«50 лет тому назад, в понедельник, 29 января 1973 года, Александр Шмеман открывает первую страницу новой тетради и записывает: «Вчера в поезде думал: пятьдесят второй год, больше четверти века священства и богословия — но что все это значит?» Дневник будет продолжаться более десяти лет и станет одним из главных документов новейшей православной мысли — и важным чтением совсем не только для православных и даже не только для верующих»
Написал для Уикенда о самом душеспасительном чтении последних лет
https://www.kommersant.ru/doc/5774852
Написал для Уикенда о самом душеспасительном чтении последних лет
https://www.kommersant.ru/doc/5774852
Коммерсантъ
Утверждение радости
Как «Дневники» протоиерея Александра Шмемана помогают найти выход, когда выхода нет
Forwarded from Полка
Недавно «Полка» провела большой опрос: какие зарубежные писатели XX века сформировали русского читателя? Оказалось, что на это влияло множество вещей: и доступность текстов, и соперничество переводческих школ, и советскую цензуру, и ситуацию с авторскими правами, и, разумеется, моду, которая в одних случаях оказалась скоротечной, а в других переросла в стойкую любовь. Хемингуэй и Борхес, Сэлинджер и Вулф, Брэдбери и Линдгрен — как они приходили к нам, как встраивались в канон чтения и что в нём меняли? Обо всём этом мы разговариваем в новом выпуске подкаста «Полки».
Apple Podcasts: https://clc.to/hily2Q
Google Podcasts: https://clc.to/F50xZg
Яндекс.Музыка: https://clc.to/eBfXtQ
SoundCloud: https://clc.to/SxgSgg
Castbox: https://clc.to/UI0j7Q
Spotify: bit.ly/3HbK7RG
YouTube: https://youtu.be/ehXfOeLgbL8
Apple Podcasts: https://clc.to/hily2Q
Google Podcasts: https://clc.to/F50xZg
Яндекс.Музыка: https://clc.to/eBfXtQ
SoundCloud: https://clc.to/SxgSgg
Castbox: https://clc.to/UI0j7Q
Spotify: bit.ly/3HbK7RG
YouTube: https://youtu.be/ehXfOeLgbL8
Forwarded from Love them all
Хочу поделиться большой радостью: в моих любимых «Подписных изданиях» опубликован предзаказ на книгу «24 слова», общее дело издательства и нашего проекта «Объединение», а по совместительству главное, над чем я работала в прошлом году. Кажется, что почти год назад мы все потеряли почву под ногами, а слова потеряли своё значение. Каким стало теперь «одиночество», «смерть», «побег», «свобода» — и ещё 20 слов размышляют как большие художники и писатели (Пивоваров, Сокол, Радя; Сапрыкин, Мизиано, Долецкая), так и не такие известные/молодые авторы. Самое радостное, что книга получилась доступной. Вся выручка от продажи этой книги будет перечислена в фонд AdVita, помогающий детям и взрослым с онкологическими, гематологическими и иммунологическими заболеваниями. Ссылка на предзаказ - здесь. Всего 3000 экземпляров .
кое-что об актуальной публицистике и тренингах личностного роста https://www.kommersant.ru/doc/5824337
Коммерсантъ
Коллективная западня
Почему мы верим серьезным людям с экрана
Завтра в кино выходит новый российский блокбастер про Нюрнбергский процесс, многого не ждем, но раз представился повод — написал для Коммерсантъ Weekend’a про Нюрнберг: чему он учит, можно ли его повторить и есть ли на свете высшая справедливость
Коммерсантъ
Важен процесс
Чего достиг и чего не смог достичь Нюрнбергский процесс
Forwarded from я просто текст
В российский прокат на днях выходит фильм «Нюрнберг»; очевидно, Нюрнбергский процесс будет много обсуждаться. Собственно, уже обсуждается: вот, например, хороший текст Юрия Сапрыкина, который не про фильм, а про сам процесс и про то, как на него сейчас можно смотреть из России.
В частности, там упоминается недавняя книжка американки Франсин Хирш «Soviet Judgment at Nuremberg». Я ее недавно прочитал (спасибо за совет Егору Сенникову) и могу посоветовать тем, кто готов иметь дело с нарративом академического типа, в который упаковано большое количество увлекательной фактуры. То есть Хирш, с одной стороны, старается каждую главу начинать с какой-то сцены и одушевлять персонажей, с другой — судебный процесс есть судебный процесс, а книга представляет собой его прилежную хронику: день за днем советские делегаты и их коллеги из других стран выслушивают и допрашивают свидетелей, смотрят фильмы со свидетельствами военных преступлений, подают ходатайства, спорят с судьями, а вечерами пьют в гостях друг у друга.
Книжка, как понятно по названию, сфокусирована именно на деятельности советской делегации, хотя и подробное представление о ходе всего процесса по ней составить, конечно, можно. Так вот, если руководствоваться книгой Хирш, фильм про «наших» в Нюрнберге можно было бы делать в двух направлениях.
Первое — это комедия. Поскольку Сталин, Молотов и Вышинский хотят контролировать все происходящее в ручном режиме, а нет ни времени, ни ресурсов (тупо отсутствует достаточное количество хороших переводчиков с немецкого на русского; понятно, что с такими людьми происходило во время войны), все получается через жопу — советская делегация вечно опаздывает с заявлениями, их застают врасплох и обвиняемые, и американцы; в какой-то момент главный советский обвинитель Руденко, в очередной раз подписав что-то не то, вообще исчезает на несколько дней и потом обнаруживается в Лондоне с какими-то маловразумительными извинениями. И так — всю дорогу: Сталин представляет себе суд как ультимативный показательный процесс, а союзники — как настоящий суд, и из-за этого все время возникают какие-то недоумения и гэги.
А второй путь — это драма про советского правоведа Арона Трайнина, человека, который фактически изобрел понятия «преступление против мира» и «преступная агрессия» и ввел их в мировой юридический контекст, был интеллектуальным мотором советской делегации в Нюрнберге, а потом чудом выжил во время сталинской кампании против «космополитизма» и, в общем, так никогда и не обрел признания.
Впрочем, что-то подсказывает мне, что фильм Николая Лебедева будет показывать совсем другое.
https://www.amazon.com/Soviet-Judgment-Nuremberg-International-Military-ebook/dp/B0876CRCL2/
В частности, там упоминается недавняя книжка американки Франсин Хирш «Soviet Judgment at Nuremberg». Я ее недавно прочитал (спасибо за совет Егору Сенникову) и могу посоветовать тем, кто готов иметь дело с нарративом академического типа, в который упаковано большое количество увлекательной фактуры. То есть Хирш, с одной стороны, старается каждую главу начинать с какой-то сцены и одушевлять персонажей, с другой — судебный процесс есть судебный процесс, а книга представляет собой его прилежную хронику: день за днем советские делегаты и их коллеги из других стран выслушивают и допрашивают свидетелей, смотрят фильмы со свидетельствами военных преступлений, подают ходатайства, спорят с судьями, а вечерами пьют в гостях друг у друга.
Книжка, как понятно по названию, сфокусирована именно на деятельности советской делегации, хотя и подробное представление о ходе всего процесса по ней составить, конечно, можно. Так вот, если руководствоваться книгой Хирш, фильм про «наших» в Нюрнберге можно было бы делать в двух направлениях.
Первое — это комедия. Поскольку Сталин, Молотов и Вышинский хотят контролировать все происходящее в ручном режиме, а нет ни времени, ни ресурсов (тупо отсутствует достаточное количество хороших переводчиков с немецкого на русского; понятно, что с такими людьми происходило во время войны), все получается через жопу — советская делегация вечно опаздывает с заявлениями, их застают врасплох и обвиняемые, и американцы; в какой-то момент главный советский обвинитель Руденко, в очередной раз подписав что-то не то, вообще исчезает на несколько дней и потом обнаруживается в Лондоне с какими-то маловразумительными извинениями. И так — всю дорогу: Сталин представляет себе суд как ультимативный показательный процесс, а союзники — как настоящий суд, и из-за этого все время возникают какие-то недоумения и гэги.
А второй путь — это драма про советского правоведа Арона Трайнина, человека, который фактически изобрел понятия «преступление против мира» и «преступная агрессия» и ввел их в мировой юридический контекст, был интеллектуальным мотором советской делегации в Нюрнберге, а потом чудом выжил во время сталинской кампании против «космополитизма» и, в общем, так никогда и не обрел признания.
Впрочем, что-то подсказывает мне, что фильм Николая Лебедева будет показывать совсем другое.
https://www.amazon.com/Soviet-Judgment-Nuremberg-International-Military-ebook/dp/B0876CRCL2/
«Горький» опубликовал заходную статью (мою) из будущего сборника «24 слова», собранного Мариной Анциперовой и изданного магазином «Подписные издания»: о слове «будущее» или, вернее, о лозунге «No Future»
«Горький»
Будущее закончилось, началась реальность
Юрий Сапрыкин о девизе «No Future!»
Forwarded from Полка
Цензура сопровождала русскую литературу всегда — со времён древнерусской церковной книжности до нынешнего времени, когда она вроде бы формально запрещена. В новом выпуске нашего подкаста редакция «Полки» рассказывает, как писатели жили в непрошеных отношениях с цензорами — в число которых иногда входили цари и генсеки. Что думал о цензуре Пушкин, как работали тамиздат Герцена и самиздат советских пишущих машинок, помешает ли непрозрачная упаковка прочитать книги неугодных власти современников?
Слушайте на удобных для вас платформах:
Apple Podcasts: https://clc.to/mek3kg
Google Podcasts: https://clc.to/WbuCHA
Яндекс.Музыка: https://clc.to/K1N_bg
SoundCloud: https://clc.to/pZ5aew
Castbox: https://clc.to/uYc5Kg
VK: https://clc.to/KHodgQ
Слушайте на удобных для вас платформах:
Apple Podcasts: https://clc.to/mek3kg
Google Podcasts: https://clc.to/WbuCHA
Яндекс.Музыка: https://clc.to/K1N_bg
SoundCloud: https://clc.to/pZ5aew
Castbox: https://clc.to/uYc5Kg
VK: https://clc.to/KHodgQ
Forwarded from Подписные издания
Из типографии приехала долгожданная новинка, над которой команды «Объединения» и «Подписных» работали почти год, – сборник разножанровых текстов и произведений визуального искусства «24 слова».
Эта антология объединила писателей и журналистов, художников, кураторов и критиков, активистов, врачей и благотворителей. В их произведениях — поиск ответов на вопросы, которые сегодня волнуют нас всех. В ответах мало утешительного, но «24 слова» — это не антидепрессант, не плач и не манифест; это зеркало.
Вся прибыль от продажи книги будет перечислена в фонд AdVita.
11-12 марта в Петербурге пройдет выставка «24 слова» в поддержку книги. На выставке будут представлены работы Миши Никатина, Тимофея Ради, Саши Mademuaselle, Тимы Илларионова, Саши Язова, Алисы Горшениной, Бориса Макарова, Лизы Бобковой и других художников, скульпторов и фотографов. Все подробности здесь.
Эта антология объединила писателей и журналистов, художников, кураторов и критиков, активистов, врачей и благотворителей. В их произведениях — поиск ответов на вопросы, которые сегодня волнуют нас всех. В ответах мало утешительного, но «24 слова» — это не антидепрессант, не плач и не манифест; это зеркало.
Вся прибыль от продажи книги будет перечислена в фонд AdVita.
11-12 марта в Петербурге пройдет выставка «24 слова» в поддержку книги. На выставке будут представлены работы Миши Никатина, Тимофея Ради, Саши Mademuaselle, Тимы Илларионова, Саши Язова, Алисы Горшениной, Бориса Макарова, Лизы Бобковой и других художников, скульпторов и фотографов. Все подробности здесь.
Colta.ru собрала круглый стол оставшихся, поговорить о том, каково нам тут. Участвуют: Елена Ковальская / экс-Центр Мейерхольда, искусствовед Надежда Плунгян, Александр Иванов / Ad Marginem и я. Спасибо Екатерине Вахрамцевой и Михаилу Ратгаузу за приглашение, участие и титаническую редактуру. Разговор получился таким длинным, что пришлось разбить надвое: вот первая часть, а вот вторая.
www.colta.ru
Встреча на Ленивке (Первые три часа)
Пятичасовой разговор Елены Ковальской, Нади Плунгян, Юрия Сапрыкина и Александра Иванова о том, почему сегодня необходимо быть в России. Разговор ведут Михаил Ратгауз и Екатерина Вахрамцева
Forwarded from Гридасов с бородой
Узнал, что сегодня умер Сережа Леонтьев, добрый человек-молчун, человек-одиночка, тихий алкоголик, великий фотограф. Мы с ним вместе были только в одной командировке, в предъюбилейной Казани-2004, после съемок он запирался в гостиничном номере, и я не понимал, зачем он вечерами прячется от нашей молодой и бодрой компании. Я ходил по Казани с фотоаппаратом, типа учился снимать, он молча смотрел на мои мучения, я там пытался заснять то какую-то красоту, то какую-то очередную предъюбилейную стройку, с образом грандиозной стройки ничего не выходило, одна грязь и мусор в кадре, я вертел фотоаппарат то так, то сяк, а Сережа вдруг говорит: а потому что тебе зацепиться не за что. И показал пальцем на точку вдали – сюда, цепляйся, как за гвоздик. И кадр выстроился.
Последний раз виделись в середине прошлого февраля, затевался новый проект, ходили с ним по парку, изучали местность, я грешным амбициозным делом мечтал, что вот наконец-то допишу свою мучительную книгу, и Сережа снимет для нее «Москву братьев Старостиных». Ну а кто еще может так снять и город, и дома, и людей, и пустоту, как не Леонтьев?
Он начинал в концептуальные 1980-е, группа «Непосредственная фотография», молодые гении, кто знает фотографию, тот знает их уличные, черно-белые имена – Шульгин, Пиганов, Мухин, Михайлов. Потом были много лет в «Афише», той еще, настоящей «Афише», а я потом весь год – проект оборвался на полуфевральском слове, гуляя по парку, снимал зиму, весну, дома и деревья, лето и воду, и всё примерялся, а как бы это снял Леонтьев? Что увидел бы он? Эх, нету рядом Сережи, он бы мне показал, за что зацепиться, где тот надежный, маленький, крепкий гвоздик.
Сережа, все его звали – Сережа. Переживали за него. Переспрашивали, как он?
Странное дело, не видишь годами человека, а потом случайно встретишься с ним, он, как всегда, молчит, а ты радуешься этой встрече, и почему-то сразу тепло на душе, а потом узнаешь случайно, что он умер, и дырка в стене, и пятно на обоях, и солнечный лучик по стене ходит растерянный, будто потерял кого-то.
Последний раз виделись в середине прошлого февраля, затевался новый проект, ходили с ним по парку, изучали местность, я грешным амбициозным делом мечтал, что вот наконец-то допишу свою мучительную книгу, и Сережа снимет для нее «Москву братьев Старостиных». Ну а кто еще может так снять и город, и дома, и людей, и пустоту, как не Леонтьев?
Он начинал в концептуальные 1980-е, группа «Непосредственная фотография», молодые гении, кто знает фотографию, тот знает их уличные, черно-белые имена – Шульгин, Пиганов, Мухин, Михайлов. Потом были много лет в «Афише», той еще, настоящей «Афише», а я потом весь год – проект оборвался на полуфевральском слове, гуляя по парку, снимал зиму, весну, дома и деревья, лето и воду, и всё примерялся, а как бы это снял Леонтьев? Что увидел бы он? Эх, нету рядом Сережи, он бы мне показал, за что зацепиться, где тот надежный, маленький, крепкий гвоздик.
Сережа, все его звали – Сережа. Переживали за него. Переспрашивали, как он?
Странное дело, не видишь годами человека, а потом случайно встретишься с ним, он, как всегда, молчит, а ты радуешься этой встрече, и почему-то сразу тепло на душе, а потом узнаешь случайно, что он умер, и дырка в стене, и пятно на обоях, и солнечный лучик по стене ходит растерянный, будто потерял кого-то.
Вспомнил сегодня первое появление Сережи Леонтьева в Афише: лето 2000-го, по поводу какой-то фотовыставки в журнале на две полосы — черно-белое фото зависшей в небе птицы, и маленький текст Агуновича, мол, живет такой фотограф, способный часами ждать, когда вылетит подходящая птица или случится какой-нибудь ещё неповторимый выверт реальности. На тот же номер пришелся первый большой фестиваль «Нашествие», и его устроители потом жутко возмущались: у нас группа Король и Шут, ночной показ Брата-2, 70 тыщ народу, а в журнале про фестиваль три строчки, зато сраного голубя влепили на разворот. КиШ и Брат-2 по всей очевидности победили, но думаю, приоритеты тогда были расставлены правильно. Ну и вообще, на фоне всего, что тут происходило в эти 23 года, человек, способный часами смотреть и ждать подходящую птицу — он прожил хорошую жизнь.