Иосиф Бейн
СОЛНЦЕ НА ПЯТНАХ
«Мне нравится беременный мужчина».
Давид Бурлюк
«Мне в постоянстве чудится измена».
Франсуа Вийон
Забыты кумиры. Разрушены храмы.
Земля вся тоскует о новом Иуде.
По-моему, все воспитатели — хамы,
По-моему, все осужденные — судьи...
Контрасты извечны. Бетховены — глухи,
Столбы, окопавшись, стоят при дороге.
По-моему, все добродетели — шлюхи,
Все трусы — герои, все грешники — боги.
Меня научил всему этому стронций,
Меня облучил, заразил этим — атом;
Границы условны: не пятна на солнце,
А солнце на пятнах — сейчас и когда-то!
Как в строчках Вийона, вся верность — в измене,
Какой-нибудь Ротшильд беднее, чем нищий.
Я знаю, что солнце построили тени,
Как нас тени умерших сделали чище.
И ночь — это только незримое утро,
И стих мой скрывается в уличном шуме,
И все, что на свете действительно мудро,
Так это, по-моему, только безумье.
Безумье в любом твоем взгляде и шаге,
Безумье в мечтах и безумье в быту...
Свихнувшихся глаз голубые овраги
Влюбленному видны за версту.
И грешную песню поют облака мне,
И я тороплюсь, спотыкаясь о звезды,
А в небе — деревья и спелые камни:
Весь мир опрокинут, весь мир неопознан.
И пахнут предчувствием праздника тучи,
И каркает ворон, и слышится глас:
«Чем хуже, тем лучше, чем хуже, тем лучше!»
Ах, ворон, ты ворону выклюешь глаз!
Ложится позором любая награда...
В подполье слезы моей прячется смех.
Все получается так, как не надо,
И черный, как лилия, падает снег.
СОЛНЦЕ НА ПЯТНАХ
«Мне нравится беременный мужчина».
Давид Бурлюк
«Мне в постоянстве чудится измена».
Франсуа Вийон
Забыты кумиры. Разрушены храмы.
Земля вся тоскует о новом Иуде.
По-моему, все воспитатели — хамы,
По-моему, все осужденные — судьи...
Контрасты извечны. Бетховены — глухи,
Столбы, окопавшись, стоят при дороге.
По-моему, все добродетели — шлюхи,
Все трусы — герои, все грешники — боги.
Меня научил всему этому стронций,
Меня облучил, заразил этим — атом;
Границы условны: не пятна на солнце,
А солнце на пятнах — сейчас и когда-то!
Как в строчках Вийона, вся верность — в измене,
Какой-нибудь Ротшильд беднее, чем нищий.
Я знаю, что солнце построили тени,
Как нас тени умерших сделали чище.
И ночь — это только незримое утро,
И стих мой скрывается в уличном шуме,
И все, что на свете действительно мудро,
Так это, по-моему, только безумье.
Безумье в любом твоем взгляде и шаге,
Безумье в мечтах и безумье в быту...
Свихнувшихся глаз голубые овраги
Влюбленному видны за версту.
И грешную песню поют облака мне,
И я тороплюсь, спотыкаясь о звезды,
А в небе — деревья и спелые камни:
Весь мир опрокинут, весь мир неопознан.
И пахнут предчувствием праздника тучи,
И каркает ворон, и слышится глас:
«Чем хуже, тем лучше, чем хуже, тем лучше!»
Ах, ворон, ты ворону выклюешь глаз!
Ложится позором любая награда...
В подполье слезы моей прячется смех.
Все получается так, как не надо,
И черный, как лилия, падает снег.
Сергей Чудаков
Я тебя не ревную.
Равнодушна со мной,
ты заходишь в пивную:
сто знакомых в пивной.
В белых сводах подвала
сигареточный дым,
без пивного бокала
трудно быть молодым.
Вне претензий и штучек,
словно вещи в себе,
морфинист и валютчик,
и сексот КГБ.
Кто заказывал принца?
Получай для души
царство грязного шприца
и паров анаши,
заражение крови,
смерть в случайной дыре,
выражения, кроме
тех, что есть в словаре.
Я не раб, не начальник,
молча порцию пью,
отвечая молчаньем
на улыбку твою.
Я — убийца и комик,
опрокинутый класс.
Как мы встретились, котик, —
только слезы из глаз.
По теории Ницше
смысл начертан в ином -
жизнь загробная нынче,
а реальность — потом.
В мраке призрачных буден
рванувшись цвести,
мы воскреснем и будем
до конца во плоти.
Там судьба без подножки,
без депрессии кайф,
и тебя на обложке
напечатает «Лайф»,
словно отблески молний,
мрак судьбы оттеня:
это действует морфий
в тебе на меня.
Я тебя не ревную.
Равнодушна со мной,
ты заходишь в пивную:
сто знакомых в пивной.
В белых сводах подвала
сигареточный дым,
без пивного бокала
трудно быть молодым.
Вне претензий и штучек,
словно вещи в себе,
морфинист и валютчик,
и сексот КГБ.
Кто заказывал принца?
Получай для души
царство грязного шприца
и паров анаши,
заражение крови,
смерть в случайной дыре,
выражения, кроме
тех, что есть в словаре.
Я не раб, не начальник,
молча порцию пью,
отвечая молчаньем
на улыбку твою.
Я — убийца и комик,
опрокинутый класс.
Как мы встретились, котик, —
только слезы из глаз.
По теории Ницше
смысл начертан в ином -
жизнь загробная нынче,
а реальность — потом.
В мраке призрачных буден
рванувшись цвести,
мы воскреснем и будем
до конца во плоти.
Там судьба без подножки,
без депрессии кайф,
и тебя на обложке
напечатает «Лайф»,
словно отблески молний,
мрак судьбы оттеня:
это действует морфий
в тебе на меня.
Михаил Айзенберг
В сон затекает мелко
утренний холодок.
Белка мне снилась, белка.
А разбудил свисток.
Надо ли от озноба
вздрагивать по утрам?
Завтра увидим снова
псарню во весь экран.
Вьется тупей ретивый.
Брыла дрожат всерьез.
Свежие директивы
лает дежурный пес.
Скоро пробили сроки.
Снова остался мне
правый уклон, глубокий,
набок лицом к стене.
К суточной перебежке
и повернуться лень.
Белка моя орешки
прячет про черный день.
В сон затекает мелко
утренний холодок.
Белка мне снилась, белка.
А разбудил свисток.
Надо ли от озноба
вздрагивать по утрам?
Завтра увидим снова
псарню во весь экран.
Вьется тупей ретивый.
Брыла дрожат всерьез.
Свежие директивы
лает дежурный пес.
Скоро пробили сроки.
Снова остался мне
правый уклон, глубокий,
набок лицом к стене.
К суточной перебежке
и повернуться лень.
Белка моя орешки
прячет про черный день.
Яков Рабинер
НОЧЬ
Дождь с фонарем в руках
Куда-то по улочкам шел.
Беззубая шлюха-осень
Листвою плевалась в канал.
А там, где грязь с нечистотами
Блестит как китайский шелк
Пробиралась крыса
Лабиринтами сточных канав.
НОЧЬ
Дождь с фонарем в руках
Куда-то по улочкам шел.
Беззубая шлюха-осень
Листвою плевалась в канал.
А там, где грязь с нечистотами
Блестит как китайский шелк
Пробиралась крыса
Лабиринтами сточных канав.
Алексей Сомов
Межсезонье, пятое время года, в школах
эпидемия гриппа.
Скоро скрипеть полозьям
по живому белому. Скоро, скоро
будет чисто, светло. Дождь бьется оземь
в долгой судороге зрительного нерва,
разделяя жизнь на лоскуты-волокна.
Оттого-то кажется мне, что небо
холодней земли,
и время заклеивать окна.
Межсезонье, пятое время года, в школах
эпидемия гриппа.
Скоро скрипеть полозьям
по живому белому. Скоро, скоро
будет чисто, светло. Дождь бьется оземь
в долгой судороге зрительного нерва,
разделяя жизнь на лоскуты-волокна.
Оттого-то кажется мне, что небо
холодней земли,
и время заклеивать окна.