Моря вода
льется на камни,
сыплет песок.
Висок мой разломан столетье назад.
Прекрасен ваш зад,
он сказал не спеша.
Но в общем, не так же хорош, как душа.
Шло в эту ночь много капель
из сна
коротких ночных.
Проклятый тот стих,
что не слышал чижа,
напой ему вскользь
про движение ножа.
Разомкнуты двери,
но поп не идет,
он молится вдоволь,
он сладок как мед.
Религии порознь,
как сон о весне,
как будто бы дыбу несешь в рукаве.
Лови этот блеск и сияние,
в волны свой невод бросай.
Пой и кричи.
Где-то летят куличи,
выплесну новый протест.
Феникс ест, что придется,
ему не приходится выбирать из пепла.
Нет бы ритма и рифмы добавить
в этот неброский паучий танец.
Выдрать бы море отсюда совсем,
мне никогда не понять этих стен,
гул их идет из подножья реки.
Слез не видать из под вашей руки,
мокро оттуда торчат.
Мир из колосьев родился вчера,
впрочем, была жаркой пора.
Солнце хрипело, ныли ветра.
Что ж ты, король,
не упал без удара,
что же так молод,
уже без ежа.
Идеально вас не поймет никто, но лучше всего ваш психоаналитик.

Все любови Варвары Петровны от этого ее страдали.
Один стал извращенцем
и приставал к девушкам в метро

такие мужчины не дарят цветы, они их лапают.
Другой решил, что не создан для серьезных отношений
и в парках больше никогда не гулял,
предпочитая более надежные
пуховики
И пуховки.
Еще один подался в айти
что, говорят, само по себе диагноз. Когда-то искал перемужчин, после стал отчитывать женщин
за плохо помытые кастрюли.
Варвара Петровна очень скорбит по всем ним.
Очень.

Господин Ф сказал, в городе N будет жаркое лето,
уездное лето в уездном городе.
Мухи по окнам ползли еле-еле,
слушая,
как господа Ф и М обсуждали и обсуждают лето, цены на курортах морских, затем горнолыжных,
капли стекали по стеклам и лбам.
Тиканье стрелок
отдавалось в ушах,
намекая на будущий бой.

Мое дитя, дитя мое, прекрасное мое дитя,
мы можем вырваться из сна,
но не снимается лапша.
Лежит, шурша.

Не смотри, не заходи
не заходи, не смотри.

В лесу жил один лесник.
На свидание собираясь,
он брови не пригладил, а взлохматил
и дырок навертел на галстуке,
вместо которого, впрочем,
повесил носок.
И вот он шел, а на поляне
палили по стаканам галки.

В легких канарейка, легко ли ей быть там?
Проверяет, остался ли воздух?

Не смотря на прекрасные прогнозы,
есть полынь все же не хочется.
Не укрепится сердце и поджелудочная железа.
Ночи становятся короче,
но мне хватает.

Кто сказал, что самое лучшее это самое лучшее?
Может, ценнее всего
обрывки, обломки,
использованные пеленки,
сломанные лестницы,
застарелые прелестницы

Слом маленькой лапки
вызвал у дятла испуг,
из под пера
вышло не большое солнце,
но и не малое,
света его хватало
пройти долгим лучем от неба до перьев,
коснуться красной шапочки,
скрюченных пальцев,
объемных галош,
по льду разлетевшихся при падении.
Хрупок тот лед, что не выдержал,
вот и ты теперь.

Женская мудрость
пока что
слышалась мне
в двух фразах:

1)-помидоры подорожали!
-так что ж теперь,
помидоры не покупать?

2) война войной, споры идут,
а дети растут
Надо их растить

Считайте ли их пассивностью, или принятием, или еще чем
Но вот так

Яростный был когда-то рык из льва,
издавался.
Солнцем сейчас порос, вышел пылью

Скрип раздался, раздалось солнце,
Раздался всем сестрам,
Солнце раздалось,
Что-то порвалось,
Изорвалось,
Надломалось?
Малость

Если упало капель немного,
Больше дорог у тебя осталось,
Ловко ли ходят кривые ноги
Старость, старость

Медленность, впрочем, исконней истомы.
Солнце порослое вышло из комы,
но запотевшим дыханьем немного
недорисованной будет дорога.

Если уж о черновиках говорить
Жарить ли, парить? Надежней варить.
Раз они не горят, то от воды им не уйти
уж точно.
Солнце устало, но светит вполне,
а я повторяю слова, не раз, и не два.
Надежнее так, каждый раз у слова
новая суть
как их все не спугнуть?

Слышишь, слышишь?
Ты точно слышишь?

Нельзя говорить об этом.
Если не хочешь молчать,
Захоти.
Это просто,
Как дважды два - пять

Я чувствую много тревоги,
Много тревоги, птица.
Если птицу съест кот,
кто из нас умрет,
кто из нас не умрет

Птица,
тревогу жирную и большую,
если ты голубь, птица.

***
Кто-то родился с сердцем, как капля уставшего янтаря,
кто-то, как маленький Мук,
никак дослужиться не мог
до варенья.
Если вы детскими назовете эти слова,
я обижаюсь, но понимаю:
такая идет обо мне молва.

***
Каждый искристый шаг или звук
паутиной плетется из рук,
Ты бы плела ее дальше, всегда,
я бы свилась, замолчала в углу
нити твои чтобы не повредить,
как бы беречь тебя
хоть на треть.
Может ли это чем-то помочь?
Из моих рук так тянется плотно ничто,
волосы тоже коротки
как дельфина плач
сокровенному солнцу

Сердце мое твое наполовину,
но остальная его половина
мала и слепа,
любая пришита к тебе
ниткой тревоги и страха,
ниткой твоего одиночества
переходящего в мое.

У меня итак есть много того, о чем думать я не могу,
не могу наяву, и во сне не могу, и в бреду не могу.
И если станет могу я совсем пропаду, завою, уйду.
Что-то скребется, стучится, а я выскоблила бы это дотла
вырвала,
выдернула.
Но тут как зайца уши, дергай, не дергай, лишь с головой если только.

А с головой связь поддерживать затруднительно
даже самым великим мыслителям,
не верьте им, утверждающим обратное.
Лучше их понимать превратно,
лгут с самого первого года, слова, глотка молока:
было все вкусно, спасибо, пока.
За помощь мы благодарны,
выносим медаль,
в такую даль от нее забрались,
ведь плохо и слишком хорошо.
Ночью был угорь, стал ершом,
сливки не пиво и выпиты будут,
возможно,
Не молочные продукты нас губят?
Скоромное, нескромное
на губах не высыхает,
крокодилы летают,
солнце собой заслоняя
нильское,
приходится воскресать
из тростника.
Звуки выходят, как по маслу,
в которое сбились молочные реки.

Терли, терли, натерли до сыра,
натерто вышло, кровь моросила.
В глотку шесть ножевых
попало, и вот вам флейта почти,
чем не чудо поющей души,
звуки нежно исходят последние,
испадают как тюль легкие.
Говорила вам мама не то, не это,
лучше возьми осиновый кол...

По голове моей ходят
тяжелым, грязным ботинком.
Все раздавили, смешали,
пестики и тычинки
перепуталось в кашу.