Моя статья про японскую психиатрию вышла в Ноже.

Заодно прикладываю ссылку на свою старую статью, посвященную политике Cool Japan.

Японская культура жестока к душевнобольным. Многовековые предрассудки, специфический менталитет и расцвет капитализма обусловили уникальную и чудовищную ситуацию, жертвами которой стали сотни тысяч людей с психическими заболеваниями. Ее апогеем стало убийство 19 человек бывшим сотрудником лечебницы.

https://knife.media/japanese-psychiatry/

В начале марта, когда этот канал был куда более маленьким и скромным, клюква только завязывалась, сакура еще была в бутонах, а бака-гайдзин — на целый год моложе, я выложила небольшой опрос, касательно предмета на фото. Ответа от меня так и не было, потому что я запуталась в очень долгой и почти детективной истории, пока проводила расследование, но спустя все эти месяцы у меня наконец-то на руках вся необходимая информация!
Поэтому я подумала, и решила запустить новый опрос, чтобы все желающие могли поучаствовать, а старый удалила, чтобы он не смущал умы.

Предмет, изображенный на фото, отлично иллюстрирует тему, которую я давно планировала, но никак не доходили руки.
Знатоки, внимание, вопрос!

Keikaku doori! Техники упаковки отвели внимание от правильного ответа — истории перевода с японского. Поздравляю 13 человек, которые проголосовали за этот непопулярный вариант!

"Кикудзи почему-то стало смешно, он чуть было не засмеялся вслух, но в этот момент его нагнали две девушки. Он остановился, уступая им дорогу.

— Скажите пожалуйста, по этой тропинке я дойду до павильона, где Куримото-сан устраивает чайную церемонию? — спросил Кикудзи.

— Да! — разом ответили девушки.

Он отлично знал, как пройти. Да и девушки в нарядных кимоно, спешившие по этой тропинке, явно направлялись на чайную церемонию. Но Кикудзи задал вопрос нарочно — чтобы ему уже было неудобно повернуть обратно.

Та девушка, которая держала в руках розовое крепдешиновое фуросики с белым тысячекрылым журавлем, была прекрасна."

Ясунари Кавабата, "Тысячекрылый журавль"


На фото в опросе был как раз предмет из отрывка: фуросики с изображением "тысячекрылого журавля". К сожалению, фотографии с именно розовым фуросики я не нашла, но я думаю, что очевидно, что никаких журавлей-мутантов с тысячью крыльями в узоре не наблюдается. Зато отлично просматривается сюжет "тысяча журавлей". Если вы знаете историю девочки Садако Сасаки из Хиросима, то вспомните, что тысяча журавлей — благопожелательный символ.

Эта деталь отлично подчеркивается следующей цитатой из того же отрывка:

"Пожалуй, для чайной церемонии в комнате было слишком светло, но свет только подчеркивал красоту девушки. Ее фукуса, алая, как пламя, не казалась претенциозной, а, напротив, усиливала впечатление юной весенней свежести. Словно у нее в руках цвел красный цветок.
Казалось, еще секунда — и вокруг девушки закружатся тысячи крохотных белоснежных журавлей."

А вот такие фото вылезают при поиске по названию романа: 千羽鶴. Те самые тысяча журавлей из оригами, которых не успела собрать Садако.
Если посмотреть переводы романа Кавабаты на другие языки, там тоже никаких многокрылых журавлей не обнаружишь.

Как же тысяча журавлей превратились в одного, тысячекрылого?
(ответ после рекламной паузы)

В качестве рекламной паузы хочу порекомендовать всем прочитать "Тысячекрылого журавля". Это потрясающее произведение про взаимодействие вечного и проходящего, традиции и человека. Не удивительно, что девушка, несущая в руках "розовый крепдешиновый фуросики с белым тысячекрылым журавлем", шла именно на чайную церемонию — Кавабата почти во всех своих произведениях обращается к японской традиции в том или ином формате. В случае "Тысячекрылого журавля" это чайная посуда, икэбана и сама церемония.
И точно так же не удивительно, что на это торжество вечного, базово-японского девушка принесла с собой платок, который изображал один из классических благопожелательных символов.

Но вернемся к нашим журавлям. Откуда все же появился образ многокрылой птицы вместо множества обычных?

Для ответа на этот вопрос надо поговорить о структуре японского счета: в японском практически отсутствует абстрактный счет предметов. Все предметы разделены на подтипы (люди, крупные животные, мелкие животные, птицы, плоские предметы, продолговатые предметы, здания... — продолжать можно вечно), и у каждого подтипа есть свой счетный суффикс.
Например, крупные животные считаются с помощью суффикса 頭 (голова). Считая быков японец будет считать их с использованием этого суффикса: например, десять голов скота. Так с любым подтипом: два "стержня" карандашей, три "тома" книг, четыре "листа" кимоно, пять "штук" мандаринов.
Счетный же суффикс для птиц — 羽 (крыло). Любых птиц будут считать по "крыльям": один 羽, два 羽, три 羽, десять 羽, сто 羽, тысяча 羽. Вот и тысяча крыльев!

Таким образом, если разобрать на составляющие иероглифы название книги Кавабата [千羽鶴] получится 千 (тысяча) + 羽 (счетный суффикс для птиц "крыло") + 鶴 (журавль). Вот и складывается тысяча журавлей.
Но что же получается, переводчик не знал такую простейшую вещь, известную любому первокурснику-японисту, что 羽 — просто счетный суффикс? Кто вообще это переводил?

Хм... Зея Рахим. Переводил условно советский японист Зея Рахим.
Дойдя до этого пункта в своих размышлениях, я задумалась: может, личность Рахима сможет пролить свет на эту странность? И дальше началась детективная история, достойная приключенческого романа, которая затянула меня на несколько долгих месяцев бега по интернетам, букинистам и библиотекам.

"Нам очень повезло — мы пивали чай в гостеприимном доме К И. с разными знаменитыми людьми, разок с Константином Фединым, разок с Ильей Сельвинским, пару раз с Владимиром Луговским и даже как-то раз с одноглазым другом Маяковского, Давидом Бурлюком, приехавшим с визитом из заморских краев. И с переводчиком с японского языка, таинственным татарином Рахимом Зея, много лет просидевшим с Даниилом Андреевым в одной камере Владимирской тюрьмы и выдававшим себя за египетского принца по имени Харун ибн Кахар шейх Уль Мюлюк эмир Эль-Каири. А может, он и вправду был принцем по имени Харун ибн Кахар шейх Уль Мюлюк эмир Эль-Каири, а татарин Рахим Зея, как он утверждал, был ему насильно вписан в паспорт советской властью? Правды не знал никто — ни мы, ни его собратья по японскому языку, ни сам Корней Иванович."

Нинель Воронель, "Корней Чуковский и Лиля Брик"

"Я: А где вы выучили японский язык?
Он: В университете, в Токио.
Я: А как вы попали в Токио?
Он: Сел в самолет в Лондоне и прилетел в Токио.
Я: А как вы попали в Лондон?
Он: Сел в самолет в Женеве и прилетел в Лондон.
Я: А как вы попали в Женеву?
Он: Сел в самолет в Александрии и прилетел в Женеву.
Я: А как вы попали в Александрию?
Он: В Александрии я родился.
Токио, Лондон, Женева, Александрия — ну и набор! Значит, все эти города существуют, и в некоторых из них можно даже родиться! Но тогда возникает главный вопрос: «А как вы попали сюда?»
Он: Из Владимирской тюрьмы.
Я: А как вы попали во Владимирскую тюрьму?
Он: Меня привезли туда из Мукдена.
Я: А как вы попали в Мукден?
Он: У меня там до войны был бизнес – двадцать четыре текстильные фабрики и банк.
Я: Да кто вы такой, черт побери?
Он: Вы хотите узнать мое имя? Меня зовут Харун ибн Кахар, шейх Уль-Мюлюк, эмир Эль-Каири.
Я: (задохнувшись) Еще раз, простите?
Он: (с невозмутимой улыбкой) Харун ибн Кахар, шейх Уль-Мюлюк, эмир Эль-Каири."

Нинель Воронель, "Процесс Синявского-Даниэля"

"Вообще, у нас был в камере целый интернационал.

Так, Зея Рахим был арабом. Я был с ним в хороших отношениях, а Василий Васильевич — в плохих. Он предостерегал меня от дружбы с Рахимом. Потом я узнал нехорошее о нем, и наши отношения разладились. Взяли его в Манчжурии, он то ли скот продавал японцам, то ли шпионил на японскую разведку. Хорошо знал японский, русский, арабский языки, все быстро схватывал, у него было умное, интеллигентное лицо."

Из воспоминаний Михаила Агурского

"Выйдя из тюрьмы, Андреев продолжал работать над «Розой Мира», занимался поэтическими переводами. В соавторстве с Зея Рахимом перевёл с японского произведения Р. Хаяси. Скончался 30.3.1959 в Москве."

Из некролога поэта Даниила Андреева

Этот цикл постов растягивается, но иначе невозможно: слишком уж необычной личностью был Зея Рахим — удивительный японист, подаривший русскому читателю огромное количество переводной литературы и познакомивший его с выдающимися японскими писателями.
Но получается, что знаем мы о нем крайне мало: то, что осталось в воспоминаниях современников. Как считает интернет, родился он где-то в Манчжурии в 20-х годах XX века, однако был татарином, при этом учился в Токио. Как-то оказался во Владимирской тюрьме вместе поэтом Даниилом Андреевым, где, судя по воспоминаниям современников, выучил русский. После тюремного заключения взял имя "Зея Рахим" и начал переводить японскую литературу вместе с Андреевым. И на этом все. Ни фотографии, ни подробностей противоречивой биографии, ничего. И главное: почему все же журавль оказался тысячекрылым?

Завтра будет последний пост из серии с ответами на многие вопросы: чудом я нашла внучку Рахима, которая немного приоткрыла завесу над таинственным героем, будто бы сошедшим со страниц "Тысяча и одной ночи".
Tune in!

Прекрасные журавлики на чаше для чайной церемонии в качестве извинения за растянутую историю! Они машут белыми крыльями и благодарят чудесных читателей канала за терпение. <3

Зея Рахим в молодости до ареста.
Годы жизни: 1924-1998

Зея Рахим не был татарином из Манчжурии. Он был арабом: родился в Александрии примерно в 1924 году в семье зажиточного муфтия. Рос правоверным мусульманином. В дальнейшем он будет рассказывать собеседникам в литературных кружках Москвы, что принадлежит к египетскому монаршескому роду, но это, скорее всего, художественное преувеличение, которые он очень любил. Кроме Зеи в семье была старшая дочь — Нейля (как и "Зея Рахим", это имя, скорее всего, было взято уже позже — в СССР).
Примерно к концу 1930-х Рахим оказался в Японии, где начал учиться в Токио. Звучит удивительно: Александрия и Токио? Однако как раз в эти годы между Японией и исламскими монархиями шел активный культурный обмен: в Токио открывались мечети и медресе, на японский переводилось множество религиозных текстов. В свою очередь мусульманские страны воспринимали Японию как "восточную страну, которая смогла" и активно перенимали опыт японских реформ. Был и обмен студентами.

Дальше кусок картины отсутствует, однако в середине 1940-х Зея вместе с семьей оказался в манчжурском Мукдене. Это было время активных столкновений между советскими и японскими силами, когда "летели наземь самураи под напором стали и огня". Рахиму не повезло оказаться опасном месте, на границе, где его вместе с родными взяли в плен советские солдаты. Несмотря на то, что никто из семьи не говорил по-русски, по славной советской традиции всех троих пытали на допросах, фактически ограбили, отобрав заработанные деньги и семейные драгоценности, и в конце концов обвинили в шпионаже на Японию.
В 1946 году двадцатидвухлетний Зея был отправлен в СССР, где провел одиннадцать лет во Владимирской тюрьме. Ему посчастливилось оказаться в среде интеллигентов, в том числе он познакомился с поэтом Даниилом Андреевым, который и обучил Зею русскому языку.

Отец Рахима из советской тюрьмы уже не вышел. Его детям повезло чуть больше: как и многие другие политические заключенные, Нейля и Зея были реабилитированы после смерти Сталина. Зея вышел из тюрьмы совсем другим человеком: он забыл о бывшей религиозности, да и в советском паспорте было напечатано черным по белому, что с этого момента он — "татарин Зея". Через некоторое время Рахим женился, несмотря на регулярные вызовы в КГБ по своему делу, потом развелся и женился во второй раз. Имел дочь от первого брака и сына от второго.
Уже после заключения Зея вместе с реабилитированным Даниилом Андреевым начал переводить японскую литературу: Зея делал подстрочник на бытовой русский язык, а Андреев — художественно обрабатывал получившийся текст. Этим Зея Рахим продолжил заниматься и после смерти Андреева. Благодаря ему на русском языке вышли романы великого Ясунари Кавабаты. Кроме того, он перевел огромное количество менее известных японских авторов, в основном — фантастов.

Интересно, что сестра Рахима, Нейля, просидевшая в советской тюрьме дольше брата и запуганная пытками и преследованием, до конца своих дней утверждала, что в Александрии она никогда не была, и Рахимы родом из Узбекистана. Однако давайте вспомним, что при аресте ни один член семьи образованного и богатого интеллигента-муфтия не знал русского языка, что для узбеков того времени было бы нонсенсом. Кроме того, не очень вероятно, что юноша из узбекской семьи мог легко выучить японский, который Зея, безусловно, знал и знал хорошо.

25 января 1998 года Зея Рахим скончался от рака, прожив невероятно тяжелую, но удивительную и насыщенную авантюрами жизнь, полную мистификаций, которые он сам с удовольствием создавал.

"А что же журавль, так почему он тысячекрылый?!", — восклицает негодующий читатель.

Для ответа на этот вопрос и было необходимо обратиться к биографии переводчика: ошибка уж слишком примитивная. Как видно из скана первого издания 1971 г., кроме самого Рахима над переводом работало несколько человек, в первую очередь — литературный редактор.

И дальше может быть несколько вариантов:
1) переводческий, маловероятный: к началу своей переводческой карьеры Зея Рахим подзабыл японский, а именно — счетные суффиксы. Сомнительно, ведь в остальном к его переводу нареканий нет. Было бы странно, что только суффиксы и только для птиц внезапно выпали из его памяти.

2) редакторский, еще более маловероятный: кто-то из ответственных за книгу редакторов почему-то решил, что "тысячекрылый журавль" — более сильный образ, чем просто "тысяча журавлей" и коварно подменил перевод. Думаю, это что-то из разряда фантастики.

Наконец, третий вариант, он же мой фаворит: "смешанный" переводческо-редакторский, он же наиболее вероятный.
Вспомним, что русский не был для Рахима родным языком. Он выучил его в тюрьме и знал неплохо, но это, естественно, был бытовой язык, а не язык литературы. Из писем Андреева становится понятно, что первые переводы Рахима необходимо было почти полностью переписывать: это были практически подстрочники, написанные довольно простым языком.
Думаю, очевидно, что за пятнадцать лет, которые прошли между началом карьеры Зеи как переводчика с японского и первой публикацией "Тысячекрылого журавля" в 1971 году он подтянул свой русский. Доказательством этому то, что он продолжал получать работу.
Однако, можно представить, что в черновике перевода романа Кавабата, Рахим написал в названии нечто, что могло быть трактовано двумя способами: например, почему-то оставил счетный суффикс 羽 — "крыло". В свою очередь редактор, естественно незнакомый с японским языком, но знающий, что русский у Рахима не родной, принял написанное за ошибку и заменил написанное на "Тысячекрылого журавля", породив это странно мутировавшее дитя Хиросимы в русской литературе.

Такая вот долгая, запутанная и таинственная история про одну переводческую ошибку, в которую оказались впутаны все, начиная от великого японского писателя и заканчивая репрессированным сыном египетского муфтия.

Еще до того как музеи задраили все люки и отдали концы, я была на небольшой выставке в Реставрационном центре Грабаря под названием "Восток — дело тонкое" (тут отвлекусь, но о майн готт, больше этой избитой фразы я ненавижу только "Запад есть Запад, Восток есть Восток").

Но сама выставка была совершенно потрясающая: можно было посмотреть на изнанку реставрации: как изначально выглядел экспонат и как его чинили, какие решения и почему были выбраны. Как обычно, доминировал Китай, но и японских предметов было предостаточно.

К радости всех ковидорожденных и карантиносидящих, центр сделал цифровую версию выставки с кратким описанием предмета и историей реставрации. Очень рекомендую посмотреть.
https://ar.culture.ru/ru/exhibition/vostok---delo-tonkoe#catalog