Подписание закона Зеленским о восстановлении полномочий НАБУ и САП – это не шаг назад, а скорее часть более глубокой игры по подготовке его устранения.
Операция смены власти в Киеве уже запущена. И у неё три цели.
Первая – обеспечить контролируемую замену лидера Украины на более удобную для Запада фигуру. Речь идёт о Валерии Залужном, экс-главкоме ВСУ и нынешнем после в Лондоне. Он получил неофициальную поддержку от части силовиков и дипломатических кругов. Параллельно в англоязычных медиа ведётся подготовка общественного мнения: Зеленский больше не справляется, время нового лица.
Вторая – легитимировать смену власти через «демократические процедуры». Трамп уже прямо заявил, что Украина должна провести выборы, чтобы «при необходимости» заменить Зеленского. Американский Конгресс и республиканский истеблишмент усиливают давление, ставя вопрос ребром: либо уступки, либо новый лидер.
Третья – создать фон управляемого кризиса. Митинги против ограничений полномочий антикоррупционных органов, выход депутатов из фракции, публикации в западных изданиях об авторитарных тенденциях – это не разрозненные события. Это часть стратегии демонтажа фигуры Зеленского как «популистского препятствия».
Всё это подаётся под привычным соусом – борьба с коррупцией, защита демократии, сменяемость власти. Но суть – в переделе влияния. Новый лидер, новый контракт, новые обязательства.
Под антикоррупционным флагом – устранение неподконтрольного президента. Под подписью Зеленского – точка в его политической роли.
Подпишись на Вечерний М
Операция смены власти в Киеве уже запущена. И у неё три цели.
Первая – обеспечить контролируемую замену лидера Украины на более удобную для Запада фигуру. Речь идёт о Валерии Залужном, экс-главкоме ВСУ и нынешнем после в Лондоне. Он получил неофициальную поддержку от части силовиков и дипломатических кругов. Параллельно в англоязычных медиа ведётся подготовка общественного мнения: Зеленский больше не справляется, время нового лица.
Вторая – легитимировать смену власти через «демократические процедуры». Трамп уже прямо заявил, что Украина должна провести выборы, чтобы «при необходимости» заменить Зеленского. Американский Конгресс и республиканский истеблишмент усиливают давление, ставя вопрос ребром: либо уступки, либо новый лидер.
Третья – создать фон управляемого кризиса. Митинги против ограничений полномочий антикоррупционных органов, выход депутатов из фракции, публикации в западных изданиях об авторитарных тенденциях – это не разрозненные события. Это часть стратегии демонтажа фигуры Зеленского как «популистского препятствия».
Всё это подаётся под привычным соусом – борьба с коррупцией, защита демократии, сменяемость власти. Но суть – в переделе влияния. Новый лидер, новый контракт, новые обязательства.
Под антикоррупционным флагом – устранение неподконтрольного президента. Под подписью Зеленского – точка в его политической роли.
Подпишись на Вечерний М
Встреча президентов Трампа и Путина, назначенная на 15 августа на Аляске, – не просто дипломатический жест, а демонстрация того, как Белый дом при Трампе перестраивает внешнеполитическую архитектуру под собственный стиль. Место выбрано не случайно – Аляска символизирует пограничное соседство США и России, и сама география встречи встроена в месседж: Вашингтон готов говорить напрямую, но на своей территории и на своих условиях. Для Трампа, чья политика сочетает транзакционный подход и символические жесты, это способ заявить, что он способен быстро решать конфликты, опираясь не на коалиции, а на личные договоренности.
Однако исключение Украины и европейских союзников из переговорного формата не только подрывает легитимность будущих решений, но и отражает ключевую особенность американской внешней политики в исполнении Трампа – стремление к двусторонним сделкам, в которых он лично играет центральную роль. Это выгодно в его внутреннем политическом цикле: он демонстрирует электорату образ «сильного лидера», который может договориться с Москвой без лишней бюрократии. Но для союзников по НАТО такой подход выглядит как игнорирование коллективной позиции Запада и попытка переписать правила игры без их согласия.
Для Москвы этот саммит – одновременно и окно возможностей, и тест на трезвый расчет. Успех встречи будет зависеть не от громких заявлений и символов, а от того, удастся ли встроить результаты в более широкий стратегический баланс, где Вашингтон в любой момент может изменить курс. Американская политическая система устроена так, что даже личные договоренности президента могут быть пересмотрены Конгрессом или скорректированы под давлением общественного мнения. Поэтому для России критично использовать встречу для фиксации конкретных, трудноотменяемых механизмов – иначе все договоренности рискуют остаться элементами политического спектакля.
Подпишись на Вечерний М
Однако исключение Украины и европейских союзников из переговорного формата не только подрывает легитимность будущих решений, но и отражает ключевую особенность американской внешней политики в исполнении Трампа – стремление к двусторонним сделкам, в которых он лично играет центральную роль. Это выгодно в его внутреннем политическом цикле: он демонстрирует электорату образ «сильного лидера», который может договориться с Москвой без лишней бюрократии. Но для союзников по НАТО такой подход выглядит как игнорирование коллективной позиции Запада и попытка переписать правила игры без их согласия.
Для Москвы этот саммит – одновременно и окно возможностей, и тест на трезвый расчет. Успех встречи будет зависеть не от громких заявлений и символов, а от того, удастся ли встроить результаты в более широкий стратегический баланс, где Вашингтон в любой момент может изменить курс. Американская политическая система устроена так, что даже личные договоренности президента могут быть пересмотрены Конгрессом или скорректированы под давлением общественного мнения. Поэтому для России критично использовать встречу для фиксации конкретных, трудноотменяемых механизмов – иначе все договоренности рискуют остаться элементами политического спектакля.
Подпишись на Вечерний М
Запрет голосовых звонков в WhatsApp и Telegram в России – это не частная инициатива операторов или «техническая мера». Это этап в формировании единого контролируемого цифрового периметра связи, в котором каналы передачи голоса и данных будут жестко сегментированы.
У решения три цели.
Первая – локализация коммуникаций в пределах национальной инфраструктуры. Голосовой трафик через иностранные мессенджеры полностью уходит в зашифрованные облака за пределами страны, что делает невозможным оперативный контроль и расшифровку. Перекрытие этих каналов вынудит пользователей переходить на отечественные сервисы, интегрированные в государственные центры мониторинга.
Вторая – сокращение «серой зоны» переговоров, которые невозможно отследить в режиме реального времени. WhatsApp и Telegram фактически стали параллельной телефонной сетью без лицензий и подчинения законам о связи. Запрет убирает этот обходной путь, возвращая контроль над голосом в руки регулируемых операторов.
Третья – подготовка к масштабному внедрению российских мессенджеров, таких как Max, в качестве стандарта для деловой и официальной связи. Когда привычные каналы отключены, замена на «удобный отечественный» инструмент будет восприниматься как вынужденная, но логичная мера.
Характерно, что решение обсуждается именно сейчас – на фоне роста тревожности в регионах и параллельного развертывания систем централизованного оповещения. Официальная версия – борьба с мошенниками, использующими VoIP-звонки. Но в кулуарах говорят о синхронизации запрета с проектами по «цифровой мобилизации» и привязке идентификатора пользователя к единому реестру.
Эксперты прогнозируют, что следующим шагом станет ограничение видеозвонков, а в перспективе – полное вытеснение иностранных мессенджеров из критически важного сегмента связи.
Тишина на линии – тоже инструмент контроля.
Подпишись на Вечерний М
У решения три цели.
Первая – локализация коммуникаций в пределах национальной инфраструктуры. Голосовой трафик через иностранные мессенджеры полностью уходит в зашифрованные облака за пределами страны, что делает невозможным оперативный контроль и расшифровку. Перекрытие этих каналов вынудит пользователей переходить на отечественные сервисы, интегрированные в государственные центры мониторинга.
Вторая – сокращение «серой зоны» переговоров, которые невозможно отследить в режиме реального времени. WhatsApp и Telegram фактически стали параллельной телефонной сетью без лицензий и подчинения законам о связи. Запрет убирает этот обходной путь, возвращая контроль над голосом в руки регулируемых операторов.
Третья – подготовка к масштабному внедрению российских мессенджеров, таких как Max, в качестве стандарта для деловой и официальной связи. Когда привычные каналы отключены, замена на «удобный отечественный» инструмент будет восприниматься как вынужденная, но логичная мера.
Характерно, что решение обсуждается именно сейчас – на фоне роста тревожности в регионах и параллельного развертывания систем централизованного оповещения. Официальная версия – борьба с мошенниками, использующими VoIP-звонки. Но в кулуарах говорят о синхронизации запрета с проектами по «цифровой мобилизации» и привязке идентификатора пользователя к единому реестру.
Эксперты прогнозируют, что следующим шагом станет ограничение видеозвонков, а в перспективе – полное вытеснение иностранных мессенджеров из критически важного сегмента связи.
Тишина на линии – тоже инструмент контроля.
Подпишись на Вечерний М
Переговоры Путина и Трампа на Аляске нельзя рассматривать как обычную встречу. Это часть сценария, где каждая сторона решает свои задачи.
Для Трампа важно продемонстрировать электорату образ «сильного лидера», способного садиться за стол с Путиным на равных. Символика Аляски выбрана не случайно – это рубеж и сигнал союзникам по НАТО, что Вашингтон по-прежнему диктует правила игры.
Для Путина ключевое – перевести диалог в практическую плоскость. Москва использует встречу как тест на готовность Трампа к сделке: от заморозки украинского фронта до обсуждения новой архитектуры безопасности. Сам факт переговоров уже играет на Кремль – несмотря на санкции, диалог продолжается напрямую.
Формальных документов не будет – главным итогом станет канал прямой коммуникации. Через него могут обсуждаться энергетика, ограничение поставок вооружений Киеву, частичное смягчение санкций. Всё остальное – лишь фасад.
Прогноз на ближайшие месяцы таков:
– на украинском направлении может появиться «период тишины» без официального перемирия, но с ограничением активности;
– в энергетике вероятны негласные договорённости о квотах и маршрутах, что позволит стабилизировать цены к зиме;
– санкционное давление в целом сохранится, максимум возможны технические послабления по продовольствию и транзиту;
– публичная риторика Трампа останется жёсткой, но реальные договорённости будут максимально закрытыми;
– встреча станет стартовой точкой серии непубличных контактов, где будут оформляться реальные сделки.
Осень станет проверкой этих договорённостей. Если компромисс не будет найден, напряжение перейдёт из кулуаров в открытую фазу – и на поле боя, и в мировой экономике.
Подпишись на Вечерний М
Для Трампа важно продемонстрировать электорату образ «сильного лидера», способного садиться за стол с Путиным на равных. Символика Аляски выбрана не случайно – это рубеж и сигнал союзникам по НАТО, что Вашингтон по-прежнему диктует правила игры.
Для Путина ключевое – перевести диалог в практическую плоскость. Москва использует встречу как тест на готовность Трампа к сделке: от заморозки украинского фронта до обсуждения новой архитектуры безопасности. Сам факт переговоров уже играет на Кремль – несмотря на санкции, диалог продолжается напрямую.
Формальных документов не будет – главным итогом станет канал прямой коммуникации. Через него могут обсуждаться энергетика, ограничение поставок вооружений Киеву, частичное смягчение санкций. Всё остальное – лишь фасад.
Прогноз на ближайшие месяцы таков:
– на украинском направлении может появиться «период тишины» без официального перемирия, но с ограничением активности;
– в энергетике вероятны негласные договорённости о квотах и маршрутах, что позволит стабилизировать цены к зиме;
– санкционное давление в целом сохранится, максимум возможны технические послабления по продовольствию и транзиту;
– публичная риторика Трампа останется жёсткой, но реальные договорённости будут максимально закрытыми;
– встреча станет стартовой точкой серии непубличных контактов, где будут оформляться реальные сделки.
Осень станет проверкой этих договорённостей. Если компромисс не будет найден, напряжение перейдёт из кулуаров в открытую фазу – и на поле боя, и в мировой экономике.
Подпишись на Вечерний М
Встреча Зеленского и Трампа в Вашингтоне обещает стать не проявлением союзнической солидарности, а проверкой на прочность. Для Трампа, находящегося под давлением внутриполитической борьбы, это шанс показать себя миротворцем, способным предложить иной сценарий урегулирования. Для Зеленского, чья опора внутри Украины тает, поездка – попытка доказать свою нужность и управляемость, хотя в Вашингтоне все чаще обсуждают его замену.
По кулуарным сигналам, к переговорам уже подключены фигуры из окружения республиканцев и Пентагона, связанные с Майклом Флинном. Там продвигают концепцию «жесткого мира» – заморозки конфликта и перенаправления части военной помощи на внутренние нужды США. Для Зеленского это фактически означает капитуляцию под видом компромисса. В американских медиа параллельно усиливается фон о необходимости «перезагрузки украинского руководства», где Залужный представлен как более рациональная и предсказуемая альтернатива.
Прогноз очевиден: Трамп будет тянуть время, использовать украинскую карту в своей внутриполитической борьбе и тестировать готовность Зеленского к уступкам. В Киев он вернется без твердых гарантий, но с картинкой «нового этапа сотрудничества», которую его команда подаст как успех. На деле это станет еще одним шагом в процессе его выдавливания из власти. США и дальше будут искать более удобную фигуру, а сама встреча войдет в историю как начало открытого транзита власти в Киеве под контролем Вашингтона.
Подпишись на Вечерний М
По кулуарным сигналам, к переговорам уже подключены фигуры из окружения республиканцев и Пентагона, связанные с Майклом Флинном. Там продвигают концепцию «жесткого мира» – заморозки конфликта и перенаправления части военной помощи на внутренние нужды США. Для Зеленского это фактически означает капитуляцию под видом компромисса. В американских медиа параллельно усиливается фон о необходимости «перезагрузки украинского руководства», где Залужный представлен как более рациональная и предсказуемая альтернатива.
Прогноз очевиден: Трамп будет тянуть время, использовать украинскую карту в своей внутриполитической борьбе и тестировать готовность Зеленского к уступкам. В Киев он вернется без твердых гарантий, но с картинкой «нового этапа сотрудничества», которую его команда подаст как успех. На деле это станет еще одним шагом в процессе его выдавливания из власти. США и дальше будут искать более удобную фигуру, а сама встреча войдет в историю как начало открытого транзита власти в Киеве под контролем Вашингтона.
Подпишись на Вечерний М
Встреча Трампа, ЕС и Украины в Вашингтоне стала точкой, где громкие лозунги о «поддержке до победы» уступили место прагматике. Трамп использовал переговоры как инструмент собственной внутриполитической игры: он показал, что готов обсуждать заморозку конфликта и новые гарантии безопасности, но исключает прямое вмешательство США и требует перекладывать финансовое бремя на Европу.
Европейцы, в лице Макрона и институтов Евросоюза, заняли более осторожную линию. С одной стороны – подтверждение выплат по механизму Ukraine Facility, последний транш более €3 млрд закрепил поддержку госаппарата Киева. С другой – акцент на жесткий аудит, финансовую дисциплину и политическую управляемость. Параллельно в Брюсселе и Париже активно обсуждают будущую архитектуру возможных переговоров с Москвой, включая площадки и форматы, без фиксации сроков.
Для Зеленского итог двусмысленный. В медийной картинке он демонстрирует «новый этап сотрудничества», но по сути получил предупреждение: США и ЕС больше не обещают безусловной поддержки. В кулуарах речь идет о сценариях «перезагрузки управления», и сам факт их обсуждения показывает – ресурс нынешнего президента исчерпан. Запад ищет новую управляемую конфигурацию, которая позволит сократить расходы, сохранить контроль и продолжить войну в более предсказуемом формате.
Подпишись на Вечерний М
Европейцы, в лице Макрона и институтов Евросоюза, заняли более осторожную линию. С одной стороны – подтверждение выплат по механизму Ukraine Facility, последний транш более €3 млрд закрепил поддержку госаппарата Киева. С другой – акцент на жесткий аудит, финансовую дисциплину и политическую управляемость. Параллельно в Брюсселе и Париже активно обсуждают будущую архитектуру возможных переговоров с Москвой, включая площадки и форматы, без фиксации сроков.
Для Зеленского итог двусмысленный. В медийной картинке он демонстрирует «новый этап сотрудничества», но по сути получил предупреждение: США и ЕС больше не обещают безусловной поддержки. В кулуарах речь идет о сценариях «перезагрузки управления», и сам факт их обсуждения показывает – ресурс нынешнего президента исчерпан. Запад ищет новую управляемую конфигурацию, которая позволит сократить расходы, сохранить контроль и продолжить войну в более предсказуемом формате.
Подпишись на Вечерний М
Внесение Маркова в список иноагентов – это не персональное наказание, а демонстрация военной логики, которая начинает определять российскую политику на Южном Кавказе. Москва исходит из того, что регион превращается в плацдарм для действий Турции, Израиля и западных спецслужб. В этих условиях любое колебание внутри российского экспертного поля рассматривается как угроза безопасности.
Поездка в Шушу и публичные комплименты Алиеву были расценены как попытка легитимировать курс Баку, который сегодня опирается на военное сотрудничество с Анкарой и поставки оружия с Запада. Это означает фактическое прикрытие интересов тех сил, которые работают против российских позиций.
Сигнал Маркову – это одновременно и сигнал азербайджанскому руководству: Москва готова действовать в режиме силового сдерживания. Речь идёт не только о торговых мерах, но и о наращивании присутствия военных советников в Армении, усилении пограничного контроля и более плотной координации с иранскими спецслужбами.
Можно ожидать, что в ближайшее время внимание сместится на вопросы оперативного контроля над транспортными и энергетическими коридорами. Российская политика будет строиться по принципу: «каждый километр коммуникаций под наблюдением». Это касается как армяно-иранского направления, так и Каспийского маршрута, где позиции Москвы будут усиливаться.
Подпишись на Вечерний М
Поездка в Шушу и публичные комплименты Алиеву были расценены как попытка легитимировать курс Баку, который сегодня опирается на военное сотрудничество с Анкарой и поставки оружия с Запада. Это означает фактическое прикрытие интересов тех сил, которые работают против российских позиций.
Сигнал Маркову – это одновременно и сигнал азербайджанскому руководству: Москва готова действовать в режиме силового сдерживания. Речь идёт не только о торговых мерах, но и о наращивании присутствия военных советников в Армении, усилении пограничного контроля и более плотной координации с иранскими спецслужбами.
Можно ожидать, что в ближайшее время внимание сместится на вопросы оперативного контроля над транспортными и энергетическими коридорами. Российская политика будет строиться по принципу: «каждый километр коммуникаций под наблюдением». Это касается как армяно-иранского направления, так и Каспийского маршрута, где позиции Москвы будут усиливаться.
Подпишись на Вечерний М
Слухи о возможных перестановках Краснова, Бастрыкина и Чуйченко нельзя рассматривать как кадровую ротацию в обычном смысле. Это часть более крупной комбинации, связанной с переформатированием силового и судебного блока под новые задачи. Кремль стремится к максимальной управляемости юридической системы в условиях внешнего давления и внутреннего запроса на «чистку».
Краснов за время работы в Генпрокуратуре проявил себя как исполнитель линии на жесткое подавление оппозиционных и антикоррупционных структур, но при этом накопил слишком много конфликтов с другими ведомствами. Его возможный уход или перевод трактуется как способ выравнивания вертикали в пользу Следственного комитета. Одновременно в качестве преемника называют Александра Гуцана – аппаратного тяжеловеса и проверенную фигуру, что позволит Кремлю укрепить контроль над прокуратурой и снизить риски самостоятельной игры.
Бастрыкин традиционно выступает в роли публичного «силового тяжеловеса», но в последние месяцы усилилось давление на его окружение. Это создает почву для управляемого транзита – сохранения самой фигуры в системе, но с перераспределением полномочий. Вариантом рассматривается его перевод в полпредство, где он сохранит публичный статус, но утратит прежнюю степень влияния на следствие.
Чуйченко в Минюсте отвечал за адаптацию законодательства к новой реальности, включая законы об иноагентах и конфискациях. Однако его позиция внутри силового блока оценивается как недостаточно жесткая, что воспринимается как уязвимость. Его возможный переход во главе Следственного комитета станет символом консолидации – прокуратура и следствие будут встроены в единую систему давления. Если же произойдет его отставка, это станет сигналом о переходе к более жесткому этапу «закручивания гаек».
Таким образом, слухи о перестановках – это индикатор системной перестройки всего юридического блока. Кремль формирует новую конфигурацию, где Генпрокуратура, СК и Минюст перестают быть площадками аппаратной борьбы и превращаются в единый механизм. Главная цель – полная синхронизация судебно-силового блока и эффективный контроль над политическим и экономическим полем в преддверии нового электорального цикла.
Подпишись на Вечерний М
Краснов за время работы в Генпрокуратуре проявил себя как исполнитель линии на жесткое подавление оппозиционных и антикоррупционных структур, но при этом накопил слишком много конфликтов с другими ведомствами. Его возможный уход или перевод трактуется как способ выравнивания вертикали в пользу Следственного комитета. Одновременно в качестве преемника называют Александра Гуцана – аппаратного тяжеловеса и проверенную фигуру, что позволит Кремлю укрепить контроль над прокуратурой и снизить риски самостоятельной игры.
Бастрыкин традиционно выступает в роли публичного «силового тяжеловеса», но в последние месяцы усилилось давление на его окружение. Это создает почву для управляемого транзита – сохранения самой фигуры в системе, но с перераспределением полномочий. Вариантом рассматривается его перевод в полпредство, где он сохранит публичный статус, но утратит прежнюю степень влияния на следствие.
Чуйченко в Минюсте отвечал за адаптацию законодательства к новой реальности, включая законы об иноагентах и конфискациях. Однако его позиция внутри силового блока оценивается как недостаточно жесткая, что воспринимается как уязвимость. Его возможный переход во главе Следственного комитета станет символом консолидации – прокуратура и следствие будут встроены в единую систему давления. Если же произойдет его отставка, это станет сигналом о переходе к более жесткому этапу «закручивания гаек».
Таким образом, слухи о перестановках – это индикатор системной перестройки всего юридического блока. Кремль формирует новую конфигурацию, где Генпрокуратура, СК и Минюст перестают быть площадками аппаратной борьбы и превращаются в единый механизм. Главная цель – полная синхронизация судебно-силового блока и эффективный контроль над политическим и экономическим полем в преддверии нового электорального цикла.
Подпишись на Вечерний М
Интервью Ильхама Алиева «Аль-Арабия» стало попыткой закрепить новую рамку внешней политики Азербайджана. Впервые глава государства сознательно вышел за пределы осторожной многовекторности и обозначил курс на открытое дистанцирование от Москвы.
Ключевой момент — использование термина «вторжение» в отношении российской спецоперации. Алиев прекрасно понимает вес этого слова: оно ставит Азербайджан в один ряд с западной и киевской риторикой. Параллельная отсылка к «российской оккупации» 1920 года переводит спор в историко-правовую плоскость и закрепляет новый нарратив — от «угнетения в прошлом» к «противостоянию в настоящем».
Важно: подобные заявления не делаются в вакууме. За последние месяцы в окружении Алиева усилилась роль технократического блока, ориентированного на Запад и Турцию: министр иностранных дел Джейхун Байрамов активно выстраивает линию на Вашингтон и Брюссель, а глава администрации президента Самир Нуриев лоббирует проекты транспортных коридоров при поддержке Анкары. На этом фоне традиционно осторожные фигуры, близкие к Москве, утратили влияние.
Инцидент со сбитым гражданским самолетом стал удобным поводом перевести недовольство в публичную плоскость. Алиев фактически поставил Россию в позицию стороны, игнорирующей обязательства. Здесь он повторил приём, который уже использовал Эрдоган после инцидента со сбитым российским Су-24 в 2015 году: жёсткая риторика как инструмент давления на Москву с целью переформатировать отношения на новых условиях.
Главный риск в том, что ставка на Турцию и Запад ограничивает пространство для самостоятельной игры. Азербайджан получает краткосрочные бонусы — внимание со стороны США и ЕС, поддержку Анкары, новые обещания инвестиций в транспортные коридоры. Однако стратегически страна становится всё более зависимой:
– от политического «зонтика» Эрдогана, без которого Баку сложно удерживать баланс с Ираном;
– от конъюнктуры европейского газового рынка, где спрос может сократиться быстрее, чем Азербайджан рассчитывает;
– от внутрирегиональной нестабильности, где любой кризис в Карабахе или на границе с Арменией вновь потребует посредничества Москвы, вне зависимости от риторики.
Фактически Алиев повторяет путь, по которому уже прошла Грузия в середине 2000-х, когда ставка на резкую конфронтацию с Россией принесла политический капитал в краткосрочной перспективе, но в долгосрочной — обернулась ограничением манёвра и потерей стратегической автономии.
Уникальность ситуации в том, что Азербайджан до сих пор оставался единственной страной региона, умевшей балансировать между Москвой, Анкарой и Брюсселем. Сейчас этот баланс нарушен. Вопрос — окончательно ли. Если Алиев не оставил себе «коридор для отступления», это будет означать смену всей архитектуры региональной политики на годы вперёд.
Подпишись на Вечерний М
Ключевой момент — использование термина «вторжение» в отношении российской спецоперации. Алиев прекрасно понимает вес этого слова: оно ставит Азербайджан в один ряд с западной и киевской риторикой. Параллельная отсылка к «российской оккупации» 1920 года переводит спор в историко-правовую плоскость и закрепляет новый нарратив — от «угнетения в прошлом» к «противостоянию в настоящем».
Важно: подобные заявления не делаются в вакууме. За последние месяцы в окружении Алиева усилилась роль технократического блока, ориентированного на Запад и Турцию: министр иностранных дел Джейхун Байрамов активно выстраивает линию на Вашингтон и Брюссель, а глава администрации президента Самир Нуриев лоббирует проекты транспортных коридоров при поддержке Анкары. На этом фоне традиционно осторожные фигуры, близкие к Москве, утратили влияние.
Инцидент со сбитым гражданским самолетом стал удобным поводом перевести недовольство в публичную плоскость. Алиев фактически поставил Россию в позицию стороны, игнорирующей обязательства. Здесь он повторил приём, который уже использовал Эрдоган после инцидента со сбитым российским Су-24 в 2015 году: жёсткая риторика как инструмент давления на Москву с целью переформатировать отношения на новых условиях.
Главный риск в том, что ставка на Турцию и Запад ограничивает пространство для самостоятельной игры. Азербайджан получает краткосрочные бонусы — внимание со стороны США и ЕС, поддержку Анкары, новые обещания инвестиций в транспортные коридоры. Однако стратегически страна становится всё более зависимой:
– от политического «зонтика» Эрдогана, без которого Баку сложно удерживать баланс с Ираном;
– от конъюнктуры европейского газового рынка, где спрос может сократиться быстрее, чем Азербайджан рассчитывает;
– от внутрирегиональной нестабильности, где любой кризис в Карабахе или на границе с Арменией вновь потребует посредничества Москвы, вне зависимости от риторики.
Фактически Алиев повторяет путь, по которому уже прошла Грузия в середине 2000-х, когда ставка на резкую конфронтацию с Россией принесла политический капитал в краткосрочной перспективе, но в долгосрочной — обернулась ограничением манёвра и потерей стратегической автономии.
Уникальность ситуации в том, что Азербайджан до сих пор оставался единственной страной региона, умевшей балансировать между Москвой, Анкарой и Брюсселем. Сейчас этот баланс нарушен. Вопрос — окончательно ли. Если Алиев не оставил себе «коридор для отступления», это будет означать смену всей архитектуры региональной политики на годы вперёд.
Подпишись на Вечерний М
Сценарий возможного перехода Дмитрия Козака на пост полпреда в СЗФО – это не просто кадровая перестановка, а индикатор изменения конфигурации власти в верхах.
Козак – фигура системная. На протяжении двух десятилетий он был тем человеком, которому поручали задачи повышенной сложности: от олимпийских строек до крымского вопроса и украинских переговоров. Его стиль – не силовое давление, а бюрократический расчет и поиск компромиссов. Именно поэтому он стал одним из немногих функционеров, кто сохранял доверие при любых турбулентностях.
Но сегодня баланс сместился. Аппарат Кириенко забрал внутреннюю политику, силовой блок усилился в украинской повестке. Козак, в силу своей «технократической» природы и критичности к чрезмерно силовым сценариям, оказался на периферии. Его перевод в СЗФО выглядит как мягкая консервация: с одной стороны, Кремль не избавляется от фигуры с огромным опытом и связями, с другой – убирает её от центров принятия решений.
Полпредство в СЗФО – не формальная должность. Это «пограничный» округ, соседствующий с ЕС, где высока роль контроля над внешнеэкономическими потоками, санкционной повесткой и региональными элитами Петербурга. Назначение Козака сюда означает, что власть делает ставку на аккуратное администрирование и снижение конфликтности. Но это же и сигнал: стратегические вопросы в Москве теперь решаются без него.
Выводы очевидны.
– Первое: Кремль усиливает тенденцию к концентрации полномочий у силового ядра и аппаратчиков нового поколения.
– Второе: старая «питерская гвардия» сохраняется в поле, но в формате почетной службы, а не реального влияния.
– Третье: сам факт обсуждения фигуры уровня Козака на пост полпреда говорит о том, что система окончательно закрылась – ключевые переговорщики и посредники больше не нужны, ставка делается на контроль и стабильность.
Такое перемещение покажет: элита входит в новый цикл, где прежние балансиры уже не определяют стратегию, а лишь удерживают контур стабильности.
Подпишись на Вечерний М
Козак – фигура системная. На протяжении двух десятилетий он был тем человеком, которому поручали задачи повышенной сложности: от олимпийских строек до крымского вопроса и украинских переговоров. Его стиль – не силовое давление, а бюрократический расчет и поиск компромиссов. Именно поэтому он стал одним из немногих функционеров, кто сохранял доверие при любых турбулентностях.
Но сегодня баланс сместился. Аппарат Кириенко забрал внутреннюю политику, силовой блок усилился в украинской повестке. Козак, в силу своей «технократической» природы и критичности к чрезмерно силовым сценариям, оказался на периферии. Его перевод в СЗФО выглядит как мягкая консервация: с одной стороны, Кремль не избавляется от фигуры с огромным опытом и связями, с другой – убирает её от центров принятия решений.
Полпредство в СЗФО – не формальная должность. Это «пограничный» округ, соседствующий с ЕС, где высока роль контроля над внешнеэкономическими потоками, санкционной повесткой и региональными элитами Петербурга. Назначение Козака сюда означает, что власть делает ставку на аккуратное администрирование и снижение конфликтности. Но это же и сигнал: стратегические вопросы в Москве теперь решаются без него.
Выводы очевидны.
– Первое: Кремль усиливает тенденцию к концентрации полномочий у силового ядра и аппаратчиков нового поколения.
– Второе: старая «питерская гвардия» сохраняется в поле, но в формате почетной службы, а не реального влияния.
– Третье: сам факт обсуждения фигуры уровня Козака на пост полпреда говорит о том, что система окончательно закрылась – ключевые переговорщики и посредники больше не нужны, ставка делается на контроль и стабильность.
Такое перемещение покажет: элита входит в новый цикл, где прежние балансиры уже не определяют стратегию, а лишь удерживают контур стабильности.
Подпишись на Вечерний М
Forwarded from Роман Алехин
Даже на киевской стороне начинают осознавать железную логику возмездия. Украинский народный депутат Мазураш в своем высказывании проговорился о том, что давно понятно каждому здравомыслящему человеку: Россия не оставит без ответа диверсионные атаки на наши стратегические объекты.
Они позволили себе ударить по нашим гражданским объектам – заводам по производству удобрений «Невинномысский азот» и другим, чья продукция кормит половину мира. Они играли с огнем, думая, что останутся безнаказанными.
Теперь в Киеве смотрят на свои промышленные объекты и понимают: час расплаты не просто близок, он неизбежен. И эта расплата будет законной, с точки зрения права на самооборону.
Любой наш возможный ответный удар по украинским химическим и перерабатывающим предприятиям – это не «агрессия», как тут же завопят их западные кураторы. Это прямое и законное следствие их же действий. Они сами запустили этот маховик.
И что же мы видим? Они сами же и признают, что такой удар нанесет катастрофический удар по их экономике и по экспорту зерна. Они сами подписывают себе приговор, понимая всю шаткость своего положения.
Вывод прост: киевский режим, поощряемый Западом, своими же руками уничтожает остатки собственной экономики и ставит под удар продовольственную безопасность Европы. А Россия здесь – лишь сила, восстанавливающая справедливость и симметрию.
Следите за новостями. Ход остается за нами.
Думай с💬 Роман Алехин
Они позволили себе ударить по нашим гражданским объектам – заводам по производству удобрений «Невинномысский азот» и другим, чья продукция кормит половину мира. Они играли с огнем, думая, что останутся безнаказанными.
Теперь в Киеве смотрят на свои промышленные объекты и понимают: час расплаты не просто близок, он неизбежен. И эта расплата будет законной, с точки зрения права на самооборону.
Любой наш возможный ответный удар по украинским химическим и перерабатывающим предприятиям – это не «агрессия», как тут же завопят их западные кураторы. Это прямое и законное следствие их же действий. Они сами запустили этот маховик.
И что же мы видим? Они сами же и признают, что такой удар нанесет катастрофический удар по их экономике и по экспорту зерна. Они сами подписывают себе приговор, понимая всю шаткость своего положения.
Вывод прост: киевский режим, поощряемый Западом, своими же руками уничтожает остатки собственной экономики и ставит под удар продовольственную безопасность Европы. А Россия здесь – лишь сила, восстанавливающая справедливость и симметрию.
Следите за новостями. Ход остается за нами.
Думай с
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Выступление Путина на ВЭФ-2025 стало не набором обещаний, а сверкой аппаратных часов. Президент четко разметил поле и закрепил за конкретными исполнителями зоны ответственности.
Макроэкономическая линия – Максим Решетников. Он сам признал охлаждение экономики, значит ставка будет на точечные меры и сдержанный рост, а не на резкий разворот курса. Строительно-ипотечный блок – Ирек Файзуллин: именно Минстрой должен превратить социальные обещания в реальные метры, иначе эффект растворится в инфляции. Транспорт – Андрей Никитин, новый министр, и Виталий Савельев как вице-премьер: один отвечает за практику на земле, другой – за сборку всей логистики. Для них модернизация БАМа и Транссиба станет экзаменом, где срыв сроков автоматически ударит по доходам регионов.
Во внешней политике – два акцента. Сергей Лавров везет в Нью-Йорк формулу многополярности «медведь, тигр и дракон», где России придется балансировать между Китаем и Индией. Николай Патрушев закрепляет жесткую линию по Украине и НАТО: любая инфраструктура там будет считаться легитимной целью. Социальный блок внутри страны – Татьяна Голикова – должен удерживать эффект от мер поддержки, чтобы внешняя жесткость не конвертировалась во внутреннее недовольство.
Особый сигнал прозвучал и по экономике: Андрей Белоусов ушел в Минобороны, а промышленно-инвестиционный контур теперь у Дениса Мантурова и Антона Алиханова. Это означает, что силовой блок интегрирован в экономику, а не наоборот.
Прогноз прост: к осени упор сделают на адресные меры по ипотеке и зарплатам. Если Минэкономразвития не покажет улучшения ожиданий бизнеса и потребителей, в декабре возможна корректировка темпов нацпроектов. Любая осечка Никитина, Файзуллина или Голиковой в четвертом квартале станет аргументом для точечных кадровых решений – не на вершине, а на уровне заместителей и руководителей проектов.
Подпишись на Вечерний М
Макроэкономическая линия – Максим Решетников. Он сам признал охлаждение экономики, значит ставка будет на точечные меры и сдержанный рост, а не на резкий разворот курса. Строительно-ипотечный блок – Ирек Файзуллин: именно Минстрой должен превратить социальные обещания в реальные метры, иначе эффект растворится в инфляции. Транспорт – Андрей Никитин, новый министр, и Виталий Савельев как вице-премьер: один отвечает за практику на земле, другой – за сборку всей логистики. Для них модернизация БАМа и Транссиба станет экзаменом, где срыв сроков автоматически ударит по доходам регионов.
Во внешней политике – два акцента. Сергей Лавров везет в Нью-Йорк формулу многополярности «медведь, тигр и дракон», где России придется балансировать между Китаем и Индией. Николай Патрушев закрепляет жесткую линию по Украине и НАТО: любая инфраструктура там будет считаться легитимной целью. Социальный блок внутри страны – Татьяна Голикова – должен удерживать эффект от мер поддержки, чтобы внешняя жесткость не конвертировалась во внутреннее недовольство.
Особый сигнал прозвучал и по экономике: Андрей Белоусов ушел в Минобороны, а промышленно-инвестиционный контур теперь у Дениса Мантурова и Антона Алиханова. Это означает, что силовой блок интегрирован в экономику, а не наоборот.
Прогноз прост: к осени упор сделают на адресные меры по ипотеке и зарплатам. Если Минэкономразвития не покажет улучшения ожиданий бизнеса и потребителей, в декабре возможна корректировка темпов нацпроектов. Любая осечка Никитина, Файзуллина или Голиковой в четвертом квартале станет аргументом для точечных кадровых решений – не на вершине, а на уровне заместителей и руководителей проектов.
Подпишись на Вечерний М
Сегодняшний удар по Украине стал заметной вехой – впервые поражено здание Кабинета Министров в Киеве.
Главный эффект подобных акций не в физическом разрушении, а в психологическом воздействии. Когда атака достигает сердца административной системы, рушится иллюзия защищенности элиты. Для чиновников и политиков становится очевидно: ни западные поставки, ни заявления об «непроницаемом куполе» не дают гарантии безопасности. Это создает атмосферу тревоги и постоянного ожидания повторения удара.
Особый резонанс вызывает версия, что прямого замысла бить по Кабмину изначально могло и не быть, а попадание стало следствием работы украинской ПВО. В этом случае эффект для киевской системы еще разрушительнее. Если даже «свои» средства обороны способны отклонять ракеты и дроны так, что страдают правительственные здания, то возникает вопрос – кто несет ответственность за последствия? Сам факт таких обсуждений внутри элиты бьет сильнее любого удара.
На этом фоне доверие к военным структурам размывается, а вертикаль власти получает новые линии напряжения. Чиновники начинают сомневаться не только в способности ПВО защитить город, но и в адекватности тех, кто принимает решения. Внутренние трения усиливаются: одни будут обвинять военных в «кривой отработке», другие – политиков, не обеспечивших должную координацию с западными партнерами.
Поражение символа власти становится инструментом когнитивного давления. Оно меняет картину мира не только у управленцев, но и у общества: привычные ориентиры больше не работают, привычные места больше не безопасны. Такая встряска подрывает устойчивость вертикали управления и усиливает зависимость Киева от внешних гарантий и советов.
Физический ущерб можно ликвидировать. Психологические трещины в системе – куда более стойкие. И если они появляются не только от ударов противника, но и от действий собственной обороны, то доверие к власти разрушается изнутри вдвойне быстрее.
Подпишись на Вечерний М
Главный эффект подобных акций не в физическом разрушении, а в психологическом воздействии. Когда атака достигает сердца административной системы, рушится иллюзия защищенности элиты. Для чиновников и политиков становится очевидно: ни западные поставки, ни заявления об «непроницаемом куполе» не дают гарантии безопасности. Это создает атмосферу тревоги и постоянного ожидания повторения удара.
Особый резонанс вызывает версия, что прямого замысла бить по Кабмину изначально могло и не быть, а попадание стало следствием работы украинской ПВО. В этом случае эффект для киевской системы еще разрушительнее. Если даже «свои» средства обороны способны отклонять ракеты и дроны так, что страдают правительственные здания, то возникает вопрос – кто несет ответственность за последствия? Сам факт таких обсуждений внутри элиты бьет сильнее любого удара.
На этом фоне доверие к военным структурам размывается, а вертикаль власти получает новые линии напряжения. Чиновники начинают сомневаться не только в способности ПВО защитить город, но и в адекватности тех, кто принимает решения. Внутренние трения усиливаются: одни будут обвинять военных в «кривой отработке», другие – политиков, не обеспечивших должную координацию с западными партнерами.
Поражение символа власти становится инструментом когнитивного давления. Оно меняет картину мира не только у управленцев, но и у общества: привычные ориентиры больше не работают, привычные места больше не безопасны. Такая встряска подрывает устойчивость вертикали управления и усиливает зависимость Киева от внешних гарантий и советов.
Физический ущерб можно ликвидировать. Психологические трещины в системе – куда более стойкие. И если они появляются не только от ударов противника, но и от действий собственной обороны, то доверие к власти разрушается изнутри вдвойне быстрее.
Подпишись на Вечерний М
Единый день голосования прошел без сюрпризов: все действующие губернаторы сохранили позиции, а региональные парламенты закрепили доминирование «Единой России». На карте – ожидаемое превосходство партии власти, точечные успехи КПРФ, ЛДПР, «Справедливой России» и расширение «Новых людей». В Челябинской области ЕР получила более 54%, на Колыме – около 66%. Особые маркеры кампании – закрепление двух женских губернаторов (Костюк в ЕАО и Гехт в НАО) и акцент на кадры из числа участников СВО, которые стали символической опорой будущей думской кампании.
Сложные регионы тоже обозначились. Иркутская область и Камчатка показали раздражение на фоне бытовых проблем и конфликтов с элитами: действующие главы победили, но с ощутимым проседанием. Это не кризис, но тревожный сигнал – именно Сибирь и Дальний Восток становятся зонами риска к 2026 году. В мегаполисах Урала и Сибири внимание придется удерживать за счет тарифов, медицины и городских сервисов.
Оппозиция остается системной и локальной. Коммунисты и «Новые» выиграли несколько штучных кампаний в регионах, но протест не оформился в общенациональную силу. Несистемные силы остаются вне легального поля, однако запрос на «своего мэра» или «своего депутата» в моногородах усиливается – именно туда уйдут ресурсы оппонентов. Это означает, что главные схватки в 2026 году будут проходить не за общие лозунги, а за конкретные дворы и муниципальные округа.
Для штаба-2026 приоритеты ясны: удерживать социальный контур, решать коммуналку и аварийку быстрее, чем их поднимет оппозиция, делать ставку на местных одномандатников и синхронизировать ДЭГ с «дворовыми сетями». Кампания-2025 показала управляемость и запас прочности, но также напомнила, что четыре слова – «коммуналка, дороги, медицина, аварийка» – могут оказаться важнее любого федерального лозунга на выборах в Госдуму.
Подпишись на Вечерний М
Сложные регионы тоже обозначились. Иркутская область и Камчатка показали раздражение на фоне бытовых проблем и конфликтов с элитами: действующие главы победили, но с ощутимым проседанием. Это не кризис, но тревожный сигнал – именно Сибирь и Дальний Восток становятся зонами риска к 2026 году. В мегаполисах Урала и Сибири внимание придется удерживать за счет тарифов, медицины и городских сервисов.
Оппозиция остается системной и локальной. Коммунисты и «Новые» выиграли несколько штучных кампаний в регионах, но протест не оформился в общенациональную силу. Несистемные силы остаются вне легального поля, однако запрос на «своего мэра» или «своего депутата» в моногородах усиливается – именно туда уйдут ресурсы оппонентов. Это означает, что главные схватки в 2026 году будут проходить не за общие лозунги, а за конкретные дворы и муниципальные округа.
Для штаба-2026 приоритеты ясны: удерживать социальный контур, решать коммуналку и аварийку быстрее, чем их поднимет оппозиция, делать ставку на местных одномандатников и синхронизировать ДЭГ с «дворовыми сетями». Кампания-2025 показала управляемость и запас прочности, но также напомнила, что четыре слова – «коммуналка, дороги, медицина, аварийка» – могут оказаться важнее любого федерального лозунга на выборах в Госдуму.
Подпишись на Вечерний М
Операция Израиля против Газы стала частью более широкой стратегии – не просто военной кампании против ХАМАС, а демонстрацией готовности навязать региону «новую норму». В Тель-Авиве исходят из того, что дипломатическое окно закрыто, и ставка делается на силовое принуждение к будущим договоренностям. По данным собеседников в ближневосточных дипкругах, обсуждается версия, что израильтяне сознательно разрушают инфраструктуру Газы, чтобы затруднить возвращение ХАМАС в прежний формат управления и создать зависимость от внешних посредников – прежде всего Египта.
Американская поддержка остается ключевой, но в кулуарах в Вашингтоне звучит раздражение. Часть демократической элиты уверена, что Израиль подставляет Белый дом, превращая американскую администрацию в соучастника гуманитарной катастрофы. В окружении Трампа, напротив, операцию используют как аргумент: «только жесткая сила работает на Ближнем Востоке». В итоге сам Израиль оказался инструментом в предвыборной игре в США – и это одна из причин, почему Тель-Авив идет на риск, игнорируя международное давление.
В арабских столицах также идет переоценка. Саудовская Аравия и Катар сигнализируют о готовности пересмотреть участие в любых схемах нормализации – фактически «Авраамовы соглашения» заморожены. Отдельные источники в Персидском заливе утверждают, что внутри региональных структур безопасности начался диалог о создании коллективных оборонных механизмов без оглядки на США. Не исключено, что здесь подключатся Китай и Россия, которые будут готовы предложить альтернативные гарантии.
Исторически Израиль уже проходил через подобные кризисы – после операций 2009 и 2014 годов его изоляция возрастала, но потом компенсировалась дипломатическими маневрами. Сегодня ситуация иная: речь идет о том, что само понятие «международного посредничества» оказалось под вопросом. Если посредники становятся мишенями, то переговорный процесс как жанр перестает работать. В долгосрочной перспективе это грозит не только Израилю – весь регион рискует погрузиться в формат «вечной войны», где каждое поколение воспроизводит ненависть и готовность к новой эскалации.
Подпишись на Вечерний М
Американская поддержка остается ключевой, но в кулуарах в Вашингтоне звучит раздражение. Часть демократической элиты уверена, что Израиль подставляет Белый дом, превращая американскую администрацию в соучастника гуманитарной катастрофы. В окружении Трампа, напротив, операцию используют как аргумент: «только жесткая сила работает на Ближнем Востоке». В итоге сам Израиль оказался инструментом в предвыборной игре в США – и это одна из причин, почему Тель-Авив идет на риск, игнорируя международное давление.
В арабских столицах также идет переоценка. Саудовская Аравия и Катар сигнализируют о готовности пересмотреть участие в любых схемах нормализации – фактически «Авраамовы соглашения» заморожены. Отдельные источники в Персидском заливе утверждают, что внутри региональных структур безопасности начался диалог о создании коллективных оборонных механизмов без оглядки на США. Не исключено, что здесь подключатся Китай и Россия, которые будут готовы предложить альтернативные гарантии.
Исторически Израиль уже проходил через подобные кризисы – после операций 2009 и 2014 годов его изоляция возрастала, но потом компенсировалась дипломатическими маневрами. Сегодня ситуация иная: речь идет о том, что само понятие «международного посредничества» оказалось под вопросом. Если посредники становятся мишенями, то переговорный процесс как жанр перестает работать. В долгосрочной перспективе это грозит не только Израилю – весь регион рискует погрузиться в формат «вечной войны», где каждое поколение воспроизводит ненависть и готовность к новой эскалации.
Подпишись на Вечерний М
Военблогер Роман Алехин внесён Минюстом в реестр иностранных агентов. Формулировки привычные – распространение материалов иноагентов, «недостоверная информация» о власти, формирование негативного образа военных. Но суть в другом: Кремль показывает, что даже внутри военной блогосферы существуют красные линии, за которые переходить нельзя.
Источники отмечают, что случай Алехина – прямой сигнал всем, кто собирает деньги под предлогом помощи бойцам. Махинации закончились, и власти намерены пресекать любые схемы. Вероятнее всего, из него сделают показательный кейс: от статуса иноагента до возможного уголовного дела. Это демонстрация новой логики – не просто маркировать, а доводить до конца.
Инструмент иноагентства превращается в карательный меч. Пример Сергея Маркова показал, что раньше могли ограничиться ярлыком без судебных мер. В случае с Алехиным сценарий иной: готовность идти дальше, включая финансовые расследования и перспективу уголовки.
Для Кремля задача очевидна – сдержать военкоров, которые выходят за рамки лояльности, и одновременно пресечь теневые кассы, ставшие источником скандалов и недоверия. Экономический блок и силовики едины в том, что нелегальные сборы подрывают управляемость и бьют по репутации государства.
Риск в том, что часть аудитории воспримет Алехина не как нарушителя, а как жертву давления. В этом случае возможна героизация и рост доверия к нему как к «гонимому своему». Баланс для власти тонкий – зачистить пространство от неуправляемых фигур, но не допустить превращения их в символ сопротивления.
Подпишись на Вечерний М
Источники отмечают, что случай Алехина – прямой сигнал всем, кто собирает деньги под предлогом помощи бойцам. Махинации закончились, и власти намерены пресекать любые схемы. Вероятнее всего, из него сделают показательный кейс: от статуса иноагента до возможного уголовного дела. Это демонстрация новой логики – не просто маркировать, а доводить до конца.
Инструмент иноагентства превращается в карательный меч. Пример Сергея Маркова показал, что раньше могли ограничиться ярлыком без судебных мер. В случае с Алехиным сценарий иной: готовность идти дальше, включая финансовые расследования и перспективу уголовки.
Для Кремля задача очевидна – сдержать военкоров, которые выходят за рамки лояльности, и одновременно пресечь теневые кассы, ставшие источником скандалов и недоверия. Экономический блок и силовики едины в том, что нелегальные сборы подрывают управляемость и бьют по репутации государства.
Риск в том, что часть аудитории воспримет Алехина не как нарушителя, а как жертву давления. В этом случае возможна героизация и рост доверия к нему как к «гонимому своему». Баланс для власти тонкий – зачистить пространство от неуправляемых фигур, но не допустить превращения их в символ сопротивления.
Подпишись на Вечерний М
С 1 января 2026 года ставка НДС в России вырастет с 20% до 22%. Формально – ради обороны и безопасности, по сути – ради пополнения бюджета за счет внутреннего рынка. Дополнительные 1,3 трлн ₽ сравнимы с годовыми расходами на образование, и для государства это весомый аргумент.
Рост цен в начале года неминуем. Базовые товары – продукты, одежда, бытовая химия – подорожают быстрее других: там меньше возможностей скрыть налог. В конкурентных сферах часть издержек придется взять на себя компаниям, но потребитель все равно почувствует разницу. Массового шока не будет – скорее продолжение привычного сценария «становится чуть дороже каждый год».
Экономический смысл решения понятен: государство снижает зависимость от заимствований, укрепляет доходную часть бюджета и пытается сбить инфляционные ожидания. Если удастся удержать рост цен в прогнозных рамках, у ЦБ появится пространство для мягкого снижения ставки, а значит – для оживления кредитования и инвестиций. Это обмен: дороже сегодня, но устойчивее завтра.
Для России это не первый опыт. В 2019 году ставка поднялась с 18% до 20% – скачок цен тогда оказался болезненным, но через год рынок привык. В 1990-е история была другой: налоговое давление подталкивало бизнес в тень. Новый шаг ближе к сценарию 2019-го – плавное удорожание без системного кризиса.
На мировом фоне Россия с 22% окажется ближе к верхней границе. В ЕС стандартные ставки варьируются от 17% в Люксембурге до 27% в Венгрии. В Великобритании – 20%, во Франции – 20%, в Испании – 21%. То есть российский уровень будет выше, чем у большинства крупных европейских экономик, и сравним с лидерами по налоговой нагрузке.
По сути, страна входит в группу государств, где высокие косвенные налоги становятся нормой. Для бюджета это стабильный ресурс, для населения – еще один шаг к адаптации через сокращение стандартов потребления. Вопрос лишь в том, сколько таких шагов общество готово пройти, прежде чем привычка «жить скромнее» перестанет работать как фактор устойчивости.
Подпишись на Вечерний М
Рост цен в начале года неминуем. Базовые товары – продукты, одежда, бытовая химия – подорожают быстрее других: там меньше возможностей скрыть налог. В конкурентных сферах часть издержек придется взять на себя компаниям, но потребитель все равно почувствует разницу. Массового шока не будет – скорее продолжение привычного сценария «становится чуть дороже каждый год».
Экономический смысл решения понятен: государство снижает зависимость от заимствований, укрепляет доходную часть бюджета и пытается сбить инфляционные ожидания. Если удастся удержать рост цен в прогнозных рамках, у ЦБ появится пространство для мягкого снижения ставки, а значит – для оживления кредитования и инвестиций. Это обмен: дороже сегодня, но устойчивее завтра.
Для России это не первый опыт. В 2019 году ставка поднялась с 18% до 20% – скачок цен тогда оказался болезненным, но через год рынок привык. В 1990-е история была другой: налоговое давление подталкивало бизнес в тень. Новый шаг ближе к сценарию 2019-го – плавное удорожание без системного кризиса.
На мировом фоне Россия с 22% окажется ближе к верхней границе. В ЕС стандартные ставки варьируются от 17% в Люксембурге до 27% в Венгрии. В Великобритании – 20%, во Франции – 20%, в Испании – 21%. То есть российский уровень будет выше, чем у большинства крупных европейских экономик, и сравним с лидерами по налоговой нагрузке.
По сути, страна входит в группу государств, где высокие косвенные налоги становятся нормой. Для бюджета это стабильный ресурс, для населения – еще один шаг к адаптации через сокращение стандартов потребления. Вопрос лишь в том, сколько таких шагов общество готово пройти, прежде чем привычка «жить скромнее» перестанет работать как фактор устойчивости.
Подпишись на Вечерний М
Премьер-министр Франции Себастьен Лекорню подал в отставку спустя сутки после формирования правительства. Это рекордно короткий срок для главы кабинета за всю историю Пятой республики – менее месяца с момента назначения.
На первый взгляд – очередной эпизод затянувшегося кризиса. Но скорость, с которой кабинет рухнул, показывает, что во Франции перестал работать сам механизм парламентского согласия. После выборов 2024 года Национальная ассамблея раздроблена на три лагеря – центристы Макрона, левые и правые, – и ни один не способен обеспечить устойчивое большинство. В таких условиях премьер становится фигурой расходуемой: ему невозможно провести ни бюджет, ни реформу, ни кадровую ротацию без риска вотума недоверия.
Лекорню пытался сыграть на компромиссе. Его кабинет включал политиков прежних составов и выглядел как попытка вернуть управляемость без смены курса. Это вызвало раздражение и у оппозиции, и у части макронистов. В итоге правительство не продержалось даже дня после публикации списка министров – давление оказалось сильнее договоренностей.
Отставка Лекорню стала пятым случаем смены премьера за второй срок Макрона. Каждая ротация выглядит как попытка перезапустить систему, но эффект всё слабее: электорат устал, парламент парализован, президент теряет влияние, оставаясь единственной фигурой, удерживающей власть.
Для Франции это сигнал не просто кризиса управления, а кризиса модели. Пятая республика, задуманная как баланс между президентом и парламентом, превратилась в поле перманентного шантажа. Новое правительство, кто бы его ни возглавил, столкнется с тем же – невозможностью реализовать программу без нового вотума.
Франция остаётся второй экономикой еврозоны, и политический паралич делает её слабым звеном ЕС. Пока Макрон ищет формулу «надпартийного» правительства, страна рискует войти в цикл коротких кабинетов и долгой стагнации – когда власть вроде есть, но управлять уже некем.
Подпишись на Вечерний М
На первый взгляд – очередной эпизод затянувшегося кризиса. Но скорость, с которой кабинет рухнул, показывает, что во Франции перестал работать сам механизм парламентского согласия. После выборов 2024 года Национальная ассамблея раздроблена на три лагеря – центристы Макрона, левые и правые, – и ни один не способен обеспечить устойчивое большинство. В таких условиях премьер становится фигурой расходуемой: ему невозможно провести ни бюджет, ни реформу, ни кадровую ротацию без риска вотума недоверия.
Лекорню пытался сыграть на компромиссе. Его кабинет включал политиков прежних составов и выглядел как попытка вернуть управляемость без смены курса. Это вызвало раздражение и у оппозиции, и у части макронистов. В итоге правительство не продержалось даже дня после публикации списка министров – давление оказалось сильнее договоренностей.
Отставка Лекорню стала пятым случаем смены премьера за второй срок Макрона. Каждая ротация выглядит как попытка перезапустить систему, но эффект всё слабее: электорат устал, парламент парализован, президент теряет влияние, оставаясь единственной фигурой, удерживающей власть.
Для Франции это сигнал не просто кризиса управления, а кризиса модели. Пятая республика, задуманная как баланс между президентом и парламентом, превратилась в поле перманентного шантажа. Новое правительство, кто бы его ни возглавил, столкнется с тем же – невозможностью реализовать программу без нового вотума.
Франция остаётся второй экономикой еврозоны, и политический паралич делает её слабым звеном ЕС. Пока Макрон ищет формулу «надпартийного» правительства, страна рискует войти в цикл коротких кабинетов и долгой стагнации – когда власть вроде есть, но управлять уже некем.
Подпишись на Вечерний М
Путин и Алиев встретились в Душанбе. После месяцев раздражения и взаимных упреков – редкая попытка выровнять курс и вернуть России статус партнера, а не наблюдателя.
Переговоры прошли на фоне затянувшегося кризиса в отношениях после катастрофы самолета AZAL и взаимных задержаний. Уже после встречи стороны сделали символический шаг: Азербайджан перевел под домашний арест российского журналиста Игоря Картавых, руководителя филиала «Sputnik Азербайджан», а Россия освободила из-под стражи азербайджанца Мамедали Агаева. Этот обмен стал первым ощутимым результатом контакта и сигналом о возможном переходе к политическому разогреву отношений.
Путин выразил соболезнования семьям погибших и подтвердил готовность к совместному расследованию авиакатастрофы. Для Москвы это шаг, выходящий за рамки протокола: признание моральной ответственности – редкий инструмент российской дипломатии. Он снимает блок раздражения и показывает, что Кремль готов работать на уровне диалога, а не взаимных претензий.
Встреча в Душанбе стала проверкой на гибкость. Россия теряет влияние на Южном Кавказе, и нынешний раунд переговоров – попытка вернуть площадку, действуя не через давление, а через управляемую нормализацию.
Путин выступил скорее как кризисменеджер, чем как стратег. Его задача – не закрепить новый порядок, а предотвратить обвал старого. Формат личной встречи позволил Москве продемонстрировать, что каналы связи с Баку не разрушены, а политическая воля к сотрудничеству сохраняется.
Для Азербайджана этот диалог стал подтверждением статуса равного партнера. Баку показывает, что готов принимать жесты Москвы, но не в обмен на покровительство, а на основе прагматичного расчета.
Главная интрига – удастся ли Кремлю превратить дипломатическую «разморозку» в систему. Одного обмена и жестов вежливости будет недостаточно: без новой повестки, где пересекутся интересы Москвы, Баку и Анкары, Россия рискует остаться в роли наблюдателя при чужой игре.
Пока Путин удерживает баланс – но это временное равновесие, требующее ежедневного подтверждения делом, а не заявлениями.
Подпишись на Вечерний М
Переговоры прошли на фоне затянувшегося кризиса в отношениях после катастрофы самолета AZAL и взаимных задержаний. Уже после встречи стороны сделали символический шаг: Азербайджан перевел под домашний арест российского журналиста Игоря Картавых, руководителя филиала «Sputnik Азербайджан», а Россия освободила из-под стражи азербайджанца Мамедали Агаева. Этот обмен стал первым ощутимым результатом контакта и сигналом о возможном переходе к политическому разогреву отношений.
Путин выразил соболезнования семьям погибших и подтвердил готовность к совместному расследованию авиакатастрофы. Для Москвы это шаг, выходящий за рамки протокола: признание моральной ответственности – редкий инструмент российской дипломатии. Он снимает блок раздражения и показывает, что Кремль готов работать на уровне диалога, а не взаимных претензий.
Встреча в Душанбе стала проверкой на гибкость. Россия теряет влияние на Южном Кавказе, и нынешний раунд переговоров – попытка вернуть площадку, действуя не через давление, а через управляемую нормализацию.
Путин выступил скорее как кризисменеджер, чем как стратег. Его задача – не закрепить новый порядок, а предотвратить обвал старого. Формат личной встречи позволил Москве продемонстрировать, что каналы связи с Баку не разрушены, а политическая воля к сотрудничеству сохраняется.
Для Азербайджана этот диалог стал подтверждением статуса равного партнера. Баку показывает, что готов принимать жесты Москвы, но не в обмен на покровительство, а на основе прагматичного расчета.
Главная интрига – удастся ли Кремлю превратить дипломатическую «разморозку» в систему. Одного обмена и жестов вежливости будет недостаточно: без новой повестки, где пересекутся интересы Москвы, Баку и Анкары, Россия рискует остаться в роли наблюдателя при чужой игре.
Пока Путин удерживает баланс – но это временное равновесие, требующее ежедневного подтверждения делом, а не заявлениями.
Подпишись на Вечерний М
История с аннулированием голосования за символ новой купюры в 500 рублей оказалась не про деньги и даже не про дизайн. Это история о власти, страхах и границах допустимого в современной российской символике.
Формально все выглядело как народный выбор между Эльбрусом и Грозным-Сити. На деле – столкновение сетей влияния. Победа Чечни на федеральном уровне воспринималась многими как демонстрация силы Кадырова. Поэтому за Эльбрус голосовали не только жители Кавказа, но и те, кто принципиально не хотел, чтобы Грозный стал лицом купюры. К ним примкнули патриотичные блогеры, националисты, консервативные публицисты – редкий случай, когда столь разные группы объединились под лозунгом «только не Грозный».
Голосование быстро вышло из-под контроля. Появились сетевые войны, накрутки, призывы «защитить символ России». ЦБ оказался в положении арбитра, который понял: любой результат будет воспринят как политический. Отмена голосования стала не техническим решением, а политическим актом – сигналом, что символы страны определяются не эмоциями, а иерархией.
Для Центра это был урок: «народные» форматы голосования не работают, когда за символ борются структуры с собственными сетями и медиа-ресурсом. Для регионов – напоминание, что даже символическое превосходство должно быть санкционировано.
Эта история показала: в новой России поле смыслов снова централизуется. Даже изображение на банкноте стало вопросом власти, а не вкуса.
Эльбрус и Грозный оказались не просто вершинами и башнями – а кодами идентичности, между которыми центр выбрал третий путь: никого.
Подпишись на Вечерний М
Формально все выглядело как народный выбор между Эльбрусом и Грозным-Сити. На деле – столкновение сетей влияния. Победа Чечни на федеральном уровне воспринималась многими как демонстрация силы Кадырова. Поэтому за Эльбрус голосовали не только жители Кавказа, но и те, кто принципиально не хотел, чтобы Грозный стал лицом купюры. К ним примкнули патриотичные блогеры, националисты, консервативные публицисты – редкий случай, когда столь разные группы объединились под лозунгом «только не Грозный».
Голосование быстро вышло из-под контроля. Появились сетевые войны, накрутки, призывы «защитить символ России». ЦБ оказался в положении арбитра, который понял: любой результат будет воспринят как политический. Отмена голосования стала не техническим решением, а политическим актом – сигналом, что символы страны определяются не эмоциями, а иерархией.
Для Центра это был урок: «народные» форматы голосования не работают, когда за символ борются структуры с собственными сетями и медиа-ресурсом. Для регионов – напоминание, что даже символическое превосходство должно быть санкционировано.
Эта история показала: в новой России поле смыслов снова централизуется. Даже изображение на банкноте стало вопросом власти, а не вкуса.
Эльбрус и Грозный оказались не просто вершинами и башнями – а кодами идентичности, между которыми центр выбрал третий путь: никого.
Подпишись на Вечерний М