, ни один из которых Линдси не обследовал, — она все эти годы отказывается ехать к доктору, мотивируя это тем, что визит неизбежно причинит ей огромную боль, а толку в нем будет мало, — но многие говорят, что никогда таких экстремальных случаев не видели и высказывают сомнения; хотя да, история дерматологии знает похожие случаи, и нередко они связаны с психологическими причинами, которые Линдси продолжает отрицать, указывая на свое безмятежное детство и счастливое семейное положение.

В гостях у пациентки все тоже оказывается странно: Линдси сама открывает журналисту при свете дня и объясняет, что ее состояние недавно чудесным образом улучшилось, — она даже иногда выезжает с мужем на автомобильные прогулки. Есть и еще много подозрительных подробностей: например, ее мать оказывается поклонницей довольно сомнительных методов самолечения, придуманных бывшим теннисным тренером, объявившим себя реинкарнацией Леонардо да Винчи, и недавно запостила на одном из интернет-форумов рассказ о том, как она избавилась от заболевания кожи, написанный от имени заболевания; например, у нее странные отношения с Томасом Харди, любимым писателем ее покойного отца; например, в какой-то момент она объявляет журналисту, что уже придумала следующую книгу, — это будет художественная антиутопия.

Лимиты журналистики тут при том, что до самого конца включительно мы так и не понимаем, что все-таки случилось с Линдси и насколько «реальна» ее болезнь, — сомнение в версии, которую автор книги так настойчиво предъявляет читателям, определенно появляется, но фактов недостаточно, чтобы сделать выводы. Пользуясь образным рядом самого материала — в этой темной комнате по итогу прочтения текста появляются кое-какие источники света, но достаточно их только для того, чтобы увидеть смутные тени.

http://www.newyorker.com/magazine/2016/09/26/a-decade-lived-in-the-dark