ИМИ запустил сбор питчей на четвертый том сборника «Новая критика» (кажется, не писал здесь про третий, а он вышел). Он будет про визуальность в российской музыке в ее самых разных проявлениях. Редакторка — замечательная Наташа Югринова (издание Jazzist, канал Eastopia).

Я думаю, что пока можно создавать смыслы в России, этим следует заниматься. Вот одна из тех институций, которым можно доверять в этом смысле.

Кратко зафиксирую: очень хорошая книга Михаила Фишмана про Немцова.

Лучшие идеи часто бывают самыми простыми: в предисловии Фишман пишет, что история Немцова — это и есть история современной России, и сначала это вызывает некоторое недоверие как такая типовая фигура речи, но потом оказывается, что это ровно так и есть. То есть получился буквально учебник про Россию с 1986 по 2015 годы — в самом лучшем смысле слова: все разложено по полочкам, причем без чрезмерной тенденциозности (хотя и очевидно — и нормально, — что симпатии автора на стороне героя). Я даже больше скажу: это сильно похоже на объяснение, как мы дожили до войны, хоть исходно «Преемник» таким объяснением явно быть не планировал.

Я читаю практически все, что выходит про Россию 1990-х, поэтому в плане конкретных вещей не скажу, что узнал много нового. Но для любого, кто, грубо говоря, без чрезмерных подробностей выяснить, как залоговые аукционы связаны с отменой губернаторских выборов, «Преемник» — оптимальная точка входа. Да и мощных деталей тут, конечно, тоже много. Из сценок, которые мне особенно запомнились, — благодушный после рождения внука Ельцин обещает японскому премьеру вернуть Курилы, и Немцов с Ястржембским в панике бегут его отговаривать. А еще тут очень хорошо видно, как все основные демократические механизмы в России были демонтированы уже фактически к 2004 году. Очень быстро, на самом деле. Мне было 20 лет, и я почти этого не заметил.

Один из самых беспокойных вопросов последнего полугода — с ними что-то случилось, или они всегда такие были? Под «они» тут подразумеваются люди, которые сейчас оправдывают войну, призывают к убийствам, пляшут на могилах и славят Путина — а раньше казалось, что с ними как минимум можно разговаривать. Таких много.

Антон Красовский — один из самых ярких таких персонажей, во всяком случае, для меня лично: я тоже с ним регулярно оказывался на одних вечеринках, здоровался, возможно, даже болтал о чем-то и так далее. Плюс каминг-аут, плюс «СПИД-Центр» — в общем, перформативная кровожадность последнего времени (тут надо признать, что началась она еще до войны, конечно) как-то отдельно потрясала.

Сегодня в «Медузе» вышел профайл Красовского, который написала великая Светлана Рейтер. Из него, в общем, следует, что ответ на вопрос в том, что он всегда такой был. Или, во всяком случае, корни моральной коррумпированности лежат в каких-то психоаналитических сюжетах — интеллигентные коллеги по редакции в середине 90-х не заступились за молодого коллегу, которого абьюзил начальник (автор передачи «Книжные новости» Александр Шаталов), и он навсегда затаил обиду на них и таких, как они.

Еще одна интересная версия — про то, что «либералы руководствуются идеологией, а государственники действуют понятийно», и Красовскому интуитивно, по складу характера оказались в итоге ближе вторые; а дальше это просто эскалация лояльности, купленной различными материальными благами и сильнодействующими веществами.

В общем, тут нет какого-то откровения, какой-то ясной точки перелома; и отдельно мощно, что и перелома-то в полном смысле, возможно, нет, потому что «СПИД.Центр» работает и, видимо, продолжает помогать людям. И возможно, в этом и есть некий урок истории Красовского. Жизнь жестче в том числе в том смысле, что точку ухода в абсолютное зло не появляется выявить даже тогда, когда кажется, что уж тут-то она точно должна быть.

https://meduza.io/feature/2022/09/14/kogda-prodaesh-dushu-dyavolu-lyuboy-talant-prevraschaetsya-v-govno

А вот и мой собственный текст — про смерть «постсоветского» и жизнь (если это жизнь) после нее.

Гугл-док с черновиком я завел 27 марта. Но потом руки все как-то не доходили. то было ощущение, что все это «и так понятно». То казалось, что рассуждения о музыке и вообще культуре сейчас как минимум не имеют смысла (см. недавний хороший текст Зинаиды Пронченко на «Холоде»), а как максимум вообще неуместны.

Тем не менее, для меня оказалось все-таки важным проговорить какие-то вещи хотя бы для себя. После 24 февраля я часто ловил себя на мысли: большое везение, что «Не надо стесняться» успела выйти за полгода до войны. Сейчас сделать такую книжку уже было бы невозможно — многие просто не стали бы разговаривать, да и я как редактор вряд ли бы смог поставить рядом просто так Полину Гагарину, которая пела на чудовищном провоенном митинге в «Лужниках», и Луну, которая сидела под бомбами в Киеве.

Нужно — мне внутренне нужно — было сказать, что того культурного пространства, о котором рассказывала «Не надо стесняться» (да и по первой задумке другой важный для меня проект с ИМИ — «Новая критика»), больше не существует. Российское государство, может быть, и стремится восстановить СССР, но на деле скорее уничтожает то, что от него оставалось: общая для России, Украины, Казахстана и других поп-музыка, конечно, была частью такого наследия. Теперь глава Крыма обещает уголовные дела за то, что люди слушают украинские песни.

Наверное, окончательным триггером, чтобы сесть и доделать, была, во-первых, реплика Коли Овчинникова, который все это частично проговорил, а во-вторых — успех песни «Я русский», которая показала, чем может становиться российская эстрада, когда ее привычное культурное поле уничтожили. (Пытаться делать вид, что ничего не изменилось, она, конечно, тоже может; об этом в тексте тоже есть.)

Я нашел фотографию на сайте конкурса «Новая волна», там написано, что это 2017 год. После 2014-го конкурс переехал из Юрмалы в Сочи, а его гимном стала песня Олега Газманова — но, как видим, там по-прежнему был возможен украинский флаг: в этом был один из самых мощных парадоксов «постсоветской» эстрады после Крыма. Очередную «Новую волну», которая должен был пройти в мае этого года, перенсли на 2023-й. Думаю, что украинского флага там не будет. Как и многих других.

Ссылка для России

Основная ссылка

Супергероиня недели для меня — спецкор «Холода» Вика Ли. Она выпустила с разницей в пару дней два очень разных, но одинаково захватывающих и расширяющих наши (как минимум мои) представления о мире текста.

Первый — про черкесов, которых Российская империя выгнала со своей земли в 1860-х годах и насильно выслала в Османскую империю (по дороге умерли тысячи людей). С тех пор эти люди живут в Турцию, где их неоднократно пытались лишить собственной идентичности и культуры, — и мечтают о возвращении домой. С одной стороны, это очередная печальная история о вечном имперстве — с точки зрения черкесов и их устремлений Россия царская, советская и путинская оказываются довольно похожими друг на друга. С другой, она в чем-то обнадеживают: вот народ в совсем отчаянном положении, при этом он умудряется сохранять себя и как-то смотреть в будущее.

Это такой настоящий глубокий нарратив — текст делался три месяца, Вика ездила в турецкий город Кайсери, вокруг которого рассыпаны черкесские поселения, прочитала кучу научных и околонаучных книжек, ну и так далее.

Ссылка
Ссылка, которая должна открыться в России

А второй — про историю Светланы Богачевой. Это мошенница, которая год за годом виртуозно обманывала людей, изобретая себе болезни и неурядицы, чтобы вытягивать из них деньги и получать от них дружбу и заботу. Самое поразительное — что она выдумывала еще и отдельных людей (своих близких, врачей, даже агентов ФСБ) и общалась со своими жертвами от их имени. И те — верили.

Если у вас есть твиттер, вы наверняка примерно в курсе этой истории, но именно что примерно. Я люблю говорить, что журналистика занимается тем, что создает космос из хаоса, вот это — отличный пример: история Богачевой была раскидана по десяткам, если не сотням твитов, надо было ее собрать и изложить, и Вика — вместе с корреспонденткой «Холода» Олей Астафьевой — это отлично сделала. К тому же они поговорили со всеми участниками событий, вплоть до первых жертв Богачевой и до самой мошенницы.

Я очень люблю такие авантюристские истории, что-то они говорят про человеческую природу и ее вечную способность удивлять. Ну и как всегда — сила в деталях: в тексте про Богачеву моя любимая — это как она придумала себе погибших мужа и дочь, а чтобы ее жертва-подруга поверила, повесила у себя дома детские рисунки (которые принесла с работы) и детское фото (на котором была она сама). Кино.

Ссылка
Ссылка, которая должна открыться в России

Вот сюжет про то, как реальность бывает сложной даже во время войны, когда все черно-белое.

— российские власти в срочном порядке инициируют усыновление сирот из ДНР в России. Прямо очень торопясь и распределяя детей почти в уведомительном порядке. Власти Украины считают это похищением украинских детей

— Российским семьям, которые усыновляют, читают лекции про особенности украинцев как народа и про то, какие они «хитренькие».

— 13-летний мальчик Валентин приезжает в приемная семью в Подмосковье, называя украинцев «укропами» и «нерусью».

— Его приемная подмосковная мама оказывается против войны, учит его не обзываться, просит не использовать символику с буквой Z, когда к ним приезжает губернатор, и говорит Валентину, что если он захочет, он сможет вернуться на родину.

По-разному можно относиться к героине этой истории, но есть в ней какой-то мощный человеческий объем.

https://www.bbc.com/russian/features-62917712

Поговорили с Борисом Борисовичем — третий раз в жизни. Интервью в своем роде утешительное. Мне лично не очень близка оптика типа «я и так все знал»; с другой стороны, в конкретном случае БГ я готов принять любые подходящие ему психологические механизмы — слишком много он сделал и делает для своей культуры, своего языка, да и для меня самого.

https://www.the-village.ru/weekend/interview/bg

То же интервью на «Холоде» без пейволла (хотя подписаться на The Village — дело правильное и полезное).

Ссылка, которая должна открыться из России

Один из самых беспокойных для меня вопросов, связанных с войной, — как они стали такими? Как люди превращаются в кровопийц, оправдывающих военные преступления и тех, кто их совершает? Они всегда такими были — или прошли какой-то путь, на котором существовали развилки?

Скорее всего, единого ответа на этот вопрос не существует, но из спектра индивидуальных, может быть, что-то можно понять.

В середине июня я увидел твит. Мария Певчих, ведущая расследовательница ФБК, рассказала, что, оказывается, училась на одном курсе и даже в одной группе на соцфаке МГУ с Виталием Хоценко, которого только что назначили премьером самопровозглашенной ДНР.

Я подумал, что это может быть интересный кейс-стади. Все-таки университет — это очень часто жизнеобразующий опыт, который так или иначе определяет твое будущее. И вот два человека, которые стартовали более-менее из одной точки. Но одна теперь расследует коррупцию среди российских чиновников и лоббирует санкции против них, а другой инспектирует донбасские школы и делает радостные заявления об аннексии. И можно попробовать проследить, как Певчих и Хоценко из этой одной точки разошлись в такие разные стороны.

Блистательная спецкорка «Холода» поддержала это начинание и, собственно, провела всю работу, поговорила с людьми и написала текст (то есть это в первую и главную очередь ее заслуга). Этот материал, наверное, не отвечает на вопрос «почему», но, кажется, вполне отвечает на вопрос «как». Вроде получилось вполне увлекательно и отчасти поучительно.

Ну и много классных деталей. Например, про связь между царебожниками и новым премьером ДНР. Или про то, что Мария Певчих писала диплом у Александра Дугина.

Ссылка: https://holod.media/2022/10/11/pevchikh_hotsenko/

Ссылка, которая должна открыться из России: https://storage.googleapis.com/get_site_copy/holod.media/55387c18e2f6fb3e87a8f5451ad9a8c9dc729cad.html

Вышел подкаст «Ученицы». У меня нет душевных сил его слушать. Но я думаю, что мне стоит про него написать и его расшарить. И вот почему.

В «Холоде» недавно было что-то вроде тимбилдинга. Одно из заданий было таким: выбрать на каждые три года своей жизни какой-то предмет, который этот период воплощает или символизирует. С какими-то периодами у меня были проблемы, но предмет для 13-15 лет я написал сразу. Это капроновая куртка, сшитая для меня мамой. На спине у нее были приштопаны три буквы — ЛЭШ. Это была единственная фанатская атрибутика, которую я был готов носить в те годы.

ЛЭШ — это летняя экологическая школа; лагерь, где несколько сотен преподавателей и школьников жили месяц в палатках и деревенских спортзалах, и первые учили других всякому интересному: от филологии до цитологии. Я попал туда в 1997 году, после седьмого класса, после чего моя жизнь навсегда изменилась, причем к лучшему. Дома, в Обнинске, я ходил в отличную школу, но даже там среди детей была обычная культура, подразумевающая, что учиться — это некруто. Плюс я был маленького роста, худой, с большими ушами. С грехом пополам я кое-как встраивался в школьный коллектив, но трудно и местами поперек себя.

В ЛЭШе все было по-другому. Вся тамошная жизнь строилась вокруг курсов, факультативов и разговоров про науку и литературу. Стремиться к знаниям было круто. Умничать было круто. Вокруг были такие же люди, как я, — и им, как и мне, в библиотеке было лучше, чем на дискотеке. Мне были интересны они, и я был интересен им. В общем, у меня было чувство, что я попал в рай. Собственно, в моей голове картинка рая и до сих пор похожа на деревню Броди Новгородской области (там ЛЭШ проходил как раз в 1997-м).

Когда я вернулся домой после этого месяца, я рыдал в голос: хотелось обратно, а в обычную жизнь не хотелось. К счастью, уже в осенние каникулы можно было поехать на Осеннюю школу. А потом — на Зимнюю, на Весеннюю и опять на Летнюю. Примерно так прошли следующие 6-7 лет моей жизни.

ЛЭШ сделал меня тем, кто я есть, и это не преувеличение. ЛЭШ дал мне имя — я стал Шуриком именно там, в Бродях в 1997 году. ЛЭШ убедил меня в том, что я чего-то стою. В ЛЭШе я стал журналистом — в 1999-м, когда школа проходила в деревне Первомайское под Тамбовом, я запустил стенгазету «Сало» и стал ее главным редактором. Благодаря ЛЭШу я впервые услышал группу «Аукцыон», что в значительной степени предопределило интерес к словам и мыслям вокруг музыки. Благодаря ЛЭШу я поступил на истфил РГГУ, а не на журфак. ЛЭШ дал мне десятки друзей, с которыми я общаюсь до сих пор, хотя перестал ездить в ЛЭШ 20 лет назад (ни с одним из своих одноклассников по обычной школе я не общаюсь уже очень давно). И даже со своей будущей женой я познакомился именно в ЛЭШе в 2000 году. Влюбились друг в друга мы с Ниной сильно позже, но в свадебное путешествие поехали именно туда, на место знакомства, в деревню Вогнема Вологодской области.

Все это было, и все это для меня очень важно, и я очень благодарен всем, кто сделал это возможным. ЛЭШ — это очень большая часть меня, и очень ценный опыт, и его не отменить.

Но.

ЛЭШ строился наперекор обычным школьным иерархиям, правилам и законам. «Дети» и «взрослые» здесь находились в отношениях неравных, но намеренно дружеских, тем более что граница была проницаемой: вчерашние «дети», став студентами, приезжали в ЛЭШ уже в качестве «взрослых» — кураторов и преподавателей, которым было едва за 18 (собственно, я сам на первых курсах университета ездил на ЛЭШ как препод). Дистанция между ними была значительно и целенаправленно сокращена; все были друг с другом на «ты», вместе готовили, вместе ели, жили в одном лагере и так далее. Это сокращение дистанции во многом и давало тот живительный эффект взаимного интереса (вместо подчинения и обязаловки). И оно же создавало довольно специфическую культуру общения. Потому что если дети и взрослые — наравне, то они наравне во всех отношениях.

Все обнимались друг с другом в рамках этих дружеских отношений, и это казалось нормальным. Иногда из дружб рождались «романы», и это тоже казалось нормальным. Иногда это были романы между «детьми» и «взрослыми», и это тоже казалось нормальным. Иногда романы заканчивались разбитыми сердцами, и это тоже казалось нормальным.

Однако зачастую это не было нормальным. Существуют люди, и их немало, которых травмировали отношения и инциденты сексуального характера, случившиеся на ЛЭШе; травмировали всерьез и надолго. Эти травмы были результатами действий взрослых в отношении детей (теперь уже без кавычек) — в частности, сексуальных отношений между преподавателями и школьниками. Иногда взрослые, вероятно, не вполне осознавали возможные последствия своих действий. Иногда явно осознавали и пользовались отсутствием дистанции для прямых злоупотреблений своей позицией.

Собственно, эти инциденты, травмы и злоупотребления составляют основной сюжет подкаста Насти Красильниковой «Ученицы». Местами эти злоупотребления совсем чудовищны. Местами понятно, что никто ничего плохого не имел в виду, но получилось плохо. (Повторюсь, я не слушал подкаст, но знаю о его содержании и от Насти, и от послушавших друзей. Да, это странная позиция, но слушать пока слишком больно.)

Надо отдельно проговорить: эти злоупотребления не были какой-то тайной целью существования ЛЭШа, но они и не были просто эксцессами. Коммуникативная структура школы была устроена так, чтобы их не замечать и не проблематизировать. Она могла быть устроена по-другому. Безусловно, 20 лет назад общественной рефлексии вокруг таких сюжетов было мало; но безусловно и то, что и тогда никто или почти никто открыто не подписался бы под тезисом «взрослые мужчины могут без спросу делать массаж несовершеннолетним девушкам, и это окей» — при этом именно такое (и другое подобное) происходило. Нет, это не просто ситуация типа «в 90-х все было иначе и все бегали абсолютно голые»; она сложнее и больнее.

Что-то из описанного я видел сам. Не самые жуткие вещи из тех, о которых рассказано в подкасте, — они случились, когда я на ЛЭШ уже ездить перестал (вырос, начал работать, появились другие интересы и так далее). Но да, теперь, пересматривая воспоминания о годах, когда ездил, я понимаю, что что-то видел. Что-то не вызывало вопросов, потому что такими были эта среда и это время. Что-то вызывало вопросы, но задавать их было некому, и вообще казалось, что всем более-менее окей.

То, что далеко не всем было окей, выяснилось в 2016 году, когда на волне флешмоба «янебоюсьсказати» в фейсбуке появилась группа для обсуждения дискомфортного опыта на ЛЭШе. Мне уже пару раз задали вопрос — а почему я не придал все это огласке, я же журналист. Думаю, честный ответ будет такой. С одной стороны, те обсуждения, в которых я сам принимал участие, как мне тогда казалось, не тянули на расследование. Они были важны для тех, кого затрагивали, но из фактов нежеланной тактильности и непристойных предложений самих по себе сложно вытянуть внятный нарратив. Более существенных обвинений, как мне кажется сейчас, я не видел. С другой стороны, моя признательность ЛЭШу была по-прежнему велика (собственно, она и сейчас велика, что видно по этому тексту; например, в нем нет имен, потому что я не могу себя заставить их написать). Участники группы, не чужие мне люди, очень переживали, что огласка может привести к закрытию школы. Я не хотел быть человеком, из-за которого это случится. При этом по результатам обсуждений провели внутреннее расследование и приняли конкретные меры (об этом — девятый выпуск подкаста). Мне показалось, что этого достаточно. Наверное, я был неправ.

Теперь вышел подкаст «Ученицы», и наконец-то слышны голоса жертв, которые до этого слышны не были. Думаю, тот факт, что для того, чтобы их услышать, понадобился человек со стороны, тоже что-то говорит о ЛЭШе, что-то не очень хорошее (и что-то говорит и обо мне самом). Да, в публичной сфере вокруг меня ЛЭШ теперь будет ассоциироваться с сексуальной эксплуатацией школьниц и школьников. Видимо, заслуженно. Это очень больно. Но жертвам всех этих злоупотреблений, которые тратят годы на проработку и восстановление, гораздо, гораздо больнее.

2022-й год для меня во многом проходит под лозунгом «все, что ты знал, — ложь»: главное тут событие — это, конечно, война, в известной степени отменившая или обесценившая то, чем лично я много лет занимался. И вот теперь выясняется, что и самая светлая часть моей юности тоже в каком-то смысле была ложью. Хотя и не была тоже. В общем, это тот самый случай, когда реальность оказывается гораздо сложнее, чем казалось. В теории я такое очень люблю. На практике это — в данном случае — очень тяжело.

Тяжело, но все-таки необходимо. Есть расхожая сентенция про то, что наши дети будут жить в лучшем мире, чем мы. В последнее время воспринимать его всерьез трудно. Но как раз подкаст «Ученицы» на это, мне кажется, может сработать (и в этом смысле невовлеченным слушателям он, конечно, полезнее). Потому что он показывает, как именно благие намерения привели к злоупотреблениям и травмам. И тем самым — показывает, как их можно избежать. Я все-таки верю в то, что можно перепридумать ЛЭШ — или структуру вроде ЛЭШа — так, чтобы людям в ней все еще было хорошо, а злоупотребления бы выявлялись и предотвращались. Должен же быть хоть какой-то хеппи-энд.

https://uchenitsy.libolibo.me/

По понятным причинам совсем перестал следить за американскими сюжетами, но вот попался на глаза один короткий, который, по-моему, очень красиво объединяет абсурд и трагедию в контексте темы фейковых новостей.

В США продолжаются споры про гендерную самоидентификацию детей и подростком — самым ярким их фокусом стали туалеты для трансгендерных людей. Новая песня республиканских кандидатов в разные органы власти — возмущение по поводу того, что в некоторых американских школах якобы устанавливают кототуалеты для детей, которые считают себя животными. Кроме шуток — такого рода озабоченность озвучила депутат Палаты представителей, кандидат в губернаторы Минессоты и даже чертов Джо Роган в своем самом популярном подкасте в мире (и еще пара десятков республиканских политиков).

Журналисты NBC решили проверить, имеют ли под собой основания эти заявления. Они выяснили, что слух этот родился в Канаде и начал распространяться консервативными активистами в США с декабря 2021 года. Они также поговорили с детьми, которые принадлежат к субкультуре фурри, и они, разумеется, сказали, что не пользуются кошачьими туалетами, а пользуются обычными человеческими.

Но самое крутое вот что. Журналисты нашли один школьный округ, где администрация действительно несколько лет распорядилась иметь в помещениях небольшие запасы кошачьего наполнителя. Это округ Джефферсон в штате Колорадо. Там находится школа «Колумбайн». В округе Джефферсон в школьных классах запасают кошачий наполнитель на случай, если случится шутинг, и детям, запертым в кабинете, нужно будет в туалет.

Красиво и жутко.

https://www.nbcnews.com/tech/misinformation/urban-myth-litter-boxes-schools-became-gop-talking-point-rcna51439

Один из журналистских жанров, которых мне не хватает на русском, — исторические нарративы, то есть фактически репортажи про прошлое, в которых используются все те же корреспондентские методы, но при этом нет ни одного живого источника (потому что все умерли). Первыми такое по-русски начал делать не «Холод», но мы стараемся развивать.

Вот свежий пример — «Медиазона» XVII века. История крестьянки, которая тяжело заболела и выздоровела после видения, порекомендовавшего ей предсказывать людям будущее. Дело было во времена Бориса Годунова; в будущем жители Московского царства были очень не уверены, так что следующие несколько десятков лет услуги Дарьи, гадавшей на блюде с солью, были востребованы как ее соседями по селу, так и московской элитой, князьями и боярами. А в эпоху Алексея Михайловича, когда жизнь более-менее устаканилась, ее все-таки поймали и судили.

Больше всего меня поразило, насколько даже в документах 400-летней давности много подробностей, позволяющих сделать живой нарратив. И сколько же еще таких классных сюжетов — а история Дарьицы и про власть, и про смутные времена, и про гендер, и про веру — лежит нерассказанными.

https://holod.media/2022/10/14/witches_in_russia/

Несколько книжек, над которыми посчастливилось поработать в последние годы, теперь можно скачать бесплатно.

📚Что будет с книгами ИМИ? Рассказываем, какие издания остаются в продаже, а какие теперь можно скачать бесплатно

За последние три недели мы получили много вопросов о дальнейшей судьбе наших книг. Рассказываем о каждой:

• «Не надо стесняться. История постсоветской поп-музыки в 169 песнях», а также три сборника «Новой критики» — «Контексты и смыслы российской поп-музыки» под редакцией Александра Горбачева, «Звуковые образы постсоветской поп-музыки» под редакцией Льва Ганкина и «По России: Музыкальные сцены и явления за пределами Москвы и Санкт-Петербурга» под редакцией Дениса Бояринова — можно скачать бесплатно в формате EPUB на сайте ИМИ.

• Бумажные и электронные издания книг «Машина песен. Внутри фабрики хитов» Джона Сибрука и «На музыке: Наука о человеческой одержимости звуком» Дэниела Левитина доступны в продаже

• Электронная версия книги «Как работает музыка» Дэвида Бирна доступна в продаже

• Пособие «Ментальное здоровье музыкантов» можно прочитать на сайте ИМИ

• «Как достичь успеха в музыкальном бизнесе» Ари Херстанда уходит из продажи. Автор готовит третье издание, и мы надеемся, что оно будет выпущено в России

Вышла блестящая рассылка Kit про понятие «неолиберализм» и его применимость к путинскому режиму. Если вы не очень понимаете, что означает это ходовое словечко и, главное, почему путинскую Россию называют радикальным вариантом неолиберального капитализма, хотя сам Путин вроде критикует неолиберализм, — почитайте этот текст. Мне просто нечего к нему добавить, база.

Его автор Георгий Ванунц помимо прочего закончил в 2019 году политфилософию в Шанинке и защитил очень сильную магистерскую про Шумпетера, получившую премию. Качество этой рассылки ещё раз подтверждает уровень политфилософов.

Больше всего в этом году я слушал чувашского рэпера ATL. В какой-то момент стало ясно, что нужно выяснить свои отношения с этой музыкой и понять, как так вышло. И я написал про него большой текст, а лучшее русскоязычное музыкальное издание The Flow любезно согласилось его опубликовать.

Мне кажется, что музыка ATL, говоря об окружающем мире, дает энергию, но не обманывает надеждой. Это редкое сочетание, особенно ценное для нынешнего беспроглядного времени. Подробности — по ссылке.

В силу ряда причин, описанных в тексте, у ATL странный статус — он безусловно в высшей лиге хип-хопа, но, в отличие от своих по ней соседей, мало востребован за ее пределами. Грубо говоря, про него не пишут в фейсбуке представители культурных элит. Я рискну предположить, что многие из тех, кто читает этот канал, про него толком даже не слышали (в отличие от Оксимирона, или Нойза, или Моргенштерна). Понятно, как так вышло, но это несправедливо. Поэтому заодно с текстом я собрал плейлист для знакомства с ATL — возможно, он кому-то пригодится. Можно слушать на Spotify или YouTube.

Очень яркая история про то, как капиталистическая этика выгоды разрушает самые благие намерения.

В американской системе страховки Medicare предусмотрено, в частности, государственное финансирование хосписов. Компании, которые этим занимаются, получают от правительства деньги на каждого пациента (разные суммы в зависимости от тяжести заболевания) — и должны облегчать его страдания и смерть. Все логично, что может пойти не так? Как выясняется, примерно все, поскольку целью компаний быстро становится не забота о пациентах, а заработок, — а контроль за ними заведомо ослаблен еще и потому, что там очень многое остается на усмотрение врачей: если доктор сказал, что этот человек умирает и ему нужна помощь, кто будет с этим спорить?

В итоге хосписы в США превратились в огромную коммерческую индустрию с кучей злоупотреблений. Подкупленные компаниями врачи прописывают сотни пациентов как умирающих — на них выделяются деньги, люди об этом даже не знают. Администраторы компаний мотивируют своих сотрудников, обычных медсестер и медбратьев, приводить как можно больше новых клиентов — примерно с той же риторикой, как это делают, не знаю, владельцы салонов мобильной связи. Существуют сотни компаний, прописанных по одному адресу, где происходит буквально ничего; по сути это просто юрлица для получения денег.

Медбратья и медсестры регулярно сами обнаруживают, что происходит какая-то хрень, и жалуются в органы, но и там все непросто — обычно до суда дело не доходит, все заканчивается небольшими штрафами, компании продолжают работать, и все довольны, так как сумму штрафа делят между собой государство и жалобщики. Каркас текста по ссылке — один конкретный кейс, совсем уж вопиющий: тут хоспис-компания пошла в суд; судья оказалась плотно с ней связана; сначала очень странно разделила дело на две части, потом заявила, что вердикт присяжных не годится, и сама вынесла вердикт в пользу хосписов. Прокурор по делу так охренел, что сначала впал в депрессию и несколько дней не вылезал из кровати, а потом уволился, прихватив с собой дюжину конфиденциальных жалоб на хоспис-компании. Он начал звонить этим компаниям и предлагать им содержание этих жалоб. Его поймали на встрече с клиентом (точнее, притворившимся им агентом ФБР); бывший прокурор был в парике.

И таких поворотов в этой истории масса. Текст читается как сценарий оскаровского фильма вроде «99 Homes» или «Big Short»; может быть, этот фильм еще будет сделан.

https://www.newyorker.com/magazine/2022/12/05/how-hospice-became-a-for-profit-hustle

(Постараюсь потихоньку вернуться к тому, чтобы писать сюда не только про свои тексты. Поддерживайте независимую журналистику — например, телеканал «Дождь».)

Распущенная три года назад группа «Ленинград» за 2022-й выпустила 20 с лишним новых песен. Это примерно столько же, сколько за все годы пикового поп-успеха, когда были хиты про лабутены и Питер. Рискну предположить, что эти новые песни многие из вас не слышали. Частично это подлые и пошлые частушки про иноагентов и войну; частично — агитки против петербургского губернатора Беглова. Шнуров теперь поет не для меня, не для «нас» и не уверен, что для народа. Кажется, теперь он поет для Евгения Пригожина.

Текст про то, что творит Шнуров в последние три года, от «Партии Роста» и RTVI до нынешнего ужаса, придумала и сделала для «Холода» Маша Карпенко. Вопрос лежал на поверхности — Сергей, как так вышло, что вы во все это вляпались, — но кто-то должен был его задать и попытаться ответить. Сделать это было непросто: в подавляющем большинстве люди, которые так или иначе были рядом со Шнуровым много лет, отказались обсуждать его поход в политику и нынешние занятия в более или менее резкой форме. Но кое-что все-таки удалось узнать (например, как Шнуров мог задать Путину свой вопрос, но задал вопрос Пескова — или про давние отношения с тем же Пригожиным), а кое-что сформулировать. Мне милее всего вот эта анонимная цитата: «Когда оказывается, что кровь уже не бутафорская, делать так, как он делал раньше — все стебать, — уже нельзя. В прошлом он провоцировал тебя, и ты должен был проверять свою позицию. Он показывал тебе тебя и говорил: ты правда в это веришь? А сейчас мне не нужно себя сверять. Этот метод больше не работает, подъебка не работает. Воздух путинской державы вытянул из него самое плохое».

В конечном итоге, по всей видимости, ответ на вопрос, что случилось со Шнуровым, заключается в том, что с ним не случилось ничего — просто, перефразируя традиционного автора, много людей умерло у него на глазах, а он остался таким же. Здесь надо оставить место для комментариев типа «а я всегда говорил» — и они, конечно, будут верными; с другой стороны, может быть, все-таки лучше разочаровываться в людях, чем сразу считать их говном.

https://holod.media/2022/12/16/shnurov/