Вернувшись, она рассказывает о муже. Они развелись в 2016-м, ей посоветовали сделать это в органах опеки.

— Я не планировала разводиться — ну не живу я с ним — и ладно,— говорит она.— Денег от него я и так, и так не видела бы. Но опека мне объяснила, что это на будущее: «Вот ваши дети подрастут, он будет с них алименты требовать. А если разведетесь сейчас и подадите на алименты, то будет видно, что он их не платит, и тогда ваши дети в будущем окажутся защищены от его притязаний». И я с ним развелась. Он семью не обеспечивал, но очень любил детей, все время приезжал к ним. Он так и не женился во второй раз, говорил: «У меня только одна семья, никто мне больше не нужен». Дети его любили, особенно младшая.

Ира замолкает, теребит пальцы, как будто собирается с мыслями — или с силами.

— Его смерть на моей совести,— говорит наконец.— В тот раз у меня денег не было, и мне хотелось употребить. Муж приехал ко мне, и я уговорила его купить наркотик. Мол, попробуй вместе со мной. Он купил, ему понравилось, и потом он быстро перешел на более тяжелые солевые смеси. Полгода прошло, и он умер. У меня даже мысли не было, что возможен такой исход. 1 сентября попробовал, 23 мая умер. От солей люди быстро сгорают.

— А до сентября он не употреблял наркотики?

— Ни разу. Я потом много думала обо всем этом. Он не смог остановиться. Я никогда не могу остановиться в алкоголе, преград не вижу вообще. Чтобы мне остановиться пить, надо попасть в больницу. Иначе я просто допьюсь до смерти. А у него так вышло с наркотиками.

Это случилось в Физтехе в 1987 году.
"Я прочитал лекцию, иду к себе в кабинет. Вдруг почувствовал сильный удар по голове сзади. Боли не было: я даже подумал, что кто-то резко хлопнул мне в ухо, такая дурацкая шутка. Я обернулся и получил второй удар по голове. Только тут я понял, что какой-то парень бьет меня топором. И тут со мной что-то случилось, что-то во мне взорвалось, какие-то запаянные первобытные инстинкты. Я ничего не помню, помню только, как очнулся через какие-то секунды лежащим на нем сверху, и топор уже у меня в руках.
Это был небольшой туристский топорик, но очень остро заточенный. Этот парень подо мной барахтается, дерется, и я чувствую, что он очень сильный. Я замахнулся — и тут понял, что это непедагогично — на глазах студентов убивать человека. Что делать? Отпустить-то его тоже нельзя! Я держу топор и думаю, куда бить. Всё это, опять же, доли секунды. Это в кино они барахтаются минут 15, и всё ничего.
Решаю бить по глазам. Но это страшный удар, я бы убил человека, предварительно изувечив его, и мне потом с этим пришлось бы жить. Тогда я решил ударить его по зубам. А в это время жена как раз вставляла себе зубы, и я знал, как это дорого.

Тогда я перевернул топор и ударил его обухом по лбу. Ударил сильно, он сразу затих и лежал как колода. А я встал, сказал студентам, чтобы смотрели за ним, потому что он опасен, и пошел на кафедру.
Моя помощница Наталья Ивановна потом долго вспоминала, какой испытала ужас, когда открылась дверь и вошел профессор Капица, с топором и весь в крови. Я сказал, чтобы вызывала милицию и скорую, а дальше опять ничего не помню. Меня отвезли в Боткинскую.
Незадолго до этого меня уговаривали лечь на операцию по поводу радикулита, но я не хотел трогать позвоночник. И вот я лежу в сумрачном состоянии и вижу знакомого нейрохирурга, который говорит: «Я хотел ваш спинной мозг, а мне достался головной». Такой вот ужастик. Но всё закончилось хорошо. Рана была глубокая: мне наложили 17 швов, я потерял полтора литра крови, так что пришлось делать переливание.
Потом меня врачи спрашивали, не болит ли голова, а я рассказывал им анекдот про Гоги, который на аналогичный вопрос отвечал: «Как голова может болеть? Там же кость!» Конечно, это было серьезное потрясение...
Нападавший работал в реставрационных мастерских в Ленинграде, восстанавливал иконы, а еще он состоял в черносотенной организации «Память», и я у них считался главным жидомасоном. Потом, оправдывая свой поступок, он писал, что хотел избавить родину от страшного врага. Он три раза приезжал в институт, чтобы выследить меня. Судить его было нельзя: он был официальным сумасшедшим, так что его отправили в закрытое психиатрическое учреждение — что-то среднее между психушкой и тюрьмой. Страшное, говорят, место. Кстати, по этой же технологии был потом убит священник Александр Мень."

А знаете, что САМОЕ НЕВЕРОЯТНОЕ? С.П. писал это всё, НЕ ЗНАЯ, чем всё кончилось на самом деле. Потому что от него скрыли! А скрыли от него, что ни в какую психушку напавшего не отправили, потому что профессор наш его УБИЛ (самое тут интересное, что это не слухи -- я и сам физтех, и мой близкий старший товарищ -- один из тех, кто, будучи тогда партийно-комсомольским начальником, лично тогда "решал вопрос" с сокрытием правды от СП)