Очень люблю эту фотографию фостеровского небоскреба HSBC в Гонконге. Одно из общественных пространств разместили под «брюхом» стеклянного атриума, куда клерки попадают по эскалаторам и через входы в других частях здания.
upd: спасибо подписчице, которая объяснила, что происходит на снимке:
Площадь под зданием не только свободна для посещения, но и стала первым местом встречи профсоюза домашних работниц, в основном мигранток из Филиппин. Каждое воскресенье домашние работницы собираются в парках на набережной, на пешеходных мостах, на широких улицах и т.д., и проводят время с подругами и с семьями, вне дома, в котором они работают в остальные дни. Именно это запечатлено на кадре
upd: спасибо подписчице, которая объяснила, что происходит на снимке:
Площадь под зданием не только свободна для посещения, но и стала первым местом встречи профсоюза домашних работниц, в основном мигранток из Филиппин. Каждое воскресенье домашние работницы собираются в парках на набережной, на пешеходных мостах, на широких улицах и т.д., и проводят время с подругами и с семьями, вне дома, в котором они работают в остальные дни. Именно это запечатлено на кадре
Книжный магазин в храме я уже показывала, а вот его дальний родственник: El Ateneo Grand Splendid в Буэнос-Айресе. После Первой мировой войны здесь был театр и выступали легендарные танцоры танго, с 1930-х крутили немое кино — причем тоже под музыку танго — а к концу века кинотеатр до того обветшал, что его собирались снести. Знаменитая аргентинская сеть книжных выкупила здание и открыла там флагманский магазин. Единственное серьезное вмешательство — круглая прорезь для двух эскалаторов в полу на месте зрительных кресел. Но все остальное сберегли как могли. Театральные ложи, кстати, тоже не тронули: там можно посидеть с книгой. А на сцене теперь кафе.
Примерно в 1985-86 годы фотограф Патрик Пил приехал в Берлин и запечатлел Стену. Есть много историй о судьбах, сломанных этим бетонным монолитом. Он разлучал семьи на десятилетия; рядом с ним погибли не менее 140 человек, большинство из них — при попытке бегства через внутригерманскую границу.
Но была и другая, будничная жизнь: детские игры, вечеринки у бассейна, свидания и походы на рыбалку. В этом фотоэссе удалось избежать морализаторства —фотограф не осуждает, просто фиксирует быт людей, которые привыкли жить рядом с чудовищем.
Но была и другая, будничная жизнь: детские игры, вечеринки у бассейна, свидания и походы на рыбалку. В этом фотоэссе удалось избежать морализаторства —фотограф не осуждает, просто фиксирует быт людей, которые привыкли жить рядом с чудовищем.
Чем дольше изучаю творческую сторону архитектуры, тем больше убеждаюсь, что материя во многих случаях — не цель, а средство для передачи состояний и эмоций. Точнее всех про это написал Петер Цумтор. Он говорил, что его подход основан на творческой интерпретации личных воспоминаний и ощущений: особом свете и запахе бабушкиной кухни, прикосновении к старой дверной ручке; радости, которую испытываешь, когда тебе 10 и ты куда-нибудь бежишь со всех ног.
В очередной раз прокрутила в голове эту мысль, когда увидела проект чешского бюро H3T Architeckti — временную инсталляцию в виде «летающего» дома. Его подвесили на тросах и он в течение 39 дней болтался под аркой заброшенного железнодорожного моста, который когда-то построили военные. Идея предельно простая, но убери отсюда что-нибудь — черную краску, мокрый от снега бетон, удлиненную форму дома или его мнимую «невесомость» — и жутковатый образ сразу рассыплется.
В очередной раз прокрутила в голове эту мысль, когда увидела проект чешского бюро H3T Architeckti — временную инсталляцию в виде «летающего» дома. Его подвесили на тросах и он в течение 39 дней болтался под аркой заброшенного железнодорожного моста, который когда-то построили военные. Идея предельно простая, но убери отсюда что-нибудь — черную краску, мокрый от снега бетон, удлиненную форму дома или его мнимую «невесомость» — и жутковатый образ сразу рассыплется.
Монумент «Мы — наши горы» на подъезде к городу Степанакерт в Арцахе . Еще его часто называют Տատիկ-պապիկ, «татик-папик», то есть «бабушка и дедушка». У него два основных прообраза. Первый — скульптурная работа «Карабахцы» того же автора, Саркиса Багдасаряна. Он создал ее за два года до монумента в Арцахе. Второй — вершины горы Арарат.
Багдасарян отказался от массивного постамента, чтобы складывалось впечатление, будто скульптуры вросли в рельеф. Французский географ Жерар Дюмон в книге "Haut-Karabagh : géopolitique d’un conflit sans fin" пишет, что когда на открытие памятника приехали чиновники из Баку, они спросили: «Разве у этих фигур нет ног?» Багдасарян ответил: «Они есть, и они глубоко укоренились в своей земле».
Багдасарян отказался от массивного постамента, чтобы складывалось впечатление, будто скульптуры вросли в рельеф. Французский географ Жерар Дюмон в книге "Haut-Karabagh : géopolitique d’un conflit sans fin" пишет, что когда на открытие памятника приехали чиновники из Баку, они спросили: «Разве у этих фигур нет ног?» Багдасарян ответил: «Они есть, и они глубоко укоренились в своей земле».
Если вы играли в Барби или успели посмотреть фильм Греты Гервиг, то наверняка заметили, что кукольные дома там очень модернистские и практически лишены непрозрачных стен. Пластиковые куклы спят, едят и принимают душ на виду друг у друга. Все потому, что по природе своей они лишены стыда — а значит, им нечего скрывать. И если смотреть на фильм Гервиг под таким углом, то ссылка Барби и Кена в реальный мир обретает много общего с классическим библейским сюжетом — изгнанием из Рая
Минутка белого пальто, или чем плоха экзотизация без знания контекста. Вот популярная картинка из пинтерест — угледробилка в Пенсильвании конца XIX века. Если забить ее в гугл, довольно быстро выяснится, что уголь раскалывали “breaker boys” — так называли детей, работавших на шахтах. Они часто погибали из-за плохих условий труда, пожаров или в потасовках с другими мальчиками. Вот хорошее мини-исследование при поддержке Йельского университета на эту тему.