Хевелпи Балтай поделилась сокровищем - архивом собрания чувашских книг, которую сделал ее муж

https://drive.google.com/drive/mobile/folders/1tZXclsnDEN9NUHmc3CjopdSjJkhUA188?fbclid=PAAabk2WNfx2B69oJxLVeBKaOGF3oYYhTDgczIHgbTPwgKvOWLOjDC68PVyJs_aem_AZsTuHvqdnUzXjHcacpPtHdu_cx5yTamwEDmmOHggOGBmRW1roa6lGlUUcctb6k064s

Из-за Всероссийской проверочной работы в конце начальной школы, которая проводится исключительно на русском, многие родители (даже в деревнях), чтобы перестраховаться, совсем перестают говорить на чувашском дома. Просто боятся, что ребенок не сдаст экзамен.

— Александр Блинов, учитель чувашского языка, организатор университета «Хавал»

Его прошлогодний обзор состояния чувашского языка можно прочитать тут.

@argadu

И хотя чувашскую экспозицию можно посетить хоть завтра, день Чувашии запланирован на 1 декабря.

Будет большой Форум земляков, фестиваль гастрономических традиций с выставкой-дегустацией чувашской продукции, национальная чувашская свадьба, день кино с показом фильмов и презентацией проекта «Чувашия кинематографическая».

Приходите на ВДНХ!

https://tttttt.me/mediachuvashka/823

На днях посетил чувашскую экспозицию на ВДНХ. По итогам просмотра видео на VR-очках сложилось впечатление, что с региональным брендингом в дискурсивном смысле в Чувашии как-то очень не очень.

Продемонстрировать улицы Чебоксар в разрешении приложения Google Earth, подснять парочку идолов из национального парка без какого-либо описания к ним, поделиться несколькими не самыми примечательными туристическими локациями, а остальное время рассказывать про тракторы и заводик, постоянно делая нелепые отсылки к поп-культуре, а-ля Рик и Морти, трансформеры, Нарния, Хогвартс, — это, конечно, «сильная» видеопрезентация.

Но при этом сама экспозиция красивая, дает фору многим другим регионам. Надеюсь, что к дню Чувашии на выставке и смыслов будет больше.

@argadu

В Самарской области чаще рожают чувашские и таджикские женщины.

Об этом сообщили в Самарастате, беря в расчет количество новорожденных на 1000 женщин детородного возраста. А самое низкое значение данного показателя наблюдалось у русских — 1357 детей. Показатель среди других национальностей в картинке.

@argadu

Cами татарские общины не всегда приветствовали движение за отступничество [от христианства в ислам] и часто склонялись к сохранению статус-кво. Некоторые муллы даже консультировались с миссионерами, прежде чем разрешить кряшену посещать их мечеть, или жаловались властям
на то, что кряшены молились в мечети без их разрешения.

Соседние мусульмане также направляли доносы на мулл, которых они не любили по личным причинам, поскольку те были активно связаны с общиной кряшенов, и часто презирали кряшенов, которые не были ни русскими, ни татарами, ни удмуртами, ни марийцами. В целом, стремление вернуть крещеных татар [а фактически и других "инородцев" Поволжья. — прим. ред.] к тому, что они считали их прежней уммой, зависело от отдельных отважных мулл и шейхов.

Agnès Nilüfer Kefeli
Becoming Muslim in Imperial Russia: conversion, apostasy, and literacy

@argadu

https://tttttt.me/dr_bormotucher/1936

Миссионерские тексты как исторический источник

Этот пост с отрывком из монографии Р. Р. Исхакова навел меня на некоторые мысли, которые я давно собирался озвучить. Сама по себе его работа написана в позитивистском духе, а потому и к материалам миссионеров, будь то доклады или заметки в церковной периодике, отношение у него крайне (и неоправданно) доверительное, — что, к слову, характерно и для многих других исследователей, которые принимают написанное миссионерами за чистую монету.

Хочу ли я сказать, что миссионеры в массе своей занимались фальсификацией отчетов и выдумкой путевых заметок, а потому мы должны перестать обращаться к подобной литературе? Конечно же нет. Но вместе с тем, следует учитывать, что производство этих текстов не было исключительно академическим занятием. Да даже если бы дело и обстояло таким образом, то ведь Казанская востоковедческая школа была весьма, как бы мы назвали это сейчас, practice-oriented.

Миссионерскую активность во второй половине XIX — начале XIX вв. в Поволжье нельзя воспринимать как закономерное продолжение русификаторской империи, а миссионеров — как ее проводников, лишенных всякой агентности (agency). Справедливо скорее обратное: миссионерские инициативы в основе своей со скепсисом воспринимались бюрократической машиной.

А потому многие плоды этих инициатив были результатом усилий отдельных энтузиастов, таких как, например, Н. И. Ильминский, которому лишь спустя годы непонимания священников-коллег "по цеху" и опасений чиновников удалось пролоббировать свой проект школ на национальных языках через обер-прокурора Синода и министра народного просвещения графа Д. А. Толстого.

В том числе и с этой целью миссионеры со страниц своих изданий обращались к читателям на понятном им языке, в котором ислам осмысляется в терминах угрозы (исламский фанатизм, позже: панисламизм), чья опасность нарастает по мере продолжающегося бездействия государства и церкви, православную общину которой некоторые из них хотели реформировать.

За силуэтами десятков и сотен "инородцев", отпавших в Ислам, мы видим, как авторы этих текстов раз за разом акцентируют свое внимание на практиках, которые позволяют татарам-мусульманам вести призыв на горизонтальном и сущностном (а не номинальном, — как это часто было в православной практике) уровнях, а потому, по сюжету, одерживают верх, — и в этом плане "выпадающие" из нарратива кейсы не упоминаются. Или же одерживают верх лишь в тех селах и среди тех инородцев, которые были задействованы в функционировании школ на родных языках, и тогда это уже след апологии конкретного миссионерского метода.

В общем, к чему это я. Миссионерские тексты есть скорее отражение общественно-политических дискуссий того времени о модернизации, реформах и просвещении, нежели чем обобщающий "полевой" материал, подкрепленный исследовательскими выводами. И потому эти выводы если и стоит брать в расчет, то лишь с поправкой на вышеупомянутый контекст.

@argadu