Пелевин образца 2016-го: о золоте и вате
Пока все читающие бросились скупать "Трансгуманизм" Пелевина, я обратила взор - точнее, уши - к его роману 2016-го года выпуска с длинным и многообещающим названием "Лампа Мафусаила, или Крайняя битва чекистов с масонами".
Это - предшественник моего любимого IPHUCK 10, и я очень надеялась увидеть в этом тексте хоть какие-то семена будущего шедевра. Не увидела. Но в целом занятное и временами даже удивительное чтение.
Пересказывать пелевинский сюжет - дело неблагодарное. И путного не скажешь, и дураком себя выставишь. Поэтому только несколько фактов:
1. Главного героя романа зовут Кримпай, и в самом начале романа от первого лица подробно излагается этимология этого имени. "В известном смысле мой папочка превзошел французских экзистенциалистов — разве можно короче и лучше объяснить подрастающему человеку, что он такое и какая сила бросила его в мир?" Совет: прочитанное лучше не визуализировать.
2. У Кримпая довольно странная сексуальная ориентация: он гей, который однажды понимает, что стал любить (в физиологическом смысле) деревья. Правда, потом оказывается, что это был баг - в прямом и переносном смысле: любовью к деревьям он "заразился" от Золотого Жука (отдельное спасибо за привет Эдгару По).
2. Первая часть романа почти полностью - справочник начинающего инвестора. Это сейчас любой офисный червяк с приложением "желтого" банка на телефоне вам расскажет, куда стоит вкладывать деньги, а куда - нет, а пять лет назад это был темный лес. Меня такие умные рассуждения заводят, а вот Галине Юзефович они показались слабыми и скучными. Каждому свое.
3. Естественно, без наркотрипов и откровений не обошлось, иначе великий не был бы собой. Только тут не грибы, как в незабвенном "Поколении П", а таблетки в духе "Матрицы". Но как всегда любопытно. Особенно хороши побочные эффекты: та же дендрофилия, например.
4. Насчет масонов не знаю, но главный чекист романа генерал Капустин вдохновляет: не слишком умный, но преданный делу, он "ради отчизны" в одиночку ведет войну не только с масонами, но и с внеземными силами, стоящими за их спиной. Он и в прошлое путешествует, и с межгалактическим разумом беседует. Мужыыык!
5. Воинствующие феминистки, которые будут перекраивать под себя мир в "Тайных видах на гору Фудзи", уже и здесь наводят ужас на обитателей романного мира. Если коротко, у них очень впечатляющие "отростки" и один из героев, грешащий чрезмерным употреблением горячительных напитков, путает их с "бесами" белой горячки. Я до сих пор не решила, тонкая это ирония, или я пошла обижаться.
6. Несколькими штрихами Пелевин набрасывает конфликт "цивилизации" и "ваты", то бишь либералов со сторонниками режима. Портреты сторон любопытные, но авторские симпатии явно принадлежат тому, кто сумел отъесть кусок и у тех, и у других. Просто потому, что миром правит золото.
Что имеем в итоге? Главного героя Пелевин до финала не довел, бросив его дописывать по приказу Капустина роман про геев и дендрофилию. Поэтому незавершенность в послевкусии осталась. А в процессе довольно занятно.
В аудиоверсии - советую.
Пока все читающие бросились скупать "Трансгуманизм" Пелевина, я обратила взор - точнее, уши - к его роману 2016-го года выпуска с длинным и многообещающим названием "Лампа Мафусаила, или Крайняя битва чекистов с масонами".
Это - предшественник моего любимого IPHUCK 10, и я очень надеялась увидеть в этом тексте хоть какие-то семена будущего шедевра. Не увидела. Но в целом занятное и временами даже удивительное чтение.
Пересказывать пелевинский сюжет - дело неблагодарное. И путного не скажешь, и дураком себя выставишь. Поэтому только несколько фактов:
1. Главного героя романа зовут Кримпай, и в самом начале романа от первого лица подробно излагается этимология этого имени. "В известном смысле мой папочка превзошел французских экзистенциалистов — разве можно короче и лучше объяснить подрастающему человеку, что он такое и какая сила бросила его в мир?" Совет: прочитанное лучше не визуализировать.
2. У Кримпая довольно странная сексуальная ориентация: он гей, который однажды понимает, что стал любить (в физиологическом смысле) деревья. Правда, потом оказывается, что это был баг - в прямом и переносном смысле: любовью к деревьям он "заразился" от Золотого Жука (отдельное спасибо за привет Эдгару По).
2. Первая часть романа почти полностью - справочник начинающего инвестора. Это сейчас любой офисный червяк с приложением "желтого" банка на телефоне вам расскажет, куда стоит вкладывать деньги, а куда - нет, а пять лет назад это был темный лес. Меня такие умные рассуждения заводят, а вот Галине Юзефович они показались слабыми и скучными. Каждому свое.
3. Естественно, без наркотрипов и откровений не обошлось, иначе великий не был бы собой. Только тут не грибы, как в незабвенном "Поколении П", а таблетки в духе "Матрицы". Но как всегда любопытно. Особенно хороши побочные эффекты: та же дендрофилия, например.
4. Насчет масонов не знаю, но главный чекист романа генерал Капустин вдохновляет: не слишком умный, но преданный делу, он "ради отчизны" в одиночку ведет войну не только с масонами, но и с внеземными силами, стоящими за их спиной. Он и в прошлое путешествует, и с межгалактическим разумом беседует. Мужыыык!
5. Воинствующие феминистки, которые будут перекраивать под себя мир в "Тайных видах на гору Фудзи", уже и здесь наводят ужас на обитателей романного мира. Если коротко, у них очень впечатляющие "отростки" и один из героев, грешащий чрезмерным употреблением горячительных напитков, путает их с "бесами" белой горячки. Я до сих пор не решила, тонкая это ирония, или я пошла обижаться.
6. Несколькими штрихами Пелевин набрасывает конфликт "цивилизации" и "ваты", то бишь либералов со сторонниками режима. Портреты сторон любопытные, но авторские симпатии явно принадлежат тому, кто сумел отъесть кусок и у тех, и у других. Просто потому, что миром правит золото.
Что имеем в итоге? Главного героя Пелевин до финала не довел, бросив его дописывать по приказу Капустина роман про геев и дендрофилию. Поэтому незавершенность в послевкусии осталась. А в процессе довольно занятно.
В аудиоверсии - советую.
Карина Шаинян "С ключом на шее"
Анастасия Завозова, главный редактор Storytel, написала, что роман Шаинян заставляет ее верить в будущее русской литературы. Поэтому я за него и взялась.
С первых строк понятно, что текст очень хороший: внятный и точный язык, узнаваемые, буквально осязаемые детали, персонажи, которым сочувствуешь. Можно разодрать роман на цитаты и поместить их в пособие для начинающих писателей: делай раз, делай два, делай три, получай если не шедевр, то очень крепкую современную прозу.
"С ключом на шее" – безусловно талантливый роман. И совершенно невыносимый.
Место действия – богом забытый городок на Дальнем Востоке, куда с "большой земли" можно добраться лишь по воздуху. Время действия – промежуток примерно с середины 80-х до середины 10-х.
Доцент кафедры этнографии неназванного вуза, 40-летняя Яна Нигдеева берет срочный отпуск в разгар сессии, потому что получает тайное послание из прошлого. Она должна вернуться в город О., где прошло ее безрадостное детство, чтобы закончить дело, с которым кроме нее никто не справится.
Временные пласты в романе переплетаются, и читатель вместе с взрослой Яной снова переживает то, что произошло с ней тридцать лет назад. Вам будет как минимум нехорошо, когда вы там окажетесь, обещаю.
Янка и двое ее друзей – Ольга и Филька – педагогически запущенные дети, как сказали бы сегодня. Взрослые общаются с ними исключительно посредством криков, подзатыльников и угроз, дети боятся их больше черта. И, в самом деле столкнувшись с потусторонней силой, пытаются справиться с ней в одиночку.
Некоторые читатели определяют жанр "С ключом на шее" как триллер или хоррор. Я бы сказала, что это всё-таки магический реализм, причем реализма в романе гораздо больше, чем магии.
Да, действие разворачивается на отрезанном от большой земли клочке суши. Замкнутое пространство – одна из главных составляющих любого ужастика. Да, тайна навеяна самим местом – крохотным островом из песчаника и соли, местом притяжения романтичных геологов и этнографов. Но все остальное, что происходит там – вовсе не тайна. Это знакомая до оскомины ситуация семейного насилия, возведенного в ранг нормы. Что называется, смотрите во всех окнах необъятной страны.
Именно поэтому для меня "С ключом на шее" – это в первую очередь до физических зажимов в теле неприятная, но до последней детали узнаваемая картина жизни советских семей на закате империи. Если хотите, это отчасти и мое детство тоже.
Я узнаю висящий на видном месте ремень. Я знаю, что взрослый может сказать: "Принеси ремень", я знаю, что за этим бывает. Я знаю, что ребенок может искренне верить, что папа его убьет за потерянную крышку от кастрюли, порванные колготки, чайное пятно на странице книги. Я знаю, что значит считать это нормой, я знаю, что значит пытаться вытравить эту норму из себя и не мочь.
Именно поэтому для меня "С ключом на шее" – это энциклопедия семейного насилия, тошнотворное напоминание: то, о чем ты стараешься больше не думать, было на самом деле. Было, и где-то в маленьком О. или М. или К. наверняка ещё есть.
Я раза три пыталась бросить слушать аудиокнигу (17 мучительных часов) и не могла. Я и сейчас, дослушав, считаю, что это одна из самых сильных вещей, с которыми я познакомилась за последний год. Сквозь страдание к очищению. Почти что катарсис.
И всё-таки, людям с чувствительной психикой советую трижды подумать, прежде чем браться за роман Шаинян. Оторваться не сможете, это точно, страдания обеспечены – тоже безусловно.
Анастасия Завозова, главный редактор Storytel, написала, что роман Шаинян заставляет ее верить в будущее русской литературы. Поэтому я за него и взялась.
С первых строк понятно, что текст очень хороший: внятный и точный язык, узнаваемые, буквально осязаемые детали, персонажи, которым сочувствуешь. Можно разодрать роман на цитаты и поместить их в пособие для начинающих писателей: делай раз, делай два, делай три, получай если не шедевр, то очень крепкую современную прозу.
"С ключом на шее" – безусловно талантливый роман. И совершенно невыносимый.
Место действия – богом забытый городок на Дальнем Востоке, куда с "большой земли" можно добраться лишь по воздуху. Время действия – промежуток примерно с середины 80-х до середины 10-х.
Доцент кафедры этнографии неназванного вуза, 40-летняя Яна Нигдеева берет срочный отпуск в разгар сессии, потому что получает тайное послание из прошлого. Она должна вернуться в город О., где прошло ее безрадостное детство, чтобы закончить дело, с которым кроме нее никто не справится.
Временные пласты в романе переплетаются, и читатель вместе с взрослой Яной снова переживает то, что произошло с ней тридцать лет назад. Вам будет как минимум нехорошо, когда вы там окажетесь, обещаю.
Янка и двое ее друзей – Ольга и Филька – педагогически запущенные дети, как сказали бы сегодня. Взрослые общаются с ними исключительно посредством криков, подзатыльников и угроз, дети боятся их больше черта. И, в самом деле столкнувшись с потусторонней силой, пытаются справиться с ней в одиночку.
Некоторые читатели определяют жанр "С ключом на шее" как триллер или хоррор. Я бы сказала, что это всё-таки магический реализм, причем реализма в романе гораздо больше, чем магии.
Да, действие разворачивается на отрезанном от большой земли клочке суши. Замкнутое пространство – одна из главных составляющих любого ужастика. Да, тайна навеяна самим местом – крохотным островом из песчаника и соли, местом притяжения романтичных геологов и этнографов. Но все остальное, что происходит там – вовсе не тайна. Это знакомая до оскомины ситуация семейного насилия, возведенного в ранг нормы. Что называется, смотрите во всех окнах необъятной страны.
Именно поэтому для меня "С ключом на шее" – это в первую очередь до физических зажимов в теле неприятная, но до последней детали узнаваемая картина жизни советских семей на закате империи. Если хотите, это отчасти и мое детство тоже.
Я узнаю висящий на видном месте ремень. Я знаю, что взрослый может сказать: "Принеси ремень", я знаю, что за этим бывает. Я знаю, что ребенок может искренне верить, что папа его убьет за потерянную крышку от кастрюли, порванные колготки, чайное пятно на странице книги. Я знаю, что значит считать это нормой, я знаю, что значит пытаться вытравить эту норму из себя и не мочь.
Именно поэтому для меня "С ключом на шее" – это энциклопедия семейного насилия, тошнотворное напоминание: то, о чем ты стараешься больше не думать, было на самом деле. Было, и где-то в маленьком О. или М. или К. наверняка ещё есть.
Я раза три пыталась бросить слушать аудиокнигу (17 мучительных часов) и не могла. Я и сейчас, дослушав, считаю, что это одна из самых сильных вещей, с которыми я познакомилась за последний год. Сквозь страдание к очищению. Почти что катарсис.
И всё-таки, людям с чувствительной психикой советую трижды подумать, прежде чем браться за роман Шаинян. Оторваться не сможете, это точно, страдания обеспечены – тоже безусловно.
Фоном на нынешнюю жизнь, когда из норы наружу выглядывать особенно не хочется, хорошо ложатся тексты Зои Ященко и группы "Белая гвардия".
Я поняла: авторская песня сейчас звучит так же, как звучала когда-то лет пятьдесят-шестьдесят тому назад: как попытка отстраниться от происходящего, сосредоточиться на своей маленькой беде, лелеять ее и тетешкать.
Мы сейчас не в состоянии требовать перемен. Время нового Цоя ещё не настало. Мы тихонечко подвываем гитарам на своих кухнях, пока никто не слышит, пока за нами ещё не пришли.
Мы поем тихим, слабеньким голоском, слабыми пальцами перебирая струны, поем про наши маленькие жизни, наше никчемное мнение, наше стремление быть хорошими людьми, на которые Родине оказалось наплевать.
"Горят фамильные альбомы
В каминах жарких на углях,
От стен Ипатьевского дома
Уже накатывает страх,
Уже сошел с небес мессия,
И помыслы его чисты.
Свой вечный крест несет Россия,
Считая свежие кресты".
...Недавно я провожала друзей, которые уезжали из страны. Они раздавали книги: они не могли увезти их с собой. Я сидела у книжного шкафа, разглядывая корешки, и понимала: вот это все уже было, хоть и не со мной.
Совсем незадолго до нас кто-то так же оставлял привычную жизнь, раздавал книги и уезжал, потому что дома стало невыносимо. А те, кто оставались, рассаживались по своим кухням, листали чужие книги и ждали. Ждали перемен, которые никогда не наступят.
"Кровавая, хмельная,
Хоть пой, хоть волком вой!
Страна моя родная,
А что ж ты делаешь со мной?!"
Я поняла: авторская песня сейчас звучит так же, как звучала когда-то лет пятьдесят-шестьдесят тому назад: как попытка отстраниться от происходящего, сосредоточиться на своей маленькой беде, лелеять ее и тетешкать.
Мы сейчас не в состоянии требовать перемен. Время нового Цоя ещё не настало. Мы тихонечко подвываем гитарам на своих кухнях, пока никто не слышит, пока за нами ещё не пришли.
Мы поем тихим, слабеньким голоском, слабыми пальцами перебирая струны, поем про наши маленькие жизни, наше никчемное мнение, наше стремление быть хорошими людьми, на которые Родине оказалось наплевать.
"Горят фамильные альбомы
В каминах жарких на углях,
От стен Ипатьевского дома
Уже накатывает страх,
Уже сошел с небес мессия,
И помыслы его чисты.
Свой вечный крест несет Россия,
Считая свежие кресты".
...Недавно я провожала друзей, которые уезжали из страны. Они раздавали книги: они не могли увезти их с собой. Я сидела у книжного шкафа, разглядывая корешки, и понимала: вот это все уже было, хоть и не со мной.
Совсем незадолго до нас кто-то так же оставлял привычную жизнь, раздавал книги и уезжал, потому что дома стало невыносимо. А те, кто оставались, рассаживались по своим кухням, листали чужие книги и ждали. Ждали перемен, которые никогда не наступят.
"Кровавая, хмельная,
Хоть пой, хоть волком вой!
Страна моя родная,
А что ж ты делаешь со мной?!"
Совсем не читается современное. Зато отлично заходит классика XX века: "Белая гвардия" Булгакова, "Доктор Живаго" Пастернака.
У Булгакова тронула своей детской наивностью цитата про абажур. Как мило, как непрактично.
"Никогда. Никогда не сдергивайте абажур с лампы! Абажур священен. Никогда не убегайте крысьей побежкой на неизвестность от опасности. У абажура дремлите, читайте — пусть воет вьюга, — ждите, пока к вам придут".
У Пастернака особенно понравилась фраза про
"сангвиническое свинство жестоких, оспою изрытых Калигул, не подозревавших, как бездарен всякий поработитель".
За ней следует не менее наивный, чем у Булгакова, пассаж, что, мол, после Христа все изменилось. Но мы-то знаем, что это неправда, и что сангвиническое свинство не делось никуда. И не только Его рождение, но и воскресение ничего в сущности не изменило. Ни две тысячи лет назад, ни сейчас.
У Булгакова тронула своей детской наивностью цитата про абажур. Как мило, как непрактично.
"Никогда. Никогда не сдергивайте абажур с лампы! Абажур священен. Никогда не убегайте крысьей побежкой на неизвестность от опасности. У абажура дремлите, читайте — пусть воет вьюга, — ждите, пока к вам придут".
У Пастернака особенно понравилась фраза про
"сангвиническое свинство жестоких, оспою изрытых Калигул, не подозревавших, как бездарен всякий поработитель".
За ней следует не менее наивный, чем у Булгакова, пассаж, что, мол, после Христа все изменилось. Но мы-то знаем, что это неправда, и что сангвиническое свинство не делось никуда. И не только Его рождение, но и воскресение ничего в сущности не изменило. Ни две тысячи лет назад, ни сейчас.
Свежие новости из литературного мира. Опубликован короткий список премии "Большая книга".
Роман Олега Ермакова "Родник Олафа" - единственная книга, которую я нашла, отредактировала и издала в "РЕШ" - вошла в число финалистов.
Я уже год не работаю в издательстве - и такой удивительный привет из прошлого.
Вот весь короткий список. Вдруг вы решите что-то прочесть:
1. Павел Басинский, «Подлинная история Анны Карениной»;
2. Сергей Беляков, «Парижские мальчики в сталинской Москве»;
3. Алексей Варламов, «Имя Розанова»;
4. Дмитрий Данилов, «Саша, привет!»;
5. Олег Ермаков, «Родник Олафа»;
6. Руслан Козлов, «Stabat Mater»;
7. Афанасий Мамедов, «Пароход Бабелон»;
8. Анна Матвеева, «Каждые сто лет. Роман с дневником»;
9. София Синицкая, «Хроника Горбатого»;
10. Гузель Яхина, «Эшелон на Самарканд».
Написать вам про роман Ермакова?
Роман Олега Ермакова "Родник Олафа" - единственная книга, которую я нашла, отредактировала и издала в "РЕШ" - вошла в число финалистов.
Я уже год не работаю в издательстве - и такой удивительный привет из прошлого.
Вот весь короткий список. Вдруг вы решите что-то прочесть:
1. Павел Басинский, «Подлинная история Анны Карениной»;
2. Сергей Беляков, «Парижские мальчики в сталинской Москве»;
3. Алексей Варламов, «Имя Розанова»;
4. Дмитрий Данилов, «Саша, привет!»;
5. Олег Ермаков, «Родник Олафа»;
6. Руслан Козлов, «Stabat Mater»;
7. Афанасий Мамедов, «Пароход Бабелон»;
8. Анна Матвеева, «Каждые сто лет. Роман с дневником»;
9. София Синицкая, «Хроника Горбатого»;
10. Гузель Яхина, «Эшелон на Самарканд».
Написать вам про роман Ермакова?
Олег Ермаков "Родник Олафа"
После вчерашнего поста от канала отписались четыре человека, но не могу же я не рассказать про роман из шортлиста "Большой книги", над которым сама работала. Тем более, что целых 18 человек, кажется, одобрили эту затею.
Рукопись попала ко мне после очередного распределения самотека между редакторами. И если в большинстве подобных случаев мои рецензии были отрицательными, тут я поняла, что хотела бы сама отредактировать и издать этот текст.
Мне понравилось, что это сюжетный роман, а не философское рассуждение на отвлеченные темы, как это очень часто бывает в современной русской литературе.
Меня очаровал герой – немой мальчик, который только и умел, что издавать птичьи звуки, отчего в деревне его звали Сычонком. Ему так хотелось отправиться в путь с отцом – продавать плоты в Смоленск.
Мечта сбывается. Но конечно, все идёт не так, как предполагалось. Беда вынуждает Сычонка отправиться в путь в одиночку, увидеть разных людей, пожить среди монахов, проплыть русскими реками с купцами, оказаться во власти варягов...
День за днём он будет искать ответы на вопросы, которые могли бы волновать жителей русских княжеств в XII веке: на чьей стороне сила, кому можно доверять, а кому – нет, и, в конце концов, вкаких богов верить?
Сам Ермаков долго работал лесником в Смоленской области, поэтому место действия романа знает досконально. Все эти леса, по которым путешествует Сычонок, он облазил сам, по всем рекам проплыл на лодке.
Поэтому, пожалуй, главный вкусовой акцент этого текста – та самая трогательная любовь к малой родине, которую всем провинциалам с малых лет пытаются привить. Здесь это чувство абсолютно искреннее.
Ермаков живёт фактически затворником. Как мы ни пытались, он не согласился провести ни одной презентации книги. Зато записал видео о романе, сидя на веслах в лодке и медленно плывя по реке Вазузе. Посмотрите, он там натуральный древнерусский сказитель, разве что борода коротковата.
Претензий к этому роману немало. Одним не нравится псевдонародный слог и обилие древнерусских слов, из-за которых приходится постоянно читать сноски (постраничные и короткие, не пугайтесь!). Для других сюжет недостаточно напряжённый. Но лучший щелчок в лоб автор (и я, что уж там) получили от литературного критика Майи Ставицкой. Цитирую:
"Да, с чувством языка у автора явные проблемы, невольно вспоминается набоковский "Дар" и "отвратительно-маленький, почти портативный присяжный поверенный Пышкин, что отнюдь не становится Пушкиным оттого, что произносит во всех словах «У» вместо «Ы»".
О чем это? О сходстве в звучании двух слов: Сычонок и сучонок, которое мы с автором проглядели.
Да, пожалуй, у романа есть недостатки, и, возможно, существенные. Бестселлером ему тоже скорее всего не стать: слишком узкая тема, слишком давняя эпоха, не самый простой язык.
Но, как бы то ни было, я рада, что этот роман есть, и что я помогла ему увидеть свет. И здорово, что он попал в шорт-лист "Большой книги", это приятно.
После вчерашнего поста от канала отписались четыре человека, но не могу же я не рассказать про роман из шортлиста "Большой книги", над которым сама работала. Тем более, что целых 18 человек, кажется, одобрили эту затею.
Рукопись попала ко мне после очередного распределения самотека между редакторами. И если в большинстве подобных случаев мои рецензии были отрицательными, тут я поняла, что хотела бы сама отредактировать и издать этот текст.
Мне понравилось, что это сюжетный роман, а не философское рассуждение на отвлеченные темы, как это очень часто бывает в современной русской литературе.
Меня очаровал герой – немой мальчик, который только и умел, что издавать птичьи звуки, отчего в деревне его звали Сычонком. Ему так хотелось отправиться в путь с отцом – продавать плоты в Смоленск.
Мечта сбывается. Но конечно, все идёт не так, как предполагалось. Беда вынуждает Сычонка отправиться в путь в одиночку, увидеть разных людей, пожить среди монахов, проплыть русскими реками с купцами, оказаться во власти варягов...
День за днём он будет искать ответы на вопросы, которые могли бы волновать жителей русских княжеств в XII веке: на чьей стороне сила, кому можно доверять, а кому – нет, и, в конце концов, вкаких богов верить?
Сам Ермаков долго работал лесником в Смоленской области, поэтому место действия романа знает досконально. Все эти леса, по которым путешествует Сычонок, он облазил сам, по всем рекам проплыл на лодке.
Поэтому, пожалуй, главный вкусовой акцент этого текста – та самая трогательная любовь к малой родине, которую всем провинциалам с малых лет пытаются привить. Здесь это чувство абсолютно искреннее.
Ермаков живёт фактически затворником. Как мы ни пытались, он не согласился провести ни одной презентации книги. Зато записал видео о романе, сидя на веслах в лодке и медленно плывя по реке Вазузе. Посмотрите, он там натуральный древнерусский сказитель, разве что борода коротковата.
Претензий к этому роману немало. Одним не нравится псевдонародный слог и обилие древнерусских слов, из-за которых приходится постоянно читать сноски (постраничные и короткие, не пугайтесь!). Для других сюжет недостаточно напряжённый. Но лучший щелчок в лоб автор (и я, что уж там) получили от литературного критика Майи Ставицкой. Цитирую:
"Да, с чувством языка у автора явные проблемы, невольно вспоминается набоковский "Дар" и "отвратительно-маленький, почти портативный присяжный поверенный Пышкин, что отнюдь не становится Пушкиным оттого, что произносит во всех словах «У» вместо «Ы»".
О чем это? О сходстве в звучании двух слов: Сычонок и сучонок, которое мы с автором проглядели.
Да, пожалуй, у романа есть недостатки, и, возможно, существенные. Бестселлером ему тоже скорее всего не стать: слишком узкая тема, слишком давняя эпоха, не самый простой язык.
Но, как бы то ни было, я рада, что этот роман есть, и что я помогла ему увидеть свет. И здорово, что он попал в шорт-лист "Большой книги", это приятно.
YouTube
Олег Ермаков: чтение из романа «Родник Олафа» в одиночном плавании по Вазузе и Волге
«Родник Олафа» — первая книга трилогии «Лѣсъ трехъ рѣкъ», роман‑путешествие и роман‑воспитание, «Одиссея» в декорациях Древней Руси.
Немой мальчик Спиридон по прозвищу Сычонок с отцом и двумя его друзьями плывет на торжище продавать дубовый лес. Жизнь забрасывает…
Немой мальчик Спиридон по прозвищу Сычонок с отцом и двумя его друзьями плывет на торжище продавать дубовый лес. Жизнь забрасывает…
Пастернак, конечно, тот еще романтик. Надо же было додуматься, что война может быть очищением от беспредела, самодурства и жестокости правительства:
"— Удивительное дело. Не только перед лицом твоей каторжной доли, но по отношению ко всей предшествующей жизни тридцатых годов, даже на воле, даже в благополучии университетской деятельности, книг, денег, удобств, война явилась очистительной бурею, струей свежего воздуха, веянием избавления.
Я думаю, коллективизация была ложной, неудавшейся мерою, и в ошибке нельзя было признаться. Чтобы скрыть неудачу, надо было всеми средствами устрашения отучить людей судить и думать и принудить их видеть несуществующее и доказывать обратное очевидности. Отсюда беспримерная жестокость ежовщины, обнародование не рассчитанной на применение конституции, введение выборов, не основанных на выборном начале.
И когда разгорелась война, её реальные ужасы, реальная опасность и угроза реальной смерти были благом по сравнению с бесчеловечным владычеством выдумки, и несли облегчение, потому что ограничивали колдовскую силу мертвой буквы.
Люди не только в твоем положении, на каторге, но все решительно, в тылу и на фронте, вздохнули свободнее, всею грудью, и упоенно, с чувством истинного счастья бросились в горнило грозной борьбы, смертельной и спасительной.
— Война — особое звено в цепи революционных десятилетий".
Взгляд на проблему спустя почти век: война не очищает, она только обостряет и подчеркивает: и беспредел, и самодурство, и жестокость.
"— Удивительное дело. Не только перед лицом твоей каторжной доли, но по отношению ко всей предшествующей жизни тридцатых годов, даже на воле, даже в благополучии университетской деятельности, книг, денег, удобств, война явилась очистительной бурею, струей свежего воздуха, веянием избавления.
Я думаю, коллективизация была ложной, неудавшейся мерою, и в ошибке нельзя было признаться. Чтобы скрыть неудачу, надо было всеми средствами устрашения отучить людей судить и думать и принудить их видеть несуществующее и доказывать обратное очевидности. Отсюда беспримерная жестокость ежовщины, обнародование не рассчитанной на применение конституции, введение выборов, не основанных на выборном начале.
И когда разгорелась война, её реальные ужасы, реальная опасность и угроза реальной смерти были благом по сравнению с бесчеловечным владычеством выдумки, и несли облегчение, потому что ограничивали колдовскую силу мертвой буквы.
Люди не только в твоем положении, на каторге, но все решительно, в тылу и на фронте, вздохнули свободнее, всею грудью, и упоенно, с чувством истинного счастья бросились в горнило грозной борьбы, смертельной и спасительной.
— Война — особое звено в цепи революционных десятилетий".
Взгляд на проблему спустя почти век: война не очищает, она только обостряет и подчеркивает: и беспредел, и самодурство, и жестокость.
Может быть настал тот самый день, ради которого я создавала этот канал (шутка)
В общем, я написала детскую повесть и вошла с ней в шорт-лист конкурса "Новая детская книга" издательства РОСМЭН. И сейчас на сайте идет голосование на приз зрительских симпатий.
Я буду очень признательна, если вы ткнете пару раз в экран и проголосуете за меня и бегемота Бенедикта, который любил печенье.
А в комментах можно написать, интересна ли вам современная детская литература. Если да, соберу для вас подборку книг, которые обожаю сама и читаю вместе с сыном.
В общем, я написала детскую повесть и вошла с ней в шорт-лист конкурса "Новая детская книга" издательства РОСМЭН. И сейчас на сайте идет голосование на приз зрительских симпатий.
Я буду очень признательна, если вы ткнете пару раз в экран и проголосуете за меня и бегемота Бенедикта, который любил печенье.
А в комментах можно написать, интересна ли вам современная детская литература. Если да, соберу для вас подборку книг, которые обожаю сама и читаю вместе с сыном.
newbook-awards.ru
Конкурс "Новая детская книга"
За два вечера прочитала книжку "Саша, привет" Дмитрия Данилова.
Это такая лайт-версия "Процесса" Кафки в российских реалиях, написанная в жанре киношной раскадровки (если есть такой жанр).
Главного героя – университетского преподавателя, специалиста по русской литературе первой трети 20-го века – приговаривают к смертной казни. За что? За то, что он по взаимному согласию переспал с 20-летней студенткой. Не, ну а чо? Почему бы и нет, действительно. Смерть педофилам.
Между первой и последней страницей книги проходит год. 360 с чем-то дней герой каждый день ждёт, что его расстреляют. Ждёт и смотрит, как постепенно исчезает из жизней близких людей. Примерно как Марти с семейного снимка в фильме "Назад в будущее".
Если очень кратко, то книжка о том, что чувствует человек, которого государственная машина вдруг решила вынести за скобки. Сюжет абсурдный, но не более, чем мир за окном.
Это такая лайт-версия "Процесса" Кафки в российских реалиях, написанная в жанре киношной раскадровки (если есть такой жанр).
Главного героя – университетского преподавателя, специалиста по русской литературе первой трети 20-го века – приговаривают к смертной казни. За что? За то, что он по взаимному согласию переспал с 20-летней студенткой. Не, ну а чо? Почему бы и нет, действительно. Смерть педофилам.
Между первой и последней страницей книги проходит год. 360 с чем-то дней герой каждый день ждёт, что его расстреляют. Ждёт и смотрит, как постепенно исчезает из жизней близких людей. Примерно как Марти с семейного снимка в фильме "Назад в будущее".
Если очень кратко, то книжка о том, что чувствует человек, которого государственная машина вдруг решила вынести за скобки. Сюжет абсурдный, но не более, чем мир за окном.
А ещё у меня вчера отрубился Сторител. Видимо, закончилась подписка, продлить которую теперь нельзя. Как говорится, октябрь уж наступил. Я пыталась морально подготовиться к такому исходу, но это все равно оказалось неприятно.
Модель ЛитРес для меня гораздо менее удобна. Все эти миллионы вариантов абонементов, подписка, покупка. Все непонятно. У Сторитела была чудная модель взрослый+ребенок с одного аккаунта. Эх, где она сейчас?!
Кто-нибудь, перешлите мою мольбу в ЛитРес, пусть они сделают один нормальный вариант подписки с полным доступом к каталогу и возможность добавить ребенка!
Размечталась я, короче.
Модель ЛитРес для меня гораздо менее удобна. Все эти миллионы вариантов абонементов, подписка, покупка. Все непонятно. У Сторитела была чудная модель взрослый+ребенок с одного аккаунта. Эх, где она сейчас?!
Кто-нибудь, перешлите мою мольбу в ЛитРес, пусть они сделают один нормальный вариант подписки с полным доступом к каталогу и возможность добавить ребенка!
Размечталась я, короче.
Продолжаю восхищаться преданностью Алексея Сальникова родному и до закоулка знакомому Среднему Уралу.
В "Опосредованно" вместе с героиней мы бродили по Нижнему Тагилу и Уралмашу, в "Петровых в гриппе" катались на троллейбусе с Гурзуфской до Архитектурной академии, а в "Оккульттрегере", самом новом из опубликованных романе Сальникова, вместе с бессмертной ведьмой поселились в небольшом городе-спутнике Екатеринбурга. Мне показалось, что речь идёт о Первоуральске, но с равной вероятностью это может быть, например, Ревда или Полевской.
Восхищает меня во всем этом, во-первых, последовательная преданность родному хронотопу, а во-вторых, умение совершенно гармонично поселить в тривиальной в общем-то местности совершенно неординарного героя. Обычная школьная учительница Лена ("Опосредованно") способна сочинять стихи, которые действуют, как наркотик, обычный автослесарь Петров ("Петровы в гриппе") способен заглянуть по ту сторону бытия и с самим чёртом подружиться (или кто там этот загадочный Игорь на самом деле), а обычная диспетчер провинциального такси сама способна управлять тонкими материями мира и "согревать" город, когда простым его жителям становится совсем уж невмоготу.
Вот это умение Сальникова укладывать чудо в рамки обыденности у меня лично вызывает экстатический восторг. Так и хочется закричать что-нибудь про Пушкина, сукина сына.
Одним словом, если хочется чудес, а серые панельки вокруг никак не отменить, читайте Сальникова.
В "Опосредованно" вместе с героиней мы бродили по Нижнему Тагилу и Уралмашу, в "Петровых в гриппе" катались на троллейбусе с Гурзуфской до Архитектурной академии, а в "Оккульттрегере", самом новом из опубликованных романе Сальникова, вместе с бессмертной ведьмой поселились в небольшом городе-спутнике Екатеринбурга. Мне показалось, что речь идёт о Первоуральске, но с равной вероятностью это может быть, например, Ревда или Полевской.
Восхищает меня во всем этом, во-первых, последовательная преданность родному хронотопу, а во-вторых, умение совершенно гармонично поселить в тривиальной в общем-то местности совершенно неординарного героя. Обычная школьная учительница Лена ("Опосредованно") способна сочинять стихи, которые действуют, как наркотик, обычный автослесарь Петров ("Петровы в гриппе") способен заглянуть по ту сторону бытия и с самим чёртом подружиться (или кто там этот загадочный Игорь на самом деле), а обычная диспетчер провинциального такси сама способна управлять тонкими материями мира и "согревать" город, когда простым его жителям становится совсем уж невмоготу.
Вот это умение Сальникова укладывать чудо в рамки обыденности у меня лично вызывает экстатический восторг. Так и хочется закричать что-нибудь про Пушкина, сукина сына.
Одним словом, если хочется чудес, а серые панельки вокруг никак не отменить, читайте Сальникова.
"Она где-то читала о смещенной активности у животных: когда чайка видит, что ее гнездо пытается разворошить крупный хищник, и отогнать его нет никаких шансов, чайка просто садится рядом и начинает чистить перья, пока хищник уничтожает ее дом и потомство. Чистка перьев – бессмысленное действие, это защитная реакция мозга на безвыходную ситуацию"
Алексей Поляринов, "Риф"
Чувствую себя сегодня этой чайкой. Мой способ эскапизма – сесть в павильоне "Книги" на ВДНХ и в один присест прочитать целый роман. Как раз "Риф" я и читала.
Симпатичная вещь о памяти и забвении, власти и подчинении и попытке обрести свободу. Гибрид социальной драмы, семейной саги и университетского романа, прошитый насквозь детективной линией. Читается как сценарий хорошего нуарного сериала: в меру мрачная атмосфера, привлекательные героини, хорошая интрига, местами приправленная саспенсом.
Возвращаться в реальность очень не хотелось. Пожалуй, я бы даже с полгода просидела где-нибудь в тоталитарной секте в Подмосковье, чем быть здесь и сейчас: там по крайней мере есть шанс, что кто-то добрый и сильный придет и спасет тебя.
Алексей Поляринов, "Риф"
Чувствую себя сегодня этой чайкой. Мой способ эскапизма – сесть в павильоне "Книги" на ВДНХ и в один присест прочитать целый роман. Как раз "Риф" я и читала.
Симпатичная вещь о памяти и забвении, власти и подчинении и попытке обрести свободу. Гибрид социальной драмы, семейной саги и университетского романа, прошитый насквозь детективной линией. Читается как сценарий хорошего нуарного сериала: в меру мрачная атмосфера, привлекательные героини, хорошая интрига, местами приправленная саспенсом.
Возвращаться в реальность очень не хотелось. Пожалуй, я бы даже с полгода просидела где-нибудь в тоталитарной секте в Подмосковье, чем быть здесь и сейчас: там по крайней мере есть шанс, что кто-то добрый и сильный придет и спасет тебя.
Утренний разговор в прихожей у зеркала:
Я: Какие у меня ужасно опухшие и красные глаза. И не замажешь ничем.
Муж: Ты ничего не понимаешь, это мода. Посмотри вокруг, сайчас все так ходят.
Я: Какие у меня ужасно опухшие и красные глаза. И не замажешь ничем.
Муж: Ты ничего не понимаешь, это мода. Посмотри вокруг, сайчас все так ходят.
Forwarded from Рыба Лоцман
Facebook за это стихотворение Марии Степановой, помнится, банил. Но тут, вроде, пока вербальная свобода, поэтому просто выложу его сегодня. Вы его тоже, конечно, знаете - пусть просто повисит тут как символ. Как знак самого себя.
Ифигения в Авлиде
Действие продолжается у воды,
Война не на жизнь, траншеи, мечи, кирасы,
Левый берег войны занимают жиды,
На правом стеной стоят пидорасы.
Эта битва идёт пешком, никогда не кончится,
Перемолет и зажуёт пятьсот поколений,
Настоит на своём, как ядерная зима,
Потому что с небес их атакует конница,
А из-под земли наступает тьма,
Уязвляя пяту и врозь разводя колени.
Каждый из нас стоит на том или этом.
Каждый из нас не сразу сложил оружие.
Каждый из нас, покуда ещё живые,
Смотрит туда, где советуются хорунжие,
Свищут и перекликаются ездовые,
Где поневоле делаешься поэтом.
Возьмите меня в жиды или пидорасы,
Я мечтаю об этом с третьего класса:
Стать за вас оленем или бараном,
Жертвенной тёлкой или толстою тёткой,
Девственницей, явленною в кустах!
Я с мечом в груди пою и не умираю
На войне, ведущейся на подступах к раю.
Ифигения в Авлиде
Действие продолжается у воды,
Война не на жизнь, траншеи, мечи, кирасы,
Левый берег войны занимают жиды,
На правом стеной стоят пидорасы.
Эта битва идёт пешком, никогда не кончится,
Перемолет и зажуёт пятьсот поколений,
Настоит на своём, как ядерная зима,
Потому что с небес их атакует конница,
А из-под земли наступает тьма,
Уязвляя пяту и врозь разводя колени.
Каждый из нас стоит на том или этом.
Каждый из нас не сразу сложил оружие.
Каждый из нас, покуда ещё живые,
Смотрит туда, где советуются хорунжие,
Свищут и перекликаются ездовые,
Где поневоле делаешься поэтом.
Возьмите меня в жиды или пидорасы,
Я мечтаю об этом с третьего класса:
Стать за вас оленем или бараном,
Жертвенной тёлкой или толстою тёткой,
Девственницей, явленною в кустах!
Я с мечом в груди пою и не умираю
На войне, ведущейся на подступах к раю.
Forwarded from Эмигрицепс
Эмигрицепсу прислали стихотворение поэта Сергея Плотова. Так жизненно, что чуть слезы не навернулись... 😥
Продаётся: собрание сочинений Александра Дюма,
Детская энциклопедия (разрозненные тома),
Шкаф книжный, телевизор «Sony», шотландский плед,
Домик для Барби, трёхколёсный велосипед,
Два набора Lego, игровая приставка, вазон,
Пианино «Элегия», сервиз столовый на шесть персон,
Палатка двухместная, гитара, запах тайги,
Трельяж с отраженьем любимой, её шаги,
Квартира, окно во двор, вид из окна,
Счастливая жизнь, память, судьба, страна,
Тени родных, счастливый билет, несбывшийся сон.
Срочно. Цена доступная. Адрес и телефон.».
Продаётся: собрание сочинений Александра Дюма,
Детская энциклопедия (разрозненные тома),
Шкаф книжный, телевизор «Sony», шотландский плед,
Домик для Барби, трёхколёсный велосипед,
Два набора Lego, игровая приставка, вазон,
Пианино «Элегия», сервиз столовый на шесть персон,
Палатка двухместная, гитара, запах тайги,
Трельяж с отраженьем любимой, её шаги,
Квартира, окно во двор, вид из окна,
Счастливая жизнь, память, судьба, страна,
Тени родных, счастливый билет, несбывшийся сон.
Срочно. Цена доступная. Адрес и телефон.».
С 21 сентября в четыре раза вырос спрос на книгу Николаса Старгардта «Мобилизованная нация. Германия 1939–1945».
Это книга о том, как немцы воспринимали Вторую мировую войну,— исследование дневников и личной переписки граждан Третьего рейха.
Как говорится, no comment. Пойду читать.
https://www.kommersant.ru/doc/5607072
Это книга о том, как немцы воспринимали Вторую мировую войну,— исследование дневников и личной переписки граждан Третьего рейха.
Как говорится, no comment. Пойду читать.
https://www.kommersant.ru/doc/5607072
Коммерсантъ
Третий рейх нашел своего читателя
В России выросли продажи книг по истории нацистской Германии
Подруга рассказала о "Персеполисе" Маржан Сатрапи, сказала, это обязательно надо прочитать, и я заказала его на OZON. А тут ещё The Order (ex-Batenka) классные карточки нарисовали.
Все, что нам остаётся, – писать о том, что мы переживаем. И быть готовыми умереть за написанное.
Все, что нам остаётся, – писать о том, что мы переживаем. И быть готовыми умереть за написанное.