Отвратительнейший шум на свете — 
Грохот авиона на рассвете...

И зачем тебя, наш дом, разбили?
Ты был маленький, волшебный дом,
Как ребенка, мы тебя любили,
Строили тебя с таким трудом.

© Георгий Иванов
1920-ые

Разрушен жилой дом в Днепре.
14.01.2023

Осип Мандельштам родился 15 января.

Зверинец

Отверженное слово «мир»
В начале оскорбленной эры;
Светильник в глубине пещеры
И воздух горных стран — эфир;
Эфир, которым не сумели,
Не захотели мы дышать.
Козлиным голосом, опять,
Поют косматые свирели.
...
В зверинце заперев зверей,
Мы успокоимся надолго,
И станет полноводней Волга,
И рейнская струя светлей,—
И умудренный человек
Почтит невольно чужестранца,
Как полубога, буйством танца
На берегах великих рек.

Вахтанг Кикабидзе как-то в интервью вспоминал один из своих разговоров с Георгием Данелией:

«Я тоже тогда болел серьезно, он (Гия) сказал, что уйдет первым, потому что он старше. И потом сказал, что ты когда тоже пойдешь и будешь входить в ворота святого Петра, там с правой стороны где-то я буду тебя ждать. Мы с ним часто, когда снимали фильмы, часто рыбачили. И, продолжая эту историю, я сказал ему, что у меня в руках будет две удочки, и мы с ним пойдем ловить золотых рыбок. Вечером устроим застолье из разнообразных блюд, пригласим всех наших близких друзей, которые раньше нас ушли, и первый тост поднимем за тех, кто остался в Москве, Тбилиси, в России»…

Вот они и встретились. Сидят там, рыбачат, и болтают о своем.

💔

После оговорки Арестовича начался переполох со шпионским подтекстом.


Навстречу мне, — хороший, дружелюбный —
из подворотни смотрит человек.

© Владимир Эрль
Декабрь 1968

​​На прорыв блокады Ленинграда (18 января 1943 года).

Алексей Сомов
ЗИМНИЕ КВАРТИРЫ

Выпадает меченая карта.
Выпадает срок уплаты долга.
Выпадает супермен из кадра.
Выпадает снег. Уже - надолго,
чуть не навсегда. Опустим шторы
и в буржуйку хвороста подкинем.
За порогом - вход в пустую штольню,
а под стрехами - гнездо валькирий.

Так, нутром предчувствуя период
ледниковый, устрашась полярных
холодов, судачат сибариты-
мамонты: а вправду, не пора ли
к Господу на зимние квартиры,
в голубые гибельные толщи?
Что кому - а нам с лихвой хватило
нежности - и ненависти тоже.

Ныне существуем по законам
времени военного - а значит,
сколько ни шатайся по знакомым -
не застанешь никого из наших.
Да и ваших нет - ушли в разведку,
в андеграунд, к полуденному бесу,
попадая пальцами в розетку
при очередной попытке к бегству.

Что ж, махнемся судьбами и снами,
овладеем межпланетным сленгом.
Все, что было с вами-с ними-с нами,
станет снегом-снегом-снегом-снегом.
Потому что снег дороже боли,
потому что все врата отверсты.
За порогом - чисто волчье поле,
а в конце задачника - ответы.
Завтра - ленинградская блокада.

Костантинос Кавафис
В церкви

Я церкви Греции люблю - их шестикрьшья, звоны,
обрядовое серебро, светильники, иконы,
лампады, чаши, алтари, огни, амвоны.
И каждый раз, когда вхожу я в греческую церковь
с благоуханьями ее, сияньем, песнопеньем,
с многоголосьем литургий, священников явленьем -
само величье строгий ритм диктует их движеньям,
их жесты свыше им даны, их облаченье свято,
лампад сияньем, жаром свеч убранство их объято, -
и в этот час объят мой дух величьем нашей Византии,
культурой моего народа, великого когда-то.

Перевод Ю. Мориц

Михаил Этельзон 

Так умирают империи


Так, постарев, империи
(с ними морока та еще)
медленно и растерянно
тают непонимающе.
Тычут – тысячелетние –
в мифы, былины, летопись;
предков своих наследники –
дедушек с эполетами.
Кровушкой добывали, мол,
пяди земли и пристани,
многих-то и не звали мы –
сами просились исстари.
Бьются и добиваются
ярости или рвения:
да, по столицам – звания,
а на границах? – звери там.

Что им народ окраинный?
Мифы у них и летопись?
Мы одарили раем их,
мы закормили хлебом их.
Варвары непреклонные,
что же не благодарны нам?
Им бы – без нас – колонией
выть под чужими странами.
Были когда-то ордами,
ханствами, каганатами?
Мы их породы гордые
выведем мирным атомом.

Кровью держать, как предки их,
правдами и неправдами;
только победы редкие
бедами так не радуют.
Медленны и растерянны,
земли теряя, пристани,
в самом высоком тереме
сами не знают истину.
Царственны и божественны,
но не любимы многими:
так высыхают женщины –
брошены – одинокие.

Станут еще Италией,
Швецией или Данией,
с бережной тонкой талией,
сказками и преданием.
Станут еще Голландией –
сыто цвести тюльпанами,
маленькой и налаженной
Грецией иль Испанией.
Станут...
когда закончатся
мантии, мани, мании,
дети – солдаты-срочники,
вера и понимание.

Спасибо читательнице за напоминание о "Сказках для взрослых"!

Владимир Войнович
Третья сказка о пароходе

Песня дружбы

Мы долго по морю плутали
Вдали от родимой земли.
Искали мы светлые дали,
Но темные только нашли.
А так же искали, конечно,
И вшей, и шпионов в себе,
И делали это успешно,
Что видно по нашей судьбе.
Ещё мы стремились насилья
Разрушить весь мир, а затем…
Мы много чего посносили,
И вас собиралися тоже
Совсем уничтожить, но вы,
Заморские подлые рожи,
Уж больно живучи, увы.
Однако же славных утопий
В нас дух до сих пор не зачах.
И мы вас однажды утопим,
Как только силёнок накопим,
Отъевшись на ваших харчах.
Пока ж мы остались в накладе
И очень уж хочется есть.
Подайте же нам, Христа ради,
Чего-нибудь, что у вас есть.

Олаф Шольц и его Леопарды.

Андрей Белый 
Леопардовая лапа

Пыль косматится дымом седым;
Мир пророчески очи огнит;
Он покровом, как дым, голубым
В непрозорные ночи слетит.
Смотрит белая в тухнущий мир
Из порфировых высей луна;
Солнце — выбитый светом потир, —
Точно выпитый кубок вина.
Тот же солнечный древний напев, —
Как настой, золотой перезвон —
Золотых, лучезарных дерев
В бирюзовый, как зовы, мой сон.
Тот же ветер столетий плеснул,
Отмелькал ожерельями дней, —
Золотистую лапу рванул
Леопардовой шкуры моей.

Обложка.