Вернакуляр — это то, что иногда называют архитектурой самостроя; здания, которые появились как бы сами собой, без непосредственного участия власти или других официальных структур. Иванов обозначает вернакулярные города как противоположность колониальным — метрополия манифестирует свое величие через архитектуру в том числе через снос «гнилых трущоб», которые надо «довести до ума»*.

Из-за такого подхода к среде в большинстве стран бывшего СССР образовался замкнутый круг: вернакулярные районы не осознаются как ценность, их уничтожают, и из-за этого они обесцениваются еще больше. Причину Иванов видит в модерно-колониальной оптике, которая присуща многим архитекторам и городским чиновникам — автор приводит в пример главного архитектора Москвы Сергея Кузнецова, который говорит, что «незначимая» историческая архитектура «обрекается... на легкий и безжалостный снос».

В то же время существует Хартия по построенному вернакулярному наследию (Charter on the Built Vernacular Heritage) — ее приняли в 1999 году на 12-й Генеральной ассамблее ИКОМОС в Мехико. Быть может, со временем она приобретет такое же значение, как Венецианская хартия в реставрации — но чтобы это произошло, боюсь, понадобится далеко не одна подобная книга.

*В Армении в этом смысле сложилась парадоксальная ситуация: при советской власти города реконструировались не заезжими московскими архитекторами, как бывало, к примеру, в Центральной Азии; это делали сами армяне. На фотографиях выше — Конд, один из старейших кварталов Еревана, уцелевший во время большой послевоенной стройки.

Hidden gem из канала архитектора-кондитера Мари Троицкой «А как там в Париже?»: квартира Огюста Перре. Это архитектор, у которого Корбюзье работал в начале карьеры и многому научился по части работы с бетоном. После Второй мировой Перре разрабатывал застройку города Гавра, а делегация советских архитекторов во главе с Хрущевым ездила туда, чтобы перенять опыт панельного строительства. Интересно, что в его собственной квартире бетона почти нет — только отдельные поверхности да колонны.

Кстати, у Троицкой буквально на следующей неделе выходит книга про парижскую архитектуру, а у нее в канале собрано бесконечное множество прекрасных мест. Несколько моих любимых: дом-ателье архитектора Андре Люрса с камином Валентины Шлегель (на картинке к посту — апартаменты ее авторства и сама она за работой), музей Бурделя, бутик Hermes в бывшем общественном бассейне.

Термин дня: Томассон. Японский художник Гэнпей Акасегава придумал его, чтобы обозначать иррациональные городские артефакты. В 1980-е он увидел в Токио лестницу, которая вела в никуда; тем не менее было заметно, что ее ремонтируют и убирают. Постепенно Акасегава начал замечать вокруг все больше «бесполезных» дверей, окон, ворот и мостов. У него появились последователи. Их наблюдения легли в основу энциклопедии Thomasson Illustrated Encyclopedia и обнажили драматическую разницу в восприятии заурядного. На фотографии — The A-bomb type, так называемый 2D-Томассон. Японское сознание декодирует силуэт снесенного здания как тень от ядерного взрыва — подобную тем, что оставались от людей после бомбардировок Хиросимы и Нагасаки.

Иногда это часть политики, способ переписать историю и провозгласить себя венцом прошлого — Саддам Хусейн «восстанавливал» Вавилон и даже приказал ставить на кирпичах клейма со своим именем подобно тому, как это делал Навуходоносор II. Иногда это прямой расчет на то, что людям не очень важна подлинность (это не хорошо и не плохо — как есть); в Китае и США существует минимум три «копии» Венеции.

На фотографиях выше — еще один объект из Китая, поразивший меня до глубины души. Это кампус Ox Horn компании Huawei на северо-западе Шэньчжэня. Проект прославляет «историю неудач и успехов» человечества и состоит из копий 12 европейских достопримечательностей: есть, например, немецкий Гейдельбергский замок и таллиннская церковь Нигулисте. Зоны соединяет трамвайная линия по образцу поездов Stadler Rail для железной дороги Юнгфрау в Швейцарии.

Дело в том, что в Китае очень долгая традиция репликации ландшафтов — это началось еще во времена Империи Цин. Воссоздание достопримечательностей в данном случае — показатель мастерства и превосходства и своего рода форма пропаганды, демонстрирующая способность восстанавливать культурные и технические достижения других стран.

Литовский город Друскининкай — популярный у местных бальнеологический курорт (бальнеология — это вот то самое дореволюционное «поехать на воды»). В 1980-х там построили совершенно безумный ансамбль санатория по проекту супругов Ромуальдаса и Аушры Шилинскас — хорошо видно, что дело происходит уже на излете советской эпохи, когда контроль ослаб и архитекторам многое позволялось. Рядом с основными зданиями была водонапорная башня для целебной воды. Увы, наступление XXI века она не пережила: снесли в 2005 году. А санаторий превратили в аквапарк.