Была ли Сибирь колонией, и было ли это плохо?
В 1912 г. вся Россия отмечала 100-летие Победы в Отечественной войне против Наполеона. В Смоленске, где в августе 1812 г. произошло одно из ключевых сражений той войны, был заложен памятник «Благодарная Россия – героям 1812 года», открытый уже в 1913 г. Монумент венчают фигуры двух орлов, обороняющих гнездо от ползущего к нему галла. Однако не менее интересен и постамент. На нём в последний «мирный» год Российской империи была размещена карта той самой «Благодарной России». На ней можно увидеть Центральные губернии, Финляндию, Прибалтику, Польшу, Закавказье… и всё. «Благодарная Россия» на официальном памятнике, воздвигнутом в 1913 г., заканчивалась Уральскими горами. Ещё за сто лет до того, статский советник Михаил Баккаревич в официальном статистическом обозрении Сибири за 1810 г. назвал её «нашим Перу и Мексикой», прямо сравнив край с испанскими владениями в Америке. Чем же была Сибирь в составе Российской империи?
Термин «колония», что у нас, отягощённых семидесятилетним опытом марксизма-ленинизма, что на Западе, «богатом» марксизмом в его франкфуртских и прочих изводах, воспринимается чаще всего в сугубо тёмных тонах. «Колония» – это что-то малоприятное и недостойное, жителей колонии угнетают, беспощадно эксплуатируют и отказывают в элементарных правах. Позволю себе не согласиться с этой точкой зрения. Да, метрополия чаще всего смотрит на колонии с точки зрения, что можно отсюда вывезти, и зачастую с большим подозрением относится к политической самоорганизации её жителей. Но на другой чаше весов неоспоримые преимущества. Метрополия – чаще всего далеко, и чем она дальше, тем слабее административный и бюрократический контроль. Ты – лихой и предприимчивый человек, готовый к риску и авантюрам? Что как не колония даст шанс реализовать самые дерзкие прожекты? Царь – далеко, а Бог – высоко. Ищешь даровой земли, и чтоб соседей поменьше да без надоедливых дворян-кровопийц? Что как не колония удовлетворит эти желания? Не можешь пробиться наверх из-за слишком сильной конкуренции? В колонии меньше народу, и стать здесь первым куда проще, чем вторым в метрополии. Ваше сообщество преследует правительство из-за специфических религиозных взглядов? Вы знаете, куда держать путь.
Русская историческая наука, запуганная негативными коннотациями термина «колония», вывернулась и изобрела термин «окраины». Хороший термин, не имею ничего против его использования, но как мне кажется, применительно к Сибири он всё же является эвфемизмом. Да, Сибирь была колонией России. Из этой колонии высасывали сначала пушнину, затем драгоценные металлы и хлеб. При этом, опасаясь внутренней конкуренции с дешёвым сибирским зерном, в конце XIX в. между Россией и Сибирью появилась внутренняя таможенная граница – Челябинский перелом, которая защищала производителей Центральной России от сибирских конкурентов. Метрополия очень боялась сибирского сепаратизма, поэтому при Романовых здесь так и не появилось земского самоуправления, а чиновники преимущественно были не местными, а «навозными». И в этой же колонии никогда не было крепостного права. Благодаря бескрайним просторам и постоянному отходу на промыслы, сибирский крестьянин был куда более зажиточен и независим в суждениях, нежели его центральнороссийский собрат. Нигде больше в России не было настолько мощного купеческого сословия, способного смещать губернаторов, и зарабатывавшего миллионы на золотодобыче и торговле с Китаем. Нигде больше не было настолько слабых социальных перегородок.
И, наконец, не было более эффективной русской национальной лаборатории, чем Сибирь и Дальний Восток, где многочисленные переселенцы великороссы, малороссы, белорусы, поляки и прочие за одно поколение превращались в русских людей. «Русификация» Сибири – пожалуй, самый успешный проект русского национализма. Испанцы не смогли «национализировать» свои Перу и Мексику. Англичане не смогли сделать тоже самое с Тринадцатью колониями. Русские – смогли. И это, на самом деле, потрясающий повод для гордости.
В 1912 г. вся Россия отмечала 100-летие Победы в Отечественной войне против Наполеона. В Смоленске, где в августе 1812 г. произошло одно из ключевых сражений той войны, был заложен памятник «Благодарная Россия – героям 1812 года», открытый уже в 1913 г. Монумент венчают фигуры двух орлов, обороняющих гнездо от ползущего к нему галла. Однако не менее интересен и постамент. На нём в последний «мирный» год Российской империи была размещена карта той самой «Благодарной России». На ней можно увидеть Центральные губернии, Финляндию, Прибалтику, Польшу, Закавказье… и всё. «Благодарная Россия» на официальном памятнике, воздвигнутом в 1913 г., заканчивалась Уральскими горами. Ещё за сто лет до того, статский советник Михаил Баккаревич в официальном статистическом обозрении Сибири за 1810 г. назвал её «нашим Перу и Мексикой», прямо сравнив край с испанскими владениями в Америке. Чем же была Сибирь в составе Российской империи?
Термин «колония», что у нас, отягощённых семидесятилетним опытом марксизма-ленинизма, что на Западе, «богатом» марксизмом в его франкфуртских и прочих изводах, воспринимается чаще всего в сугубо тёмных тонах. «Колония» – это что-то малоприятное и недостойное, жителей колонии угнетают, беспощадно эксплуатируют и отказывают в элементарных правах. Позволю себе не согласиться с этой точкой зрения. Да, метрополия чаще всего смотрит на колонии с точки зрения, что можно отсюда вывезти, и зачастую с большим подозрением относится к политической самоорганизации её жителей. Но на другой чаше весов неоспоримые преимущества. Метрополия – чаще всего далеко, и чем она дальше, тем слабее административный и бюрократический контроль. Ты – лихой и предприимчивый человек, готовый к риску и авантюрам? Что как не колония даст шанс реализовать самые дерзкие прожекты? Царь – далеко, а Бог – высоко. Ищешь даровой земли, и чтоб соседей поменьше да без надоедливых дворян-кровопийц? Что как не колония удовлетворит эти желания? Не можешь пробиться наверх из-за слишком сильной конкуренции? В колонии меньше народу, и стать здесь первым куда проще, чем вторым в метрополии. Ваше сообщество преследует правительство из-за специфических религиозных взглядов? Вы знаете, куда держать путь.
Русская историческая наука, запуганная негативными коннотациями термина «колония», вывернулась и изобрела термин «окраины». Хороший термин, не имею ничего против его использования, но как мне кажется, применительно к Сибири он всё же является эвфемизмом. Да, Сибирь была колонией России. Из этой колонии высасывали сначала пушнину, затем драгоценные металлы и хлеб. При этом, опасаясь внутренней конкуренции с дешёвым сибирским зерном, в конце XIX в. между Россией и Сибирью появилась внутренняя таможенная граница – Челябинский перелом, которая защищала производителей Центральной России от сибирских конкурентов. Метрополия очень боялась сибирского сепаратизма, поэтому при Романовых здесь так и не появилось земского самоуправления, а чиновники преимущественно были не местными, а «навозными». И в этой же колонии никогда не было крепостного права. Благодаря бескрайним просторам и постоянному отходу на промыслы, сибирский крестьянин был куда более зажиточен и независим в суждениях, нежели его центральнороссийский собрат. Нигде больше в России не было настолько мощного купеческого сословия, способного смещать губернаторов, и зарабатывавшего миллионы на золотодобыче и торговле с Китаем. Нигде больше не было настолько слабых социальных перегородок.
И, наконец, не было более эффективной русской национальной лаборатории, чем Сибирь и Дальний Восток, где многочисленные переселенцы великороссы, малороссы, белорусы, поляки и прочие за одно поколение превращались в русских людей. «Русификация» Сибири – пожалуй, самый успешный проект русского национализма. Испанцы не смогли «национализировать» свои Перу и Мексику. Англичане не смогли сделать тоже самое с Тринадцатью колониями. Русские – смогли. И это, на самом деле, потрясающий повод для гордости.
О перипетиях социализма в послевоенной Германии
Вопреки распространённому мнению, освобождение Красной армией стран Центральной и Юго-Восточной Европы от нацизма вовсе не означало установления там коммунистических диктатур сразу с 1945 г. Напротив, до конца 1940-х гг. они являлись относительно демократическими государствами, причём некоторые из них, вроде Венгрии и Румынии, были даже демократичнее довоенных режимов. Становление коммунистических диктатур проходило постепенно, шаг за шагом. Лидер венгерских коммунистов Матьяш Ракоши назвал данный процесс «тактикой салями». Власть коммунистов в Восточной Германии установилась тоже не сразу.
В одном из недавних постов уже говорилось, что при формировании муниципальных управлений в Восточной зоне Германии в мае – июне 1945 г. на первые роли выдвигались социал-демократы, буржуазные либералы и аполитичные технократы. Впрочем, коммунисты оставляли за собой ключевые должности руководителей кадровых отделов, отделов образования и начальников полиции. Как выразился лидер коммунистов Вальтер Ульбрихт: «Всё должно выглядеть вполне демократически, но по существу власть должна находиться в наших руках». Одновременно были распущены стихийно сформировавшиеся общественные Антифашистские комитеты, объединявшие представителей всех антинацистских партий, по причине их неконтролируемости.
Затем, в июне, была воссоздана Коммунистическая партия. В её Учредительном манифесте ни разу не упоминалось слово «социализм», зато содержались требования завершения буржуазной революции 1848 г., окончательного уничтожения прусского феодализма и создания многопартийной парламентской республики. Более того, один из пунктов обещал: «Совершенно беспрепятственное развитие свободной торговли и частной предпринимательской инициативы на основе частной собственности». Это выглядит особенно пикантно, учитывая, что в Западной зоне в тот же самый момент формировались две ведущие партии – Социал-демократическая и Христианско-демократический союз. Социал-демократы даже не стали пересматривать свою программу времён Веймарской республики, в которой провозглашалась конечная цель в виде построения марксистского общества. Аленская программа ХДС 1947 г. начиналась с утверждения, что «Капитализм не сумел защитить государственных и социальных интересов немецкого народа», а потому должен быть заменён «христианским социализмом». Рыночник Конрад Аденауэр лишь к 1949 г. сумел перебороть «левое» крыло ХДС. Таким образом, вышел исторический казус: получалось, что на ранних этапах своего существования Западная зона оккупации Германии собиралась строить социализм, а Советская – капитализм.
Впрочем, такое положение дел продолжалось недолго. В Советской зоне изначально также была создана Социал-демократическая партия, но уже в апреле 1946 г. КПГ «задушила» её в объятиях «братской любви», сформировав общую Социалистическую единую партию Германии (СЕПГ). Так, социализм вернулся в программные установки ведущей восточно-немецкой партии.
Однако ещё два года СЕПГ официально придерживалась так называемого «тезиса Аккермана», выдвинутого её идеологом Антоном Аккерманом, согласно которому Германия должна была идти своим собственным путём к социализму без слепого копирования опыта СССР. Лишь разрыв Восточного блока с излишне самостоятельной Югославией в 1948 г. окончательно закрепил идеологическую монополию внутри правящей партии будущей ГДР.
Вопреки распространённому мнению, освобождение Красной армией стран Центральной и Юго-Восточной Европы от нацизма вовсе не означало установления там коммунистических диктатур сразу с 1945 г. Напротив, до конца 1940-х гг. они являлись относительно демократическими государствами, причём некоторые из них, вроде Венгрии и Румынии, были даже демократичнее довоенных режимов. Становление коммунистических диктатур проходило постепенно, шаг за шагом. Лидер венгерских коммунистов Матьяш Ракоши назвал данный процесс «тактикой салями». Власть коммунистов в Восточной Германии установилась тоже не сразу.
В одном из недавних постов уже говорилось, что при формировании муниципальных управлений в Восточной зоне Германии в мае – июне 1945 г. на первые роли выдвигались социал-демократы, буржуазные либералы и аполитичные технократы. Впрочем, коммунисты оставляли за собой ключевые должности руководителей кадровых отделов, отделов образования и начальников полиции. Как выразился лидер коммунистов Вальтер Ульбрихт: «Всё должно выглядеть вполне демократически, но по существу власть должна находиться в наших руках». Одновременно были распущены стихийно сформировавшиеся общественные Антифашистские комитеты, объединявшие представителей всех антинацистских партий, по причине их неконтролируемости.
Затем, в июне, была воссоздана Коммунистическая партия. В её Учредительном манифесте ни разу не упоминалось слово «социализм», зато содержались требования завершения буржуазной революции 1848 г., окончательного уничтожения прусского феодализма и создания многопартийной парламентской республики. Более того, один из пунктов обещал: «Совершенно беспрепятственное развитие свободной торговли и частной предпринимательской инициативы на основе частной собственности». Это выглядит особенно пикантно, учитывая, что в Западной зоне в тот же самый момент формировались две ведущие партии – Социал-демократическая и Христианско-демократический союз. Социал-демократы даже не стали пересматривать свою программу времён Веймарской республики, в которой провозглашалась конечная цель в виде построения марксистского общества. Аленская программа ХДС 1947 г. начиналась с утверждения, что «Капитализм не сумел защитить государственных и социальных интересов немецкого народа», а потому должен быть заменён «христианским социализмом». Рыночник Конрад Аденауэр лишь к 1949 г. сумел перебороть «левое» крыло ХДС. Таким образом, вышел исторический казус: получалось, что на ранних этапах своего существования Западная зона оккупации Германии собиралась строить социализм, а Советская – капитализм.
Впрочем, такое положение дел продолжалось недолго. В Советской зоне изначально также была создана Социал-демократическая партия, но уже в апреле 1946 г. КПГ «задушила» её в объятиях «братской любви», сформировав общую Социалистическую единую партию Германии (СЕПГ). Так, социализм вернулся в программные установки ведущей восточно-немецкой партии.
Однако ещё два года СЕПГ официально придерживалась так называемого «тезиса Аккермана», выдвинутого её идеологом Антоном Аккерманом, согласно которому Германия должна была идти своим собственным путём к социализму без слепого копирования опыта СССР. Лишь разрыв Восточного блока с излишне самостоятельной Югославией в 1948 г. окончательно закрепил идеологическую монополию внутри правящей партии будущей ГДР.
Про революции
Замечаю, как совсем неглупые люди, которых при иных обстоятельствах мог бы назвать единомышленниками, подпадают под влияние исторического искажения, будто «большевики хоть и сволочи, но ведь и ликбез, и электрификацию, и индустриализацию – тоже они провели, выходит, не зря революция была». Согласно указанной логике, видимо, не случись революции, до сих пор бы жили в деревнях, ходили в лаптях и необразованными сидели без света.
Корневая проблема этой точки зрения, на мой взгляд, заключается в том, что она упирается в сугубо марксистскую трактовку революций. Для марксистов, будь то сами классики – Маркс и Энгельс, или Ленин, революция является радикальным разрывом с прошлым, разделяющим историю общества строго на «до» и «после». Однако существует и иная, к сожалению, менее известная у нас, точка зрения. Её сформулировал классик политического консерватизма, современник Маркса – француз Алексис де Токвиль. Для него революция – всего лишь ускорение тех процессов, которые уже десятилетиями, а то и столетиями, зрели и развивались в недрах Старого порядка. Токвиль считал, что Французская революция конца XVIII в. не есть нечто новое и доселе неведанное, а всего лишь логическое продолжение государственной централизации и модернизации, которые были начаты ещё министром Кольбером при Людовике XIV, когда Старый порядок находился в зените своего могущества. В качестве примера можно привести Вандейское восстание. Против чего восстали контрреволюционные крестьяне Западной Франции в 1793 г.? Против приватизации земли горожанами, против «огосударствления» Церкви и против всеобщего воинского призыва. То есть против тех вещей, к которым королевская власть сама стремилась весь XVIII в., и что революция лишь осуществила на практике.
Так уж вышло, что «нашим Токвилем» является иностранец – американский профессор из Огайо Дэвид Хоффман. Его книга «Взращивание масс. Модерное государство и советский социализм. 1914 – 1939», вышедшая в моём любимом издательстве «Новое литературное обозрение» в 2018 г., применяет токвилевский подход к Русской революции. Книга Хоффмана позволяет ещё раз убедиться в неочевидном для многих факте: в первой половине XX в. ВСЕ западные государства, независимо от типа политических режимов, шли в едином модерновом направлении: исходили из возможности преобразовать общество в соответствии с научными (или только кажущимися «научными») идеалами, прокачивали социальный патернализм, беря на себя всё больше социальных обязательств, шли по пути «тотализации» войны, ставили под контроль частную жизнь индивида, активно пичкая того пропагандой и форматируя его социально-политическое поведение, не гнушаясь политическими репрессиями.
Соответственно, любой, кто бы не находился у власти в России, хоть инопланетянин, свалившийся с Марса, реформировал бы страну по вполне определённым лекалам. Ликбез был бы проведён. Та же знаменитая орфографическая реформа, призванная упростить правописание, официально разрабатывалась с 1904 г., а реализована была Временным правительством в мае 1917 г. Главное управление государственного здравоохранения было создано ещё в империи в 1916 г., а Министерство государственного призрения вкупе с Министерством труда впервые появились при Временном правительстве. План тотальной электрификации, ставший известным как «План ГОЭЛРО» имел в своей основе наработки ещё имперских времён. Скобелевский комитет с 1914 г. вёл активную военную пропаганду, в том числе и кинематографическую, а массовые депортации немцев и евреев в 1914 – 1915 гг. наряду с введением продразвёрстки в 1916 г. предвосхитили аналогичные мероприятия советского периода. Первый политический культ личности в России принадлежал отнюдь не Ленину или Сталину, а Керенскому.
Кто-то может сказать, что подобная концепция оправдывает коммунистов, мол они, получается, ничего выдающегося то и не сделали. На мой взгляд, подход Токвиля и Хоффмана, наоборот, выносит большевикам суровый приговор: стоило ли ради столь естественных вещей жертвовать таким количеством жизней?
Замечаю, как совсем неглупые люди, которых при иных обстоятельствах мог бы назвать единомышленниками, подпадают под влияние исторического искажения, будто «большевики хоть и сволочи, но ведь и ликбез, и электрификацию, и индустриализацию – тоже они провели, выходит, не зря революция была». Согласно указанной логике, видимо, не случись революции, до сих пор бы жили в деревнях, ходили в лаптях и необразованными сидели без света.
Корневая проблема этой точки зрения, на мой взгляд, заключается в том, что она упирается в сугубо марксистскую трактовку революций. Для марксистов, будь то сами классики – Маркс и Энгельс, или Ленин, революция является радикальным разрывом с прошлым, разделяющим историю общества строго на «до» и «после». Однако существует и иная, к сожалению, менее известная у нас, точка зрения. Её сформулировал классик политического консерватизма, современник Маркса – француз Алексис де Токвиль. Для него революция – всего лишь ускорение тех процессов, которые уже десятилетиями, а то и столетиями, зрели и развивались в недрах Старого порядка. Токвиль считал, что Французская революция конца XVIII в. не есть нечто новое и доселе неведанное, а всего лишь логическое продолжение государственной централизации и модернизации, которые были начаты ещё министром Кольбером при Людовике XIV, когда Старый порядок находился в зените своего могущества. В качестве примера можно привести Вандейское восстание. Против чего восстали контрреволюционные крестьяне Западной Франции в 1793 г.? Против приватизации земли горожанами, против «огосударствления» Церкви и против всеобщего воинского призыва. То есть против тех вещей, к которым королевская власть сама стремилась весь XVIII в., и что революция лишь осуществила на практике.
Так уж вышло, что «нашим Токвилем» является иностранец – американский профессор из Огайо Дэвид Хоффман. Его книга «Взращивание масс. Модерное государство и советский социализм. 1914 – 1939», вышедшая в моём любимом издательстве «Новое литературное обозрение» в 2018 г., применяет токвилевский подход к Русской революции. Книга Хоффмана позволяет ещё раз убедиться в неочевидном для многих факте: в первой половине XX в. ВСЕ западные государства, независимо от типа политических режимов, шли в едином модерновом направлении: исходили из возможности преобразовать общество в соответствии с научными (или только кажущимися «научными») идеалами, прокачивали социальный патернализм, беря на себя всё больше социальных обязательств, шли по пути «тотализации» войны, ставили под контроль частную жизнь индивида, активно пичкая того пропагандой и форматируя его социально-политическое поведение, не гнушаясь политическими репрессиями.
Соответственно, любой, кто бы не находился у власти в России, хоть инопланетянин, свалившийся с Марса, реформировал бы страну по вполне определённым лекалам. Ликбез был бы проведён. Та же знаменитая орфографическая реформа, призванная упростить правописание, официально разрабатывалась с 1904 г., а реализована была Временным правительством в мае 1917 г. Главное управление государственного здравоохранения было создано ещё в империи в 1916 г., а Министерство государственного призрения вкупе с Министерством труда впервые появились при Временном правительстве. План тотальной электрификации, ставший известным как «План ГОЭЛРО» имел в своей основе наработки ещё имперских времён. Скобелевский комитет с 1914 г. вёл активную военную пропаганду, в том числе и кинематографическую, а массовые депортации немцев и евреев в 1914 – 1915 гг. наряду с введением продразвёрстки в 1916 г. предвосхитили аналогичные мероприятия советского периода. Первый политический культ личности в России принадлежал отнюдь не Ленину или Сталину, а Керенскому.
Кто-то может сказать, что подобная концепция оправдывает коммунистов, мол они, получается, ничего выдающегося то и не сделали. На мой взгляд, подход Токвиля и Хоффмана, наоборот, выносит большевикам суровый приговор: стоило ли ради столь естественных вещей жертвовать таким количеством жизней?
Когда речь заходит о приходе Гитлера к власти, часто забывают о важном аспекте установления нацистской диктатуры. «Национальная революция», как её тогда окрестили сами нацисты и многочисленные «сочувствующие» от консерваторов, сопровождалась масштабным переделом собственности и перераспределением финансовых потоков. Иными словами, первые месяцы нахождения Гитлера у власти напоминали наши 90-е, когда к многочисленным немецким бизнесменам нагрянули братки в коричневых рубашках с настойчивыми предложениями сделать «пожертвование», а то и не одно, на «спасение Отечества». Самые настырные рэкетом не ограничивались, а старались пролезть в управляющие органы фирм и предприятий, пользуясь своим партийным положением, чтобы получать стабильный регулярный доход. В целом, разгул «новых немцев» прекратился лишь после «Ночи длинных ножей», когда по политическим причинам Гитлер перебил руководство Штурмовых отрядов (СА), являвшихся главными сторонниками продолжения революции и превращения её из «национальной» в «социалистическую».
Ещё весной 1933 г., опасаясь неконтролируемого коричневого бандитизма, ведущие германские промышленники договорились с руководством НСДАП, что рэкет отныне станет централизованным. 1 июня 1933 г. был учреждён «Фонд Адольфа Гитлера», куда все представители деловой жизни Германии отныне добровольно-принудительно ежегодно отстёгивали по 0,5% от суммы своих расходов на зарплату работникам. Взносы в партийный фонд становились официальной страховкой от необходимости платить отдельным партийным организациям, вроде «Гитлерюгенда», или частным партийным рэкетирам. Полученные деньги шли на нужды партии, и к 1945 г. НСДАП собрала через «Фонд Адольфа Гитлера» до 700 млн. марок.
Ещё весной 1933 г., опасаясь неконтролируемого коричневого бандитизма, ведущие германские промышленники договорились с руководством НСДАП, что рэкет отныне станет централизованным. 1 июня 1933 г. был учреждён «Фонд Адольфа Гитлера», куда все представители деловой жизни Германии отныне добровольно-принудительно ежегодно отстёгивали по 0,5% от суммы своих расходов на зарплату работникам. Взносы в партийный фонд становились официальной страховкой от необходимости платить отдельным партийным организациям, вроде «Гитлерюгенда», или частным партийным рэкетирам. Полученные деньги шли на нужды партии, и к 1945 г. НСДАП собрала через «Фонд Адольфа Гитлера» до 700 млн. марок.
Когда вам захочется посмеяться над происходящим с памятниками в Америке или повоздыхать о потере западными европейцами своей национальной гордости, вспомните, что в России происходит тоже самое, и BLM-вандалы уже здесь и прямо сейчас сносят памятники русским героям. Интересно, по федеральному ТВ, столь пристально следящему за происходящим на Западе, хоть слово было сказано о вандализме в Адлере? Пока о таких вещах молчат - институциональная русофобия будет изо дня в день разъедать нашу культуру.
Forwarded from Правый Григоров
Общественное движение «Русские демократы» провело серию пикетов в Ставрополе, Москве, Петербурге в защиту русской исторической памяти, подвига русских солдат в Адлере.
Наша повестка:
Русские солдаты – охранители России. Верните памятник русским солдатам в Адлере!
Где прошёл русский солдат, там стоит государствообразующий памятник!
Сегодня сносят памятники в Адлере, завтра снесут конституцию и Россию!
Адлер наш! Путин, восстанови памятник русским солдатам!
Требуем прекратить снос русских памятников в России.
Волна демонтажа истории и исторической памяти на Западе докатилась до России. По требованию радикальной националистической организации Адыгэ Хасэ администрация города Сочи ликвидировала только что установленный памятный знак защитникам нашего Отчества, русским солдатам в Адлере.
Россия несла культуру и цивилизацию, ликвидировала работорговлю и бандитизм, основывала университеты и музеи, строила города и устанавливала право и закон. Мы боролись с дикостью и не прощали предательство.
Власти Краснодарского края решили пойти на поводу у одной из радикальных групп, прямо требующих пересмотра истории России, заставить Россию «платить и каяться». За что? За ликвидацию работорговли и бандитизма? Администрация полагает, что выполнив требования радикалов, она их усмирит? Вовсе нет. Наоборот. Радикальные группы, почувствовав успех, выдвигают дальнейшие требования: снести памятники Екатерине Второй, Александру Второму, Суворову, Лазареву, основателям русских городов Ермолову и Зассу. Уступка на Кавказе воспринимается как слабость. И не будет там вызывать уважение народ, который готов забыть своих солдат и своих героев.
Мы, вступив в кампанию по защите нашей армии и нашей истории, уже получили реакцию от радикалов с той стороны: русский народ назвали уже и народом рабов, а всё наше государство ничтожной тюрьмой. Абсолютная калька общей русофобской повестки. И часть российского чиновничества это поддерживает.
«Российская Федерация чтит память защитников Отечества, обеспечивает защиту исторической правды. Умаление значения подвига народа при защите Отечества не допускается». Так теперь записано в конституции. Там записана теперь и государствообразующая роль русского народа, Конституционный суд дал именно такое определение. Нельзя поддаваться на шантаж. На Кавказе не будут уважать народ, который не чтит своих героев. Провокация состоит в том, чтобы использовать слабость сочинской и краснодарской власти, чтобы в следующем шаге развить успех. Любая уступка, компромисс той стороной воспринимается как слабость и приглашение к выдвижению новых требований. Например, Россия по этим требованиям уже объявляется оккупантом Кубани, Кавказа, заявляются счета, требования, шантаж, диктат. Обычная в общем восточная политика. Уважение вызывает твёрдость, а не уступки.
Многие пишут: вот же, смотрите, поправки о государствообразующем народе и о защитниках Отечества не работают.
Бумага и поправки в конституцию сами по себе работать не будут, если русское общество не приложит к этому усилий. Да, русские поправки есть. Теперь надо заставить власть, чтобы эти поправки заработали реально. Не молчите.
Наше движение призывает не молчать, а подхватить нашу инициативу. Мы в своём праве!
Наша повестка:
Русские солдаты – охранители России. Верните памятник русским солдатам в Адлере!
Где прошёл русский солдат, там стоит государствообразующий памятник!
Сегодня сносят памятники в Адлере, завтра снесут конституцию и Россию!
Адлер наш! Путин, восстанови памятник русским солдатам!
Требуем прекратить снос русских памятников в России.
Волна демонтажа истории и исторической памяти на Западе докатилась до России. По требованию радикальной националистической организации Адыгэ Хасэ администрация города Сочи ликвидировала только что установленный памятный знак защитникам нашего Отчества, русским солдатам в Адлере.
Россия несла культуру и цивилизацию, ликвидировала работорговлю и бандитизм, основывала университеты и музеи, строила города и устанавливала право и закон. Мы боролись с дикостью и не прощали предательство.
Власти Краснодарского края решили пойти на поводу у одной из радикальных групп, прямо требующих пересмотра истории России, заставить Россию «платить и каяться». За что? За ликвидацию работорговли и бандитизма? Администрация полагает, что выполнив требования радикалов, она их усмирит? Вовсе нет. Наоборот. Радикальные группы, почувствовав успех, выдвигают дальнейшие требования: снести памятники Екатерине Второй, Александру Второму, Суворову, Лазареву, основателям русских городов Ермолову и Зассу. Уступка на Кавказе воспринимается как слабость. И не будет там вызывать уважение народ, который готов забыть своих солдат и своих героев.
Мы, вступив в кампанию по защите нашей армии и нашей истории, уже получили реакцию от радикалов с той стороны: русский народ назвали уже и народом рабов, а всё наше государство ничтожной тюрьмой. Абсолютная калька общей русофобской повестки. И часть российского чиновничества это поддерживает.
«Российская Федерация чтит память защитников Отечества, обеспечивает защиту исторической правды. Умаление значения подвига народа при защите Отечества не допускается». Так теперь записано в конституции. Там записана теперь и государствообразующая роль русского народа, Конституционный суд дал именно такое определение. Нельзя поддаваться на шантаж. На Кавказе не будут уважать народ, который не чтит своих героев. Провокация состоит в том, чтобы использовать слабость сочинской и краснодарской власти, чтобы в следующем шаге развить успех. Любая уступка, компромисс той стороной воспринимается как слабость и приглашение к выдвижению новых требований. Например, Россия по этим требованиям уже объявляется оккупантом Кубани, Кавказа, заявляются счета, требования, шантаж, диктат. Обычная в общем восточная политика. Уважение вызывает твёрдость, а не уступки.
Многие пишут: вот же, смотрите, поправки о государствообразующем народе и о защитниках Отечества не работают.
Бумага и поправки в конституцию сами по себе работать не будут, если русское общество не приложит к этому усилий. Да, русские поправки есть. Теперь надо заставить власть, чтобы эти поправки заработали реально. Не молчите.
Наше движение призывает не молчать, а подхватить нашу инициативу. Мы в своём праве!