В школе был у меня друг Паша. И был у нас с Пашей в средних классах проект создания рок-группы. Проект ни к чему не привёл в конечном итоге, но пару раз я заходил к Паше и мы на двух акустических гитарах что-то пытались изобразить и записать на диктофон. Первой нашей совместной композицией была песня «Атеист» со мной на вокале и с моим же текстом, навеянным, помимо прочего, одноимённым треком «Алисы». Перед записью я с удивлением обнаружил на столе у Паши картонный триптих с православными святыми. На мой вопрос, как это вообще сочетается, Паша без всякого смущения ответил: «Да знаю я, что бога нет. Но а вдруг есть – тогда после смерти мне будет, что ему предъявить». В тот день я многое понял о конформизме. А Паша сделал потом блестящую карьеру в одной государствообразующей компании.

Часто добрые люди задают вопрос: неужели все эти деятели правда верят во всё то безумие, которое публично транслируют? А здесь никакого секрета нет. Вера – это ведь дело такое, принципиально непроверяемое и принимаемое, тавтологически говоря, на веру. Если даже в бога можно верить «на всякий случай», то чего уж говорить о более приземлённых вещах, связанных с текущей, профанной, внутри- и внешнеполитической повесткой. И здесь есть вполне рациональная калькуляция: публично выражая сомнение в линии партии, можно накликать на себя беду (что для конформного человека неприемлемо, не говоря уже об авторитарной личности), а выражая согласие, ты как минимум останешься цел, а может, даже и получишь какой-то бонус. Собственно, позитивное подкрепление всегда важно. Для получения бонуса можно вполне себе поверить в то, во что положено, и даже начать транслировать это вовне. Опять же, истинность подобной веры извне никак не проверить. Да и изнутри не всегда понятно: здесь верю, здесь не верю, да и вообще – дело ясное, что дело тёмное, а мы люди простые, это не нам решать, пусть начальство разбирается, кто здесь холоп.

Идея переосмыслить Россию как часть – или даже чемпиона – «коллективного не-Запада» напоминает известную сербскую поговорку «нас с русскими – 300 миллионов». Что это значит концептуально? Вы произвольным образом складываете две (и более) величины, причём «ваша» величина несопоставимо меньше той, с которой вы её складываете. Тем не менее, сложив, вы вдруг начинаете так, знаете, паралогично вещать уже не от имени себя, но от лица коллективных «нас», т.е., другими словами, от имени той большей величины, с которой вы себя в одностороннем порядке объединили. Для залихватских кричалок сойдёт, ну а так-то...

Книга Александра Баунова «Конец режима» (2023) оказалась не совсем такой, как я её изначально представлял. Несмотря на подзаголовок «Как закончились три европейские диктатуры», в действительности это подробное, на 500+ страниц, повествование о трансформации и демонтаже режима Франсиско Франко в Испании. Истории с Салазаром в Португалии и «чёрными полковниками» в Греции здесь идут по касательной: португальский кейс – в связи с географическими, временными и идеологическими параллелями, а греческий, видимо, в связи с тем, что автор, во-первых, длительное время работал в Греции, а, во-вторых, знает язык и историю страны. Собственно, «полковники» воспринимались современниками архаизмом уже тогда, когда взяли власть в 1967 г., да и правила хунта сравнительно недолго.

Что любопытно, в книге «Конец режима» существенно меньше того Баунова, которого мы знаем по аналитическим колонкам или эфирам. Кажется, что автор специально сдерживает себя, стараясь оставаться в рамках более академического исторического подхода. К счастью, у Баунова это не всегда получается, поэтому в суховатое историческое повествование часто вклинивается фирменная ирония и некоторые двусмысленности, когда не совсем понятно, о каком конкретно режиме и каком времени идёт речь.

Принципиальным условием успешного перехода от диктатуры к демократии «по Баунову» является кооптация всех частей ранее расколотой нации в строительство обновлённого государства при условии соблюдения всеми новых правил игры, зафиксированных к конституции:

«В отличие от памятников, люди, связанные с режимом Франко, не подвергались гонениям. Функционеры режима, от реформаторов до носителей самых реакционных взглядов, остались частью политического процесса при условии, что были готовы жить по конституции. Точно так же остались в рядах армии, в бюрократии и в политике участники гражданской войны на стороне Франко, его соратники по путчу 1936 г. и добровольцы «Голубой дивизии»» (с. 477).

У человека одна жизнь, а у государства, пусть самого маленького, их много. Так, даже у Ватикана восемь сотен душ, у Индии же – целых 1.4 миллиарда. Цена ошибки государства и отдельного человека несопоставима. В свете этой простой арифметики и следует рассматривать печальные события современности, в частности вынужденную релокацию части наших соотечественников. Об этом, помимо всего прочего, говорили недавно с Правдой.ру.

Земфира так и не убила соседей, что мешают спать. А так бы...

Любое глубокое погружение в тему высшего образования и знания как такового приводит к истокам – к платоновской «Апологии Сократа». На печально известном афинском процессе Сократа обвиняли в двух связанных между собой грехах: отказе почитать богов родного полиса и развращении молодёжи. Под развращением подразумевалось требование Сократа ставить всякую общепринятую точку зрения, всякую прописную истину, включая относящуюся к богам родного полиса, под сомнение. На суде философ был признан виновным по обоим пунктам и в ночь перед казнью принял яд, не дожидаясь исполнения наказания. Позже афиняне поняли, что совершили ошибку, прогнали скрепных обвинителей Сократа, а самому философу воздвигли памятник.

Обвинителей прогнали, а диалектика конформности и креативности сохранилась до настоящего времени. Что такое образование и что такое ум: некритичное принятие всего объёма принятых в данном конкретном полисе на данный исторический момент представлений о реальности – или выработка навыка всё ставить под сомнение?

Никто не спорит с тем, что лучше быть здоровым и богатым, чем бедным и больным. При этом вопрос о том, что лучше – получать обогреватели и одеяла, когда вы в них остро нуждаетесь, или оставаться без них, – вызывает бурную дискуссию в некоторых средах. Понятное дело, что гораздо интереснее обсуждать, кто виноват (точнее, кто тоже виноват), а не радоваться за каких-то непонятных мёрзнущих людей (пусть едят пирожные). С точки зрения мировой-то революции…

Некому даже оценить мой титанический труд, но я посмотрел четырёхчасовое интервью Марии Певчих у Дудя. На протяжении всего этого времени ярчайшим образом, просто как по учебнику, Певчих демонстрирует поведение типа «А», связанное с такими личностными особенностями, как напряжённая борьба за достижение успеха, соперничество, легко провоцируемая раздражительность (здесь у Марии прямо-таки «включается Навальный»), сверхобязательность в профессии, повышенная ответственность, агрессивность выше средней, а также чувство постоянной нехватки времени. Выявленные личностные особенности позволяют несколько сбалансировать конспирологию, существующую вокруг Марии Певчих. Люди с типом поведения «А», да ещё и обладающие хорошим интеллектом, способны достигать многого без особенной помощи со стороны deep state.

В содержательном аспекте наиболее интересным мне показался первый час интервью, где Певчих, помимо прочего, раскрывала некоторые особенности функционирования социологического факультета МГУ при деканстве Владимира Добренькова, а также рассказывала о своём опыте обучения в Лондонской школе экономики и написания диплома под руководством Александра Дугина.

На фоне природных катаклизмов отчётливее видится весь абсурд катаклизмов рукотворных.

Вышедшая осенью за подписью Александра Харичева (АП) и соавторов статья «Восприятие базовых ценностей, факторов и структур социально-исторического развития России (по материалам исследований и апробации)» вызвала достаточно широкое обсуждение. А вот свежий текст того же Харичева и Андрея Полосина «ДНК России» прошёл как-то незаметно. И очень зря, потому как негативные тенденции, которые присутствовали в первой статье, здесь проявились сильнее.

Все знают сказку о каше из топора, где топор-обманка кладётся в кастрюлю, туда же добавляются все ингредиенты для нормальной каши, а в итоге топор из ёмкости извлекается – и перед вами остаётся нормальное, съедобное блюдо. В обсуждаемом же творчестве я вижу то, что можно назвать обратной кашей из топора. Это когда вы сначала варите нормальную кашу, а в финальное блюдо добавляете топор, причём даже не один. В качестве объекта постмодернистского искусства пойдёт (хотя я против использования продуктов питания не по назначению), но кто в здравом уме будет это есть?

Иными словами, вы сначала проводите честную социологию по вопросу «Чем русский отличается от человека?» и получаете, видимо, не удовлетворяющий вас ответ «ничем». А после этого уже сверху, волюнтаристским образом назначаете инварианты «системы российского мировоззрения», где «общинность, чувство долга и сверхцели, экзистенциальная устойчивость и приоритет нематериального над меркантильным». Ценность человеческой жизни здесь звенящим образом отсутствует. Если только это не синоним «экзистенциальной устойчивости».

Всегда учу студентов, причём не только своих, точно формулировать свои мысли и, если есть необходимость использовать специфические термины, то точно понимать, что они означают. Возьмём недавнюю статью Харичева и Полосина «ДНК России». Там, помимо прочего, говорится о «приоритете нематериального над меркантильным». Сама по себе дихотомия выглядит несколько, так сказать, асимметрично. Обычно нематериальному противопоставляется материальное, которое не начинается ни не заканчивается деньгами (меркантильным), а включает в себя – да хотя бы наше тело, с плотью и кровью, с органами, с мозгом. И наоборот, меркантильности обычно противопоставляется нестяжательство, но здесь другая проблема, чисто практическая: несоответствие показного сверхпотребления элит проповеди скромной жизни для масс.

Критикуя – предлагаю. В современных работах о ценностях и их трансформациях центральное место занимает лонгитюдное исследование Инглхарта и Вельцеля. И главной дихотомией здесь выступает ось ценностей выживания (куда входит более-менее всё то, что в реальности соответствует традиционным ценностям) и постматериальных ценностей. Постматериальные ценности – это где свобода, творческая самореализация, взаимное уважение, терпимость к чужому мнению и нетерпимость к насилию, отношение к государству как к провайдеру услуг, низкая степень религиозности с высокой степенью практического гуманизма, лёгкость восприятия нового, возможность начать заново или заниматься в жизни многими вещами сразу и пр.

Возвращаясь к исходному пассажу о «приоритете нематериального над меркантильным», мы видим, что принятые в современной дискуссии о ценностях термины не соответствуют заявленной дихотомии. Постматериальные ценности вовсе не в той степени нематериальны, чтобы соответствовать идеалу «общинности, чувства долга и сверхцели». Кстати, раз уж разговор зашёл, трудно представить что-то более материальное, чем общинность.

Ещё до знаменитой колонки Ильи Яшина для Time я стал замечать занятную тенденцию последнего года: по мере (само)дискредитации тех идеологий, которые традиционно и фактически монопольно апеллировали к русскому народу, само словосочетание «русский народ» стало всё чаще использоваться спикерами либерально-демократического крыла в позитивном, модерном значении нации как совокупности политических прав и свобод.

Есть особое удовольствие в том, чтобы не слишком углубляться в обстоятельства создания любимых фильмов, книг или песен. То есть не закрываться от дополнительной информации, а просто не искать её активно – давать ей возможность самой к тебе прийти в своё время. Так, скажем, я с детства люблю «Звёздные войны», при этом только на днях узнал, что главный посыл первого фильма (который «Новая надежда») – это критика Джорджем Лукасом американской спецоперации во Вьетнаме, а император Палпатин – это удержавшийся у власти Ричард Никсон.

«День оппозиционной медсестры отмечается сегодня» – читаешь этот заголовок и понимаешь, что такое профессиональная деформация. Медсестра, конечно, операционная. Что, впрочем, не означает, что у неё отсутствует критический взгляд на политику Отечества.

Многократно натыкался на название фельетона «Окололитературный трутень», опубликованного в ноябре 1963 г. в «Вечернем Ленинграде» и разоблачавшего Иосифа Бродского. Натыкался многократно и поражался эдакому нарочито-тарахтящему названию сего опуса, вышедшего за подписью каких-то трёх бессмысленных обеспокоенных советских граждан. Тем не менее прочитать саму статью удосужился вот только что (лучше поздно). Это просто пир духа! И знаете, меня то ли на почве неизбежности падения американоцентричного миропорядка, то ли по какой-то иной причине начинают терзать смутные сомнения: а не было ли здесь фиги в кармане и постиронии? Просто оцените кусок, где авторы описывают неправильную жизнь:

«И работать этот мнимый поэт нигде не работает, и в литературе в общем-то ничего не смыслит. Зато он ведет «творческую» жизнь.

Эту жизнь он понимает так. Сон допоздна. Потом прогулка по Невскому. В Доме книги он кокетничает с продавщицей отдела поэзии Люсей Левиной, главным образом, в надежде, что она снабдит его какой-нибудь модной поэтической новинкой. Далее — посещение редакции, той, в которой сидят не очень строгие в смысле требовательности люди, материально поддерживающие окололитературных личностей своими заказами. Вечером — ресторан или кафе. Столик. Бокал коктейля. Тут же приятель, которого называют не иначе как Джеф или Джек, и девица, обязательно в очках, обязательно с копной взъерошенных волос. Вот так, глядишь, и день прошел».

Если это не разнузданная антисоветская агитация, то что это, Холмс?

Я бы, конечно, задал Владиславу Суркову вопрос «доколе?», но, учитывая исключительно бинарный формат ответов (да-нет), остался бы ни с чем.

Уже не раз писал о проблеме, когда за защиту русского языка берутся джентльмены, совершенно не чувствующие этот язык. Видимо, речь идёт не только о фальшивых дипломах о высшем, но даже и о среднем образовании. Ведь во фразе о «недопустимости использования иностранных слов, за исключением не имеющих общеупотребительных аналогов в русском языке» этих людей никогда не смутит слово «аналог».

Написали из одной военной телепередачи и предложили выступить спикером по такой релевантной теме, как «Снарядный голод ВСУ». Я деликатно отказался; при этом с грустью подумал о том, что в нашем Отечестве ещё не изжито архаическое, магическое мышление. Точнее говоря, не то, чтобы не изжито, а в известном смысле через официозную информационную политику провоцируется его рецидив. Согласно магическому мышлению, чем дольше говоришь о снарядном голоде ВСУ, тем более глубоко ВСУ будут этот голод чувствовать. Чем дольше называешь президента соседней страны террористом и наркоманом, тем большим террористом и наркоманом он будет. То же относится к распаду коалиции западных демократий, крушению американоцентричного миропорядка и т.п. Есть смысл перечитать «Золотую ветвь» Джеймса нашего Фрэзера вкупе с «Первобытным мышлением» Леви-Строса. А чем ещё спасаться-то от этого праздника жизни (загробной)…

Когда в 1999 г. вышел дебютный альбом Земфиры, его слушали все мои одноклассники, но не я. Я слушал экстремальный металл (кое-что и до меня долетало, конечно, – но почему?). А в эти дни по случаю присвоения исполнительнице статуса (воображаемого) иноагента я решил-таки окунуться в раннее творчество Земфиры. Неделю вот слушаю дебютник. Хорошая музыка, наша классика. Вообще у меня складывается впечатление, что есть прямая корреляция между нечувствительностью к русскому языку и непониманием русской культуры, включая музыкальную. У понимающего рука бы не поднялась или, поднявшись, благополучно отсохла бы. В этом смысле хорошо быть изначально деревянным. Но мы-то с вами люди – люди русской гуманистической культуры.