Наконец-то русский след в программе Берлинале — в рамках Форума покажут «Город уснул».

Это полнометражный дебют Марии Игнатенко, одного из сценаристов «Преступного человека».

Открывается фестиваль в Роттердаме — в ближайшую неделю там покажут много странного кино. 15 фильмов из программы дебютов Bright Future можно посмотреть онлайн, одновременно с их фестивальной премьерой: 4 евро за фильм, доступ до 23 февраля. 

Что дают: фильмы о загадочном падении кондиционеров, Марсе образца 2045 года, сотрудниках больницы, умертвляющих своих пациентов; также замечена перуанская версия «Середины 90-х».

​​Раз в год или два попадается фильм, который переворачивает все внутри, — посмотрела вчера Corpus Christi, номинанта на «Оскар» от Польши. Это фильм о 20-летнем юноше, который выходит из колонии для несовершеннолетних и устраивается священником в крошечную деревню, представившись чужим именем. По-настоящему служить он не может — ни одна семинария не возьмет ученика с криминальным прошлым (и татуировками), а в деревне у лесопилки никто не задает лишних вопросов. 

Рано или поздно обман, конечно, вскроется, но пока у Дэниела есть шанс показать себе и остальным, как бы он распорядился своей жизнью, если бы не прошлые ошибки. И он этот шанс использует: выясняется, что жители никак не оправятся после страшной трагедии, и Дэниэл начинает наводить порядок в деревне, в процессе сталкиваясь то с лицемерными фанатиками, то с мэром и полицией. Его же трагедия в том, что он может нести свой свет, только притворившись кем-то другим.

Дэниэла играет Бартош Беленя, актер с каким-то поразительно симметричным лицом. Надо отдать должное, без его пронзительного взгляда фильм многое бы потерял. Режиссер Ян Комаса, до этого поставивший драму о подростковом самоубийстве и эффектный военный эпик про Варшавское восстание 1944 года, рассказывает, что посматривал в сторону «Левиафана», «Рассекая волны» и «Сына» братьев Дарденн. Иногда смешной, чаще страшный, фильм в итоге бьет куда-то под дых — спасения нет, но есть время.

Увидите где-нибудь, хватайте сразу.

​​На этой неделе в прокат выходит «Миллион мелких осколков», экранизация книги Джеймса Фрея, впервые показанная на фестивале в Торонто в 2018 году. 

В среду вечером компания RWV устраивает паблик-ток в «Республике» на Воздвиженке. Редактор издательства «Эксмо» Антонина Черташ расскажет о самой книге, я — о фильме. Обсудим, как «Осколки» встраиваются в контекст фильмов о зависимостях, что сейчас происходит с жанром наркодрамы и как сформировался «канон» из 12 шагов. 

Приходите послезавтра к 19:30: https://respublica.timepad.ru/event/1244559/

Занятная колонка про американский нон-фикшн: журналист, сотрудничающий с New Yorker и Vice, рассказывает, что за последние 10 лет спрос на тексты, которые можно экранизировать, вырос в десятки раз. На рынке появились агентства, которые помогают авторам доработать материал и опубликовать его в известном журнале, чтобы продюсеры могли заметить историю и купить на нее права. 

Одно из таких агентств открыл Джошуа Бирман, чья статья в Wired в итоге превратилась в «Операцию „Арго”». После победы фильма на «Оскаре» в 2013 году в продюсерских компаниях зашевелились: оказалось, что экранизировать можно не только великий роман, но и журнальный текст. Компании стали нанимать редакторов из издательств, чтобы искать правдивые, лихо закрученные истории для экранизации. 

Главные по лонгридам — The New Yorker и The New York Times Magazine — в каком-то смысле выступают как площадки для публикации: для авторов это возможность хорошо заработать, поэтому если текст стоящий, Amazon, Apple и другие компании платят сотни тысяч, а иногда и миллионы долларов, что вроде как разрешает редакциям платить гонорары поменьше (к недовольству некоторых, мечтающих о зарплате Фицджеральда).

В Голливуде за лонгридами теперь пристально следят: толковые ассистенты знают, что новый материал перспективного автора выйдет на сайте издания в полночь. Особенно талантливым удаётся заполучить гугл-док с 20-30 черновыми страницами. Задача — прочитать первым и первым сообщить начальству: текст хороший, надо брать, вот ссылка.

Начинают объявлять конкурсную программу Берлинале, присоединяйтесь:

https://www.facebook.com/watch/live/?v=177636136793961

Пока сообщают, что фуд-корт в этом году будет в другом месте.

В конкурсе «ДАУ: Наташа»

Итак, Берлин-2020, главный конкурс:

Berlin Alexanderplatz, Burhan Qurbani
DAU. Natasha, Ilya Khrzhanovskiy and Jekaterina Oertel
The Woman Who Ran, Hong Sangsoo
Delete History, Benoit Delepine, Gustave Kervem
The Intruder, Natalia Meta
Bad Tales, Damiano D'Innocenzo and Fabio D'Innocenzo
First Cow, Kelly Reichardt
Irradiated, Rithy Panh
The Salt of Tears, Philippe Garrel
Never Rarely Sometimes Always, Eliza Hittman
Days, Ming-Liang Tsai
The Roads Not Taken, Sally Potter
My Little Sister, Stéphanie Chuat and Véronique Reymond
There Is No Evil, Mohammad Rasoulof
Siberia, Abel Ferrara
All the Dead Ones, Caetano Gotardo and Marco Dutra
Undine, Christian Petzold
Hidden Away, Giorgio Diritti with Elio Germano

Немецкую прессу второй день потряхивает: Die Zeit опубликовали текст о нацистской карьере первого директора Берлинале Альфреда Бауэра, который руководил фестивалем на протяжении 25 лет, с 1951 по 1976. 

Die Zeit cсылаются на обнаруженные в Федеральном архиве документы, которые указывают, что Бауэр занимал высокий пост в отделе кино, созданном в Министерстве пропаганды Геббельса, где принимал кадровые решения — часть режиссеров, операторов и актеров была освобождена от военных действий, в то время как неугодных отправляли на фронт.

До этого было известно только то, что Бауэр работал в Имперской палате кинематографии, где, по его словам, как мог, противостоял линии партии, и на киностудии Universum Film AG; после войны в процессе денацификации был реабилиторован. Документы также опровергли его показания о том, в каком году он покинул НСДАП и СА.

Приз имени Альфреда Бауэра, который с 1986 года присуждают режиссерам за «открытие новых перспектив в киноискусстве», в этом году вручать не будут.

Всегда было любопытно, как ищут утерянные фильмы, если поиск по архивам и частным коллекциям ничего не дал, и на аукционах пленка тоже не всплывала. Историк кино Эд Лоруссо уже несколько лет пытается найти первые экранизации «Маленьких женщин», немые фильмы 1917 и 1918 годов. 

Первый — от него сохранился всего один кадр — был снят британским режиссёром в Англии; вероятно, это позволило обойти закон об авторских правах, который мог действовать только в США. Второй — большой студийный проект студии Paramount, выпущенный в прокат к 50-летию издания книги. Режиссер до этого поставил по книге мюзикл на Бродвее и смог договориться с семьей Олкотт о продаже прав на экранизацию. Луиза Мэй умерла в 1888, и ее родственники согласились продать права с условием, что окончательное право голоса в выборе актеров останется за ними. Фильм снимался в их доме, а на роли второго плана и в массовку позвали соседей и знакомых семьи. 

Судя по сохранившимися рецензиям, фильм оказался успешным, но после 1919 года его след теряется. Запросы в архивы не помогли, а на eBay и Amazon обнаружились только подделки (под верной обложкой прятался телефильм 1950 года). Что делает Эд Лоруссо? Он предполагает, что самое раннее, когда можно посмотреть фильм и хоть что-то запомнить, — это пять лет. Фильм вышел 102 года назад, поэтому его возможным зрителям должно быть хотя бы 107. Лоруссо смотрит, в каких изданиях были опубликованы рецензии, делает вывод, что лента точно была в прокате в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе, составляет список домов престарелых и отправляет в каждый письмо — нет ли у вас пациентов старше 105 лет, которые видели и помнят немых «Маленьких женщин»? Увы, хэппи-энда не будет: опрос не дал никаких результатов.

Лоруссо не теряет надежды — говорит, что фильм «считается утерянным, пока он не найден». Случается, что картина выходила в прокат в другой стране под новым названием и под ним же осела в местном архиве. Так уже было с «Шерлоком Холмсом» 1916 года, который завалялся во Французской синематеке и спустя 100 лет был открыт заново.

К слову о сохранении фильмов — в недавнем интервью Пол Шредер рассказывает такую байку про Анри Ланглуа, сооснователя Французской синематеки:

«Он верил, что сохранять нужно абсолютно все. Вообще все, в том числе порнофильмы. Кто-то спросил его, зачем? Почему порно должно быть сохранено? Он ответил: «Интерьер. Они не обставляли комнаты как-то по-особенному».

Хотите увидеть, какими были интерьеры? Посмотрите порно. Не удивлюсь, если это было единственное, на что он смотрел, — на комнаты».

Тихо и незаметно вышел трейлер «Номеров» Олега Сенцова, адаптации его пьесы-антиутопии о людях, которые носят цифры вместо имен и подчиняются некому Нулю.

Сенцов руководил съемками из тюрьмы, переписываясь с сорежиссёром Ахтемом Сейтаблаевым. В открывающих титрах так и значится: Directed from Gulag.

Из письма съёмочной группе: «С комфортом в вечность не выезжают. Спасибо и до встречи!».

​​Пора зафиксировать впечатления от первых фильмов Берлинале: их в этом году почти на сотню меньше, но свободнее от этого не стало (ремарка про закрытые кинотеатры и очереди).

Фильм открытия — «Мой год Сэлинджера» — не такой чудовищный, как в прошлом году, впрочем, концовка забывается где-то через два-три фильма. Маргарет Куэлли отвечает на письма фанатов Сэлинджера в офисе литературного агентства, где все пользуются печатными машинками несмотря на то, что на дворе 1995 год. Скучная работа и унылые бойфренды — препятствия на пути к славе и публикациям в New Yorker; долой и тех, и других.

Ещё один фильм с застывшим временем — «Соль слез» Филиппа Гарреля, черно-белый роман взросления, в котором мастерят гробы, смотрят на звёзды и принимают душ напротив открытого окна. Люк приезжает в Париж, знакомится с девушкой на автобусной остановке и обещает никогда ее не забывать. Сердца разобьются, ошибки повторятся, в конце захочется обнять всех на диване. Фильм, по-моему, очаровательный, но я вообще склонна любить такое немного старческое кино; особенно, когда в параллельных программах восьмилетние девочки question their gender.

Дальше по конкурсу — аргентинский «Чужак», триллер про актрису дубляжа, которую мучают ночные кошмары. Поначалу многообещающий, фильм в итоге оставляет ни с чем — из темноты так никто и не вылезает, но можно хотя бы проявить интерес к местному фольклору: легенды про паразитов объясняют, откуда берутся помехи при записи, а актёры, у которых «фонит» тело, обращаются чуть ли не к шаманам.

Ожидаемый праздник в программе «Форума» — новый фильм Раду Жуде «Прописные буквы», пьеса о реально существовавшем школьнике, которого в 80-х преследовала секретная полиция из-за «вольных» надписей по всему Бухаресту. Едва ли не интереснее самой постановки оказываются кадры хроники: дети благодарят Чаушеску в своих песнях, сигналивших водителей останавливают и штрафуют (ибо нечего шуметь), в телеэфире идут кислотные концерты. Словом, отличный документ эпохи, хоть и не такой сшибающий с ног, как «Варвары».

Сам Жуде, поднявшись на сцену, сказал, что после румынской премьеры зрители писали в Фейсбуке, что фильм «плохой и скучный», и если первое он комментировать не будет, то со вторым категорически не согласен — это пока самый смешной (и страшный) фильм из увиденного.

В первые дни показывали «Номера» Сенцова — «телеспектакль» с очень удачным кастингом и довольно бодрым началом, который становится неловко смотреть, когда в кадре сажают за решетку ребёнка, потому что он бежал быстрее других.

«Пиноккио» Маттео Гарроне — классическая адаптация известной сказки. Какого-то особого умиления не вызывает, но девочка передо мной буквально визжала при виде кота Базилио. Перед началом показа на сцену вышел Роберто Бениньи и был так рад, как если бы это был «Оскар» 1999-ого.

Gully Boy этого года — «Маугли» с Ризом Ахмедом в роли рэпера, забывшего о своих корнях. Тягомотина про все сразу: Иран, Пакистан, болезнь, сложные отношения с семьей. Фильму отчаянно не хватает энергии; увы, на одних шутках про харам далеко не уедешь.

​​В перерыве между фильмами зашла в музей кино, где сейчас идёт временная выставка к столетию «Кабинета доктора Калигари». Всего один зал; в основном, афиши, письма, рисунки с декорациями.

В небольшой комнате показывают восстановленную версию 2014 года: от неё все ещё замирает все внутри. Там же можно «зайти» в сам кабинет — надеваешь VR-шлем и оказываешься в одном из снов Чезаре; любопытная игрушка, но сделанная в эстетике видеоигры, которая никак не рифмуется с фильмом.

В одной из стеклянных витрин показывают единственный сохранившийся экземпляр сценария из коллекции Вернера Краусса — смотришь на него, и кажется, что дали потрогать вечность; ни один VR, конечно, этого не передаст.

Спустя несколько дней можно как-то объять необъятное: в пятницу в Берлине показали «Дау. Дегенерация», шестичасовой фильм о жизни обитателей секретного института в последний год его существования — 1968-й.

«Дегенерация» состоит из девяти (видимо, по числу кругов ада) частей: все начинается с отставки директора, на смену которому приходит начальник первого отдела, КГБшник Владимир Ажиппо, и заканчивается фактическим разрушением института. По хронологии это один из последних фильмов вселенной: сам Дау здесь уже стар и похож на мумию, которую озвучивает его жена Нора.

Пока ученые ставят эксперименты над обезьянами, детьми и добровольцами (все ради создания сверхчеловека), остальные напиваются в буфете и играют в домино на раздевание — на собрании за это прилетит всем участникам. Гайки закручиваются: молодежь вызывают на допросы и отправляют стричься и переодеваться, а в институт приглашают банду неонациста Максима Марцинкевича, которой поручено в воспитательных целях создать нервное напряжение вокруг распустившихся сотрудников.

Шесть часов «Дегенерации» пролетают как три. Герои в кадре просто живут своей жизнью: работают, напиваются, ссорятся, занимаются сексом; разговаривают на современном языке («товарищи» мелькают здесь крайне редко). Сеттинг секретного советского НИИ оказывается очень условным: на собраниях зачитывают новости о Пражской весне, но все, что происходит в фильме, могло бы случиться и в любой другой стране со схожим режимом, и в другое время. «Дау» подбирается очень близко к своему зрителю: в «Дегенерации» математик Каледин рассказывает, что ждет Россию в 1990-м, 2010-м и 2020-м; по залу тут же пробегают нервные смешки.

Другую часть проекта за пару дней до этого представили в конкурсе: «Дау. Наташа» рассказывает о двух буфетчицах, но время действия здесь — только начало 50-х. На домашней вечеринке Наташа переспит с иностранным ученым, кто-то из гостей доложит наверх, и Наташу вызовут на допрос в первый отдел — за поведение, недостойное советской женщины; вот, в общем, и весь сюжет. «Наташа» производит впечатление пилотной серии и в сравнении с «Дегенерацией» смотрится менее выигрышно: это, хоть и убедительный, но все же кусочек огромного пазла.

Оба фильма не всегда останавливаются в нужный момент — иногда «Дау» буквально упивается насилием. В «Дегенерации» Марцинкевич и его банда зарежут свинью на ковре в гостиной — метод настолько же простой, как и тактика героев, в которой физическое насилие расценивается как наиболее эффективное (впрочем, новое руководство института так же поступит со всем персоналом; круг замкнётся).

Местами «затянутый», иногда излишне прямолинейный, «Дау» все равно наступает на горло зрителю: и «Наташа», и «Дегенерация» наглядно демонстрируют, из каких кирпичиков складываются тоталитарные системы любого масштаба, будь то научный институт или целая страна.

Хржановский рассказывает в интервью, что эти фильмы были выбраны для Берлина неслучайно — и у того, и другого есть связь с городом. В этом смысле «Дегенерация» устроена так же, как и местный музей «Топография террора»: каждая новая часть фильма, как и экспозиция музея, рассказывает, как цепочка решений, поступков и назначений приводит к трагическому, кровавому финалу.

В конечном счёте, чуть ли не все увиденные в Берлине фильмы так или иначе уже есть в «Дау». Тем обиднее, что в шуме вокруг истории создания почти не слышно дискуссии о художественных достоинствах и недостатках. Аплодисменты после премьеры были осторожные; видимо, с оглядкой на новостные заголовки.

А вот до Москвы доехал док из конкурса Венеции, «Мафия уже не та, что раньше», получивший там спецприз жюри. Злобная комедия про национальную память, самоцензуру и ещё не забытый кодекс молчания.

Режиссёр задаёт героям разные издевательские вопросы: «Если бы Господь попросил тебя прокричать «Нет мафии!», ты бы смог?».

Один показ в «Октябре», завтра в 19:30: https://karofilm.ru/art/film/6412

​​Помимо онлайн-кинотеатров, доступ к своим фильмам открыли IDFA: сейчас на сайте фестиваля доступны 800 документальных фильмов, показанных в Амстердаме за последние 20-30 лет. Часть можно посмотреть бесплатно, остальное купить за 4 доллара.

В каталоге Моррис, Лозница, Вендерс, Коссаковский, Дворцевой, студенческие проекты. Отдельно вынесены братские могилы для фильмов про социальное расслоение; важные, но чаще всего невыносимые.

Из особенно примечательного:

Ukrainian Sheriffs
Трагикомедия о двух «шерифах» из крошечной украинской деревни, которые разъезжают в желтой «Ладе» и пытаются поддерживать порядок: то найдут тело, то кто-то съест чужую собаку. После съемок герои фильма стали депутатами в местном сельском совете. Кандидат на «Оскар» от Украины в 2015 году.

So Help Me God
Лаконичный док про женщину, которая работает судьей в Брюсселе и ни с кем особо не церемонится. Выбирая меру наказания для мужчины, нападавшего на людей у банкоматов, она подсчитывает, сколько государству придется потратить, если его отправят в тюрьму, и сколько, если он умрет прямо сейчас. Мужчина молчит и осторожно кивает. 

The Imposter
Документальный триллер о пропавшем ребенке, который вернулся в семью спустя три года, но агент ФБР заподозрила неладное. Почти что брат «Трех одинаковых незнакомцев»: у фильма тот же продюсер. Конкурс Сандэнса 2012 года.

У издательства «Клаудберри» еще в декабре вышел «Автопортрет» Ман Рэя, мемуары фотографа и художника о его жизни в Нью-Йорке, Париже и Голливуде.

Одна из глав рассказывает о первых экспериментах Ман Рэя с кино: он пишет, как они с Дюшаном пытались снять стереоскопический фильм; рассказывает, как гости бала-маскарада танцевали на фоне раскрашенной копии фильма Жоржа Мельеса; вспоминает, как получал разрешения в цензурном комитете. Несколько страниц очень подробно описывают, как был придуман один из его фильмов, Les Mystères du Château du Dé («Тайна замка Костей»). Это совершенно гипнотическая вещь, которая производит впечатление даже во вкладке Youtube.

В 1929 году виконт де Ноай предложил Ман Рэю приехать в его шато на юге Франции, чтобы спастись от январского Парижа, отдохнуть и заодно поснимать гостей, интерьеры дома и часть его художественной коллекции за небольшой гонорар. Это должны были быть простые документальные съемки, но Ман Рэй все равно написал небольшой сценарий и купил реквизит: большие игральные кости и шесть пар шелковых чулок. Последние он «намеревался надеть на головы всем, кто появится в фильме, чтобы создать таинственную атмосферу безымянности». Само название фильма — отсылка к стихотворению Малларме: «Бросок костей никогда не исключает случайность». 

«Небольшой эпизод: ноги крупным планом пинают кубик. Нам остаться? — спрашивают они друг друга. Да! — отвечают кости. И тут все оживает. На террасе гости (тоже со скрытыми чулками лицами) выполняют разные гимнастические упражнения. Неодушевленные объекты — обручи, гантели и медицинские мячи — катаются по террасе. Место действия перемещается в застекленный бассейн. Гости с закрытыми лицами входят туда в черных купальных костюмах и начинают резвиться».

Идея с чулками-масками чуть не привела к трагедии: в одной из сцен хозяин дома прыгает в бассейн и с трудом выныривает — чулок набрал воды и мешал ему дышать. В фильме эта сцена воспроизводится в обратном порядке; так Ман Рэй хотел стереть из памяти неприятный инцидент. Несмотря на это, фильм был доснят и показан гостям в качестве «сувенира» с совместного отдыха.

Впечатленный увиденным, виконт предложил Ман Рэю спонсировать его полнометражный фильм, но тот отказался. Тогда де Ноай предложил то же самое Жану Кокто и Луису Бунюэлю: оба согласились и сняли фильмы по собственным сценариям. And the rest is history.

За успехами Ман Рэя в кино тогда следила не только парижская богема: 

«Генерал Керенский, которого вместе с рядом сторонников неудачная попытка сбросить большевиков привела в Париж, готовился теперь нанести ответный удар. Он попросил меня снять о нем небольшой фильм в его штабе. Я любезно предоставил ему своего помощника с ручной кинокамерой: сам я не желал ввязываться в политику.

Примерно в это же самое время в Париж приехал Макс Истмен, собиравший материал для фильма о русской революции. <...> Троцкий теперь жил в изгнании на острове Принкипо на Босфоре. Как мне идея сесть на «Восточный экспресс» и поехать в Константинополь, чтобы снять несколько эпизодов из жизни изгнанника?».