​​2 ноября 1938 г. состоялся Первый Венский арбитраж

После того, как в сентябре 1938 г. Великобритания и Франция сдали в Мюнхене Чехословакию Германии, о своих претензиях к Праге заявили поляки и венгры. Польша в итоге получила спорный район Заользья. Венгрия рассчитывала заполучить значительные районы Словакии и Прикарпатья, включая Братиславу (венг. «Пожонь») и Ужгород (венг. «Унгвар»). На мадьярском политическом жаргоне Словакия именовалась не иначе как «Верхняя Венгрия». Октябрьские переговоры со словацкой делегацией (Чехо-Словакия к тому моменту стала конфедерацией, в которой Словакия обладала автономией) провалились: ни одна из сторон не собиралась идти на компромиссы. Так как и Венгрия, и Словакия к тому моменту во внешней политике уже ориентировались на Ось, оба государства обратились к арбитражу Германии и Италии. Министры иностранных дел Риббентроп и Чиано определили новую словацко-венгерскую границу в венском дворце Бельведер 2 ноября.

К Венгрии в итоге перешли 12 тыс. квадратных километров с населением в 850 тыс. человек, из которых мадьярами являлись около полумиллиона: остальные были словаками или русинами. Не все территориальные претензии Венгрии оказались удовлетворены: Братислава, например, осталась словацкой, а венгерское меньшинство в Словакии по-прежнему составляло около 70 тыс. человек. Последствием арбитража стала волна обоюдных депортаций и насильственных переселений вкупе с принудительными «мадьяризациями» и «словакизациями» по обе стороны границы.

Так как в социальном отношении хортистская Венгрия являлась государством менее развитым и более реакционным, нежели Первая Чехословацкая республика, возвращение в «родную гавань» для словацких венгров означало снижение пенсий и социальных выплат. Более того, желая обезопасить венгерский рынок от более дешёвого зерна с вновь приобретённых территорий, Будапешт фактически сохранил старые таможенные границы и намеренно противился развитию инфраструктуры в регионе. Все эти факторы привели к тому, что очень скоро среди мадьяр на присоединённых землях стал популярен лозунг «назад к Праге!».

Результаты Первого Венского арбитража были аннулированы после Второй мировой войны, и Венгрия вернулась к границам 1920 г. В отличие от немцев, большинство мадьяр не было изгнано из традиционных мест своего проживания. В современной Словакии живут около полумиллиона венгров, составляя до 10% населения республики. Примечательно, что если в коммунистический период культурную автономию словацких венгров особо не трогали, то при демократиях (как в первые годы после войны, когда власть коммунистов ещё не была закреплена, так и после падения Железного занавеса) мадьяр наоборот пытались «словакизировать». Ещё десять лет назад между Венгрией и Словакией шла натуральная «языковая война» из-за того, что Братислава ограничила использование венгерского языка в официальном поле. В ответ на это Будапешт принялся раздавать венгерские паспорта словацким мадьярам, что также вызвало нервную реакцию Словакии. Впрочем, за десять лет отношения между двумя государствами-членами Евросоюза улучшились, и конфликт если не закончился, то, как минимум, перешёл в латентную фазу.

Про то, как Германия недолго пробыла конституционной монархией.

В конце сентября 1918 г. в связи с коллапсом на фронте военный диктатор Рейха генерал Людендорф потребовал немедленно начать мирные переговоры с союзниками. Немцы понимали, что с дискредитировавшими себя генералами и бюрократами те говорить не будут. С целью обеспечения благоприятных стартовых позиций элита решилась на демократические реформы. В начале октября канцлером был назначен либеральный принц Макс Баденский. В состав его кабинета впервые в истории вошли социал-демократы – представители крупнейшей оппозиционной партии. Более широко, нежели в предыдущем правительстве, были представлены католический Центр и либералы.

Первоначально канцлер предложил лишь косметические реформы. В Кайзеррайхе депутаты Рейхстага не могли занимать государственных должностей и становиться министрами. Это ограничение предлагалось убрать. Также Рейхстаг планировалось привлечь к вотированию вопросов, касавшихся объявления войны и заключения мира. До этого подобные полномочия имелись лишь у Бундесрата – аналога нашего Совета Федерации. Рейхстаг отверг пакет правительственных предложений как недостаточный.

Канцлеру пришлось идти на уступки. Был разработан новый проект поправок к Конституции 1871 г. К двум первоначальным поправкам добавлялись новые пункты. Император сохранял право назначения канцлера, но отныне Рейхстаг мог отправить последнего в отставку вотумом недоверия. Устанавливалась ответственность министров перед Рейхстагом и Бундесратом, но без возможности быть отправленными в отставку, эту прерогативу сохранял исключительно император. Канцлер становился ответственным за все политические действия императора, в том числе в сфере командования армией. Таким образом, через канцлера вооружённые силы оказывались под парламентским контролем. Все назначения на высшие воинские должности отныне должны были проходить через канцлера. Все четыре военных министра государств, имевших собственные армии в составе империи – Пруссии, Баварии, Саксонии и Вюртемберга, становились подотчётны Рейхстагу и Бундесрату. Указанный законопроект был одобрен большинством Рейхстага 28 октября. Социал-демократическая партия вполне удовлетворилась реформами и отныне считала революцию излишней.

Однако стать конституционной монархией по британскому образцу Германии было не суждено. Уже на следующий день после одобрения конституционных поправок начались волнения на флоте. 3 ноября они переросли в Кильский мятеж, а ещё через неделю Ноябрьская революция окончательно свергла монархию.

Из-за того, что Октябрьские поправки продержались всего две недели, сложно судить, каким бы было дальнейшее политическое развитие Германии, сохранись конституционная монархия. Возможно, Германия стала бы «континентальной Англией». Возможно, армия и бюрократия отвергли бы реформы, положив начало длительной череде кризисов. Как бы то ни было, конституционный процесс в Германии осенью 1918 г. уже не имел самостоятельного значения и оказался смыт волной революционного радикализма.

Впрочем, составители Веймарской Конституции 1919 г. воспользовались октябрьскими наработками. Хотя Рейхстаг и был способен отправить канцлера и министров в отставку, исключительным правом назначения нового канцлера обладал рейхспрезидент, который представлял собой этакого «эрзац-императора». Заложенный в Веймарской Конституции потенциал суперпрезидентской республики с лихвой аукнулся немцам в 1930 – 1933 гг. президентскими кабинетами, деятельность которых привела к демонтажу и республики, и демократии.

​​3 ноября 1932 г. в Берлине началась забастовка общественного транспорта.
 
Осенью 1932 г. в разгар Великой депрессии и консервативной революции правительство Франца фон Папена усилило наступление на права рабочих. Старые тарифные соглашения были отменены, а новые предполагали сокращение заработной платы. Под ударом оказались и работники Берлинских транспортных предприятий (Berliner Verkehrsbetriebe – BVG), осуществлявших большую часть общественных перевозок в столице. Профсоюз, контролировавшийся социал-демократами, пошёл на переговоры и добился того, чтобы сокращение зарплаты было не столь радикальным, как предполагалось ранее: зарплата падала не на 14 пфенингов в час, а на 2. Однако помимо социал-демократического профсоюза существовал и коммунистический, который заклеймил «соглашателей с буржуазией» как «социал-фашистов». Сравнительно малочисленный, но бойкий актив коммунистов пошёл на принцип, объявив всеобщую забастовку, к которой присоединились почти все работники BVG.
 
Что же особенного в этой забастовке, почему о ней стоит писать даже спустя девяносто лет? Дело в том, что в состав забастовочного комитета коммунисты пригласили членов НСБО – национал-социалистической организации производственных ячеек. Да, коммунисты и нацисты общим фронтом выступили против буржуазного Веймарского государства. Как заявил лидер КПГ Эрнст Тельман: «При проведении забастовок на заводах включение нацистов в стачечные комитеты абсолютно необходимо и желательно». Дело облегчалось тем, что нацистским гауляйтером Берлина (т.е главой горкома) являлся Йозеф Геббельс – человек известный своим антикапиталистическим и антибуржуазным пафосом, на ранних этапах партийный карьеры даже поддерживавший «левый» национал-социализм братьев Штрассеров. Нацистский резон поддержать забастовку состоял и в том, чтобы заручиться на предстоящих очередных выборах в рейхстаг поддержкой берлинского пролетариата, который традиционно считался самым «красным» в стране.
 
Утром 3 ноября весь берлинский общественный транспорт встал. Штрейкбрехеров били, трамвайные рельсы разбирали и перекрывали ими дороги. Социал-демократическая газета «Форвартс» отмечала случаи братания наци и комми: «Ещё вчера по эту сторону «коричневая чума», а по ту – «красные недочеловеки»! Зато сегодня – дражайшие союзники!»

В ходе столкновений протестующих с полицией погибли три человека. Через несколько дней забастовка завершилась. Крайними и нацисты, и коммунисты выставили социал-демократов.
 
6 ноября прошли очередные выборы в рейхстаг. На них коммунисты укрепили своё положение самой популярной столичной партии. А вот нацисты значительную часть голосов потеряли: их социальному популизму рабочий избиратель не поверил, а буржуа наоборот испугался. Для НСДАП и в Берлине, и в Германии в целом продолжилась чёрная полоса снижения популярности, финансовых проблем и внутренних расколов, когда казалось, что партии вот-вот наступит конец. Назначение путём закулисных интриг Гитлера канцлером в январе 1933 г., скорее всего, было последним шансом для партии не быть разогнанной и запрещённой в результате введения чрезвычайного положения.

​​Когда социологи уже ошибались

Вторые президентские выборы подряд к американской социологии возникают серьёзные вопросы: перед выборами предсказывали разнос одним кандидатом его оппонента, а по факту получилось немного не то. Впрочем, ошибаться предсказателям не в первой. В 1948 г. уже было что-то подобное.

Сенатор Гарри Трумэн стал президентом в общем-то случайно. Франклин Рузвельт сделал его своим вице-президентом на выборах 1944 г. вместо левого Генри Уолесса, который раздражал центр и правое крыло демократов. Вплоть до апреля 1945 г. Трумэн был типичным вице-президентом – «свадебным генералом», которого не привлекали ни к обсуждению внутренней политики, ни к выработке международной стратегии. Смерть Рузвельта нежданно-негаданно сделала Трумэна главой сильнейшего государства на планете.

Вопреки устоявшемуся стереотипу, с окончанием Второй мировой в США вовсе не начался «золотой век». Демобилизация и отмена чрезвычайного регулирования цен военного времени поставили Америку на грань возвращения к Великой депрессии. В 1946 г. Штаты захлестнула волна забастовок, республиканцы впервые за 16 лет вернули себе Конгресс, а Демократическую партию разрывали противоречия между «левыми», «правыми» и «центристами».

К 1948 г. большинство наблюдателей были уверены, что республиканцы триумфально займут Белый дом. Значительная часть демократов считала, что какие-то шансы вытянуть партию есть только в случае замены непопулярного президента, чей рейтинг одобрения в начале года составлял всего 36%, на более проходную фигуру. Были сделаны официальные предложения генералу Эйзенхауэру, но тот отказался (по иронии судьбы, генерал даст согласие на выдвижение через 4 года, но уже представителям другой партии). Однако, в конце концов, раскол между «левыми» демократами – наследниками политики Рузвельта, и «правыми» – южными диксиратами, сторонниками сегрегации и прав штатов, не позволил им согласовать иную компромиссную фигуру, кроме Трумэна. Наиболее радикальные левые и правые демократы вообще выдвинули своих отдельных кандидатов.

От республиканцев на праймериз не без проблем номинацию получил губернатор Нью-Йорка Томас Дьюи, который уже бодался с Рузвельтом на выборах 1944 г. Он считался безусловным фаворитом гонки. Все девять опросов, проведённых Институтом Гэллапа, предвещали победу республиканца с отрывом от 5 до 17 пунктов. 80% прессы агитировали за Дьюи. Члены администрации Трумэна уже договаривались о новом трудоустройстве, в то время как члены команды Дьюи покупали дома в Вашингтоне.

Но Дьюи совершил роковую ошибку. Будучи уверенными в победе, республиканцы попытались представить своего кандидата как «президента для всех американцев». Поэтому, чтобы никого не обидеть, Дьюи разъезжал по стране и говорил заезженные слова про то, что «сельское хозяйство – важно», «свобода – важна» или что «будущее – впереди». Среднему американцу было очень сложно понять, что же конкретного ему предлагает кандидат Дьюи. Напротив, команда Трумэна, понимая, что терять всё равно нечего, вошла в раж. Президент начал обещать всё и сразу, прежде всего фермерам, рабочим, афроамериканцам и потребителям. Он обрушивал тонны критики и личных нападок и на республиканцев в Конгрессе, и лично на Дьюи.

2 ноября выяснилось, что агрессивная от безысходности кампания Трумэна обеспечила победу. В popular vote Трумэн обогнал Дьюи на 2,2 млн. голосов, что в процентном соотношении означало перевес на 4,5 пункта: 49,6% против 45,1%. Последующие исследования показали, что Трумэну удалось мобилизовать решающие 3,3 млн. избирателей в последние две недели перед выборами. В electoral vote 303 выборщика ушли Трумэну и лишь 189 – Дьюи, которому не хватило десятых сотых процента до победы в Калифорнии, Огайо и Иллинойсе. Одновременно демократы вернули себе контроль над обеими палатами Конгресса.

Утром 3 ноября, когда всё уже было ясно, ухмыляющийся переизбранный президент появился перед репортёрами с передовицей Chicago Daily Tribune: «Дьюи побеждает Трумэна».

Сегодня в день подведения итогов выборов президента США, в День народного единства в РФ в 18:00 по мск. постримим с Грозой... про межвоенную Австрию и австрийских фашистов.

https://www.youtube.com/watch?v=zcIpvxlxpag

Начинаем стрим!

https://www.youtube.com/watch?v=zcIpvxlxpag

В тему прошедшего стрима скидываю мультипликационную короткометражку, посвящённую Энгельберту Дольфусу. Снята она явными левыми противниками канцлера, которые его не жалеют. Впрочем, в любом случае видео любопытное, хотя бы с точки зрения исторической оценки данного деятеля одним из политических лагерей.

https://youtu.be/zhLm4hBGv6U

О просоветских неонацистах

В годы Холодной войны советский блок очень любил акцентировать внимание на том, что многие бывшие нацисты не только не понесли наказания, но и вполне неплохо устроились на государственных и общественных должностях в ФРГ и НАТО. Упрёк был справедлив, и что-либо отрицать здесь бессмысленно: денацификация была свёрнута к концу 1940-х, и бывшие нацисты в большинстве своём спокойно интегрировались в послевоенное западногерманское общество. В рамках операции «Гладио» американские спецслужбы не гнушались взращивать неофашистское подполье в европейских странах на случай начала Третьей мировой войны и вторжения СССР.

Однако, обвиняя Запад в возрождении неонацизма, Советы, естественно, ничего не говорили о своём заигрывании с представителями этой идеологии. Я уже писал, как в Восточной Германии с подачи СССР для бывших нацистов сначала был открыт доступ в правящую Социалистическую единую партию, а затем создана собственная отдельная Национал-демократическая партия.

В Федеративной республике СССР тоже, как ни странно, с интересом наблюдал за развитием ультраправых и порой даже оказывал им поддержку. Дело в том, что правительство Аденауэра взяло курс на вестернизацию Западной Германии и её интеграцию в общезападные структуры, вроде НАТО и ЕЭС. Для ультраправых – сторонников суверенного германского «Особого пути», все эти заигрывания с бездуховным Западом наравне с внешнеполитической ориентацией на ненавистные США, были неприемлемы.

В 1949 г. в Нижней Саксонии генерал-майор Вермахта Отто-Эрнст Ремер, который подавлял антинацистский путч в Берлине 20 июля 1944 г., а также ещё ряд бывших функционеров НСДАП средней руки создали Социалистическую имперскую партию. Партия не признавала правомерность ликвидации Германского Рейха, требовала возвращения утраченных земель на Востоке, освобождения Германии от «американской оккупации» и «Окончательного решения еврейского вопроса».

Американский историк Мартин Ли утверждал, что благодаря столь непримиримой антизападной позиции, партия заручилась финансированием со стороны СССР. В годы Корейской войны СРП, наравне с западногерманской Компартией, агитировала против вмешательства ООН и таким образом выступала на стороне советского блока. Ремер говорил, что если Советы всё-таки вторгнутся в ФРГ, то он лично укажет им путь к Рейну, а активисты СРП станут регулировщиками на пути советских танков. Партия достаточно бодро стартовала, получив в 1951 г. на региональных выборах в Нижней Саксонии и в Бремене 11 и 7,7% голосов избирателей соответственно. Однако уже в следующем 1952 г. Федеральный конституционный суд запретил и распустил партию.

​​О самом скандальном пересчёте голосов в Америке

Нынешняя ситуация с пересчётом голосов после президентских выборов в США является далеко не первой. На нашей памяти уже был аналогичный казус 2000 г., а до того подобное, причём в ещё большем масштабе, случилось в 1876 г.

После победы в Гражданской войне Север оккупировал Юг, начав так называемый процесс «Реконструкции». Под сенью федеральных штыков освобождённые афроамериканцы получили гражданские права. Именно в этот период появились первые чёрные сенаторы, конгрессмены и губернаторы. Одновременно началась модернизация Юга: сюда пришли, наконец, рынок и железные дороги, фабрики и банки. Конечно, не стоит идеализировать Реконструкцию. На разорённый Юг хлынули спекулянты, главной целью которых было рубить бабло. На замену бывшим конфедеративным чиновникам прибыли назначенные из центра северяне – «саквояжники», которые зачастую были нечисты на руку. Хаос и безнадёга толкали многих вчерашних рабов на путь разбоя и преступности, а чёрные чиновники не имели достаточного опыта управления.

Республиканская партия, бывшая тогда «левой», до поры до времени поддерживала Реконструкцию. «Правая» Демократическая партия, наоборот, требовала её скорейшего завершения. Споры о будущем велись не только в учреждениях и на митингах. Фактически Гражданская война продолжалась и после 1865 г., только теперь она перешла в латентную фазу: бывшие конфедераты перешли к партизанской тактике, убивая и запугивая негров, «саквояжников» и «скалавагов» – южан-коллаборационистов.

В 1873 г. грянул очередной мировой финансовый кризис (они были уже тогда), в результате чего уже в следующем году демократы впервые с довоенных времён получили контроль над Палатой представителей. В 1876 г. они рассчитывали также триумфально въехать в Белый дом, так как республиканская администрация президента-генерала Уиллиса Гранта погрязла в коррупционных скандалах. Кандидатом от демократов стал губернатор Нью-Йорка Сэмюэль Тилден, который прославился на всю страну тем, что засадил за решётку главного коррупционера Америки Уильяма Твида (кто смотрел фильм «Банды Нью-Йорка», тот поймёт). Республиканцы выдвинули в ответ губернатора Огайо Резерфорда Хейза с репутацией «простого честного парня», но его за пределами родного штата в отличие от Тилдена особо не знали.

Кампания выдалась грязной, партийные машины вылили на кандидатов от оппонентов тонны грязи. Основными нарративами кампании Тилдена были прекращение Реконструкции и борьба с коррупцией, сторонники Хейза стращали избирателей реваншем демократов и новой Гражданской войной. По результатам подсчёта голосов было объявлено, что победил Тилден. Однако республиканцы заявили, что в трёх южных штатах – Флориде, Луизиане и Южной Каролине, результаты либо получены под давлением, либо сфальсифицированы (в Южной Каролине якобы проголосовал 101% избирателей). Избирательные комиссии в оккупированных федеральной армией южных штатах контролировались республиканцами, поэтому вскоре «лишние» голоса за демократов исчезли, и решающие 19 голосов выборщиков отошли к Хейзу, который таким образом побеждал по electoral vote со счётом 185:184.

Страна оказалась на грани новой Гражданской войны. Демократы были готовы снова восстать, если у них «украдут победу». В конце концов, ситуацию спасла специально созданная Избирательная комиссия, состоявшая из 15 человек: 7 демократов и 8 республиканцев. Она приняла решение в пользу Хейза, которое было утверждено 2 марта 1877 г. за два дня до инаугурации.

Почему же не случилось Второй Гражданской войны? С демократами договорились: те всё же признали Хейза президентом, а в благодарность республиканцы пообещали прекратить Реконструкцию и вывести войска с Юга. Так оно и произошло. Ради сиюминутного политического успеха республиканцы отказались от долговременной стратегии интеграции Юга. На следующие девяносто лет на Юге установился фактически однопартийный режим Демократической партии. Для чёрного населения Компромисс 1877 г. стал катастрофой: интеграция афроамериканцев была отложена на всё те же девяносто лет.

С удовольствием читал Warhead.su и очень рад, что его команда запускает новый проект «Бойцовые коты» – WARCATS.RU. Военная история и боевое настоящее. Новости и аналитика, великие битвы и войны, техника и оружие. Все это на WARCATS.RU.
Подписывайся, чтобы не пропустить самое интересное!

https://xn--r1a.website/warcatsru

Сегодня годовщина нашей главной национальной катастрофы
 
Рефлексируя над темой Русской революции, не могут не бросаться в глаза столь отличные друг от друга стратегии поведения российских и немецких социал-демократов в схожих условиях. Из всех многочисленных фракций российской социал-демократии успеха добилась самая радикальная и самая отмороженная, готовая не только к поражению собственного государства в Мировой войне, но и стремящаяся к войне Гражданской внутри самой страны. В немецкой социал-демократии радикалы подобного рода остались мизерным меньшинством, а львиная доля партийных лидеров и рядовых членов не только считали Гражданскую войну с собственной буржуазией самым страшным кошмаром из всех возможных, но и пытались обеспечить максимальное правопреемство с предыдущей властью. В Германии не было никакого «двоевластия» между правительством и Советами как в постфевральской России. Немецкие Советы состояли из таких же умеренных социал-демократов, какие сидели в правительстве. Меньше чем через год после революции с наступлением относительной стабилизации эти Советы без писка самораспустились. Лидер СДПГ Фридрих Эберт в дни Ноябрьской революции назвал эту самую революцию «смертным грехом», а подавлением коммунистических мятежей в Берлине спустя несколько месяцев руководил социал-демократ Густав Носке, который не остановился даже перед убийством своих недавних товарищей по партии Розы Люксембург и Карла Либкнехта. Никакие фрайкоры не смогли бы подавить большевистскую революцию в зародыше, если бы их не организовала социал-демократия. Фактически в 1918/19 гг. пролетарскую революцию подавили не какие-то правые, не ослабевшая буржуазия, а сам контрреволюционный пролетариат.
 
Почему же так произошло? Можно говорить, что перед глазами немцев был наглядный пример постреволюционной России, скатившей к хаосу и анархии. Можно сказать, что у немецких радикалов не нашлось своих гениев, вроде Ленина и Троцкого: никакие Либкнехт и Люксембург тем и в подмётки не годились. Всё это будет верно. Но что если попробовать копнуть глубже: а почему в Германии не выросли свои Ленины и Троцкие, и почему большинство немецких социалистов были в ужасе от идеи Гражданской войны, в то время как для многих их русских «коллег» в этом не было ничего предосудительного?
 
На мой взгляд, основная причина состоит в ранней легализации социал-демократов в Германской империи. Если бы идиотский «Исключительный закон» Бисмарка, ставивший СДПГ вне закона, действовал и после 1890 г., то вполне возможно к 1918 г. Германия действительно подошла бы с революционной и антигосударственной социал-демократией. Вместо этого с 1890 г. СДПГ вновь была легализована, регулярно участвовала в парламентских и в региональных выборах, набирала десятки процентов голосов избирателей, и уже к началу войны являлась крупнейшей фракцией рейхстага. Три десятилетия легальной парламентской деятельности выветрили из большинства социал-демократов всякий революционный задор и превратили партию в пусть и оппозиционную, но всё же во вполне «государственническую» силу. Немаловажно и то, что необходимость бороться за голоса избирателей вела к тому, что СДПГ превращалась в разветвлённую общественную структуру со своими партийными школами, типографиями, кружками по интересам и прочими подорганизациями. Это ни в коем случае не была закрытая сектантская партия-орден «для избранных», какой в итоге стала РСДРП(б).
 
Таким образом, оказавшись с помощью машины времени перед сановниками Российской империи второй половины XIX – начала XX вв., следовало бы убеждать их в необходимости скорейшей парламентаризации, легализации социал-демократических кружков, активной работы с лояльными профсоюзами (то, что слишком поздно и неудачно пытался осуществить Зубатов) и поддержки «легальных марксистов», вроде Струве и Туран-Барановского, которые по образцу немецкого социал-демократа Бернштейна провели ревизию учения Маркса, попытавшись отделить потребность в социальном реформировании от классовой войны.

«Праздник» 7 ноября хочет вернуть половина граждан РФ.

Об этом говорят социологические опросы, которые проводил ФОМ несколько лет назад.

Объясняю, почему годовщина Октябрьской революции — не праздник, а трагедия, а сама революция была не народным восстанием, а военным переворотом, который устроили обманщики, шпионы и террористы:

https://youtu.be/JRQh1Aa-Pis

Также рассказываю о том, какими последствиями обернулась кровавая смена власти для людей, как отмечалась эта дата на протяжении истории нашей страны и почему этот праздник должен остаться в прошлом.

А ещё обязательно перешлите видео своим знакомым коммунистам. Пусть ознакомятся с историей своей Великой Октябрьской социалистической революции.

​​9 ноября 1918 г. Германия была провозглашена республикой.

В конце октября 1918 г. на фоне коллапса на фронте, парламентского кризиса и необходимости любой ценой договориться с союзниками, в Германии были приняты поправки в Конституцию. Империя превращалась из дуалистической монархии в конституционную, центр принятия решений переходил от кайзера и правительства к рейхстагу.

Однако одновременно с реформами «сверху» началась революция «снизу». Восстание революционных матросов в Киле в течение первой недели ноября перекинулось на всю страну, запестревшую красными флагами.

Социал-демократы – главная оппозиционная партия, в принципе получила благодаря Октябрьским реформам всего, чего хотела: реальная власть отныне принадлежала парламенту, а парламент контролировался ими. Фанатов республики среди социал-демократов было немного. Единственное, чего они требовали: отречения Вильгельма II как человека, ответственного за проигранную войну, тем более что западные союзники недвусмысленно заявляли, что с Вильгельмом вести переговоры не будут. Кайзер, находившийся в штаб-квартире в бельгийском Спа, однако, тянул с окончательным решением.

Нарастание революции и политическая неопределённость продолжались до 9 ноября. В этот день левые радикалы из «Союза Спартака» во главе с Карлом Либкнехтом планировали провозгласить Свободную Социалистическую Республику Германия. Инициатива явно выскальзывала из рук «умеренных». Устав ждать вестей из Спа, либеральный канцлер Макс Баденский ранним утром самовольно провозгласил отречение Вильгельма и кронпринца от тронов Империи и Пруссии. В полдень Макс Баденский передал полномочия канцлера лидеру социал-демократов Фридриху Эберту. Предполагалось, что будет создан Регентский совет, который после нормализации обстановки передаст трон следующему Гогенцоллерну. Однако сообщение об отречении Вильгельма не произвело на берлинскую улицу никакого впечатления: демонстрации в столице не утихали, с минуты на минуту ждали провозглашения Советской республики Карлом Либкнехтом.

В два часа дня, понимая, что Либкнехта нужно опередить любой ценой, Филипп Шейдеман – ещё один лидер социал-демократов, в момент обеда в парламентской столовой самолично вышел на балкон Рейхстага и произнёс речь, которая завершалась словами: «Да здравствует Германская республика!». На вернувшегося в столовую оратора тут же набросился с упрёками разгневанный Эберт, но слово не воробей: провозглашение республики состоялось.

Свободная Социалистическая Республика Германия была провозглашена Либкнехтом перед Городским дворцом (немецкий аналог Зимнего) спустя два часа после заявления Шейдемана. Однако организационными и силовыми ресурсами левые радикалы похвастаться пока не могли, поэтому на следующий день они вошли в новое революционное правительство – Совет народных уполномоченных с Эбертом во главе.

Так, в обеденный перерыв в парламентской столовке, по выражению самого Шейдмана: «между супом и десертом», Германия стала республикой.

9 ноября в Германии маркируется как «День судьбы» («Schicksalstag»), по причине того, что в этот день в течение XX в. происходили всевозможные значимые для немецкой истории события.

9 ноября 1918 г. Германия была провозглашена республикой. Многовековая монархия Гогенцоллернов была свергнута в ходе Ноябрьской революции, и в стране начал оформляться республиканский режим, который получит в историографии наименование «Веймарского» по месту принятия республиканской Конституции.

9 ноября 1923 г. в Мюнхене коалиция ультраправых движений во главе с Адольфом Гитлером и генералом Эрихом Людендорфом предприняла попытку государственного переворота против баварского правительства. После предполагаемой победы в Баварии путчисты рассчитывали начать «марш на Берлин», чтобы в общегосударственном масштабе повторить успех итальянских фашистов, взявших власть в Риме всего за год до того. Ситуация была весьма пикантной: на момент путча баварское правительство само находилось в состоянии мятежа по отношению к центральному правительству в Берлине. Тем не менее руководители Баварии обладали достаточными ресурсами, чтобы подавить «Пивной путч» собственными силами. Колонна нацистов была расстреляна в центре Мюнхена, лидеры путча арестованы. Гитлер на девять месяцев отправился в тюрьму надиктовывать «Майн Кампф», в то время как нацистская партия была фактически уничтожена как организованное движение.

9 ноября 1938 г. в нацистской Германии прошла серия еврейских погромов, вошедших в историю как «Хрустальная ночь». Формальным поводом для неё послужило убийство евреем Гершелем Гриншпаном сотрудника германского посольства в Париже в знак протеста против насильственной высылки 17 тыс. польских евреев из Германии, в числе которых были и родители Гриншпана. По инициативе Геббельса режим воспользовался убийством, чтобы организовать «взрыв народного возмущения», вылившийся в погромы, избиения и убийства евреев по всей Германии. Были разрушены около 1,5 тыс. синагог, повреждены или уничтожены около 7 тыс. предприятий, около 30 тыс. евреев депортированы в концлагеря и ещё несколько сотен убиты или покончили с собой. На еврейское сообщество Германии была наложен чрезвычайный налог в 1 млрд. рейхмарок, также евреи полностью исключались из экономической жизни, а их активы конфисковались. В результате в течение 1938/39 гг. Германию покинули 120 тыс. евреев – столько же, сколько за 1933 – 1937 гг. вместе взятые. Считается, что 9 ноября 1938 г. стал переломным моментом в нацистской политике по отношению к евреям. Если до этого момента их исключали из общественно-политической и социальной жизни, то «Хрустальная часть» стала первым примером массового исключения евреев из физического существования.

9 ноября 1989 г. в разгар мирной революции в ГДР секретарь ЦК СЕПГ Гюнтер Шабовски на пресс-конференции огласил решение Политбюро открыть границу между ГДР с одной стороны и Западным Берлином и ФРГ с другой. Через несколько часов десятки тысяч восточных берлинцев начали переходить в Западный Берлин, что означало падение Берлинской Стены и кульминацию мирной революции.

В свете предстоящего объединения ФРГ и ГДР развернулись дебаты о том, какой день следует сделать немецким национальным праздником. 9 ноября напрашивался сам собой, однако в конце концов был отвергнут из-за чрезмерной насыщенности разнонаправленными смыслами, в том числе нацистскими и антисемитскими. Национальным праздником Германии стало 3 октября – День воссоединения ФРГ и ГДР в 1990 г.

10 ноября 1918 г. революционное правительство Германии заключило тайный союз с армией.

Германская республика была провозглашена своими социал-демократическими лидерами не по убеждению, а от безысходности, чтобы перегнать левых радикалов. Русский пример стоял перед глазами, и социал-демократы опасались, что новоявленная парламентско-демократическая система может быть сметена сторонниками диктатуры пролетариата. Германские большевики по понятным причинам пугали и армейское командование.

10 ноября 1918 г. глава революционного кабинета Фридрих Эберт и генерал-квартирмейстер германской армии Вильгельм Грёнер связались по секретной телефонной линии, соединявшей Берлин со Ставкой в бельгийском Спа. Итогом переговоров стало джентельменское соглашение: армия признаёт новое правительство, последнее в свою очередь защищает армию от «демократизации» и умаления прав офицеров, а также активно борется с большевиками.

Занятно сравнить ситуацию после Ноября 1918 г. в Германии с положением дел в России после Февраля 1917 г. В нашей стране Временное правительство сразу же после прихода к власти приступило к армейской «демократизации», «гучковской чистке» потенциально нелояльных офицеров и к полному уничтожению авторитета оставшихся командиров. Ставка в течение всего 1917 г. воспринималась февралистами как «гнездо реакции». Панический страх перед армейской контрреволюцией породил мутную ситуацию с августовским «выступлением» Корнилова. Временное правительство собственными руками уничтожило армию, расчистив большевикам путь к власти. Немецкие «умеренные» революционеры не пошли по русскому пути и сразу же заключили союз с армией.

Оценки «Пакта Эберта – Грёнера» полярны. С одной стороны, договор действительно обеспечил социал-демократам лояльность армии в критические первые полгода существования республики: все большевистские восстания оказались эффективно подавлены. С другой – критики указывают, что пакт де-факто превратил рейхсвер в «государство в государстве», подчиняющееся гражданскому правительству ровно до тех пор, пока само того желает. Уже в марте 1920 г. во время Капповского путча армия заняла нейтральную позицию, отказавшись активно поддерживать как путчистов, так и законное правительство. В отсутствие каких-либо политических чисток и реформ один из важнейших государственных институтов Веймарской республики являлся оплотом презрения к этой самой республике и парламентской демократии в целом. В начале 1930-х гг. рейхсвер принял активное участие в сломе демократической системы, а позднее не имел ничего против установления нацистского режима. Таким образом, пакт 10 ноября 1918 г. спас Германию от коммунистической диктатуры, однако открыл окно возможностей, через которое спустя 14 лет пролезла диктатура нацистов.

Если честно, я ничего не смыслю в Древнем Риме, да и в истории идей не могу назвать себя специалистом, не говоря об отличных от автора политических взглядах. Тем не менее иногда мне хочется побыть хорошим человеком, и помочь в распространении оригинального и небезынтересного на мой взгляд контента.

https://youtu.be/6udqchbbuLk

11 ноября 1918 г. было подписано Компьенское перемирие. Великая война завершилась. В каком же положении находилась Германия в момент «Ноябрьской капитуляции»?

Германская армия, которая годами до этого вела бои исключительно на вражеской территории, уже несколько месяцев отступала на всех фронтах. Достичь военной победы было невозможно: стратегическая инициатива была окончательно утрачена, вражеские столицы находились вне пределов досягаемости, вражеская коалиция в несколько раз превосходила Германию в материальном отношении. Только что на континенте высадились миллионы свежих и бодрых солдат, прибывших с противоположной стороны Атлантики. В Европе был открыт Второй фронт, союзные войска имели возможность беспрепятственно наступать к германской границе. Армии немецких союзников были полностью разбиты, их правительства деморализованы, одно за другим они выходили из войны.

Что-то это напоминает, не правда ли? К методу исторических аналогий следует относиться с опасением, но его умеренное использование может оказаться полезным.

Да, это очень напоминает ситуацию, в которой Германия оказалась в июле-августе 1944 г. Разве что «Второй фронт» в 1918 г. «открылся» на Балканах, когда после капитуляций Болгарии и Австро-Венгрии союзники получили возможность свободно маршировать от Салоник хоть до самого Мюнхена.

Но дальше начинаются различия. В 1918 г. Германией управляли люди, которые при всех своих недостатках и, более того, совершённых ими преступлениях, имели хоть какое-то представление об ответственности перед собственным народом. Они были готовы пойти на радикальную ломку внутренней политики, вплоть до свержения монархии, отторжение части национальной территории, лишь бы война не пришла на улицы Кёльна и Мюнхена.

В 1944 г. у Германии были совсем другие вожди. Для нацистских фанатиков смысла в существовании Германии в отрыве от их идеологии не было, поэтому вариант с капитуляцией был исключён, особенно после того, что нацисты творили на оккупированных территориях. Удивительным образом заговор 20 июля метафизически как раз являлся попыткой части высшего офицерства и «старой» элиты повторить тоже, что они уже однажды сделали в ноябре 1918: пусть Рейх лишится части территории, пусть страна столкнётся с внутриполитическим кризисом, но сограждане будут спасены от тотальной войны на немецкой земле. Нацистский режим подобными категориями не мыслил, поэтому сопротивлялся до самого конца, пока превращённая в лунный пейзаж Германия не была вбомблена в каменный век, расчленена и оккупирована иностранными армиями, а национальное правительство не исчезло на несколько лет как институт.

Судьба Германии последних девяти месяцев Второй мировой даёт ответ на вопрос, что было бы, не заключи Рейх перемирие в ноябре 1918 г. Технически немцы могли вести войну и в 1919 г., а может даже и в 1920. Но велась бы эта война уже на их территории, и с совершенно другим уровнем ожесточения. Ноябрь 1918 г. спас Германию от баварского и рейнского фронтов, сотен тысяч жертв среди мирного населения, иностранной оккупации всей территории страны (а не только Рейнского сектора) и, возможно, расчленения и уничтожения самого германского государства. Немцы этого, однако, не поняли, а потому решили «переиграть» мировую войну, чтобы осознать спустя тридцать лет, что в 1918 они ещё легко отделались.

Ну что там в Джорджии и Пенсильвании?

Следите?

Когда-нибудь настоящая политика будет и в России. С настоящей конкуренцией и настоящей интригой.

И будем мы считать голоса не в штате Висконсин, а в городе Барнаул Алтайского края.

Но для этого нам нужно поработать. Политическая система сама себя не построит.

14 ноября в 14:00 мы представим политическое движение Общество.Будущее.

Приходите!

Мы начинали как «фабрика мыслей» — русский аналитический центр по построению образа будущего.

2020 год показал, что одной интеллектуальной работы недостаточно. Если мы хотим изменить страну, нужно не только строить планы на будущее, но и навязывать борьбу здесь и сейчас. Отстаивать свои права, участвовать в выборах и создавать реальную политическую силу.

Мы открыто идём в политику, чтобы побеждать.

На презентации движения я расскажу о нашей идеологической платформе, о целях и задачах, структуре организации и многом другом.

Мероприятие будет включать официальную часть и фуршет.

Чтобы принять в презентации участие, запишитесь по ссылке:

https://check-in.ru/events/6129fe77-9cd3-4917-93b5-7816aa9a5a27

Количество мест ограничено.

Ждём вас!

Будущее принадлежит нам.