Африканизируемся:

https://youtu.be/LcsEOGMpqT4

​​У южноафриканского режима апартеида был свой «Афган» – это «Пограничная война» в Намибии и Анголе, которая шла с 1966 по 1989 гг.

Немецкая Юго-Западная Африка была завоёвана Южной Африкой в 1915 г. и после окончания Великой войны перешла под её мандат. Фактически она стала пятой провинцией Южноафриканского Союза наряду с Капской провинцией, Наталем, Трансваалем и Оранжевым свободным государством. После Второй мировой южноафриканское правительство отказалось от требований ООН предоставить независимость этой территории, а после того как на судьбоносных выборах 1948 г. победила Национальная партия, здесь, как и в остальной стране, был введён режим апартеида.

После полутора десятилетий безуспешных попыток добиться независимости мирным путём Организация народов Юго-Западной Африки (СВАПО) с 1966 г. приступила к партизанской войне.

До 1974 г. борьба против СВАПО велась в основном силами южноафриканской полиции. Ситуация для ЮАР осложнилась после португальской «Революции гвоздик». Революционное португальское правительство прекратило заморские войны и отпустило свои колонии, включая граничащую с Юго-Западной Африкой Анголу. К власти там пришло просоветское Народное движение за освобождение Анголы (МПЛА), которое оказывало поддержку СВАПО. После этого ответственность за контрпартизанские операции перешла от полиции к южноафриканской армии.

Сразу же после обретения независимости в Анголе началась Гражданская война между просоветским МПЛА и прозападным Национальным союзом за полную независимость Анголы (УНИТА). На стороне МПЛА также сражались десятки тысяч «воинов-интернационалистов» с Кубы при поддержке военных советников из СССР. В свою очередь, на стороне УНИТА сражались тысячи южноафриканских военнослужащих при поддержке американских военных советников из ЦРУ (про это есть даже миссия в Call of Duty: Black Ops II). Помимо Анголы, южноафриканцы регулярно вторгались на территории соседних Замбии и Ботсваны с целью уничтожить партизанские базы СВАПО и Африканского национального конгресса (АНК), боровшегося против апартеида непосредственно в самой ЮАР.

Одновременно с середины 1970-х гг. режим апартеида пытался провести «намибианизацию» конфликта – заручиться поддержкой чернокожих коллаборантов из числа тех этнических групп, кому по тем или иным причинам не нравилась марксистская СВАПО, выражавшая преимущественно интересы народа овамбо. В 1978 г. даже провели непризнанные никем за рубежом многорасовые парламентские выборы, на которых победили «лояльные» режиму чернокожие представители (СВАПО эти выборы бойкотировала). В конце концов, из коллаборантов даже были составлены отдельные полицейские и армейские подразделения, боровшиеся против партизан.

К концу 1980-х гг. война зашла в тупик. СВАПО при всей поддержке МПЛА, СССР и Кубы не могла ничего поделать с южноафриканским контролем над Юго-Западной Африкой. ЮАР же при поддержке США и УНИТА не была в состоянии окончательно разгромить СВАПО, не говоря уже о победе над МПЛА. Постоянный поток гробов с далёкой войны угнетающе действовал на уставшее южноафриканское общество.

В итоге решение намибийского вопроса стало одним из первых успехов южноафриканской «Перестройки». В 1988 г. ЮАР, Куба и МПЛА при посредничестве США подписали Трёхстороннее соглашение, согласно которому южноафриканские и кубинские войска выводились с территории Анголы. СВАПО прекращала вооружённую борьбу, а ЮАР предоставляла Юго-Западной Африке независимость при условии, что та станет многопартийной демократией с гарантиями белому меньшинству.

Так и вышло. Независимость Юго-Западной Африки, официально переименованной в Намибию, была провозглашена в 1990 г. СВАПО стала правящей партией, которой остаётся до сих пор, однако в стране свободно действуют и другие политические силы, включая бывших коллаборантов. Белое меньшинство численностью в 150 тыс. человек (6% населения) сохранило свою собственность и остаётся наиболее привилегированной группой населения.

​​Конец режима

Прочитал политический бестселлер этого года – «Конец режима: как закончились три европейские диктатуры» за авторством Александра Баунова (@baunovhaus).

Хотя книга заявлена как рассказ о конце трёх правых диктатур в 1970-х гг. – в Испании, Португалии и Греции – большая её часть посвящена истории испанского транзита от диктатуры Франко к парламентской монархии.

Генерал Франко завоевал Испанию в кровавой Гражданской войне 1936 – 1939 гг., в которой погибли около полумиллиона человек (при общем населении в 25 млн.). Как я уже писал, «национальный лагерь» в той войне состоял из самых разных сил – фашистов-фалангистов, монархистов – причём сторонников разных ветвей династии Бурбонов, и клерикалов. У всех было разное видение «прекрасной Испании будущего». В итоге Франко оказался незаменимым арбитром, который в течение 35 лет провоцировал, а затем сам же разруливал и сглаживал конфликты между фракциями победителей (в Испании они назывались «Семьи»).

Для Запада Франко до начала 1950-х гг. виделся другом Гитлера, поэтому ни в План Маршалла, ни в НАТО, ни в ЕЭС, ни в ООН Испанию не звали. Всё поменялось в 1950-х гг. из-за «Холодной войны». Бывший фашист стал союзником в глобальной борьбе против коммунистов. Международная изоляция постепенно сошла на нет.

«Нормализация» отношений с Западом повлекла за собой экономическую модернизацию. С середины 1950-х гг. Испания стала отходить от автаркичной государственной модели в сторону открытой иностранным инвестициям и туристам рыночной экономики. К 1970-м гг. выросло новое сытое поколение, которое не помнило Гражданской войны и разрухи. Хотя диктатура продолжала держать хватку – цензурировать, сажать и даже казнить своих противников – к своему концу она всё же подошла гораздо более мягкой, чем в своём кровавом начале.

Чем старше становился диктатор, тем чаще обсуждался вопрос о преемнике. «Семьи» предлагали разные варианты. Был «бункер» – турбофранкисты, которые даже после смерти Франко желали оставить диктатуру как есть. Функционеры Фаланги – единственной легальной партии, которая была скорее «партией при власти», чем «партией власти» – хотели сделать Фалангу более «фракционной», расширив поле для плюрализма при сохранении однопартийной системы. Среди монархистов обсуждались варианты парламентской или авторитарной монархии. Правда, долго было непонятно, кто всё же станет королем – либеральный эмигрант граф Барселонский, его сын, воспитанный при Франко, Хуан Карлос или его племянник Альфонсо.

Кроме того, в эмиграции и в подполье внутри страны продолжала действовать оппозиция – коммунисты, социалисты, либералы, христианские демократы. Часть номенклатуры ещё при живом Франко вступила в контакт с оппозиционерами, чтобы договориться о будущем дележе власти.

Постоянные разговоры, что «Франко всё» шли аж с начала 1960-х гг., но это «всё» растянулось на 15 лет. В 1969 г. диктатор всё же объявил Хуана Карлоса своим наследником, после чего «Операция «Преемник» вошла в финальную фазу.

Всё, что я написал выше – это начало книги. Дальше – захватывающая история , как разные «Семьи» боролись между собой за право определять будущее постфранкистской Испании. Как этот транзит пытались сорвать турбофранкисты, баскские сепаратисты и ультралевые террористы. И, наконец, как премьер-министр Адольфо Суарес – молодой провинциальный карьерист, обязанный всей карьерой Фаланге – обошёл на повороте всех «заслуженных реформаторов» и убедил правящий политический класс, что власть и собственность можно сохранить не цепляясь за диктатуру, а играя по новым правилам в демократической парламентской монархии.

В итоге Испания даже несмотря на фактическую войну в одном из своих регионов – Стране Басков – и противодействие силовиков смогла мирно и без особых потрясений перейти от диктатуры к демократии. Легализованные «красные» – бывшие сторонники республики – не развалили страну, а стали частью нового политического класса, усевшись на одни парламентские скамьи с бывшими фалангистами.

Книгу выпустило издательство @alpinaru. Купить её можно по ссылке.

​​Как Испания демократизировалась без революции

У испанской «контролируемой демократизации» были два главных действующих лица – король Хуан Карлос I и его премьер-министр Адольфо Суарес.

Суарес – архетипичный провинциальный партийный карьерист. Гражданскую войну он застал в детском возрасте – когда победил Франко, ему было 6 лет. Вступив в единственную легальную партию – «Испанскую Фалангу» – Суарес сделал успешную партийную карьеру. Руководил государственным телевидением, а затем стал фалангистским генсеком. Ещё до кончины диктатора, будучи обаятельным и обходительным человеком, Суарес подружился с наследником – Хуаном Карлосом.

Большинству было понятно, что после смерти Франко в Испании произойдут какие-то перемены. Но что это будут за реформы, и кто именно их проведёт – было неясно. За образ будущего боролись разные фракции режима, а во главе них стояли признанные политики – министры со стажем, уважаемые «системные консерваторы» или «системные либералы», которые десятилетиями обдумывали и прорабатывали планы будущих реформ. Консолидировалась и оппозиция – коммунисты и социалисты уже фактически контролировали испанские профсоюзы и университеты, готовясь к массовым забастовкам и реваншу за поражение Второй республики.

Но в июле 1976 г. Хуан Карлос назначил Суареса – 43-летнего фалангиста – на должность премьера с мандатом превратить авторитарную Испанию в либеральную парламентскую монархию. В итоге мало кому известный карьерист, всем обязанный тоталитарной партии, ничего не ломая и строго следуя букве закона, провёл успешную демократизацию страны. В этом его, пожалуй, стоит сравнить с Горбачёвым или южноафриканским президентом Фредериком де Клерком, которые тоже будучи выходцами из авторитарных систем демонтировали их, опираясь на законы и институты этих же систем.

Ключевой закон «О политической реформе» был одобрен франкистскими кортесами – корпоративистским «парламентом» диктатуры – в ноябре 1976 г. Суаресу удалось убедить авторитарную политическую элиту, что реформа не означает конца их власти – изменятся лишь «правила игры». В декабре реформу поддержали на референдуме – при 78% явке «за» проголосовали 97%.

Началась легализация партий. Даже коммунисты во главе с Сантьяго Каррильо – ветераном обороны Мадрида (и одним из ответственных за «Красный террор») – пошли на сделку с генсеком фашистской партии: легализация в обмен на отказ от насилия, признание монархии, рыночной экономики и государственных «национальных» символов (за которые республиканцы убивали 40 лет назад).

Суарес распустил фашистскую Фалангу, а на её месте создал безыдейную номенклатурную центристскую партию, которая выиграла первые и вторые свободные выборы в июне 1977 и в марте 1979 гг. Коммунисты, которыми пугали все 40 лет диктатуры, на первых и вторых свободных выборах набрали около 10%, а затем сошли с исторической сцены. Пиком успехов неироничных фанатов Франко стали 2% голосов в 1979 г. и 1 депутат в парламенте. После этого франкисты десятилетиями бултыхались в районе десятых долей процента.

Окончанием транзитного периода считаются третьи свободные выборы в октябре 1982 г., на которых победила оппозиционная Социалистическая партия. После победы она… не отменила ни монархию, ни национальный флаг, не люстрировала и не привлекла бывших фашистов к ответственности. Хотя центристская партия Суареса в итоге развалилась, бывшие номенклатурщики и пассивные сторонники диктатуры спокойно перешли в правоцентристскую Народную партию, которая до сих пор остаётся одним из столпов двухполюсной испанской партийной системы.

Новая радикализация испанской политики пришлась на 2010-е гг. Вновь голову подняли крайне левые (Podemos) и крайне правые (Vox). Снова стали актуальными разговоры о республике и «деколонизации» Испании. Франко вынесли из мавзолея. Но все эти проклятые вопросы актуализировались не в момент «договорной демократизации», когда они реально могли разнести страну, а лишь спустя 40 лет.

​​Несмотря на то, что переход Испании к демократии произошёл эволюционным, а не революционным путём, было бы неверным считать, будто он прошёл абсолютно мирно.

Во-первых, ещё в последние годы Франко началась вооружённая борьба против испанского государства в горной Стране Басков на севере страны. Сепаратистская организация ЭТА принялась убивать силовиков и политиков, облагать местных бизнесменов «революционным налогом» на продолжение партизанской войны. В 1973 г. баски даже взорвали испанского премьера Луиса Карреро Бланко. Война против ЭТА началась при диктатуре, продолжилась в период демократического транзита и шла ещё 30 лет после окончательной демократизации Испании. За полвека в этой необъявленной войне погибли более 850 человек. В конце концов, только к 2010-м гг. совокупность факторов, таких как эффективная работа силовиков, их кооперация с коллегами из Франции, региональная автономия для басков, повышение уровня жизни и неприятие насилия самим баскским обществом привели к роспуску ЭТА.

Во-вторых, ещё при позднем Франко возникли леворадикальные и праворадикальные вооружённые группировки. Первые собирались «свергать режим» военным путём, вторые намеревались «защитить» Испанию от либералов, леваков и сепаратистов. Левые и правые террористы тоже взрывали бомбы, убивали силовиков и гражданских, похищали политиков. Однако их усилия так и не сорвали «договорный» транзит. Гражданское общество в массе своей поддерживало «умеренные» партии, а террористов, в конце концов, переловили.

Наконец, в-третьих, главную угрозу демократизации представляли настроения среди силового сословия. Вся его верхушка являлась ветеранами Гражданской войны на стороне Франко. Им было сложно принять мысль, что спустя 40 лет после их победы над «врагами Испании» эти самые «враги» – прежде всего, коммунисты, социалисты и латентные сепаратисты – снова участвуют в политической жизни.

Тем не менее большинство силовиков оставались верными служаками. Франко завещал во всём слушаться своего преемника – Хуана Карлоса, вот они и слушались, что бы король ни делал. Демонтаж авторитарной системы прошёл в соответствии с буквой закона, никакого разрыва не случилось, преемственность была сохранена. Был, конечно, неприятный момент, когда премьер Суарес сначала пообещал военным не легализовывать коммунистов, а потом легализовал, ссылаясь на то, что КПИ отказалась от насильственных методов и порвала с Москвой, перейдя на позиции «травоядного» еврокоммунизма. Но и это силовики проглотили.

Однако активное меньшинство среди них всё же планировало сценарии переворота, который сделал бы Испанию снова авторитарной. В 1978 г. была раскрыта «Операция Галактика». Впрочем, её организаторов даже не уволили из армии, а всего лишь посадили на несколько месяцев. Один из них – подполковник Гражданской гвардии (военизированной полиции) и ветеран войны против ЭТА Антонио Техеро – стал ключевым действующим лицом в следующем заговоре.

23 февраля 1981 г. гвардейцы Техеро ворвались в парламент, когда там шло заседание, и взяли в заложники всех депутатов и министров. Одновременно генерал Хайме Миланс дель Боск вывел танки на улицы Валенсии. «Куратором» заговора оказался бывший наставник и секретарь короля генерал Альфонсо Армада. Он планировал воспользоваться переполохом и предложить себя монарху в качестве «компромиссного» главы коалиционного кабинета с чрезвычайными полномочиями, стать этаким испанским «де Голлем». Но Хуан Карлос отказался и поддержал законное правительство Суареса. Одновременно разругались и заговорщики – турбофранкист и сторонник военной хунты Техеро не для того захватывал парламент, чтобы Армада стал очередным парламентским премьером. Большая часть армии осталась верна присяге и не пошла против короля.

Спустя 17 часов заговорщики освободили заложников и сдались. Их осудили на большие сроки, но большинство выпустили в течение 1980-х гг. Лишь Техеро сидел до 1996 г.

Обо всей этой истории испанцы в 2011 г. сняли кино.

Больше силовики в испанскую политику не вмешивались.

​​Кровавая неделя в Кёпенике

К лету 1933 г. нацисты окончательно зачистили всю гражданскую оппозицию. Были разгромлены все остальные партии, выхолощен рейхстаг, уничтожены федерализм и местное самоуправление, разогнаны профсоюзы, подчинены университеты, обузданы правоконсервативные союзники. «Пацификация» Германии проходила двумя методами – легалистским (через чрезвычайные декреты, формально соответствовавшие авторитарной Веймарской Конституции) и силовым, открыто террористическим. Страну опутала сеть «официальных» и «неофициальных» («диких») концлагерей, куда в административном порядке без всякого решения суда свозили активных и потенциальных противников режима. Партийные штурмовики отныне имели статус «вспомогательной полиции», а «настоящая» полиция предпочитала не вмешиваться в дела своих «помощников».

В ночь с 21 на 22 июня отряд штурмовиков нагрянул домой к социал-демократическому профсоюзному активисту и члену «Рейхсбаннера» плотнику Иоганну Шмаусу в берлинском рабочем районе Кёпеник. Оппозиционера, а заодно и всю его семью тут же принялись избивать. Но дальше визит пошёл не по плану. 23-летний сын хозяина дома Антон – тоже плотник, активист СДПГ и «Рейхсбаннера» – достал пистолет и на месте застрелил троих штурмовиков, после чего выпрыгнул из окна и скрылся.

После разгрома Коммунистической партии в феврале-марте о коллективном или индивидуальном вооружённом сопротивлении нацистам уже не могло идти и речи. Новость, что кто-то не просто оказал сопротивление, но ещё и убил троих штурмовиков, произвела эффект разорвавшейся бомбы. Этот эпизод так сильно отложился в головах современников, что упоминания о нём можно вычитать и в «Истории одного немца» у Себастьяна Хафнера, и в «Уходе в лес» Эрнста Юнгера.

Вооружённый отпор партийному террору снёс крышу районному начальству СА, так что в следующие несколько дней «красный» Кёпеник стал районом жесточайших облав и расправ над всеми, кто был как-то связан со Шмаусами или числился активистом «марксистских» партий. Иоганна Шмауса повесили в ближайшем сарае, а затем оформили как «самоубийство». Его жену и дочь увезли в местную штаб-квартиру СА, где долго пытали. Нескольких других активистов «Рейхсбаннера» и «Рот фронта» забили до смерти, а потом зашили трупы в мешки и сбросили в приток Шпрее. Всего за неделю через жернова репрессивного произвола в Кёпенике прошли несколько сотен человек, из которых убили около 25.

Сам Антон Шмаус, будучи законопослушным гражданином… добровольно сдался «официальной» полиции. Но берлинским полицейским проблемы с новыми властями были не нужны и они сами «сдали» Шмауса штурмовикам. Его убили не сразу – запытали до паралича и добили только в январе 1934 г. Выжившие члены социал-демократической семьи Шмаусов эмигрировали, фактически бежали из страны.

Разгул произвола в какой-то момент показался чрезмерным даже центральному нацистскому руководству, которому пришлось реагировать на протесты священников и юристов. В итоге никого из участников «Кровавой недели» так и не привлекли к ответственности, но неофициально попросили умерить пыл.

Непосредственный командир кёпеникских СА Герберт Герке погиб на Западном фронте в марте 1945 г. Но вот к его выжившим подчинённым расплата всё же пришла после конца войны. В 1947 г. двоих штурмовиков приговорили к 8 и 1,5 годам тюрьмы соответственно. В 1948 г. ещё двоих осудили на 15 лет, а одного – на полгода. «Главный» процесс по делам кёпеникских преступников прошёл уже в ГДР в 1950 г. Слушались дела 61 человека, хотя физически на скамье подсудимых находились лишь около 30. Остальные скрывались в ФРГ, где их никогда не судили. Восточногерманский суд приговорил большинство бывших нацистов к крупным срокам заключения, а шестерым и вовсе отрубили головы на гильотине.

В 1992 г. после краха ГДР родственники некоторых приговорённых нацистов подали прошения о реабилитации осуждённых как «жертв коммунистического режима», но получили отказ, так как уже суд ФРГ счёл приговоры полностью справедливыми.

Шипы революции

Большая часть книги «Конец режима» посвящена истории испанского транзита от диктатуры к демократии. Но часть повествования – пусть и небольшую – занимает рассказ об аналогичном португальском опыте. Он тем более интересен, что португальский конец режима, в отличие от испанского, получился революционным, а не эволюционным.

Первая португальская республика оказалась очень неустойчивой – за 16 лет сменились почти 40 премьеров. В 1926 г. гражданских политиков свергли военные. На пост министра финансов они пригласили профессора экономики Антониу Салазара, который в 1932 г. сам стал премьер-министром. В следующем году была принята авторитарная Конституция, которая ознаменовала начало салазаровской диктатуры «Нового государства».

Франко начал с Гражданской войны против республики и кровавого террора. Впоследствии его режим редко прибегал к выборам. Напротив, Салазар республику не отменял, а в стране регулярно проходили президентские и парламентские выборы. Правда, на первых всегда побеждали ставленники премьера, а на вторых 100% мест получала единственная правящая партия. Если Франко не терпел никакой «официальной оппозиции», то Салазар иногда пытался приоткрыть форточку через создание «умеренных» оппозиционных объединений. Впрочем, как часто бывает в авторитарных режимах, «разрешённая оппозиция» быстро выходила из-под контроля, и её приходилось давить. Бывший соратник Салазара – генерал Умберту Делгаду – успешно выступил на конкурентных президентских выборах 1958 г. (есть мнение, что без вбросов он бы победил). После этого Делгаду выдавили в эмиграцию, а в 1965 г. убили спецслужбы.

Если Франко начинал как союзник Гитлера и Муссолини и потом долгое время воспринимался на Западе как нерукопожатный фашист, то Салазар несмотря на диктатуру изначально воспринимался как «свой человек» верный традиционному англо-португальскому союзу.

Но в 1960-е гг. обе диктатуры, кажется, махнулись местами. Испания модернизировалась и открывалась внешнему миру. А вот Португалия увязла в войнах в Анголе, Мозамбике и Гвинее – тех своих колониях, которые она считала частью «500-летнего многонационального лузитанского мира». Молодёжь активно бежала за границу от призыва и мобилизации. Для Запада колониальная война выглядела уже как отталкивающий анахронизм, так что режим всё сильнее изолировался. Если к своему концу испанская диктатура подошла всё-таки более свободной, чем была в начале, то португальская, наоборот, только сильнее закручивала гайки.

Салазар впал в беспамятство в 1968 г. и умер через два года. Ему наследовал «системный либерал» из номенклатуры Марселу Каэтану. Он начал с умеренной демократизации – «Марселистской весны» – но португальская «Перестройка» быстро выдохлась, и Каэтану превратился во «второго Салазара» только без его авторитета. Так и не закончив войну, он поссорился с офицерам среднего звена, которые и свергли режим «Нового государства» в апреле 1974 г.

«Революция гвоздик» положила начало двум годам политического хаоса. Вчерашние революционеры тут же раскололись на фракции, в стране произошли несколько попыток правых и левых путчей. В какой-то момент казалось, что случится Гражданская война, а Португалия расколется на два государства – «красный» Юг и «умеренный» Север. Колонии бросили, не попытавшись прийти к какому-то «среднему варианту», после чего в Португалию хлынул поток из полумиллиона белых беженцев – «реторнадуш» – спасавшихся от резни.

Ведущим португальским политикам всё же хватило ума и такта отойти от края пропасти и нормализовать ситуацию. Португалия стала функционирующей плюралистической демократией.

Но революционный бардак вызвал на контрасте с собой ностальгию по ушедшей диктатуре. В нулевые годы Салазар занял первое место в народном голосовании «Величайший португалец». Для сравнения, в Испании, где никакой революции не произошло, а были постепенная эволюция и демонтаж режима самими же его функционерами, Франко в аналогичном голосовании занял 22-е место.

Напомню, что купить книгу «Конец режима» от издательства @alpinaru вы можете по ссылке.

Окей, Виктором Эммануилом III Путин решил не становиться

И как тут не вспомнить великую пьесу:

«Именно так. Политик должен держаться середины».

В школе это была моя любимая пьеса, кстати. Реально, очень интересно было читать.

http://lib.ru/INPROZ/MISIMA/moj_drug.txt

похожи?

​​Марш на Хельсинки

Гражданская война в Финляндии закончилась победой «белых». В боевых действиях и жесточайшем терроре, который был в основном «белым», погиб 1% населения. Тем не менее Финляндия не скатилась в правую диктатуру, а стала функционирующей демократией с многопартийностью и президентской республикой. Бывших «красных» – социал-демократов – легализовали, и уже в конце 1920-х гг. Суоми какое-то время управляло левое правительство.

Однако общественный раскол никуда не делся. Бывшие «белые» и бывшие «красные» по-прежнему зачастую смотрели друг на друга как на заклятых врагов.

В годы Великой депрессии в Финляндии вновь подняли голову коммунисты. В ответ на севере страны, которая в годы Гражданской войны являлась базой «белых», возникло правое «Лапуаское движение», названное так в честь городка, где правые радикалы в ноябре 1929 г. побили левых. Своими врагами «лапуасцы» считали не только коммунистов, но и «легальных» социал-демократов, а также толерантных к ним либералов и центристов.

В течение 1930 г. «движение Лапуа» устраивало митинги и погромы, активисты громили редакции газет, нападали, избивали и убивали «непатриотичных» политиков. Особым «шиком» считалось похитить «красного», избить, а потом вывезти на финско-советскую границу – символически показать, куда тот должен валить.

Полиция не вмешивалась в самодеятельность самозваных «спасителей Родины». В июле 1930 г. всё высшее руководство Финляндии приветствовало «Крестьянский марш» в столице, на который съехались 12 тыс. «лапуасцев» со всей страны. «Патриоты» добились отставки центристского правительства, обвиняемого в «сговоре» с «красными. Под их давлением парламент принял закон «О защите республики», который облегчил запрет и преследование «антиконституционных партий». По стране прокатилась волна арестов левых политиков, подозреваемых в связях с запрещёнными коммунистами.

Консерватор Пер Эвинд Свинхувуд, который уже возглавлял «белое» правительство во время Гражданской войны, при поддержке «лапуасцев» сначала стал премьером, а затем и президентом Финляндии.

Однако вскоре часть элит осознала, что неконтролируемые вооружённые правые активисты представляют угрозу не только левым и либералам, но и им самим. Государство начало постепенно разворачиваться лицом к социал-демократам, которых продолжало прессовать «Лапуаское движение».

В конце февраля 1932 г. в городке Мянтсяля «лапуасцы» сорвали митинг социал-демократов, но на сторону последних встала полиция. Лидеры «патриотов» сочли это «изменой» и призвали сторонников съезжаться с оружием в Мянтсяля, чтобы устроить «марш на Хельсинки», свергнуть правоцентристское правительство и окончательно искоренить всех «марксистов».

В течение следующих нескольких дней финское военно-политическое руководство находилось на распутье. Часть элит была не прочь и в этот раз выполнить требования «лапуасцев», окончательно запретить все левые партии и перейти к военной диктатуре во главе с Маннергеймом.

Однако большая часть политического класса не желала сворачивать демократическую республику перед лицом шантажа правых радикалов. В их числе был и президент-консерватор Свинхувуд. 2 марта он выступил с радиообращением к нации, в котором призвал «лапуасцев» не провоцировать новую Гражданскую войну и разойтись по домам.

Обращение президента-консерватора удержало финских генералов от присоединения к мятежу. Массовой народной поддержки «лапуасцы» тоже не получили. После нескольких дней переговоров между правительственными делегатами и восставшими (все – участники прошлой Гражданской войны на стороне «белых») последние сложили оружие и разошлись по домам. Единственной жертвой путча стал один из офицеров восставших, который предпочёл застрелиться, а не сдаться.

«Лапуаское движение» было запрещено по тому самому закону «О защите республики», который оно лоббировало за два года до того. Рядовые участники мятежа получили амнистию, а лидеров приговорили к небольшим срокам от нескольких месяцев до пары лет. Вскоре все они вышли на свободу, продолжили политическую активность, но правых путчей в Финляндии больше не было.

Так, стоп

​​Вальтер Штеннес поднимает путч

Вальтер Штеннес родился в прусской офицерской семье в 1895 г., так что военная карьера для него была предопределена. Воевал в составе штурмовых отрядов в Первой мировой войне на Западном фронте. После Ноябрьской революции присоединился к фрайкорам, в составе которых давил Советское движение. Возглавлял берлинский аналог «ОМОНа» для разгона уличных беспорядков. Поддержал Капповский и Кюстринский путчи против демократических властей Веймарской республики. Вообще о похождениях этого человека есть удивительно подробная статья в русскоязычной Википедии, почитайте.

В 1927 г. Штеннес присоединился к нацистам и вскоре стал заместителем тогдашнего главы СА Франца Пфеффера фон Заломона, а также куратором всех штурмовиков на северо-востоке Германии.

На рубеже 1920-х/1930-х гг. Штеннес возглавил «внутреннюю» оппозицию СА общему партийному курсу. К тому моменту наметился раскол между партийной верхушкой, дислоцировавшейся в Мюнхене, и штурмовиками «на земле». Руководителей НСДАП обвиняли в коррупции, кумовстве и неоправданной роскоши, пока «простые мужики» из СА впроголодь тянули лямку борьбы за национал-социалистические идеалы. Кроме того, партийной верхушке ставили в укор, что после провала «Пивного путча» она взяла курс на легальный приход к власти – то есть «договорнячок» с элитами, тогда как «простые мужики» из СА по-прежнему стремились к вооружённому перевороту и очистительной революции.

Тлеющий конфликт впервые вышел наружу в августе 1930 г. НСДАП готовилась к очередным выборам в рейхстаг. Штеннес и его начальник Заломон обратились к Гитлеру с просьбой увеличить денежное довольствие Штурмовых отрядов, а также включить представителей СА в избирательные списки нацистской партии, чтобы у штурмовиков тоже появилось политическое представительство. Гитлер проигнорировал все просьбы, после чего Заломон подал в отставку.

Однако Штеннес не собирался сдаваться без борьбы. Он отозвал всю охрану с партийных мероприятий в своей зоне ответственности, а 30 августа берлинские СА штурмом взяли столичную штаб-квартиру НСДАП, а также редакцию геббельсовской газеты «Ангрифф». Разрешать конфликтную ситуацию в преддверии выборов пришлось лично Гитлеру, который прибыл в Берлин и встретился с недовольными. В итоге денежное содержание штурмовикам было увеличено, а фюрер НСДАП назначил самого себя «Верховным вождём СА», то есть стал как бы «ближе к народу».

Но было понятно, что конфликт скорее заморожен и отсрочен, чем окончательно разрешён. Главу столичных СА стали обкладывать шпиками и осведомителями из СС. На должность «Начальника штаба СА» из Боливии вызвали личного друга Гитлера Эрнста Рёма. Штеннес продолжил жаловаться на недостаток средств и неэффективную, как ему казалось, легалистскую стратегию прихода к власти.

Кульминация конфликта произошла в ночь с 31 марта на 1 апреля 1931 г. Тогда Гитлер приказал СА соблюдать правительственный запрет на участие в уличных столкновениях. Раздосадованный Штеннес публично выступил против, и за это был снят со своего поста. Тогда берлинские штурмовики во второй раз захватили столичную штаб-квартиру НСДАП и редакцию «Ангриффа». На этот раз фюрер повёл себя по-другому – Штеннеса исключили из партии, а его людей выбили из захваченных зданий при помощи СС и берлинской полиции. Так как деньги к СА поступали через партийные фонды, то всех колеблющихся перекупили.

С 1931 по 1933 г. Штеннес возглавлял небольшое «Национал-социалистическое боевое движение Германии», которое позиционировало себя как «революционную» национал-социалистическую альтернативу гитлеровской НСДАП.

После прихода Гитлера к власти Штеннес недолго посидел в концлагере, но благодаря заступничеству старого знакомого Геринга его не убили, а настойчиво попросили отбыть в эмиграцию. Бывший командир СА отправился в Китай, где до 1949 г. служил военным советником, главой личной охраны и разведчиком у Чан Кайши.

Штеннес вернулся в Западную Германию в 1949 г., немного позанимался политикой в маленькой региональной центристской партии, а после неудачи ушёл в частную жизнь и дожил до 88 лет.

​​Что такое путч?

Немецкое слово «путч» изначально имело значение «УДАР!» или «столкновение». Со временем оно перекочевало в общественно-политический лексикон со значением «бунт» и «массовые беспорядки». В течение XIX в. «путчи» регулярно происходили в швейцарских кантонах на фоне соперничества либералов и консерваторов. В широкий оборот это слово впервые вошло после Цюрихского путча 1839 г., когда правительственная кавалерия либерального кантона разогнала вооружённую толпу консервативных крестьян.

В первой половине XX в. использование слова «путч» вышло из узких «швейцарских» рамок и распространилось на весь немецкоязычный мир. Одновременно изменился смысл термина. На смену швейцарскому значению «массовых беспорядков» пришло значение «попытки государственного переворота, осуществлённой парамилитарными группировками». Примерами тому являются Капповский путч в Германии в марте 1920 г., Пивной путч Гитлера и Людендорфа в Баварии в ноябре 1923 г., нацистский путч в Австрии в июле 1934 г. События в Германии, произошедшие на рубеже июня/июля 1934 г., которые в остальном мире обычно называют «Ночью длинных ножей», в немецкой историографии традиционно именуются «путчем Рёма».

В конце 1950-х гг. немецкий термин внезапно пришёлся ко французскому двору. Одновременно произошло третье изменение его смысла. Немецкие «путчи» были делом военизированных группировок (фрайкоров и штурмовиков), но не официальных государственных вооружённых сил. Французские же «путчи» организовывались и осуществлялись высшим военным руководством страны, привлекавшим армию для достижения своих целей. Падение Четвёртой республики произошло в результате генеральского путча в Алжире в мае 1958 г. Его итогом стало возвращение к власти генерала де Голля. Спустя три года, в апреле 1961 г., эти же генералы, разочаровавшиеся в новом президенте, попытались осуществить следующий путч, который, впрочем, провалился.

Как известно, события в Москве в августе 1991 г. тоже вошли в историографию и историческую память под немецким словом «путч». Но уже с «французским» значением как попытка государственного переворота, предпринятая верхушкой официальных государственных силовых структур.

А вот события 2023 г. вполне подходят под «немецкое» значение этого слова – вооружённое выступление негосударственных парамилитарных формирований.

Переход от путчей по «французской» модели к путчам по «немецкой» модели иначе как институциональной деградацией не назвать. Остаётся гадать, дойдёт ли она до «швейцарских» первооснов.

​​Капповский путч

После Ноябрьской революции 1918 г. Германия погрузилась в пучину беспорядков и вооружённых конфликтов между сторонниками и противниками Советской власти. Революционные правительства, возглавляемые «умеренными» социал-демократами, не стали разгонять старую армию, а наоборот пошли на союз с генералами. В итоге, несмотря на послевоенную демобилизацию, в их распоряжении остался костяк лояльных боевых отрядов, которые зачастую были оформлены как «добровольческие подразделения» – фрайкоры. В течение 1919 г. жесточайшим террором им удалось подавить Советское движение.

В январе 1920 г. в силу вступил Версальский договор, который ограничивал немецкую армию 100 тыс. человек. Многочисленные фрайкоры должны были быть распущены. Демократическое правительство тоже было не прочь распустить «добровольцев» – там было много «имперцев» и «реакционеров», которые мирились с демократами у власти только перед лицом общего «красного» врага. Зная о таких намерениях, руководители берлинских фрайкоров принялись готовить военный переворот.

Кульминация произошла в начале марта 1920 г. 10 марта командующий столичным гарнизоном генерал Лютвиц потребовал от социал-демократического президента Эберта отказаться от планов по расформированию фрайкоров, а кроме того распустить парламент и провести новые выборы (на них правые намеревались взять большинство). Эберт отказался от генеральского диктата и отправил Лютвица в отставку. Тогда генерал поднял фрайкоры, прежде всего 2-ю военно-морскую бригаду капитана Германа Эрхардта. В ночь на 13 марта бригада без боя вошла в Берлин. Правительство еле успело сбежать в Дрезден, а когда выяснилось, что на тамошние войска нельзя положиться, перебралось в Штутгарт.

Хотя планы переворота обсуждались уже долгое время, демарш Лютвица оказался неожиданностью для всех. У заговорщиков не было никакого внятного плана действий. Большая часть генералов, государственных служащих и правых политиков выбрали нейтралитет, ожидая, чем закончится дело, и прямо не поддержали путчистов. Новое «национальное» правительство состояло из каких-то ноунеймов во главе со старым прусским чиновником Вольфгангом Каппом – он на старости лет и вошёл в историю исключительно из-за участия в этой авантюре.

Впрочем, нейтралитет вооружённых сил означал, что на армию не может положиться и «законное» правительство. Начальник Генштаба Ганс фон Сект произнёс свою легендарную фразу «Рейхсвер не стреляет в рейхсвер» и тем самым поставил армию «над» схваткой. Тогда правительство обратилось к профсоюзам с призывом выйти на всеобщую забастовку. Это решило судьбу мятежа. Все левые и демократические силы Германии от коммунистов до центристов и левых либералов объединились, забыв о прошлых разногласиях. На улицы вышли 12 млн. человек.

Оказавшись без воды, света, электричества и отопления, так и не заручившись поддержкой бюрократического аппарата, путчисты вступили с правительством в переговоры о капитуляции. По их итогу лидеры мятежа беспрепятственно выехали заграницу, а бригада Эрхардта «с почётом» покинула Берлин, чтобы всё же быть расформированной.

Путч не закончился бескровно. Фрайкоры успели расстрелять с десяток рабочих демонстрантов. Общегерманская забастовка привела к возрождению Советов по всей стране, и в следующие недели недавние путчисты занимались уже привычным для себя террором против «красных» (именно тогда произошло восстание Рурской Красной армии). В Баварии параллельно с берлинским произошёл свой региональный правый переворот, и до 1924 г. она находилась на полунезависимом положении. Именно в Баварию сбежал Эрхардт, где возглавил террористическую организацию «Консул», которая убивала демократических политиков Веймарской республики.

Уже в июне 1920 г. прошли досрочные выборы в рейхстаг, которых требовали путчисты. На них «веймарские партии» – социал-демократы, центристы и левые либералы – получили гораздо меньше голосов, чем в революционном январе 1919 г. В итоге последующие коалиционные кабинеты вплоть до 1928 г. формировались центристами, либералами (правыми и левыми) и консерваторами, но без участия социал-демократов.

​​28 июня – очередная годовщина Версальского договора.

Мой ликбез годичной давности о том, как Германия дошла до жизни такой, и был ли Версаль так уж катастрофичен, как о нём принято думать? Спойлер: нет

https://telegra.ph/Versalskij-mir--likbez-06-28