«Преступник для прокурора» Масато Харады — упражнение в любимом японцами жанре высокой моральной драмы под прикрытием полицейского процедурала; из той же серии, что «Третье убийство» Корээды — и такой же безжизненный и дидактичный.
Юный прокурор Окино и юная служащая Сахо, больше похожие на парочку из студенческого ромкома, чем на вершителей судеб, поступают в команду к кумиру и учителю Могами (Такуя Кимура) в отдел насильственных преступлений токийской прокуратуры. Первое дело — убийство старушки-процентщицы и её мужа; подозреваемые, естественно, должники. Среди них — одиозный Мацукуру, внешне похожий на артиста Мигицко. Двадцать три года назад Мацукуру убил девушку, которую лично знал Могами, но избежал наказания, и признался в содеянном, когда срок давности преступления уже истёк. На этот раз прокурор намерен добиться смертной казни и отмщения за подругу отрочества, но с каждым днём становится яснее, что к убийству стариков Мацукуру отношения не имеет.
Тут-то и разворачивается этическая дилемма, ради которой затевался «Преступник для прокурора»: буква закона против неотвратимости правосудия; личная месть против общественного договора. Морально ли наказывать убийцу за чужое преступление, раз уж не получилось наказать за его собственное? И на что можно пойти ради такого дела?
Помимо основной сюжетной линии, фильм напичкан невнятными второстепенными, затрагивающими коррупцию, харрасмент в токийских госорганах, ревизионизм японского участия во Второй мировой и даже пенсионную реформу, а также приправлен назойливой неолиберальной повесткой. Всё это, видимо, являлось частью романа Сюсукэ Сидзукуи, по мотивом которого снят «Преступник для прокурора», — частью, которую побоялись вырезать, но не смогли вразумительно воплотить на экране. Зато смогли — гламурный чиновничий Токио с мишленовскими ресторанами и шикарными отелями, в котором идол Такуя Кимура в безупречном деловом костюме не разговаривает со своей женой, а цветущая Юрико Ёситака, тоже в безупречном деловом костюме, подписывается за запрет выдачи водительских прав пенсионерам.
https://www.imdb.com/title/tt6857956/?ref_=tt_urv
Юный прокурор Окино и юная служащая Сахо, больше похожие на парочку из студенческого ромкома, чем на вершителей судеб, поступают в команду к кумиру и учителю Могами (Такуя Кимура) в отдел насильственных преступлений токийской прокуратуры. Первое дело — убийство старушки-процентщицы и её мужа; подозреваемые, естественно, должники. Среди них — одиозный Мацукуру, внешне похожий на артиста Мигицко. Двадцать три года назад Мацукуру убил девушку, которую лично знал Могами, но избежал наказания, и признался в содеянном, когда срок давности преступления уже истёк. На этот раз прокурор намерен добиться смертной казни и отмщения за подругу отрочества, но с каждым днём становится яснее, что к убийству стариков Мацукуру отношения не имеет.
Тут-то и разворачивается этическая дилемма, ради которой затевался «Преступник для прокурора»: буква закона против неотвратимости правосудия; личная месть против общественного договора. Морально ли наказывать убийцу за чужое преступление, раз уж не получилось наказать за его собственное? И на что можно пойти ради такого дела?
Помимо основной сюжетной линии, фильм напичкан невнятными второстепенными, затрагивающими коррупцию, харрасмент в токийских госорганах, ревизионизм японского участия во Второй мировой и даже пенсионную реформу, а также приправлен назойливой неолиберальной повесткой. Всё это, видимо, являлось частью романа Сюсукэ Сидзукуи, по мотивом которого снят «Преступник для прокурора», — частью, которую побоялись вырезать, но не смогли вразумительно воплотить на экране. Зато смогли — гламурный чиновничий Токио с мишленовскими ресторанами и шикарными отелями, в котором идол Такуя Кимура в безупречном деловом костюме не разговаривает со своей женой, а цветущая Юрико Ёситака, тоже в безупречном деловом костюме, подписывается за запрет выдачи водительских прав пенсионерам.
https://www.imdb.com/title/tt6857956/?ref_=tt_urv
IMDb
Killing for the Prosecution (2018)
Mogami Takeshi works at the Tokyo prosecutor's office focusing on violent criminal cases. Okino Keiichiro admires him and is happy to be assigned to work with Mogami. When a money lender is... See full summary »
Пятнадцать лет назад я ходил в планетарий. Единственное, зато яркое, воспоминание об этом приключении — первая фраза лектора с левитановским тембром и театральными паузами: «Инопланетяне, конечно, существуют». На этой же предпосылке строится трилогия «Память о прошлом Земли» китайского народного фантаста Лю Цысиня.
«Память о прошлом Земли» — опус магнум писателя из шахтёрской семьи, в прошлом инженера электростанции в провинции Шаньси; примерно две тысячи страниц о будущем человеческой цивилизации с парочкой аллюзий на историю Китая и избытком научно-технических фантазий. Трилогия состоит из романов «Задача трёх тел», «Тёмный лес» и «Вечная жизнь смерти». Все они с усердием переведены на русский, пускай, по крайней мере, частично, это и перевод английского перевода. В итоге получился стилистически цельный и грамотный текст — поверьте, это редкость для современной переводной фантастики (скажем, если решите ознакомиться с «Посольским городом» Мьевиля, советую читать в оригинале или искать фанатский перевод, главное, не приближаться к официальному изданию).
Надо сразу сказать, что трилогия Лю Цысиня неровная: книги не похожи одна на другую, хотя их объединяют общие сюжет, вселенная и ряд персонажей. «Задача трёх тел» — единственный неанглоязычный роман, получавший Премию Хьюго (среди лауреатов Хайнлайн, Филип Дик, Клиффорд Саймак, Желязны, Азимов, Ле Гуин, Артур Кларк, Орсон Скотт Кард, Стивенсон, Гейман и, да, Джоан Роулинг — ничего такая компания), и он действительно хорошо сделан, в том числе чисто драматургически. Это готовый сценарий для остросюжетного блокбастера с увлекательной завязкой: серия самоубийств физиков, занимающихся фундаментальной наукой; обратный отсчет перед глазами специалиста по наноматериалам Ван Мяо; загадочная онлайн-игра с участием императора Цинь Шихуана и Галилео Галилея, в которую вовлекаются многие представители китайской элиты; флэшбеки во времена Культурной революции, когда и произошло поворотное в истории человечество событие, незаметное для подавляющего большинства землян. В «Задаче трёх тел» есть не только тщательно выстроенный сюжет, но и интересные персонажи, особенно старорежимный полицейский Ши Цян, способный сохранить фирменный цинизм даже посреди апокалипсиса. Увы, о других романах серии такого не скажешь.
«Тёмный лес» посвящён авторской теории космической социологии, базирующейся на двух аксиомах (помимо того, что «инопланетяне, конечно, существуют»): (1) выживание — основная потребность цивилизации; (2) цивилизация непрерывно растет и расширяется, но объем вещества во Вселенной остается неизменным. Отсюда следуют имманентные подозрительность и превентивная жестокость любых инопланетян. Вселенная Лю Цысиня — это тёмный лес, по которому рыщут охотники, боясь зажечь факел, ведь огонь привлечет внимание остальных, которые постараются уничтожить иного, хотя бы исключительно из страха перед его неизвестными возможностями. Второй роман серии гораздо менее стройный, чем «Задача трёх тел», но он хотя бы задуман как иллюстрация нескольких внятных идей.
«Вечная жизнь смерти» уже попахивает графоманией. Здесь Лю Цысинь пытается описать историю человечества и Вселенной на миллионы лет вперёд, утрамбовав под одну обложку, кажется, все пришедшие ему в голову прогнозы научного, технологического и социального развития. В «Вечной жизни смерти» хватило бы материала на двадцать книг, причем желательно не художественного, а чисто футуристического толка. Как роман про людей на уровне сцен и персонажей это не работает совсем; даже удивительно, что «Задачу трёх тел» и «Вечную жизнь смерти» написал один и тот же человек.
«Память о прошлом Земли» — опус магнум писателя из шахтёрской семьи, в прошлом инженера электростанции в провинции Шаньси; примерно две тысячи страниц о будущем человеческой цивилизации с парочкой аллюзий на историю Китая и избытком научно-технических фантазий. Трилогия состоит из романов «Задача трёх тел», «Тёмный лес» и «Вечная жизнь смерти». Все они с усердием переведены на русский, пускай, по крайней мере, частично, это и перевод английского перевода. В итоге получился стилистически цельный и грамотный текст — поверьте, это редкость для современной переводной фантастики (скажем, если решите ознакомиться с «Посольским городом» Мьевиля, советую читать в оригинале или искать фанатский перевод, главное, не приближаться к официальному изданию).
Надо сразу сказать, что трилогия Лю Цысиня неровная: книги не похожи одна на другую, хотя их объединяют общие сюжет, вселенная и ряд персонажей. «Задача трёх тел» — единственный неанглоязычный роман, получавший Премию Хьюго (среди лауреатов Хайнлайн, Филип Дик, Клиффорд Саймак, Желязны, Азимов, Ле Гуин, Артур Кларк, Орсон Скотт Кард, Стивенсон, Гейман и, да, Джоан Роулинг — ничего такая компания), и он действительно хорошо сделан, в том числе чисто драматургически. Это готовый сценарий для остросюжетного блокбастера с увлекательной завязкой: серия самоубийств физиков, занимающихся фундаментальной наукой; обратный отсчет перед глазами специалиста по наноматериалам Ван Мяо; загадочная онлайн-игра с участием императора Цинь Шихуана и Галилео Галилея, в которую вовлекаются многие представители китайской элиты; флэшбеки во времена Культурной революции, когда и произошло поворотное в истории человечество событие, незаметное для подавляющего большинства землян. В «Задаче трёх тел» есть не только тщательно выстроенный сюжет, но и интересные персонажи, особенно старорежимный полицейский Ши Цян, способный сохранить фирменный цинизм даже посреди апокалипсиса. Увы, о других романах серии такого не скажешь.
«Тёмный лес» посвящён авторской теории космической социологии, базирующейся на двух аксиомах (помимо того, что «инопланетяне, конечно, существуют»): (1) выживание — основная потребность цивилизации; (2) цивилизация непрерывно растет и расширяется, но объем вещества во Вселенной остается неизменным. Отсюда следуют имманентные подозрительность и превентивная жестокость любых инопланетян. Вселенная Лю Цысиня — это тёмный лес, по которому рыщут охотники, боясь зажечь факел, ведь огонь привлечет внимание остальных, которые постараются уничтожить иного, хотя бы исключительно из страха перед его неизвестными возможностями. Второй роман серии гораздо менее стройный, чем «Задача трёх тел», но он хотя бы задуман как иллюстрация нескольких внятных идей.
«Вечная жизнь смерти» уже попахивает графоманией. Здесь Лю Цысинь пытается описать историю человечества и Вселенной на миллионы лет вперёд, утрамбовав под одну обложку, кажется, все пришедшие ему в голову прогнозы научного, технологического и социального развития. В «Вечной жизни смерти» хватило бы материала на двадцать книг, причем желательно не художественного, а чисто футуристического толка. Как роман про людей на уровне сцен и персонажей это не работает совсем; даже удивительно, что «Задачу трёх тел» и «Вечную жизнь смерти» написал один и тот же человек.
Так или иначе, трилогия «Память о прошлом Земли» — важное явление популярной культуры (и я очень постарался практически ничего не заспойлерить). Несомненно, нас ждет видеоадаптация, будь то фильмы или сериалы — в новостях уже мелькало желание Amazon ввалить миллиард долларов на «новую Игру престолов» по мотивам произведений китайского фантаста. Как и все явления популярной культуры такого масштаба, романы напрашиваются на разнообразные интерпретации. Вот моя: «Задача трёх тел» — книга о том, что во всём виноват Мао Цзэдун; «Тёмный лес» — о том, что концепция ядерного сдерживания — главное достижение человечества в двадцатом веке; «Вечная жизнь смерти» — 5 примеров того, как гуманизм приводит к геноциду.
«Дети стадной эпохи» — последний на сегодняшний день роман китайского писателя Лю Чжэньюня («Я не Пань Цзиньлянь», «Одно слово стоит тысячи» и др.). Недавно он был переведен на русский язык и выпущен петербургским издательством «Гиперион».
В оригинале роман называется «Эра едоков арбуза». Это отсылка к известному в китайском Интернете мему, выросшему из комментария очевидца страшной аварии со смертельным исходом на вопрос репортера о произошедшем: «Я ничего не знаю, я ел арбуз». В романе Лю Чжэньюня именно «едоки арбуза», анонимные наблюдатели, якобы безразличные к окружающему миру, кардинально меняют жизни незнакомых людей в диапазоне от сельских разнорабочих до губернатора провинции.
Неунывающая ткачиха Ню Сяоли с деревенской фабрики женит своего бестолкового брата на взятые в долг у местного ростовщика сто тысяч юаней и, когда невеста сбегает вместе с деньгами, отправляется на её поиски в соседнюю провинцию. Высокопоставленный чиновник Ли Аньбан рассчитывает на продвижение по службе, но в самый неподходящий момент его нерадивый сын по собственной вине попадает в ДТП, в котором погибает проститутка. Начальник уездного дорожного управления Ян Кайто нервно улыбается на месте трагического крушения моста, и его фотография попадает в сеть, где начинается настоящая травля.
Герои Лю Чжэньюня — представители разных миров, которые, однако, функционируют по одинаково абсурдным законам. Что в чиновничьих кабинетах, что в деревенской закусочной за лепешками и бараньей похлёбкой, что в массажном салоне, что в полицейском участке мы встречаем персонажей только двух типов: мошенников и идиотов, причём и те, и другие не лишены обаяния. «Дети стадной эпохи» вообще очень похожи на фильм братьев Коэнов, только вместо раввина — комичный даос, к которому в одной из лучших сцен книги приходит на консультацию испуганный коррупционер по совету знакомого застройщика.
Здесь нет эпического размаха «Одного слова…», это быстрый и остроумный текст на один вечер. Для читателей, не готовых с головой уходить в «Устал рождаться и умирать» Мо Яня, «Дети стадной эпохи» — хороший вариант для знакомства с современной китайской прозой.
При внешней лёгкости содержательно, по меркам материкового Китая, роман достаточно радикален: в нём, кажется, нет ни одного некоррумпированного чиновника любого уровня и ни одного честного крупного бизнесмена; на инфраструктурных проектах пилятся сотни миллионов юаней, в то время как в деревнях закон игнорируется в принципе, даже такой безобидный, как об актах гражданского состояния. В кино подобный материал, несомненно, вызвал бы вопросы у государственных цензоров; учитывая, что практически все произведения Лю Чжэньюня были успешно экранизированы (а «Я не Пань Цзиньлянь» Фэн Сяоганом — так и просто шедеврально), интересно, что будет с постановкой «Детей стадной эпохи».
В оригинале роман называется «Эра едоков арбуза». Это отсылка к известному в китайском Интернете мему, выросшему из комментария очевидца страшной аварии со смертельным исходом на вопрос репортера о произошедшем: «Я ничего не знаю, я ел арбуз». В романе Лю Чжэньюня именно «едоки арбуза», анонимные наблюдатели, якобы безразличные к окружающему миру, кардинально меняют жизни незнакомых людей в диапазоне от сельских разнорабочих до губернатора провинции.
Неунывающая ткачиха Ню Сяоли с деревенской фабрики женит своего бестолкового брата на взятые в долг у местного ростовщика сто тысяч юаней и, когда невеста сбегает вместе с деньгами, отправляется на её поиски в соседнюю провинцию. Высокопоставленный чиновник Ли Аньбан рассчитывает на продвижение по службе, но в самый неподходящий момент его нерадивый сын по собственной вине попадает в ДТП, в котором погибает проститутка. Начальник уездного дорожного управления Ян Кайто нервно улыбается на месте трагического крушения моста, и его фотография попадает в сеть, где начинается настоящая травля.
Герои Лю Чжэньюня — представители разных миров, которые, однако, функционируют по одинаково абсурдным законам. Что в чиновничьих кабинетах, что в деревенской закусочной за лепешками и бараньей похлёбкой, что в массажном салоне, что в полицейском участке мы встречаем персонажей только двух типов: мошенников и идиотов, причём и те, и другие не лишены обаяния. «Дети стадной эпохи» вообще очень похожи на фильм братьев Коэнов, только вместо раввина — комичный даос, к которому в одной из лучших сцен книги приходит на консультацию испуганный коррупционер по совету знакомого застройщика.
Здесь нет эпического размаха «Одного слова…», это быстрый и остроумный текст на один вечер. Для читателей, не готовых с головой уходить в «Устал рождаться и умирать» Мо Яня, «Дети стадной эпохи» — хороший вариант для знакомства с современной китайской прозой.
При внешней лёгкости содержательно, по меркам материкового Китая, роман достаточно радикален: в нём, кажется, нет ни одного некоррумпированного чиновника любого уровня и ни одного честного крупного бизнесмена; на инфраструктурных проектах пилятся сотни миллионов юаней, в то время как в деревнях закон игнорируется в принципе, даже такой безобидный, как об актах гражданского состояния. В кино подобный материал, несомненно, вызвал бы вопросы у государственных цензоров; учитывая, что практически все произведения Лю Чжэньюня были успешно экранизированы (а «Я не Пань Цзиньлянь» Фэн Сяоганом — так и просто шедеврально), интересно, что будет с постановкой «Детей стадной эпохи».
«Дом с видом» Германа Яу, человека, штампующего по четыре жанровых фильма в год, — шизофреническая социальная комедия, которая начинается как сериал «Счастливы вместе», а заканчивается как фильм Михаэля Ханеке. Кино выпускали к Китайскому новому году, потому в центре внимания, конечно, семейные ценности, но под весьма необычным углом.
Замученный риэлтор (Френсис Нг!) живёт в типичной гонконгской квартире с женой (Анита Юань), двумя детьми-подростками и слабоумным отцом в инвалидной коляске. Жилплощади катастрофически мало; впереди ещё двадцать лет ипотеки; денег нет; жена пилит; дети орут (к тому же актёры-подростки чудовищно переигрывают, что неплохо работает на общую атмосферу невыносимости); отец генерирует проблемы одну за другой; сосед снизу, дед с раком лёгких, всё время курит так, что не открыть форточку; сосед сверху, толстый мясник (Лам Сует!!), громко разделывает свинину, не давая поужинать в тишине; соседка по лестничной площадке отбивается от коллекторов, угрожая взорвать баллон с газом вместе со всем подъездом. Сохранять рассудок посреди бедлама риэлтору и его семье помогает лишь вид из окна на бескрайнее море, по которому снуют рыбацкие лодки и паромы на острова.
Но даже с видом скоро возникают проблемы: живущий в мансарде напротив одинокий хипстер (Луис Ку, выглядящий лет на 20 моложе!!!) сооружает на крыше ни с кем не согласованный гигантский рекламный плакат, а после расписывается на нем и утверждает, что это произведение современного искусства а ля «Кэмпбелл» Энди Уорхола. Риэлтор с семьёй в праведном гневе объявляют против него священную войну: жалуются во всевозможные инстанции, привлекают единственного знакомого чиновника (Энтони Вон!!!!), собирают районное вече с дебатами и, когда становится понятно, что действия в легальном поле ни к чему не приводят, переходят к мелким гадостям… Ипотечники не сдаются.
«Дом с видом» — киноадаптация театральной постановки гонконгского комика Чун Татмина, который сыграл роль слабоумного отца-колясочника. Фильм придется по душе не каждому: кого-то отпугнёт навязчивая театральность и юмор самого низкого пошиба; кого-то — раздражающие актёры-подростки; кого-то — внезапные атаки экзистенциального ужаса и резкая смена регистра. Это, несомненно, специфическое зрелище, но я точно знаю, что существуют люди, которые просто не могут пропустить фильм с Френсисом Нг, Луисом Ку, Энтони Воном и Ламом Суетом одновременно.
https://www.imdb.com/title/tt8443432/?ref_=nm_flmg_dr_4
Замученный риэлтор (Френсис Нг!) живёт в типичной гонконгской квартире с женой (Анита Юань), двумя детьми-подростками и слабоумным отцом в инвалидной коляске. Жилплощади катастрофически мало; впереди ещё двадцать лет ипотеки; денег нет; жена пилит; дети орут (к тому же актёры-подростки чудовищно переигрывают, что неплохо работает на общую атмосферу невыносимости); отец генерирует проблемы одну за другой; сосед снизу, дед с раком лёгких, всё время курит так, что не открыть форточку; сосед сверху, толстый мясник (Лам Сует!!), громко разделывает свинину, не давая поужинать в тишине; соседка по лестничной площадке отбивается от коллекторов, угрожая взорвать баллон с газом вместе со всем подъездом. Сохранять рассудок посреди бедлама риэлтору и его семье помогает лишь вид из окна на бескрайнее море, по которому снуют рыбацкие лодки и паромы на острова.
Но даже с видом скоро возникают проблемы: живущий в мансарде напротив одинокий хипстер (Луис Ку, выглядящий лет на 20 моложе!!!) сооружает на крыше ни с кем не согласованный гигантский рекламный плакат, а после расписывается на нем и утверждает, что это произведение современного искусства а ля «Кэмпбелл» Энди Уорхола. Риэлтор с семьёй в праведном гневе объявляют против него священную войну: жалуются во всевозможные инстанции, привлекают единственного знакомого чиновника (Энтони Вон!!!!), собирают районное вече с дебатами и, когда становится понятно, что действия в легальном поле ни к чему не приводят, переходят к мелким гадостям… Ипотечники не сдаются.
«Дом с видом» — киноадаптация театральной постановки гонконгского комика Чун Татмина, который сыграл роль слабоумного отца-колясочника. Фильм придется по душе не каждому: кого-то отпугнёт навязчивая театральность и юмор самого низкого пошиба; кого-то — раздражающие актёры-подростки; кого-то — внезапные атаки экзистенциального ужаса и резкая смена регистра. Это, несомненно, специфическое зрелище, но я точно знаю, что существуют люди, которые просто не могут пропустить фильм с Френсисом Нг, Луисом Ку, Энтони Воном и Ламом Суетом одновременно.
https://www.imdb.com/title/tt8443432/?ref_=nm_flmg_dr_4
IMDb
A Home with a View (2019)
A Home with a View: Directed by Herman Yau. With Francis Ng, Louis Koo, Anita Yuen, Tat-Ming Cheung. An ordinary family of five try their best to remove the billboard that blocks the sea view from their house window.
Как известно, у Хон Сан Су бывают зимние и летние фильмы; цветные и чёрно-белые; лёгкие, как опьянение от макколи, и тяжелые, как похмелье от соджу, — в остальном они похожи один на другой. Прошлогодний «Отель у реки» — зимний, чёрно-белый (в основном, белый) и горестный.
Пожилой поэт по приглашению хозяина-фаната бесплатно останавливается в полупустом отеле Heimat на реке Хан в городе Намъянджу восточнее Сеула. На улице сильный снегопад. В отеле, кроме поэта, кажется, только одна постоялица — Ким Мин Хи, как обычно, переживающая расставание с женатым мужчиной. Для психологической поддержки её навещает подруга с кофе из Tom N Toms; вместе они чуть-чуть гуляют по берегу, но в основном валяются на кровати, балансируя между явью и сном.
Поэт приглашает в отель двух сыновей, которых давно не видел: младший — кинорежиссер (по замечанию одной из героинь, «вряд ли настоящий auteur, но очень прилежный и исполнительный» — не самая тонкая самоирония); старший — в разводе, о котором боится сообщить отцу. Выясняется, что поэт и сам давно ушёл из семьи, а бывшая жена его до сих пор ненавидит. Сыновей он собрал потому, что чувствует скорое приближение смерти, хотя вроде бы ничем не болен.
В «Отеле у реки» нет свойственных Хону запутанности хронологии, нелинейности времени, вариантности происходящего; автор неожиданно налегает на буквальность выразительных средств — начиная с открывающих титров, которые нарочито читаются вслух, и заканчивая прямой визуализацией декламируемого героем стихотворения. Здесь есть все обычные для Хона мотивы, мужские и женские; знакомая интонация; привычные ситуации и персонажи, но это его первый фильм о естественной смерти. Не зря он утопает в траурной белизне.
https://www.imdb.com/title/tt8725958/?ref_=nv_sr_1?ref_=nv_sr_1
Пожилой поэт по приглашению хозяина-фаната бесплатно останавливается в полупустом отеле Heimat на реке Хан в городе Намъянджу восточнее Сеула. На улице сильный снегопад. В отеле, кроме поэта, кажется, только одна постоялица — Ким Мин Хи, как обычно, переживающая расставание с женатым мужчиной. Для психологической поддержки её навещает подруга с кофе из Tom N Toms; вместе они чуть-чуть гуляют по берегу, но в основном валяются на кровати, балансируя между явью и сном.
Поэт приглашает в отель двух сыновей, которых давно не видел: младший — кинорежиссер (по замечанию одной из героинь, «вряд ли настоящий auteur, но очень прилежный и исполнительный» — не самая тонкая самоирония); старший — в разводе, о котором боится сообщить отцу. Выясняется, что поэт и сам давно ушёл из семьи, а бывшая жена его до сих пор ненавидит. Сыновей он собрал потому, что чувствует скорое приближение смерти, хотя вроде бы ничем не болен.
В «Отеле у реки» нет свойственных Хону запутанности хронологии, нелинейности времени, вариантности происходящего; автор неожиданно налегает на буквальность выразительных средств — начиная с открывающих титров, которые нарочито читаются вслух, и заканчивая прямой визуализацией декламируемого героем стихотворения. Здесь есть все обычные для Хона мотивы, мужские и женские; знакомая интонация; привычные ситуации и персонажи, но это его первый фильм о естественной смерти. Не зря он утопает в траурной белизне.
https://www.imdb.com/title/tt8725958/?ref_=nv_sr_1?ref_=nv_sr_1
IMDb
Hotel by the River (2018)
It is the dead of winter and a poet invites his sons to join him at a hotel for a reunion. The hotel also hosts a newly single woman who has a friend keep her company and with whom she ... See full summary »
Традиционный летний плей-лист азиатской музыки за полугодие от Red Chamber. Как говорил Конфуций, высшая музыка удаляет злобу.
https://music.apple.com/ru/playlist/red-chamber-h1-2019/pl.u-LdbqEpdtRx3JlN
https://music.apple.com/ru/playlist/red-chamber-h1-2019/pl.u-LdbqEpdtRx3JlN
Apple Music
Плейлист «Red Chamber H1 2019» (Stanislav Soltitskiy)
Плейлист · Песен: 24
Современная азиатская проза занимает специфическую нишу на западном книжном рынке. В большом берлинском магазине Kulturkaufhaus или в маленьком Love Story of Berlin, в Академической лавке Хельсинки или в ларьке портлендского аэропорта, если Мо Янь на днях не получил Нобелевскую премию, переводные азиаты появятся на заметных полках только в одном случае — если они написали макабрическую тоталитарную антиутопию. Желательно северо-корейскую. Но про кровавый режим Председателя Си тоже покатит. По этому принципу в книжных местах Европы и Америки, между новой Сири Хустведт и новым Марлоном Джеймсом, заботливо расставлены пейпербеки «Китайской мечты», прошлогоднего труда главного писателя-диссидента Поднебесной Ма Цзяня. Иногда управляющий магазина может сопроводить новинку краткой аннотацией чёрным фломастером: «Orwell and Solzhenitsyn of Chinese literature».
Ма Цзянь, одногодка и неустанный критик Си Цзиньпина, живёт в Лондоне и пишет на больные китайские темы: Тяньаньмэнь, политика одного ребёнка, Тибет, культ личности, память о Культурной революции и коррупция чиновничества — хотя последние две вещи разрабатываются официальными пекинскими авторами с таким рвением, что здесь писатель Ма, видимо, вполне в идеологической струе. «Китайская мечта», впрочем, действительно покушается на святое. Это гротескный романоид, собственно, о Китайской мечте, доктрине Председателя Си о великом возрождении китайской нации, которая, по мнению Ма Цзяня есть не что иное, как промывание мозгов сотням миллионов людей. Кстати, сам термин «промывание мозгов» придуман как раз китайцами, ещё в пятидесятых во время Корейской войны.
Главный герой книги Ма Даодэ — директор Бюро Китайской мечты в городе Цзяне в провинции Сычуань. В свободное время от общения в WeChat с десятком молодых любовниц и оптового получения взяток он работает над созданием чипа, который можно было бы вживить под кожу согражданам для трансляции идей Си Цзиньпина непосредственно в мозг с заменой всех частных мечт на одну общенациональную. Его коллеги занимаются более земными вещами: сносят деревни бульдозерами по заказу застройщиков, не жалея протестующих крестьян, и ставят масштабный балет по мотивам новостного сюжета о визите Председателя в пельменную.
Ма Даодэ администрирует мечту, но сам обуреваем кошмарными воспоминаниями времён Культурной революции, когда совершили самоубийство его родители, а сам он принимал активное участие в кровавой битве банд хунвэйбинов. В голове чиновника стирается грань между реальностью и прошлым; во время оргии в борделе, стилизованном под личный железнодорожный вагон Мао Цзэдуна, ему чудятся призраки юности, от которых уже не избавиться.
«Китайская мечта» — это гневный и энергичный текст, местами изобретательный, но слишком часто бьющий через край, как новости КНДР о голодающем западе. Не думаю, что из него можно многое понять о современном Китае; но можно — о самом писателе Ма. Мир «Китайской мечты», как ни парадоксально, больше похож на персональный ад, чем на общественный. Но не каждый персональный ад удостаивается дизайна обложки от самого Ай Вэйвэя.
Ма Цзянь, одногодка и неустанный критик Си Цзиньпина, живёт в Лондоне и пишет на больные китайские темы: Тяньаньмэнь, политика одного ребёнка, Тибет, культ личности, память о Культурной революции и коррупция чиновничества — хотя последние две вещи разрабатываются официальными пекинскими авторами с таким рвением, что здесь писатель Ма, видимо, вполне в идеологической струе. «Китайская мечта», впрочем, действительно покушается на святое. Это гротескный романоид, собственно, о Китайской мечте, доктрине Председателя Си о великом возрождении китайской нации, которая, по мнению Ма Цзяня есть не что иное, как промывание мозгов сотням миллионов людей. Кстати, сам термин «промывание мозгов» придуман как раз китайцами, ещё в пятидесятых во время Корейской войны.
Главный герой книги Ма Даодэ — директор Бюро Китайской мечты в городе Цзяне в провинции Сычуань. В свободное время от общения в WeChat с десятком молодых любовниц и оптового получения взяток он работает над созданием чипа, который можно было бы вживить под кожу согражданам для трансляции идей Си Цзиньпина непосредственно в мозг с заменой всех частных мечт на одну общенациональную. Его коллеги занимаются более земными вещами: сносят деревни бульдозерами по заказу застройщиков, не жалея протестующих крестьян, и ставят масштабный балет по мотивам новостного сюжета о визите Председателя в пельменную.
Ма Даодэ администрирует мечту, но сам обуреваем кошмарными воспоминаниями времён Культурной революции, когда совершили самоубийство его родители, а сам он принимал активное участие в кровавой битве банд хунвэйбинов. В голове чиновника стирается грань между реальностью и прошлым; во время оргии в борделе, стилизованном под личный железнодорожный вагон Мао Цзэдуна, ему чудятся призраки юности, от которых уже не избавиться.
«Китайская мечта» — это гневный и энергичный текст, местами изобретательный, но слишком часто бьющий через край, как новости КНДР о голодающем западе. Не думаю, что из него можно многое понять о современном Китае; но можно — о самом писателе Ма. Мир «Китайской мечты», как ни парадоксально, больше похож на персональный ад, чем на общественный. Но не каждый персональный ад удостаивается дизайна обложки от самого Ай Вэйвэя.
Посмотрел «Паразитов» Пон Чжун Хо, чего и вам желаю. По традиции: если у вас квота на один азиатский фильм в год, берите этот. Не пожалеете. Это самая развлекательная каннская ветка со времён «Криминального чтива» и типичный, классический Пон Чжун Хо, триумфально вернувшийся домой после экспериментов на западе.
Перед фильмом показывают небольшой ролик, в котором жизнерадостный режиссер Пон сердечно просит не спойлерить; а потом ещё один, где спойлерить не разрешает уже весь актерский коллектив (эти еще требуют перевести телефоны в беззвучный режим). Раз такое дело, сюжета касаться не буду — хотя, как обычно в корейском кино, настоящим спойлером является не столько пересказ собственно истории персонажей, сколько последовательность сменяющихся эмоциональных регистров: когда будет страшно, когда смешно, а когда меланхолично; когда комедия, когда триллер, а когда — антикапиталистический манифест (и когда в виде фарса, а когда на полном серьёзе).
Технически «Паразиты» сделаны безупречно; буквально каждую сцену можно разбирать в киношколах на предмет «как это сделано». Вклад оператора Хон Кён Пхё в современную визуальную культуру вообще преступно недооценен; кроме «Паразитов», он работал на «Вопле», «Матушке» и «Пылающем».
В «Паразитах», даже по меркам Пона, много шуток: универсальных и специфически корейских — про северо-корейские новости и особенно смешная про адмирала Ли Сун Сина. В «Паразитах» много политики; это фильм про миры богатых и бедных и паразитизм как основной способ взаимодействия между ними. Много мысли семейной. Много саспенса и действий. Наконец много Сон Кан Хо!
«Паразиты» — это то, что мы уже видели, но гораздо-гораздо лучше. Фильм «Мы», если бы он выходил за рамки одной метафоры и неизобретательного экшена. Фильм «Елена», если бы у Звягинцева были чувство юмора и эмпатия. «Магазинные воришки», если бы они показали зубы.
«Паразиты» стартуют в российском прокате в четверг. Сходите. Там нечасто бывает кино такого уровня.
https://www.imdb.com/title/tt6751668/?ref_=nm_flmg_cin_6
Перед фильмом показывают небольшой ролик, в котором жизнерадостный режиссер Пон сердечно просит не спойлерить; а потом ещё один, где спойлерить не разрешает уже весь актерский коллектив (эти еще требуют перевести телефоны в беззвучный режим). Раз такое дело, сюжета касаться не буду — хотя, как обычно в корейском кино, настоящим спойлером является не столько пересказ собственно истории персонажей, сколько последовательность сменяющихся эмоциональных регистров: когда будет страшно, когда смешно, а когда меланхолично; когда комедия, когда триллер, а когда — антикапиталистический манифест (и когда в виде фарса, а когда на полном серьёзе).
Технически «Паразиты» сделаны безупречно; буквально каждую сцену можно разбирать в киношколах на предмет «как это сделано». Вклад оператора Хон Кён Пхё в современную визуальную культуру вообще преступно недооценен; кроме «Паразитов», он работал на «Вопле», «Матушке» и «Пылающем».
В «Паразитах», даже по меркам Пона, много шуток: универсальных и специфически корейских — про северо-корейские новости и особенно смешная про адмирала Ли Сун Сина. В «Паразитах» много политики; это фильм про миры богатых и бедных и паразитизм как основной способ взаимодействия между ними. Много мысли семейной. Много саспенса и действий. Наконец много Сон Кан Хо!
«Паразиты» — это то, что мы уже видели, но гораздо-гораздо лучше. Фильм «Мы», если бы он выходил за рамки одной метафоры и неизобретательного экшена. Фильм «Елена», если бы у Звягинцева были чувство юмора и эмпатия. «Магазинные воришки», если бы они показали зубы.
«Паразиты» стартуют в российском прокате в четверг. Сходите. Там нечасто бывает кино такого уровня.
https://www.imdb.com/title/tt6751668/?ref_=nm_flmg_cin_6
IMDb
Parasite (2019) ⭐ 8.5 | Drama, Thriller
2h 12m | R
В городе Чхонан к югу от Сеула завёлся дьявол — щуплый серийный убийца с лицом усталого гоблина (Ким Сон Гю из «Королевства»). По ночам он режет случайных людей, предварительно организуя ДТП с помощью угнанных автомобилей. Между жертвами нет никакой связи, потому полиция — за исключением вертлявого детектива с сомнительной этикой (Ким Му Ёль) — не догадывается, что в городе орудует маньяк. Однако метод преступника оборачивается против него самого, когда наобум он въезжает в машину главаря местной мафии с комплекцией бегемота (Ма Дон Сок!): и тут уж трудно сказать, у кого из них выдался менее удачный денек. В результате кровавой стычки маньяк отползает с ножом между ребер, а гангстер ложится на операцию с жаждой немедленной мести. Дело происходит в первой половине нулевых, о чем сигнализируют модели мобильников и удачная цитата из Гуса Хиддинка, тогдашнего тренера триумфальной сборной Кореи на домашнем чемпионате мира, во время мафиозных переговоров.
«Бандит, полицейский, дьявол» Ли Вон Тхэ был представлен, пусть и вне конкурса, на Каннском фестивале, но это очаровательно неамбициозный образец корейского «мужского» кино: боевик без единого выстрела; триллер без единой загадки; доза солдатского юмора без лейбла «комедия» и поэзия неоновых вывесок без странности Рёфна. Здесь нет романтических линий; нет ни одного женского персонажа, кроме эпизодической криминалистки. Суровые парни в полосатых костюмах и кожанках много курят, пьют виски и бьют друг другу лица чисто для профилактики.
Композиция типа «хороший, плохой, злой» — или в корейском случае «хороший, плохой, долбанутый» — классическая треугольная конфигурация, но здесь она здорово перекошена в сторону «плохого». Маньяк остается не проясненным до самого конца: не имеет мотива и личности; не вселяет страх и никаких других чувств и эмоций; витает где-то на периферии как досадная необходимость; в самом прямом смысле бледная тень на экране и более никто. Полицейский просто не тянет, и Ма Дон Сок привычно забирает шоу — для этого ему даже не нужно удалять человеку зуб голыми руками, хотя без удаления зуба, увы, не обходится.
Права на англоязычный ремейк «Бандита, полицейского, дьявола» уже купил Сильвестр Сталлоне. И сразу забрал Ма Дон Сока на ту же самую роль, понимая, что фильм держится исключительно на его ухмылках и оплеухах. Ма Дон Сок нацелен на международную карьеру, скоро он появится в фильме, прости господи, студии Марвел. Цените мастера, пока мы его не потеряли.
https://www.imdb.com/title/tt10208198/?ref_=nm_flmg_act_4
«Бандит, полицейский, дьявол» Ли Вон Тхэ был представлен, пусть и вне конкурса, на Каннском фестивале, но это очаровательно неамбициозный образец корейского «мужского» кино: боевик без единого выстрела; триллер без единой загадки; доза солдатского юмора без лейбла «комедия» и поэзия неоновых вывесок без странности Рёфна. Здесь нет романтических линий; нет ни одного женского персонажа, кроме эпизодической криминалистки. Суровые парни в полосатых костюмах и кожанках много курят, пьют виски и бьют друг другу лица чисто для профилактики.
Композиция типа «хороший, плохой, злой» — или в корейском случае «хороший, плохой, долбанутый» — классическая треугольная конфигурация, но здесь она здорово перекошена в сторону «плохого». Маньяк остается не проясненным до самого конца: не имеет мотива и личности; не вселяет страх и никаких других чувств и эмоций; витает где-то на периферии как досадная необходимость; в самом прямом смысле бледная тень на экране и более никто. Полицейский просто не тянет, и Ма Дон Сок привычно забирает шоу — для этого ему даже не нужно удалять человеку зуб голыми руками, хотя без удаления зуба, увы, не обходится.
Права на англоязычный ремейк «Бандита, полицейского, дьявола» уже купил Сильвестр Сталлоне. И сразу забрал Ма Дон Сока на ту же самую роль, понимая, что фильм держится исключительно на его ухмылках и оплеухах. Ма Дон Сок нацелен на международную карьеру, скоро он появится в фильме, прости господи, студии Марвел. Цените мастера, пока мы его не потеряли.
https://www.imdb.com/title/tt10208198/?ref_=nm_flmg_act_4
IMDb
The Gangster, the Cop, the Devil (2019) ⭐ 6.9 | Action, Crime, Thriller
1h 49m | Not Rated
«Целостность» (Integrity) — анти-коррупционный триллер Алана Мака, половины дуэта, ответственного за трилогии «Двойная рокировка» и «Подслушанное». И примерно наполовину такой же хороший; причем эту половину легко определить чисто хронологически — она идёт первой. Неправедно низкий рейтинг на imdb объясняется, видимо, наоборот второй. Так или иначе, забавно, что главная проблема фильма с названием «Целостность» как раз в отсутствии таковой.
Шон Лау из «Безумного следователя» и ещё ста гонконгских фильмов разной степени культовости играет ведущего следователя ICAC, независимой комиссии по борьбе с коррупцией. Он занимается делом ухода от уплаты налогов при продаже сигарет: мошенники оформляют документы на экспорт, подкупают таможню в лице Аниты Юань и никуда не вывозят беспошлинный товар, а продают в самом Гонконге со сверхприбылью. По мере продвижения расследование расширяется: тут и сомнительные операции на финансовой бирже, и отмывание денег через биткоины, и цепочка юрлиц-однодневок — признаки серьёзного преступного синдиката, а не лёгкой оптимизации бизнеса. Ключевым свидетелем на слушаниях в суде должен выступить загадочный бухгалтер на аутсорсе (Ник Чун), который явно знает больше, чем говорит, но за несколько часов до начала заседания он внезапно срывается и улетает в Сидней. За ним в Австралию начальник ICAC отправляет не Шона Лоу, а работающую там же его бывшую жену (Карена Лам), потому что она хоть и не ведёт дело, зато «хороший переговорщик».
«Целостность» — редкий по нынешним временам гонконгский триллер, полагающийся не на экшн, а на будничный саспенс рутинных процедур вроде просмотра материала с сотен камер видеонаблюдения и многочисленность поворотов сюжета. Увы, к концу второго часа многочисленность оборачивается избыточностью, а финальный твист оставляет зрителя в недоумении явно не того толка, на который рассчитывал автор. Пускай «Целостность» заканчивается пшиком, это не мешает получить удовольствие по дороге: например, здесь удачно и осознанно обыграна тема формально запрещенного, но прекрасно работающего в Гонконге Убера. Есть и случайные, но оттого не менее смешные гэги: когда Карена Лам в Сиднее просит местного таксиста ускориться, он осаживает её комически идиотской фразой «леди, здесь Вам не Гонконг».
Наверное, не стоит ждать от Алана Мака новой «Двойной рокировки». Его фильмы легко критиковать, там всегда можно найти какие-то нестыковки и нелепости. Но у человека интересно устроена голова, и всегда есть что-то любопытное в необязательном: «лишняя» сцена, второстепенная сюжетная линия, отклонения от традиционных повествовательных структур. Он скорее не по части integrity, а по части insight.
https://www.imdb.com/title/tt9575160/?ref_=nv_sr_1?ref_=nv_sr_1
Шон Лау из «Безумного следователя» и ещё ста гонконгских фильмов разной степени культовости играет ведущего следователя ICAC, независимой комиссии по борьбе с коррупцией. Он занимается делом ухода от уплаты налогов при продаже сигарет: мошенники оформляют документы на экспорт, подкупают таможню в лице Аниты Юань и никуда не вывозят беспошлинный товар, а продают в самом Гонконге со сверхприбылью. По мере продвижения расследование расширяется: тут и сомнительные операции на финансовой бирже, и отмывание денег через биткоины, и цепочка юрлиц-однодневок — признаки серьёзного преступного синдиката, а не лёгкой оптимизации бизнеса. Ключевым свидетелем на слушаниях в суде должен выступить загадочный бухгалтер на аутсорсе (Ник Чун), который явно знает больше, чем говорит, но за несколько часов до начала заседания он внезапно срывается и улетает в Сидней. За ним в Австралию начальник ICAC отправляет не Шона Лоу, а работающую там же его бывшую жену (Карена Лам), потому что она хоть и не ведёт дело, зато «хороший переговорщик».
«Целостность» — редкий по нынешним временам гонконгский триллер, полагающийся не на экшн, а на будничный саспенс рутинных процедур вроде просмотра материала с сотен камер видеонаблюдения и многочисленность поворотов сюжета. Увы, к концу второго часа многочисленность оборачивается избыточностью, а финальный твист оставляет зрителя в недоумении явно не того толка, на который рассчитывал автор. Пускай «Целостность» заканчивается пшиком, это не мешает получить удовольствие по дороге: например, здесь удачно и осознанно обыграна тема формально запрещенного, но прекрасно работающего в Гонконге Убера. Есть и случайные, но оттого не менее смешные гэги: когда Карена Лам в Сиднее просит местного таксиста ускориться, он осаживает её комически идиотской фразой «леди, здесь Вам не Гонконг».
Наверное, не стоит ждать от Алана Мака новой «Двойной рокировки». Его фильмы легко критиковать, там всегда можно найти какие-то нестыковки и нелепости. Но у человека интересно устроена голова, и всегда есть что-то любопытное в необязательном: «лишняя» сцена, второстепенная сюжетная линия, отклонения от традиционных повествовательных структур. Он скорее не по части integrity, а по части insight.
https://www.imdb.com/title/tt9575160/?ref_=nv_sr_1?ref_=nv_sr_1
IMDb
Integrity (2019) ⭐ 5.6 | Crime, Drama, Mystery
1h 54m
Наконец наткнулся на более-менее вменяемую статью по системе социального рейтинга в Китае от большого западного СМИ.
Если коротко: страшилки о китайском социальном рейтинге а ля Black Mirror знают куда лучше в Америке, чем в Китае, и беспокоят читателей западных изданий, а не китайское народонаселение. Западные политики вплоть до вице-президента США намеренно искажают информацию о социальном рейтинге, ссылаясь на сомнительную прогностическую литературу пятилетней давности вместо реальных практик. Никакой единой национальной системы присвоения интегрального числового рейтинга каждому гражданину Поднебесной не существует; есть ряд специализированных корпоративных, ведомственных и муниципальных проектов, работающих как программы лояльности, список очень плохих дебиторов или осуждённых конкретным судом (что тоже не всегда ок, но не так далеко от практик ряда западных стран). Частично распространение «оруэлловской» картины связано с трудностями перевода; частично – со слабой информированностью и эффектом перепоста; частично – с сознательной манипуляцией.
Правда, хотя декларируемая цель материала – борьба с западными предрассудками, там, кажется, всего одна маленькая реплика от материкового спикера; остальное – мнения американских и тайваньских исследователей. Тем не менее, это заметно лучше, чем повсеместный алармизм большинства западных СМИ по вопросу. Один мой китайский знакомый, пожелавший сохранить анонимность, сказал, что эта статья как Мао Цзэдун: на 70% права, а на 30% не очень.
https://www.wired.com/story/china-social-credit-score-system/
Если коротко: страшилки о китайском социальном рейтинге а ля Black Mirror знают куда лучше в Америке, чем в Китае, и беспокоят читателей западных изданий, а не китайское народонаселение. Западные политики вплоть до вице-президента США намеренно искажают информацию о социальном рейтинге, ссылаясь на сомнительную прогностическую литературу пятилетней давности вместо реальных практик. Никакой единой национальной системы присвоения интегрального числового рейтинга каждому гражданину Поднебесной не существует; есть ряд специализированных корпоративных, ведомственных и муниципальных проектов, работающих как программы лояльности, список очень плохих дебиторов или осуждённых конкретным судом (что тоже не всегда ок, но не так далеко от практик ряда западных стран). Частично распространение «оруэлловской» картины связано с трудностями перевода; частично – со слабой информированностью и эффектом перепоста; частично – с сознательной манипуляцией.
Правда, хотя декларируемая цель материала – борьба с западными предрассудками, там, кажется, всего одна маленькая реплика от материкового спикера; остальное – мнения американских и тайваньских исследователей. Тем не менее, это заметно лучше, чем повсеместный алармизм большинства западных СМИ по вопросу. Один мой китайский знакомый, пожелавший сохранить анонимность, сказал, что эта статья как Мао Цзэдун: на 70% права, а на 30% не очень.
https://www.wired.com/story/china-social-credit-score-system/
WIRED
How the West Got China's Social Credit System Wrong
It occupies a spot next to 'Black Mirror' and Big Brother in popular imagination, but China’s social credit project is far more complicated than a single, all-powerful numerical score.
На фоне беспорядков в Гонконге, куда уже включились — прямиком из фильмов Джонни То — бойцы триад в белых футболках с ломиками в руках (за развитием событий можно следить, например, на @daokedao), ознакомился наконец со скандальным сепаратистским киноальманахом «10 лет» 2015 года выпуска. Это пять короткометражек от пяти молодых режиссеров о том, что будет с Гонконгом к 2025 году под натиском Коммунистической партии Китая. А будет так себе, если верить авторам, для большинства из которых «10 лет» — дебют на большом экране.
Фильму сделали яркую биографию. В далеком 2015 он бодро стартовал в прокате, где-то даже обгоняя «Звёздные войны», но по цензурным соображениям быстро исчез из гонконгских кинотеатров, после чего по всему городу долгое время организовывали полуподпольные частные показы. Западная пресса выкатила бескомпромиссно хвалебные рецензии, а король местной кинокритики Эдмунд Ли из South China Morning Post, который редко бывает доволен и лепит всем подряд три звезды из пяти, расщедрился аж на четыре с половиной. В 2016 «10 лет» был признан лучшим фильмом года на церемонии вручения Hong Kong Film Awards и таким образом встал в один ряд с «Выборами», «Двойной рокировкой» и «Чунгкингским экспрессом». Рупор КПК Global Times разродился специальной редакционной статьей, обвиняющей авторов в распространении «ментального вируса» и опасного пессимизма. Церемония HKFA не транслировалась в материковом Китае. Отклик на фильм был такой живой, что запустилась целая паназиатская франшиза: уже сняли тайские, тайваньские и японские «10 лет». Столько шума, суеты и идеологии, что перед собственно просмотром ждёшь чего-то ядерного; ну хотя бы яркого и провокационного. К сожалению, как говорил А.С. Аршавин, наши ожидания – наши проблемы.
Материковые партийцы в сговоре с местными марионеточными властями нанимают двух бедолаг из триад для организации провокации на городском празднике, чтобы создать повод для принятия драконовских законов. Аутичная пара собирает образцы исчезающей жизни из разрушенных бульдозером зданий. Таксист теряет работу из-за того, что не говорит на путунхуа. Активист объявляет голодовку. Бабушка совершает протестное самосожжение перед британским консульством. По городу шныряют патрули малолетних хунвейбинов, следящих, чтобы их родители не продавали в своих лавках фермерские яйца, маркированные как местные (тк слово «местный» в стоп-листе у коммунистов), и комиксы про Дораэмона (причина не объясняется). В роли зычного символа происходящего – постер к/ф «Апокалипсис сегодня».
К сожалению, ни одна из пяти новелл не работает ни как изолированная история, ни как политическое высказывание. Градус гротеска подрывает достоверность, но недотягивает до антиутопии. Вместо героев — жертвенные голограммы и призраки Культурной революции. Будущее блекло и больше похоже на прошлое: не зря таксист с сыном упражняются в произношении фамилии Бекхэм. «10 лет» транслируют одну эмоцию, скорбь по исчезающей идентичности, и сообщают одну и только одну простую мысль: Гонконг боится не угнетения, унижения и насилия, а ассимиляции. И, надо сказать, обоснованно.
https://www.imdb.com/title/tt5269560/?ref_=nv_sr_3?ref_=nv_sr_3
Фильму сделали яркую биографию. В далеком 2015 он бодро стартовал в прокате, где-то даже обгоняя «Звёздные войны», но по цензурным соображениям быстро исчез из гонконгских кинотеатров, после чего по всему городу долгое время организовывали полуподпольные частные показы. Западная пресса выкатила бескомпромиссно хвалебные рецензии, а король местной кинокритики Эдмунд Ли из South China Morning Post, который редко бывает доволен и лепит всем подряд три звезды из пяти, расщедрился аж на четыре с половиной. В 2016 «10 лет» был признан лучшим фильмом года на церемонии вручения Hong Kong Film Awards и таким образом встал в один ряд с «Выборами», «Двойной рокировкой» и «Чунгкингским экспрессом». Рупор КПК Global Times разродился специальной редакционной статьей, обвиняющей авторов в распространении «ментального вируса» и опасного пессимизма. Церемония HKFA не транслировалась в материковом Китае. Отклик на фильм был такой живой, что запустилась целая паназиатская франшиза: уже сняли тайские, тайваньские и японские «10 лет». Столько шума, суеты и идеологии, что перед собственно просмотром ждёшь чего-то ядерного; ну хотя бы яркого и провокационного. К сожалению, как говорил А.С. Аршавин, наши ожидания – наши проблемы.
Материковые партийцы в сговоре с местными марионеточными властями нанимают двух бедолаг из триад для организации провокации на городском празднике, чтобы создать повод для принятия драконовских законов. Аутичная пара собирает образцы исчезающей жизни из разрушенных бульдозером зданий. Таксист теряет работу из-за того, что не говорит на путунхуа. Активист объявляет голодовку. Бабушка совершает протестное самосожжение перед британским консульством. По городу шныряют патрули малолетних хунвейбинов, следящих, чтобы их родители не продавали в своих лавках фермерские яйца, маркированные как местные (тк слово «местный» в стоп-листе у коммунистов), и комиксы про Дораэмона (причина не объясняется). В роли зычного символа происходящего – постер к/ф «Апокалипсис сегодня».
К сожалению, ни одна из пяти новелл не работает ни как изолированная история, ни как политическое высказывание. Градус гротеска подрывает достоверность, но недотягивает до антиутопии. Вместо героев — жертвенные голограммы и призраки Культурной революции. Будущее блекло и больше похоже на прошлое: не зря таксист с сыном упражняются в произношении фамилии Бекхэм. «10 лет» транслируют одну эмоцию, скорбь по исчезающей идентичности, и сообщают одну и только одну простую мысль: Гонконг боится не угнетения, унижения и насилия, а ассимиляции. И, надо сказать, обоснованно.
https://www.imdb.com/title/tt5269560/?ref_=nv_sr_3?ref_=nv_sr_3
IMDb
Sap nin (2015)
Sap nin: Directed by Jevons Au, Kiwi Chow, Zune Kwok, Ka-Leung Ng, Fei-Pang Wong. With Brenda Chan, Cow Chan, Fun-Kei Chan, Kam Hei Chan. Five short films set in Hong Kong in the year 2025.