Hitchcock Blonde
673 subscribers
110 photos
1 video
308 links
{канал в архиве} О фильмах и том, что вокруг них.

@ellekis, ex: «Художественный», Beat Films, «Стрелка».
Download Telegram
​​Попалось на глаза ещё майское интервью Лукресии Мартель, в котором она как-то очень здорово сформулировала, как она будет оценивать фильмы, когда возглавит жюри Венецианского кинофестиваля:
Посмотрела «Зеровилль» Джеймса Франко, экранизацию одноимённого романа кинокритика Стива Эриксона про Новый Голливуд, сделанную без всякого чувства меры, но, думается, с душой.

Франко играет Викара, молодого парня с примечательной татуировкой, который год назад открыл для себя магию кино и перебрался в Голливуд, чтобы работать декоратором. Он снимает номер в отеле, в котором когда-то останавливался Монтгомери Клифт (денег хватает только на одну ночь), прилежно учится монтажу и влюбляется в посредственную актрису с сомнительной, но эффектной фильмографией (Меган Фокс). Где-то на втором плане мелькают Скорсезе и Спилберг, в эпизодах появляются Гас Ван Сент и Вим Вендерс (настоящие), а сам Викар отправляется на Венецианский кинофестиваль.

Поначалу это и правда очень смешно, но на все полтора часа запала не хватает; правда, к этому моменту уже привычный градус абсурда не даёт отвлечься. Синефильские байки — призрак Клифта в отеле, утерянная когда-то плёнка с фильмом Дрейера — немного сближают «Зеровилль» с прошлогодним «Под Сильвер-Лэйк», но Франко интересны не конспирологические теории, а идея кино как абсолютного культа, который объединяет и защищает: о фильмах можно поговорить с ворвавшимся в дом грабителем, с их помощью найти общий язык с девочкой-подростком и в них же сохранить память когда-то дорогих людей.
Hitchcock Blonde
Наблюдала дистанционно за фестивалем документального кино в Шеффилде, который закончился на этой неделе. Главный приз там ушёл фильму Midnight Family о мексиканской семье, которая каждую ночь работает в собственной скорой помощи (открывающие титры сообщают…
А вот на петербургском «Послании к человеку» в минувшую пятницу раздали награды, и Гран-при ушёл документальному фильму «Полуночная помощь».

Немного писала о нем в июне; почитайте, если пропустили.
К премьере «Ирландца» The New York Review of Books опубликовали беспощадный лонгрид о деле Джимми Хоффы: в фильме его играет Аль Пачино, и сюжетная линия Джимми связана с одним из воспоминаний «ирландца» Фрэнка Ширана (Де Ниро).

В 30-е годы Джеймс Хоффа, которого все называли просто Джимми, возглавил профсоюз дальнобойщиков в Детройте, да так удачно, что за 15 лет его численность выросла с 75 тысяч до миллиона. Успешной организацией вскоре заинтересовалась итальянская мафия (Джо Пеши и компания) — контролировать дела, заручившись поддержкой Джимми, было намного удобнее. Некогда амбициозный Хоффа совершил ряд ошибок, погряз в коррупции и влип в судебный процесс, закончившийся тюремным сроком.

Несмотря на все старания Бобби Кеннеди, Хоффа вышел из тюрьмы, отсидев меньше пяти лет вместо положенных тринадцати: помог Ричард Никсон. Однако уже в 1975-м Джимми Хоффа бесследно исчез где-то в пригороде Детройта, оставив на парковке свою машину. Ни убийцу, ни тело так и не нашли.

Текст примечателен тем, что его автор, Джек Голдсмит, — сын одного из подозреваемых, Чарльза О’Брайена (точнее, О’Брайен приходится ему отчимом). Когда Хоффа исчез, Голдсмиту было 12 лет. Тогда ФБР, а заодно и общественность решили, что Чарльз как-то причастен к убийству Джимми: кто-то видел его машину на злополучной парковке, а потом в салоне нашли ДНК пропавшего.

Голдсмит немного нервно пишет о том, что это исчезновение и последующее расследование превратили его подростковые годы и взрослую жизнь в полный хаос: какое-то время он не общался с отчимом, потом поверил в его невиновность и, чтобы восстановить справедливость, написал книгу о деле, которая вышла на этой неделе, аккурат к премьере фильма в Нью-Йорке (отчим очень хотел, чтобы книга опередила фильм).

В конце Голдсмит ядовито подкалывает писателя Чарльза Брандта: это по его книге, составленной со слов Фрэнка Ширана, был написан сценарий. По словам Голдсмита, Ширану, ещё одному профсоюзному деятелю со связями с мафией, на старости лет захотелось славы, денег и контракта с издательством (как и автору), поэтому он неоднократно признавался в убийстве спустя 20 лет глухого отрицания. Когда Ширан «сознался», ему никто не поверил: уж слишком ненадежным был источник.

Голдсмит аккуратно обвиняет Скорсезе в том, что его фильм основан на сомнительной книге, а наличие звезд такого масштаба как Пачино и Де Ниро утверждает в общественном сознании ненадежную версию до сих пор резонансного дела. Он также убеждён, что случившееся с Хоффой — яркая иллюстрация послевоенной Америки, в которой правительство было так увлечено преследованием врагов, что не замечало реальных проблем общества. Голдсмит надеется, что Скорсезе смог рассказать эту историю так, чтобы во «вранье» вокруг его отчима был какой-то смысл: в конце концов, сама жизнь и смерть Хоффы и сопутствующий исторический контекст должны быть интереснее детективной разгадки.

Автор также подмечает, что Чарльз Брандт сейчас занят написанием нового «документального романа» — на этот раз о «настоящем убийце» Кеннеди.
Вторые выходные хожу в кино смотреть Вуди Аллена, старого и нового. Новый, как везде уже написали, чудесный. В «Дождливом дне в Нью-Йорке» Аллен наряжает всех в свои очки и свитера, сокрушается, что проклятые хипстеры добрались уже и до Бруклина, и стирает почти все приметы времени: здесь никто не залипает в телефоне, а свидания все еще назначают в парках под часами.

Тимоти Шаламе не демонстрирует ничего выдающегося: его твидовый пиджак хорошо сидит, но как будто позаимствован из гардероба деда. В антураже баров в дорогих отелях его Гэтсби Уэллс выглядит как-то противоестественно. Нет, он вряд ли слушает виниловые пластинки; скорее, подписан на паблики с кадрами из старых фильмов. Гэтсби помогают сценарий и погода: гулять под дождём с такой причёской получается куда эффектнее (а если еще купить мундштук!).

Кажется, что Аллен стал язвительнее. Жизнь на Манхэттене все так же хороша, если из твоего окна открывается вид на Центральный парк. Иногда можно встретиться с девчонкой, которая пишет о культуре в студенческой газете и бесстыже мечтает о Пулитцере, хотя начать стоит со списка литературы на лето. Герой, которому изменяет жена, успокоится после пары бокалов; не так уж это и задевает. Любовь пройдет за один уикенд, но это нестрашно — сколько еще таких будет.
​​Совершенно безумный «Мысленный волк»: новый фильм Германики больше всего похож на скверный сон, беспокойный и какой-то опустошающий. 

Две женщины с ребёнком возвращаются домой по ночному лесу: небо гаснет, где-то среди деревьев мерещится волк, вокруг — русская хтонь. С самого начала дело примет гоголевский оборот: фильм откроет сцена реинкарнации, как-то очень легко и здорово придуманная, а героини наконец доберутся до хутора Небылое, состоящего из одного ветхого дома. 

Увы, текст Арабова не дружит с режиссурой Германики; он существует сам по себе, кажется немного устаревшим и больше подходящим для театральной сцены или радиоспектакля. Отчасти поэтому время здесь тянется по-особенному: всего 70 минут, а уже хочется проснуться.  

Начитавшись интервью Германики, начинаешь думать как она: как круто это могло бы быть. Но поезд «Юность» в эпилоге уже уехал со станции — и думать об этом страшновато.
С этой недели в кино идёт фильм, которым я занималась последнее время, — Raving Riot, док о протестах в Тбилиси в мае прошлого года. Летом мы показывали его в национальном конкурсе Beat Film Festival, и он внезапно стал самым популярным фильмом фестиваля, обогнав и «Студию 54», и «Вудсток» с «Тремя одинаковыми незнакомцами»; да и всё остальное.

Главные герои — молодые и, очевидно, свободолюбивые грузины, которые вышли к зданию парламента, когда полиция ворвалась в техно-клубы с антинаркотическим рейдом. В фильме много хроники тех двух майских дней, есть комментарии участников событий и политиков; при этом это не журналистское и не политическое расследование, а, скорее, попытка понять, что и как отстаивают молодые люди в Тбилиси: за что вообще можно бороться и какими методами.

Этот очень емкий док (хронометраж — всего час) проводит любопытную параллель между чувством сплоченности на рейве в «Бассиани» и на митинге перед грузинским парламентом; и там, и там ощущение себя частью целого сформировало сообщество, которое почувствовало в себе силу что-то изменить. Никаких выводов в конце не будет: участники протеста по-разному оценивают его итоги, и перед титрами невольно повиснет вопрос «а что дальше?».

Сейчас фильм идёт в прокате в 30 городах. На «Медузе» можно прочитать интервью с режиссёром Степаном Поливановым (там же опубликованы не вошедшие в фильм фрагменты), на «Афише» — посмотреть отрывок, а на сайте Кино ТВ — найти рецензию Леши Филиппова. В общем, приходите в кино.
​​В книге High Buildings, Low Morals Роб Бейкер рассказывает о Лондоне прошлого столетия, и одна из 25 глав посвящена гастролям Джуди Гарленд в клубе Talk of the Town и нескольким неделям после: это воспоминания о тех же концертах, на которых блистает Рене Зеллвегер в фильме «Джуди».

Картина Гулда однозначно проигрывает тексту: пока фильм жалобно давит на зрителя, осторожно формулируя что-то про жестокую селебрити-культуру, Бейкер цитирует газеты, комментирующие внешний вид певицы, наблюдает за ее пятым мужем, дает слово коллегам и знакомым Гарленд (их реплики оказываются даже слишком прямолинейными: один из соседей певицы вспоминает день ее смерти и расказывает, что истощенное тело Гарленд выносили из дома, перекинув на руку как легкое пальто).

Алан Уоррен, на тот момент актер и начинающий фотограф, снимал свадьбу Джуди и Микки Динса по просьбе последнего: они не то чтобы дружили, но Алан все время шатался с фотоаппаратом и очень нуждался в деньгах. Он даже не знал, на ком Микки женится: тот заверил его, что сможет заплатить, все-таки невеста — сама Гарленд.

Уоррен вспоминал, что свадьба производила жалкое впечатление: для торжества был выбран большой банкетный зал ресторана Quaglino’s, и отсутствие многих гостей бросалось в глаза. В почти пустом зале были Джуди, Микки и несколько их знакомых; на столах стояли никем не тронутые бокалы, а трехъярусный свадебный торт был подарен Джуди за 6 недель до свадьбы — так клуб Talk of the Town поздравил певицу с окончанием концертов. Торт, который все это время был заморожен, никто не достал заранее, поэтому его было почти невозможно разрезать, — смущение Джуди в этот момент заметно и на фотографиях. 

На свадьбе Гарленд не было даже ее дочери, Лайзы Миннелли: она извинилась и пообещала, что придет в следующий раз. Позднее Гарленд скажет газете Sunday Express, что она пригласила несколько сотен гостей и почти все приняли приглашение, — почему же в праздничный день никто не пришел?

Спустя несколько месяцев Гарленд не стало, Фрэнк Синатра оплатил ее похороны, а Микки пригласил Алана в Нью-Йорк. Динс был занят продажей вещей Джуди, и у него постоянно звонил телефон, как будто в квартире шел аукцион. Он спросил, взял ли Уоррен пленку из Лондона, и был очень зол, что Алан не привез ее, — Микки мог бы продать их с Джуди свадебные фотографии, которые только выросли в цене. Динс так и не заплатил Алану, и больше они не встречались.
5 июня 1986, Бостон, штат Массачусетс.

Лори Кэбот, «официальная ведьма» Салема, назначенная на эту должность губернатором штата, и ещё 25 мужчин и женщин протестуют против съёмок фильма «Иствикские ведьмы».

По их мнению, экранизация романа Джона Апдайка утверждает вредные стереотипы о ведьмах и женщинах вообще.
Пребываю примерно в таком же настроении, как и Скорсезе, а тут еще The Hollywood Reporter выпустили большое расследование об индустрии фейковых кинофестивалей, зарабатывающих на амбициях слишком доверчивых кинематографистов.

По ссылке — настоящий театр абсурда: авторам фильмов предлагают платное участие в дискуссиях и воркшопах, обязательное проживание в дорогих отелях и возможность заказать рецензию для IMDb за $99. Фильмы при этом показывают на обычном проекторе в пустых конференц-залах в тех же отелях, а у самого фестиваля часто нет ни зрителей, ни социальных сетей.

Верхушка айсберга — агрегатор FilmFreeway, устроенный как каталог из 8 тысяч фестивалей почти во всех странах мира. Фестивали разбиты по категориям (документальные, короткометражные и, например, «дорогие»); в настройках поиска можно выбрать удобный дедлайн и стоимость участия (submission fee). Сервис берет 6-процентную комиссию за каждую отправленную заявку и, очевидно, не справляется с тем, чтобы удалять из каталога предложения мошенников (например, кинофестиваль в Ницце, проходящий одновременно с Каннским). 

Почти у каждого фестиваля есть блок с отзывами участников (их достоверность тоже вызывает вопросы): обычно пользователи оценивают организационные удобства и делятся радостными новостями, что они получили приз или номинацию. Часть фестивалей и вовсе принадлежит одной и то же компании, которая проводит фейковые киносмотры сразу в нескольких странах. 

В материале — истории тех, кто отправил фильмы на несуществующие фестивали, примерная экономика подобного предприятия и грустные выводы: новички настолько боятся испортить себе репутацию на старте, что не предают дело огласке.
​​Посмотрела второй сезон The End of the F***king World: первый вышел два года назад и оборвался классическим клиффхэнгером. Продолжение вышло необязательным, но таким же симпатичным: это все тот же роуд-муви, разве что драйва стало чуть меньше. 

Алисса теперь работает официанткой в придорожном дайнере и где-то между обслуживанием посетителей и мытьем полов прокручивает в голове болезненные сцены из прошлого. На пятом эпизоде сменится режиссер: время почти остановится, лес зальет красным неоновым светом, а на столе, рядом с рогаликом, окажется револьвер.

Герои скитаются по британской глуши с прахом отца, как Патрик Мелроуз когда-то в Нью-Йорке: новый сезон рифмуется и с ним, и с «Острыми предметами». Это тоже история о том, что случается «после»: после того, как ты кого-то убил, или после того, как мама покончила с собой или отец сдал тебя копам. 

Наверное, какие-то вещи можно было и не проговаривать вслух, а из восьми серий сделать хотя бы шесть. Вместе с тем новый сезон достаточно трогательно рассуждает о том, как непросто сблизиться с кем-то, когда ты все еще видишь покойников в пустых коридорах,  —  нужны не только время и какая-то психологическая помощь, но и смелость признаться себе, что другой человек не может быть «ответом».
В конце месяца начнется фестиваль немецкого кино, и там, среди прочего, покажут фильм «Ночь прекрасна», который я хвалила из Берлина: он тогда нашелся в программе «Панорамы», и это отличный неонуар о вечном — любви, смерти и течении времени.

Мнительный парень (его играет Ноа Сааведра из байопика Шиле «Смерть и дева»), танцовщица из пип-шоу и сама Смерть отправляются в путешествие, но для кого-то оно станет последним. «Ночь», видимо, так и не купили в прокат, так что посмотреть можно только 30 ноября в «Горизонте».

Что ещё —  драма «Прелюд» о пианисте в музыкальной школе, который постепенно сходит с ума; что-то вроде «Одержимости» в антураже «Суспирии». Жду этот фильм последние полгода: немецкая пресса пока преимущественно хвалит, а журналисту Screen там мерещится то Полански образца 60-х годов, то Николас Роуг. Показывают в тот же день и в том же зале, на два с половиной часа раньше — почти сдвоенный сеанс, еще и с перерывом на ужин.
Внезапно очень растрогал новый Долан: «Матиас и Максим» вроде бы собран из привычных, кому-то поднадоевших, слагаемых вроде непринятия себя или сложных отношений с семьей, но в этот раз от перестановки мест в сумме получается что-то совсем другое.

Героям здесь около тридцати, но это новые 30: они все так же собираются дома друг у друга, чтобы напиться, сыграть в пару настольных игр и подраться на ковре. Это не встречи одноклассников, на которых обсуждают карьеру и семейную жизнь; единственный формально зрелый герой, Матиас, носит костюм, ходит в офис и кажется лишним в этой компании. Максим же пока только собирается найти что-то свое и планирует на пару лет уехать в Австралию. 

История со съемками короткометражки и поцелуем Максима и Мата, которого требовал сценарий студентки-режиссера с неслучайным именем Эрика Риветт, — скорее, отвлекающий маневр; на домашней премьере будет сказано, что это не «муть про небинарный гендер». Формулировать новые ценности здесь придется персонажу второго плана, Харрису Дикинсону из «Пляжных крыс»: он скажет, что в детстве ему хотелось вырасти и носить кольцо, как у отца, и вот он помолвлен и чувствует себя взрослым и страшно крутым. В менее формальной обстановке стриптиз-клуба он добавит, что вообще-то вся прелесть в том, что «никто никому не принадлежит», но не все готовы себе в этом признаться.

Один из талантов Долана — снять камерную драму о двоих так, что она превращается в большую трагедию: в горле стоит ком, а пол на маленькой кухне уходит из под ног. В кадре, как водится, падают осенние листья, и актеры преимущественно модельной внешности переживают под сентиментальный саундтрек — Долан этого совершенно не стесняется и в одной из сцен иронизирует над трагизмом момента, включая на айфоне классическую музыку.

Фильм о взрослых выглядит как coming-of-age драма, потому что взрослые теперь немного другие. Лав-стори отступает на второй план, оставляя место для размышлений о хрупкости дружбы и субъективности воспоминаний. Граница между интимным и дружеским стирается, и пока непонятно, как с этим быть, кроме как надеяться на счастливый (для всех) финал.
«Форд против Феррари» — один из последних фильмов 20th Century Fox, который студия успела закончить до продажи Disney весной этого года.

В этом смысле драма Мэнголда воспринимается как некое ностальгическое кино, в котором об эпохе авторских прав, франшиз и вселенных напоминает только то, что Бэйл и Дэймон когда-то были Бэтменом и Борном (оттого так смешно смотрится их нелепая драка на траве). Бэйл, превратившийся из толстяка Чейни в худощавого гонщика Кена Майлза, считает, что суматоха с продажей студии помогла фильму состояться: сценарий существовал в разных версиях с 2009 года, и стало понятно, что снимать надо либо сейчас, либо уже никогда.

Вроде бы простая история про гонки, мечтателей и их амбиции крепко вдавливает в кресло в кинотеатре и заодно успевает посмеяться над американской маркетинговой пирамидой, которая не особенно изменилась за пол-века (см. Гран-при Австрии 2002 года или сериал «Безумцы»). В общем, 150 минут абсолютного счастья, особенно если вы в детстве носили мерч гоночных команд и записывали «Формулу-1» на кассеты.
Запоздалая открытка недавнему именнинику и главному ньюсмейкеру года. 

Из интервью The Village Voice весной 1976 года, через несколько месяцев после премьеры «Таксиста»:

— Why do people always bleed from the neck in your movies?

For anybody it’s… I think it’s — you really, to me, you really want to know?

— Sure…

I like the idea of spurting blood. It's like a, God, it's really like a purification, you know, the fountains of blood. It's a personal thing.
Из Франции передают, что в Орлеане провели первый Каннский кинофестиваль, отмененный в 1939-м. Вне конкурса показали «Александра Невского» Эйзенштейна и, например, «Олимпию» Лени Рифеншталь. 

В программке сказано, что фестиваль организован к 80-летней годовщине его создания, чтобы почтить память Жана Зе, французского министра культуры и образования в 1926-1939 годах, одного из идеологов Каннского кинофестиваля, родившегося как раз в Орлеане. Среди организаторов — историк кино Антуан де Бак и две дочери Жана Зе (они же в жюри), заручившиеся поддержкой мэрии и министерства культуры. Примечательно, что сам Каннский кинофестиваль это событие никак не комментирует.

В конкурсе — Джон Сталь и Фрэнк Капра, Сессил ДеМилль и Альфред Хичкок, Михаил Ромм и Иван Пырьев, Уолт Дисней (сразу с 4 мультфильмами) и Виктор Флеминг и другие знакомые имена. Жюри, состоящее из Ласло Немеша и нескольких французских кинематографистов и писателей, раздали награды: главный приз — «Мистер Смит едет в Вашингтон» Фрэнка Капры.

ТАСС уже сообщает об успехах советского кинематографа: у Эйзенштейна приз жюри, у Марины Ладыниной лучшая женская роль в «Трактористах».
Vulture вспоминают исторический показ «Красавицы и чудовища» на Нью-Йоркском кинофестивале осенью 1991 года: за два месяца до выхода мультфильма в прокат его незаконченную версию, на треть состоящую из сторибордов и карандашных набросков, взяли в программу серьезного фестиваля (здесь в тексте следует ироничная ремарка, что через 15 лет «Шрек 2» окажется в Каннском конкурсе).

Тогда, в августе 1991-ого, программному директору Ричарду Пенье позвонили из Disney и спросили, не хочет ли он взглянуть на новый мультфильм студии. Чуть позже уточнили, что он готов только на 60-70%, а все остальное — черновики и черно-белые фрагменты в разработке. Пенья в это время заканчивал собирать программу: вместе с коллегами добавил в расписание «Двойную жизнь Вероники» Кесьлевского, «Очаровательную проказницу» Риветта и — внезапно — недоделанный мультфильм Disney. По словам Пеньи, его тогда привлекла возможность увидеть «скелет» мультфильма и показать зрителям фестиваля, из чего состоит анимация Disney и сколько работы стоит за картинкой на экране.

21 сентября «Красавицу и чудовище» представили в Alice Tully Hall на Манхэттене, и это был оглушительный успех: аплодисменты раздавались во время музыкальных номеров и технических фрагментов. Триумф на Нью-Йоркском кинофестивале помог Disney позиционировать «Красавицу и чудовище» как нечто большее, чем просто семейный мультфильм: он получил шесть номинаций на «Оскар», в том числе претендовал на «Лучший фильм» в то время, когда у анимации еще не было отдельной категории (Академия представила ее только через 10 лет).

Текст Vulture рассказывает не только об истории создания мультфильма, но и о том, какими были 1990-е для Disney. Говард Эшман, придумавший песни для «Алладина», «Русалочки» и «Красавицы и чудовища», скончался от СПИДа весной 1991-ого, не дожив полгода до премьеры. Он рассказал о болезни близким коллегам в 1989 году, в ночь, когда получил «Оскар» за «Русалочку», и следующие полтора года они вместе работали из дома: сил у 39-летнего Эшмана уже почти не было. 

Фильм вышел в прокат с посвящением To our friend Howard, who gave a mermaid her voice and a beast his soul, we will be forever grateful. «Оскар» за лучшую песню будет присужден ему посмертно. В конце года на Disney+ должен выйти документальный фильм о нем, снятый Доном Ханом.

Через несколько лет, в 1993-м и 1994-м, не стало Эда Пайна и Роберта Яна, вице-президента студии по маркетингу. Фрэнк Уэллс, президент компании, разбился на вертолете. Гэри Калкин, когда-то придумавший устроить премьеру мультфильма на фестивале, умер от СПИДа в возрасте 44 лет в 1995-м. Их коллега Дэн Шеффи напишет: It was a marketing department and a world that just got completely decimated by AIDS.
Вонг Кар-Вай немного отвлекся от «Цветения» и придумал для Saint Laurent очень короткий метр про ночной Шанхай: в титрах он значится куратором.

Этот ролик — часть проекта SELF, в рамках которого креативный директор Saint Laurent Энтони Вакарелло приглашает к сотрудничеству дружественных бренду режиссеров, фотографов, писателей и музыкантов.

До этого в серии вышли 50-минутный фильм Гаспара Ноэ Lux Aeterna и The Arrangement Брета Истона Эллиса.
Нью-Йорк, 1951. 

Хосе Феррер, только что получивший «Оскар» за роль в фильме «Сирано де Бержерак», утешает проигравшую в своей номинации Глорию Свенсон: по радиотрансляции из Голливуда передали, что «Бульвар Сансет» остался без актерских наград. За кадром радуется Джуди Холлидей («Рождённая вчера»).

Фотография Берта Глинна.
В начале декабря французский телеканал Arte запустил онлайн-кинофестиваль с программой из 10 европейских фильмов: их можно посмотреть онлайн до конца месяца (фильмы доступны с английскими субтитрами и только с VPN). 

В списке есть отличный док Selfie, показанный на последнем Берлинале, — два итальянских подростка лет шестнадцати снимают на фронтальную камеру свою обычную жизнь. Обсуждают, где будут жить, когда вырастут, и останутся ли друзьями в старости, уплетают пасту на кухне и вспоминают приятеля, случайно застреленного полицейским где-то на улицах Неаполя. В этих 60 минутах много жизни, искренности и энергии юности; это документальное кино в своей лучшей форме.

Из потенциально интересного — угрюмая сербская драма Stitches («Швы»), основанная на реальной истории, прилично встряхнувшей Сербию пару лет назад: на протяжении нескольких десятилетий, начиная с 70-х, женщинам в роддомах выдавали свидетельства о преждевременной смерти ребенка, но никто из тысяч родителей не видел ни тел, ни убедительных документов. 20 лет спустя главная героиня попробует докопаться до истины и не сойти с ума в процессе.

Каждый фильм могут посмотреть не больше 5 тысяч пользователей, так что лучше не откладывать надолго.