домики
20.3K subscribers
3.05K photos
6 videos
376 links
Привет, меня зовут Ася и я очень люблю архитектуру.

Если вы хотите что-то подсказать, предложить или нашли неточность, пишите: @bulletproofish
Download Telegram
Когда в 1997 году Дэвид Чипперфильд выиграл конкурс на восстановление Нового музея, немцы были не рады. Архитектор отказался восстанавливать здание, разрушенное во время Второй мировой, в первоначальном виде. Нет, сказал он, мы не станем врать — и ни в коем случае не будем маскировать утраченные элементы под исторические. Мы сохраним все подпалины, все следы от снарядов — все то, что свидетельствует о страшном прошлом Германии.

Даже в XXI веке нацистский период остаётся для Германии чувствительной темой — так что с Чипперфильдом спорили все 16 лет, пока шло восстановление. Однако работу удалось закончить именно в том виде, на котором он настаивал. Сегодня это здание, многократно награжденное и отмеченное множеством похвал, — один из наиболее выдающихся и деликатных примеров работы с неудобным наследием.

Это одна из моих любимых историй о современной архитектуре. Потому что она про то, насколько важно проговаривать правду — даже самую неприглядную.
Под Ригой есть мощнейший послевоенный монумент — он находится на месте концлагеря Саласпилс. В пространствах, где совершались преступления против человечности, особенно важна тема подлинности — бараков, в которых жили люди, сторожевых вышек, мест казни. Само их существование воздействует сильнее, чем любая архитектура памяти. Но в Саласпилсе нацисты сожгли все постройки — не осталось ни одного свидетеля кроме леса. Так что со зрителем работают с помощью образов. При входе на территорию нужно пройти под бетонной плитой, изрезанной линиями. Плита кажется очень тяжелой, готовой буквально рухнуть. Надпись на ней гласит: «За этими воротами стонет земля». Это строчка из стихотворения рижского поэта Эйжена Вевериса, который был узником лагеря и сумел спастись.
Про Мариуполь. Единственный приемлемый формат участия России в восстановлении этого и других городов — репарации. Ни о каком прямом воздействии на город не может быть речи.

Архитектура всегда устремлена в будущее — она задает рамки жизни на многие десятилетия вперед. Тоталитарные и авторитарные режимы хорошо это понимают, поэтому часто стремятся подчинить себе пространство — переделать город или повлиять на стилистику. И когда представители страны, разрушившей Мариуполь, заявляют о планах отстроить его заново — они повторно отбирают будущее у людей, которым причинили и без того непоправимый вред. В случае с прошлым механика та же. Только те, кому принадлежали эти некогда целые здания, имеют право определять, от чего следует избавляться — а что сохранять.
В 2014 году вышла игра Assassin’s Creed Unity, где детально воссоздали Собор Парижской Богоматери. Об этом вспомнили сразу, как только в апреле 2019 года храм сгорел. Думали даже, что 3D-модель поможет восстановить здание, но, увы, она оказалась недостаточно точной и подробной. Однако оцифровка храма сыграла роль в осмыслении трагедии: она легла в основу Save Notre-Dame on Fire — игры от первого лица, где вы — пожарный, которому поручено справиться с огнем.

Мне очень нравится, какой ракурс избрали создатели: игрок не сможет полностью избежать пожара, но у него есть возможность сделать все для уменьшения урона. В конечном счете это помогает смириться с утратой, но не отрицать ее.
В начале 1970-х американская компания Cadillac Wheels выпустила первые полиуретановые колеса для скейтов. Кататься стало куда удобнее, так что число скейтеров в США множилось с огромной скоростью — и города оказались совершенно не готовы к этому. Скейт-парков еще не придумали, а стране, погружавшейся в пучины нефтяного кризиса, хватало и других забот.

Скейтерам ничего не оставалось кроме как исследовать города самостоятельно — и в Калифорнии их внимание довольно быстро привлекли водохранилища и бассейны, которые в те годы часто пустовали из-за особенно засушливых и жарких летних сезонов.

Выяснилось, что лучше всего для катания подходил бассейн-«почка». Эту форму в 1930-е придумал Алвар Аалто для виллы Майреа — до того бассейны всегда были прямоугольными, — и затем она перекочевала в американские субурбии и стала одной из самых популярных в частных домах.

Трюки, изобретенные в 1970-х годах в пустых плавательных бассейнах Калифорнии, все еще выполняются 50 лет спустя, а в скейт-парках используют те же бетонные чаши. В наше время история замкнулась в краснодарском проекте команды XSA Ramps, которая сделала крытый скейт-парк Bowl Alvar Aalto.
Тюрьма Вальпараисо, в которой содержались политические заключенные во время диктатуры Аугусто Пиночета, закрылась в 1999 году и вновь открылась в 2013 году в виде парка культуры. Прошлые экспонаты включают фреску «Пабло» (Для Пабло) китайского художника Ай Вэйвэя — дань уважения чилийскому политическому деятелю, лауреату Нобелевской премии по литературе Пабло Неруде. О причинах смерти Неруды до сих пор спорят — по одной из версий, он был отравлен неизвестным ядом по приказу Пиночета.
И еще кое-что про тюрьмы. В мире найдется по меньшей мере несколько десятков бывших тюремных зданий, облюбованных гостиничным бизнесом. Связано это и с тем, что планировки близки к отельным (помните мсье Густава, развозившего супы по тюрьме в фильме «Отель „Гранд Будапешт“»?), и с уменьшением числа заключенных в отдельных странах.

Я думаю, что реконструкции исторических объектов, особенно таких, могут многое поведать о качестве жизни, настроениях в обществе и его травмах. Чтобы превращение тюрьмы в отель стало в принципе возможным, пенитенциарная система не должна вызывать стойкую ассоциацию с пытками и бесправием — иначе никто просто не захочет снять там номер.
Этическая сторона подобных проектов в любом случае вызывают много вопросов. Подтверждает это прошлогодняя история с отелем Malmaison Oxford в историческом здании тюрьмы, закрытой в 1996 году. Комик Анна Серегина опубликовала в Твиттере фотографии людей, которые делали снимки на фоне отельных интерьеров, и написала: «Найдена тюрьма, переделанная в отель для инфлюэнсеров 🥰».

После этого отель активно критиковали в СМИ и соцсетях. Один из комментаторов под твитом Анны написал: «Однажды, после упразднения тюрем, мы будем относиться к тюрьмам так же, как сейчас относимся к плантациям. И люди будут продолжать делать это [фотографироваться] по той же причине, по которой плантации становятся отелями и местами для проведения свадеб».
И о преемственности. В 1930-е Бертольд Любеткин проектирует для Лондонского зоопарка пингвинятник (я писала о нем в этом посте). Над Европой тем временем уже вовсю сгущаются тучи. Становится ясно, что большой войны не миновать. Так что вскоре Любеткин переключается на заказы совсем иного свойства — в 1939 году в составе фирмы Tecton он проектирует бункер для городского совета Финсбери. Как в пигвинятнике, его обитатели перемещаются по пандусу.