10 сентября 1939 г. Канада объявила войну Германии и тем самым вступила во Вторую мировую войну

В отличие от ситуации 1914 г. Канада имела юридическую возможность не вступать в войну на стороне Великобритании, так как Вестминстерский статут 1931 г. закреплял независимость британских доминионов во внешней политике. Тем не менее политическая элита была готова прийти на помощь метрополии, что отразилось при голосовании в канадском парламенте за предоставление правительству права объявить войну, когда парламент за единственным исключением проголосовал за предоставление такого права. 10 сентября правительство реализовало его. Официальный комментарий, подчёркивавший канадскую самостоятельность, гласил: «Английский король Георг VI не просил нас объявлять войну. Напротив, мы попросили короля Канады Георга VI о вступлении в неё».

Канадская карта 1944 г. демонстрирует участие страны в Мировой войне. Смотреть в высоком разрешении: http://dailyinfographics.eu/wp-content/uploads/2017/04/kc897r7ewsqy.jpg

В течение последнего месяца постоянно вспоминаются слова Михаила Никифоровича Каткова полуторавековой давности, что у нас существует не русское Министерство иностранных дел, а Министерство иностранных дел в России. МИД Российской империи тогда представлял собой заповедник для многонациональных немецких баронов неопределённого подданства, отстаивавших идеи о союзе с «идейно близкими» Германией и Австро-Венгрией даже в ущерб русским национальным интересам на Балканах, несмотря на опасность экономического (а в перспективе и политического) порабощения немцами Западных окраин России. Ответ на вопрос, изменились ли за полтора века принципы устройства и работы некоторых учреждений или поменялись только детали, оставлю открытым.

Административно-территориальное деление Российской империи на 1914 г. В её состав входили 78 губерний, 21 область, 9 градоначальств, 8 генерал-губернаторств, 2 округа и 3 протектората.

Смотреть в высоком разрешении: https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/9/9b/%D0%9A%D0%B0%D1%80%D1%82%D0%B0_%D0%A0%D0%BE%D1%81%D1%81%D0%B8%D0%B8_%D0%BF%D0%BE_%D0%B3%D1%83%D0%B1%D0%B5%D1%80%D0%BD%D0%B8%D1%8F%D0%BC_%D0%B8_%D0%BE%D0%B1%D0%BB%D0%B0%D1%81%D1%82%D1%8F%D0%BC_%281914%29.jpg

Выложил для патронов на Boosty и на Patreon эссе, в котором рассказываю про геноцид немцами туземных народов Юго-Западной Африки в 1900-х гг., реальные основы «отмены апартеида» на юге континента в последней четверти XX в., а также о «политике памяти» в Намибии, которой приходится работать с обеими вышеназванными проблемными нарративами. Картинка не случайна: намибийский опыт мемориальной политики, на мой взгляд, может быть полезен и на нашей почве.

Про реализацию женского избирательного права в Веймарской республике

Немецкие женщины добились избирательного права по результатам революции 1918/19 гг. Как же они распорядились им?

Социологические исследования 1920 и 1928 гг. показали, что большинство женщин предпочитало голосовать за правоцентристские и правые партии, а левый лагерь имел у женщин-выборщиц мало успеха. В 1920 г. женщины составляли 59% избирателей католической партии Центра, 56% – правой националистической DNVP, 51% –праволиберальной DVP, 47% – леволиберальной DDP, 43% – Социал-демократической партии, 41% более левой Независимой Социал-демократической партии и лишь 37% избирателей коммунистов. Поразительным образом, чем правее была партия и чем больше её установки соответствовали традиционным представлениям о месте женщины в обществе (Kinder, Küche, Kirche), тем на большее количество женских голосов она могла рассчитывать. Это выглядело ещё парадоксальнее, учитывая негативную корреляцию между числом отданных за партию женских голосов и половой репрезентацией внутри фракции этой партии в рейхстаге: чем больше за партию голосовало женщин, тем меньше женщин-депутатов выставляла эта партия. В 1928 г. Социал-демократическая фракция в рейхстаге состояла на 13,1% из женщин, фракция леволибералов из DDP – на 8%, а вот самые популярные у избирательниц правоконсервативная DNVP и католический Центр отвели женщинам в своих депутатских рядах лишь 2,7% и 3,3% соответственно.

Таким образом, если бы женщины в Веймарской республике не получили избирательного права, она была бы более левой, а электоральные успехи социал-демократов и коммунистов ещё более внушительными. В целом, можно сделать вывод, что демократическая республика в те времена не нашла поддержки у большинства избирательниц, хотя именно она впервые в истории обеспечила им политическое равноправие.

Немецкая карта расселения евреев в Центральной и Восточной Европе, 1881 г.

Согласно переписи населения 1897 г., на территории Российской империи проживали 5,2 млн. евреев, что составляло 4% от всего населения. Впрочем, это число сокращалось из-за массовой эмиграции: с 1881 по 1914 гг. империю Романовых покинули 2 млн. евреев.

В Австро-Венгрии в 1910 г. проживали более 2 млн. евреев, из которых 1,1 млн. жили в австрийской части империи (4% от общего числа населения) и 900 тыс. – в венгерской (5%).

В Германской империи в 1910 г. жили 615 тыс. евреев, составляя не более 1% от всего населения.

В Румынии в 1900 г. проживали 250 тыс. евреев, составляя более 3% населения.

Наконец, в Нидерландах в 1909 г. жили 106 тыс. евреев, что составляло чуть менее 2% от численности населения.

Смотреть в высоком разрешении: https://i.pinimg.com/originals/d3/3f/dc/d33fdcf4133afdcd5779f7a7d2d804b3.jpg

​​Прочитал сборник «Особый путь: от идеологии к методу», изданный издательством «Новое литературное обозрение» в 2018 г. Книжка состоит из двух разделов: в статьях первого с различных ракурсов рассматриваются российские подходы к проблемной концепции, в статьях второго – соответственно подходы исследователей из других европейских стран. Что же по итогу можно сказать о концепции «Особого пути»?

1. Стоит оговориться, что данной концепцией вполне могут пользоваться уважаемые и компетентные добросовестные исследователи. И вместе с тем она может стать убежищем для тех, кто злонамеренно создаёт себе комфортабельные условия, отказываясь по причине лени или незнания языков всерьёз анализировать зарубежную историографию по отечественной проблематике, ссылаясь на то, будто иностранцы якобы априори «не способны» понять местную специфику.

2. Главная проблема «Особого пути» состоит в том, что говоря об особости той или иной нации, данный концепт подспудно подразумевает некую «норму», от которой рассматриваемый объект к счастью или к сожалению «отклоняется». Чаще всего в случае стран Центральной и Восточной Европы «нормой» выступает некий абстрактный «Запад», в случае России иногда вся «Европа» в целом. Однако что такое «Запад»? На поверку буквально каждая страна этого некоего «коллективного Запада» в той или иной степени постулирует свою собственную уникальность в сравнении с соседями. США – исключительная нация. Англичане отличны от всей остальной Европы. Франция исторически шла собственной дорогой. То же самое о себе могут сказать испанцы, итальянцы, немцы, поляки, румыны и большинство прочих европейцев. Никакой общей «нормы» в этой мешанине «уникальностей» и «особостей» выделить не представляется возможным. Таким образом, оказывается, что нет ничего более интернационального и общего, чем наличие у каждой нации своего собственного «Особого пути».

3. Ещё одна проблема концепции заключается в том, что она склонна максимально упрощать объяснения тех или иных исторических событий и сводить всю национальную историю к какому-то изначально предрешённому результату. Самым ярким примером такого подхода предстаёт Германия, чей «Особый путь» зачастую сводится к выискиванию предпосылок к Гитлеру, начиная чуть ли не с Реформации. Этот подход лишает предшествующие события их собственной уникальности (Лютер/Фридрих II/Бисмарк/Вильгельм II оказываются всего на всего предтечами Гитлера) и льёт воду на мельницу бредового утверждения «У истории нет сослагательного наклонения». История – это не дорога с односторонним движением, в ней всегда есть развилки и альтернативы, и то, что сочетание каких-то факторов привело к тому или иному событию вовсе не означает, будто сочетание других факторов не могло привести к иному исходу. История России с 862 г. не является и не должна рассматриваться как простая прелюдия к 1917 г. и Советскому Союзу. А именно это и получается, если бездумно применять концепцию «Особого пути».

4. Если уж речь пошла об «Особом пути» России, то поражает, насколько эти представления копируют немецкие представления об их «Sonderweg» столетней давности. Буквально КАЖДОЕ утверждение, которое постулируют российские сторонники «особости», уже было заявлено их немецкими предшественниками сто лет назад, только в отношении Германии. «Мост между Западом и Востоком», этатизм, особая роль бюрократии и силовиков, «слабость» буржуазии и гражданского общества, некое собственное коллективистское «духовное» превосходство над «материализмом» индивидуалистичного Запада – все эти знакомые тейки в точности повторялись в Германии менее чем сто лет назад. Вот такой вот «Особый русский путь». Остаётся радоваться, что мы живём в более гуманные постиндустриальные времена, и вся эта дичь со временем тихо и спокойно уйдёт сама собой (она уже уходит), и для преодоления этих мифов не потребуется проходить через то, через что в более жестокие времена индустриального Модерна прошли немцы.

То, что идеи об «особом русском пути», Неевропе-Неазии и чужеродности европейской цивилизации для русского человека — это адаптация немецкой методички XIX в. про Sonderweg, я давно в курсе. Но вот чего я не предполагал, так это того, что движение (или секта, если говорить прямо) «граждан СССР» в современной России — это наше издание «рейхсбюргеров», не признающих существование ФРГ. «Конституцию 1977 1919 г. никто не отменял», «Германия — это не государство, а ООО», отказ платить налоги и штрафы, заработок на выдаче самодельных паспортов — всё это до боли знакомо.

Интересно, что основал это движение (точнее, создал первое из кучи конкурирующих) ещё в 1980-е служащий железной дороги ГДР Вольфганг Эбель, сделавший слишком глубокие выводы из сохранения за ней названия Deutsche Reichsbahn. Самопровозглашённый «рейхсканцлер» жив до сих пор и, несмотря на пережитый инсульт, по-прежнему занимается юридическим трактованием документов, якобы подтверждающих существование Рейха по сей день.

Правда, если у нас «свидетели СССР» — это пока что относительно мирные фрики, то в Германии уже есть как минимум один погибший — полицейский, убитый «гражданином рейха» при попытке конфисковать у того оружие. В Австрии же суд приговорил главу аналогичного движения «Конфедерация Австрия» Монику Унгер к 14 годам тюрьмы за госизмену, присвоение властных полномочий и мошенничество в особо крупных размерах, несколько её единомышленников также сели на различные сроки.

Создаётся впечатление, что какой-нибудь русский немец из репатриантов просто продал увиденную на новообретённой Родине бизнес-модель друзьям, которые остались в России — и пошла писать губерния. Вновь с провальных и вредных немецких методичек.

История одного суда

Йозеф Вагнер являлся членом НСДАП с 1922 г., и после прихода нацистов к власти стал гауляйтером (то есть секретарём обкомов) Южной Вестфалии и Силезии (нацистская система была настолько бардачной, что один и тот же человек мог занимать посты главы областных партийных комитетов в разных частях страны). Как и всякий гауляйтер человеком он был амбициозным, и поэтому вскоре Вагнер обзавёлся могущественными врагами на самом верху в лице шефа СС Гиммлера и управляющего делами партии Бормана.

Враги воспользовались нетипичной для столь высокого партийца религиозностью гауляйтера, обвинив того в прокатолических симпатиях и в защите поляков (к Силезии отошла часть оккупированной Польши). Так как важнейшим из управленческих искусств в Третьем Рейхе являлось умение вызвать у Гитлера «нужную» реакцию и воспользоваться ею, фюреру под подходящее настроение в ноябре 1941 г. показали перехваченное письмо Вагнера, в котором тот запрещал своей дочери выходить замуж за эсэсовца, так как члены СС, по мнению гауляйтера-католика – сплошь отвратительные безбожники. Гитлер вспылил, отрешил Вагнера от всех должностей и приказал Высшему партийному суду исключить бывшего гауляйтера из партии.

Суд состоялся в начале 1942 г. и… оправдал Вагнера, вопреки (!) воле Гитлера. Фюрер пришёл в ярость, а председатель суда – Вальтер Бух, мог лишь оправдываться, что никогда до того из партии не исключали просто за принадлежность к католической вере, а больше за Вагнером никакой вины не усматривалось. Объяснение Гитлера не устроило, и тогда он самолично исключил Вагнера из партии. Высшему партийному суду фюрер неподчинения тоже не простил, и после указанного инцидента все его решения должны были дополнительно утверждаться Борманом как главой Партийной канцелярии.

Йозеф Вагнер после исключения из партии стал частным лицом, в 1944 г. был арестован гестапо по делу о «заговоре 20 июля», и в апреле 1945 г. за несколько дней до падения Берлина казнён.

Карта Европейской части России, 1910 г.

Дано какое-то очень странное и неаутентичное разделение по регионам, не совпадающее с реальным регионально-административным делением Европейской части Российской империи. В своих аутентичных границах показаны лишь Царство Польское, Великое княжество Финляндское и Кавказский край.

Остзейские губернии – это Эстляндия, Лифляндия, Курляндия.

Западный край делился в свою очередь на Северо-Западный (6 губерний – Ковенская, Виленская, Витебская, Могилёвская, Минская, Гродненская) и Юго-Западный (3 губернии – Киевская, Волынская, Подольская) края.

Малороссия – это Черниговская, Полтавская, Харьковская губернии.

Новороссия – Херсонская, Екатеринославская, Таврическая губернии, в более широком региональном смысле к ним также могли причислять Бессарабию, Черноморскую и Ставропольскую губернии, Кубанскую область и Область Войска Донского.

Карта еврейского населения «Великой Румынии», 1930 г.

Из 18 млн. населения евреи составляли 800 тыс. человек, то есть около 4,5%. Из них 230 тыс. проживали в «Старом Королевстве», то есть на территориях, принадлежавших Румынии до Первой мировой. 240 тыс. жили в аннексированной от России Бессарабии, 200 тыс. - в отошедших от Венгрии Трансильвании и Банате, 130 тыс. - в отошедшей от Австрии Буковине.

В годы Второй мировой союзное нацистам румынское правительство уничтожило до 380 тыс. евреев, проживавших на востоке и на оккупированных землях СССР, но ограничилось дискриминационными мерами в отношении евреев, живших в центральной части страны. В итоге выжили до 400 тыс. румынских евреев, большинство из которых, впрочем, вскоре эмигрировало в Израиль.

​​Ульрика Майнхоф была немецкой леворадикальной журналисткой, которая в 1970 г. присоединилась к «Фракции Красной Армии» (RAF) – террористической организации, члены которой грабили банки, убивали полицейских и взрывали стратегические объекты. В 1972 г. её арестовали, а в 1974 г. приговорили к 8 годам тюрьмы, но практически сразу же стали готовить к «показательному процессу», по результатам которого Майнхоф, наряду с сообщниками, грозило пожизненное заключение. В период заключения к «рафовцам» применялась пыточная практика «мёртвых коридоров», предполагавшая тотальную изоляцию заключённых от внешнего мира, а также насильственная кормёжка во время голодовок.

По официальной версии, 9 мая 1976 г. Ульрика Майнхоф повесилась в своей камере на полотенце по причине «осознания заблуждений» и конфликтов с бывшими товарищами. Это утверждение было оспорено родственниками, друзьями и адвокатами Майнхоф, утверждавшими, что та до последнего дня сохраняла оптимизм и присутствие духа, уладила все прошлые конфликты с прочими «рафовцами» и была готова выступать на суде. Предсмертной записки Майнхоф не оставила, а камера сразу же после её смерти была переоборудована и перекрашена. Хотя результаты официального вскрытия подтверждали версию о самоубийстве, они же подтверждали наличие повреждений на теле, не связанных с удушением. Международная комиссия (справедливости ради, созданная левыми противниками ФРГ) спустя несколько лет пришла к выводу, что Майнхоф была повешена уже мёртвой.

Осенью 1977 г. трое сообщников Майнхоф, содержавшихся в тюрьме строго режима, также были обнаружены мёртвыми в своих камерах.

Авторы американской карты за март 1939 г. предупреждают читателей, что следующая Европейская война может начаться между Гитлером и Сталиным из-за Украины

Советский плакат, 1923 г.

В течение всех 1920-х гг. Вторая Речь Посполитая воспринималась в качестве врага как демократической Веймарской республикой, так и НЭПовской Советской Россией. Общая неприязнь к Польше являлась одним из ключевых факторов, сближавших в эти годы СССР и Германию.

В сентябре 1939 г. программа 1920-х гг. по разделу авторитарной диктаторской Польши была реализована уже другими акторами: национал-социалистической диктатурой в Германии и сталинской диктатурой в Советском Союзе.

Скинули мем

Открытка каналу Стальной шлем, а также киберлиге истфака

Transnational history

Транснациональную историю можно понимать двояко. С одной стороны, это самостоятельная дисциплина, которая изучает глобальную историю в целом, фокусируясь на процессах, общих для всего мира. С другой, transnational history можно рассматривать в качестве самостоятельного метода исторического исследования. О нём и пойдёт речь.

Transnational history является дальнейшим развитием теории трансферов, предложенной Мишелем Эспанем в 1980-х гг., которая в свою очередь оппонировала традиционной компаративистике, то есть сравнительному подходу. Сравнение двух или нескольких национальных кейсов на первый взгляд выглядит соблазнительно: это позволяет подметить сходства и различия в истории различных обществ и вписать национальную историю в некий контекст. Однако не всё так просто.

Критики компаративистики упрекают её в избирательности. Исследователь, каким бы компетентным он ни был, всё равно сам по себе является продуктом той или иной национальной культуры, поэтому проведённое им сравнение, скорее всего, будет ассиметричным: «чужая» история вольно или невольно будет находиться в подчинённом отношении к «родной», то есть будет значима лишь в контексте полезности для объяснения «своей» истории. Более того, слишком уж велик соблазн увидеть в «чужой» истории только определенные тенденции, проигнорировав другие. Объекты сравнения в традиционной компаративистике, таким образом, слишком сильно зависят от субъективизма исследователя, который может фактически придумывать их в зависимости от собственных взглядов или компетенций.

Вызывает вопросы также фокусировка на национальных или региональных кейсах: как быть с явлениями, процессами и людьми, которые не вписываются в географические или административные границы? Жозеф де Местр, который родился и сделал государственную карьеру в Сардинии, обрёл всеевропейскую известность как мыслитель в России, а писал в основном о Франции, является представителем какой национальной культуры: итальянской, русской или французской? К какому месту можно «привязать» пантюркистскую литературу, которая в конце XIX в. могла быть написана в Крыму, издана в Стамбуле и прочитана определёнными сообществами в Уфе, Казани или Санкт-Петербурге?

Теория трансферов Мишеля Эспаня предлагает в качестве объектов для изучения не национальные культуры и истории сами по себе, а коммуникации и трансферы между ними. Transnational history идёт ещё дальше: национальные акторы становятся лишь одними из многих изучаемых агентов наряду с многочисленными негосударственными сообществами. Объектом исследования становятся трансграничные «networks» – каналы обмена информацией, идеями, материальными ресурсами и людьми между акторами, находящимися по разные стороны границ.

Так, например, невозможно изучать историю Царства Польского, игнорируя процессы, происходившие в Прусской Польше или в австрийском Королевстве Галиции и Лодомерии. Историк Алексей Миллер, изучая историю Галиции второй половины XIX в., насчитал до семи акторов, которые формировали культурно-политическую среду в данном регионе: Вена, Петербург, Ватикан, местное русинское сообщество, украинское сообщество в России, местное польское сообщество, сообщество польских эмигрантов. Такое же многообразие агентов можно встретить, изучая Остзейские губернии или Западный край Российской империи.

Transnational history вовсе не исключает компаративистику, но лишь демонстрирует пределы возможностей последней. Более того, изучение «сетей» может многое дать в понимании возникновения национальных концептов самих по себе. Ведь, в конце концов, нет ничего более транснационального, чем национальные истории.