О немецких автобанах

Первая экспериментальная автомагистраль в Германии была заложена в Берлине ещё в 1913 г. Её 20 км. были открыты в 1921 г. и использовались преимущественно для автогонок. В Веймарской республике с 1926 г. существовало общество HaFraBa (Гамбург – Франкфурт-на-Майне – Базель), лоббировавшее проект постройки трансгерманской скоростной автодороги. Примечательно, что главными критиками данного проекта являлись нацисты и коммунисты, рассматривавшие его как средство обогащения капиталистов. Первый «автобан» (само слово появилось в 1927 г.), предназначенный для непосредственной эксплуатации, строился в наиболее развитой Рейнской провинции с 1929 по 1932 гг. между Кёльном и Бонном. Ведущую роль в прокладке этих 20 км. играл обер-бургомистр Кёльна Конрад Аденауэр – будущий первый канцлер ФРГ.

Однако никакой объективной потребности в тысячах километров автобанов в 1930-х гг. у Германии не было: в стране элементарно отсутствовало такое количество автомобилей, которые ездили бы по подобным автомагистралям. Но Гитлеру, считавшему, что скоростные дороги удобны для быстрой переброски войск, всё было нипочём, так что после его прихода к власти работа закипела. К тому же предполагалось, что прокладка дорог поможет в обуздании безработицы. Надежды оказались беспочвенными. Максимальное число задействованных на строительстве автобанов в 1935 г. составило 118 тыс. чел. при безработице в 1,8 млн., а в 1936 г. – 130 тыс. при безработице в 1 млн. Условия работы в целом были ужасны: заработная плата едва превышала пособие по безработице, рабочие жили в скученных антисанитарных условиях (а то и в палатках), по статистике каждые 6 км. автобана стоили одной человеческой жизни. Осенью 1934 г. на стройках, невиданное дело в Третьем Рейхе, прошли рабочие забастовки. Тогда же начала ощущаться нехватка рабочих рук: в стране, где оставались миллионы безработных, безопаснее было продолжать оставаться безработным, чем гробить себя на строительстве очередной скоростной «Улицы Адольфа Гитлера».

Из обещанных Фрицем Тодтом – Генеральным инспектором германских дорог, 5–6 тыс. км. к началу войну были построены 3.3 тыс. км., к концу 1943 г. протяжённость увеличилась до 3,9 км., после чего строительство по понятным причинам остановилось. Программа строительства автобанов наделала долгов на гигантскую сумму в 4,5 млрд. марок, и только поражение в войне списало их.

Так как распиаренная программа «Народного автомобиля» Фольксваген закончилась пшиком (ни один немец при Третьем Рейхе им так и не обзавёлся), автобаны при Гитлере благополучно простаивали пустыми. Вермахт ими почти не пользовался, так как военную технику для лучшей сохранности к театрам военных действий лучше перевозить по железным дорогам, а не двигать своим ходом по автомагистралям. Настоящая эксплуатация автобанов началась лишь в 1950-60-е гг., когда «экономическое чудо» Аденауэра-Эрхарда наконец обеспечило массовую автомобилизацию немцев.

Этим невозможно не поделиться. Прямой эфир на стриме Грозы с Великим Юрием Степановичем Рыбниковым. Десятичок на кончиках пальцев, ноль целковых непроверенных фактов.

https://youtu.be/Rd7ZgkVdfdE

Про Фольксваген

Во второй половине 1938 г. организация «Сила через радость», которая централизованно заведовала в Третьем Рейхе досугом немцев, начала сбор средств на «Народный автомобиль» KdF-Wagen с заявленной стоимостью в 990 марок (при средней месячной зарплате рабочего в 130 марок). Вкладчики, коих набралось 340 тыс. человек, должны были каждую неделю перечислять по 5 марок на сберегательный счёт. По достижении 750 марок они получали право на приобретение автомобиля при условии продолжения взносов, сверх того требовалось оплатить транспортные расходы в размере 60 марок и двухгодичную страховку в 200 марок. Несмотря на пропаганду, большую часть вкладчиков составили представители среднего класса, а не рабочие. Историк Ганс Моммзен утверждал, что планируемое предприятие должно было работать по ценам ниже себестоимости производства, что привело бы к росту цен для потребителей и соответственно к позорному провалу проекта.

Стоит ли говорить, что из-за начавшейся войны ни один вкладчик так и не получил своего автомобиля, так как заводы Порше, на которых планировалось изготавливать «Народный автомобиль» переориентировались на военные нужды. Деньги, а именно 280 млн. марок, естественно, никто никому не вернул. Лишь в 1960-х гг. обманутые вкладчики получили возмещение части средств: покупателям новых авто предоставлялась скидка до 600 марок (1/6 стоимости Фольксвагена к тому моменту), а кто покупать машину больше не хотел, мог рассчитывать на возвращение не более 100 марок.

​​ПРОТИВ КОТА-ЛИБЕРАЛА!

В начале XX в. борьба британских суфражисток за избирательное право становилась всё более радикальной. Феминистки первой волны перешли от митингов и петиций к вандализму, поджогам и дракам с полицией. Виновных задерживали и отправляли в тюрьмы, где многие суфражистки объявляли голодовку. Их пробовали кормить принудительно, но подобные меры только подогревали общественные симпатии к «мученицам за правое дело».

Тогда в 1913 г. правительство либералов провело через Парламент акт о временном освобождении голодающих женщин из тюрем, чтобы вина за их вероятное ухудшение здоровья не лежала на властях. Однако акт предусматривал, что после конца голодовки и нормализации состояния, суфражистка вновь должна была быть арестована и возвращена в камеру досиживать свой срок.

Суфражистки окрестили инициативу либералов «Законом кошки-мышки», сравнивая тактику правительства с поведением кота, который сначала играется с мышью перед тем, как её убить.

Хотя акт и был принят, он приобрёл очень дурную репутацию в обществе. Освобождённые на время голодовки суфражистки естественно не возвращались покорно в тюрьмы, а скрывались от полиции. Впрочем, уже в следующем году началась война, и «женский вопрос» отошёл на второй план. Избирательные права британским женщинам в знак признания их вклада в конечную победу были предоставлены уже в 1918 г.

Являлся ли Третий Рейх империей?

Прочитал интересную статью 2013 г. по Holocaust studies (да, на Западе исследования Холокоста – это полноценная научная дисциплина), в которой ставится вопрос о том, можно ли считать Третий Рейх «империей», аналогичной прочим империям прошлого.

Определений, чем же является «империя», множество, но в целом они сводятся к тому, что это форма контроля над многоэтничным пространством, при которой различные территории управляются каждая «по-своему» при том или ином привлечении местных элит. То есть у Российской империи, например, были свои Остзейские губернии, Кавказ или Царство Польское, Британия по-разному правила в Индии или в Южной Африке, у французов существовала система индигената, и так далее. Геноцид не свойственен империям, так как в нём нет смысла: куда рациональнее подчинить туземцев, обложить данью, назначить администрацию из местных и пожинать плоды завоевания. Более того, имперские структуры зачастую склонны ассимилировать покорённых с целью включить их в социально-культурную систему метрополии. С этой точки зрения поведение нацистского руководства совершенно выбивается из «имперского стандарта».

Завоевав новые территории, прежде всего на Востоке, нацисты не собирались ни ассимилировать славян, считая тех «расово неполноценными», ни предоставлять тем какого бы то ни было самоуправления (Локотская республика не в счёт, слишком уж ограниченный и локализованный пример). Лишь малая часть славянского населения подлежала ассимиляции, большинству была уготована участь либо прямого, либо косвенного уничтожения посредством депортаций или невыносимого рабского труда. Общеевропейское уничтожение евреев вовсе вылетает за рамки имперской логики, так как никакого рационального объяснения тому, зачем нацисты выискивали евреев на всей подконтрольной территории с целью дальнейшего уничтожения, нет. Холокост в подобном контексте представляется преступлением, основанным на совершенно иррациональной антиимперской идее, вызванной фобиями о «мировом зле».

Все отсылки Гитлера к опыту британского колониального управления в Индии показывают, что он вообще не понимал, как функционирует система имперского управления, и подражал британцам по принципу «слышу звон – не знаю, где он».

История одного судебного убийства

В 1940 г. рабочий судоверфи из Вильгельмсхафена Эвальд Шлитт до смерти избил свою жену. В середине марта 1942 г. земельный суд Ольденбурга приговорил его к пяти годам лишения свободы, учитывая отсутствие судимостей до того и состояние аффекта в момент преступления. Через неделю о приговоре вычитал в газете Адольф Гитлер. И началось. Фюрер немедленно связался с министром юстиции Францем Шлегельбергером, потребовав отменить решение суда и приговорить Шлитта к смертной казни, обещая в противном случае разогнать всё министерство. Министр инициировал процедуру пересмотра дела на уровне Имперского суда, который уже в конце марта вынес Шлитту смертный приговор. Эвальд Шлитт был гильотинирован несколько дней спустя.

Дело Шлитта стало поводом для последнего заседания рейхстага в истории нацистской Германии 26 апреля 1942 г. На нём Гитлер заявил, что немецкие суды работают слишком плохо, раз отправляют убийц «прохлаждаться» в тюрьмы, пока «честные немцы» погибают на фронте. Для исправления ситуации он потребовал от рейхстага назначить его самого Верховным судьёй с правом отстранения от должности любого другого судьи, чья деятельность ему не понравится. Также фюрер должен был быть наделён правом единолично принимать любые законы, минуя всякую юридическую процедуру их согласования и утверждения. Рейхстаг естественно всё одобрил. Так нацистская Германия окончательно стала государством с уровнем правовой системы, соответствующим скорее древним деспотиям Востока, чем Европе XX в.

​​У IT-умельца @denissexy вышло ещё одно оцифрованное видео города столетней давности. На этот раз про Токио 1910-х. До этого были города Европы и Северной Америки.

https://youtu.be/MQAmZ_kR8S8

Котик с этой открытки словно на сто лет предвосхищает мем «Я обязательно выживу».

Открытка на самом деле антисуфражистская. Коты активно использовались в суфражистской пропаганде, а это, так сказать, ответ их противников. Побитый кот, вероятно, означает вышедшую из тюрьмы суфражистку, попавшую туда за вандализм и хулиганство.

«Национальное собрание предоставляет Правительству Республики под руководством маршала Петена все полномочия обнародовать одним или несколькими Актами новую Конституцию Французского государства. Данная Конституция должна гарантировать право на труд, семью и Отечество».

Восемьдесят лет назад, 10 июля 1940 г. в здании Оперного театра города Виши на совместном заседании Палаты депутатов и Сената Национального собрания Франции был принят новый Конституционный закон. Его единственная статья передавала всю полноту власти в стране, обуреваемой хаосом на фоне военного поражения, Председателю Правительства маршалу Анри-Филиппу Петену. Конституционные законы 1875 г., на которых 65 лет держалась Третья французская республика, были отменены.

Ликвидация парламентского режима была одобрена абсолютным большинством парламента: из 669 присутствовавших депутатов «за» проголосовали 569, «против» - лишь 80, ещё 20 – воздержались. 176 депутатов по различным причинам не присутствовали (кто-то погиб на фронте, кто-то томился в плену, кто-то просто сбежал), мандаты 61 коммуниста были аннулированы ещё в начале года после запрета Компартии.

Республику хоронил самый левый состав парламента из всех избиравшихся до того во Франции. В 1936 г. триумфальную победу на выборах одержал левый социалистический Народный фронт, и вот теперь он большинством голосов отдавал абсолютную власть Петену. Из 569 одобривших переход к диктатуре 286 принадлежали к различным левым фракциям, 237 – к правым, ещё 46 не имели явной идейной принадлежности. Справедливости ради, из 80 проголосовавших «против» 73 были левыми и лишь 7 – правыми.

11 июля маршал Петен издал первые три Конституционных Акта под собственной редакцией. В них он провозглашал себя Главой Французского государства, наделённым всей полнотой исполнительной и законодательной власти, в силу чего Национальное собрание распускалось.

Пояснительный меморандум к Конституционному закону 10 июля гласил: «В самый жестокий момент своей истории Франция должна понять и принять необходимость Национальной революции».

Так начался уникальный для французской истории четырёхлетний эксперимент по пересмотру и ревизии революционных ценностей 1789 г.

Теория «Щита и меча».

Существует расхожая фраза, будто де Голль в годы Второй мировой сумел сберечь французскую честь, а Петен – французские кошельки. Мол, благодаря «Сражающейся Франции» французы де-факто оставались в составе антигитлеровской коалиции, боровшейся со вселенским злом, и в то же время коллаборационистский режим Виши до поры до времени обеспечивал относительную безопасность и сохранность собственности на Юге Франции в так называемой «Свободной зоне».

К тому же разряду относится теория «Щита и меча», популярная среди французов в 1940 – 1942 гг., а затем взятая на вооружение провишистскими ревизионистами. Заключалась она в том, что несмотря на внешнюю конфронтацию де Голля и Петена (первый был заочно приговорён в Виши к смерти как дезертир и изменник, второй клеймился «Свободной Францией» как предатель) оба лидера якобы сознательно делали одно дело: де Голль как «меч» разил врагов заграницей, а Петен как «щит» спасал французов в метрополии, дурача глупую немчуру и собирая силы для внезапного удара.

Примечательно, что на первых порах данную теорию активно использовали немногочисленные активисты Сопротивления, пытавшиеся перетянуть к себе как можно больше сторонников из числа вишистов.

Теория о «Щите и мече» значительно поблекла в 1942 г. Сначала весной-летом немцы добились депортации части евреев из Франции в концлагеря, причём облавы осуществляла именно французская полиция. Окончательный крах и популярности режима, и популярности самого маршала произошёл в ноябре, когда немцы, нарушив перемирие 1940 г., вторглись в «Свободную зону». «Щит нации» Петен в критический момент никак не проявил себя, отказавшись от вооружённого сопротивления и перехода на сторону союзников, благо французская Северная Африка уже находилась под их контролем.

Следующие полтора года вишистский режим был скорее фикцией, прикрывавшей немецкое господство. На судебном процессе 1945 г. Петен пытался защищаться, мол он «пытался защитить французов» через коллаборацию, но у него ничего не вышло: маршал был приговорён к смертной казни с лишением гражданских прав и конфискацией имущества. Помилованный де Голлем, Петен умер в заключении на острове Иль-д’Йе в 1951 г.

​​Сто лет назад, 11 июля 1920 г., в приграничных районах Западной и Восточной Пруссии прошли референдумы, на которых местные жители решали оставаться ли им в составе Германии или присоединиться к Польше.

Версальский мирный договор принято только ругать, и зачастую ругать справедливо, однако при всех своих минусах, Версальская система предполагала проведение плебисцитов на спорных территориях, на которых местные жители демократическим путём решали бы, в каком государстве они хотят жить. Для сравнения, после Второй мировой в Европе никто ничьего мнения не спрашивал, и территориальные проблемы решались другими методами.

В числе прочих, после Первой мировой территориями плебисцита являлись приграничные районы Западной и Восточной Пруссии, именуемые по-польски Вармией и Мазурией. На первый взгляд, надежды поляков на включение этих территорий в свой состав не были лишены оснований: из 720 тыс. населения края официальные подсчёты, проведённые ещё при кайзере, фиксировали 270 тыс. польскоговорящих (37,5%), неофициальные – до 440 тыс. (60%). Однако общий язык оказался недостаточным аргументом для воссоединения с Польшей.

При кайзере немцы проводили очень жёсткую ассимиляторскую политику по отношению к польскому населению, так что к 1920 г. многие носители польского языка воспринимали себя скорее пруссаками, как максимум считали себя отдельными мазурами и вармяками, но не поляками. Свою роль играло и то, что в отличие от поляков, мазуры являлись протестантами, то есть в религиозном отношении стояли ближе к немцам. Наконец, летом 1920 г. в разгаре была советско-польская война, армия Тухачевского рвалась к Варшаве, и было совсем неочевидно, а будет ли вообще существовать независимое Польское государство.

В итоге немцы на референдуме победили с разгромным счётом: в Восточной Пруссии «за» Германию проголосовали 98%, в Западной Пруссии – 92%. К Польше отошли лишь несколько деревенек на самой границе. В честь победы немцы заставили регион памятными камнями и мемориальными табличками с надписями вроде: «Немцами были. Немцами остались» или «Мазурия – немецкая земля, руки прочь, жадные поляки!».

Референдум лишь отсрочил переход Мазурии и Вармии к Польше на 25 лет. В 1945 г. эти земли всё равно отошли к Польше, но теперь уже никто никаких референдумов не проводил. Немецкое население было изгнано, а мазуры и вармяки были объявлены поляками. Сегодня на этих территориях располагается Варминьско-Мазурское воеводство Польши.