Сегодня кто-то продавал на перекрестке счастье.
Оно лежало средь крючков и старых ярких платьев,
среди усталых пыльных книг, средь кисточек и мела.
Оно лежало и на всех неверяще смотрело.
Народ шел мимо, редко кто вдруг подходил к прилавку
Купить брошюрку, календарь, иголку, нить, булавку.
И равнодушный взгляд скользил по глупой мелочовке,
А счастье так просилось в дом, так робко и неловко.
Моляще поднимало взгляд, едва-едва пищало,
Но «кто-то» мимо проходил и счастье замирало.
Темнело, я брела домой. В карманах грея руки.
Торговец собирал товар, чуть напевал со скуки.
Я бы прошла, но вдруг задел молящий и печальный
Беспомощный несчастный взгляд, как будто вздох прощальный.
Я подошла, а за стеклом пластмассовой витрины
комочек маленький дрожал от горя и обиды.
Комок устал, хотел в тепло, замерз на этой стуже,
но к сожалению комок был никому не нужен.
— И сколько стоит? — голос мой дрожал от напряжения.
— Что? Это? — Это! — Да бери, оно — одни мученья!
Я бережно взяла комок, к груди его прижала,
Закутав в складочки пальто домой почти бежала.
Бежала греть. Скорей, скорей! В тепло с морозных улиц,
И даже блики фонарей как-будто улыбнулись…
И улыбался белый снег, и небо. Мир смеялся.
Нашелся все же человек, что счастьем не кидался.
Я принесла комочек в дом и стало вдруг понятно,
Что никому его не дам, и не верну обратно.

Лариса Рубальская

В ноябре я перехожу в режим хокку. Стараюсь замечать красоту мелочей. Прислушиваюсь к тихой музыке повседневности. В ноябре гоним эндорфины из чего попало, выжимаем по капельке.
Вот яичница-глазунья. Идеальный желтый. Желток словно подернутый слезой. Кристаллик соли на нем. Сколько в этом желтом жизнерадостности, оптимизма, надежды.
Или автобус, которого долго ждал. Он подъезжает, улыбаясь одними фарами. Не замечали? Долгожданные автобусы всегда так подъезжают.
Джо Дассен. Это обязательно. Натощак три раза в день. Этим голосом запело бы море, если бы море умело петь.
В ноябре человек начинает гнездиться. Дом приобретает особое значение. Обычно на ноябрь я планирую покупку новой настольной лампы. Напоминаю, что ёжик вышел из тумана именно на свет лампы, пересмотрите внимательно.
В ноябре нагрузка на кота резко увеличивается. В ноябре коты выполняют функцию упаковочной пленки с пузырями. Котов взбивают как подушки. Коты терпят — понимают: они отрабатывают за год.
Ну, и не забываем обниматься. Чтобы злой ветер не унёс нас по одиночке. Объятья — кратчайшее расстояние между двумя людьми. Электричество души передаётся через руки.
Замыкаем цепь.

Нужны лишь ручка и бумага,
Чтоб обратить печаль во благо,
Чтоб превратить сию юдоль
В прозрачный звук, в диез, бемоль.
Нужна лишь белая страница,
Чтоб зло заставить потесниться.
Нужны бумага и стило,
И чтоб немного рассвело,
Позволив разглядеть во мраке
Все эти буковки и знаки.

Лариса Миллер

Коты уверены, что если они проснулись, то в миске обязательно должен появиться корм, сами они насыпать не могут, статус не позволяет. Кот высшее существо и его предназначение есть или спать, а заниматься всякой ерундой коту не досуг. Для этого они держат двуногих которые ошибочно считают себя хозяевами.
Будильник можно выключить, но кота выключить не возможно. Даже если спрятать голову под подушку, четверо маленьких лапок будут втаптывать тебя в матрас до тех пор пока ты не встанешь и не выполнишь свои обязанности по насыщению прожорливых бестий.

Кот не виноват он просто так устроен, такая программа заложена в его ушастой мордашке, такой генетический код передали ему его предки. Проснулся иди есть, поел, поиграл, ляж поспи и так по кругу.

Покорми, почеши, приласкай и поиграй, это только минимальный набор функций которыми должен обладать человек которого выбрал кот.
Вера Шахова

... И в конце концов я понимаю и в очередной раз убеждаюсь, что нам не нужно ничего делать для того, чтобы нас любили. Мы проводим свою жизнь, пытаясь казаться более красивыми, умными. Но я давно поняла две вещи: любящие нас, видят нас своим сердцем и приписывают нам качества вне тех, которые мы на самом деле имеем.

А те, у кого не лежит к нам душа, никогда не будут удовлетворены всеми стараниями. Да, я действительно считаю, что важно оставить наши несовершенства в покое. Их ценно понимать тем, кто видит нас сердцем.

Фрида Кало.

18 ноября 1421 года Нидерланды постигло крупнейшее за пять веков катастрофическое наводнение.

Затопленными оказались 72 деревни, 100 тыс. человек утонули.
Это событие спустя 4 века легло в основу изображённой картины .
Художник изобразил сюжет местной легенды.

Согласно ей, после катастрофы выжившие жители обнаружили на небольшом клочке суши кроватку.
Ее прибило к берегу.
В ней, словно сумасшедший, с края на край скакал кот.
Жители решили спасти обезумевшее животное.
Но каково же было их изумление, когда в постельке они увидели спокойно спящего младенца.
Прыгающий туда-сюда кот поддерживал равновесие кровати, чтобы вода не смогла добраться до него.

Лоуренс Альма-Тадема. Наводнение в Бисбосе в 1421 году. 1856.

Звонит из школы.
— Мам, я уже всё. Еду домой.
Домой ехать тридцать минут. Проходит полтора часа. Звоню.
— Алё!
На заднем фоне — шум, мат, крики.
— Ты где?
— Скоро буду, жди.
И бросает трубку.
Перезваниваю. Абонент недоступен.

Мамы, сколько вам нужно времени, чтобы накрутить себя до такого состояния, когда ком в горле и из рук всё валится?
Мне — ровно десять секунд. Может, чуть больше.
Далее воображение начинает рисовать дикое — ввязался в драку. Напали. Ограбили. Случилось что-то ужасное. Что-то непоправимое.

Одеться. Бежать. Куда? По маршруту автобуса. Облазить близлежащие подъезды. Позвонить классному руководителю. Нет, сначала в милицию. Нет, другу семьи, следователю с Петровки. Чтобы запеленговали телефон. Интересно, можно запеленговать телефон, если он отключен?
Высматриваешь подступы к подъезду. Подъездов два, бегаешь из одной комнаты в другую. Параллельно набираешь снова. И снова. Абонент недоступен.
Проходит ещё двадцать минут напряжённого ожидания.

Натягиваешь джинсы. Кофту. Берёшь паспорт. Ключи. Мечешься по квартире в поисках телефона. Перерываешь всё вверх дном. Телефон как в воду канул. Срываешь с кровати покрывало. Что-то мешает тебе рыться в белье. Ах, это телефон. Ах, ты всё это время держала его в руке.
Сдёргиваешь с вешалки пальто. Не плакать. Только не плакать. Господи, а я с утра наорала на него за то, что постель не заправил. Далась тебе эта постель! ДАЛАСЬ ТЕБЕ ЭТА ПОСТЕЛЬ, ДУРА! Никогда, никогда, никогда больше не стану его ругать. Сыночка, сыночка.

Тренькает домофон.
— Да?
— Французский иностранный легион приветствует вас!
— Ты где был???
— Мам, открой, тут люди ждут, — пасует французский иностранный легион.
Стряхиваешь с себя пальто. Идёшь открывать тамбурную дверь.
— Убью! — обещаешь себе с мрачной решимостью.
Выходит из лифта. Двухметроворостая каланча. Тяжеленный рюкзак за спиной. Карман куртки подозрительно оттопырен.
— Ты где был?- выдыхаешь Змеем Горынычем.
— Мам, я решил на дополнительный по истории остаться.
— А предупредить не мог?
— Ну, всё очень спонтанно случилось. Вот и не успел. А когда спохватился — звонок уже прозвенел.
— А смску скинуть? Чтобы я не волновалась?
— Мам, ты же знаешь, что на уроках нельзя телефонами пользоваться!
— Ты мне потом звонил, а там кто-то матом ругался!
— А, это алкаши на остановке что-то не поделили, вот и орали друг на друга. Я хотел тебе сказать, но телефон разрядился.

Стоишь, хватаешь ртом воздух.
— Это тебе, — достаёт из кармана мороженое. И улыбается широко-широко.
Улыбка у него моя. И моего отца.

Года три назад с деньгами было совсем туго, уходил погулять с друзьями, брал с собой сто рублей. Возвращался с шоколадкой. Не знаю, как умудрялся сэкономить. Но всегда приходил с шоколадкой. Протягивал её мне на пороге.
— Мамочка, это тебе.

Это мне, да. Мне, моё, обо мне.
Это — на всю жизнь. На всю мою благословенную, озарённую счастьем материнства жизнь.

Научиться бы ещё не накручивать себя ТАК!!!

Наринэ Абгарян

« В северной части Тихого океана уже 20 лет плавает одинокий кит, который не может общаться с родственниками, потому что разговаривает не на той частоте. Самый одинокий кит в мире – по имени «52 Герца», поет свою песню, но никакой другой кит ему не ответит, так как не слышит. Вот так и продолжается его путешествие по океанам в полном одиночестве. Дело не в том, что он не пытается общаться с соплеменниками, он делает это постоянно, дело в том, что кит поет так высоко, что никакой другой кит не сможет ему ответить. Остальные киты общаются на частотах 15-25 Герц, а это нереальная разница.
Кит, скорее всего, обречен вечно скитаться в одиночестве по бескрайним просторам».
А вот теперь задумайтесь, как это нереально страшно находиться в ПОЛНОМ одиночестве. Не знаю как у вас, но у меня от этой мысли все внутри переворачивается. Эта огромная рыбина плывет в толще воды, ищет родных, поет, что есть мочи свои песни, с каждым днем теряя надежду. Вы думаете он кит, он не понимает, не чувствует. Поверьте, понимает и чувствует! Чувствует то, что надежды нет. Он тычется своим огромным носом в черное, бесконечное пространство... Ищет, зовет, но в ответ тишина. Мокрая и холодная. Кто так подшутил над ним? Какой творец засунул в него при рождении голос в 52 Герца? Зачем его обрекли на вечную темноту.
А теперь вопрос! Вы говорите, что вы одиноки? Вы, которые живете среди себе подобных! Среди тех, кто может вас слышать, видеть, чувствовать! При условии, что вы, конечно, будете говорить...
Вы имеете возможность попросить, объяснить, сказать, обсудить. И не машите отрицательно головой, имеете, если захотите!
А он не имеет. Он хочет, но не может. Физически.
Ваше одиночество, моральное! И оно бывает только по вашему желанию. Да, где-то не поняты, где-то не приняты, но! Измените, пересмотрите, подумайте! и вы сможете.
Его же одиночество - физическое. Голое, черное, безнадежное. Потому, что изменить он ничего не может...
Мы остаемся в одиночестве на день, два, неделю, как тут же включается паника. Мы ищем случайных попутчиков, мимолетных прохожих, хоть кого-то с кем можно скоротать час, день, жизнь. За бутылкой, чашкой кофе, в общей постели... Только бы заполнить пустоту, только бы не оставаться один на один! А он... А он двадцать лет, в полной звенящей тишине, из которой нет выхода. Нет! Выхода! И после этого вы говорите, что одиноки?!🐋
Василиса Савицкая

Одна женщина-офтальмолог проверяла моё зрение. Показала таблицу, навалилась грудью и нежно потрогала за лицо. И спросила, что я вижу. Я видел ворота райского сада и фиолетовые искры, предвестник обморока. По условиям игры я не мог ответить ей поцелуем. Мог только говорить «Ш» или «М».

Наслаждение длилось около часа. Глаза мои разъезжались и излучали свет, вместо того чтобы его поглощать. В результате получились очки 0,75 на левый глаз и 3,5 на правый.

Слава Сэ

Муся и сантехник🐹🚽

У меня есть приятельница Муся, у которой шестеро детей. Старшему — четырнадцать, младшему — три, остальные распределены равномерно в этом промежутке. Экспериментальным путем Муся вывела, что рожать детей ей легко, а воспитывать — сложно. Поэтому она их и не воспитывает, бережет себя. Максимум — швырнет чашку в стену, да и то больше души для, а не увещевания ради.
Из всех живых существ, появлявшихся в их квартире, с сохранной психикой остался только джунгарский хомяк. И тот лишь по той причине, что успел удрать раньше, чем его посадили в банку. С тех пор его слышали иногда, но не видели (из чего я делаю вывод, что все вранье про скудный ум хомяков).
Неделю назад к Мусе пришел сантехник устанавливать новый унитаз. Прежде мне казалось, что сантехники — морально устойчивые люди. Помнится, однажды у нас дома в два часа ночи унитаз забулькал, а потом пошел извергаться что твой Эйяфлатлайокудль и примерно с такими же последствиями в масштабах одной семьи. Полчаса спустя по вызову пришел бородатый сантехник и застал нас с мужем, похожих на двух ополоумевших птичек, перепачканных в нефти: то же мучительное непонимание во взгляде — за что?! — и предчувствие ужасной близкой гибели.
Сантехник оглядел нас, пряча лукавую улыбку в бороду, и сообщил, что гавно — к деньгам.
— Это только во сне! — взвилась я. Мне не хотелось никаких денег, мне ничего не хотелось — только чтобы меня по-человечески захоронили в земле, а не в нечистотах.
Но сантехнику было не привыкать иметь дело с буйными пациентами. С той же кроткой улыбкой он сказал то, что вышибло из меня способность к возражениям.
— Так вы представьте, что спите, — ласково посоветовал он.
И пошел бороться с потоками фекалий, насвистывая «Александра, Александра, этот город наш с тобою».
Так о Мусе.
Их сантехника встретили дети и помогли ему дотащить новый унитаз до ванной комнаты. Они пошли с ним и копошились вокруг, пока он возился, снимая старый. Сантехник притащил новый унитаз в Мусину квартиру на своем горбу и очень переживал, как бы его не разбили.
— Это все ваши дети? — угрюмо спросил он, когда Муся заглянула в ванную.
— А вы хотите кого-то взять взаймы? — обрадовалась Муся.
Сантехник пробурчал что-то неразборчивое, и Муся упорхнула. А дети остались. Кто-то пел песенки, чтобы ему не было скучно, кто-то висел на бачке, а двое подрались из-за его разводного ключа. Сантехник чувствовал себя хуже, чем Маугли, попавший к бандерлогам. Он попытался их выгнать, но невоспитанные дети отказались уйти.
И тогда он призвал на помощь педагогику. Достал какую-то блестящую металлическую фиговину, показал детям и сказал, ухмыляясь:
— Кто первый покинет туалет, тому подарю эту штуку.
Ну, дальше можно не рассказывать. Шестеро детей ломанулись наружу и расколотили новый унитаз, стоявший у стены.
Больше всего мне понравилась реакция Муси. Придя на грохот и найдя побагровевшего сантехника над фаянсовыми останками, она укоризненно заметила:
— Мне до сих пор удавалось ограничиваться чашками.
— Мужественный человек, — восхищенно рассказывала мне Муся вчера. — Представь, унитаз он нам все-таки поставил. Только предупредил: никаких детей, пока он работает. Хотел прийти в себя, бедненький! И что ты думаешь? Когда он снял наш несчастный толчок, на него откуда-то выскочил джунгарский хомяк.
Мне представился сантехник, трясущимися руками снимающий унитаз, и красноглазый хомяк, пираньей выпрыгивающий на него из жерла трубы.
— И что с ним стало? — сочувственно спросила я.
— Помер с перепугу, — небрежно сказала Муся. — Дети устроили ему пышные похороны под каштаном.
Прошло несколько секунд моего остолбенелого молчания, прежде чем я поняла, что она о хомяке.
— А сантехник?
— Когда уходил, смеялся, — неопределенно ответила Муся.
Я не рискнула уточнять, был ли то смех душевно здорового человека, или тень безумия коснулась сантехника мягкой хомячьей лапкой.
У Муси день рождения через неделю, мне предстоит провести в их квартире не меньше трех часов. Если что — устройте мне пышные похороны под каштаном.
Елена Михалкова

Мне нравится та любовь, которую принято называть старомодной...
Когда есть трепет, нежность и уважение.
Когда мужчина относится к женщине как к хрупкой вазе, бережет ее и боится коснуться, а если и касается, то лишь с нежностью.
Когда женщина чувствует себя в безопасности рядом с мужчиной и готова пойти за ним, куда бы он ни следовал.
Когда отношения вне брака становятся этапом для создания семьи, а не просто способом хорошо провести дни или ночи. Когда союз строится на родстве душ, а не на желаниях тела. Когда «и в болезни, и в здравии, и в бедности, и в богатстве» — не просто слова, а принцип жизни.
Когда вы хотите быть вместе не потому, что так удобно, а потому, что не представляете своей жизни друг без друга.
Когда любимый человек становится твоим убежищем, а не очередным источником проблем.
Когда между вами не только романтические отношения, но и крепкая дружбa...

Не понимаю, как у них получается. Не иначе как телепатия. Забежала к приятельнице, сидим, пьём чай. На кухню выдвигается хозяйский кот Фердинанд. Садится на толстую задницу и молча смотрит.
Я, собственно говоря, только поздороваться. Хочешь погладить? Ну, погладь. Почеши. Вот тут не чёсано. Тут чеши. А кстати, вы чем заняты? Едите? Ешьте-ешьте, куда только в вас лезет. Не совестно обжираться, когда другие голодают? Нет, я не про Африку! Да, десять кило живого веса, и что?! Десять кило недоедания, боли и невыразимых мучений! Вспух от голода! Боже мой, чую — ветчина! Помру, захлебнувшись слюной, так и не попробовав. Кусочек! Крохотный! Посмотреть! Одним глазком! Издали! Понюхать! Чтоб было на том свете что вспомнить! Ещё! Ещё! И сыру! Куда рыбу прячете, сатрапы?! Ироды, навуходоносоры! Прокляну! Блаженство, блаженство! Отзынь, постылая, не до тебя! Уффф! Благодать! Услада сердца! Уфффф! Всё, что ли? Больше нету? А если найду? Быстро руки убрала, пока целы! Себя гладь! Да, когти! Предупреждал — не люблю фамильярности!
Притомился я что-то. Пойду себе. Забудусь чутким сном. Чутким голодным сном. Очень чутким. Очень.

Наталья Волнистая

...И будет день, и будет свет,
И совпадут удачно числа,
Окрасятся в лазурный цвет
Уставшие от грусти мысли.

Ты что-то важное поймёшь,
Что ускользало бесконечно,
В промозглость дня, в осенний дождь,
Шагнёшь с улыбкою беспечной.

А он, смеясь, взмахнет крылом –
Мираж ли, Ангел? Я не знаю…
Вдохнёт тепло в холодный дом
И отведёт тебя от края.

Потом, накинув капюшон,
Уйдёт, не закрывая двери,
Шепнув: « Всё будет хорошо!»
И так и будет! Если веришь…

Светлана Пугач

вспомним))
Федя, глядя в высокое летнее бесцветное небо, лежал и думал:
- Эх, еж твою мать...
Федя помирал, причем неожиданно для себя. Неважно по каким причинам это произошло, но лёжа в разнотравье на заброшенной лесной дороге, он думал именно так. В полуденный зной, когда ветерок качает траву, шумный лес обещает успокоение, а белые бабочки беззаботно шмыгают туда сюда, Федя прощался с жизнью.
Остатки его угасающего сознания зафиксировали приближение какого-то автомобиля, и в голове промелькнуло: "Неужто отмаялся?"
Федя был ёжиком, или ежихой, в этих тонкостях совершенно не разбирался Пал Егорыч, который наткнулся на полудохлого ежа. "А животинку-то жалко - подумалось ему - возьму домой внукам, может, и выходят".
Проблески Фединого сознания фиксировали тряску, дорогу и запахи, запахи, запахи... отвратные чужие запахи. В крошечной головенке зверька пульсировала одна мысль: "Господи, неужели я не заслужил тихо сдохнуть на дороге?". А дальше провал в памяти. Потом тошнотворный запах чего-то ядовитого: "Ну и звиздец -думалось Феде - для опытов за рубль сдали". И тишина...
Когда Федя очнулся, он увидел возле себя миску с молоком, хлеб и еще какую-то еду. Маленькая девочка пыталась его погладить. Собрав силы, Федя фыркнул, скрутился в клубок, но подумал, что лучше сначала пожрать перед смертушкой лютой...
И потянулись дни заточения. Через дней пять Федю, вполне сносно передвигающегося по коробке, унесли на улицу и посадили под балкон, за сетку.
Со временем Федя освоился, и даже таскал еду у Тоши, огромной кавказской овчарки. Что сказать? Плен был комфортный. Кормили, поили, режим дня свободный. Здоровье в норму пришло, и пузо выросло.
Беда пришла откуда не ждали. Семейство Пал Егорыча, посадило Федю в коробку, и куда-то повезло. Все почему-то были радостные. Из коробки Федю выпустили на том самом месте, откуда его подобрали несколько месяцев назад.
Ошалевший от родных запахов Федя рванул в лес, а Пал Егорыч с внуками почему-то плакали.
Уезжать они не спешили и устроили пикник. Часа через два, загружая остатки еды в машину, Пал Егорыч обнаружил в коробке спящего ежа, который лежа в коробке размышлял: "Нашли идиота, по лесу гулять... домой... только домой..."
Так Федор стал политическим эмигрантом.

Сергей Серегин