А ты думал - я тоже такая,
Что можно забыть меня,
И что брошусь, моля и рыдая,
Под копыта гнедого коня.
Или стану просить у знахарок
В наговорной воде корешок
И пришлю тебе странный подарок -
Мой заветный душистый платок.
Будь же проклят.
Ни стоном, ни взглядом
Окаянной души не коснусь,
Но клянусь тебе ангельским садом,
Чудотворной иконой клянусь,
И ночей наших пламенным чадом -
Я к тебе никогда не вернусь.
Стихотворение Анны Ахматовой было проиллюстрировано картиной "Девушка, правящая повозкой", которую написал американский художник немецкого происхождения Игнац Марсель Гогенгигль.
Что можно забыть меня,
И что брошусь, моля и рыдая,
Под копыта гнедого коня.
Или стану просить у знахарок
В наговорной воде корешок
И пришлю тебе странный подарок -
Мой заветный душистый платок.
Будь же проклят.
Ни стоном, ни взглядом
Окаянной души не коснусь,
Но клянусь тебе ангельским садом,
Чудотворной иконой клянусь,
И ночей наших пламенным чадом -
Я к тебе никогда не вернусь.
Стихотворение Анны Ахматовой было проиллюстрировано картиной "Девушка, правящая повозкой", которую написал американский художник немецкого происхождения Игнац Марсель Гогенгигль.
это не прихоть, это не блажь:
это неделю мы строим шалаш.
стульчик, сундук и над входом подкова.
взрослого не поместить никакого.
будет топчан, умывальник, очаг.
мы станем ужинать тут при свечах.
здесь от мышей мы подвесили гречку.
здесь сапоги, чтобы бегать на речку.
тут будем прятать тетрадь для стихов.
спать после сумерек. до петухов.
в этой кастрюле мы сварим похлёбку.
это учебник, его на растопку.
здесь я картошки запас для костра.
здесь мы поселимся: я и сестра.
мы объявили друзьям и соседям,
что послезавтра сюда переедем.
лес, земляника, свобода и труд.
взрослые вряд ли сюда доорут.
камень отыщем, чтоб гвоздиком высечь:
«взрослому штраф сто четырнадцать тысяч!»
чтобы мы ноги держали в тепле,
пусть нам носки оставляют в дупле.
рядом два ящика выставить надо:
два. «для печенья» и «для шоколада».
это неделю мы строим шалаш.
стульчик, сундук и над входом подкова.
взрослого не поместить никакого.
будет топчан, умывальник, очаг.
мы станем ужинать тут при свечах.
здесь от мышей мы подвесили гречку.
здесь сапоги, чтобы бегать на речку.
тут будем прятать тетрадь для стихов.
спать после сумерек. до петухов.
в этой кастрюле мы сварим похлёбку.
это учебник, его на растопку.
здесь я картошки запас для костра.
здесь мы поселимся: я и сестра.
мы объявили друзьям и соседям,
что послезавтра сюда переедем.
лес, земляника, свобода и труд.
взрослые вряд ли сюда доорут.
камень отыщем, чтоб гвоздиком высечь:
«взрослому штраф сто четырнадцать тысяч!»
чтобы мы ноги держали в тепле,
пусть нам носки оставляют в дупле.
рядом два ящика выставить надо:
два. «для печенья» и «для шоколада».
Стихотворение Веры Полозковой было проиллюстрировано картиной "Поездка верхом", которую написал Артур Джон Элсли.
Содержательная сторона детских игр зачастую не так важна, как вкладываемые в нее радость и задор, которые художнику и поэту удалось прекрасно передать.
Содержательная сторона детских игр зачастую не так важна, как вкладываемые в нее радость и задор, которые художнику и поэту удалось прекрасно передать.
Осень только взялась за работу,
только вынула кисть и резец,
положила кой-где позолоту,
кое-где уронила багрец,
и замешкалась, будто решая,
приниматься ей этак иль так?
То отчается, краски мешая,
и в смущенье отступит на шаг…
То зайдется от злости и в клочья
все порвет беспощадной рукой…
И внезапно, мучительной ночью,
обретет величавый покой.
И тогда уж, собрав воедино
все усилья, раздумья, пути,
нарисует такую картину,
что не сможем мы глаз отвести.
И притихнем, смущаясь невольно:
что тут сделать и что тут оказать?
…А она нее собой недовольна:
мол, не то получилось опять.
И сама уничтожит все это,
ветром сдует, дождями зальет,
чтоб отмаяться зиму и лето
и сначала начать через год.
Стихотворение Маргариты Алигер было проиллюстрировано картиной "Осень", которую написал Владимир Киреев.
только вынула кисть и резец,
положила кой-где позолоту,
кое-где уронила багрец,
и замешкалась, будто решая,
приниматься ей этак иль так?
То отчается, краски мешая,
и в смущенье отступит на шаг…
То зайдется от злости и в клочья
все порвет беспощадной рукой…
И внезапно, мучительной ночью,
обретет величавый покой.
И тогда уж, собрав воедино
все усилья, раздумья, пути,
нарисует такую картину,
что не сможем мы глаз отвести.
И притихнем, смущаясь невольно:
что тут сделать и что тут оказать?
…А она нее собой недовольна:
мол, не то получилось опять.
И сама уничтожит все это,
ветром сдует, дождями зальет,
чтоб отмаяться зиму и лето
и сначала начать через год.
Стихотворение Маргариты Алигер было проиллюстрировано картиной "Осень", которую написал Владимир Киреев.
Жил на свете рыцарь бедный,
Молчаливый и простой,
С виду сумрачный и бледный,
Духом смелый и прямой.
Он имел одно виденье,
Непостижное уму,
И глубоко впечатленье
В сердце врезалось ему.
Путешествуя в Женеву,
На дороге у креста
Видел он Марию деву,
Матерь господа Христа.
С той поры, сгорев душою,
Он на женщин не смотрел,
И до гроба ни с одною
Молвить слова не хотел.
С той поры стальной решетки
Он с лица не подымал
И себе на шею четки
Вместо шарфа привязал.
Несть мольбы Отцу, ни Сыну,
Ни Святому Духу ввек
Не случилось паладину,
Странный был он человек.
Проводил он целы ночи
Перед ликом пресвятой,
Устремив к ней скорбны очи,
Тихо слезы лья рекой.
Полон верой и любовью,
Верен набожной мечте,
Ave, Mater Dei кровью
Написал он на щите.
Между тем как паладины
Ввстречу трепетным врагам
По равнинам Палестины
Мчались, именуя дам,
Lumen coelum, sancta Rosa!
Восклицал в восторге он,
И гнала его угроза
Мусульман со всех сторон.
Молчаливый и простой,
С виду сумрачный и бледный,
Духом смелый и прямой.
Он имел одно виденье,
Непостижное уму,
И глубоко впечатленье
В сердце врезалось ему.
Путешествуя в Женеву,
На дороге у креста
Видел он Марию деву,
Матерь господа Христа.
С той поры, сгорев душою,
Он на женщин не смотрел,
И до гроба ни с одною
Молвить слова не хотел.
С той поры стальной решетки
Он с лица не подымал
И себе на шею четки
Вместо шарфа привязал.
Несть мольбы Отцу, ни Сыну,
Ни Святому Духу ввек
Не случилось паладину,
Странный был он человек.
Проводил он целы ночи
Перед ликом пресвятой,
Устремив к ней скорбны очи,
Тихо слезы лья рекой.
Полон верой и любовью,
Верен набожной мечте,
Ave, Mater Dei кровью
Написал он на щите.
Между тем как паладины
Ввстречу трепетным врагам
По равнинам Палестины
Мчались, именуя дам,
Lumen coelum, sancta Rosa!
Восклицал в восторге он,
И гнала его угроза
Мусульман со всех сторон.
Возвратись в свой замок дальный,
Жил он строго заключен,
Все безмолвный, все печальный,
Без причастья умер он;
Между тем как он кончался,
Дух лукавый подоспел,
Душу рыцаря сбирался
Бес тащить уж в свой предел:
Он-де богу не молился,
Он не ведал-де поста,
Не путем-де волочился
Он за матушкой Христа.
Но пречистая, конечно,
Заступилась за него
И впустила в царство вечно
Паладина своего.
Жил он строго заключен,
Все безмолвный, все печальный,
Без причастья умер он;
Между тем как он кончался,
Дух лукавый подоспел,
Душу рыцаря сбирался
Бес тащить уж в свой предел:
Он-де богу не молился,
Он не ведал-де поста,
Не путем-де волочился
Он за матушкой Христа.
Но пречистая, конечно,
Заступилась за него
И впустила в царство вечно
Паладина своего.
Стихотворение Александра Сергеевича Пушкина было проиллюстрировано картиной Данте Габриэля Россетти "Как сэру Галахаду, сэру Борсу и сэру Персивалю явился Святой Грааль, но сестра сэра Персиваля умерла по дороге".
Я бочку сельди засолил,
Я замуж звал, я жду ответ.
Я бочку пива наварил,
На охи-вздохи время нет.
Гусёнка выращу с гуся,
Я замуж звал, я жду ответ.
Заматереет порося,
На охи-вздохи время нет.
Я дом поставил на века,
Я замуж звал, я жду ответ.
Здесь рядом – пустошь и река,
На охи-вздохи время нет.
Держу коровку и телят,
Я замуж звал, я жду ответ.
Держу я выводок цыплят.
На охи-вздохи время нет.
Несутся куры каждый день,
Я замуж звал, я жду ответ.
Колечко, милая, надень,
На охи-вздохи время нет.
Я сыра целый круг припас,
Не съем один и зá сто лет…
Зову тебя в последний раз:
На охи-вздохи время нет!
"Предложение" Джеймса Тайтлера (в переводе Евгения Фельдмана) было проиллюстрировано картиной "Романтическая сцена в саду", которую написал Юлиус Виктор Бергер.
Я замуж звал, я жду ответ.
Я бочку пива наварил,
На охи-вздохи время нет.
Гусёнка выращу с гуся,
Я замуж звал, я жду ответ.
Заматереет порося,
На охи-вздохи время нет.
Я дом поставил на века,
Я замуж звал, я жду ответ.
Здесь рядом – пустошь и река,
На охи-вздохи время нет.
Держу коровку и телят,
Я замуж звал, я жду ответ.
Держу я выводок цыплят.
На охи-вздохи время нет.
Несутся куры каждый день,
Я замуж звал, я жду ответ.
Колечко, милая, надень,
На охи-вздохи время нет.
Я сыра целый круг припас,
Не съем один и зá сто лет…
Зову тебя в последний раз:
На охи-вздохи время нет!
"Предложение" Джеймса Тайтлера (в переводе Евгения Фельдмана) было проиллюстрировано картиной "Романтическая сцена в саду", которую написал Юлиус Виктор Бергер.
Спит Золушка сладко. Уснула надолго принцесса.
И Синюю Бороду все еще молит жена.
А сын дровосека вернулся из темного леса,
И тень людоеда уже малышу не страшна.
Волшебная птица роняет из облачной дали
Перо цвета времени на золотые сады,
И листья волнуются, словно давно они ждали
Поры сенокоса и гула осенней страды.
Цветы полевые, усните, цветы полевые!
Да разве сравнится куртин показная краса,
Их роскошь публичная, их лепестки восковые
С обычной ромашкой среди золотого овса!
И скудные краски смиряют настойчивость ветра
В часы тишины, когда вечер уже недалек,
А воздух туманен. И в мире радушно и щедро.
«Умри, но останься!» — взывает любой уголок.
Зеленое жито и смуглой пшеницы колосья
Усталую ласточку теплой купают волной.
Становится поле от птичьего разноголосья
Единою песней — и сердце не просит иной...
Судьба улыбнулась забытой людьми королевне.
В соседней державе поет Золотой Петушок.
И мы, запыленные, сходимся в старой харчевне,
В заветном углу, где дымится чумазый горшок.
И Синюю Бороду все еще молит жена.
А сын дровосека вернулся из темного леса,
И тень людоеда уже малышу не страшна.
Волшебная птица роняет из облачной дали
Перо цвета времени на золотые сады,
И листья волнуются, словно давно они ждали
Поры сенокоса и гула осенней страды.
Цветы полевые, усните, цветы полевые!
Да разве сравнится куртин показная краса,
Их роскошь публичная, их лепестки восковые
С обычной ромашкой среди золотого овса!
И скудные краски смиряют настойчивость ветра
В часы тишины, когда вечер уже недалек,
А воздух туманен. И в мире радушно и щедро.
«Умри, но останься!» — взывает любой уголок.
Зеленое жито и смуглой пшеницы колосья
Усталую ласточку теплой купают волной.
Становится поле от птичьего разноголосья
Единою песней — и сердце не просит иной...
Судьба улыбнулась забытой людьми королевне.
В соседней державе поет Золотой Петушок.
И мы, запыленные, сходимся в старой харчевне,
В заветном углу, где дымится чумазый горшок.