Корейская писательница Крис Ли родилась в Сеуле и работает в столичном университете Ёнсе, но пишет на английском — она долго жила и училась в Англии и США. Её специализация — истории северокорейских беженцев, основанные на реальном опыте волонтерской работы у границы Китая с КНДР.

Прошлогодний дебютный роман Ли, прославившейся сборником рассказов «Дрейфующий дом», называется громко — «Как я стал(а) северным корейцем» (How I Became a North Korean). Он написан от лица трёх героев: северокорейцев Ён Чжу и Ян Ми и живущего в Калифорнии корейского китайца Дэнни.

Ён Чжу двадцать один. Он из семьи партийной элиты; его отец возглавляет Торговую Палату КНДР. Он учится в университете Пхеньяна, говорит на нескольких языках, смотрит запрещенные западные фильмы, рассчитывает продолжить обучение заграницей и не имеет ничего общего с голодающими сверстниками, которым не так повезло с потомками. Роман открывается сюрреалистической сценой банкета у Самого, на который приглашены родители Ён Чжу: гости в дублёнках и Ролексах; доставленные самолетом деликатесы со знаменитого токийского рыбного рынка Цукидзи; дискотечный шар под потолком. В результате вспышки внезапного гнева Дорогой Лидер собственной персоной, донельзя демонизированный, берет и прямо посреди вечеринки расстреливает отца Ён Чжу, члены семьи которого внезапно лишаются всех привилегий и становятся изгоями. Ён Чжу с матерью и младшей сестрой, опасаясь тюрьмы или чего похуже, бегут из Пхеньяна с целью пересечь границу с Китаем каким-нибудь нелегальным способом.

Ян Ми на несколько лет старше Ён Чжу и совсем другого социального статуса. Её отец умер от голода и переработки; мать тронулась умом. Предприимчивая Ян Ми ради выживания крутилась как могла, в основном, занимаясь подпольной торговлей. Забеременев, она понимает, что оставаться в Северной Корее нельзя, и, с тяжелым сердцем бросив мать, продает себя замуж безногому воцерковленному чосон-джоку — т.е. китайскому корейцу. Ян Ми надеется, что жених не заметит «изъяна» невесты, а, когда ребенок родится, примет его как своего.

Набожный Дэнни (на самом деле — Дэ Хан) учится в старшей школе в Калифорнии, где его злостно травят одноклассники. В Америку его семья переехала из Яньбянь-Корейского автономного округа Китая (ЯКАО), когда Дэнни исполнилось девять. Одновременно вялый и строгий отец воспринимает Дэнни как проблему; матери нет дома — она распространяет христианство в Китае и изменяет мужу с дьяконом. Американские страдания Дэнни поданы примерно с той же эмоциональной интенсивностью, что и северокорейских героев. Другими словами, ему очень плохо. И отчаявшийся отец сажает Дэнни на самолет до Яньцзи, где тот должен немного развеяться.

Структура романа очень проста; он состоит из четырех частей с говорящими названиями: «Пересечение»; «Граница»; «Безопасность»; «Свобода». Герои проходят через всевозможные страдания, типичные для беглецов из КНДР в районе реки Туманной. Китай не дает статус беженцев северным корейцам, воспринимает их как нелегальных мигрантов и депортирует обратно в случае ареста (где их ждут трудовые лагеря). Чосон-джоки, китайские корейцы, не считают граждан КНДР за людей, отказываются делиться с ними даже отбросами и используют их как бесплатную рабочую силу на фермах или в секс-индустрии.

Северная Корея в романе позиционируется как абсолютное зло, но не персонифицированное — за исключением Самого, который появляется лишь в самом начале. Здесь нет жестоких северокорейских пограничников или агентов. В то же время персонифицируется зло в свободных и сытых корейских китайцах и особенно в образе демонического миссионера Квона. Вообще, у писательницы Ли что-то личное с христианством: в романе большинство азиатских героев, чаще отрицательных, исповедует или даже пропагандирует религию; а добрая половина текста посвящена борьбе с догматизмом, а не борьбе с голодом.

«Как я стал(а) северным корейцем» — не выдающаяся, но внятная книга с гуманистическим посылом, которую обязательно экранизируют с рядом слезовыжимательных сцен. Не думаю, что прочитав её, можно почувствовать себя северным корейцем (на что намекает название) или узнать много нового про реальную жизнь беженцев в ЯКАО или христианское миссионерство в регионе, но она несомненно обращает внимание на проблему. И хорошо продается.

Финансового аналитика Тана (Шон Юэ) с биполярным расстройством выписывают из психиатрической клиники – мест не хватает, да и пора интегрироваться в общество, главное, не забывать принимать лекарство. Его забирает отец, простой водитель грузовика (Эрик Цан), и везёт в легендарную гонконгскую коммуналку, где делит с сыном скромное двухъярусное ложе. Мало того, что Тан, очевидно, нездоров, у него случаются вспышки гнева и депрессии; так ещё и семейная динамика сама по себе далека от идеальной. Несколько лет назад Тан в одиночку ухаживал за тяжело больной матерью с очень сложным характером – брат уехал заграницу, а отец, не выдержав, работать на материк. Положение дел ухудшалось, и в итоге произошёл несчастный случай, в результате которого мать умерла, а Тан оказался в психиатрической клинике.

Отец пытается примириться с Таном, а тот – снова зажить среди людей: устроиться на работу, восстановить отношения с другом и бывшей невестой, которой пришлось выплачивать его долги. Окружающие относятся к нему с возрастающей нетерпимостью и страхом, особенно когда он экспериментирует с отказом от лекарств. Невеста подалась в радикальное христианство, и не сразу скажешь, кто из них двоих более нормальный.

Дебютный полнометражный фильм Вон Чуня "Безумный мир" – редкая для Гонконга социально-гуманистическая драма на проблемную тему – и не на одну; молодые режиссёр и сценаристка (обоим меньше 30) хотят осветить все сразу: тяжёлые жилищные условия гонконгского рабочего класса; бесправное положение нелегальных мигрантов из материкового Китая; религиозное сектантство; безразличие и некомпетентность работников сферы здравоохранения. Но, в первую очередь, это кино о человеке с психическим расстройством; и даже не столько социальное, сколько семейное. Как реагировать, если твой ближний страдает таким образом, а ты совершенно не подготовлен?

Сюжетно фильм не безупречен, но его вытаскивают актёры: Шон Юэ в, несомненно, лучшей своей роли и великий Эрик Цан, который редко балует зрителя большими драматическими выходами – от этого фильма он тоже сначала отказался как от чрезмерно тяжелого и серьёзного; хотя и сразу обещал помочь с деньгами дебюту Вон Чуня, чья короткометражка его впечатлила.

Подкупает, что авторы не притворяются, что знают универсальный рецепт от психических болезней, и подчеркивают, что забота о людях с биполярным расстройством – длинная история с непредсказуемым финалом.

http://www.imdb.com/title/tt6041030/

В парке города Нары, древней столицы Японии, масса достопримечательностей: Национальный музей с коллекцией буддийских статуй; живописное синтоистское святилище Касуга-тайся в горах; буддийский храм Тодай-дзи, который позиционируется как самое большое деревянное сооружение в мире, с Буддой внутри.

Но самое главное – по парку свободно шатаются олени – более 1200 особей. Олени выполняют функцию голубей, то есть трутся и выпрашивают еду – специальные оленьи крекеры Shika senbei, которые продают по всему парку за 150 йен (около 79 рублей).

В прошлом году олени покусали и пободали 88 туристов, 77 из которых – китайцы.

Восстание в Кванджу в мае 1980 – одна из главных трагедий современной корейской истории. Накануне Пак Чон Хи, диктатор, ответственный за корейское экономическое чудо, и отец президента Пак Кын Хе, недавно арестованной, был убит собственным главой ФСО, и власть в результате очередного переворота захватил соратник Пака генерал Чон Ду Хван. Он тут же ввел в стране военное положение и позакрывал университеты, прикрываясь борьбой с коммунистической угрозой, исходящей от внедрённых повсюду северо-корейских шпионов. Студенческие волнения начались в ряде мест, особенно на традиционно оппозиционном юге. В городе Кванджу к студентам присоединились рабочие, только-только объединившиеся в профсоюзы, – их волновали не столько свобода слова и передвижения, сколько драконовские условия работы, обратная сторона экономического роста. Гражданская активность пролетариата позволила властям окрестить протесты красной чумой и воспользоваться самыми жестокими методами подавления. Жителям Кванджу, шокированным использованием против них огнестрельного оружия, удалось добиться отступления армии из города. Но через несколько дней тысячи военных вернулись с приказом не жалеть никого.

Хан Канг, автор впечатляющей "Вегетарианки", которую я здесь рекламировал, родилась в Кванджу, но переехала в десятилетнем возрасте в окрестности Сеула. Дом, где она провела детство, продали родителям трёх сыновей, младшего из которых, Дон Хо, убили в мае 1980. Он и стал героем первой главы основанного на реальных событиях романа "Human Acts" (не знаю, как перевести: "Дела человека"? "Человеческий фактор"?), так или иначе связывающим всех остальных персонажей.

В привычном после "Вегетарианки" стиле Хан Канг начинает с натуралистичного описания трупов. Школьник Дон Хо ищет останки своего погибшего друга, которому не повезло, когда снайперы регулярной армии начали стрелять по безоружным демонстрантам. В процессе поисков он берётся помогать волонтерам, администрирующим сортировку и опознание жертв в школьном спортзале; потому оказывается в эпицентре событий, когда военные возвращаются в город. Текст написан от второго лица: "ты думаешь", "ты идёшь", "ты не боишься".

Вторая глава – от лица того самого друга, души мертвого мальчика, привязанной к обезображенному телу; последующие – от или о других участниках событий: редактора, заключённого, девушки с фабрики. Эпилог – от самой Хан Канг. Повествование прыгает в 1985, 1990, 2002, 2010, 2013, но всегда возвращается в 1980 – хронология сломана, как жизни всех причастных. Ни один герой, ни одна героиня – никто здесь не смог оправиться после событий в Кванджу.

Больше всего Хан Канг интересует особая жестокость, которую проявляли солдаты в 1980 и тюремщики после; жесткость, которая транслировалась и поощрялась командирами: жуткие пытки (естественно, отстранённо описанные во всех подробностях); циничные убийства безоружных женщин и детей. Хан Канг специально отмечает, что в этой жесткости, по ее мнению, нет ничего специфически корейского; это не единственный в своём роде случай, хоть и вопиющий; она вспоминает Камбоджу и Боснию, декларирует, что такова человеческая природа, независимо от национальности. После прочтения двух книг автора можно смело предполагать, что Хан Канг относится к людям не очень. Да, она делает оговорки: дескать, в Кванджу были и такие солдаты, кто стрелял в воздух, а не по детям. Но исключение, как мы понимаем...

Как художественное произведение "Human acts" слабее "Вегетарианки": и формально/стилистически, и как рассказанная история. Но, очевидно, что это очень личная вещь для Хан Канг; она полна холодной и отрефлексированной ненависти – так что не может встречаться с друзьями и уходит с публичных мероприятий при первой возможности. Интересно, чему она учит студентов в Сеульском Институте Искусств, где преподаёт creative writing.


Точное число жертв событий в Кванджу не известно до сих пор.

Постоянная рубрика «Фильмы из самолетов». Из ассортимента Turkish Airlines сезона Осень 2017.

«Выживание семьи» («Survival Family») Синобу Якути — фильм, который не стыдно посмотреть и на земле; новое кино от автора дурной «Работы с древесиной» в популярном азиатском жанре драматической дорожной комедии. Семья Сузуки, которой предстоит выживать, — самая обыкновенная: папа-клерк в типичном токийском костюме; мама-домохозяйка; дети старшего школьного возраста — нервная дочка и замкнутый сын. Их будничная жизнь, которой посвящены первые минут двадцать, качается между хроникой эволюции взаимного раздражения и не слишком смешным слэпстиком. А потом буквально вырубают свет. Случается глобальный блэкаут. Поначалу герои, естественно, рассчитывают, что это ненадолго, и придерживаются привычного распорядка: папа ходит на работу и сидит перед выключенным компьютером; мама выстаивает долгую очередь в супермаркете, где кассиры начинают использовать музейные счеты; дети страдают без смартфонов, но послушно таскаются в школу. Когда токийцы переходят на натуральный обмен и потихоньку валят из города в надежде на то, что на юге всё по-другому, Сузуки решают на велосипедах отправиться к деду в Кагосиму через всю Японию. По дороге герои сталкиваются с разными трудностями, встречают других путников и становятся ближе друг к другу.

Интересно, что угрозы для семьи Сузуки возникают исключительно от обстоятельств (голод, жажда, дикие звери) и стихии. Когда аналогичные истории разыгрываются на западе, основная опасность всегда исходит от других людей; и в «Выживании семьи» тоже постоянно ждешь какого-то подвоха от первых встречных, но самое жестокое, на что способен выживающий японец, — отказать незнакомцу в предназначенной родственнику еде. Зато совместно зажарить целый океанариум Осаки — это пожалуйста.

http://www.imdb.com/title/tt5890000/?ref_=nv_sr_1

Другой самолетный фильм, «Властелина Шанхая» («Lord of Shanghai») Шервуда Ху, на земле стоит смотреть, только если есть особо веские причины. Это чудовищная адаптация китайского гангстерского романа о Шанхае 1905-1930 годов. Точнее половины этого романа: экранизация планировалась из двух частей — «Властелина Шанхая», снятого еще в 2014, но выпущенного только сейчас и трагически провалившегося в прокате, и второго фильма, который отложен до лучших времен и щедрых инвесторов.

Шанхай «Властелина Шанхая» — открыточная фотография Бунда и несколько картонных ретро-декораций, снятых в сериальной стилистике оператором «Криминального чтива» Анджеем Секулой. «Открытый город» контролируется несколькими триадами и ряжеными европейцами в военной форме, представленными анемичными имбецилами. Босс самой могущественной триады Чан, похожий на брата Запашного, является как справедливый лидер, к которому ходят советоваться по любому вопросу. Его ближайшие конфиденты — юркий и преданный убийца-полукровка и управляющая борделем в исполнении сильно переигрывающей Бай Лин. В бордель поступает неотесанная деревенская леди Кассия с большими ступнями, которая очаровывает Чана дерзостью и непосредственностью, принимает за него пулю во время совместного купания и становится его фавориткой (а также невольной причиной решения вырезать несколько конкурирующих триад в полном составе).

Тем временем в город прибывает одетый с иголочки революционер Хуан Пэйюй. Он заручается поддержкой властелина Шанхая Чана, а позже становится соучастником его смерти, новым лидером триады и любовником Кассии, которая, в свою очередь, внезапно делает оперную карьеру. Юркий полукровка остается при них и случайно оскорбляет сына жестокого генерала, и генерал решает истребить всех героев к чертовой бабушке.

«Властелин Шанхая», по задумке, несомненно, эпическая сага, но сделанная без всякого терпения или таланта. История Кассии — а это она подразумевается в названии фильма — тяжелая, сложно сочиненная конструкция, которая никуда не летит. Единственный забавный момент посреди балагана — сцена, где авторитет Чан и революционер Хуан по окончании перестрелки с недоброжелателями встречают в переулке агрессивного бородатого мужика, который предлагает им перейти к рукопашной, и гангстерское ретро на восемь минут превращается в уся с полетами на веревочках; видно, китайцы просто не смогли отказать себе в удовольствии.

http://www.imdb.com/title/tt5482570/?ref_=nv_sr_2

Раннее созерцательное стихотворение Уолта Уитмена «On the Beach at Night Alone» о единстве всего сущего заканчивается так:

«...All nations, colors, barbarisms, civilizations, languages,
All identities I hat have existed or may exist on this globe, or any
globe,
All lives and deaths, all of the past, present, future,
This vast similitude spans them, and always has spann'd,
And shall forever span them and compactly hold and enclose
them.»

Предположительно в честь него назван один из трёх фильмов Хон Сан Су, выпущенных в этом году. После того, как режиссер Хон сбежал из семьи с кумиром миллионов актрисой Ким Мин Хи и оказался в эпицентре светского скандала, он отличается особой плодовитостью. «On the Beach at Night Alone» — «Вечером на пляже одна» или, если использовать канонический перевод Уитмена, «Ночью у моря одна» — кино о чувствительной актрисе Ён Хи, переживающей роман с женатым пожилым режиссером (режиссер разбит и совсем не снимает). Ён Хи сыграла, естественно, Ким Мин Хи, да так, что получила в Берлине Серебряного Медведя как лучшая актриса. По кажущемуся правдивым утверждению Хон Сан Су, фильм не является экранизацией его биографии, но вольно или невольно он воспринимается как комментарий к скандалу, благодаря которому об авторе узнало значительно больше людей, чем благодаря его творчеству. «Вечером на пляже одна» — одна из самых открыто эмоциональных и (на первый взгляд) формально прямолинейных работ режиссера, хотя и здесь присутствуют фирменные игры с нарративом и хронологией.

Как часто бывает у Хона, «Вечером на пляже одна» состоит из двух частей. Каждая часть снята своим оператором; каждая открывается Шубертом и собственными титрами, как отдельный фильм: в первой Ён Хи гостит у старшей подруги в Гамбурге; во второй пьянствует с друзьями в Канныне. В Германии она гуляет по парку; объедается дома у критика Cinema Scope и его жены; покупает ноты; очень много курит и мало пьет. В Корее пьёт наоборот много— соджу, пиво и макколи — и, выпив, бросается на людей с провокациями. С точки зрения физических действий, происходит немногое; фокус «Вечером на пляже одна» — на жизни эмоциональной, и раскрытие именно её событий и акцентов применительно к данному фильму кажется спойлером в гораздо большей степени, чем перечисление поступков и местоположений героев. Это, несмотря на комедийные вставки и любимые гэги про языковой барьер, неожиданно для автора горькое и меланхоличное кино об одиночестве, любви и сожалении; о том, как и кого лечит время; как в кризисные моменты чередуются жалость к себе и трезвый взгляд на вещи.

Обычно Хон избегает эффектных реплик и обобщений, но здесь по фильму разбросано несколько ключей-панчлайнов: например, «Эти пьесы очень просты, но, когда ты углубляешься, они усложняются» или «Среди красивого пейзажа чувствуешь себя еще более одинокой». «Усложнение» действительно замечаешь не сразу; а только когда начинаешь задумываться о том, сколько времени проходит между двумя частями, и вообще существуют ли они обе части в одном и том же из возможных миров (континуум возможных миров — любимая тема Хона, «Right now, wrong then» был посвящен ей всецело). Не даром корейская глава начинается в кинозале, где Ён Хи — конечно, одна — заканчивает смотреть кино, как будто бы вместе со зрителями первой части, про саму себя в Гамбурге.

Из четырех последних фильмов Хон Сан Су в Интернете доступны три, и два из них довольно давно на корейском; субтитры к «Вечером на пляже одна» и «Ты сам и твоё» появились совсем недавно.

http://www.imdb.com/title/tt6412864/?ref_=nm_flmg_dr_3

Сейчас будет первый в истории Red Chamber гостевой выход: широко известный в закрытых кругах знаток японских единоборств В. любезно согласился рассказать, как устроено сумо. Вероятно, мы сделаем про сумо серию из 2-3 образовательных постов.

Сумо – самый популярный вид спорта в современной Японии после бейсбола. В своем нынешнем виде сумо оформилось в эпоху Эдо и с тех пор существует почти без изменений. Его феномен трудно объяснить просто приверженностью японцев к истории. Много ли существует индустриально развитых стран, буквально помешанных на каком-либо виде борьбы? И почему именно сумо столь популярно, а интерес к схваткам мастеров каратэ, дзюдо или древних дзюдзюцу или кэндо не выходит за рамки статистической погрешности?

Традиции сумо тесно переплетены с синтоистской религией и, помимо чисто спортивных схваток, включают массу старинных церемоний и ритуалов, зачастую малопонятных непосвященным. Бои сумоистов проводятся на специальном глиняном помосте (дохё) квадратной формы весом около 15 тонн. На дохё выложен круг из соломенных пучков (тавара), ограничивающий поле схватки. Глина требуется священная, добываемая в специальных карьерах, местопребывание которых тщательно засекречено. Перед началом турнира (басё) дохё проходит сложный религиозный ритуал освящения для отпугивания злых духов и получения благословения синтоистских богов. Женщины вообще не вправе касаться дохё. Если женщина коснётся помоста, турнир придётся прервать, дохё разрушить и создать заново, а на его сооружение уходит около месяца. Изредка радикальные феминистки пытаются прорваться к дохё, но пока что нарушительниц спокойствия скручивали на подходах к священному помосту.

Перед каждой схваткой борцов сильнейших дивизионов проходит ритуал разминки и подготовки к схватке под руководством судьи (гёдзи), одетого в роскошное кимоно по моде 600-летней давности. В процессе разминки бойцы должны прополоскать рот водой, дабы очиститься от дурных мыслей, и обтереться бумажным полотенцем. Воду подает другой боец (рикиси), победивший в одном из предыдущих боев; проигравший не должен передавать свою немощь — это дурная примета. Далее боец зачерпывает из специального ящика соль и разбрасывает по дохё, отпугивая тем самым злых духов, а заодно и слегка стерилизуя поверхность ристалища. После этого начинается собственно ритуальная разминка, бойцы приседают, хлопают в ладоши, разводят руки, притопывают. В этот момент наступает минута рекламы. На каждый бой спонсоры сумо вправе выделить некоторое количество премий бойцам (кэнсё). За каждый кэнсё специальные юноши-зазывалы (йобидаси) выносят на дохё свитки с рекламой компании или человека, выделившего премию бойцам. Как правило, кэнсё выделяют на самые значимые схватки с участием сильнейших борцов, хотя у некоторых рикиси есть и персональные спонсоры. Каждый кэнсё содержит 60 000 йен (более $500). Премии получает победитель схватки, но половину суммы он отдаст на нужды ассоциации сумо. На некоторые важные схватки выносят свыше 40 свитков, а мне доводилось видеть и свыше 60.