Forwarded from Подосокорский
Сегодня исполняется 142 года со дня рождения выдающегося педагога, писателя, врача и общественного деятеля Януша Корчака (1878-1942), принявшего смерть в газовой камере концлагеря Треблинка вместе со своими коллегами и воспитанниками. Напомню одну из его педагогических заметок "Детям и рыбам слова не дают", которая актуальна и по сей день: "В страхе, как бы смерть не отобрала у нас ребенка, мы вырываем ребенка от жизни; оберегая от смерти, мы не позволяем ему жить. Воспитанные сами в деморализующе безвольном ожидании того, что будет, мы постоянно спешим в полное волшебства будущее. Ленивые, мы не желаем искать красоты в сегодняшнем дне, чтобы подготовиться к достойной встрече завтрашнего утра, завтра само должно принести вдохновение.
И что же это, «если бы он уже ходил, говорил», что, как не истерия ожидания? Он будет ходить, будет ударяться о твердые края дубовых стульев. Он будет говорить, будет перемалывать языком жвачку будничной серости. Чем же это «сегодня» ребенка хуже, почему менее ценно, чем его завтра? Если речь идет о трудностях, то оно будет труднее. А когда наконец наступает завтра, мы ждем нового «завтра». Потому что основной принцип: ребенок не есть, а будет, не знает, а лишь узнаёт, не может, а только сможет, – это вынуждает к постоянному ожиданию. Половина человечества не существует: ее жизнь – это шутка, стремления – наивны, чувства – мимолетны, взгляды – смехотворны. Дети отличаются от взрослых, в их жизни кое-чего не хватает, а чего-то больше, чем в нашей, но это отличие от нашей жизни – реальность, а не вымысел.
Что сделали мы для того, чтобы понять эту жизнь и создать условия, в которых она могла бы существовать и зреть? Страх за жизнь ребенка спаян со страхом перед увечьем, страх перед увечьем связывается с необходимой для здоровья чистотой, и тут приводной ремень запретов перекидывается на новое колесо: чистота и безопасность платья, чулок, галстука, варежек, башмаков. Страшна уже дыра не во лбу, а на коленке штанов. Не здоровье и благо, а наше тщеславие и карман. Итак, новый приводной ремень запретов и заповедей вращает колесо нашего собственного эгоизма. «Не бегай, попадешь под лошадь. Не бегай, вспотеешь. Не бегай, запачкаешься. Не бегай, у меня голова болит». (А ведь в принципе мы детям разрешаем бегать: это единственное действие, которым мы дозволяем им жить.)
И вся эта чудовищная машина работает долгие годы, сокрушая волю, сминая энергию, пережигая в чадящую золу силу ребенка. Ради завтра мы пренебрегаем тем, что его сегодня радует, огорчает, удивляет, сердит, занимает. Ради завтра, которого он не понимает, в котором он не нуждается, у него воруют годы жизни, многие годы. «Детям и рыбам слова не дают». «Еще успеешь. Подожди, вот вырастешь…» «Ого, ты уже носишь длинные брюки! У тебя уже и часы есть. Покажи-ка… да у тебя, никак, усы растут». И ребенок думает: «Я ничто. Чем-то бывают только взрослые. Я ничто, но уже немного постарше. Сколько же еще лет ждать? Ну, дайте только подрасти!..» Ждет и лениво существует, ждет и задыхается, ждет и таится, ждет и глотает слюнки. Прекрасное детство? Ну нет, скучное, и если и есть в нем прекрасные минуты, то отвоеванные, а чаще всего – украденные".
И что же это, «если бы он уже ходил, говорил», что, как не истерия ожидания? Он будет ходить, будет ударяться о твердые края дубовых стульев. Он будет говорить, будет перемалывать языком жвачку будничной серости. Чем же это «сегодня» ребенка хуже, почему менее ценно, чем его завтра? Если речь идет о трудностях, то оно будет труднее. А когда наконец наступает завтра, мы ждем нового «завтра». Потому что основной принцип: ребенок не есть, а будет, не знает, а лишь узнаёт, не может, а только сможет, – это вынуждает к постоянному ожиданию. Половина человечества не существует: ее жизнь – это шутка, стремления – наивны, чувства – мимолетны, взгляды – смехотворны. Дети отличаются от взрослых, в их жизни кое-чего не хватает, а чего-то больше, чем в нашей, но это отличие от нашей жизни – реальность, а не вымысел.
Что сделали мы для того, чтобы понять эту жизнь и создать условия, в которых она могла бы существовать и зреть? Страх за жизнь ребенка спаян со страхом перед увечьем, страх перед увечьем связывается с необходимой для здоровья чистотой, и тут приводной ремень запретов перекидывается на новое колесо: чистота и безопасность платья, чулок, галстука, варежек, башмаков. Страшна уже дыра не во лбу, а на коленке штанов. Не здоровье и благо, а наше тщеславие и карман. Итак, новый приводной ремень запретов и заповедей вращает колесо нашего собственного эгоизма. «Не бегай, попадешь под лошадь. Не бегай, вспотеешь. Не бегай, запачкаешься. Не бегай, у меня голова болит». (А ведь в принципе мы детям разрешаем бегать: это единственное действие, которым мы дозволяем им жить.)
И вся эта чудовищная машина работает долгие годы, сокрушая волю, сминая энергию, пережигая в чадящую золу силу ребенка. Ради завтра мы пренебрегаем тем, что его сегодня радует, огорчает, удивляет, сердит, занимает. Ради завтра, которого он не понимает, в котором он не нуждается, у него воруют годы жизни, многие годы. «Детям и рыбам слова не дают». «Еще успеешь. Подожди, вот вырастешь…» «Ого, ты уже носишь длинные брюки! У тебя уже и часы есть. Покажи-ка… да у тебя, никак, усы растут». И ребенок думает: «Я ничто. Чем-то бывают только взрослые. Я ничто, но уже немного постарше. Сколько же еще лет ждать? Ну, дайте только подрасти!..» Ждет и лениво существует, ждет и задыхается, ждет и таится, ждет и глотает слюнки. Прекрасное детство? Ну нет, скучное, и если и есть в нем прекрасные минуты, то отвоеванные, а чаще всего – украденные".
Первое селфи и фотопортрет в истории. Дагерротип, 1839 год
Молодого человека из Филадельфии зовут Роберт Корнелиус, ему тут 30 лет.
Роберт специализировался на серебрении и полировке металлов в отцовской мастерской по производству ламп. Ему заказали посеребрённую пластину для первого дагерротипа в США. Корнелиус решил и сам попробовать и сделал первое селфи в мире.
Покрытая слоем серебра пластинка толщиной в 05 мм - будущий снимок. Это идеально отполированное «зеркальце» обрабатывалась парами йода и вставлялась в фотоаппарат. Под действием света получалось скрытое изображение. Потом пластинку проявляли парами нагретой ртути.
«Дагерротипия» – от фамилии француза Луи Дагера, создателя первой рабочей технологии.
Но вот насчет портретов Дагер сомневался. Слишком уж долго надо было сидеть перед фотоаппаратом. Время выдержки доходило до 30 мин. Его удалось сократить, добавив к парам йода пары брома.
Удачные дагерротипы создают особенный эффект присутствия. По сути, это «пойманное» отражение в зеркале.
Молодого человека из Филадельфии зовут Роберт Корнелиус, ему тут 30 лет.
Роберт специализировался на серебрении и полировке металлов в отцовской мастерской по производству ламп. Ему заказали посеребрённую пластину для первого дагерротипа в США. Корнелиус решил и сам попробовать и сделал первое селфи в мире.
Покрытая слоем серебра пластинка толщиной в 05 мм - будущий снимок. Это идеально отполированное «зеркальце» обрабатывалась парами йода и вставлялась в фотоаппарат. Под действием света получалось скрытое изображение. Потом пластинку проявляли парами нагретой ртути.
«Дагерротипия» – от фамилии француза Луи Дагера, создателя первой рабочей технологии.
Но вот насчет портретов Дагер сомневался. Слишком уж долго надо было сидеть перед фотоаппаратом. Время выдержки доходило до 30 мин. Его удалось сократить, добавив к парам йода пары брома.
Удачные дагерротипы создают особенный эффект присутствия. По сути, это «пойманное» отражение в зеркале.
Как красиво грустить и предаваться унынию (может пригодиться и в 2020 году)
Сильнее всего выразить глубокую меланхолию, свойственную позднему Средневековью (во всяком случае во Франции и Бургундии), суждено было, вовсе не тем, кто в кабинете ученого или в монашеской келье решительно отвернулся от мира.
Нет, в первую очередь это хронисты (сейчас вместо них журналисты и блогеры) и модные придворные поэты.
Модный французский поэт ХV века Жан Мешино:
О жалкое, прескорбное житье!..
Война и глад нам гибелью грозят;
Днем, ночью зной иль стужа нас томят;
Блоха и клещ и прочий мерзкий гад
Нас истребляют. Сжалься, Боже, град
Сей отврати от кратких жизнью тел.
В мире все идет дурно: справедливость утрачена, великие мира сего обирают малых, малые же – друг друга. Извечная ипохондрия доводит его, как он говорит, до грани самоубийства.
Вот как он описывает сам себя:
Злосчастный сочинитель я,
Тщета и грусть гнетут меня,
Печалуюсь и не ропщу,
Все горше мне день ото дня:
Нет сил, все боле я грущу,
Одной лишь смерти я ищу.
Все эти выражения настроения знати свидетельствуют о сентиментальной потребности рядить душу в траур.
Едва ли не каждый спешит объявить, что не видел в жизни ничего, кроме бедствий, что еще более худшего следует ожидать в будущем и что пройденный им жизненный путь он не хотел бы повторить заново.
Грусть, печаль и герцогский шик
Ничья жизнь в этом столетии не кажется до того полной мирского высокомерия и блистательных поисков наслаждений, до такой степени увенчанной успехом, как жизнь Филиппа Доброго (1396-1467).
Но и за его славой таится жизненная усталость его эпохи. Узнав о смерти своего годовалого сына, он произносит: «Если бы Господу было угодно, чтобы я умер в столь раннем возрасте, я счел бы себя Счастливцем».
Из книги Йохана Хёйзинги «Осень Средневековья»
Добавим, что Филипп III Добрый герцог Бургундский был женат три раза, дожил до 70 лет (очень хороший результат по тем временам) имел множество любовниц и от них 17 внебрачных детей.
Два его законных сына и дочь умерли в раннем возрасте. Выживший Карл Смелый – будущий герцог Бургундский – культовый рыцарь, в самом правильном и настоящем значении. Его верный друг и боевой товарищ, старший, но незаконнорожденный сын Филиппа - Антуан, известный как Великий бастард Бургундский, наверное, еще более крутой рыцарь.
Филипп вовсе никакой и не добрый, а правильно Philippe le Bon, то есть Филипп Хорошо – потому что владел хорошо мечом. Учредитель Ордена Золотого руна, который до сих пор вручает король Испании, любитель рыцарских традиций, мечтавший о крестовом походе против турок, он вел роскошный и расточительный образ в жизни.
В память об убитом отце всегда носил черное (и роскошное).
Хёйзинга о стиле герцога:
«Чем более торжественно, тем более чрезмерно, ибо вся эта роскошь свидетельствует о занимаемом положении. Траурное одеяние, в котором Филипп Добрый после гибели своего отца встречает в Труа короля Англии, столь длинно, что касается земли, -- при том, что герцог восседает высоко в седле».
Хёйзинга о привычках Филиппа и его двора:
«Нам памятны описания бургундских придворных празднеств, например того, которое происходило в Лилле в 1454 г., когда присутствующие давали обет на поданном к столу фазане выступить в крестовый поход против турок (так и не сложилось), или торжественного бракосочетания Карла Смелого и Маргариты Йоркской в 1468 г. в Брюгге.
Из описаний всех этих еntremets (десертов), с их пирогами, внутри которых наигрывали музыканты, с их богато оснащенными кораблями и пышными замками, с обезьянами, китами, великанами, карликами -- и неотъемлемыми от всего этого затасканными аллегориями – мы представляем все это не иначе как в высшей степени безвкусный спектакль».
Сильнее всего выразить глубокую меланхолию, свойственную позднему Средневековью (во всяком случае во Франции и Бургундии), суждено было, вовсе не тем, кто в кабинете ученого или в монашеской келье решительно отвернулся от мира.
Нет, в первую очередь это хронисты (сейчас вместо них журналисты и блогеры) и модные придворные поэты.
Модный французский поэт ХV века Жан Мешино:
О жалкое, прескорбное житье!..
Война и глад нам гибелью грозят;
Днем, ночью зной иль стужа нас томят;
Блоха и клещ и прочий мерзкий гад
Нас истребляют. Сжалься, Боже, град
Сей отврати от кратких жизнью тел.
В мире все идет дурно: справедливость утрачена, великие мира сего обирают малых, малые же – друг друга. Извечная ипохондрия доводит его, как он говорит, до грани самоубийства.
Вот как он описывает сам себя:
Злосчастный сочинитель я,
Тщета и грусть гнетут меня,
Печалуюсь и не ропщу,
Все горше мне день ото дня:
Нет сил, все боле я грущу,
Одной лишь смерти я ищу.
Все эти выражения настроения знати свидетельствуют о сентиментальной потребности рядить душу в траур.
Едва ли не каждый спешит объявить, что не видел в жизни ничего, кроме бедствий, что еще более худшего следует ожидать в будущем и что пройденный им жизненный путь он не хотел бы повторить заново.
Грусть, печаль и герцогский шик
Ничья жизнь в этом столетии не кажется до того полной мирского высокомерия и блистательных поисков наслаждений, до такой степени увенчанной успехом, как жизнь Филиппа Доброго (1396-1467).
Но и за его славой таится жизненная усталость его эпохи. Узнав о смерти своего годовалого сына, он произносит: «Если бы Господу было угодно, чтобы я умер в столь раннем возрасте, я счел бы себя Счастливцем».
Из книги Йохана Хёйзинги «Осень Средневековья»
Добавим, что Филипп III Добрый герцог Бургундский был женат три раза, дожил до 70 лет (очень хороший результат по тем временам) имел множество любовниц и от них 17 внебрачных детей.
Два его законных сына и дочь умерли в раннем возрасте. Выживший Карл Смелый – будущий герцог Бургундский – культовый рыцарь, в самом правильном и настоящем значении. Его верный друг и боевой товарищ, старший, но незаконнорожденный сын Филиппа - Антуан, известный как Великий бастард Бургундский, наверное, еще более крутой рыцарь.
Филипп вовсе никакой и не добрый, а правильно Philippe le Bon, то есть Филипп Хорошо – потому что владел хорошо мечом. Учредитель Ордена Золотого руна, который до сих пор вручает король Испании, любитель рыцарских традиций, мечтавший о крестовом походе против турок, он вел роскошный и расточительный образ в жизни.
В память об убитом отце всегда носил черное (и роскошное).
Хёйзинга о стиле герцога:
«Чем более торжественно, тем более чрезмерно, ибо вся эта роскошь свидетельствует о занимаемом положении. Траурное одеяние, в котором Филипп Добрый после гибели своего отца встречает в Труа короля Англии, столь длинно, что касается земли, -- при том, что герцог восседает высоко в седле».
Хёйзинга о привычках Филиппа и его двора:
«Нам памятны описания бургундских придворных празднеств, например того, которое происходило в Лилле в 1454 г., когда присутствующие давали обет на поданном к столу фазане выступить в крестовый поход против турок (так и не сложилось), или торжественного бракосочетания Карла Смелого и Маргариты Йоркской в 1468 г. в Брюгге.
Из описаний всех этих еntremets (десертов), с их пирогами, внутри которых наигрывали музыканты, с их богато оснащенными кораблями и пышными замками, с обезьянами, китами, великанами, карликами -- и неотъемлемыми от всего этого затасканными аллегориями – мы представляем все это не иначе как в высшей степени безвкусный спектакль».
Дамы в эпоху Петра I и европеизация
Мушки и поцелуи
В модах царила искусственность. Женщины тратили много сил на изменение внешности.
Женщины на лицо налепляли мушки, которые делались из тафты или из бархата. Место, куда прилеплялись мушки, не было случайным. Например, мушка в углу глаза означала: «Я вами интересуюсь», мушка на верхней губе: «Я хочу целоваться». А поскольку в руках у женщины был веер, движения которого также получали особый смысл (например, резкое закрывание веера означало: «Вы мне не интересны!»), то комбинации мушек и игры веера создавали своеобразный «язык кокетства».
Макияж
Дамы кокетничали, дамы вели в основном вечерний образ жизни. А вечером, при свечах, требовался яркий макияж, потому что при свечах лица бледнеют (тем более в Петербурге с его зловредным климатом!). Из-за этого у дам уходило очень много (за год, наверное, с полпуда!) румян, белил и разной другой косметики. Красились очень густо.
Духовность
В петровский период женщина еще не привыкла много читать, еще не стремилась к разнообразию духовной жизни (конечно, это лишь в массе: в России уже были писательницы). Духовные потребности большинства женщин удовлетворялись еще так же, как в допетровской Руси: церковь, церковный календарь, посты, молитвы. Разумеется, до конца XVIII столетия, до «эпохи вольтерьянства», в России все были верующими. Это было нормой, и это создавало нравственную традицию в семье.
Любовники
Однако и семья в начале XVIII века очень быстро подверглась такой же поверхностной европеизации, как и одежда. Женщина стала считать нужным, модным иметь любовника, без этого она как бы «отставала» от времени.
Интимная переписка (существовала с допетровских времен)
Петровская эпоха вовлекла женщину в мир словесности: от женщины потребовали грамотность. Не следует, конечно, думать, что женщина допетровской эпохи не была грамотной или что грамотность не могла занимать в ее жизни значительного места. Сохранилась, например, Библия, переписанная рукой царевны Софьи; известны ее письма к князю Василию Голицыну. Конечно, Софья была женщиной исключительной — и по своему образованию, и по своим политическим претензиям.
Но вот в Пушкинском доме (ИРЛИ) есть письма первой жены Петра I, Евдокии, к офицеру Глебову, ее любовнику. Эти трогательные письма влюбленной женщины как бы вырываются из своей эпохи. Интимная переписка — явление гораздо более раннее, чем культура письма XVIII века, и, конечно же, она продолжала существовать и в Петровскую, и в послепетровскую эпоху.
Семья
Кокетство, балы, танцы, пение — вот женские занятия. Семья, хозяйство, воспитание детей отходили на задний план. Очень быстро в верхах общества устанавливается обычай не кормить детей грудью. Это делают кормилицы. В результате ребенок вырастал почти без матери. (Конечно, это не в провинции и, конечно, не у какой-нибудь бедной помещицы, у которой двенадцать человек детей и тридцать душ крепостных, а у дворянской, чаще всего — петербургской, знати).
Юрий Лотман «Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства (XVIII-начало XIX века)»
Портрет Анастасии Яковлевны Нарышкиной с детьми Александрой и Татьяной. Между 1709 и 1715. Неизвестный художник
Мушки и поцелуи
В модах царила искусственность. Женщины тратили много сил на изменение внешности.
Женщины на лицо налепляли мушки, которые делались из тафты или из бархата. Место, куда прилеплялись мушки, не было случайным. Например, мушка в углу глаза означала: «Я вами интересуюсь», мушка на верхней губе: «Я хочу целоваться». А поскольку в руках у женщины был веер, движения которого также получали особый смысл (например, резкое закрывание веера означало: «Вы мне не интересны!»), то комбинации мушек и игры веера создавали своеобразный «язык кокетства».
Макияж
Дамы кокетничали, дамы вели в основном вечерний образ жизни. А вечером, при свечах, требовался яркий макияж, потому что при свечах лица бледнеют (тем более в Петербурге с его зловредным климатом!). Из-за этого у дам уходило очень много (за год, наверное, с полпуда!) румян, белил и разной другой косметики. Красились очень густо.
Духовность
В петровский период женщина еще не привыкла много читать, еще не стремилась к разнообразию духовной жизни (конечно, это лишь в массе: в России уже были писательницы). Духовные потребности большинства женщин удовлетворялись еще так же, как в допетровской Руси: церковь, церковный календарь, посты, молитвы. Разумеется, до конца XVIII столетия, до «эпохи вольтерьянства», в России все были верующими. Это было нормой, и это создавало нравственную традицию в семье.
Любовники
Однако и семья в начале XVIII века очень быстро подверглась такой же поверхностной европеизации, как и одежда. Женщина стала считать нужным, модным иметь любовника, без этого она как бы «отставала» от времени.
Интимная переписка (существовала с допетровских времен)
Петровская эпоха вовлекла женщину в мир словесности: от женщины потребовали грамотность. Не следует, конечно, думать, что женщина допетровской эпохи не была грамотной или что грамотность не могла занимать в ее жизни значительного места. Сохранилась, например, Библия, переписанная рукой царевны Софьи; известны ее письма к князю Василию Голицыну. Конечно, Софья была женщиной исключительной — и по своему образованию, и по своим политическим претензиям.
Но вот в Пушкинском доме (ИРЛИ) есть письма первой жены Петра I, Евдокии, к офицеру Глебову, ее любовнику. Эти трогательные письма влюбленной женщины как бы вырываются из своей эпохи. Интимная переписка — явление гораздо более раннее, чем культура письма XVIII века, и, конечно же, она продолжала существовать и в Петровскую, и в послепетровскую эпоху.
Семья
Кокетство, балы, танцы, пение — вот женские занятия. Семья, хозяйство, воспитание детей отходили на задний план. Очень быстро в верхах общества устанавливается обычай не кормить детей грудью. Это делают кормилицы. В результате ребенок вырастал почти без матери. (Конечно, это не в провинции и, конечно, не у какой-нибудь бедной помещицы, у которой двенадцать человек детей и тридцать душ крепостных, а у дворянской, чаще всего — петербургской, знати).
Юрий Лотман «Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства (XVIII-начало XIX века)»
Портрет Анастасии Яковлевны Нарышкиной с детьми Александрой и Татьяной. Между 1709 и 1715. Неизвестный художник
Сникерсни: не тормози, а то зарежут
Сникерсни (snickersnee) — английское название ножевого боя, голландской народной дуэли на ножах, распространенной в XVI—XIX вв. В современном английском это слово считается устаревшим. Происходит от голландской фразы steken of snijden, в английском переводе snick or snee – «колоть-резать».
Cогласно словарям, snickersnee имеет два значения: большой, мечевидный нож для нанесения колющих и режущих ударов, который используется как оружие и, собственно, драка на ножах.
Учитывая тесные связи Англии и Нидерландов, и роль голландцев в колонизации Америки можно представить, что британцы и первые американцы (матросы, колонисты) заимствовали и нож, и термин, и вообще эту не самую хорошую привычку.
В эпоху сникерсни голландцы как раз открыли остров Манхэттен, основали колонию Новые Нидерланды и ее столицу Новый Амстердам, ныне Нью-Йорк.
Традиция сникерсни сохранялась в Нидерландах как минимум до середины XIX века. И это несмотря на суровое, вплоть до смертной казни, наказание (особенно на флоте) и осуждение со стороны церкви.
Причём в поздний период сникерсни отмечается стремление дуэлянтов в первую очередь порезать лицо. Может, потому что эффективно, и в отличие от ран в грудь и живот сложнее убить. Все со временем гуманизируется.
Популярность ножа как оружия пошла на спад после того, как среди горожан в первой четверти XVIII века распространилась мода на прогулочные трости (иногда просто палки), которые стали использовать и как оружие самообороны.
Честные бойцы
В голландской культуре народных дуэлей термин voorvechter — «боец» — обозначал человека, искусно владеющего ножом. А выражение eerlijkman, или eerlijk voorvechter — «честный боец» — использовалось в среде дуэлянтов для обозначения человека, соблюдающего правила честного боя.
Типичный voorvechter всегда носил нож в кармане и был готов пустить его в ход, когда бы его ни вызвали на бой. Обычно вызов на поединок происходил в результате ссоры, вспыхнувшей в таверне или на улице.
Правила
Самым распространённым поводом для дуэли являлись словесные оскорбления. Как и в настоящей дуэли, перед началом поединка оскорблённый должен был вызвать своего соперника.
В соответствии с правилом, запрещающим поединки внутри помещения, вызов часто представлял собой предложение выйти на улицу в форме ритуальной фразы «sta vast», дословно «стой твердо» или «будь мужчиной», или «докажи, что ты мужчина».
Слова «sta vast» становились точкой невозврата. После этой фразы противники должны были достать свои ножи, и с этого момента каждый из них был обязан атаковать или защищаться.
Друзья-соперники
Когда двое мужчин начинали схватку, остальные обычно отходили в сторону. При этом неписанные правила допускали участие в поединке вместо товарища, который по каким-либо причинам не мог продолжать бой.
Кроме того, во множестве описаний дуэлей фигурирует участник, вставший между дуэлянтами с целью уговорить их прекратить поединок. Это несло определённый риск. Нередко фехтовальщики были настолько заняты своим противником, что не замечали ничего вокруг. В результате «миротворцы» получали случайные ранения.
Так, в протоколе осмотра тела мужчины, убитого в 1721 году, стоит пометка, что смерть наступила из-за ранения, полученного при попытке растащить двух соперников. Сами дуэлянты при этом избежали ареста.
Последствия
В первую очередь эти поединки были проверкой мастерства, и бой обычно прекращался или после первого ранения, или в связи с явным преимуществом одного из бойцов.
Дуэли заканчивались и смертью участников, причём в протоколах осмотра тел амстердамского суда зафиксировано три инцидента, в которых погибли сразу оба дуэлянта.
Многие дуэлянты, представшие перед судом, имели серьёзные ранения, а один из них, приговорённый к смертной казни, настолько ослабел от ран, что сидел, когда палач отрубал ему голову.
По материалам книги Д.Черевичника «Всемирная история поножовщины: народные дуэли на ножах в XVІІ—ХХ вв.»
Адриан Брауэр. Драка крестьян (между 1620 и 1630)
Сникерсни (snickersnee) — английское название ножевого боя, голландской народной дуэли на ножах, распространенной в XVI—XIX вв. В современном английском это слово считается устаревшим. Происходит от голландской фразы steken of snijden, в английском переводе snick or snee – «колоть-резать».
Cогласно словарям, snickersnee имеет два значения: большой, мечевидный нож для нанесения колющих и режущих ударов, который используется как оружие и, собственно, драка на ножах.
Учитывая тесные связи Англии и Нидерландов, и роль голландцев в колонизации Америки можно представить, что британцы и первые американцы (матросы, колонисты) заимствовали и нож, и термин, и вообще эту не самую хорошую привычку.
В эпоху сникерсни голландцы как раз открыли остров Манхэттен, основали колонию Новые Нидерланды и ее столицу Новый Амстердам, ныне Нью-Йорк.
Традиция сникерсни сохранялась в Нидерландах как минимум до середины XIX века. И это несмотря на суровое, вплоть до смертной казни, наказание (особенно на флоте) и осуждение со стороны церкви.
Причём в поздний период сникерсни отмечается стремление дуэлянтов в первую очередь порезать лицо. Может, потому что эффективно, и в отличие от ран в грудь и живот сложнее убить. Все со временем гуманизируется.
Популярность ножа как оружия пошла на спад после того, как среди горожан в первой четверти XVIII века распространилась мода на прогулочные трости (иногда просто палки), которые стали использовать и как оружие самообороны.
Честные бойцы
В голландской культуре народных дуэлей термин voorvechter — «боец» — обозначал человека, искусно владеющего ножом. А выражение eerlijkman, или eerlijk voorvechter — «честный боец» — использовалось в среде дуэлянтов для обозначения человека, соблюдающего правила честного боя.
Типичный voorvechter всегда носил нож в кармане и был готов пустить его в ход, когда бы его ни вызвали на бой. Обычно вызов на поединок происходил в результате ссоры, вспыхнувшей в таверне или на улице.
Правила
Самым распространённым поводом для дуэли являлись словесные оскорбления. Как и в настоящей дуэли, перед началом поединка оскорблённый должен был вызвать своего соперника.
В соответствии с правилом, запрещающим поединки внутри помещения, вызов часто представлял собой предложение выйти на улицу в форме ритуальной фразы «sta vast», дословно «стой твердо» или «будь мужчиной», или «докажи, что ты мужчина».
Слова «sta vast» становились точкой невозврата. После этой фразы противники должны были достать свои ножи, и с этого момента каждый из них был обязан атаковать или защищаться.
Друзья-соперники
Когда двое мужчин начинали схватку, остальные обычно отходили в сторону. При этом неписанные правила допускали участие в поединке вместо товарища, который по каким-либо причинам не мог продолжать бой.
Кроме того, во множестве описаний дуэлей фигурирует участник, вставший между дуэлянтами с целью уговорить их прекратить поединок. Это несло определённый риск. Нередко фехтовальщики были настолько заняты своим противником, что не замечали ничего вокруг. В результате «миротворцы» получали случайные ранения.
Так, в протоколе осмотра тела мужчины, убитого в 1721 году, стоит пометка, что смерть наступила из-за ранения, полученного при попытке растащить двух соперников. Сами дуэлянты при этом избежали ареста.
Последствия
В первую очередь эти поединки были проверкой мастерства, и бой обычно прекращался или после первого ранения, или в связи с явным преимуществом одного из бойцов.
Дуэли заканчивались и смертью участников, причём в протоколах осмотра тел амстердамского суда зафиксировано три инцидента, в которых погибли сразу оба дуэлянта.
Многие дуэлянты, представшие перед судом, имели серьёзные ранения, а один из них, приговорённый к смертной казни, настолько ослабел от ран, что сидел, когда палач отрубал ему голову.
По материалам книги Д.Черевичника «Всемирная история поножовщины: народные дуэли на ножах в XVІІ—ХХ вв.»
Адриан Брауэр. Драка крестьян (между 1620 и 1630)
Пленка истории назад: 1917 – 1905 гг.
В Петербурге чудеса: с Невского уходят, забирая свои товары,— селёдочницы, огуречницы, яблочницы и невоюющие солдаты, торгующие папиросами… Большевистские декреты, как шелуха, облетают со стен, и снова стены домов чисты и нарядны. Вот во весь опор примчался на автомобиле задним ходом Александр Фёдорович Керенский. Вернулся?!
Въехал он в Зимний дворец, а там, глядишь, всё новое и новое мелькание ленты: Ленин и Троцкий с компанией вышли, пятясь, из особняка Кшесинской, поехали задом наперёд на вокзал, сели в распломбированный вагон, тут же его запломбировали, и — укатила вся компания задним ходом в Германию.
А вот совсем приятное зрелище: Керенский задом наперёд вылетает из Зимнего дворца — давно пора,— вскакивает на стол и напыщенно говорит рабочим: «Товарищи! Если я вас покину — вы можете убить меня своими руками! До самой смерти я с вами».
Соврал, каналья. Как иногда полезно пустить ленту в обратную сторону!
Быстро промелькнула февральская революция. Забавно видеть, как пулемётные пули вылетали из тел лежащих людей, как влетали они обратно в дуло пулемётов, как вскакивали мёртвые и бежали задом наперёд, размахивая руками.
Вылетел из царского дворца Распутин и покатил к себе в Тюмень. Лента-то ведь обратная.
Жизнь всё дешевле и дешевле… На рынках масса хлеба, мяса и всякого съестного дрязгу.
А вот и ужасная война тает, как кусок снега на раскалённой плите; мёртвые встают из земли и мирно уносятся на носилках обратно в свои части. Мобилизация быстро превращается в демобилизацию, и вот уже Вильгельм Гогенцоллерн стоит на балконе перед своим народом, но его ужасные слова, слова паука-кровопийцы об объявлении войны, не вылетают из уст, а, наоборот, глотает он их, ловя губами в воздухе. Ах, чтоб ты ими подавился!..
Быстро мелькают поочередно четвёртая Дума, третья, вторая, первая, и вот уже на экране чётко вырисовываются жуткие подробности октябрьских погромов.
Но, однако, тут это не страшно. Громилы выдёргивают свои ножи из груди убитых, те шевелятся, встают и убегают, летающий в воздухе пух аккуратно сам слетается в еврейские перины, и всё принимает прежний вид.
А что это за ликующая толпа, что за тысячи шапок, летящих кверху, что это за счастливые лица, по которым текут слёзы умиления?!.
Почему незнакомые люди целуются, чёрт возьми! Ах, это манифест 17 октября, данный Николаем II свободной России…
Да ведь это, кажется, был самый счастливый момент во всей нашей жизни!
Митька! замри!! Останови, чёрт, ленту, не крути дальше! Руки поломаю!..
Пусть замрёт. Пусть застынет.
— Газетчик! Сколько за газету? Пятачок?
— Извозчик! Полтинник на Конюшенную, к «Медведю». Пошёл живей, гривенник прибавлю. Здравствуйте! Дайте обед, рюмку коньяку и бутылку шампанского. Ну, как не выпить на радостях… С манифестом вас! Сколько с меня за всё? Четырнадцать с полтиной? А почему это у вас шампанское десять целковых за бутылку, когда в «Вене»— восемь? Разве можно так бессовестно грабить публику?...
Из рассказа Аркадия Аверченко «Фокус великого кино», сборник «Дюжина ножей в спину революции»
В Петербурге чудеса: с Невского уходят, забирая свои товары,— селёдочницы, огуречницы, яблочницы и невоюющие солдаты, торгующие папиросами… Большевистские декреты, как шелуха, облетают со стен, и снова стены домов чисты и нарядны. Вот во весь опор примчался на автомобиле задним ходом Александр Фёдорович Керенский. Вернулся?!
Въехал он в Зимний дворец, а там, глядишь, всё новое и новое мелькание ленты: Ленин и Троцкий с компанией вышли, пятясь, из особняка Кшесинской, поехали задом наперёд на вокзал, сели в распломбированный вагон, тут же его запломбировали, и — укатила вся компания задним ходом в Германию.
А вот совсем приятное зрелище: Керенский задом наперёд вылетает из Зимнего дворца — давно пора,— вскакивает на стол и напыщенно говорит рабочим: «Товарищи! Если я вас покину — вы можете убить меня своими руками! До самой смерти я с вами».
Соврал, каналья. Как иногда полезно пустить ленту в обратную сторону!
Быстро промелькнула февральская революция. Забавно видеть, как пулемётные пули вылетали из тел лежащих людей, как влетали они обратно в дуло пулемётов, как вскакивали мёртвые и бежали задом наперёд, размахивая руками.
Вылетел из царского дворца Распутин и покатил к себе в Тюмень. Лента-то ведь обратная.
Жизнь всё дешевле и дешевле… На рынках масса хлеба, мяса и всякого съестного дрязгу.
А вот и ужасная война тает, как кусок снега на раскалённой плите; мёртвые встают из земли и мирно уносятся на носилках обратно в свои части. Мобилизация быстро превращается в демобилизацию, и вот уже Вильгельм Гогенцоллерн стоит на балконе перед своим народом, но его ужасные слова, слова паука-кровопийцы об объявлении войны, не вылетают из уст, а, наоборот, глотает он их, ловя губами в воздухе. Ах, чтоб ты ими подавился!..
Быстро мелькают поочередно четвёртая Дума, третья, вторая, первая, и вот уже на экране чётко вырисовываются жуткие подробности октябрьских погромов.
Но, однако, тут это не страшно. Громилы выдёргивают свои ножи из груди убитых, те шевелятся, встают и убегают, летающий в воздухе пух аккуратно сам слетается в еврейские перины, и всё принимает прежний вид.
А что это за ликующая толпа, что за тысячи шапок, летящих кверху, что это за счастливые лица, по которым текут слёзы умиления?!.
Почему незнакомые люди целуются, чёрт возьми! Ах, это манифест 17 октября, данный Николаем II свободной России…
Да ведь это, кажется, был самый счастливый момент во всей нашей жизни!
Митька! замри!! Останови, чёрт, ленту, не крути дальше! Руки поломаю!..
Пусть замрёт. Пусть застынет.
— Газетчик! Сколько за газету? Пятачок?
— Извозчик! Полтинник на Конюшенную, к «Медведю». Пошёл живей, гривенник прибавлю. Здравствуйте! Дайте обед, рюмку коньяку и бутылку шампанского. Ну, как не выпить на радостях… С манифестом вас! Сколько с меня за всё? Четырнадцать с полтиной? А почему это у вас шампанское десять целковых за бутылку, когда в «Вене»— восемь? Разве можно так бессовестно грабить публику?...
Из рассказа Аркадия Аверченко «Фокус великого кино», сборник «Дюжина ножей в спину революции»
Большой террор и марихуана
14-летний Петр Якир, сын расстрелянного в 1937 году советского военачальника Ионы Якира, сначала был сослан в Астрахань с матерью, потом помещен в детприемник, а затем арестован и осужден на пять лет.
Подростка обвинили в «создании анархической конной банды, ставившей себе целью действовать в тылу Красной армии во время будущей войны, а также в пропаганде анархических идей» среди школьников. Петр утверждал, что просто любил кататься на лошадях и читал легально изданного Кропоткина.
В 1972 году в Лондоне вышла его книга воспоминаний «Детство в тюрьме». Там описывается странное отношение к марихуане в советской тюрьме 30-х годов прошлого века (во всяком случае в провинциальной). Это был практически «легалайз», легкий наркотик воспринимался как обычное курево вроде махорки. Видимо, в Астрахани, куда сослали семью Якира, «траву» было, к тому же, еще и легко достать. Вообще, согласно этим мемуарам, нравы в советской тюрьме для детей царили жуткие.
При этом надзиратели особенно себя не утруждали выявлением запрещенных предметов. Подросткам из соседней камеры даже удалось перепилить решетки и сбежать.
Далее словами Якира.
Арест
Под плач девчонок я вышел на улицу, где нас ожидал маленький пикапчик. Мы поехали. Возле НКВД мы остановились. Меня завели в дежурку.
Через несколько минут ко мне подошел другой человек в форме НКВД и, наставив на меня наган, закричал: «Руки вверх!» Я поднял руки скорей по глупости: чувства страха у меня не было. Меня тщательно обыскали, и в тот момент, когда ощупывали манжеты брюк, я ехидно спросил:
— Что, танк там ищете?
Обыскивавший огрызнулся и очень обрадовался, когда в маленьком чемодане обнаружил финку-нолевку с ручкой в виде конской головы, подаренную мне еще отцом. Он закричал:
— Холодное оружие!
После чего меня посадили на скамейку, на которой я просидел около трех часов. Я закурил трубку отца, смешав табак с планом (анаша), который мне дали мальчишки-уголовники из детприемника. В голове закружилось. Мне стало смешно, все показалось неправдоподобным. В этот самый момент пришел какой-то человек и спросил:
— Где Якир?
Я поднялся, слегка шатаясь. Меня повели на первый допрос. Это было в три часа ночи 19 сентября 1937 года.
Допрос
Меня ввели в довольно просторную комнату. За столом сидел тот же самый следователь Московкин, который приезжал за нами домой. Посреди комнаты стоял стул, на который мне предложили сесть. Человек, который меня привел, остался в комнате, все время ходил, иногда становясь за моей спиной. Так как я был «под планом», мне было неприятно, что он стоял за моей спиной. Я каждую минуту оборачивался.
Камера и передача (подросток получает «травку» в передаче от дедушки)
Так как большинство ребят было из детдома или приезжие, то к ним никто не приходил, и они ничего не получали с воли. Они сразу же попросили меня написать одну записку, чтобы дед купил плану (наркотик из конопли, который употребляется с куревом) и две змейки (тонкие пилки для перепиливания решетки), а как передать, они расскажут, когда все это будет в наличии. Я изложил все это в следующем послании, которое тем же способом переправил деду. Дед все понял и пошел с Соней отдать мне передачу.
И еще передачи
Когда мы вышли на прогулку, им удалось перебросить через забор принесенное. Это заметил надзиратель и начал нас загонять обратно в камеру, чтобы отобрать полученное. Это ему не удалось. В камере мы увидели, что нам перекинули около 40 башей плана (баш — горошинка, закладываемая в папиросу). По жестам дедушки мы поняли, что они перекинули не все.
Следующий раз дед и Слава перекинули план перед Новым годом. Мы не стали его расходовать и сберегли до 31-го числа. Вечером 31 декабря, подкурив плана, запивая его сладким кипятком, мы начали горланить песни.
14-летний Петр Якир, сын расстрелянного в 1937 году советского военачальника Ионы Якира, сначала был сослан в Астрахань с матерью, потом помещен в детприемник, а затем арестован и осужден на пять лет.
Подростка обвинили в «создании анархической конной банды, ставившей себе целью действовать в тылу Красной армии во время будущей войны, а также в пропаганде анархических идей» среди школьников. Петр утверждал, что просто любил кататься на лошадях и читал легально изданного Кропоткина.
В 1972 году в Лондоне вышла его книга воспоминаний «Детство в тюрьме». Там описывается странное отношение к марихуане в советской тюрьме 30-х годов прошлого века (во всяком случае в провинциальной). Это был практически «легалайз», легкий наркотик воспринимался как обычное курево вроде махорки. Видимо, в Астрахани, куда сослали семью Якира, «траву» было, к тому же, еще и легко достать. Вообще, согласно этим мемуарам, нравы в советской тюрьме для детей царили жуткие.
При этом надзиратели особенно себя не утруждали выявлением запрещенных предметов. Подросткам из соседней камеры даже удалось перепилить решетки и сбежать.
Далее словами Якира.
Арест
Под плач девчонок я вышел на улицу, где нас ожидал маленький пикапчик. Мы поехали. Возле НКВД мы остановились. Меня завели в дежурку.
Через несколько минут ко мне подошел другой человек в форме НКВД и, наставив на меня наган, закричал: «Руки вверх!» Я поднял руки скорей по глупости: чувства страха у меня не было. Меня тщательно обыскали, и в тот момент, когда ощупывали манжеты брюк, я ехидно спросил:
— Что, танк там ищете?
Обыскивавший огрызнулся и очень обрадовался, когда в маленьком чемодане обнаружил финку-нолевку с ручкой в виде конской головы, подаренную мне еще отцом. Он закричал:
— Холодное оружие!
После чего меня посадили на скамейку, на которой я просидел около трех часов. Я закурил трубку отца, смешав табак с планом (анаша), который мне дали мальчишки-уголовники из детприемника. В голове закружилось. Мне стало смешно, все показалось неправдоподобным. В этот самый момент пришел какой-то человек и спросил:
— Где Якир?
Я поднялся, слегка шатаясь. Меня повели на первый допрос. Это было в три часа ночи 19 сентября 1937 года.
Допрос
Меня ввели в довольно просторную комнату. За столом сидел тот же самый следователь Московкин, который приезжал за нами домой. Посреди комнаты стоял стул, на который мне предложили сесть. Человек, который меня привел, остался в комнате, все время ходил, иногда становясь за моей спиной. Так как я был «под планом», мне было неприятно, что он стоял за моей спиной. Я каждую минуту оборачивался.
Камера и передача (подросток получает «травку» в передаче от дедушки)
Так как большинство ребят было из детдома или приезжие, то к ним никто не приходил, и они ничего не получали с воли. Они сразу же попросили меня написать одну записку, чтобы дед купил плану (наркотик из конопли, который употребляется с куревом) и две змейки (тонкие пилки для перепиливания решетки), а как передать, они расскажут, когда все это будет в наличии. Я изложил все это в следующем послании, которое тем же способом переправил деду. Дед все понял и пошел с Соней отдать мне передачу.
И еще передачи
Когда мы вышли на прогулку, им удалось перебросить через забор принесенное. Это заметил надзиратель и начал нас загонять обратно в камеру, чтобы отобрать полученное. Это ему не удалось. В камере мы увидели, что нам перекинули около 40 башей плана (баш — горошинка, закладываемая в папиросу). По жестам дедушки мы поняли, что они перекинули не все.
Следующий раз дед и Слава перекинули план перед Новым годом. Мы не стали его расходовать и сберегли до 31-го числа. Вечером 31 декабря, подкурив плана, запивая его сладким кипятком, мы начали горланить песни.
ЧВК Средневековья: кондотьеры и их компании
Кондотьер — предводитель, который набирал отряд (compagnia, компания – переводится как «рота», но в ней могло быть до нескольких тысяч человек), и, как менеджер, искал с ним наиболее выгодного контракта.
Слово «кондотьер» происходит от итальянского condotta — контракт о найме на военную службу. Кондотьеры – итальянская специфика, но среди них попадались и иностранцы.
Англичанин Джон Хоквуд - сын кожевенника и ученик портного начал военную карьеру простым лучником в Столетнюю войну. Средневековый социальный лифт: на войне был посвящен в рыцари.
После заключения мира в 1360 году в возрасте 40 лет остался не у дел. Вступил в знаменитый итальянский отряд наемников «Белая рота», позже возглавил его (до него командиром был немец) и прославился в итальянских конфликтах.
«Белая рота» Хоквуда насчитывала около 1000 кавалеристов, конных рыцарей, сержантов и оруженосцев на вышколенных лошадях, а также около 2000 отлично обученных пехотинцев. Почетный гражданин Флоренции Хоквуд умер богатым в славе и почете в возрасте 74 лет своей смертью от инсульта. Воевал до преклонных лет и одерживал победы.
Но это скорее исключение, известные кондотьеры были обычно итальянцами (на втором месте – испанцы) и знатными или очень знатными людьми.
Военный теоретик, русский генерал Александр Свечин о кондотьерах (из его книги «Эволюция военного искусства»):
Армии кондотьеров оставались по преимуществу конными и маленькими, так как каждый лишний человек был обузой для кондотьера; его приходилось не только довольствовать, но и выделять ему его долю из добычи.
Армии кондотьеров безусловно доказали свое превосходство над феодальными ополчениями.
Историк Виллани, описывая столкновение наемников с неаполитанским рыцарством, еще в 1349 г., утверждает, что не было даже боя, а происходила просто ловля баронов и богатых рыцарей, за которых можно было получить хороший выкуп.
Господство кондотьеров XIV и XV века — представляет эпоху расцвета Ренессанса. Многие кондотьеры, сделавшиеся оседлыми тиранами крупных городов, явились покровителями наук и искусств.
В военном отношении необходимо отметить крупный толчок вперед: воскрешаются античные идеи в тактике и стратегии, нарождается обширная военная литература.
На кондотьеров жестоко нападали итальянские патриоты, с Макиавелли во главе. В наемных войсках, не одушевляемых гражданским чувством, они видели гибель Италии, раздробление, узурпацию тиранами власти в свободных республиках, патриоты тяготели к идеалу римской милиции.
Кондотьеров обвиняли в том, что они «живодеры». Таким живодером был, например, немец герцог Вернер фон Урслинген (кондотьер первой половины XIV века, создатель и командир «Великой роты» - самой большой группировки того времени). Он избрал себе девиз: «Враг Бога, сострадания и милосердия».
Макиавелли и другие патриоты обвиняли кондотьеров в том, что они, чтобы не остаться без работы, затягивали войну, как недобросовестный адвокат затягивает судебный процесс, что они стремились к фокусничеству, что бои их между собой оставались бескровными, а победы имели призрачный характер.
Несомненно, известное стремление к виртуозности, к искусству для искусства, характерно для кондотьеров. Но у них же народилась осмысленная операция, осмысленная тактика вместо анархической тактики и стратегии средневековья; они обращали особое внимание на правильное снабжение армии, так как солдат служил только хорошо обеспечивающему его кондотьеру, — а когда возникала опасность для самого кондотьера, как это было, когда флорентийцы двинулись против Кастручио Катракани, кондотьеры умели вести очень кровопролитный бой.
Кондотьер — предводитель, который набирал отряд (compagnia, компания – переводится как «рота», но в ней могло быть до нескольких тысяч человек), и, как менеджер, искал с ним наиболее выгодного контракта.
Слово «кондотьер» происходит от итальянского condotta — контракт о найме на военную службу. Кондотьеры – итальянская специфика, но среди них попадались и иностранцы.
Англичанин Джон Хоквуд - сын кожевенника и ученик портного начал военную карьеру простым лучником в Столетнюю войну. Средневековый социальный лифт: на войне был посвящен в рыцари.
После заключения мира в 1360 году в возрасте 40 лет остался не у дел. Вступил в знаменитый итальянский отряд наемников «Белая рота», позже возглавил его (до него командиром был немец) и прославился в итальянских конфликтах.
«Белая рота» Хоквуда насчитывала около 1000 кавалеристов, конных рыцарей, сержантов и оруженосцев на вышколенных лошадях, а также около 2000 отлично обученных пехотинцев. Почетный гражданин Флоренции Хоквуд умер богатым в славе и почете в возрасте 74 лет своей смертью от инсульта. Воевал до преклонных лет и одерживал победы.
Но это скорее исключение, известные кондотьеры были обычно итальянцами (на втором месте – испанцы) и знатными или очень знатными людьми.
Военный теоретик, русский генерал Александр Свечин о кондотьерах (из его книги «Эволюция военного искусства»):
Армии кондотьеров оставались по преимуществу конными и маленькими, так как каждый лишний человек был обузой для кондотьера; его приходилось не только довольствовать, но и выделять ему его долю из добычи.
Армии кондотьеров безусловно доказали свое превосходство над феодальными ополчениями.
Историк Виллани, описывая столкновение наемников с неаполитанским рыцарством, еще в 1349 г., утверждает, что не было даже боя, а происходила просто ловля баронов и богатых рыцарей, за которых можно было получить хороший выкуп.
Господство кондотьеров XIV и XV века — представляет эпоху расцвета Ренессанса. Многие кондотьеры, сделавшиеся оседлыми тиранами крупных городов, явились покровителями наук и искусств.
В военном отношении необходимо отметить крупный толчок вперед: воскрешаются античные идеи в тактике и стратегии, нарождается обширная военная литература.
На кондотьеров жестоко нападали итальянские патриоты, с Макиавелли во главе. В наемных войсках, не одушевляемых гражданским чувством, они видели гибель Италии, раздробление, узурпацию тиранами власти в свободных республиках, патриоты тяготели к идеалу римской милиции.
Кондотьеров обвиняли в том, что они «живодеры». Таким живодером был, например, немец герцог Вернер фон Урслинген (кондотьер первой половины XIV века, создатель и командир «Великой роты» - самой большой группировки того времени). Он избрал себе девиз: «Враг Бога, сострадания и милосердия».
Макиавелли и другие патриоты обвиняли кондотьеров в том, что они, чтобы не остаться без работы, затягивали войну, как недобросовестный адвокат затягивает судебный процесс, что они стремились к фокусничеству, что бои их между собой оставались бескровными, а победы имели призрачный характер.
Несомненно, известное стремление к виртуозности, к искусству для искусства, характерно для кондотьеров. Но у них же народилась осмысленная операция, осмысленная тактика вместо анархической тактики и стратегии средневековья; они обращали особое внимание на правильное снабжение армии, так как солдат служил только хорошо обеспечивающему его кондотьеру, — а когда возникала опасность для самого кондотьера, как это было, когда флорентийцы двинулись против Кастручио Катракани, кондотьеры умели вести очень кровопролитный бой.
Бело-красно-белый флаг и всадник на гербе
Наиболее раннее из известных изображений знамени Великого княжества Литовского (откуда ведет свою историю Беларусь) приведено на рисунке, запечатлевшем прибытие литовско-русского князя Сигизмунда Корибутовича в Прагу в 1422 году. На красном знамени изображен скачущий белый рыцарь с пикой. Эта эмблема и превратилась со временем в современную «Пагоню» - белорусский и литовский герб.
Немного отвлечемся. Судьба Сигизмунда – яркий пример как все было переплетено в славянских землях. Его отец — князь новгород-северский (сейчас Черниговская область, Украина) Дмитрий Корибут, мать — Анастасия, дочь великого князя рязанского Олега.
Воспитывался при дворе своего дяди Ягайло – великого князя литовского и короля польского. Участвовал в битве при Грюнвальде, возглавлял 51-ю хоругвь, шедшую под знаменем с «Пагоней». После пользовался большим доверием короля и рассматривался как преемник. Но, видимо, ждать было долго и он отправился прибыл в Чехию к гуситам, которые провозгласили его правителем страны. После поражения гуситов участвовал в гражданской войне в Великом княжестве Литовском, попал в плен и был казнен.
Ездец
Однако всадник на гербе в качестве эмблемы появился гораздо раньше. Образ уходит корнями в Византию. Всадники на гербах встречаются на печатях князей, правивших на землях, которые сейчас разделены между Польшей и Германией - в Померании, Силезии, Ополье еще с XII века. Затем на печатях русских князей Мстислава Удатного и Александра Невского.
На Руси всадника называли «ездец», он символизировал правящего князя. Оружие ездеца могло быть разным — копьё, лук, меч. Стоит тут вспомнить герб Москвы. Всадник-змееборец появился после победы на Куликовом поле во времена Ивана III. И только Пётр назвал всадника на московском гербе святым Георгием.
Считается, что серебряный всадник на серебряном коне и на красном фоне - герб Великого княжества Литовского и правящей династии Гедиминовичей с конца XIV в.
Со временем всадник приобрел лоск узнаваемого о западноевропейского рыцаря и получил каноническое вооружение – воздетый меч и щит обычно с шестиконечным крестом.
С 1569 по 1795 год Королевство Польское и Великое княжество Литовское входили в конфедерацию – Речь Посполитую. Ее разделили между собой Россия, Пруссия и Австрия. Флаг Речи Посполитой – красно-бело-красный, а герб объединял польского белого орла на красном фоне с «Пагоней». С тех времен белый и красный – цвета Польши (сейчас именно цвета закреплены в Конституции).
В старые времена гербы переходили как трофеи: рыцарь (в разных цветах и с уже с православным крестом на щите) попал в состав герба Российской Империи и со временем стал гербом многих западных городов и губерний страны.
Флаг
И вот если с гербом все понятно, то бело-красно-белый флаг появился только в XX веке. Все гипотезы о его более раннем происхождении не подтверждены документально. Символика трактуется просто – красный национальный орнамент на белом фоне.
После Февральской революции 25 марта 1917 года в Минске проходил Первый Белорусский конгресс. Участница конгресса Зоська Верас вспоминала, что над зданием конгресса был вывешен просто белый флаг, как символ Белой Руси. Но делегаты конгресса посчитали белый флаг символом контрреволюции, и Белорусский национальный комитет решил нашить на белое полотнище красную полосу.
По другой версии тогда же флаг придумал архитектор и инженер Клавдий Дуж-Душевский. По материнской линии его предками были шляхтичи Полоцкого уезда (предки участвовали в польских восстаниях против Российской Империи), а по отцовской – белорусские крестьяне. После Февральской революции Клавдий начал заниматься политикой — вступил в Белорусскую социалистическую громаду.
В своих воспоминаниях Дуж-Душевский писал: «Белорусы считали своим государственным флагом такой же флаг, как и литовцы, - с белым всадником на красном фоне, но национального флага тогда еще не было и мне пришлось сделать несколько проектов национального флага, один из которых был принят, а именно: белая, красная и белая полосы».
Наиболее раннее из известных изображений знамени Великого княжества Литовского (откуда ведет свою историю Беларусь) приведено на рисунке, запечатлевшем прибытие литовско-русского князя Сигизмунда Корибутовича в Прагу в 1422 году. На красном знамени изображен скачущий белый рыцарь с пикой. Эта эмблема и превратилась со временем в современную «Пагоню» - белорусский и литовский герб.
Немного отвлечемся. Судьба Сигизмунда – яркий пример как все было переплетено в славянских землях. Его отец — князь новгород-северский (сейчас Черниговская область, Украина) Дмитрий Корибут, мать — Анастасия, дочь великого князя рязанского Олега.
Воспитывался при дворе своего дяди Ягайло – великого князя литовского и короля польского. Участвовал в битве при Грюнвальде, возглавлял 51-ю хоругвь, шедшую под знаменем с «Пагоней». После пользовался большим доверием короля и рассматривался как преемник. Но, видимо, ждать было долго и он отправился прибыл в Чехию к гуситам, которые провозгласили его правителем страны. После поражения гуситов участвовал в гражданской войне в Великом княжестве Литовском, попал в плен и был казнен.
Ездец
Однако всадник на гербе в качестве эмблемы появился гораздо раньше. Образ уходит корнями в Византию. Всадники на гербах встречаются на печатях князей, правивших на землях, которые сейчас разделены между Польшей и Германией - в Померании, Силезии, Ополье еще с XII века. Затем на печатях русских князей Мстислава Удатного и Александра Невского.
На Руси всадника называли «ездец», он символизировал правящего князя. Оружие ездеца могло быть разным — копьё, лук, меч. Стоит тут вспомнить герб Москвы. Всадник-змееборец появился после победы на Куликовом поле во времена Ивана III. И только Пётр назвал всадника на московском гербе святым Георгием.
Считается, что серебряный всадник на серебряном коне и на красном фоне - герб Великого княжества Литовского и правящей династии Гедиминовичей с конца XIV в.
Со временем всадник приобрел лоск узнаваемого о западноевропейского рыцаря и получил каноническое вооружение – воздетый меч и щит обычно с шестиконечным крестом.
С 1569 по 1795 год Королевство Польское и Великое княжество Литовское входили в конфедерацию – Речь Посполитую. Ее разделили между собой Россия, Пруссия и Австрия. Флаг Речи Посполитой – красно-бело-красный, а герб объединял польского белого орла на красном фоне с «Пагоней». С тех времен белый и красный – цвета Польши (сейчас именно цвета закреплены в Конституции).
В старые времена гербы переходили как трофеи: рыцарь (в разных цветах и с уже с православным крестом на щите) попал в состав герба Российской Империи и со временем стал гербом многих западных городов и губерний страны.
Флаг
И вот если с гербом все понятно, то бело-красно-белый флаг появился только в XX веке. Все гипотезы о его более раннем происхождении не подтверждены документально. Символика трактуется просто – красный национальный орнамент на белом фоне.
После Февральской революции 25 марта 1917 года в Минске проходил Первый Белорусский конгресс. Участница конгресса Зоська Верас вспоминала, что над зданием конгресса был вывешен просто белый флаг, как символ Белой Руси. Но делегаты конгресса посчитали белый флаг символом контрреволюции, и Белорусский национальный комитет решил нашить на белое полотнище красную полосу.
По другой версии тогда же флаг придумал архитектор и инженер Клавдий Дуж-Душевский. По материнской линии его предками были шляхтичи Полоцкого уезда (предки участвовали в польских восстаниях против Российской Империи), а по отцовской – белорусские крестьяне. После Февральской революции Клавдий начал заниматься политикой — вступил в Белорусскую социалистическую громаду.
В своих воспоминаниях Дуж-Душевский писал: «Белорусы считали своим государственным флагом такой же флаг, как и литовцы, - с белым всадником на красном фоне, но национального флага тогда еще не было и мне пришлось сделать несколько проектов национального флага, один из которых был принят, а именно: белая, красная и белая полосы».
Флаги союзных республик и флаг Беларуси
До конца 1940-х годов флаги республик СССР – это красные флаги с сокращенным названием республики, выполненным золотой краской в левом верхнем углу. Флаги одинаковые, но точно не ошибешься – все ведь написано. В 20-е были какие-то отдельные попытки что-то придумать, но в итоге все остановились на буквах.
В 1947 году вышло постановление Президиума Верховного Совета СССР «О государственных флагах союзных республик», в котором было разрешено добавлять на красный цвет какие-то другие цвета и узоры. Первым голубую или правильнее лазоревую полосу получил флаг Украины (1949), потом придумали флаг Белоруссии (1951). Члены ООН как никак.
Затем и всем другим раздали кому голубую, кому синюю, кому зеленую с белым. Латвия и Эстония получили натурально расплескавшее море – понятно же Балтика. (Годилось это геральдическое ноу-хау больше для эмблемы консервного завода).
Объяснять цвета никому не приходило в голову, и непонятно голубой на флаге Украины – это случайность или нет, как и иранские цвета на флаге Таджикской ССР. С другой стороны такой же голубой цвет получили Казахстан и Узбекистан (можно предположить, что потому что голубой - тюркский). Наиболее отступающим от канона и авангардистским был флаг Грузинской ССР. В центре голубого солнца в стиле японского военного флага Восходящего солнца серп, молот и звезда красного, а не золотого цвета.
Эти флаги почти неразличимые, и скорее сигнальные флажки, чем символы стран. Поэтому неудивительно, что как только СССР стал уже по-настоящему давать течь, примерно с 1989 года, стали возвращаться старые несоветские флаги. Таковые обнаружились сразу у России, Украины, Белоруссии, республик Закавказья и Прибалтики. Молдавия взяла флаг Румынии, остальным пришлось придумывать.
Так государственным флагом независимой Республики Беларусь стал бело-красно-белый. Но в 1995 году Лукашенко вернул флаг Белорусской ССР с небольшими изменениями - убрали серп и молот и узор стал красным на белом фоне. Возможно, такая небольшая дань бело-красно-белому. Кстати, флаг Белоруссии был самым «национальным» из флагов республик. Этот колорит создавал орнамент у древка.
За возвращение флага Белорусской ССР народ проголосовал на референдуме (видимо, ностальгия). К тому же, весомым аргументом стало, что красно-бело-красный использовали коллаборационисты.
Этот пропагандистский трюк про «фашистский флаг» постоянно применялся и применяется всеми сторонами: от коммунистов, борцов с цветными революциями до украинских пропагандистов. Например, российский триколор называют «власовским». Но по такому принципу можно «забраковать» множество символов самых разных народов. Ведь нацисты присваивали и использовали в своих целях и флаги и гербы и национальные эмблемы оккупированных стран. Их изображали, в частности, на шевронах и нарукавных повязках национальных частей СС и полиции. Еврейская полиция в гетто, к примеру, носила повязки со звездами Давида.
До конца 1940-х годов флаги республик СССР – это красные флаги с сокращенным названием республики, выполненным золотой краской в левом верхнем углу. Флаги одинаковые, но точно не ошибешься – все ведь написано. В 20-е были какие-то отдельные попытки что-то придумать, но в итоге все остановились на буквах.
В 1947 году вышло постановление Президиума Верховного Совета СССР «О государственных флагах союзных республик», в котором было разрешено добавлять на красный цвет какие-то другие цвета и узоры. Первым голубую или правильнее лазоревую полосу получил флаг Украины (1949), потом придумали флаг Белоруссии (1951). Члены ООН как никак.
Затем и всем другим раздали кому голубую, кому синюю, кому зеленую с белым. Латвия и Эстония получили натурально расплескавшее море – понятно же Балтика. (Годилось это геральдическое ноу-хау больше для эмблемы консервного завода).
Объяснять цвета никому не приходило в голову, и непонятно голубой на флаге Украины – это случайность или нет, как и иранские цвета на флаге Таджикской ССР. С другой стороны такой же голубой цвет получили Казахстан и Узбекистан (можно предположить, что потому что голубой - тюркский). Наиболее отступающим от канона и авангардистским был флаг Грузинской ССР. В центре голубого солнца в стиле японского военного флага Восходящего солнца серп, молот и звезда красного, а не золотого цвета.
Эти флаги почти неразличимые, и скорее сигнальные флажки, чем символы стран. Поэтому неудивительно, что как только СССР стал уже по-настоящему давать течь, примерно с 1989 года, стали возвращаться старые несоветские флаги. Таковые обнаружились сразу у России, Украины, Белоруссии, республик Закавказья и Прибалтики. Молдавия взяла флаг Румынии, остальным пришлось придумывать.
Так государственным флагом независимой Республики Беларусь стал бело-красно-белый. Но в 1995 году Лукашенко вернул флаг Белорусской ССР с небольшими изменениями - убрали серп и молот и узор стал красным на белом фоне. Возможно, такая небольшая дань бело-красно-белому. Кстати, флаг Белоруссии был самым «национальным» из флагов республик. Этот колорит создавал орнамент у древка.
За возвращение флага Белорусской ССР народ проголосовал на референдуме (видимо, ностальгия). К тому же, весомым аргументом стало, что красно-бело-красный использовали коллаборационисты.
Этот пропагандистский трюк про «фашистский флаг» постоянно применялся и применяется всеми сторонами: от коммунистов, борцов с цветными революциями до украинских пропагандистов. Например, российский триколор называют «власовским». Но по такому принципу можно «забраковать» множество символов самых разных народов. Ведь нацисты присваивали и использовали в своих целях и флаги и гербы и национальные эмблемы оккупированных стран. Их изображали, в частности, на шевронах и нарукавных повязках национальных частей СС и полиции. Еврейская полиция в гетто, к примеру, носила повязки со звездами Давида.
Киев в 1596 году в описании польского дипломата
Упомянув о Kиеве, столь славном и людном городе, не излишне будет вкратце припомнить о его положении и древностях. За несколько веков князья киевские были владыками всех Poccий, как той, которая теперь называется Москвой, так и той, которая доселе зовется Русью. Властвовали князья до моря Черного и Дуная. Столицею их был Киев.
Когда он был построен, как давно существует, не достигает ли быть может времен Колхиды и Энея, неизвестно: закрыла все дальняя старина и равнодушие историков. Остались однако памятники прежнего величия: стена кругом города, а в ней ворота старинной структуры все позлащенные и так высокие, что две повозки, поставленные одна на другую, не достигают их вершины.
В самом городе не мало уничтоженных храмов, которые все были греческого обряда. Остался доселе один из них св. Софии, но и то в таком жалком виде, что богослужение в нем не совершается. Должно быть — он стоит огромных сумм. Еще и теперь видны следы огромности и пышности; весь храм покрыт мозаикою наподобие храмов константинопольских и венецианских. Структурою и искусством в работе не уступает ни одному из них. Притвор и колонны из порфира, мрамора и алебастра.
В таком однако запустении это прекрасное здание, что кровли на нем нет, и он все более и более близится к уничтожению, хотя все неприятели щадили его ради его особого изящества. Есть еще храм св. Михаила с золотистым верхом, подобный тому, какой устроила в Кракове недавно скончавшаяся королева Анна (Королева Анна, вдова Стефана Батория, умерла 9 сентября 1596 г.). Уцелели хоры, выложенный мозаикой. Однако все здание не равняется величием св. Софии. Внутри храма расписано в греческом вкусе. Имеются при нем монахи греческого исповедания.
Есть еще и иные памятники, и развалины. Огромные валы и стены свидетельствуют, что город — должно быть когда-нибудь был очень многолюден и велик. Земля плодородна. Климат теплее, чем в Кракове или во Львове, так что все раньше растет и дозревает.
Нынешний город Киев находится не в старых стенах, но несколько пониже у Днепра и не похож на старый Киев. Есть, однако, не мало купцов, занимающихся торговлей с Москвой. Очень выгодную торговлю производит Киев по Днепру и Десне, впадающей в Днепр за милю от Kиeвa. Tyземцы называют ее другою половиною Днепра; так она глубока.
Над городом господствует деревянный замок, но не стоит названия замка. Он совсем заброшен, и почти совершенно сгнил.
Из сочинения дипломата, юриста и историка Peйнгольда Гейденштейна доверенного секретаря польских королей Стефана Батория и Сигизмунда III, немца по происхождению
Киев тогда входил в состав земель польской короны в общем союзе Королевства Польского и Великого княжества Литовского, вошедшем в историю как Речь Посполитая. В том же 1596 году была провозглашена Брестская (Берестейская) церковная уния с Римом и Софийский собор отошел к униатам.
Софийский собор на рисунке Абрахама ван Вестерфельда (1651)
Упомянув о Kиеве, столь славном и людном городе, не излишне будет вкратце припомнить о его положении и древностях. За несколько веков князья киевские были владыками всех Poccий, как той, которая теперь называется Москвой, так и той, которая доселе зовется Русью. Властвовали князья до моря Черного и Дуная. Столицею их был Киев.
Когда он был построен, как давно существует, не достигает ли быть может времен Колхиды и Энея, неизвестно: закрыла все дальняя старина и равнодушие историков. Остались однако памятники прежнего величия: стена кругом города, а в ней ворота старинной структуры все позлащенные и так высокие, что две повозки, поставленные одна на другую, не достигают их вершины.
В самом городе не мало уничтоженных храмов, которые все были греческого обряда. Остался доселе один из них св. Софии, но и то в таком жалком виде, что богослужение в нем не совершается. Должно быть — он стоит огромных сумм. Еще и теперь видны следы огромности и пышности; весь храм покрыт мозаикою наподобие храмов константинопольских и венецианских. Структурою и искусством в работе не уступает ни одному из них. Притвор и колонны из порфира, мрамора и алебастра.
В таком однако запустении это прекрасное здание, что кровли на нем нет, и он все более и более близится к уничтожению, хотя все неприятели щадили его ради его особого изящества. Есть еще храм св. Михаила с золотистым верхом, подобный тому, какой устроила в Кракове недавно скончавшаяся королева Анна (Королева Анна, вдова Стефана Батория, умерла 9 сентября 1596 г.). Уцелели хоры, выложенный мозаикой. Однако все здание не равняется величием св. Софии. Внутри храма расписано в греческом вкусе. Имеются при нем монахи греческого исповедания.
Есть еще и иные памятники, и развалины. Огромные валы и стены свидетельствуют, что город — должно быть когда-нибудь был очень многолюден и велик. Земля плодородна. Климат теплее, чем в Кракове или во Львове, так что все раньше растет и дозревает.
Нынешний город Киев находится не в старых стенах, но несколько пониже у Днепра и не похож на старый Киев. Есть, однако, не мало купцов, занимающихся торговлей с Москвой. Очень выгодную торговлю производит Киев по Днепру и Десне, впадающей в Днепр за милю от Kиeвa. Tyземцы называют ее другою половиною Днепра; так она глубока.
Над городом господствует деревянный замок, но не стоит названия замка. Он совсем заброшен, и почти совершенно сгнил.
Из сочинения дипломата, юриста и историка Peйнгольда Гейденштейна доверенного секретаря польских королей Стефана Батория и Сигизмунда III, немца по происхождению
Киев тогда входил в состав земель польской короны в общем союзе Королевства Польского и Великого княжества Литовского, вошедшем в историю как Речь Посполитая. В том же 1596 году была провозглашена Брестская (Берестейская) церковная уния с Римом и Софийский собор отошел к униатам.
Софийский собор на рисунке Абрахама ван Вестерфельда (1651)
Ландскнехты: наемники на службе государства
Первые отряды ландскнехтов, наемных пехотинцев, были набраны между в 80-е годы XV в. королем Германии и императором Священной Римской империи Максимилианом I.
Слово «ландскнехт» означало что-то вроде полицейский, жандарм, судебный пристав. Максимилиан так назвал солдат для маскировки, чтобы применять, в том числе и внутри страны.
В ряды ландскнехтов вступали небогатые дворяне, рыцари и авантюристы из числа горожан и крестьян. Причем дворянин мог быть рядовым, а бывший сапожник – офицером.
Национальные и религиозные вопросы, а также патриотизм ландскнехтов не волновали. Немцы воевали против немцев на стороне иностранцев, а протестанты в католических армиях.
Устройство и вознаграждение
Наниматели (монархи, князья, власти вольных городов) или чаще их подрядчики поручали вербовку менеджерам меньшего масштаба — известным в среде профессионалов полковникам. Они уже выбирали 10-18 капитанов и поручали им формировать роты, до 400 человек в каждой.
Офицеры – командиры, но отнюдь не учителя и воспитатели солдат. Никто не обязывал наемников выходить на какие-либо тренировки или учения.
В ротах было очень небольшое количество офицеров. Лучшие солдаты получали двойное жалованье. Обычная норма солдатского жалованья — 4 гульдена в месяц, капитан — 40 гульденов, полковник — 400 гульденов.
Важнее жалованья для солдата часто была возможность пограбить. Добыча шла в раздел, за исключением пушек и пороха, которые полностью поступали в распоряжение капитана.
Были попытки регламентировать грабеж; курфюрст саксонский Иоганн Фридрих указывал, что в своей или нейтральной стране солдаты имеют право угонять лошадей, но не прочий крупный скот, имеют право забирать съестное, но без взлома замков в шкафах и сундуках.
Некоторые государи стремились вернуть расходы на жалованье с помощью лавочек, в которых продавали солдатам продукты по повышенной цене.
Присяга как договор
Присяга больше напоминала договор со множеством пунктов, артикулов. Она, в частности обязывал наемника не образовывать профсоюзов. Каждый солдат может жаловаться только за самого себя.
В присяге оговаривалось, что неаккуратная выплата жалованья не оправдывает отказа от выполнения служебных обязанностей. В случае драки — не имеет права звать на помощь земляков — «нацию».
Право солдата драться на дуэли подвергалось разнообразным ограничениям: иногда он обязуется драться только в определенном месте, иногда — только утром, иногда он ограничивается в выборе оружия (не огнестрельное и вообще не смертельное).
Мертвые души
Часто на бумаге части наемных войск были вдвое многочисленнее, чем на самом деле. Таким образом командиры «пилили» деньги, выделенные на жалованье.
В случае смотра, для пополнения численности полка, в строй ставились «пасволанты», взятые на прокат люди, обычно слуги, иногда переодетые женщины.
Уставы требовали, чтобы статисту, изображавшему солдата, был отрезан нос, чтобы он не мог продолжать работу подставного лица.
Боевые подруги
Добыча оружия, экипировки, продовольствия лежала целиком на солдате. В случае болезни или ранения, на медпомощь рассчитывать не приходилось. Чтобы не пропасть без ухода ландскнехты заводили или нанимали женщин. На шесть солдат полагалась одна повозка, в которой ехали женщины, часто с большими запасами еды и тряпья. Многие просто перевозили за собой свои семьи, жен и детей.
«Дембеля» бродяжничали и жили грабежом, пока не представлялся случай завербоваться снова. Курфюрст Бранденбургский Георг Вильгельм даже установил размер обязательной милостыни, которую каждый крестьянин должен был подать нищему дембелю.
Ландскнехты любили вызывающие наряды: широкие рукава и штаны и огромные шляпы с перьями. Они законодатели стиля «буфы и разрезы», который перенял весь высший свет. Император Максимилиан освободил их от законов, регулирующих стиль и внешний вид одежды: «Их жизнь настолько коротка и безрадостна, что великолепная одежда — одно из их немногих удовольствий. Я не собираюсь отбирать его у них».
По материалам книги А. Свечина «Эволюция военного искусства»
Первые отряды ландскнехтов, наемных пехотинцев, были набраны между в 80-е годы XV в. королем Германии и императором Священной Римской империи Максимилианом I.
Слово «ландскнехт» означало что-то вроде полицейский, жандарм, судебный пристав. Максимилиан так назвал солдат для маскировки, чтобы применять, в том числе и внутри страны.
В ряды ландскнехтов вступали небогатые дворяне, рыцари и авантюристы из числа горожан и крестьян. Причем дворянин мог быть рядовым, а бывший сапожник – офицером.
Национальные и религиозные вопросы, а также патриотизм ландскнехтов не волновали. Немцы воевали против немцев на стороне иностранцев, а протестанты в католических армиях.
Устройство и вознаграждение
Наниматели (монархи, князья, власти вольных городов) или чаще их подрядчики поручали вербовку менеджерам меньшего масштаба — известным в среде профессионалов полковникам. Они уже выбирали 10-18 капитанов и поручали им формировать роты, до 400 человек в каждой.
Офицеры – командиры, но отнюдь не учителя и воспитатели солдат. Никто не обязывал наемников выходить на какие-либо тренировки или учения.
В ротах было очень небольшое количество офицеров. Лучшие солдаты получали двойное жалованье. Обычная норма солдатского жалованья — 4 гульдена в месяц, капитан — 40 гульденов, полковник — 400 гульденов.
Важнее жалованья для солдата часто была возможность пограбить. Добыча шла в раздел, за исключением пушек и пороха, которые полностью поступали в распоряжение капитана.
Были попытки регламентировать грабеж; курфюрст саксонский Иоганн Фридрих указывал, что в своей или нейтральной стране солдаты имеют право угонять лошадей, но не прочий крупный скот, имеют право забирать съестное, но без взлома замков в шкафах и сундуках.
Некоторые государи стремились вернуть расходы на жалованье с помощью лавочек, в которых продавали солдатам продукты по повышенной цене.
Присяга как договор
Присяга больше напоминала договор со множеством пунктов, артикулов. Она, в частности обязывал наемника не образовывать профсоюзов. Каждый солдат может жаловаться только за самого себя.
В присяге оговаривалось, что неаккуратная выплата жалованья не оправдывает отказа от выполнения служебных обязанностей. В случае драки — не имеет права звать на помощь земляков — «нацию».
Право солдата драться на дуэли подвергалось разнообразным ограничениям: иногда он обязуется драться только в определенном месте, иногда — только утром, иногда он ограничивается в выборе оружия (не огнестрельное и вообще не смертельное).
Мертвые души
Часто на бумаге части наемных войск были вдвое многочисленнее, чем на самом деле. Таким образом командиры «пилили» деньги, выделенные на жалованье.
В случае смотра, для пополнения численности полка, в строй ставились «пасволанты», взятые на прокат люди, обычно слуги, иногда переодетые женщины.
Уставы требовали, чтобы статисту, изображавшему солдата, был отрезан нос, чтобы он не мог продолжать работу подставного лица.
Боевые подруги
Добыча оружия, экипировки, продовольствия лежала целиком на солдате. В случае болезни или ранения, на медпомощь рассчитывать не приходилось. Чтобы не пропасть без ухода ландскнехты заводили или нанимали женщин. На шесть солдат полагалась одна повозка, в которой ехали женщины, часто с большими запасами еды и тряпья. Многие просто перевозили за собой свои семьи, жен и детей.
«Дембеля» бродяжничали и жили грабежом, пока не представлялся случай завербоваться снова. Курфюрст Бранденбургский Георг Вильгельм даже установил размер обязательной милостыни, которую каждый крестьянин должен был подать нищему дембелю.
Ландскнехты любили вызывающие наряды: широкие рукава и штаны и огромные шляпы с перьями. Они законодатели стиля «буфы и разрезы», который перенял весь высший свет. Император Максимилиан освободил их от законов, регулирующих стиль и внешний вид одежды: «Их жизнь настолько коротка и безрадостна, что великолепная одежда — одно из их немногих удовольствий. Я не собираюсь отбирать его у них».
По материалам книги А. Свечина «Эволюция военного искусства»
Белорусские партизаны: KPI и приписки
В Москве устанавливался план, сколько партизаны должны совершить диверсий на железной дороге или нападений на вражеские гарнизоны. Например, в 1943 году в ходе операции «Концерт» партизанам в Белоруссии предстояло подорвать 140 тысяч рельсов. Многие бригады отрапортовали о значительном перевыполнении плановых показателей.
Начальник Центрального штаба партизанского движения Пантелеймон Пономаренко докладывал Сталину: бригада Дубровского справилась с заданием на 345%, бригада Маркова — на 315%, бригада имени Заслонова — на 260%, бригада Романова — на 173%, бригада Белоусова — на 144 %.
Была придумана шкала оценки боевых операций и устраивались соревнования. Например, выше всего — в 75 баллов — расценивалась ликвидация гарнизона или железнодорожного эшелона со взятием трофеев. То же самое, но без трофеев тянуло лишь на 50 баллов, а уничтоженная пушка — на 10. 100 патронов, захваченных у врага, оценивались в балл. Столько же давали за одного сраженного неприятеля. Трофейная винтовка приносила участнику соревнования два балла, а взорванный шоссейный мост — три. Кроме почетных грамот и переходящих знамен победители награждались оружием.
Припискам сильно способствовал и приказ Пономаренко от 3 августа 1942 года, которым устанавливались «нормы» для награждения партизан званием Героя. Оно полагалась например за «крушение военного поезда не менее 20-ти вагонов, цистерн или платформ с живой силой»…
Сам Пономаренко в июне 1943 года в отчете отмечает «недостоверность информации некоторых отрядов. Преувеличение потерь противника, ложные очковтирательские сведения, приписывание себе результатов действий других отрядов».
После войны Пономаренко признавал: «Как правило, партизаны не ожидали результатов минирования. Результаты по большей части уточнялись по сведениям местных жителей, посредством агентуры, или по захваченным документам противника и показаниям пленных». Нередко партизаны опирались только на слухи, а один и тот же подорванный эшелон записывали на свой счет сразу несколько партизанских соединений.
Несмотря на все преувеличения, содержащиеся в партизанских рапортах, очевидно, что диверсии серьезно осложняли транспортные перевозки немцев. Особенно часто они совершались в Белоруссии.
Свои и чужие потери
Очень часто цифры неприятельских потерь, приводимые в партизанских донесениях, кажутся абсолютно фантастичными.
Из донесения, сентябрь 1943 год:
«В Белыничах после 3,5-часового ожесточенного боя, доходившего до рукопашных схваток, разгромлен гарнизон противника, состоявший из батальона РОА и 60 полицейских. Главную тяжесть боя приняли на себя батальоны 208 полка, во взаимодействии с ними участвовали 600 и 760 партизанские отряды и отряд майора Шестакова.
В итоге боя убито свыше 200 и до 200 ранено солдат и офицеров противника. Взяты трофеи: ручных пулеметов — 2, минометов 50 мм — 2, винтовок — 68, автоматов — 4, наганов и пистолетов — 8, ручных гранат — 25… Свои потери: 3 убитых, 30 раненых».
… Совершенно невероятно, чтобы на каждого убитого партизана приходилось по 70 солдат и офицеров противника. Непонятно также, каким образом партизаны посчитали число раненых полицейских и власовцев.
И почему в партизанских рядах раненых оказалось в десять раз больше, чем убитых, если обычно на одного убитого приходится не более трех-четырех раненых.
Некоторые описания подвигов партизан-героев, встречающиеся в боевых донесениях, носят совершенно легендарный, мифологический характер.
«20 декабря 1943 года командир отряда имени Кирова Голодов Василий Емельянович в деревне Качай Болото Паричского района, когда гитлеровцы приблизились к блиндажу, где находился тов. Голодов, начали забрасывать его гранатами, коммунист Голодов на лету подхватывал вражеские гранаты и выбрасывал их назад. Так он выбросил 9 гранат и убил более 20 фашистов. Но десятой гранатой бесстрашный командир был тяжело ранен и погиб смертью героя».
Из статьи белорусского историка И. Кузнецова, belvpo.com
В Москве устанавливался план, сколько партизаны должны совершить диверсий на железной дороге или нападений на вражеские гарнизоны. Например, в 1943 году в ходе операции «Концерт» партизанам в Белоруссии предстояло подорвать 140 тысяч рельсов. Многие бригады отрапортовали о значительном перевыполнении плановых показателей.
Начальник Центрального штаба партизанского движения Пантелеймон Пономаренко докладывал Сталину: бригада Дубровского справилась с заданием на 345%, бригада Маркова — на 315%, бригада имени Заслонова — на 260%, бригада Романова — на 173%, бригада Белоусова — на 144 %.
Была придумана шкала оценки боевых операций и устраивались соревнования. Например, выше всего — в 75 баллов — расценивалась ликвидация гарнизона или железнодорожного эшелона со взятием трофеев. То же самое, но без трофеев тянуло лишь на 50 баллов, а уничтоженная пушка — на 10. 100 патронов, захваченных у врага, оценивались в балл. Столько же давали за одного сраженного неприятеля. Трофейная винтовка приносила участнику соревнования два балла, а взорванный шоссейный мост — три. Кроме почетных грамот и переходящих знамен победители награждались оружием.
Припискам сильно способствовал и приказ Пономаренко от 3 августа 1942 года, которым устанавливались «нормы» для награждения партизан званием Героя. Оно полагалась например за «крушение военного поезда не менее 20-ти вагонов, цистерн или платформ с живой силой»…
Сам Пономаренко в июне 1943 года в отчете отмечает «недостоверность информации некоторых отрядов. Преувеличение потерь противника, ложные очковтирательские сведения, приписывание себе результатов действий других отрядов».
После войны Пономаренко признавал: «Как правило, партизаны не ожидали результатов минирования. Результаты по большей части уточнялись по сведениям местных жителей, посредством агентуры, или по захваченным документам противника и показаниям пленных». Нередко партизаны опирались только на слухи, а один и тот же подорванный эшелон записывали на свой счет сразу несколько партизанских соединений.
Несмотря на все преувеличения, содержащиеся в партизанских рапортах, очевидно, что диверсии серьезно осложняли транспортные перевозки немцев. Особенно часто они совершались в Белоруссии.
Свои и чужие потери
Очень часто цифры неприятельских потерь, приводимые в партизанских донесениях, кажутся абсолютно фантастичными.
Из донесения, сентябрь 1943 год:
«В Белыничах после 3,5-часового ожесточенного боя, доходившего до рукопашных схваток, разгромлен гарнизон противника, состоявший из батальона РОА и 60 полицейских. Главную тяжесть боя приняли на себя батальоны 208 полка, во взаимодействии с ними участвовали 600 и 760 партизанские отряды и отряд майора Шестакова.
В итоге боя убито свыше 200 и до 200 ранено солдат и офицеров противника. Взяты трофеи: ручных пулеметов — 2, минометов 50 мм — 2, винтовок — 68, автоматов — 4, наганов и пистолетов — 8, ручных гранат — 25… Свои потери: 3 убитых, 30 раненых».
… Совершенно невероятно, чтобы на каждого убитого партизана приходилось по 70 солдат и офицеров противника. Непонятно также, каким образом партизаны посчитали число раненых полицейских и власовцев.
И почему в партизанских рядах раненых оказалось в десять раз больше, чем убитых, если обычно на одного убитого приходится не более трех-четырех раненых.
Некоторые описания подвигов партизан-героев, встречающиеся в боевых донесениях, носят совершенно легендарный, мифологический характер.
«20 декабря 1943 года командир отряда имени Кирова Голодов Василий Емельянович в деревне Качай Болото Паричского района, когда гитлеровцы приблизились к блиндажу, где находился тов. Голодов, начали забрасывать его гранатами, коммунист Голодов на лету подхватывал вражеские гранаты и выбрасывал их назад. Так он выбросил 9 гранат и убил более 20 фашистов. Но десятой гранатой бесстрашный командир был тяжело ранен и погиб смертью героя».
Из статьи белорусского историка И. Кузнецова, belvpo.com
Наджак или обухом по голове: из практики разборок польских шляхтичей
Енджей Китович молодость провел в лагерях барских конфедератов (одна из польских шляхетских группировок в путаной польской политике XVIII века, боролись и с королем, и против России). В возрасте 50 лет около 1777 года Енджей стал священником и зажил спокойно. Он много чего повидал и любил все записывать.
Вот что Китович пишет о практике употребления оружия под названием наджак (польск. nadziak), к тому времени уже в общем архаическом, но, как видим, надежном и незаменимым при выяснении отношений. Внешне наджак напоминает молоток с гвоздодером на длинной рукоятке.
«Шляхтич, когда выходил из дому, прикреплял к боку саблю, брал в руки обух, который, помимо этого наименования, назывался также наджаком или чеканом.
Выглядел он так: толстое древко, высотою от земли по пояс человеку, на конце, рукою удерживаемом, цилиндрический набалдашник — продолговатый серебряный, посеребренный или вообще латунный. На другом конце этого же древка крепко насажен молот железный, латунный, а то и серебряный, с одного конца подобный сапожническому молотку, другой же конец, если был плоско-раскован как топорик, то именовался чеканом, если выглядел как клюв, крупный, несколько загнутый, то назывался наджаком, если же он загибался в кольцо как баранка — звался обухом.
Страшное вооружение было в руках поляка, особенно когда вокруг царили настроения, к склокам и дракам склоняемые. Саблей один другому рубил руки, рассекал губы, ранил голову, но пролитая кровь утихомиривала сражающихся. Обухом же наносили раны часто смертельные, не видев крови, а потому — не видя ее — не сразу опоминались, ударяли все сильнее и сильнее и — не раня кожу — ломали ребра и крушили кости. Шляхтичи, ходившие с этими обухами, более всего ими лишали здоровья своих подданных, а иногда и жизни.
Поэтому на больших съездах, сеймах, сеймиках, трибуналах... не позволительно было показываться с наджаком.
Инструмент этот и вправду был страшным, потому что когда один другого человека острым концом наджака ударял, то убивал сразу, вонзая железо в кость навылет».
Енджей Китович молодость провел в лагерях барских конфедератов (одна из польских шляхетских группировок в путаной польской политике XVIII века, боролись и с королем, и против России). В возрасте 50 лет около 1777 года Енджей стал священником и зажил спокойно. Он много чего повидал и любил все записывать.
Вот что Китович пишет о практике употребления оружия под названием наджак (польск. nadziak), к тому времени уже в общем архаическом, но, как видим, надежном и незаменимым при выяснении отношений. Внешне наджак напоминает молоток с гвоздодером на длинной рукоятке.
«Шляхтич, когда выходил из дому, прикреплял к боку саблю, брал в руки обух, который, помимо этого наименования, назывался также наджаком или чеканом.
Выглядел он так: толстое древко, высотою от земли по пояс человеку, на конце, рукою удерживаемом, цилиндрический набалдашник — продолговатый серебряный, посеребренный или вообще латунный. На другом конце этого же древка крепко насажен молот железный, латунный, а то и серебряный, с одного конца подобный сапожническому молотку, другой же конец, если был плоско-раскован как топорик, то именовался чеканом, если выглядел как клюв, крупный, несколько загнутый, то назывался наджаком, если же он загибался в кольцо как баранка — звался обухом.
Страшное вооружение было в руках поляка, особенно когда вокруг царили настроения, к склокам и дракам склоняемые. Саблей один другому рубил руки, рассекал губы, ранил голову, но пролитая кровь утихомиривала сражающихся. Обухом же наносили раны часто смертельные, не видев крови, а потому — не видя ее — не сразу опоминались, ударяли все сильнее и сильнее и — не раня кожу — ломали ребра и крушили кости. Шляхтичи, ходившие с этими обухами, более всего ими лишали здоровья своих подданных, а иногда и жизни.
Поэтому на больших съездах, сеймах, сеймиках, трибуналах... не позволительно было показываться с наджаком.
Инструмент этот и вправду был страшным, потому что когда один другого человека острым концом наджака ударял, то убивал сразу, вонзая железо в кость навылет».
Путешествие европейца на Кавказ в XIII веке: аланы, лезгины, грузины, Дербент, Тбилиси и Азербайджан
Вильгельм (Гильом) де Рубрук монах-францисканец, представитель французского короля Людовика IX Святого. По поручению короля отправился в ставку хана Бату и пытался наладить контакты с монголами.
Из его книги «Путешествие в восточные страны»:
Удалившись из Сарая (столица Золотой Орды, ныне Астраханская обл.) в праздник Всех Святых и направляясь все к югу, мы добрались в праздник святого Мартина до гор аланов.
Аланы на этих горах все еще не покорены, так что из каждого десятка людей Сартаха (старший сын Батыя) двоим надлежало караулить горные ущелья, чтобы эти аланы не выходили из гор для похищения их стад на равнине, которая простирается между владениями Сартаха, аланами и Железными воротами (Дербент), отстоящими оттуда на два дневных перехода, где начинается равнина Аркакка.
Между морем и горами живут некие сарацины по имени лесги (лезгины), горцы, которые также не покорены, так что татарам, жившим у подошвы гор аланов, надлежало дать нам 20 человек, чтобы проводить нас за Железные ворота. И я обрадовался этому, так как надеялся увидеть их вооруженными, ибо я никогда не мог увидать их оружия, хотя сильно интересовался этим.
И когда мы добрались до опасного перехода, то из 20 у двоих оказались латы. Я спросил, откуда они к ним попали. Они сказали, что приобрели латы от вышеупомянутых аланов, которые умеют хорошо изготовлять их и являются отличными кузнецами. Отсюда, как я полагаю, татары сами имеют немного оружия, а именно только колчаны, луки и меховые панцири.
Прежде чем добраться до Железных ворот, мы нашли один замок аланов, принадлежащий самому Мангу-хану, ибо он покорил ту землю. Там впервые нашли мы виноградные лозы и пили вино.
На следующий день мы добрались до Железных ворот, которые соорудил Александр Македонский. Это — город, восточная оконечность которого находится на берегу моря, и между морем и горами имеется небольшая равнина, по которой тянется самый город вплоть до вершины горы, прилегающей к нему с запада. Таким образом, выше нет никакой дороги из-за непроходимых гор, а ниже нельзя пройти по причине моря, и дорога лежит единственно прямо посередине города поперек, где находятся Железные ворота, от которых назван город.
Он (Дербент) имеет в длину более одной мили, а на вершине горы стоит крепкий замок; в ширину город простирается на полет большого камня. Он окружен крепчайшими стенами без рвов, с башнями, построенными из больших обтесанных камней. Но татары разрушили верхушки башен и бойницы стен, сравняв башни со стеною.
Внизу этого города земля считалась прежде за настоящий рай земной. На два дня пути отсюда мы нашли другой город, по имени Самарон, в котором живет много иудеев (возможно предки горских евреев); когда мы проехали через него, то увидели стены, спускающиеся с гор до моря. И, покинув дорогу через горы у этих стен, так как она сворачивала там на восток, мы поднялись на горы в южном направлении.
На следующий день мы проехали через некую долину, на которой видны были основания стен, простиравшихся с одной горы на другую, а по верхушкам гор не было никакой дороги. Это были укрепления Александра, удерживавшие дикие племена, то есть пастухов из пустыни, от наступления на возделанные земли и города. Есть и другие укрепления, в которых живут иудеи, о которых я не мог узнать ничего верного; однако во всех городах Персии живет много иудеев.
На следующий день мы приехали к большому городу по названию Caмаг (Шемаха, Азербайджан), а за ним на следующий день въехали на огромную равнину, именуемую Моан (область Мугань, Азербайджан), по которой течет Кура, давшая имя кургам, именуемым нами георгианами (грузины).
Кура протекает посредине Тефилиса (Тбилиси), главного города кургов, и прямо с запада стремится, направляясь на восток, к вышеназванному морю; в этой реке водятся отличные лососи. На этой равнине мы снова нашли татар.
Вильгельм (Гильом) де Рубрук монах-францисканец, представитель французского короля Людовика IX Святого. По поручению короля отправился в ставку хана Бату и пытался наладить контакты с монголами.
Из его книги «Путешествие в восточные страны»:
Удалившись из Сарая (столица Золотой Орды, ныне Астраханская обл.) в праздник Всех Святых и направляясь все к югу, мы добрались в праздник святого Мартина до гор аланов.
Аланы на этих горах все еще не покорены, так что из каждого десятка людей Сартаха (старший сын Батыя) двоим надлежало караулить горные ущелья, чтобы эти аланы не выходили из гор для похищения их стад на равнине, которая простирается между владениями Сартаха, аланами и Железными воротами (Дербент), отстоящими оттуда на два дневных перехода, где начинается равнина Аркакка.
Между морем и горами живут некие сарацины по имени лесги (лезгины), горцы, которые также не покорены, так что татарам, жившим у подошвы гор аланов, надлежало дать нам 20 человек, чтобы проводить нас за Железные ворота. И я обрадовался этому, так как надеялся увидеть их вооруженными, ибо я никогда не мог увидать их оружия, хотя сильно интересовался этим.
И когда мы добрались до опасного перехода, то из 20 у двоих оказались латы. Я спросил, откуда они к ним попали. Они сказали, что приобрели латы от вышеупомянутых аланов, которые умеют хорошо изготовлять их и являются отличными кузнецами. Отсюда, как я полагаю, татары сами имеют немного оружия, а именно только колчаны, луки и меховые панцири.
Прежде чем добраться до Железных ворот, мы нашли один замок аланов, принадлежащий самому Мангу-хану, ибо он покорил ту землю. Там впервые нашли мы виноградные лозы и пили вино.
На следующий день мы добрались до Железных ворот, которые соорудил Александр Македонский. Это — город, восточная оконечность которого находится на берегу моря, и между морем и горами имеется небольшая равнина, по которой тянется самый город вплоть до вершины горы, прилегающей к нему с запада. Таким образом, выше нет никакой дороги из-за непроходимых гор, а ниже нельзя пройти по причине моря, и дорога лежит единственно прямо посередине города поперек, где находятся Железные ворота, от которых назван город.
Он (Дербент) имеет в длину более одной мили, а на вершине горы стоит крепкий замок; в ширину город простирается на полет большого камня. Он окружен крепчайшими стенами без рвов, с башнями, построенными из больших обтесанных камней. Но татары разрушили верхушки башен и бойницы стен, сравняв башни со стеною.
Внизу этого города земля считалась прежде за настоящий рай земной. На два дня пути отсюда мы нашли другой город, по имени Самарон, в котором живет много иудеев (возможно предки горских евреев); когда мы проехали через него, то увидели стены, спускающиеся с гор до моря. И, покинув дорогу через горы у этих стен, так как она сворачивала там на восток, мы поднялись на горы в южном направлении.
На следующий день мы проехали через некую долину, на которой видны были основания стен, простиравшихся с одной горы на другую, а по верхушкам гор не было никакой дороги. Это были укрепления Александра, удерживавшие дикие племена, то есть пастухов из пустыни, от наступления на возделанные земли и города. Есть и другие укрепления, в которых живут иудеи, о которых я не мог узнать ничего верного; однако во всех городах Персии живет много иудеев.
На следующий день мы приехали к большому городу по названию Caмаг (Шемаха, Азербайджан), а за ним на следующий день въехали на огромную равнину, именуемую Моан (область Мугань, Азербайджан), по которой течет Кура, давшая имя кургам, именуемым нами георгианами (грузины).
Кура протекает посредине Тефилиса (Тбилиси), главного города кургов, и прямо с запада стремится, направляясь на восток, к вышеназванному морю; в этой реке водятся отличные лососи. На этой равнине мы снова нашли татар.
Коронавирус и испанка
Коронавирус мутирует, заражаются повторно, ученые ждут и вторую и третью волну. Постоянно сравнивают с испанкой, она, мол, тоже шла тремя волнами, длилась два года, вызывает «цитокиновый шторм». Видел новость: в Нью-Йорке коронавирус по смертности обогнал испанку. Остается выдохнуть и ждать два года. Заметим, что испанка стала самым громадным бедствием человечества постфактум – в конце прошлого века. Число ее жертв колеблется от 17 до 50 и даже до 100 млн человек. Разница между этими цифрами огромна, и это на самом деле статистические упражнения (например, чтобы сделать исследование более острым и заметным).
В 1918 году еще даже не выделили вирус гриппа человека, это произойдет только в 30-е. Так что один ли это штамм был, вообще от гриппа ли умерли те или иные жертвы испанки, до конца не ясно.
1918-1920 гг. – это время, когда плохо было везде. Где-то тотальный ад, как например в России, где-то просто бедность и безработица как в США. Причин получить пневмонию было множество. Миллионы людей регулярно голодали и страдали от холода, и как результат организмы были ослаблены. Туберкулез и дифтерия, к примеру, и в мирное время косили тогда, а во время войн и революций добавился сыпной тиф и т.д. Систем здравоохранения в привычном нам виде не было, а все больницы и госпитали были забиты ранеными. В воюющих странах был огромный дефицит самых простых медикаментов.
В 1918-1920 годах происходили невероятные перемещения людей (нам в век туризма и авиации и не снилось). Миллионные армии двигались без всяких карантинов, осенью 1918 года только в одном Аргонском лесу с двух сторон сражались и чихали друг на друга 1,7 млн человек. Сотни тысяч и миллионы попадали в такие дали, о которых и не слыхивали: австралийцы в Турцию, чехословаки в Сибирь, индийцы (а в Индии 8 млн жертв испанки насчитали) в Европу, а китайцы в Красную Армию, и в качестве рабочих в Британию и Францию. Потом их еще и демобилизовали и отпускали из лагерей пленных, перевозя в трюмах и вагонах, часто в ужасной скученности. Не считая беженцев всех попутных локальных войн и геноцидов, иммигрантов из Восточной Европы и Италии в Америку. Карантины были только локальные и единичные (на уровне поселений и городков).
В итоге получается, что и сейчас в мирное время, когда есть и еда и лекарства и техника не чета 1918 году, и аппараты ИВЛ, и главное были строжайшим образом закрыты границы, пандемия схожего, как пишут, ОРВИ будет длиться два года в три волны? С чего бы? Что пошло не так?
Коронавирус мутирует, заражаются повторно, ученые ждут и вторую и третью волну. Постоянно сравнивают с испанкой, она, мол, тоже шла тремя волнами, длилась два года, вызывает «цитокиновый шторм». Видел новость: в Нью-Йорке коронавирус по смертности обогнал испанку. Остается выдохнуть и ждать два года. Заметим, что испанка стала самым громадным бедствием человечества постфактум – в конце прошлого века. Число ее жертв колеблется от 17 до 50 и даже до 100 млн человек. Разница между этими цифрами огромна, и это на самом деле статистические упражнения (например, чтобы сделать исследование более острым и заметным).
В 1918 году еще даже не выделили вирус гриппа человека, это произойдет только в 30-е. Так что один ли это штамм был, вообще от гриппа ли умерли те или иные жертвы испанки, до конца не ясно.
1918-1920 гг. – это время, когда плохо было везде. Где-то тотальный ад, как например в России, где-то просто бедность и безработица как в США. Причин получить пневмонию было множество. Миллионы людей регулярно голодали и страдали от холода, и как результат организмы были ослаблены. Туберкулез и дифтерия, к примеру, и в мирное время косили тогда, а во время войн и революций добавился сыпной тиф и т.д. Систем здравоохранения в привычном нам виде не было, а все больницы и госпитали были забиты ранеными. В воюющих странах был огромный дефицит самых простых медикаментов.
В 1918-1920 годах происходили невероятные перемещения людей (нам в век туризма и авиации и не снилось). Миллионные армии двигались без всяких карантинов, осенью 1918 года только в одном Аргонском лесу с двух сторон сражались и чихали друг на друга 1,7 млн человек. Сотни тысяч и миллионы попадали в такие дали, о которых и не слыхивали: австралийцы в Турцию, чехословаки в Сибирь, индийцы (а в Индии 8 млн жертв испанки насчитали) в Европу, а китайцы в Красную Армию, и в качестве рабочих в Британию и Францию. Потом их еще и демобилизовали и отпускали из лагерей пленных, перевозя в трюмах и вагонах, часто в ужасной скученности. Не считая беженцев всех попутных локальных войн и геноцидов, иммигрантов из Восточной Европы и Италии в Америку. Карантины были только локальные и единичные (на уровне поселений и городков).
В итоге получается, что и сейчас в мирное время, когда есть и еда и лекарства и техника не чета 1918 году, и аппараты ИВЛ, и главное были строжайшим образом закрыты границы, пандемия схожего, как пишут, ОРВИ будет длиться два года в три волны? С чего бы? Что пошло не так?
Telegram
Времена и нравы
СOVID-19, испанка и «цитокиновый шторм»
Тема «цитокинового шторма» как тяжелейшего осложнения от коронавируса встречается в последнее время очень часто. Раньше цитокиновый шторм упоминался именно как причина гибели молодых и здоровых людей во время эпидемии…
Тема «цитокинового шторма» как тяжелейшего осложнения от коронавируса встречается в последнее время очень часто. Раньше цитокиновый шторм упоминался именно как причина гибели молодых и здоровых людей во время эпидемии…
Романтизм: естественность, женский бунт в моде и детство как ценность
Примерно к 70-м годам XVIII века над Европой проносится дыхание нового времени. Зарождается романтизм, и, особенно после сочинений Ж.-Ж. Руссо, становится принятым стремиться к природе, к «естественности» нравов и поведения.
Одежды теперь просты: нет уже ни роскошных юбок с фижмами, ни корсетов, ни тяжелой парчи. Женская одежда делается из легкой ткани.
Рубашка с очень высокой талией представляется защитникам культа Природы «естественной». Простоту одежды пропагандирует эпоха французской революции.
Павел I тщетно пытался остановить моду: на последний ужин перед тем, как его убили, императрица Мария Федоровна пришла к нему в запрещенном европейском платье: простая рубашка, высокая талия, открытая грудь, открытые плечи — дитя природы. Вечерний туалет императрицы стал первым публичным свидетельством конца павловской эпохи.
Первый жест бунта, как это часто бывало в России XVIII века, был сделан женщиной. Новая манера одеваться соединилась с естественностью, простотой движений, живым выражением лица.
Так, на портрете Лопухиной Боровиковского отнюдь не случайно, фоном вместо привычных тогда бюста императрицы или же пышного архитектурного сооружения стали колосья ржи и васильки. Девушка и природа соотнесены в своей естественности.
Вместе с изменением стиля одежды меняются и прически: женщины (как и мужчины) отказываются от париков — здесь тоже побеждает «естественность».
Мода эта перешагивает через границы, и, хотя между революционным Парижем и остальной Европой идет война, попытки остановить моду у политических границ оказываются тщетными.
Перемена вкусов коснулась и косметики (как и всего вообще, что меняло женскую внешность). Просветительский идеал простоты резко сокращает употребление красок.
Бледность (если не естественная, то создаваемая с большим искусством!) стала обязательным элементом женской привлекательности.
Красавица XVIII века пышет здоровьем и ценится дородностью. Крупная, полная женщина считается идеалом красоты. Известны случаи, когда художник для торжественного портрета (а это мы можем установить, сравнивая его с рисованными профилями или другими портретами) награждает заказчицу полнотой, вовсе ей не свойственной.
Отдавая предпочтение пышным формам, соответственно относятся и к аппетиту. Женщина той поры ест много и не стесняется этого.
С приближением эпохи романтизма мода на здоровье кончается. Теперь кажется красивой и начинает нравиться бледность — знак глубины сердечных чувств. Здоровье же представляется чем-то вульгарным.
Женщина эпохи романтизма должна быть бледной, мечтательной, ей идет грусть.
Детская одежда и детская комната
Изменение общего стиля культуры отразилось на самых разнообразных сторонах быта. Стремление к «естественности» прежде всего оказало влияние на семью. Во всей Европе кормить детей грудью стало признаком нравственности, чертой хорошей матери.
С этого же времени начали ценить ребенка, ценить детство. Раньше в ребенке видели только маленького взрослого.
Это очень заметно, например, по детской одежде. В начале XVIII века детской моды еще нет. Детей одевают в маленькие мундиры, шьют им маленькие, но по фасону взрослые одежды. Считается, что у детей должен быть мир взрослых интересов, а само состояние детства — это то, что надо пробежать как можно скорее.
Тот, кто задерживается в этом состоянии — тот митрофан, недоросль, тот недоразвит и глуп. Но Руссо сказал однажды, что мир погиб бы, если бы каждый человек раз в жизни не был ребенком... И постепенно в культуру входит представление о том, что ребенок это и есть нормальный человек. Появляется детская одежда, детская комната, возникает представление о том, что играть — это хорошо.
Не только ребенка, но и взрослого надо учить, играя. Учение с помощью розги противоречит природе. Так в домашний быт вносятся отношения гуманности, уважения к ребенку. И это — заслуга в основном женщины.
Ю. Лотман «Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства (XVIII-начало XIX в.)»
Примерно к 70-м годам XVIII века над Европой проносится дыхание нового времени. Зарождается романтизм, и, особенно после сочинений Ж.-Ж. Руссо, становится принятым стремиться к природе, к «естественности» нравов и поведения.
Одежды теперь просты: нет уже ни роскошных юбок с фижмами, ни корсетов, ни тяжелой парчи. Женская одежда делается из легкой ткани.
Рубашка с очень высокой талией представляется защитникам культа Природы «естественной». Простоту одежды пропагандирует эпоха французской революции.
Павел I тщетно пытался остановить моду: на последний ужин перед тем, как его убили, императрица Мария Федоровна пришла к нему в запрещенном европейском платье: простая рубашка, высокая талия, открытая грудь, открытые плечи — дитя природы. Вечерний туалет императрицы стал первым публичным свидетельством конца павловской эпохи.
Первый жест бунта, как это часто бывало в России XVIII века, был сделан женщиной. Новая манера одеваться соединилась с естественностью, простотой движений, живым выражением лица.
Так, на портрете Лопухиной Боровиковского отнюдь не случайно, фоном вместо привычных тогда бюста императрицы или же пышного архитектурного сооружения стали колосья ржи и васильки. Девушка и природа соотнесены в своей естественности.
Вместе с изменением стиля одежды меняются и прически: женщины (как и мужчины) отказываются от париков — здесь тоже побеждает «естественность».
Мода эта перешагивает через границы, и, хотя между революционным Парижем и остальной Европой идет война, попытки остановить моду у политических границ оказываются тщетными.
Перемена вкусов коснулась и косметики (как и всего вообще, что меняло женскую внешность). Просветительский идеал простоты резко сокращает употребление красок.
Бледность (если не естественная, то создаваемая с большим искусством!) стала обязательным элементом женской привлекательности.
Красавица XVIII века пышет здоровьем и ценится дородностью. Крупная, полная женщина считается идеалом красоты. Известны случаи, когда художник для торжественного портрета (а это мы можем установить, сравнивая его с рисованными профилями или другими портретами) награждает заказчицу полнотой, вовсе ей не свойственной.
Отдавая предпочтение пышным формам, соответственно относятся и к аппетиту. Женщина той поры ест много и не стесняется этого.
С приближением эпохи романтизма мода на здоровье кончается. Теперь кажется красивой и начинает нравиться бледность — знак глубины сердечных чувств. Здоровье же представляется чем-то вульгарным.
Женщина эпохи романтизма должна быть бледной, мечтательной, ей идет грусть.
Детская одежда и детская комната
Изменение общего стиля культуры отразилось на самых разнообразных сторонах быта. Стремление к «естественности» прежде всего оказало влияние на семью. Во всей Европе кормить детей грудью стало признаком нравственности, чертой хорошей матери.
С этого же времени начали ценить ребенка, ценить детство. Раньше в ребенке видели только маленького взрослого.
Это очень заметно, например, по детской одежде. В начале XVIII века детской моды еще нет. Детей одевают в маленькие мундиры, шьют им маленькие, но по фасону взрослые одежды. Считается, что у детей должен быть мир взрослых интересов, а само состояние детства — это то, что надо пробежать как можно скорее.
Тот, кто задерживается в этом состоянии — тот митрофан, недоросль, тот недоразвит и глуп. Но Руссо сказал однажды, что мир погиб бы, если бы каждый человек раз в жизни не был ребенком... И постепенно в культуру входит представление о том, что ребенок это и есть нормальный человек. Появляется детская одежда, детская комната, возникает представление о том, что играть — это хорошо.
Не только ребенка, но и взрослого надо учить, играя. Учение с помощью розги противоречит природе. Так в домашний быт вносятся отношения гуманности, уважения к ребенку. И это — заслуга в основном женщины.
Ю. Лотман «Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства (XVIII-начало XIX в.)»
Как Дэн Браун воспользовался идеями французского чертежника
Иисус Христос был женат на Марии Магдалине, а их прямые потомки - короли Меровинги. Эту древнюю тайну оберегает «Приорат Сиона» - очень тайная организация, которую в свое время возглавляли Леонардо да Винчи и Исаак Ньютон.
Дэн Браун при создании «Кода да Винчи» был вдохновлен бестселлером «Святая Кровь и Святой Грааль». Его авторы (они в отличие от Брауна позиционировали свой труд как документальную книгу) даже обвинили писателя в плагиате.
На самом деле «Приорат Сиона» придумал француз, простой чертежник Пьер Плантар.
В «Коде да Винчи» несколько раз вскользь упоминается имя Плантара. Он умер в 2000 году всего лишь за три года до выхода романа. А родился в семье батлера и консьержки в 1920.
С юности Плантар стремился основать настоящее «тайное» общество, и жить припеваючи на членские взносы.
Первый проект тогда еще 17-летнего Пьера назывался «Французский Союз», общество крайней правой, монархической идеологии.
В 1940 году двадцатилетний Пьер Плантар пишет маршалу Петену, подписавшего перемирие с Гитлером: «Господин Маршал, Ваша жизнь находится под угрозой… Необходимо остановить в зародыше ужасный заговор масонов и евреев, чтобы избежать чудовищной резни во Франции и во всем мире. В моем распоряжении сотня надежных и преданных делу мужчин….»
В 1943 году Плантар обращается к Гитлеру: «Я хочу, чтобы Германия Гитлера знала, что все препятствия нашим проектам наносят ей ущерб, так как Сопротивление масонства подрывает силы немцев».
Но ни французские, ни германские власти заявления всерьез не приняли. Выяснив, что движение насчитывает не более 200 сторонников, они ограничились установлением надзора за самим Плантаром.
В 1941 Плантар основывает новую организацию «Французское национальное обновление». Однако немецкие власти отказали ему в регистрации, поскольку вместо 3245 членов на бумаге, реально в организации состояли только четыре человека.
В 1942 году – новая попытка, на этот раз общество называется «Альфа Галатов». Количество членов «Альфы» не превышало 50. В 1947 возникает «Латинская Академия», состоявшая всего из двух членов – Плантара и его матери.
Наконец, в 1956 году Плантар создает «Приорат Сиона». Как и все предыдущие проекты Плантара, Приорат Сиона не пользовался популярностью, и в середине 60-х Пьер вместе с двумя товарищами, Жераром де Седом и Филиппом де Шеризе решили подвести под организацию документальную базу.
Они составили и депонировали в Национальной библиотеке Франции рукопись под уже ставшим знаменитым номером 4° LM1 2491 так называемые «Секретные досье Анри Лобино». Друзья утверждали, что Анри Лобино - аристократ Анри, граф де Ленонкур. На самом деле это псевдоним, образованный от названия улицы в Париже.
В «досье» утверждалось, что Плантар – прямой потомок Меровингов, единственный законный наследник французского трона, а Приорат Сиона – организация, основанная в 1099 году Годфруа Бульонским для защиты уцелевших потомков королевского рода.
Фейковые «досье» и послужило «источником» для книг «Святая Кровь и Святой Грааль», а потом и «Код да Винчи». Интересно, что его создатели даже не потрудились сочинить какую-то фальшивку под старину. Досье – это не свитки, а вырезки из газет, письма, вкладыши, родословные древа и прочие тексты, которые были неоднократно перетасованы и заменены другими, и содержат множество правок.
Впоследствии все трое признавали, что «досье» не что иное как «блестящая фальсификация».
В 1982 году Майкл Бейджент, Ричард Ли и Генри Линкольн издали книгу «Святая Кровь и Святой Грааль». Она стала бестселлером и сделала известной историю «Приората Сиона».
Авторы всерьез опирались на фейковое досье французов. Но кое-то добавили и от себя – сделали родоначальниками династии Меровингов самого Иисуса Христа и Марию Магдалину.
Пьер Плантар в свою очередь рассматривался как вероятный потомок Иисуса Христа. Это смутило даже такого бывалого человека, как Пьер, и он дал интервью, в котором заявил, что он никогда не позиционировал себя как потомок Христа, и родословная от Иисуса до Меровингов – вымысел.
Иисус Христос был женат на Марии Магдалине, а их прямые потомки - короли Меровинги. Эту древнюю тайну оберегает «Приорат Сиона» - очень тайная организация, которую в свое время возглавляли Леонардо да Винчи и Исаак Ньютон.
Дэн Браун при создании «Кода да Винчи» был вдохновлен бестселлером «Святая Кровь и Святой Грааль». Его авторы (они в отличие от Брауна позиционировали свой труд как документальную книгу) даже обвинили писателя в плагиате.
На самом деле «Приорат Сиона» придумал француз, простой чертежник Пьер Плантар.
В «Коде да Винчи» несколько раз вскользь упоминается имя Плантара. Он умер в 2000 году всего лишь за три года до выхода романа. А родился в семье батлера и консьержки в 1920.
С юности Плантар стремился основать настоящее «тайное» общество, и жить припеваючи на членские взносы.
Первый проект тогда еще 17-летнего Пьера назывался «Французский Союз», общество крайней правой, монархической идеологии.
В 1940 году двадцатилетний Пьер Плантар пишет маршалу Петену, подписавшего перемирие с Гитлером: «Господин Маршал, Ваша жизнь находится под угрозой… Необходимо остановить в зародыше ужасный заговор масонов и евреев, чтобы избежать чудовищной резни во Франции и во всем мире. В моем распоряжении сотня надежных и преданных делу мужчин….»
В 1943 году Плантар обращается к Гитлеру: «Я хочу, чтобы Германия Гитлера знала, что все препятствия нашим проектам наносят ей ущерб, так как Сопротивление масонства подрывает силы немцев».
Но ни французские, ни германские власти заявления всерьез не приняли. Выяснив, что движение насчитывает не более 200 сторонников, они ограничились установлением надзора за самим Плантаром.
В 1941 Плантар основывает новую организацию «Французское национальное обновление». Однако немецкие власти отказали ему в регистрации, поскольку вместо 3245 членов на бумаге, реально в организации состояли только четыре человека.
В 1942 году – новая попытка, на этот раз общество называется «Альфа Галатов». Количество членов «Альфы» не превышало 50. В 1947 возникает «Латинская Академия», состоявшая всего из двух членов – Плантара и его матери.
Наконец, в 1956 году Плантар создает «Приорат Сиона». Как и все предыдущие проекты Плантара, Приорат Сиона не пользовался популярностью, и в середине 60-х Пьер вместе с двумя товарищами, Жераром де Седом и Филиппом де Шеризе решили подвести под организацию документальную базу.
Они составили и депонировали в Национальной библиотеке Франции рукопись под уже ставшим знаменитым номером 4° LM1 2491 так называемые «Секретные досье Анри Лобино». Друзья утверждали, что Анри Лобино - аристократ Анри, граф де Ленонкур. На самом деле это псевдоним, образованный от названия улицы в Париже.
В «досье» утверждалось, что Плантар – прямой потомок Меровингов, единственный законный наследник французского трона, а Приорат Сиона – организация, основанная в 1099 году Годфруа Бульонским для защиты уцелевших потомков королевского рода.
Фейковые «досье» и послужило «источником» для книг «Святая Кровь и Святой Грааль», а потом и «Код да Винчи». Интересно, что его создатели даже не потрудились сочинить какую-то фальшивку под старину. Досье – это не свитки, а вырезки из газет, письма, вкладыши, родословные древа и прочие тексты, которые были неоднократно перетасованы и заменены другими, и содержат множество правок.
Впоследствии все трое признавали, что «досье» не что иное как «блестящая фальсификация».
В 1982 году Майкл Бейджент, Ричард Ли и Генри Линкольн издали книгу «Святая Кровь и Святой Грааль». Она стала бестселлером и сделала известной историю «Приората Сиона».
Авторы всерьез опирались на фейковое досье французов. Но кое-то добавили и от себя – сделали родоначальниками династии Меровингов самого Иисуса Христа и Марию Магдалину.
Пьер Плантар в свою очередь рассматривался как вероятный потомок Иисуса Христа. Это смутило даже такого бывалого человека, как Пьер, и он дал интервью, в котором заявил, что он никогда не позиционировал себя как потомок Христа, и родословная от Иисуса до Меровингов – вымысел.
Юрий Крижанич: отец единого славянского языка
Хорват Юрий Крижанич родился в 1618 г. в обнищавшей дворянской семье. Окончил Загребскую католическую семинарию, учился Вене, Болонье, Риме, стал священником-миссионером, много путешествовал по Европе. По-видимому, с юности мечтал о масштабных проектах.
В 1642 г. Крижанич представил префекту католической Конгрегации пропаганды святой веры записку с подробным обоснованием своей миссии в Московии, которая предусматривала распространение грамотности, борьбу с клеветой против католической веры, перевод и исправление церковных книг.
Идеи Крижанича получили одобрение, но его отправили не в Москву, а в Смоленскую епархию.
Лишь в 1647 г. Крижаничу впервые в качестве переводчика польской дипломатической миссии удается побывать в Москве, встретиться с тогдашним патриархом Московским Иосифом.
В 1659 его приняли в Москве на «вечную» службу. Работал в трех приказах: Большого двора, Посольском и Лифляндских дел, пользовался уважением при царском дворе. Более двух лет от провел в Москве, занимаясь в основном переводами и славянским языкознанием.
7 января 1661 г. Крижанича «по государеву указу» внезапно отправили в Тобольск официально для продолжения службы, а на самом деле — в ссылку без суда и следствия. Причина царской немилости не выяснена.
В Тобольске Крижанич провел 15 лет. После смерти царя Алексея Михайловича ему разрешили вернуться в Москву, но на просьбу выехать за границу царь наложил отрицательную резолюцию и приказал «быть в Посольском приказе в переводчиках».
Только через два года вместе с датским посольством Крижаничу удалось покинуть Москву. Оказавшись в Вене, он добровольно вступил в армию польского короля Яна Собеского, оборонявшуюся от турок, и 2 сентября 1683 г. погиб в сражении в возрасте 65 лет.
Единый славянский язык
В Тобольске Крижанич начал создавать единый славянский язык. В его основу он заложил церковнославянский язык, разговорный русский и родной — хорватский. Дополнил польскими, украинскими и белорусскими словами. Крижанич старался создать именно чистый славянский язык.
Если каких-то слов не хватало, Крижанич их придумывал, к примеру, складики — компаньоны, самовладство — неограниченное самодержавие, чужебесие — излишнее доверие к иностранцам и др.
Лексика нового искусственного языка Крижанича — русская, грамматика в основном хорватская. Свой всеславянский язык Крижанич назвал «русским», потому что Русь — корень всего славянства.
«Всем единоплеменным народам глава — народ русский, и русское имя потому, что все словяне вышли из русской земли…Наши летописцы вообразили, будто нашему народу начало идет от словинцев, будто и русские, и ляхи, и чехи произошли от них. Это неправда, русский народ испокон века живёт на своей родине, а остальные, вышедшие из Руси, появились, как гости, в странах, где до сих пор пребывают…
Не русская отрасль плод словенской, а словенская, чешская, ляшская (польский) отрасль — отродки русского языка», - писал Крижанич.
Книжный язык западной Руси Крижанич считает страшно испорченным множеством чужих слов и заимствованных оборотов: «Я не могу читать киевских книг без омерзения и тошноты».
«Только в Великой Руси сохранилась речь, пригодная и свойственная нашему языку, какой нет ни у хорватов и ни у кого другого из славян. Это оттого, что на Руси все бумаги государственные, приказные, законодательные и касающиеся народного устроения писались своим домашним языком».
Cловами Крижанича о словах:
Obilie besedi i legota izgowora mnogo pomagaet na mudrich sowetow izobretenie i na wsakich mirnich i ratnich del leznee obwerszenie.
В 1663 году Крижанич начал писать на своем языке главный труд жизни — трактат «Разговоры о владетельстве» или «Политика». Он обращен ко всем славянам, но прежде всего к русскому царю.
Насколько искренен был Крижанич в своих оценках сейчас понять трудно. Для того, чтобы вырваться из ссылки непонятно за что, он мог повысить градус лояльности. Показательно, что он все же уехал и поступил на службу польскому королю-католику.
Хорват Юрий Крижанич родился в 1618 г. в обнищавшей дворянской семье. Окончил Загребскую католическую семинарию, учился Вене, Болонье, Риме, стал священником-миссионером, много путешествовал по Европе. По-видимому, с юности мечтал о масштабных проектах.
В 1642 г. Крижанич представил префекту католической Конгрегации пропаганды святой веры записку с подробным обоснованием своей миссии в Московии, которая предусматривала распространение грамотности, борьбу с клеветой против католической веры, перевод и исправление церковных книг.
Идеи Крижанича получили одобрение, но его отправили не в Москву, а в Смоленскую епархию.
Лишь в 1647 г. Крижаничу впервые в качестве переводчика польской дипломатической миссии удается побывать в Москве, встретиться с тогдашним патриархом Московским Иосифом.
В 1659 его приняли в Москве на «вечную» службу. Работал в трех приказах: Большого двора, Посольском и Лифляндских дел, пользовался уважением при царском дворе. Более двух лет от провел в Москве, занимаясь в основном переводами и славянским языкознанием.
7 января 1661 г. Крижанича «по государеву указу» внезапно отправили в Тобольск официально для продолжения службы, а на самом деле — в ссылку без суда и следствия. Причина царской немилости не выяснена.
В Тобольске Крижанич провел 15 лет. После смерти царя Алексея Михайловича ему разрешили вернуться в Москву, но на просьбу выехать за границу царь наложил отрицательную резолюцию и приказал «быть в Посольском приказе в переводчиках».
Только через два года вместе с датским посольством Крижаничу удалось покинуть Москву. Оказавшись в Вене, он добровольно вступил в армию польского короля Яна Собеского, оборонявшуюся от турок, и 2 сентября 1683 г. погиб в сражении в возрасте 65 лет.
Единый славянский язык
В Тобольске Крижанич начал создавать единый славянский язык. В его основу он заложил церковнославянский язык, разговорный русский и родной — хорватский. Дополнил польскими, украинскими и белорусскими словами. Крижанич старался создать именно чистый славянский язык.
Если каких-то слов не хватало, Крижанич их придумывал, к примеру, складики — компаньоны, самовладство — неограниченное самодержавие, чужебесие — излишнее доверие к иностранцам и др.
Лексика нового искусственного языка Крижанича — русская, грамматика в основном хорватская. Свой всеславянский язык Крижанич назвал «русским», потому что Русь — корень всего славянства.
«Всем единоплеменным народам глава — народ русский, и русское имя потому, что все словяне вышли из русской земли…Наши летописцы вообразили, будто нашему народу начало идет от словинцев, будто и русские, и ляхи, и чехи произошли от них. Это неправда, русский народ испокон века живёт на своей родине, а остальные, вышедшие из Руси, появились, как гости, в странах, где до сих пор пребывают…
Не русская отрасль плод словенской, а словенская, чешская, ляшская (польский) отрасль — отродки русского языка», - писал Крижанич.
Книжный язык западной Руси Крижанич считает страшно испорченным множеством чужих слов и заимствованных оборотов: «Я не могу читать киевских книг без омерзения и тошноты».
«Только в Великой Руси сохранилась речь, пригодная и свойственная нашему языку, какой нет ни у хорватов и ни у кого другого из славян. Это оттого, что на Руси все бумаги государственные, приказные, законодательные и касающиеся народного устроения писались своим домашним языком».
Cловами Крижанича о словах:
Obilie besedi i legota izgowora mnogo pomagaet na mudrich sowetow izobretenie i na wsakich mirnich i ratnich del leznee obwerszenie.
В 1663 году Крижанич начал писать на своем языке главный труд жизни — трактат «Разговоры о владетельстве» или «Политика». Он обращен ко всем славянам, но прежде всего к русскому царю.
Насколько искренен был Крижанич в своих оценках сейчас понять трудно. Для того, чтобы вырваться из ссылки непонятно за что, он мог повысить градус лояльности. Показательно, что он все же уехал и поступил на службу польскому королю-католику.
Переводчик Пугачева: прототип изменника Швабрина из «Капитанской дочки»
Выходец из дворянской семьи, крестник императрицы Елизаветы Петровны, Михаил Шванвич получил хорошее образование, знал языки, математику.
При поступлении на военную службу способности Михаила были отмечены генералом Григорием Потемкиным (который вскоре стал фаворитом Екатерины II). Потемкин взял Шванвича адъютантом в свою свиту. Все сопутствовало быстрой и блистательной карьере Шванвича.
В октябре 1773 г. 24-летний Шванвич был прикомандирован к корпусу войск генерала Василия Кара, который шел к Оренбургу для разгрома Пугачева. В начале ноября 1773 г. передовые части Кара были внезапно атакованы повстанцами и окружены под Оренбургом.
Большая группа солдат и Шванвич с двумя офицерами оказались в плену. Шванвича, как и других офицеров, ожидала смертная казнь, но пленные солдаты заступились за него перед Пугачевым, сказав, что молодой офицер был добр и ласков к ним. Пугачев не только простил его, но назначил атаманом полка пленных солдат.
Но отличился Михаил, как переводчик. Он перевел захваченное повстанцами письмо на французском и даже составил для них французскую азбуку.
Главным «хитом» Шванвича стал указ к оренбургскому губернатору Ивану Рейнсдорпу от имени «императора Петра III», вернее его перевод на немецкий. Никакого практического смысла в этом не было, но Пугачев, видимо решил, что это покажет, что его «Военная коллегия» (он завел себе настоящее «Минобороны») – серьезная контора.
Из указа:
«Нашему губернатору Рейнсдорпу.
Каждый наш верноподданный знает, каким образом злобные люди и недоброжелатели лишили нас по всем правам принадлежащего нам всероссийского престола…»
Михаил переводил текст на 1200 нынеших знаков два дня, но сделал это блестяще. Настолько, что, когда губернатору удалось переправить текст указа (он был подброшен под стены осажденного Оренбурга) в столицу Екатерина II cильно переполошилось и поручила проверить, а нет ли здесь следа западных спецслужб.
«Старайтесь узнать: кто сочинитель немецкого письма, от злодеев в Оренбург присланного, и нет ли между ними чужестранцев, и не смотря ни на каких лиц, уведомите меня о истине», - приказала императрица.
Больше ничем Шванвич не прославился, но после поражения бунта арестованный Пугачев постоянно пытался его «топить» на допросах, утверждая, что, мол, бывший офицер «служил ему охотно, бывал в сражениях под Оренбургом». Но по показаниям других свидетелей молодой человек целыми днями валялся в землянке, болея или притворяясь больным. В итоге он сбежал в Оренбург и пришел с повинной.
Михаил сотрудничал со следствием, и получил следующую характеристику: «Взят неволею (в плен), явился сам, и притом человек не из числа мудрецов. Мнится, что простить можно».
10 января 1775 г. на Болотной площади в Москве были казнены Пугачев и четверо его товарищей. Здесь же на площади палачи сломали над Шванвичем шпагу — символ дворянского достоинства, и в тот же день он был отправлен в ссылку в Тобольскую губернию.
Местом ссылки Шванвича тобольский губернатор назначил глухой город Сургут в низовьях Оби, — «яко место, отдаленное от больших дорог».
Однако Сенат не согласился с решением губернатора и распорядился сослать Шванвича в Туруханск (туда позже сошлют Сталина) — заброшенное поселение на «краю света», в болотистых низовьях Енисея. Денег на содержание не дали, ссыльный должен был жить на свои заработки. То есть постоянно бедствовать.
В 1801 году, когда Шванвич отбыл уже 25 лет ссылки, по восшествии Александра I на престол, была ликвидирована Тайная экспедиция Сената и для пересмотра участи лиц, осужденных по решениям этого учреждения, была создана Комиссия по пересмотру прежних уголовных дел.
В ведомости, присланной в Комиссию из Сибирской губернии, были перечислены ссыльные, находившиеся в Туруханске, и среди них — Шванвич.
По поводу всех ссыльных пугачевцев Комиссия рекомендовала Александру I оставить приговоры без изменения. Император утвердил доклад Комиссии надписью: «Быть по сему». Шванвич умер в Туруханске в ноябре 1802 г.
Выходец из дворянской семьи, крестник императрицы Елизаветы Петровны, Михаил Шванвич получил хорошее образование, знал языки, математику.
При поступлении на военную службу способности Михаила были отмечены генералом Григорием Потемкиным (который вскоре стал фаворитом Екатерины II). Потемкин взял Шванвича адъютантом в свою свиту. Все сопутствовало быстрой и блистательной карьере Шванвича.
В октябре 1773 г. 24-летний Шванвич был прикомандирован к корпусу войск генерала Василия Кара, который шел к Оренбургу для разгрома Пугачева. В начале ноября 1773 г. передовые части Кара были внезапно атакованы повстанцами и окружены под Оренбургом.
Большая группа солдат и Шванвич с двумя офицерами оказались в плену. Шванвича, как и других офицеров, ожидала смертная казнь, но пленные солдаты заступились за него перед Пугачевым, сказав, что молодой офицер был добр и ласков к ним. Пугачев не только простил его, но назначил атаманом полка пленных солдат.
Но отличился Михаил, как переводчик. Он перевел захваченное повстанцами письмо на французском и даже составил для них французскую азбуку.
Главным «хитом» Шванвича стал указ к оренбургскому губернатору Ивану Рейнсдорпу от имени «императора Петра III», вернее его перевод на немецкий. Никакого практического смысла в этом не было, но Пугачев, видимо решил, что это покажет, что его «Военная коллегия» (он завел себе настоящее «Минобороны») – серьезная контора.
Из указа:
«Нашему губернатору Рейнсдорпу.
Каждый наш верноподданный знает, каким образом злобные люди и недоброжелатели лишили нас по всем правам принадлежащего нам всероссийского престола…»
Михаил переводил текст на 1200 нынеших знаков два дня, но сделал это блестяще. Настолько, что, когда губернатору удалось переправить текст указа (он был подброшен под стены осажденного Оренбурга) в столицу Екатерина II cильно переполошилось и поручила проверить, а нет ли здесь следа западных спецслужб.
«Старайтесь узнать: кто сочинитель немецкого письма, от злодеев в Оренбург присланного, и нет ли между ними чужестранцев, и не смотря ни на каких лиц, уведомите меня о истине», - приказала императрица.
Больше ничем Шванвич не прославился, но после поражения бунта арестованный Пугачев постоянно пытался его «топить» на допросах, утверждая, что, мол, бывший офицер «служил ему охотно, бывал в сражениях под Оренбургом». Но по показаниям других свидетелей молодой человек целыми днями валялся в землянке, болея или притворяясь больным. В итоге он сбежал в Оренбург и пришел с повинной.
Михаил сотрудничал со следствием, и получил следующую характеристику: «Взят неволею (в плен), явился сам, и притом человек не из числа мудрецов. Мнится, что простить можно».
10 января 1775 г. на Болотной площади в Москве были казнены Пугачев и четверо его товарищей. Здесь же на площади палачи сломали над Шванвичем шпагу — символ дворянского достоинства, и в тот же день он был отправлен в ссылку в Тобольскую губернию.
Местом ссылки Шванвича тобольский губернатор назначил глухой город Сургут в низовьях Оби, — «яко место, отдаленное от больших дорог».
Однако Сенат не согласился с решением губернатора и распорядился сослать Шванвича в Туруханск (туда позже сошлют Сталина) — заброшенное поселение на «краю света», в болотистых низовьях Енисея. Денег на содержание не дали, ссыльный должен был жить на свои заработки. То есть постоянно бедствовать.
В 1801 году, когда Шванвич отбыл уже 25 лет ссылки, по восшествии Александра I на престол, была ликвидирована Тайная экспедиция Сената и для пересмотра участи лиц, осужденных по решениям этого учреждения, была создана Комиссия по пересмотру прежних уголовных дел.
В ведомости, присланной в Комиссию из Сибирской губернии, были перечислены ссыльные, находившиеся в Туруханске, и среди них — Шванвич.
По поводу всех ссыльных пугачевцев Комиссия рекомендовала Александру I оставить приговоры без изменения. Император утвердил доклад Комиссии надписью: «Быть по сему». Шванвич умер в Туруханске в ноябре 1802 г.