Forwarded from Дневник психотерапевта
Антидот от пандемии
Нерешенные проблемы подобны яду, который отравляет нашу жизнь. Антидот — это лекарство, прекращающее или ослабляющее действие яда.
Нашу психику отравляет множество факторов: неточность речи и мышления, больное воображение, ошибочные метафоры и взгляды…
В дианализе Владимира Завьялова философский антидот является противоядием, которое спасает от отравления, очищает от заблуждений и стереотипов. Философский антидот — компас, указывающий путь решения проблемы.
Пример: клиент говорит, что его инфантильность мешает ему жить. Философский антидот инфантильности — инициация. Эта идея помогает психотерапевту направлять консультацию, но помочь клиенту повзрослеть — уже творческая задача.
Пандемия натолкнула на поиск этого философского антидота. Ведь все может поменяться, а к изменениям нужно быть морально готовым. И вот я звоню другу и говорю, что нашел философский антидот этому п*здецу — это стоицизм [о стоиках и стоицизме вкратце можно почитать тут]. А друг мне отвечает:
«Так стоицизм во время п*здеца и, собственно, для п*здеца и придумывался. К чему он может подходить лучше, как не к п*здецу? Наш любимый стоицизм»
Вывод: когда идут глобальные изменения, философия — лучшее, на что мы можем опереться. В самых нелегких жизненных ситуациях наше психологическое состояние и моральный дух будут зависеть от того, какую философию мы практикуем.
Тем, кто интересуется философией, настоятельно рекомендую книгу «Нравственные письма к Луцилию» Луция Сенеки. По письму в день!
ПС: Книгу в электронном можно найти в интернете, кто найти не сможет — пишите лично мне: @Vbobo, вышлю.
Нерешенные проблемы подобны яду, который отравляет нашу жизнь. Антидот — это лекарство, прекращающее или ослабляющее действие яда.
Нашу психику отравляет множество факторов: неточность речи и мышления, больное воображение, ошибочные метафоры и взгляды…
В дианализе Владимира Завьялова философский антидот является противоядием, которое спасает от отравления, очищает от заблуждений и стереотипов. Философский антидот — компас, указывающий путь решения проблемы.
Пример: клиент говорит, что его инфантильность мешает ему жить. Философский антидот инфантильности — инициация. Эта идея помогает психотерапевту направлять консультацию, но помочь клиенту повзрослеть — уже творческая задача.
Пандемия натолкнула на поиск этого философского антидота. Ведь все может поменяться, а к изменениям нужно быть морально готовым. И вот я звоню другу и говорю, что нашел философский антидот этому п*здецу — это стоицизм [о стоиках и стоицизме вкратце можно почитать тут]. А друг мне отвечает:
«Так стоицизм во время п*здеца и, собственно, для п*здеца и придумывался. К чему он может подходить лучше, как не к п*здецу? Наш любимый стоицизм»
Вывод: когда идут глобальные изменения, философия — лучшее, на что мы можем опереться. В самых нелегких жизненных ситуациях наше психологическое состояние и моральный дух будут зависеть от того, какую философию мы практикуем.
Тем, кто интересуется философией, настоятельно рекомендую книгу «Нравственные письма к Луцилию» Луция Сенеки. По письму в день!
ПС: Книгу в электронном можно найти в интернете, кто найти не сможет — пишите лично мне: @Vbobo, вышлю.
Вещь имеет смысл. Смысл оформляется в определенное понятие. Понятие оформляется в выражение. Выражение делается словом.
Алексей Лосев, из книги «Вещь и имя»
Алексей Лосев, из книги «Вещь и имя»
РАЗНИЦА МЕЖДУ БОЛЕЗНЬЮ И СТРАСТЬЮ
Болезни души – это пороки застарелые и упорные, вроде скупости или непомерного честолюбия; они, однажды овладев душой, тесно срастаются с ней и становятся ее постоянным злом.
Короче говоря, болезнь есть извращенное, но упорное суждение, например, что нужно изо всех сил добиваться того, чего стоит добиваться лишь без траты сил; или, если угодно, можно определить и так: это – чрезмерное стремление к вещам, стремиться к которым стоит лишь немного или вовсе не стоит; или еще: это значит дорого ценить то, что ценится дешево или вовсе не ценится.
Страсти же – это душевные порывы, предосудительные, внезапные и безудержные; от них, если они часты и запущены, начинаются болезни: так насморк, который не стал постоянным, переходит в кашель, а непрерывный и застарелый вызывает чахотку.
Выходит, те, что продвинулись дальше других, недоступны для болезней; а страсти обуревают и тех, кто близок к совершенству.
Луций Сенека, из книги «Нравственные письма к Луцилию»
Болезни души – это пороки застарелые и упорные, вроде скупости или непомерного честолюбия; они, однажды овладев душой, тесно срастаются с ней и становятся ее постоянным злом.
Короче говоря, болезнь есть извращенное, но упорное суждение, например, что нужно изо всех сил добиваться того, чего стоит добиваться лишь без траты сил; или, если угодно, можно определить и так: это – чрезмерное стремление к вещам, стремиться к которым стоит лишь немного или вовсе не стоит; или еще: это значит дорого ценить то, что ценится дешево или вовсе не ценится.
Страсти же – это душевные порывы, предосудительные, внезапные и безудержные; от них, если они часты и запущены, начинаются болезни: так насморк, который не стал постоянным, переходит в кашель, а непрерывный и застарелый вызывает чахотку.
Выходит, те, что продвинулись дальше других, недоступны для болезней; а страсти обуревают и тех, кто близок к совершенству.
Луций Сенека, из книги «Нравственные письма к Луцилию»
СОВЕСТЬ
Совесть — это то, что приставлено к вести. Это соприсутствие вести или сообщению. А оно в тотальности своего смысла создается разом. Оно есть разум.
Повторяю, в некотором завершенном плане бытия, с которым мы связаны, можем быть, только в нашем напряженном сцеплении с воображением. Или с образами, например с образом Христа.
Мераб Мамардашвили, из книги «Философские чтения»
Совесть — это то, что приставлено к вести. Это соприсутствие вести или сообщению. А оно в тотальности своего смысла создается разом. Оно есть разум.
Повторяю, в некотором завершенном плане бытия, с которым мы связаны, можем быть, только в нашем напряженном сцеплении с воображением. Или с образами, например с образом Христа.
Мераб Мамардашвили, из книги «Философские чтения»
НАСИЛИЕ НАД ЗДРАВЫМ СМЫСЛОМ
Мы все в различной степени являемся жертвами манипуляций современного демократического общества. В действительной реальности сейчас вместо физического насилия используется духовное насилие – насилие над здравым смыслом, насилие над логикой и абстрактным мышлением, управление сознанием людей с помощью изощрённой психотехнологии и рекламы, изменения образования и пр.
Современному человеку кроме всего прочего надо уметь мыслить диалогично, быть не «потребителем идей», а создавать идеи в диалоге с другими людьми, с другим сознанием.
Сергей Кара-Мурза, из книги «Манипуляция сознанием»
Мы все в различной степени являемся жертвами манипуляций современного демократического общества. В действительной реальности сейчас вместо физического насилия используется духовное насилие – насилие над здравым смыслом, насилие над логикой и абстрактным мышлением, управление сознанием людей с помощью изощрённой психотехнологии и рекламы, изменения образования и пр.
Современному человеку кроме всего прочего надо уметь мыслить диалогично, быть не «потребителем идей», а создавать идеи в диалоге с другими людьми, с другим сознанием.
Сергей Кара-Мурза, из книги «Манипуляция сознанием»
УСТРОЙСТВО И ИНТЕРПРЕТАЦИЯ МИРА
Мы — материя, из которой ткутся сны.
Так оно и есть, в том числе, когда мы постоянно видим сучок в глазу другого и не видим бревна в своём собственном, когда мы ненавидим всех других, поскольку нам кажется, что в мире есть носители зла, сознательно действующие против нас, хотя в действительности мир устроен не так, — он устроен так, что нечто складывается в нём определённым образом, вовсе не имея намерения причинить нам боль или наслаждение. Мы чаще всего не способны увидеть мир, не населяя его виновниками нашего счастья или несчастья.
Например, чтобы быть счастливыми, мы хотим построить счастливое государство, которое, как вечный двигатель, механически производило бы для нас счастье без какого-либо нашего усилия и риска для нас. Но законы бытия таковы, что если человек отказался от риска и усилия, то машина всё равно не будет выдавать ему счастье, а будет выдавать только то, что по радио или в газете будет называться счастьем. Точно так же и источники зла, беды, несчастья мы ищем всегда в других. Такое видение других, такое видение мира я называю видением несуществований.
Мераб Мамардашвили, из книги «Беседы о мышлении»
Мы — материя, из которой ткутся сны.
Так оно и есть, в том числе, когда мы постоянно видим сучок в глазу другого и не видим бревна в своём собственном, когда мы ненавидим всех других, поскольку нам кажется, что в мире есть носители зла, сознательно действующие против нас, хотя в действительности мир устроен не так, — он устроен так, что нечто складывается в нём определённым образом, вовсе не имея намерения причинить нам боль или наслаждение. Мы чаще всего не способны увидеть мир, не населяя его виновниками нашего счастья или несчастья.
Например, чтобы быть счастливыми, мы хотим построить счастливое государство, которое, как вечный двигатель, механически производило бы для нас счастье без какого-либо нашего усилия и риска для нас. Но законы бытия таковы, что если человек отказался от риска и усилия, то машина всё равно не будет выдавать ему счастье, а будет выдавать только то, что по радио или в газете будет называться счастьем. Точно так же и источники зла, беды, несчастья мы ищем всегда в других. Такое видение других, такое видение мира я называю видением несуществований.
Мераб Мамардашвили, из книги «Беседы о мышлении»
МИФ И ЕГО ВЛИЯНИЕ НА ЧЕЛОВЕКА
Огромные массы незнакомых друг с другом людей способны к успешному сотрудничеству, если их объединяет миф. Любое широкомасштабное человеческое взаимодействие (от современного государства до средневековой церкви, античного города и древнего племени) — вырастает из общих мифов; из того, что существует исключительно в воображении людей.
Два незнакомых друг другу католика могут вместе отправиться в крестовый поход или собирать средства на строительство госпиталя, потому что оба верят, что Бог воплотился в человеке и позволил себя распять, чтобы искупить наши грехи.
Государства опираются на национальные мифы. Два незнакомых серба понимают друг друга, поскольку оба верят в существование сербского народа, сербской отчизны и сербского флага.
Судебные системы живут за счет единых юридических мифов. Но все это существует лишь в рамках тех историй, которые люди придумывают и рассказывают друг другу. В реальности нет богов, наций и корпораций, нет денег, прав человека и законов, и справедливость живет лишь в коллективном воображении людей.
Юваль Харари, из книги «Sapiens. Краткая история человечества»
Огромные массы незнакомых друг с другом людей способны к успешному сотрудничеству, если их объединяет миф. Любое широкомасштабное человеческое взаимодействие (от современного государства до средневековой церкви, античного города и древнего племени) — вырастает из общих мифов; из того, что существует исключительно в воображении людей.
Два незнакомых друг другу католика могут вместе отправиться в крестовый поход или собирать средства на строительство госпиталя, потому что оба верят, что Бог воплотился в человеке и позволил себя распять, чтобы искупить наши грехи.
Государства опираются на национальные мифы. Два незнакомых серба понимают друг друга, поскольку оба верят в существование сербского народа, сербской отчизны и сербского флага.
Судебные системы живут за счет единых юридических мифов. Но все это существует лишь в рамках тех историй, которые люди придумывают и рассказывают друг другу. В реальности нет богов, наций и корпораций, нет денег, прав человека и законов, и справедливость живет лишь в коллективном воображении людей.
Юваль Харари, из книги «Sapiens. Краткая история человечества»
ДОБРО И ЗЛО
Вещи бывают добром и злом только в отношении удовольствия и страдания.
Добром мы называем то, что способно вызвать или увеличить наше удовольствие. Злом называем то, что способно причинить нам или увеличить какое-нибудь страдание.
Джон Локк, из книги «Опыт о человеческом разумении»
Вещи бывают добром и злом только в отношении удовольствия и страдания.
Добром мы называем то, что способно вызвать или увеличить наше удовольствие. Злом называем то, что способно причинить нам или увеличить какое-нибудь страдание.
Джон Локк, из книги «Опыт о человеческом разумении»
УЧЕНИЕ СТОИКОВ О БЛАГЕ И ЗЛЕ
Блага — это добродетели: разумение, справедливость, мужество, здравомыслие и прочее. Зло — это противоположное: неразумие, несправедливость и прочее. Ни то, ни другое – это все, что не приносит ни пользы, ни вреда, например, жизнь, здоровье, наслаждение, красота, сила, богатство, слава, знатность, равно как и их противоположности.
Однако внутри сферы безразличного — адиафоры [греч. Неразличимое] выявляются определенные различия: одни являются «предпочтительными», потому что полезны человеку, другие «избегаемы», потому что вредны, третьи безразличны. Предпочтительные вещи относятся к разряду относительных благ. Действия, направленные на достижение этих относительных благ, называются надлежащими.
Алексей Лосев, из книги «История античной эстетики»
Блага — это добродетели: разумение, справедливость, мужество, здравомыслие и прочее. Зло — это противоположное: неразумие, несправедливость и прочее. Ни то, ни другое – это все, что не приносит ни пользы, ни вреда, например, жизнь, здоровье, наслаждение, красота, сила, богатство, слава, знатность, равно как и их противоположности.
Однако внутри сферы безразличного — адиафоры [греч. Неразличимое] выявляются определенные различия: одни являются «предпочтительными», потому что полезны человеку, другие «избегаемы», потому что вредны, третьи безразличны. Предпочтительные вещи относятся к разряду относительных благ. Действия, направленные на достижение этих относительных благ, называются надлежащими.
Алексей Лосев, из книги «История античной эстетики»
О РОССИИ
Россия — страна вечной беременности. Всё время что-то происходит, но ничего не случается.
Один из законов русской жизни — это вздыхание или поползновение добра, но — завтра. И всем скопом, вместе. Сегодня — какой смысл мне одному быть добрым, когда кругом все злые?
Мераб Мамардашвили, из книги «Психологическая топология пути»
Россия — страна вечной беременности. Всё время что-то происходит, но ничего не случается.
Один из законов русской жизни — это вздыхание или поползновение добра, но — завтра. И всем скопом, вместе. Сегодня — какой смысл мне одному быть добрым, когда кругом все злые?
Мераб Мамардашвили, из книги «Психологическая топология пути»
Профессор биологии и неврологии Стэнфордского университета Роберт Сапольски рассказывает, как у человека развивался метафорический язык, почему фигуры речи, сравнения и притчи имеют такую власть над нами и как слабая способность мозга к различению метафорического и буквального помогла нам создать искусство, научиться испытывать чужую боль и чувствовать себя запятнанными при совершении аморальных поступков.
hashtap.com/p/VDlY9xvLEMJq
hashtap.com/p/VDlY9xvLEMJq
Hashtap
Эволюция и метафорический язык: Роберт Сапольски о нашей способности думать символами
«Война, убийство, музыка, искусство. У нас не было бы ничего без метафор»
ОРТОДОКСАЛЬНЫЙ ГИПНОЗ
- Почему же тогда все верят в закон тяготения?
- Массовый гипноз. В своей очень ортодоксальной форме, называемой «образование».
- В смысле, учитель гипнотизирует детей, чтобы те верили в закон тяготения?
- Конечно.
- Это абсурд.
- Мы верим, что лишенные оболочки слова Ньютона сидели в самой середине небытия за миллиарды лет до того, как он родился, и что он эти слова магически открыл. Они существовали всегда, даже когда ни к чему не применялись. Постепенно появился мир, и они стали применяться к нему. Фактически, сами эти слова и были тем, что образовало мир.
Проблема, противоречие, на котором застряли ученые, — разум. Разум не обладает ни материей, ни энергией, но его господства над всем, что они делают, не избежать. Логика существует в умах. Числа существуют только в умах. Я не расстраиваюсь, когда ученые говорят, что привидения существуют в умах. Меня достает лишь вот это «только». Наука тоже — только в твоем уме, и именно это ее не портит.
Роберт Пирсиг, из книги «Дзен и искусство ухода за мотоциклом»
- Почему же тогда все верят в закон тяготения?
- Массовый гипноз. В своей очень ортодоксальной форме, называемой «образование».
- В смысле, учитель гипнотизирует детей, чтобы те верили в закон тяготения?
- Конечно.
- Это абсурд.
- Мы верим, что лишенные оболочки слова Ньютона сидели в самой середине небытия за миллиарды лет до того, как он родился, и что он эти слова магически открыл. Они существовали всегда, даже когда ни к чему не применялись. Постепенно появился мир, и они стали применяться к нему. Фактически, сами эти слова и были тем, что образовало мир.
Проблема, противоречие, на котором застряли ученые, — разум. Разум не обладает ни материей, ни энергией, но его господства над всем, что они делают, не избежать. Логика существует в умах. Числа существуют только в умах. Я не расстраиваюсь, когда ученые говорят, что привидения существуют в умах. Меня достает лишь вот это «только». Наука тоже — только в твоем уме, и именно это ее не портит.
Роберт Пирсиг, из книги «Дзен и искусство ухода за мотоциклом»
ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ И ГЛУБОКАЯ РЕАЛЬНОСТЬ
Действительность означает то, что люди могут испытать, а «глубокая реальность» — то, о чем мы можем только говорить без каких-либо доказательств. Наука, как и экзистенциализм, имеет дело с тем, что люди могут испытать, а «глубокая реальность» принадлежит до-экзистенциалистским философам [последователям Платона или Аристотеля].
Мы можем только шуметь по поводу «глубокой реальности» — и не можем делать значимых [проверяемых] утверждений о ней, — поскольку то, что лежит за пределами экзистенциального опыта, лежит и за пределами человеческого суждения. Никакой ученый совет, никакой суд присяжных и никакая церковь не могут доказать что бы то ни было относительно «глубокой реальности» или хотя бы опровергнуть что бы то ни было сказанное о ней.
Мы не можем показать, что она имеет температуру или не имеет температуры, что она имеет массу или не имеет массы, что она включает в себя одного Бога или многих богов или вообще никакого Бога, что она пахнет красным или звучит фиолетово Скажу еще раз: мы можем только шуметь, но не можем произвести никаких невербальных или феноменологических данных, которые бы придали какое-то значение нашему шуму.
Роберт Уилсон, из книги «Квантовая психология»
Действительность означает то, что люди могут испытать, а «глубокая реальность» — то, о чем мы можем только говорить без каких-либо доказательств. Наука, как и экзистенциализм, имеет дело с тем, что люди могут испытать, а «глубокая реальность» принадлежит до-экзистенциалистским философам [последователям Платона или Аристотеля].
Мы можем только шуметь по поводу «глубокой реальности» — и не можем делать значимых [проверяемых] утверждений о ней, — поскольку то, что лежит за пределами экзистенциального опыта, лежит и за пределами человеческого суждения. Никакой ученый совет, никакой суд присяжных и никакая церковь не могут доказать что бы то ни было относительно «глубокой реальности» или хотя бы опровергнуть что бы то ни было сказанное о ней.
Мы не можем показать, что она имеет температуру или не имеет температуры, что она имеет массу или не имеет массы, что она включает в себя одного Бога или многих богов или вообще никакого Бога, что она пахнет красным или звучит фиолетово Скажу еще раз: мы можем только шуметь, но не можем произвести никаких невербальных или феноменологических данных, которые бы придали какое-то значение нашему шуму.
Роберт Уилсон, из книги «Квантовая психология»
ДОБРОДЕТЕЛЬ И СОВЕСТЬ
В свое время Вольтер, как-то заметил, что добродетели не может быть половина. Или она есть или ее нет. Есть, действительно, ряд неделимых явлений, которых не бывает ни меньше, ни больше. Они или есть, или их нет. Таковы добродетель и совесть.
Мераб Мамардашвили, из книги «Философские чтения»
В свое время Вольтер, как-то заметил, что добродетели не может быть половина. Или она есть или ее нет. Есть, действительно, ряд неделимых явлений, которых не бывает ни меньше, ни больше. Они или есть, или их нет. Таковы добродетель и совесть.
Мераб Мамардашвили, из книги «Философские чтения»
ОБРАЗНОЕ И ЛОГИЧЕСКОЕ ВОСПРИЯТИЕ
Образ, данный в своих границах, отличается от «не-образа» – логического понятия. Главное отличие образа от абстрактной мысли, идеи в том, что образ создается сразу и весь — симультанно, а мысль развертывается последовательно, «линейно», сукцессивно [«дискурс»].
Один взгляд «схватывает», например, убранство комнаты и в долю секунды возникает образ помещения, с его «атмосферой», функциональными особенностями [для чего оно годится]. Описание этой же самой комнаты, с перечислением деталей обстановки заняло бы гораздо больше времени. А обыск этого помещения или детальная опись имущества заняли бы многие часы…
Но и познавательная разница также отчетливо видна: образ дает «впечатление», эмоциональную оценку, общую оценку, а вот дискретное описание может дать массу детальных знаний, точных сведений, составляющих громадную кучу деталей, которые могут быть интересны сами по себе, но не дают целостного впечатления.
Образами лучше понять проблему, ускорить ее развитие.
Владимир Завьялов, из книги «Элементарный учебник Дианализа»
Образ, данный в своих границах, отличается от «не-образа» – логического понятия. Главное отличие образа от абстрактной мысли, идеи в том, что образ создается сразу и весь — симультанно, а мысль развертывается последовательно, «линейно», сукцессивно [«дискурс»].
Один взгляд «схватывает», например, убранство комнаты и в долю секунды возникает образ помещения, с его «атмосферой», функциональными особенностями [для чего оно годится]. Описание этой же самой комнаты, с перечислением деталей обстановки заняло бы гораздо больше времени. А обыск этого помещения или детальная опись имущества заняли бы многие часы…
Но и познавательная разница также отчетливо видна: образ дает «впечатление», эмоциональную оценку, общую оценку, а вот дискретное описание может дать массу детальных знаний, точных сведений, составляющих громадную кучу деталей, которые могут быть интересны сами по себе, но не дают целостного впечатления.
Образами лучше понять проблему, ускорить ее развитие.
Владимир Завьялов, из книги «Элементарный учебник Дианализа»
АСКЕТИЗМ
Это моральный и религиозный принцип, требующий воздержания от жизненных благ, удовольствий. Аскетизм противоположен гедонизму. В античной философии идеи аскетизма прослеживаются в стоицизме и гностицизме.
Аскетизм присущ многим этическим системам восточной философии и религии [буддизму — в Индии, даосизму — в Китае, суфизму— в исламе]. Проповедь аскетизма характеризует христианское учение с его идеями греховности человека, необходимости подчинения богу, оправданием нищеты и бесправия.
Аскеза сама по себе не решает проблемы зла и греха, поскольку источник зла лежит не в материи, не в какой-либо «природе», но в свободной воле. Аскезу можно понять положительно и отрицательно. Отрицательная аскеза хочет подавить и уничтожить греховные страсти, не направляя их на положительное творчество.
«Краткий словарь по философии»
Это моральный и религиозный принцип, требующий воздержания от жизненных благ, удовольствий. Аскетизм противоположен гедонизму. В античной философии идеи аскетизма прослеживаются в стоицизме и гностицизме.
Аскетизм присущ многим этическим системам восточной философии и религии [буддизму — в Индии, даосизму — в Китае, суфизму— в исламе]. Проповедь аскетизма характеризует христианское учение с его идеями греховности человека, необходимости подчинения богу, оправданием нищеты и бесправия.
Аскеза сама по себе не решает проблемы зла и греха, поскольку источник зла лежит не в материи, не в какой-либо «природе», но в свободной воле. Аскезу можно понять положительно и отрицательно. Отрицательная аскеза хочет подавить и уничтожить греховные страсти, не направляя их на положительное творчество.
«Краткий словарь по философии»
ТРАНСЦЕНДИРОВАНИЕ
Раньше, в догматической схоластической метафизике, некоторые предметы, которым приписывалось особое существование, назывались трансцендентными предметами; таким предметом был, например, Бог. Но в грамотной критической метафизике, каковой является вся метафизика после Канта, не говорится о трансцендентных предметах [поскольку всякое существование опытно]. А говорится о трансцендировании.
Под трансцендированием имеется в виду способность человека трансформироваться, то есть выходить за рамки и границы любой культуры, любой идеологии, любого общества и находить основания своего бытия, которые не зависят от того, что случится во времени с обществом, культурой, идеологией или с социальным движением. Это и есть так называемые личностные основания. А если их нет, как это случилось в ХХ веке?
Как вы знаете, одна из драматических историй [в смысле наглядно видимого разрушения нравственности и распада человеческой личности] — это ситуация, когда по одну сторону стола сидит коммунист, а по другую — тот, кто его допрашивает, — тоже коммунист. То есть представители одного и того же дела, одной и той же идеологии, одних и тех же ценностей, одной и той же нравственности. И если у того, кого допрашивают, нет независимой позиции — в смысле невыразимой в терминах конкретной морали, то... положение ужасно. Можно выдержать физические мучения, а вот человеческий распад неминуем, если ты целиком находишься внутри идеологии и ее представляет твой же палач или следователь.
Мераб Мамардашвили, из книги «Философские чтения»
Раньше, в догматической схоластической метафизике, некоторые предметы, которым приписывалось особое существование, назывались трансцендентными предметами; таким предметом был, например, Бог. Но в грамотной критической метафизике, каковой является вся метафизика после Канта, не говорится о трансцендентных предметах [поскольку всякое существование опытно]. А говорится о трансцендировании.
Под трансцендированием имеется в виду способность человека трансформироваться, то есть выходить за рамки и границы любой культуры, любой идеологии, любого общества и находить основания своего бытия, которые не зависят от того, что случится во времени с обществом, культурой, идеологией или с социальным движением. Это и есть так называемые личностные основания. А если их нет, как это случилось в ХХ веке?
Как вы знаете, одна из драматических историй [в смысле наглядно видимого разрушения нравственности и распада человеческой личности] — это ситуация, когда по одну сторону стола сидит коммунист, а по другую — тот, кто его допрашивает, — тоже коммунист. То есть представители одного и того же дела, одной и той же идеологии, одних и тех же ценностей, одной и той же нравственности. И если у того, кого допрашивают, нет независимой позиции — в смысле невыразимой в терминах конкретной морали, то... положение ужасно. Можно выдержать физические мучения, а вот человеческий распад неминуем, если ты целиком находишься внутри идеологии и ее представляет твой же палач или следователь.
Мераб Мамардашвили, из книги «Философские чтения»
ОСНОВНОЙ ЗАКОН ДИАЛЕКТИКИ
Если мы возьмем чистое единство и, отвлекаясь от всего прочего, сосредоточимся на этом единстве, т. е. если единое есть только единое и больше ничего, то мы отвлекаемся и от всякого инобытия, и, следовательно, от проведения границы между единым и его инобытием, перестанем фиксировать само единое; оно уплывает от нас в неисповедимую апофатическую глубину.
Алексей Лосев, из книги «Вещь и имя»
Если мы возьмем чистое единство и, отвлекаясь от всего прочего, сосредоточимся на этом единстве, т. е. если единое есть только единое и больше ничего, то мы отвлекаемся и от всякого инобытия, и, следовательно, от проведения границы между единым и его инобытием, перестанем фиксировать само единое; оно уплывает от нас в неисповедимую апофатическую глубину.
Алексей Лосев, из книги «Вещь и имя»
ЧУВСТВОВАТЬ ДОБРО И БЫТЬ ДОБРЫМ
Человек состоит из стремлений, желаний, состояний, требований, ожиданий, потребностей. Вот мы хотим, например, добра и избегаем зла и часто считаем, что философия начинается тогда, когда человеку вдруг приходит в голову мысль или понимание, что добро есть хотение добра. Ведь мы считаемся добрыми, потому что хотим добра. А философ скажет: нет, добро не есть хотение добра. Недостаточно просто хотеть, чтобы быть добрым.
Почему? Что сказал этим философ? Он сказал, а точнее — осознал, что эмпирические, психологические состояния человека [желание добра есть психологическое состояние] несамодостаточны в качестве добрых состояний. Делать добро или быть добрым совсем не то же самое, что чувствовать себя добрым.
Мераб Мамардашвили, из книги «Философские чтения»
Человек состоит из стремлений, желаний, состояний, требований, ожиданий, потребностей. Вот мы хотим, например, добра и избегаем зла и часто считаем, что философия начинается тогда, когда человеку вдруг приходит в голову мысль или понимание, что добро есть хотение добра. Ведь мы считаемся добрыми, потому что хотим добра. А философ скажет: нет, добро не есть хотение добра. Недостаточно просто хотеть, чтобы быть добрым.
Почему? Что сказал этим философ? Он сказал, а точнее — осознал, что эмпирические, психологические состояния человека [желание добра есть психологическое состояние] несамодостаточны в качестве добрых состояний. Делать добро или быть добрым совсем не то же самое, что чувствовать себя добрым.
Мераб Мамардашвили, из книги «Философские чтения»
Будем наслаждаться своим уделом, не прибегая к сравнениям, — никогда не будет счастлив тот, кого мучит вид большего счастья… Когда тебе придет в голову, сколько людей идет впереди тебя, подумай, сколько их следует сзади.
Луций Сенека, из книги «Нравственные письма к Луцилию
Луций Сенека, из книги «Нравственные письма к Луцилию