Флаг Ньюфаундленда
С 1904 по 1931 гг. у колонии, а затем доминиона Ньюфаундленд был гражданский флаг, стандартный для многих других британских владений: красный фон с колониальной печатью и Юнион Джеком в верхне-левом крыже. Именно под этим знаменем воевали деды в Великой войне.
В 1931 г. ему на смену пришёл обычный Юнион Джек. Он оставался флагом Ньюфаундленда даже после того, как регион в 1949 г. присоединился к Канаде на правах рядовой провинции.
Символика была изменена лишь в 1980 г. Современный флаг Ньюфаундленда и Лабрадора стилистически продолжает напоминать британское знамя, но уже с региональными особенностями. Теперь здесь можно найти отсылки к узорам местных индейцев, а трезубец Нептуна символизирует традиционные связи с морем.
Однако у Ньюфаундленда есть и альтернативный флаг. Речь идёт о зелёно-бело-розовом триколоре, который сильно напоминает флаг Ирландии. По легенде флаг появился в середине XIX в. по инициативе местного католического епископа. Тогда, якобы, между протестантскими и католическими лесорубами произошёл конфликт: кто станет подрядчиком на госзаказах по поставкам древесины для строительства общественных сооружений на острове. Протестанты маркировали свой лес розовой краской в память об ало-белой розе Тюдоров, которые провели Реформацию в Англии, а католики соответственно помечали дерево зелёной краской в честь традиционного цвета Ирландии. Стороны уже готовились бить друг другу морды, но вмешался епископ, который предложил некий компромиссный вариант по совместным поставкам.
«Общий» лес стали маркировать одновременно зелёной, розовой и белой красками, где дополнительный белый цвет символизировал мир и Андреевский крест на флаге Шотландии – ещё одного британского региона, откуда происходила часть переселенцев. У легенды существует альтернативная модификация, в которой конфликт между католиками и протестантами заменён на конфликт между «коренными» ирландцами, которые жили на острове уже давно, и их «понаехавшими» соотечественниками.
Вся вышеприведённая история считается не более чем красивой легендой. Реальные истоки ньюфаундлендского триколора прослеживаются от «Общества коренных жителей Ньюфаундленда», основанного также в середине XIX в. Мультиконфессиональное Общество защищало права европейцев, которые уже родились и выросли в Ньюфаундленде, перед лицом колониальных чиновников и «понаехавших». У Общества был флаг в виде красно-бело-зелёного триколора, который, видимо, действительно совмещал традиционные цвета англичан и ирландцев. Сведения о зелёно-бело-розовом флаге появились только в самом конце XIX в., когда им стали пользоваться ассоциации рыбаков. Откуда на нём появился розовый цвет так до конца и не ясно.
Как бы то ни было, триколор, благодаря схожести с ирландским знаменем, стал использоваться католиками, и в начале XX в. всерьёз конкурировал с другими вариантами за право быть утверждённым в качестве символа доминиона. Однако в итоге приняли более привычный красный флаг с Юнион Джеком, а о триколоре на долгие десятилетия забыли.
О необычном флаге, похожем на ирландский, стали вспоминать с 1970-х гг. Во-первых, триколор облюбовали сепаратисты, которые считают его наиболее подходящим знаменем для потенциальной «Республики Ньюфаундленд» в случае отделения от Канады. Во-вторых, трёхцветный флаг стал определённой туристической достопримечательностью. В конце концов, много ли вы помните флагов с таким количеством розового цвета?
С 1904 по 1931 гг. у колонии, а затем доминиона Ньюфаундленд был гражданский флаг, стандартный для многих других британских владений: красный фон с колониальной печатью и Юнион Джеком в верхне-левом крыже. Именно под этим знаменем воевали деды в Великой войне.
В 1931 г. ему на смену пришёл обычный Юнион Джек. Он оставался флагом Ньюфаундленда даже после того, как регион в 1949 г. присоединился к Канаде на правах рядовой провинции.
Символика была изменена лишь в 1980 г. Современный флаг Ньюфаундленда и Лабрадора стилистически продолжает напоминать британское знамя, но уже с региональными особенностями. Теперь здесь можно найти отсылки к узорам местных индейцев, а трезубец Нептуна символизирует традиционные связи с морем.
Однако у Ньюфаундленда есть и альтернативный флаг. Речь идёт о зелёно-бело-розовом триколоре, который сильно напоминает флаг Ирландии. По легенде флаг появился в середине XIX в. по инициативе местного католического епископа. Тогда, якобы, между протестантскими и католическими лесорубами произошёл конфликт: кто станет подрядчиком на госзаказах по поставкам древесины для строительства общественных сооружений на острове. Протестанты маркировали свой лес розовой краской в память об ало-белой розе Тюдоров, которые провели Реформацию в Англии, а католики соответственно помечали дерево зелёной краской в честь традиционного цвета Ирландии. Стороны уже готовились бить друг другу морды, но вмешался епископ, который предложил некий компромиссный вариант по совместным поставкам.
«Общий» лес стали маркировать одновременно зелёной, розовой и белой красками, где дополнительный белый цвет символизировал мир и Андреевский крест на флаге Шотландии – ещё одного британского региона, откуда происходила часть переселенцев. У легенды существует альтернативная модификация, в которой конфликт между католиками и протестантами заменён на конфликт между «коренными» ирландцами, которые жили на острове уже давно, и их «понаехавшими» соотечественниками.
Вся вышеприведённая история считается не более чем красивой легендой. Реальные истоки ньюфаундлендского триколора прослеживаются от «Общества коренных жителей Ньюфаундленда», основанного также в середине XIX в. Мультиконфессиональное Общество защищало права европейцев, которые уже родились и выросли в Ньюфаундленде, перед лицом колониальных чиновников и «понаехавших». У Общества был флаг в виде красно-бело-зелёного триколора, который, видимо, действительно совмещал традиционные цвета англичан и ирландцев. Сведения о зелёно-бело-розовом флаге появились только в самом конце XIX в., когда им стали пользоваться ассоциации рыбаков. Откуда на нём появился розовый цвет так до конца и не ясно.
Как бы то ни было, триколор, благодаря схожести с ирландским знаменем, стал использоваться католиками, и в начале XX в. всерьёз конкурировал с другими вариантами за право быть утверждённым в качестве символа доминиона. Однако в итоге приняли более привычный красный флаг с Юнион Джеком, а о триколоре на долгие десятилетия забыли.
О необычном флаге, похожем на ирландский, стали вспоминать с 1970-х гг. Во-первых, триколор облюбовали сепаратисты, которые считают его наиболее подходящим знаменем для потенциальной «Республики Ньюфаундленд» в случае отделения от Канады. Во-вторых, трёхцветный флаг стал определённой туристической достопримечательностью. В конце концов, много ли вы помните флагов с таким количеством розового цвета?
Сто лет назад, 20 марта 1921 г., в Верхней Силезии состоялся референдум, на котором его жители решали, в составе какого государства они хотят жить: в Германии или в Польше.
Версальский мирный договор принято только ругать, и зачастую ругать справедливо, однако при всех своих минусах, Версальская система предполагала проведение плебисцитов на спорных территориях, на которых местные жители демократическим путём выбирали свою будущую государственную принадлежность. Для сравнения, в годы Второй мировой войны и после неё в Европе никто ничьего мнения не спрашивал, и территориальные проблемы решались другими методами. Аналогичные референдумы прошли тогда в Шлезвиге и в Восточной Пруссии.
Верхняя Силезия в Германской империи являлась одним из наиболее развитых индустриальных регионов, где добывалось до четверти всего немецкого угля. Здесь жили 2 млн. человек, из которых чуть больше 50% составляли поляки, а 40% немцы. На период до референдума Верхняя Силезия находилась под управлением Межсоюзной комиссии, при том, что административная и полицейская власть оставалась в руках немцев. Также здесь разместился миротворческий контингент, состоявший в основном из французов при определённом участии британцев и итальянцев.
Впрочем, регион был слишком важен экономически, чтобы решение о его судьбе отдавалось исключительно на откуп избирателям. В 1919 и 1920 гг. поляки подняли два восстания с целью заранее захватить регион и поставить прочие державы перед свершившимся фактом. Эти попытки, поддержанные Францией, закончились неудачей частично из-за противодействия немецких фрайкоров, частично из-за давления Великобритании. Дело в том, что Франция была заинтересована в максимальном ослаблении и разорении своего соседа, в то время как британцы опасались, что без Верхней Силезии немцы будут не в состоянии выплачивать репарации.
В своей предвыборной агитации обе стороны давили как на национальные чувства, так и на социально-экономические аспекты. Поляки пугали, что в случае сохранения Верхней Силезии за Германией её задавят грузом репараций, и только переход в состав Польши на правах широкой автономии освободит регион от этой скорбной участи. Немцы упирали на то, что поляки слишком ленивы и бесхозяйственны, а потому развалят здесь всё, что только можно.
В итоге формально на референдуме выиграли немцы: за Германию проголосовали 60%, за Польшу – 40%. Впрочем, эти результаты давали полякам право претендовать на юго-восточную часть Верхней Силезии, где большинство избирателей проголосовали за Польшу. К тому же в мае 1921 г. поляки подняли очередное восстание, снова надеясь взять под контроль весь регион. Их попытка вновь была сорвана немецкими фрайкорами.
Однако угроза постоянного военного насилия и дипломатические столкновения между Францией и Великобританией вынудили Межсоюзную комиссию передать вопрос о Верхней Силезии на суд Совета Лиги Наций. В октябре 1921 г. результаты референдума были откорректированы. Часть территорий, которые голосовали за Германию, была передана Польше, и наоборот. В итоге, несмотря на то, что в географическом и демографическом отношении в составе Германии осталась большая часть региона, наиболее «жирные» индустриальные районы отошли к Польше.
Вопрос о Верхней Силезии, как и о прочих спорных регионах, продолжал отравлять польско-немецкие отношения на протяжении всего межвоенного периода. Окончательная польская принадлежность региона была подтверждена лишь после Второй мировой войны.
На иллюстрации: сравнительные карты с результатами референдума и с окончательным территориальным размежеванием.
Версальский мирный договор принято только ругать, и зачастую ругать справедливо, однако при всех своих минусах, Версальская система предполагала проведение плебисцитов на спорных территориях, на которых местные жители демократическим путём выбирали свою будущую государственную принадлежность. Для сравнения, в годы Второй мировой войны и после неё в Европе никто ничьего мнения не спрашивал, и территориальные проблемы решались другими методами. Аналогичные референдумы прошли тогда в Шлезвиге и в Восточной Пруссии.
Верхняя Силезия в Германской империи являлась одним из наиболее развитых индустриальных регионов, где добывалось до четверти всего немецкого угля. Здесь жили 2 млн. человек, из которых чуть больше 50% составляли поляки, а 40% немцы. На период до референдума Верхняя Силезия находилась под управлением Межсоюзной комиссии, при том, что административная и полицейская власть оставалась в руках немцев. Также здесь разместился миротворческий контингент, состоявший в основном из французов при определённом участии британцев и итальянцев.
Впрочем, регион был слишком важен экономически, чтобы решение о его судьбе отдавалось исключительно на откуп избирателям. В 1919 и 1920 гг. поляки подняли два восстания с целью заранее захватить регион и поставить прочие державы перед свершившимся фактом. Эти попытки, поддержанные Францией, закончились неудачей частично из-за противодействия немецких фрайкоров, частично из-за давления Великобритании. Дело в том, что Франция была заинтересована в максимальном ослаблении и разорении своего соседа, в то время как британцы опасались, что без Верхней Силезии немцы будут не в состоянии выплачивать репарации.
В своей предвыборной агитации обе стороны давили как на национальные чувства, так и на социально-экономические аспекты. Поляки пугали, что в случае сохранения Верхней Силезии за Германией её задавят грузом репараций, и только переход в состав Польши на правах широкой автономии освободит регион от этой скорбной участи. Немцы упирали на то, что поляки слишком ленивы и бесхозяйственны, а потому развалят здесь всё, что только можно.
В итоге формально на референдуме выиграли немцы: за Германию проголосовали 60%, за Польшу – 40%. Впрочем, эти результаты давали полякам право претендовать на юго-восточную часть Верхней Силезии, где большинство избирателей проголосовали за Польшу. К тому же в мае 1921 г. поляки подняли очередное восстание, снова надеясь взять под контроль весь регион. Их попытка вновь была сорвана немецкими фрайкорами.
Однако угроза постоянного военного насилия и дипломатические столкновения между Францией и Великобританией вынудили Межсоюзную комиссию передать вопрос о Верхней Силезии на суд Совета Лиги Наций. В октябре 1921 г. результаты референдума были откорректированы. Часть территорий, которые голосовали за Германию, была передана Польше, и наоборот. В итоге, несмотря на то, что в географическом и демографическом отношении в составе Германии осталась большая часть региона, наиболее «жирные» индустриальные районы отошли к Польше.
Вопрос о Верхней Силезии, как и о прочих спорных регионах, продолжал отравлять польско-немецкие отношения на протяжении всего межвоенного периода. Окончательная польская принадлежность региона была подтверждена лишь после Второй мировой войны.
На иллюстрации: сравнительные карты с результатами референдума и с окончательным территориальным размежеванием.
Пять немецких плакатов vs пять польских плакатов, агитирующих голосовать за «правильную» сторону на референдуме о государственной принадлежности Верхней Силезии 20 марта 1921 г.
21 марта 1918 г. началась операция «Михель», а вместе с ней и Весеннее наступление – последняя отчаянная попытка немецкой армии прорвать Западный фронт Союзников в Великой войне.
Это была «лебединая песня» кайзеровской Германии. Тыл уже несколько лет подряд голодал, в январе 1918 г. в стране едва не произошла революция. Америка вступила в войну на стороне Антанты, что делало преимущество Союзников в людях и в материальных ресурсах не просто подавляющим, а бесспорным. Страны Центрального блока уже вели за спиной Рейха сепаратные переговоры с Антантой, желая как-нибудь соскочить с этого поезда, несущегося под откос.
Единственное, что обнадёживало – это победа на Восточном фронте над Россией. Это позволило перебросить войска с Востока на Запад, и на несколько месяцев, до того момента как в Европу прибудут американцы, создать численное преимущество. Если Германия хотела хотя бы уже не победить, но заключить «почётный мир» – она должна была воспользоваться этим последним шансом.
Главной целью наступления являлся захват или хотя бы блокирование союзных портов, через которые американцы могли высадиться на континенте. По мысли немцев это вынудило бы Великобританию и Францию сесть за стол переговоров.
В авангарде атаки шли штурмовые отряды – самые лучшие и самые отмороженные фронтовики, которые должны были небольшими группами вклиниваться во вражескую оборону, бить по штабам, артиллерийским позициям и пунктам снабжения, после чего идти дальше, оставляя зачистку на откуп следующим волнам «рядовой» пехоты.
Первые дни, казалось, принесли немцам ошеломляющие успехи. Союзная оборона была прорвана, и немцы наступали так быстро, как казалось не наступали с 1914-го. Но с каждым днём штурмовиков становилось всё меньше, резервы, вынужденные идти по разорённой земле (ведь в основном отбивали места старых боёв ещё 16-го и 17-го годов), поспевали всё хуже, а сопротивление Союзников становилось всё яростнее. И неудивительно: это в 14-м стороны ещё не до конца осознавали во что ввязались, но в 18-м, после четырёх лет крови, пота и слёз, все понимали, что поставлено на карту.
В конце концов, немцам опять не хватило ресурсов. Интересная деталь: темп немецкого наступления в первые дни сдерживался даже не столько сопротивлением англичан, сколько разграблением фронтовыми частями полевых кухонь противника. К этому моменту Германия не могла досыта накормить даже свои элитные войска.
Добившись колоссальных тактических успехов, немцы, в конце концов, не решили ни одной стратегической задачи. В следующие месяцы то там, то сям они бездумно пытались расширить плацдармы для финального удара, теряя ещё больше техники и людей. В июле им удалось даже достичь Марны, где они уже бывали когда-то, но практически сразу их выдавили на прежние позиции. В числе войск Союзников, отразивших немецкое наступление, уже были американцы.
В августе Антанта перешла в контрнаступление, и после этого обескровленный немецкий фронт посыпался. Поражение Германии стало делом нескольких месяцев.
Это была «лебединая песня» кайзеровской Германии. Тыл уже несколько лет подряд голодал, в январе 1918 г. в стране едва не произошла революция. Америка вступила в войну на стороне Антанты, что делало преимущество Союзников в людях и в материальных ресурсах не просто подавляющим, а бесспорным. Страны Центрального блока уже вели за спиной Рейха сепаратные переговоры с Антантой, желая как-нибудь соскочить с этого поезда, несущегося под откос.
Единственное, что обнадёживало – это победа на Восточном фронте над Россией. Это позволило перебросить войска с Востока на Запад, и на несколько месяцев, до того момента как в Европу прибудут американцы, создать численное преимущество. Если Германия хотела хотя бы уже не победить, но заключить «почётный мир» – она должна была воспользоваться этим последним шансом.
Главной целью наступления являлся захват или хотя бы блокирование союзных портов, через которые американцы могли высадиться на континенте. По мысли немцев это вынудило бы Великобританию и Францию сесть за стол переговоров.
В авангарде атаки шли штурмовые отряды – самые лучшие и самые отмороженные фронтовики, которые должны были небольшими группами вклиниваться во вражескую оборону, бить по штабам, артиллерийским позициям и пунктам снабжения, после чего идти дальше, оставляя зачистку на откуп следующим волнам «рядовой» пехоты.
Первые дни, казалось, принесли немцам ошеломляющие успехи. Союзная оборона была прорвана, и немцы наступали так быстро, как казалось не наступали с 1914-го. Но с каждым днём штурмовиков становилось всё меньше, резервы, вынужденные идти по разорённой земле (ведь в основном отбивали места старых боёв ещё 16-го и 17-го годов), поспевали всё хуже, а сопротивление Союзников становилось всё яростнее. И неудивительно: это в 14-м стороны ещё не до конца осознавали во что ввязались, но в 18-м, после четырёх лет крови, пота и слёз, все понимали, что поставлено на карту.
В конце концов, немцам опять не хватило ресурсов. Интересная деталь: темп немецкого наступления в первые дни сдерживался даже не столько сопротивлением англичан, сколько разграблением фронтовыми частями полевых кухонь противника. К этому моменту Германия не могла досыта накормить даже свои элитные войска.
Добившись колоссальных тактических успехов, немцы, в конце концов, не решили ни одной стратегической задачи. В следующие месяцы то там, то сям они бездумно пытались расширить плацдармы для финального удара, теряя ещё больше техники и людей. В июле им удалось даже достичь Марны, где они уже бывали когда-то, но практически сразу их выдавили на прежние позиции. В числе войск Союзников, отразивших немецкое наступление, уже были американцы.
В августе Антанта перешла в контрнаступление, и после этого обескровленный немецкий фронт посыпался. Поражение Германии стало делом нескольких месяцев.
21 марта 1933 г. состоялся День Потсдама – открытие первой сессии рейхстага, избранного 5 марта, впервые в условиях нахождения Адольфа Гитлера на посту канцлера Германии.
Как бы нацисты не хвалились, но даже на выборах 5 марта, в условиях уличного террора штурмовиков и административного давления, они не смогли получить абсолютного большинства голосов. ЗА НСДАП проголосовали всего 44% избирателей. Конечно, формально у Гитлера всё равно было парламентское большинство за счёт союза с его коллегами по коалиционному кабинету – консервативными монархистами из Немецкой национальной народной партии, набравшими 8% голосов. Однако этого ему уже было мало. Канцлер стремился к юридическому оформлению диктатуры, а для наделения правительства чрезвычайными полномочиями требовалось одобрение 2/3 рейхстага. О договорённостях с марксистами – коммунистами и социал-демократами, не могло быть и речи, а потому нужно было окучивать католиков из Центра, баварских регионалов и всякую мелочь, вроде либеральных и крестьянских партий.
Церемония 21 марта должна была сыграть на государственнических чувствах депутатов, старой имперской элиты и внешних наблюдателей, чтобы обеспечить поддержку нарождавшейся гитлеровской диктатуре. Сам по себе день торжеств был выбран неслучайно: за 62 года до того – 21 марта 1871 г., открылся первый рейхстаг единой Германской империи. Тем самым учреждение «Второго Рейха» как бы воспроизводилось учреждением «Третьего Рейха».
Основные торжества состоялись в Потсдаме – пригороде Берлина, который с XVII в. являлся резиденцией прусских королей. По приглашению Гитлера на церемонии присутствовали почти все сыновья Вильгельма II, включая кронпринца. В Гарнизонной церкви Потсдама президент и канцлер произнесли приветственные речи. Гитлер расплылся в комплиментах Гинденбургу, восславив его как «живой символ несокрушимости немецкой нации». После этого канцлер подошёл к президенту и, смиренно склонив голову, пожал тому руку. Всё это транслировалось в прямом радиоэфире на всю страну.
В конце церемонии по украшенным «имперскими» чёрно-бело-красными цветами улицам Потсдама торжественным маршем прошли подразделения рейхсвера, полиции, СА, СС, Гитлерюгенда и «Стального шлема». Главной цели нацисты добились: свою власть они символически легитимировали, представив её как логическое продолжение прусско-германской истории. Гитлер отныне позиционировался как законный наследник Фридриха II, Бисмарка и Гинденбурга. Сам престарелый президент, а с ним и вся консервативная верхушка, также были в восторге и отныне рассматривали Гитлера как подходящего преемника.
В тот же день президент с подачи канцлера подписал три чрезвычайных закона: об амнистии нацистов, пребывавших за решёткой за совершённые ранее преступления, об установлении уголовной ответственности за критические высказывания в адрес правительства и об учреждении «особых судов» для рассмотрения подобных дел в ускоренном порядке.
На первом заседании рейхстага, состоявшемся через несколько часов в Кролль-опере (здание парламента сгорело в конце февраля при подозрительных обстоятельствах), его президент – Герман Геринг, назвал годы республики «годами нужды и позора», объявив о «победе над Веймаром». Вечером Берлинская государственная опера в присутствии канцлера ставила «Нюрнбергских мейстерзингеров» Рихарда Вагнера. До принятия Акта о полномочиях, легализовавшего гитлеровскую диктатуру, оставалось два дня.
Как бы нацисты не хвалились, но даже на выборах 5 марта, в условиях уличного террора штурмовиков и административного давления, они не смогли получить абсолютного большинства голосов. ЗА НСДАП проголосовали всего 44% избирателей. Конечно, формально у Гитлера всё равно было парламентское большинство за счёт союза с его коллегами по коалиционному кабинету – консервативными монархистами из Немецкой национальной народной партии, набравшими 8% голосов. Однако этого ему уже было мало. Канцлер стремился к юридическому оформлению диктатуры, а для наделения правительства чрезвычайными полномочиями требовалось одобрение 2/3 рейхстага. О договорённостях с марксистами – коммунистами и социал-демократами, не могло быть и речи, а потому нужно было окучивать католиков из Центра, баварских регионалов и всякую мелочь, вроде либеральных и крестьянских партий.
Церемония 21 марта должна была сыграть на государственнических чувствах депутатов, старой имперской элиты и внешних наблюдателей, чтобы обеспечить поддержку нарождавшейся гитлеровской диктатуре. Сам по себе день торжеств был выбран неслучайно: за 62 года до того – 21 марта 1871 г., открылся первый рейхстаг единой Германской империи. Тем самым учреждение «Второго Рейха» как бы воспроизводилось учреждением «Третьего Рейха».
Основные торжества состоялись в Потсдаме – пригороде Берлина, который с XVII в. являлся резиденцией прусских королей. По приглашению Гитлера на церемонии присутствовали почти все сыновья Вильгельма II, включая кронпринца. В Гарнизонной церкви Потсдама президент и канцлер произнесли приветственные речи. Гитлер расплылся в комплиментах Гинденбургу, восславив его как «живой символ несокрушимости немецкой нации». После этого канцлер подошёл к президенту и, смиренно склонив голову, пожал тому руку. Всё это транслировалось в прямом радиоэфире на всю страну.
В конце церемонии по украшенным «имперскими» чёрно-бело-красными цветами улицам Потсдама торжественным маршем прошли подразделения рейхсвера, полиции, СА, СС, Гитлерюгенда и «Стального шлема». Главной цели нацисты добились: свою власть они символически легитимировали, представив её как логическое продолжение прусско-германской истории. Гитлер отныне позиционировался как законный наследник Фридриха II, Бисмарка и Гинденбурга. Сам престарелый президент, а с ним и вся консервативная верхушка, также были в восторге и отныне рассматривали Гитлера как подходящего преемника.
В тот же день президент с подачи канцлера подписал три чрезвычайных закона: об амнистии нацистов, пребывавших за решёткой за совершённые ранее преступления, об установлении уголовной ответственности за критические высказывания в адрес правительства и об учреждении «особых судов» для рассмотрения подобных дел в ускоренном порядке.
На первом заседании рейхстага, состоявшемся через несколько часов в Кролль-опере (здание парламента сгорело в конце февраля при подозрительных обстоятельствах), его президент – Герман Геринг, назвал годы республики «годами нужды и позора», объявив о «победе над Веймаром». Вечером Берлинская государственная опера в присутствии канцлера ставила «Нюрнбергских мейстерзингеров» Рихарда Вагнера. До принятия Акта о полномочиях, легализовавшего гитлеровскую диктатуру, оставалось два дня.
Шюцкор («Охранные отряды») – добровольческие подразделения в межвоенной Финляндии, которые отличились в разгроме Красной гвардии во время Гражданской войны 1918 г., а после являлись вспомогательными частями финской армии.
Сегодня в 18:00 по мск. поговорим с Николаем Росовым на канале «Гроза» про Финляндию между двумя мировыми войнами.
https://youtu.be/IIH6OddfLgs
Сегодня в 18:00 по мск. поговорим с Николаем Росовым на канале «Гроза» про Финляндию между двумя мировыми войнами.
https://youtu.be/IIH6OddfLgs
Про финскую свастику
Жил-был в Швеции в начале XX в. граф Эрик фон Розен. Денег у графа было завались, так что большую часть жизни он провёл в этнографических путешествиях по миру. Не забывал Розен и про родную культуру. Как-то, ещё учась в школе, он разглядывал древние рунические камни викингов, и нашёл среди рун характерный крючкообразный крест. Свастика так понравилась Розену, что граф избрал её своим личным символом и начал маркировать ею все свои личные вещи: от чемоданов до автомобилей.
Шведы никогда не забывали, что когда-то им принадлежала ещё и Финляндия, а потому с интересом наблюдали, что там у финнов происходит. Так что когда в Финляндии началась Гражданская война, шведы с готовностью откликнулись на призывы «белых» о помощи, благо эти призывы исходили от шведского аристократа Карла Густава Маннергейма.
В конце февраля 1918 г. инициативные шведские граждане перегнали финским «белым» самолёт «Альбатрос», приобретённый на народные средства. Впрочем, биплан тут же сломался. Тогда Розен купил второй самолёт и вместе с пилотом в начале марта лично перегнал его в Финляндию. Как и на прочих личных вещах графа, на самолёте красовалась свастика. Самолёт Розена стал первым самолётом финских ВВС, а синяя свастика оставалась опознавательным знаком финской авиации вплоть до конца Второй мировой войны. После того, как летать со свастиками на фюзеляжах стало не комильфо, символ заменили на бело-сине-белый кружок.
Впрочем, свастика не исчезла окончательно из финских ВВС и после конца войны. Она до сих пор благополучно присутствует на штандартах различных авиационных подразделений.
Эрик фон Розен, даровавший финнам первый самолёт и свастику, вошёл в историю ещё одним обстоятельством. В 1920 г. граф спешил в своё поместье, воспользовавшись услугами чартерного рейса. За штурвалом сидел молодой немецкий пилот, герой только что отгремевшей Великой войны, устроившийся после её окончания в шведскую гражданскую авиацию. В поместье пилот встретил сестру жены графа, влюбился, добился её развода и женился. Пилота звали Герман Геринг.
Сам Розен, видимо, не без поддержки новоявленного родственника, в первой половине 1930-х гг. являлся видным шведским национал-социалистом, однако ещё до начала Второй мировой разочаровался в нацизме и отошёл от политических дел.
Жил-был в Швеции в начале XX в. граф Эрик фон Розен. Денег у графа было завались, так что большую часть жизни он провёл в этнографических путешествиях по миру. Не забывал Розен и про родную культуру. Как-то, ещё учась в школе, он разглядывал древние рунические камни викингов, и нашёл среди рун характерный крючкообразный крест. Свастика так понравилась Розену, что граф избрал её своим личным символом и начал маркировать ею все свои личные вещи: от чемоданов до автомобилей.
Шведы никогда не забывали, что когда-то им принадлежала ещё и Финляндия, а потому с интересом наблюдали, что там у финнов происходит. Так что когда в Финляндии началась Гражданская война, шведы с готовностью откликнулись на призывы «белых» о помощи, благо эти призывы исходили от шведского аристократа Карла Густава Маннергейма.
В конце февраля 1918 г. инициативные шведские граждане перегнали финским «белым» самолёт «Альбатрос», приобретённый на народные средства. Впрочем, биплан тут же сломался. Тогда Розен купил второй самолёт и вместе с пилотом в начале марта лично перегнал его в Финляндию. Как и на прочих личных вещах графа, на самолёте красовалась свастика. Самолёт Розена стал первым самолётом финских ВВС, а синяя свастика оставалась опознавательным знаком финской авиации вплоть до конца Второй мировой войны. После того, как летать со свастиками на фюзеляжах стало не комильфо, символ заменили на бело-сине-белый кружок.
Впрочем, свастика не исчезла окончательно из финских ВВС и после конца войны. Она до сих пор благополучно присутствует на штандартах различных авиационных подразделений.
Эрик фон Розен, даровавший финнам первый самолёт и свастику, вошёл в историю ещё одним обстоятельством. В 1920 г. граф спешил в своё поместье, воспользовавшись услугами чартерного рейса. За штурвалом сидел молодой немецкий пилот, герой только что отгремевшей Великой войны, устроившийся после её окончания в шведскую гражданскую авиацию. В поместье пилот встретил сестру жены графа, влюбился, добился её развода и женился. Пилота звали Герман Геринг.
Сам Розен, видимо, не без поддержки новоявленного родственника, в первой половине 1930-х гг. являлся видным шведским национал-социалистом, однако ещё до начала Второй мировой разочаровался в нацизме и отошёл от политических дел.
23 марта 1933 г. рейхстаг большинством голосов предоставил правительству Адольфа Гитлера чрезвычайные полномочия. Этот закон стал правовой основой для установления нацистской диктатуры и окончательного демонтажа Веймарской республики.
Вообще возможность наделения правительства чрезвычайными полномочиями, которые могли отклоняться от Конституции, была прописана в самой Веймарской Конституции. Условием для этого было согласие 2/3 рейхстага. Демократические правительства в течение 1920-х гг. активно пользовались этой лазейкой и с согласия парламента регулярно получали временные полномочия на «управление в ручном режиме», ссылаясь на сотрясавшие страну социально-экономические кризисы. Однако каждый раз по истечении оговоренного срока полномочия аннулировались, и конституционный баланс сил восстанавливался.
Адольф Гитлер, стремившийся к неограниченной власти, тем не менее был вынужден всячески подчёркивать легальность своего прихода к власти. В конце концов, абсолютное большинство избирателей никогда не голосовали за нацистов на выборах, а «буржуазные» элиты хоть и рассматривали Гитлера как союзника, но относились к нему с большим подозрением. Исходя из этих соображений, нацистам требовалось парламентское одобрение чрезвычайных полномочий для гитлеровского кабинета.
В состав парламента, избранного на выборах 5 марта, входили 647 депутатов. У нацистов было 288 мандатов, у их консервативных союзников – 52. Перед самым голосованием правительство и президент рейхстага – Герман Геринг, принялись менять процедурные правила. Были аннулированы депутатские мандаты всех коммунистов – 81 человека, за которыми к тому моменту уже охотились штурмовики. Таким образом, число необходимых голосов «за» автоматически уменьшилось. Были изменены правила кворума. Так как процедура требовала присутствия на заседании 2/3 депутатов, то теперь все неявившиеся без «уважительной причины» считались «присутствующими». Это лишало оппозицию возможности бойкота.
В день голосования здание Кролль-оперы, где заседали депутаты, было оцеплено эсэсовцами, а внутри и снаружи стояли колонны штурмовиков из СА, которые криками недвусмысленно давали понять оппозиционным депутатам, что с ними будет, если те не проголосуют «как надо». В своей речи перед рейхстагом Гитлер, облачённый в униформу штурмовика, призвал депутатов решить, хотят ли они мира или войны. После совместного пения национального гимна голосование состоялось.
«Против» проголосовала вся фракция Социал-демократической партии, чей лидер – Отто Вельс, произнёс тогда последнюю оппозиционную речь в германском рейхстаге. Хотя формально фракция состояла из 120 человек, присутствовать смогли лишь 94. Пятая часть депутатов от СДПГ уже либо сидели, либо бежали.
Судьба Акта зависела от мнения фракции Центра (73 депутата) и баварских регионалов (19 депутатов). Все они проголосовали «за». Руководство Центра во главе с папским нунцием Людвигом Каасом решило, что отклонение законопроекта всё равно не помешает Гитлеру установить диктатуру другими способами, а потому следовало выгодно «продать» свою поддержку. В итоге канцлер обещал Каасу сохранение институтов рейхстага, рейхсрата и рейхспрезидента, несменяемость судей и уважение прав христианских конфессий. «Левая» фракция Центра во главе с Генрихом Брюнингом, несогласная с поддержкой Акта, тем не менее подчинилась партийной дисциплине. «За» проголосовали и немногочисленные депутаты от либеральных партий.
«Закон о преодолении бедственного положения народа и государства», вступивший в силу 24 марта 1933 г., на четыре года предоставлял имперскому правительству право принимать любые законы и заключать любые договоры, в том числе и противоречившие Конституции, по собственному усмотрению без какой-либо санкции со стороны парламента.
Вскоре аналогичные законы были приняты в большинстве немецких земель. Нацистская диктатура окончательно получила правовое оформление. Естественно, через четыре года чрезвычайные полномочия были продлены, а в 1943 г. сделаны бессрочными. Стоит ли говорить, что абсолютно все свои обещания, данные папскому нунцию Каасу, Гитлер нарушил.
Вообще возможность наделения правительства чрезвычайными полномочиями, которые могли отклоняться от Конституции, была прописана в самой Веймарской Конституции. Условием для этого было согласие 2/3 рейхстага. Демократические правительства в течение 1920-х гг. активно пользовались этой лазейкой и с согласия парламента регулярно получали временные полномочия на «управление в ручном режиме», ссылаясь на сотрясавшие страну социально-экономические кризисы. Однако каждый раз по истечении оговоренного срока полномочия аннулировались, и конституционный баланс сил восстанавливался.
Адольф Гитлер, стремившийся к неограниченной власти, тем не менее был вынужден всячески подчёркивать легальность своего прихода к власти. В конце концов, абсолютное большинство избирателей никогда не голосовали за нацистов на выборах, а «буржуазные» элиты хоть и рассматривали Гитлера как союзника, но относились к нему с большим подозрением. Исходя из этих соображений, нацистам требовалось парламентское одобрение чрезвычайных полномочий для гитлеровского кабинета.
В состав парламента, избранного на выборах 5 марта, входили 647 депутатов. У нацистов было 288 мандатов, у их консервативных союзников – 52. Перед самым голосованием правительство и президент рейхстага – Герман Геринг, принялись менять процедурные правила. Были аннулированы депутатские мандаты всех коммунистов – 81 человека, за которыми к тому моменту уже охотились штурмовики. Таким образом, число необходимых голосов «за» автоматически уменьшилось. Были изменены правила кворума. Так как процедура требовала присутствия на заседании 2/3 депутатов, то теперь все неявившиеся без «уважительной причины» считались «присутствующими». Это лишало оппозицию возможности бойкота.
В день голосования здание Кролль-оперы, где заседали депутаты, было оцеплено эсэсовцами, а внутри и снаружи стояли колонны штурмовиков из СА, которые криками недвусмысленно давали понять оппозиционным депутатам, что с ними будет, если те не проголосуют «как надо». В своей речи перед рейхстагом Гитлер, облачённый в униформу штурмовика, призвал депутатов решить, хотят ли они мира или войны. После совместного пения национального гимна голосование состоялось.
«Против» проголосовала вся фракция Социал-демократической партии, чей лидер – Отто Вельс, произнёс тогда последнюю оппозиционную речь в германском рейхстаге. Хотя формально фракция состояла из 120 человек, присутствовать смогли лишь 94. Пятая часть депутатов от СДПГ уже либо сидели, либо бежали.
Судьба Акта зависела от мнения фракции Центра (73 депутата) и баварских регионалов (19 депутатов). Все они проголосовали «за». Руководство Центра во главе с папским нунцием Людвигом Каасом решило, что отклонение законопроекта всё равно не помешает Гитлеру установить диктатуру другими способами, а потому следовало выгодно «продать» свою поддержку. В итоге канцлер обещал Каасу сохранение институтов рейхстага, рейхсрата и рейхспрезидента, несменяемость судей и уважение прав христианских конфессий. «Левая» фракция Центра во главе с Генрихом Брюнингом, несогласная с поддержкой Акта, тем не менее подчинилась партийной дисциплине. «За» проголосовали и немногочисленные депутаты от либеральных партий.
«Закон о преодолении бедственного положения народа и государства», вступивший в силу 24 марта 1933 г., на четыре года предоставлял имперскому правительству право принимать любые законы и заключать любые договоры, в том числе и противоречившие Конституции, по собственному усмотрению без какой-либо санкции со стороны парламента.
Вскоре аналогичные законы были приняты в большинстве немецких земель. Нацистская диктатура окончательно получила правовое оформление. Естественно, через четыре года чрезвычайные полномочия были продлены, а в 1943 г. сделаны бессрочными. Стоит ли говорить, что абсолютно все свои обещания, данные папскому нунцию Каасу, Гитлер нарушил.
24 марта 1921 г. рейхспрезидент социал-демократ Фридрих Эберт ввёл чрезвычайное положение в Прусской Саксонии и в Гамбурге из-за коммунистического восстания.
Потерпев неудачу с силовым захватом власти в 1919 г., немецкие коммунисты решили сменить тактику и легализоваться как парламентская партия. В июне 1920 г. они впервые участвовали в выборах (неудачно), приобрели налёт респектабельности и в декабре того же года объединились с Независимой социал-демократической партией.
НСДПГ в своё время откололась от «основной» Социал-демократической партии, выдвигая более радикальные лозунги, но на практике предпочитала не доходить до радикализма коммунистов. Это обеспечивало партии значительную поддержку со стороны «левого» протестного электората, недовольного «продавшимися буржуям» социал-демократами, но страшившегося повторения Русской революции. На парламентских выборах в июне 1920 г. НСДПГ заняла второе место, набрав 17,6% голосов, в то время как КПГ довольствовалась 2,1%. Отказавшись от попыток силой захватить власть, коммунисты устранили главное препятствие для объединения с «независимыми», после чего численность новой объединённой Компартии выросла более чем в 6 раз.
И всё бы хорошо, но указания (как и финансирование) немецкие коммунисты получали из Москвы. Кремлёвские стратеги, продолжавшие грезить «Мировой революцией», не собирались мириться с «легализацией» КПГ. В феврале 1921 г. в Германию прибыли советские эмиссары – Карл Радек и Бела Кун, которые осудили «примиренчество» предыдущего руководства партии, назначили новых лидеров и провозгласили возврат к старому курсу на эскалацию революции. Свою роль играл и фактор Кронштадтского мятежа. Рабочее восстание в Германии должно было отвлечь европейских леваков от кронштадтской несостыковочки, где сторонники Советской власти почему-то подняли бунт против большевиков.
Наибольшей поддержкой радикальные левые в Веймарской республике пользовались в промышленных регионах: Руре, Гамбурге, Берлине, Тюрингии, Саксонии и Верхней Силезии. В 20-х числах марта там начались забастовки и столкновения с полицией. Однако как только КПГ вернулась к насильственной тактике, из неё тут же массово вышли бывшие «независимые». Коммунисты снова вернулись к состоянию мелкой группы маргиналов даже среди левых рабочих марксистских партий. Серьёзное вооружённое сопротивление рейхсверу и полиции было оказано лишь в Прусской Саксонии (в Германии существовали две Саксонии: первая – Свободное государство, вторая – провинция Пруссии), где бои продолжались в течение недели.
Занятная институциональная особенность: радикальная повестка до сих пор находит отклик в сердцах жителей данного региона. В электоральном отношении федеральные земли ФРГ Тюрингия и Саксония-Анхальт, расположенные на месте бывшей Прусской Саксонии, ныне являются эпицентрами поддержки «Die Linke» слева и «AfD» справа.
Очередной виток насилия в марте 1921 г. привёл к гибели более чем ста человек, преимущественно рабочих. Никакой вины за собой руководство Компартии не признало. Главный печатный орган КПГ «Die Rote Fahne» обвинил в провале восстания самих рабочих: «Позор рабочим, которые не знают, в чем заключаются их интересы, и держатся подальше от революции. Это вина рабочих масс, которые не дали того ответа, который они должны были дать».
Мартовское восстание 1921 г. показало чудовищную некомпетентность кремлёвских многоходовочников, которые из-за своего сектантства помешали легализации немецкой Компартии. Есть мнение, будто Сталин в начале 1930-х гг. намеренно не разрешил коммунистам объединиться с социал-демократами с целью совместного противодействия национал-социализму. Однако, скорее всего, здесь следует применить «бритву Хэнлона». Не стоит приписывать провал левых сил в борьбе против Гитлера злому умыслу московских стратегов. Куда вероятнее это объясняется их элементарной тупостью и некомпетентностью.
Потерпев неудачу с силовым захватом власти в 1919 г., немецкие коммунисты решили сменить тактику и легализоваться как парламентская партия. В июне 1920 г. они впервые участвовали в выборах (неудачно), приобрели налёт респектабельности и в декабре того же года объединились с Независимой социал-демократической партией.
НСДПГ в своё время откололась от «основной» Социал-демократической партии, выдвигая более радикальные лозунги, но на практике предпочитала не доходить до радикализма коммунистов. Это обеспечивало партии значительную поддержку со стороны «левого» протестного электората, недовольного «продавшимися буржуям» социал-демократами, но страшившегося повторения Русской революции. На парламентских выборах в июне 1920 г. НСДПГ заняла второе место, набрав 17,6% голосов, в то время как КПГ довольствовалась 2,1%. Отказавшись от попыток силой захватить власть, коммунисты устранили главное препятствие для объединения с «независимыми», после чего численность новой объединённой Компартии выросла более чем в 6 раз.
И всё бы хорошо, но указания (как и финансирование) немецкие коммунисты получали из Москвы. Кремлёвские стратеги, продолжавшие грезить «Мировой революцией», не собирались мириться с «легализацией» КПГ. В феврале 1921 г. в Германию прибыли советские эмиссары – Карл Радек и Бела Кун, которые осудили «примиренчество» предыдущего руководства партии, назначили новых лидеров и провозгласили возврат к старому курсу на эскалацию революции. Свою роль играл и фактор Кронштадтского мятежа. Рабочее восстание в Германии должно было отвлечь европейских леваков от кронштадтской несостыковочки, где сторонники Советской власти почему-то подняли бунт против большевиков.
Наибольшей поддержкой радикальные левые в Веймарской республике пользовались в промышленных регионах: Руре, Гамбурге, Берлине, Тюрингии, Саксонии и Верхней Силезии. В 20-х числах марта там начались забастовки и столкновения с полицией. Однако как только КПГ вернулась к насильственной тактике, из неё тут же массово вышли бывшие «независимые». Коммунисты снова вернулись к состоянию мелкой группы маргиналов даже среди левых рабочих марксистских партий. Серьёзное вооружённое сопротивление рейхсверу и полиции было оказано лишь в Прусской Саксонии (в Германии существовали две Саксонии: первая – Свободное государство, вторая – провинция Пруссии), где бои продолжались в течение недели.
Занятная институциональная особенность: радикальная повестка до сих пор находит отклик в сердцах жителей данного региона. В электоральном отношении федеральные земли ФРГ Тюрингия и Саксония-Анхальт, расположенные на месте бывшей Прусской Саксонии, ныне являются эпицентрами поддержки «Die Linke» слева и «AfD» справа.
Очередной виток насилия в марте 1921 г. привёл к гибели более чем ста человек, преимущественно рабочих. Никакой вины за собой руководство Компартии не признало. Главный печатный орган КПГ «Die Rote Fahne» обвинил в провале восстания самих рабочих: «Позор рабочим, которые не знают, в чем заключаются их интересы, и держатся подальше от революции. Это вина рабочих масс, которые не дали того ответа, который они должны были дать».
Мартовское восстание 1921 г. показало чудовищную некомпетентность кремлёвских многоходовочников, которые из-за своего сектантства помешали легализации немецкой Компартии. Есть мнение, будто Сталин в начале 1930-х гг. намеренно не разрешил коммунистам объединиться с социал-демократами с целью совместного противодействия национал-социализму. Однако, скорее всего, здесь следует применить «бритву Хэнлона». Не стоит приписывать провал левых сил в борьбе против Гитлера злому умыслу московских стратегов. Куда вероятнее это объясняется их элементарной тупостью и некомпетентностью.
25 марта 1920 г. в тюрингском посёлке Мехтерштедт добровольческий корпус, состоявший из студентов Марбургского университета, расстрелял 15 рабочих по подозрению в «революционной деятельности».
В марте 1920 г. группа консервативных офицеров и чиновников организовали военный переворот в Берлине с целью свергнуть демократическую республику и разорвать Версальский договор. Демократическое правительство во главе с социал-демократами обратилось за помощью к профсоюзам и получило её. Всеобщая забастовка, в которой участвовали 12 млн. человек, парализовала страну и вынудила путчистов капитулировать.
Однако проблемы только начинались. Из-за путча Германия пошла вразнос. В Баварии произошёл свой успешный правый переворот, после чего регион на четыре года стал полунезависимым государством. В промышленных центрах Рура, Тюрингии и Саксонии призыв к всеобщей забастовке, наоборот, привёл к возрождению Советов и к созданию Красных армий. На подавление вернувшейся из небытия «Красной угрозы» демократическое правительство отправило те же самые добровольческие корпуса, что за десять дней до того пытались его свергнуть. В стране раскручивался новой виток Гражданской войны.
Одним из её очагов стала Тюрингия, где в марте 1920 г. в боях с обеих сторон погибли до 250 человек. В числе прочих революцию здесь подавляли два студенческих батальона (около 2 тыс. человек) из Марбургского университета – старейшего протестантского университета Германии, основанного ещё в 1527 г. 25 марта в деревне Таль отряд студентов принял для конвоирования 15 арестованных рабочих. До пункта «сдачи» ни один из них не дошёл: их перестреляли в соседнем лесу.
Следует отметить, что вплоть до молодёжных бунтов 1960-х гг. немецкие университеты являлись цитаделями правых националистических идей. После Ноября 1918 г. именно университеты стали одними из основных источников пополнения «белых» добровольческих корпусов – фрайкоров, боровшихся с революцией.
Резня в Мехтерштедте вызвала общественный резонанс. 14 студентов предстали перед военным трибуналом… и были оправданы. Суд удовлетворился доводами защиты, которая утверждала, будто все жертвы были убиты при попытке к бегству, хотя вскрытия показали, что большинство из них были застрелены выстрелами в упор. На защиту студентов встали и руководство Марбургского университета, и Немецкий студенческий союз, исходившие из принципа «своих не бросаем». Они даже добились публичных извинений от прусского министра образования за то, что тот назвал подсудимых «трусами».
История с марбургскими студентами внесла большой вклад в то, чтобы ещё сильнее развести демократическую республику и университеты по разные стороны баррикад. У американского историка Фрица Рингера есть классический труд «Закат немецких мандаринов», в котором автор последовательно показал, как со второй половины XIX в. по 1933 г. немецкое академическое сообщество из-за страха перед Модерном радикализировалось в своих взглядах, и в итоге в большинстве своём пришло к пассивному одобрению национал-социализма.
Что касается Тюрингии, то на протяжении всего периода Веймарской республики её политически лихорадило и бросало из крайности в крайность. Осенью 1923 г. здесь краткое время управляло коалиционное правительство социал-демократов и коммунистов, пока его не разогнали части рейхсвера. В январе 1930 г. Тюрингия стала первой немецкой землёй, в чьём правительстве стали заседать национал-социалисты.
В марте 1920 г. группа консервативных офицеров и чиновников организовали военный переворот в Берлине с целью свергнуть демократическую республику и разорвать Версальский договор. Демократическое правительство во главе с социал-демократами обратилось за помощью к профсоюзам и получило её. Всеобщая забастовка, в которой участвовали 12 млн. человек, парализовала страну и вынудила путчистов капитулировать.
Однако проблемы только начинались. Из-за путча Германия пошла вразнос. В Баварии произошёл свой успешный правый переворот, после чего регион на четыре года стал полунезависимым государством. В промышленных центрах Рура, Тюрингии и Саксонии призыв к всеобщей забастовке, наоборот, привёл к возрождению Советов и к созданию Красных армий. На подавление вернувшейся из небытия «Красной угрозы» демократическое правительство отправило те же самые добровольческие корпуса, что за десять дней до того пытались его свергнуть. В стране раскручивался новой виток Гражданской войны.
Одним из её очагов стала Тюрингия, где в марте 1920 г. в боях с обеих сторон погибли до 250 человек. В числе прочих революцию здесь подавляли два студенческих батальона (около 2 тыс. человек) из Марбургского университета – старейшего протестантского университета Германии, основанного ещё в 1527 г. 25 марта в деревне Таль отряд студентов принял для конвоирования 15 арестованных рабочих. До пункта «сдачи» ни один из них не дошёл: их перестреляли в соседнем лесу.
Следует отметить, что вплоть до молодёжных бунтов 1960-х гг. немецкие университеты являлись цитаделями правых националистических идей. После Ноября 1918 г. именно университеты стали одними из основных источников пополнения «белых» добровольческих корпусов – фрайкоров, боровшихся с революцией.
Резня в Мехтерштедте вызвала общественный резонанс. 14 студентов предстали перед военным трибуналом… и были оправданы. Суд удовлетворился доводами защиты, которая утверждала, будто все жертвы были убиты при попытке к бегству, хотя вскрытия показали, что большинство из них были застрелены выстрелами в упор. На защиту студентов встали и руководство Марбургского университета, и Немецкий студенческий союз, исходившие из принципа «своих не бросаем». Они даже добились публичных извинений от прусского министра образования за то, что тот назвал подсудимых «трусами».
История с марбургскими студентами внесла большой вклад в то, чтобы ещё сильнее развести демократическую республику и университеты по разные стороны баррикад. У американского историка Фрица Рингера есть классический труд «Закат немецких мандаринов», в котором автор последовательно показал, как со второй половины XIX в. по 1933 г. немецкое академическое сообщество из-за страха перед Модерном радикализировалось в своих взглядах, и в итоге в большинстве своём пришло к пассивному одобрению национал-социализма.
Что касается Тюрингии, то на протяжении всего периода Веймарской республики её политически лихорадило и бросало из крайности в крайность. Осенью 1923 г. здесь краткое время управляло коалиционное правительство социал-демократов и коммунистов, пока его не разогнали части рейхсвера. В январе 1930 г. Тюрингия стала первой немецкой землёй, в чьём правительстве стали заседать национал-социалисты.
26 марта 1921 г. бывший король Венгрии Карой IV Габсбург (он же император Карл I Австрийский и король Карел III Богемский) внезапно прибыл в Венгрию с намерением вернуть себе трон, которого был лишён в ноябре 1918 г.
Формально от трона Карл никогда не отрекался. В ноябре 1918 г. он подписал всего лишь «самоустранение от дел». После распада Австро-Венгрии последний царственный Габсбург, находившийся в расцвете лет (на момент свержения ему был 31 год), удалился в Швейцарию. Сдаваться Карл не собирался, мечтая совершить Реставрацию в какой-либо из частей империи. Казалось, что наибольшие шансы предоставляла Венгрии. Де-юре после краха Советской республики здесь была восстановлена монархия, а титул регента принадлежал вице-адмиралу Хорти, которого Карл считал своим сторонником. Бывшему королю казалось, что стоит ему только приехать в Будапешт, как перед ним откроются все двери, регент тут же уступит власть, а народ с восторгом встретит возвращение своего суверена.
Свергнутый монарх находился под наблюдением союзников. Тогда он с приближёнными провернул целую спецоперацию. Инкогнито зигзагами из Швейцарии через Эльзас и Австрию король 26 марта добрался до города Сомбатхей на западе Венгрии, после чего вызвал к себе на аудиенцию премьер-министра. Глава кабинета умолял Карла одуматься и уехать, так как соседи Венгрии скорее начнут войну, чем согласятся на Реставрацию Габсбургов. Ведь возвращение Карла на трон в какой-либо из частей развалившейся империи автоматически повлекло бы за собой расширение фокусов претензий на все остальные бывшие имперские территории, которые уже были поделены между новыми государствами Центральной Европы. Карл утверждал, что он обо всём уже договорился с французами, будто те не имеют ничего против его возвращения и, в случае чего, сдержат своих восточных союзников от нападения на Венгрию. Не придя к соглашению, премьер-министр и экс-монарх отправились в Будапешт к регенту Хорти.
Хорти, которого свалившийся откуда ни возьмись король отвлёк от пасхального завтрака, два часа кряду убеждал Карла уехать, заверяя того в своей личной преданности. Просто пока ещё не время для Реставрации: нужно восстановить разорённую страну и утрясти внешнеполитические дела, но после этого регент станет первым, кто призовёт обожаемого монарха вернуться на трон. Карл продолжал стоять на своём: он, конечно, благодарен Хори за службу и готов осыпать его титулами и наградами, но пора и честь знать.
В конце концов, спорщики договорились отложить окончательное решение вопроса о возвращении Карла на три недели. Экс-король, уверенный, что ему удалось уговорить регента, и тот теперь его союзник, уехал обратно в Сомбатхей. Хорти же стал наводить справки у французов, правда ли те пообещали Карлу поддержку. Французы заявили, что вообще первый раз о таком слышат, после чего Хорти окончательно убедился в авантюризме экс-монарха. Справедливости ради, так и осталось загадкой: блефовал ли Карл или у него действительно были какие-то договорённости с кем-то из французов, но те в последний момент соскочили. Югославы и чехи пообещали немедленно атаковать Венгрию, если там действительно воцарится свергнутый Габсбург. Венгерский парламент выпустил заявление в поддержку регента с одобрением статуса-кво. Коней на переправе не меняют. Лишившись всяких надежд на успех и проклиная Хорти за предательство, Карл выехал из Венгрии обратно в Швейцарию в первых числах апреля.
Впрочем, удивительные приключения Карла Габсбурга на этом не закончились. Уже в октябре 1921 г. он совершил вторую, ещё более авантюристичную, попытку Реставрации в Венгрии, но уже силой, а не словом.
Формально от трона Карл никогда не отрекался. В ноябре 1918 г. он подписал всего лишь «самоустранение от дел». После распада Австро-Венгрии последний царственный Габсбург, находившийся в расцвете лет (на момент свержения ему был 31 год), удалился в Швейцарию. Сдаваться Карл не собирался, мечтая совершить Реставрацию в какой-либо из частей империи. Казалось, что наибольшие шансы предоставляла Венгрии. Де-юре после краха Советской республики здесь была восстановлена монархия, а титул регента принадлежал вице-адмиралу Хорти, которого Карл считал своим сторонником. Бывшему королю казалось, что стоит ему только приехать в Будапешт, как перед ним откроются все двери, регент тут же уступит власть, а народ с восторгом встретит возвращение своего суверена.
Свергнутый монарх находился под наблюдением союзников. Тогда он с приближёнными провернул целую спецоперацию. Инкогнито зигзагами из Швейцарии через Эльзас и Австрию король 26 марта добрался до города Сомбатхей на западе Венгрии, после чего вызвал к себе на аудиенцию премьер-министра. Глава кабинета умолял Карла одуматься и уехать, так как соседи Венгрии скорее начнут войну, чем согласятся на Реставрацию Габсбургов. Ведь возвращение Карла на трон в какой-либо из частей развалившейся империи автоматически повлекло бы за собой расширение фокусов претензий на все остальные бывшие имперские территории, которые уже были поделены между новыми государствами Центральной Европы. Карл утверждал, что он обо всём уже договорился с французами, будто те не имеют ничего против его возвращения и, в случае чего, сдержат своих восточных союзников от нападения на Венгрию. Не придя к соглашению, премьер-министр и экс-монарх отправились в Будапешт к регенту Хорти.
Хорти, которого свалившийся откуда ни возьмись король отвлёк от пасхального завтрака, два часа кряду убеждал Карла уехать, заверяя того в своей личной преданности. Просто пока ещё не время для Реставрации: нужно восстановить разорённую страну и утрясти внешнеполитические дела, но после этого регент станет первым, кто призовёт обожаемого монарха вернуться на трон. Карл продолжал стоять на своём: он, конечно, благодарен Хори за службу и готов осыпать его титулами и наградами, но пора и честь знать.
В конце концов, спорщики договорились отложить окончательное решение вопроса о возвращении Карла на три недели. Экс-король, уверенный, что ему удалось уговорить регента, и тот теперь его союзник, уехал обратно в Сомбатхей. Хорти же стал наводить справки у французов, правда ли те пообещали Карлу поддержку. Французы заявили, что вообще первый раз о таком слышат, после чего Хорти окончательно убедился в авантюризме экс-монарха. Справедливости ради, так и осталось загадкой: блефовал ли Карл или у него действительно были какие-то договорённости с кем-то из французов, но те в последний момент соскочили. Югославы и чехи пообещали немедленно атаковать Венгрию, если там действительно воцарится свергнутый Габсбург. Венгерский парламент выпустил заявление в поддержку регента с одобрением статуса-кво. Коней на переправе не меняют. Лишившись всяких надежд на успех и проклиная Хорти за предательство, Карл выехал из Венгрии обратно в Швейцарию в первых числах апреля.
Впрочем, удивительные приключения Карла Габсбурга на этом не закончились. Уже в октябре 1921 г. он совершил вторую, ещё более авантюристичную, попытку Реставрации в Венгрии, но уже силой, а не словом.