Жизнь заебала! Ненавижу людей!
И представляя смерть, мне тепло на душе,
Агитация встала и вышла за дверь,
Экзистенция шепчет: «Будет легче, поверь».

Гроб пал на дно, слышны шорох и стоны,
Одиночество давит, повесили шторы,
За кулисами труп разлагается в боли,
Жуки поедают эпидермиса сло́и.

Чтоб забраться мне в душу, будет мало зубов!
Могильные плиты сдвигают тут ров,
И ломит мне кости, и страшно от боли,
Не подумав о ней, я представлял, что на поле.

Там пели птички могильную сагу,
Там я не плакал и не был жалок,
И мир был красив, и солнце прекрасно,
Когда в глотке песок, не так уж и страшно.

Как будто бы сахар хрустит во рту,
Но, отвергая смерть, осознаешь, что и жизнь ни к чему,
Так зачем же притворство? Болью вдохни!
Не отвергай, ты лишь болью живи!

А жизнь без боли как цветок без корней.
Ты жалкий, ты глупый, ты умираешь, СКОРЕЙ!
Признайся себе без фантазий и сказок,
И почувствуешь жизнь, и в конце будешь счастлив.

Новый рассказ с депрессивным налётом гиперболизированной вони уже выложен:

https://author.today/u/nikitakokokoko/works/edit

Грязное светило,
Озаряет мои жёлтые пальцы,
Что от курева стали холодные,
Позабывшие о прикасаниях.

Моё тельце, кстати, слабо
И тоже светится жёлтым,
Как облака из мазута —
Полыхает оно солнцем.

А улицы все залиты
Грязным, моченым светом.
Кажется, я уверен впервые:
Мне не дожить до лета.

Как будто бы сгустки в лёгких
Плывут во мне, как огоньки.
А на руке — кровавые раны,
Пока в городе цветут фонари.

Во мне уже три таблетки,
И они залиты пивом.
Демоны! Если я выдержу —
Не дайте мне быть любимым!

Солнце уходит, 
шторы — как космоса гладь. 

Я встаю с кровати, 
как древний вампир из гробницы, 
разве что кровь 
пьют у меня. 

Я труп телесный и душевный, 
мои сугубы слились во едино 
и превратились в Инкуба, 
рожающего зло 
и извергающего 
кровавые стихи времён. 

Я закуриваю, 
вяло передвигаю ногами. 

Во всём виноват 
Синдром Котара... 

Не то чтобы болею этим, 
но чувствую, что труп. 

Да, 
я мёртв внутри 
и беременен 
тысячами строк. 

Я шаркаю ногами, 
моя убийца спит. 

Я медленно выпускаю слёзы 
и иду умыться. 

В зеркале — 
обглоданное лицо. 

Опараши выпадают из моих ран 
и падают в раковину, 
как на листы, 
превращаясь в слова, 
отравляя чернилами всё, 
всю доброту и вечную гладь, 
отправляя каждый уголок, 
но сохраняя мою боль, 
дар и вечный сон. 

Я издаю адский вопль горя, 
и хватаюсь за голову, 
рассыпаюсь,
как тлеющие угли, 
в надежде,
что кто-то
от них закурит, 
вдохнёт этот дым — меня, 
как и мои слова. 

Я растворяюсь, 
оставляя 
тлеющие буквы, 
грязное бельё, 
немытую посуду в раковине 
и сотни окурков. 

Ведь вся боль 
ОДИНАКОВАЯ, 
как тысячи 
горящих 
           травинок, 
                     на ветру.

БОДУН

Сколько раз я просыпался в боли?

Сколько видел звёзд и людей?

Сколь наблюдал я за колыханием растений
и чувствовал, как подходит тошнота?

И смеялся, глядя в окно,
на козье стадо,
и писал свои стишки,
рыдал, умирал,
а порой
и не делал ничего.

Иногда лишь дрочил,
да валялся в ванной,
но мог встать и приготовить впервые пиццу.

Порывами настигает желание
чего-то нового —
хотя бы для того,
чтобы сказать себе:

«Этот день прошёл не напрасно».

И, лежа в вонючей постели,
я смотрел на паука,
ползущего по обоям.

И когда скука превосходила боль,
я наконец готов был писать,
пачкая листы мозгами,
что обязаны
среди крыс,
бритв,
птиц и смерти
страдать.

Новый сатирический рассказ с налётом ностальгии уже выложен:
https://author.today/u/nikitakokokoko/works/edit

Кажется, я вернулся к письму,
и даже обрёл возможность встать,
не мучаюсь при этом часами,
не плача на взрыд,
в подушку крича.

Кажется, я вновь вернулся к письму,
что-то во мне горит,
возможно, в душе у меня
поднимаются
китайские фонари.

Кажется, я вновь вернулся к письму,
а сердечко вроде бы тает,
я нашёл себе звезду,
она меня от тьмы
сейчас оберегает.

Кажется, я вернулся к письму,
и глотаю таблетки,
и много читаю,
во мне уже два литра пива,
и я как солнышко,
сияю.

Кажется, я опять вернулся к письму,
и теперь для него лишь страдаю,
как будто я волк,
что скучает по стае,
на уровне незнаний,
а сплошного инстинкта,
ведь я никогда не знал о толпе,
и лишь выл в небо прекрасной луне,
а она теперь путь мне освещает.

Кажется, я вернулся к письму,
и чувствую силу,
и чувствую слабость,
словно я вновь по бритве хожу,
запечатлев свой
адский,
рутинный
вакуум.

1 июня 2025 года

Во мне плывут киты,
Летают стаи перелётных птиц.
Во мне все копошатся муравьи,
Поют кузнечики
И рой есть саранчи,
Стрекочущих стихи,
Курящие сигары.

Во мне канистры есть пивной мочи,
Бензобак, заправка, виски,
И таблы плавают внутри,
Как лебеди в течении реки,
Волной цунами,
Топя воспоминания.

Во мне есть ангелов печальный небосклон,
Горят во мне огни усопших тварей.
Во мне есть ад, и рай, и звери, и любовь,
Во мне все демоны страдают.

И там, где ад кончается травой,
И пастбища райской глади простирались,
Я пил один, я пил в запой,
Я был последним, облизанным огнём,
Среди трупов и божеств,
Кропал стишки, ронял я слёзы
И тихо молвил огненной тоске:

«Во мне плывут мои киты,
И стаи кружатся крылатых,
И я пишу свои стихи,
Роняя слёзы сладких капель.
Последний в своём роде,
Сказочник пернатый».

Так бывает,
жизнь — дерьмо...

Черт,
да мы, работяги,
да и, наверное,
в общем все люди —
даже не Сизиф,
мы — жуки-навозники,
толкающие дерьмо.

Это просто обычный день,
это ещё одно пиво,
ещё одна пачка сигарет,
и вновь — мысли о верёвке и мыле.

Так бывает,
жизнь — кусок говна,
и тащить его в гору
без смысла и воли —
обычная задача
рядового жука.

Вот опять нервы,
расставанья, заботы,
и ещё один день,
ещё пару записанных мыслей.

Ты не торопись,
обдумай, что хочешь сказать...

Хотя что можно сказать?

Когда с утра и до ночи
остаётся лишь дерьмо
в гору таскать.

ДРОЧКА

Провода свисают,
как нити кукловодов.
Идёт дождь, слякоть.
Я пьяный, снова.

Поднимаюсь в небесную высь,
как одинокий голубь,
чтобы спрятаться в своей вентиляции,
пережить этот холод.

В моей конуре меня ждут 
исписанные страницы, 
обдроченные футболки, 
сигареты, ужасные мысли.

Я укутываюсь в одеяло,
достаю любимые книжки
и из них вырываю бумагу,
забиваю туда шишки.

Я вдыхаю их пепел,
их жизни, их знание,
осознавая четность,
свое бессмысленное прозябание.

Во мне уже несколько 
сожжённых книг Сартра, 
немного Миллера
и Шопенгауэра.

А за окном — ебучий морок,
словно ужасное преступление.
Во мне расцветают желания,
сексуальные хотения.

И я наяриваю в ладошку, 
пока людишки в низах все бегают,
кажется, им на работу —
кормить детей, госить ипотеку.

А из меня вырываются 
кончающиеся строки
одной нетленно-радикальной,
жёсткой, бытовой поэзии.

Как будто застывшая жизнь
с примесью адского пепла.
Я теку струйкой слова,
прошибая экзистенциальную вечность.

А после лежу на диване, 
глотая воздух.
Кажется, жизнь обречённого
всего лишь напоминает дрочку.

07.06.25.

Новый токсичный рассказик: https://author.today/u/nikitakokokoko/works/edit

Вечером будет верлибр