Дошли руки до внушительного лонгрида в американском Esquire о журнале George, придуманным Джоном Кеннеди-младшим. Идея была революционной: Кеннеди хотел писать о политике так, как это делали бы глянцевые издания. Рекламодатели сначала остерегались такого формата, но довольно быстро решились сотрудничать: тиражи росли, на обложках появлялись сплошь знаменитости.
После смерти Кеннеди, основателя и по совместительству главного редактора, журнал просуществовал еще пару лет и закрылся. В архивах остались преимущественно обложки, и там все ваши любимые люди: например, Вуди Харрельсон в костюме ангела в номере, посвящённом грехам, и Роберт Де Ниро с настоящим мечом Джорджа Вашингтога, который Кеннеди просто захватил из дома на съемку.
После смерти Кеннеди, основателя и по совместительству главного редактора, журнал просуществовал еще пару лет и закрылся. В архивах остались преимущественно обложки, и там все ваши любимые люди: например, Вуди Харрельсон в костюме ангела в номере, посвящённом грехам, и Роберт Де Ниро с настоящим мечом Джорджа Вашингтога, который Кеннеди просто захватил из дома на съемку.
Forwarded from Нувельваг
Канны добавили в конкурс Тарантино (успел, редиска) и Кешиша (4 часа секса на пляже), спецпоказом свежего Ноэ (50 минут, Шарлотта Генсбур, ведьмы), в «Особый взгляд» — российский фильм «Однажды в Трубчевске» Ларисы Садиловой, ещё новый фильм Берналя и ещё что-то. Надеюсь, умру прямо в каннском зале, это будет самая достойная смерть.
Вторая серия и без того пробирающего «Чернобыля» началась со стихов Симонова, с «Ты помнишь, Алёша»:
«Мы вас подождем!»- говорили нам пажити.
«Мы вас подождем!»- говорили леса.
Ты знаешь, Алеша, ночами мне кажется,
Что следом за мной их идут голоса.
Вообще, совершенно поразительно, как сериалу HBO удаётся бить во все самые больные места и делать это точнее самых удачных российских фильмов — что о современности, что о Союзе.
Когда детям во Франкфурте запрещают играть на улице, дети в Припяти возвращаются домой из школы, — потому что «меры принимаются», «комиссии создаются», а «помощь оказывается».
Кажется, никогда ещё красные значки на лацканах пиджаков не выглядели так зловеще.
«Мы вас подождем!»- говорили нам пажити.
«Мы вас подождем!»- говорили леса.
Ты знаешь, Алеша, ночами мне кажется,
Что следом за мной их идут голоса.
Вообще, совершенно поразительно, как сериалу HBO удаётся бить во все самые больные места и делать это точнее самых удачных российских фильмов — что о современности, что о Союзе.
Когда детям во Франкфурте запрещают играть на улице, дети в Припяти возвращаются домой из школы, — потому что «меры принимаются», «комиссии создаются», а «помощь оказывается».
Кажется, никогда ещё красные значки на лацканах пиджаков не выглядели так зловеще.
YouTube
Chernobyl (2019) | Official Trailer | HBO
On April 26, 1986, the Chernobyl Nuclear Power Plant in Ukraine, Soviet Union suffered a massive explosion that released radioactive material across Belarus, Russia and Ukraine and as far as Scandinavia and western Europe. Chernobyl dramatizes the story of…
На майских праздниках зачитывалась текстами из очень старых номеров американского Esquire: все, что было опубликовано в журнале, начиная с 1933 года, кропотливо собрано в архиве Esquire Classics.
Там много хороших текстов и острых колонок. Лучшие написаны Богдановичем в 70-е: в них он как всегда ворчит, много и презрительно фыркает и рассуждает о кино (на сайте их можно найти по тегу Hollywood).
Реклама, к слову, тоже занимательная.
Там много хороших текстов и острых колонок. Лучшие написаны Богдановичем в 70-е: в них он как всегда ворчит, много и презрительно фыркает и рассуждает о кино (на сайте их можно найти по тегу Hollywood).
Реклама, к слову, тоже занимательная.
Вот хороший текст из архива: сценарист Дэвид Фриман, работавший с Хичкоком над его последним, так и не реализованным проектом, рассказывает о последних месяцах режиссера. Хичкок уже был очень плох, постоянно принимал обезболивающие и как будто бы чувствовал, что не успеет снять этот фильм, поэтому большую часть времени они с Дэвидом пили водку с апельсиновым соком у него дома и где-то между делом занимались сценарием.
Фриман вспоминает, что Хичкок очень дорожил мнением своей жены, Альмы, и даже вырезал одну сцену из «Головокружения», потому что Альме показалось, что у Ким Новак недостаточно стройные ноги. В тексте также есть история о том, как режиссер вместе с Кэри Грантом и Ингрид Бергман два дня летел из Нью-Йорка в Лос-Анджелес, — предложивший подбросить их на своем самолете Говард Хьюз постоянно «останавливался» по дороге, чтобы зайти в бар где-нибудь в Денвере или поужинать в Неваде.
В конце Фриман упоминает торжественный ужин, который Американский киноинститут устраивал в честь режиссера. Самого Хичкока это мероприятие страшно раздражало: он воспринимал его как некое официальное прощание и проклинал всех причастных к организации. Хроника того вечера и правда выглядит как нечто среднее между похоронами и «Голубым огоньком»: Хичкок уже плохо ходит, неловко прячет статуэтку в пиджак (она не помещается) и без каких-либо эмоций произносит заготовленную речь. До настоящего прощания оставался год.
Фриман вспоминает, что Хичкок очень дорожил мнением своей жены, Альмы, и даже вырезал одну сцену из «Головокружения», потому что Альме показалось, что у Ким Новак недостаточно стройные ноги. В тексте также есть история о том, как режиссер вместе с Кэри Грантом и Ингрид Бергман два дня летел из Нью-Йорка в Лос-Анджелес, — предложивший подбросить их на своем самолете Говард Хьюз постоянно «останавливался» по дороге, чтобы зайти в бар где-нибудь в Денвере или поужинать в Неваде.
В конце Фриман упоминает торжественный ужин, который Американский киноинститут устраивал в честь режиссера. Самого Хичкока это мероприятие страшно раздражало: он воспринимал его как некое официальное прощание и проклинал всех причастных к организации. Хроника того вечера и правда выглядит как нечто среднее между похоронами и «Голубым огоньком»: Хичкок уже плохо ходит, неловко прячет статуэтку в пиджак (она не помещается) и без каких-либо эмоций произносит заготовленную речь. До настоящего прощания оставался год.
Потрясающая история связана с фильмом Hail Satan, который мы скоро покажем на @beatfest. Герои картины, американские сатанисты, несколько лет боролись за свое право установить в Детройте памятник Люциферу.
В процессе они ссылались на первую поправку к Конституции: согласно ей Конгресс не может официально поддерживать какую-либо религию, но при этом где-то с 50-х годов во многих американских штатах, в парках и библиотеках, появляются монументы с 10 заповедями, и Конгресс этому никак не препятствует. Собственно, герои фильма пытаются добиться какого-то равноправия: раз можно раскидать по всей Америке гранитные таблички с заповедями Моисея, то и с памятником Бафомету не должно быть проблем.
Первые таблички начали устанавливать в 1953 году по общенациональной программе одной религиозной организации, которая считала, что эти памятки, расположенные в школах, зданиях судов и других общественных местах, помогут в моральном воспитании молодежи. И здесь всплывает любопытное: выясняется, что в их установке был лично заинтересован Сесил ДеМилль, который как раз в начале 50-х снимал свой блокбастер «Десять заповедей».
ДеМилль позвонил идеологу программы (и по совместительству судье из Миннесоты) и предложил, как бы сейчас сказали, партнерство: организация теперь производит гранитные таблички, которые выглядят точно так же, как в фильме ДеМилля, а он помогает им собрать необходимые средства и организует торжественные открытия монументов, на которые приглашает своих звезд, Чарлтона Хестона и Юла Бриннера. Paramount с радостью поддерживает эту инициативу, таблички появляются в десятке штатов (и даже в Канаде), а фильм становится кассовым хитом.
В 2005 году Верховный суд постановит, что раз таблички были установлены для промо фильма, никакого нарушения Первой поправки тут нет: причины чисто экономические и с религией никак не связаны. О том, что происходит после, как раз рассказывает Hail Satan, гомерически смешной фильм с Сандэнса, в котором сатанисты неожиданно оказываются единственно разумными людьми.
В процессе они ссылались на первую поправку к Конституции: согласно ей Конгресс не может официально поддерживать какую-либо религию, но при этом где-то с 50-х годов во многих американских штатах, в парках и библиотеках, появляются монументы с 10 заповедями, и Конгресс этому никак не препятствует. Собственно, герои фильма пытаются добиться какого-то равноправия: раз можно раскидать по всей Америке гранитные таблички с заповедями Моисея, то и с памятником Бафомету не должно быть проблем.
Первые таблички начали устанавливать в 1953 году по общенациональной программе одной религиозной организации, которая считала, что эти памятки, расположенные в школах, зданиях судов и других общественных местах, помогут в моральном воспитании молодежи. И здесь всплывает любопытное: выясняется, что в их установке был лично заинтересован Сесил ДеМилль, который как раз в начале 50-х снимал свой блокбастер «Десять заповедей».
ДеМилль позвонил идеологу программы (и по совместительству судье из Миннесоты) и предложил, как бы сейчас сказали, партнерство: организация теперь производит гранитные таблички, которые выглядят точно так же, как в фильме ДеМилля, а он помогает им собрать необходимые средства и организует торжественные открытия монументов, на которые приглашает своих звезд, Чарлтона Хестона и Юла Бриннера. Paramount с радостью поддерживает эту инициативу, таблички появляются в десятке штатов (и даже в Канаде), а фильм становится кассовым хитом.
В 2005 году Верховный суд постановит, что раз таблички были установлены для промо фильма, никакого нарушения Первой поправки тут нет: причины чисто экономические и с религией никак не связаны. О том, что происходит после, как раз рассказывает Hail Satan, гомерически смешной фильм с Сандэнса, в котором сатанисты неожиданно оказываются единственно разумными людьми.
30 секунд нового Ноэ, которого показывают в Каннах прямо сейчас.
Instagram
SAINT LAURENT
#SELF04 - LUX ÆTERNA GASPAR NOE CURATED by ANTHONY VACCARELLO ⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ “LUX ÆTERNA” WAS SELECTED TO BE SCREENED AT THE 2019 CANNES FILM FESTIVAL. ⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ DIRECTED BY @gasparnoeofficial PRODUCED by @ysl AND @vixens_films @gary.farkas LES…
10 короткометражек каннской Недели критики выложили на Festival Scope.
Они будут доступны до 2 июня, но нужно успеть зарегистрироваться, чтобы получить бесплатные «билеты»: их всего 500 на каждый фильм.
https://www.festivalscope.com/all/festival/la-semaine-de-la-critique-cannes/2019
Они будут доступны до 2 июня, но нужно успеть зарегистрироваться, чтобы получить бесплатные «билеты»: их всего 500 на каждый фильм.
https://www.festivalscope.com/all/festival/la-semaine-de-la-critique-cannes/2019
Festival Scope
La Semaine de la Critique | Cannes 2019 | Festival Scope
Festivals On Demand for Film Lovers World Wide!
Дочитала прекрасную книжку «Беседы с Луи Малем», которая недавно вышла у издательства Rosebud: вроде бы просто болтовня о фильмах, но не оторваться. Кинокритик Филип Френч расспрашивает режиссера про детство в Париже, его первые фильмы, эмиграцию в Америку: все путешествие по кинокарьере Маля укладывается в 8 глав.
Маль кажется очень симпатичным собеседником: говорит, что «Лифт на эшафот» было сложно снимать, потому что до этого он никогда не работал с актерами (были только рыбы у Кусто); вспоминает, как его бесил Ален Делон и что Брижит Бардо, на самом деле, оказалась не такой противной, как все ее представляли.
Вот один любопытный фрагмент — Луи Маль описывает май 1968-ого года и сорванный тогда Каннский кинофестиваль:
«В Париже я задержался недолго: меня попросили войти в жюри Каннского кинофестиваля. Мне эта идея понравилась: я долгое время не видел никакого кино, кроме индийского. <...>
— Кто был с вами в жюри?
Роман Полански, Теренс Янг, Моника Витти — это те, кого я запомнил. <...> Некоторое время спустя (точной даты не помню) из Парижа приехала делегация французских режиссеров — Трюффо, Годар и ещё несколько человек. Они встретились с теми из нас, кто уже был на фестивале — со мной, Лелушем и Клодом Берри.
На встрече они сказали, что присланы парижским профсоюзом кинематографистов и представляют свежесозданнный Революционный кинокомитет или что-то такое. Они сказали, что Каннский кинофестиваль надо остановить. <...>
Мне было поручено уговорить жюри подать в отставку; Комитет считал, что в этом случае фестиваль остановится сам собой. Я пришёл на собрание жюри, и там Теренс Янг сказал, что ему позвонили из французского профсоюза и, как член профсоюза, он должен подчиниться его требованиям. Я уговорил Монику Витти. Трюффо взял на себя Романа Полански, и тот сначала сказал, что уйдёт в отставку, но почти сразу передумал; мы сильно поссорились из-за этого. Большинство членов жюри согласились взять самоотвод.
Я пришёл во Дворец фестивалей, где режиссёры оккупировали сцену. Это был довольно забавный момент: организаторы пытались начать показ, Трюффо вцепился в занавес, не давая его раздвинуть, на сцене разгорелась настоящая драка. Я вышел, взял микрофон и сказал: «Жюри Каннского фестиваля ушло в отставку». Одни свистели, другие аплодировали. На этом фестиваль, можно сказать, закончился».
Забавно, конечно, что представляешь это все как какое-то важное историческое событие, а на деле там просто Трюффо в занавес вцепился.
Маль кажется очень симпатичным собеседником: говорит, что «Лифт на эшафот» было сложно снимать, потому что до этого он никогда не работал с актерами (были только рыбы у Кусто); вспоминает, как его бесил Ален Делон и что Брижит Бардо, на самом деле, оказалась не такой противной, как все ее представляли.
Вот один любопытный фрагмент — Луи Маль описывает май 1968-ого года и сорванный тогда Каннский кинофестиваль:
«В Париже я задержался недолго: меня попросили войти в жюри Каннского кинофестиваля. Мне эта идея понравилась: я долгое время не видел никакого кино, кроме индийского. <...>
— Кто был с вами в жюри?
Роман Полански, Теренс Янг, Моника Витти — это те, кого я запомнил. <...> Некоторое время спустя (точной даты не помню) из Парижа приехала делегация французских режиссеров — Трюффо, Годар и ещё несколько человек. Они встретились с теми из нас, кто уже был на фестивале — со мной, Лелушем и Клодом Берри.
На встрече они сказали, что присланы парижским профсоюзом кинематографистов и представляют свежесозданнный Революционный кинокомитет или что-то такое. Они сказали, что Каннский кинофестиваль надо остановить. <...>
Мне было поручено уговорить жюри подать в отставку; Комитет считал, что в этом случае фестиваль остановится сам собой. Я пришёл на собрание жюри, и там Теренс Янг сказал, что ему позвонили из французского профсоюза и, как член профсоюза, он должен подчиниться его требованиям. Я уговорил Монику Витти. Трюффо взял на себя Романа Полански, и тот сначала сказал, что уйдёт в отставку, но почти сразу передумал; мы сильно поссорились из-за этого. Большинство членов жюри согласились взять самоотвод.
Я пришёл во Дворец фестивалей, где режиссёры оккупировали сцену. Это был довольно забавный момент: организаторы пытались начать показ, Трюффо вцепился в занавес, не давая его раздвинуть, на сцене разгорелась настоящая драка. Я вышел, взял микрофон и сказал: «Жюри Каннского фестиваля ушло в отставку». Одни свистели, другие аплодировали. На этом фестиваль, можно сказать, закончился».
Забавно, конечно, что представляешь это все как какое-то важное историческое событие, а на деле там просто Трюффо в занавес вцепился.
Почти ничего не успеваю писать во время @beatfest, но покажу пару отличных материалов о двух фильмах из программы, которые меня очень тронули. Оба в каком-то смысле про закат эпохи: сейчас уже невозможно записать великий альбом, а на смену легендарным кутюрье давно пришли талантливые маркетологи, — и почему-то хочется об этом вздыхать.
В Forbes Life вышло пронзительное интервью Оливье Мейру, режиссёра фильма Celebration, который снимал Ива Сен-Лорана во время работы над его прощальной коллекцией. Мейру там рассказывает, что снимать Ива — это примерно то же самое, что наблюдать за животными в дикой природе: боишься спугнуть или нарваться на неприятности. Ив здесь уже не очень уверенно ходит и роняет рулоны с тканями, но все ещё вселяет благоговейный ужас и даже немного влюбляется в Летицию Каста. Это размеренный (хоть он и идет всего час) и очень болезненный фильм совсем не о моде, а о том, что можно посвятить жизнь вроде бы любимому делу, но потерять время и незаметно для себя самого принести в жертву все (возможно, даже больше, чем было нужно).
А у «Искусства кино» можно прочитать прекрасный текст про «Вудсток». Мне этот фильм очень симпатичен тем, что в нем нет ничего лишнего: только хроника и редкие документы, например, скомканный лист бумаги, с которого все началось, со списком потенциальных участников и вопрошающей надписью Toilets???. При этом за кадрами пестрой толпы и музыкантов, которых бьет током на залитой дождем сцене, просматривается значительная часть американской истории: первые музыкальные фестивали, реакция на убийство Кеннеди и Вьетнамскую войну, будущий крах движения хиппи, — об этом же и текст.
Билетов на «Вудсток», к сожалению, больше нет, но на Celebration еще остались: покажем его 6 июня в летнем «Пионере» и 7 июня в «Октябре», а 13-ого числа фильм выйдет в прокат (спустя 10 с лишним лет!).
В Forbes Life вышло пронзительное интервью Оливье Мейру, режиссёра фильма Celebration, который снимал Ива Сен-Лорана во время работы над его прощальной коллекцией. Мейру там рассказывает, что снимать Ива — это примерно то же самое, что наблюдать за животными в дикой природе: боишься спугнуть или нарваться на неприятности. Ив здесь уже не очень уверенно ходит и роняет рулоны с тканями, но все ещё вселяет благоговейный ужас и даже немного влюбляется в Летицию Каста. Это размеренный (хоть он и идет всего час) и очень болезненный фильм совсем не о моде, а о том, что можно посвятить жизнь вроде бы любимому делу, но потерять время и незаметно для себя самого принести в жертву все (возможно, даже больше, чем было нужно).
А у «Искусства кино» можно прочитать прекрасный текст про «Вудсток». Мне этот фильм очень симпатичен тем, что в нем нет ничего лишнего: только хроника и редкие документы, например, скомканный лист бумаги, с которого все началось, со списком потенциальных участников и вопрошающей надписью Toilets???. При этом за кадрами пестрой толпы и музыкантов, которых бьет током на залитой дождем сцене, просматривается значительная часть американской истории: первые музыкальные фестивали, реакция на убийство Кеннеди и Вьетнамскую войну, будущий крах движения хиппи, — об этом же и текст.
Билетов на «Вудсток», к сожалению, больше нет, но на Celebration еще остались: покажем его 6 июня в летнем «Пионере» и 7 июня в «Октябре», а 13-ого числа фильм выйдет в прокат (спустя 10 с лишним лет!).
The New Yorker опубликовал текст Гвиневер Тернер, сценаристки «Так сказал Чарли», о детстве в «Семье» Мела Лимана, и эти воспоминания почему-то оказались намного сложнее и многомернее, чем фильм по ее же сценарию. Тернер провела в коммуне Лимана первые 11 лет (фильму, впрочем, это не помогло) и до сих пор говорит об этом с трудом: просит не называть семью культом и все ещё беспокоится, что о ней подумают другие члены сообщества.
Она рассказывает, что в «Семье» Лимана верили, что все они когда-нибудь смогут жить на Венере: в 1974-м за ними должны были прилететь инопланетяне, поэтому в особенный день все собрались в гостиной, взяв с собой свою самую нарядную одежду и по одной любимой игрушке. Никто, конечно, не прилетел, и наутро все разошлись по спальням, но едва ли авторитет Лимана был подорван.
Самое интересное в этой истории — столкновение с обычной жизнью: когда мать Тернер покинет коммуну, по правилам исключат и ребенка. В новой школе придётся врать, что документов нет, потому что прежняя школа сгорела, и помалкивать о своём детстве, иначе от вопросов про оргии и ЛСД будет не отбиться (симптоматично, что в колледже все будет ровно наоборот). Тёрнер много лет мечтала вернуться, но передумала и уехала учиться: то ли выросла и поняла, что в детстве была свидетелем не одного преступления, то ли увлеклась идеями равноправия и просто не смогла свыкнуться с жёсткой гендерной иерархией в коммуне.
Про «Семью» Лимана в начале 70-х был написан исчерпывающий текст в The Rolling Stone, и в этой истории много занятного: первые книги музыканта, а теперь ещё и новоиспечённого духовного лидера Лимана, помогал издать Йонас Мекас. В коммуне некоторое время жили Марк Фрешетт и Дэрия Хэлприн из «Забриски Пойнт»: вместо того, чтобы и дальше сниматься у Антониони, Фрешетт ограбит банк по указанию Лимана, попадёт за решетку и умрет там от нелепой случайности всего в 27 лет. Сам Лиман умрет непонятно когда: документы не найдут, место захоронения тоже. Его «Семья» все ещё существует: занимается ремонтом домов, записывает альбомы и даже пытается судиться с The New Yorker.
Она рассказывает, что в «Семье» Лимана верили, что все они когда-нибудь смогут жить на Венере: в 1974-м за ними должны были прилететь инопланетяне, поэтому в особенный день все собрались в гостиной, взяв с собой свою самую нарядную одежду и по одной любимой игрушке. Никто, конечно, не прилетел, и наутро все разошлись по спальням, но едва ли авторитет Лимана был подорван.
Самое интересное в этой истории — столкновение с обычной жизнью: когда мать Тернер покинет коммуну, по правилам исключат и ребенка. В новой школе придётся врать, что документов нет, потому что прежняя школа сгорела, и помалкивать о своём детстве, иначе от вопросов про оргии и ЛСД будет не отбиться (симптоматично, что в колледже все будет ровно наоборот). Тёрнер много лет мечтала вернуться, но передумала и уехала учиться: то ли выросла и поняла, что в детстве была свидетелем не одного преступления, то ли увлеклась идеями равноправия и просто не смогла свыкнуться с жёсткой гендерной иерархией в коммуне.
Про «Семью» Лимана в начале 70-х был написан исчерпывающий текст в The Rolling Stone, и в этой истории много занятного: первые книги музыканта, а теперь ещё и новоиспечённого духовного лидера Лимана, помогал издать Йонас Мекас. В коммуне некоторое время жили Марк Фрешетт и Дэрия Хэлприн из «Забриски Пойнт»: вместо того, чтобы и дальше сниматься у Антониони, Фрешетт ограбит банк по указанию Лимана, попадёт за решетку и умрет там от нелепой случайности всего в 27 лет. Сам Лиман умрет непонятно когда: документы не найдут, место захоронения тоже. Его «Семья» все ещё существует: занимается ремонтом домов, записывает альбомы и даже пытается судиться с The New Yorker.
The New Yorker
My Childhood in a Cult
On our isolated commune, we kids were taught that the world was about to end. But my world ended when I was told to leave.
Наблюдала дистанционно за фестивалем документального кино в Шеффилде, который закончился на этой неделе. Главный приз там ушёл фильму Midnight Family о мексиканской семье, которая каждую ночь работает в собственной скорой помощи (открывающие титры сообщают, что государственных скорых в Мексике ничтожно мало, поэтому почти вся сфера здравоохранения находится в частных руках).
Собственно, все полтора часа камера следует за героями, особо не задерживаясь ни у них дома, ни в больницах: это почти роуд-муви, в котором частные скорые мчатся на вызовы так, будто это гонки Формулы-1; герои спорят с полицией, которая готова сделать все, чтобы отозвать у них лицензию и заработать, и периодически кто-то умирает, что показано очень деликатно (камера всегда чуть выше тех, кто истекает кровью, кричит и плачет).
На первый взгляд это очень простой фильм о том, что капитализм — это плохо, что медицина должна быть доступна всем и что думать о счетах, когда ты умираешь, ненормально. Но в какой-то момент дело примет почти гоголевский оборот: совсем юный парень, работающий в бригаде скорой, скажет, что вообще-то все эти трагедии выглядят волнующе и завораживающе, и что если бы не было страшных аварий, попыток суицида, домашнего насилия, много хороших людей — вроде врачей и гробовщиков — сидели бы без дела и не могли бы купить себе тако с газировкой после работы.
Ну и, конечно, очень болезненно воспринимается то, что никакого таинства смерти нет: пациент умер, распишитесь здесь, оплатите счёт.
Собственно, все полтора часа камера следует за героями, особо не задерживаясь ни у них дома, ни в больницах: это почти роуд-муви, в котором частные скорые мчатся на вызовы так, будто это гонки Формулы-1; герои спорят с полицией, которая готова сделать все, чтобы отозвать у них лицензию и заработать, и периодически кто-то умирает, что показано очень деликатно (камера всегда чуть выше тех, кто истекает кровью, кричит и плачет).
На первый взгляд это очень простой фильм о том, что капитализм — это плохо, что медицина должна быть доступна всем и что думать о счетах, когда ты умираешь, ненормально. Но в какой-то момент дело примет почти гоголевский оборот: совсем юный парень, работающий в бригаде скорой, скажет, что вообще-то все эти трагедии выглядят волнующе и завораживающе, и что если бы не было страшных аварий, попыток суицида, домашнего насилия, много хороших людей — вроде врачей и гробовщиков — сидели бы без дела и не могли бы купить себе тако с газировкой после работы.
Ну и, конечно, очень болезненно воспринимается то, что никакого таинства смерти нет: пациент умер, распишитесь здесь, оплатите счёт.
Четвёртый (и третий для меня) год делаем кинофестиваль на «Стрелке»: каждое лето показываем 10 фильмов, отобранных в Каннах, Берлине, Локарно, на Кинотавре и других фестивалях.
В этом году, как обычно, стартуем 19 июля, но кое-что покажем уже сейчас: «Паразитов» с их «Пальмовой ветвью» можно будет посмотреть уже послезавтра (20 июня), а в пятницу (21 июня) увидеть нового Джармуша.
Ну и важное уточнение, показы бесплатные, по регистрации: она откроется на сайте «Стрелки» за день до показа в 12:00.
В этом году, как обычно, стартуем 19 июля, но кое-что покажем уже сейчас: «Паразитов» с их «Пальмовой ветвью» можно будет посмотреть уже послезавтра (20 июня), а в пятницу (21 июня) увидеть нового Джармуша.
Ну и важное уточнение, показы бесплатные, по регистрации: она откроется на сайте «Стрелки» за день до показа в 12:00.
Strelka
Strelka Institute for Media, Architecture and Design
New learning opportunities: online lectures, workshops, discussions, webinars, conferences and public talks.