ШИШТАК
От вепсских глаголов šištta, šišitada 'медленно идти, плестись' образовано интересное слово šištak 'толпа, стадо'. При этом не любые, а именно 'растянувшиеся при движении'.
Например, согласно диалектному словарю вепсского языка (1972):
rahvast mäni šištak 'прошла длинная толпа людей';
lambhiď mäni šištak 'прошло растянувшееся стадо овец'.
Современным значением слова šištak может быть также 'растянувшаяся колонна автомобилей'.
Фото из сети Интернет
От вепсских глаголов šištta, šišitada 'медленно идти, плестись' образовано интересное слово šištak 'толпа, стадо'. При этом не любые, а именно 'растянувшиеся при движении'.
Например, согласно диалектному словарю вепсского языка (1972):
rahvast mäni šištak 'прошла длинная толпа людей';
lambhiď mäni šištak 'прошло растянувшееся стадо овец'.
Современным значением слова šištak может быть также 'растянувшаяся колонна автомобилей'.
Фото из сети Интернет
❤🔥18👍9🥰3😍2
ДРЕВО ПРИБАЛТИЙСКО-ФИНСКИХ ЯЗЫКОВ
Согласно байке, один финно-угровед говорил, что прибалтийско-финские языки делятся на ливский, южноэстонский и остальной.
Примерно такая схема развития прибалтийско-финских языков представлена П. Каллио и Й. Лааксо.
Согласно ей, первыми от праприбалтийско-финского языка отделились:
1. Ливский (līvõ kēļ, rāndakēļ 'береговой язык') – язык ливов, давших название Ливонии. Ареал: Латвия (побережье Рижского залива, ранее был шире).
2. Южноэстонское наречие – в настоящее время представлено мульгискими, тартускими (tartu keel) и вырускими (võro kiil) диалектами, включая сетуский (seto kiil). При этом в XVII–нач. XX вв. тартусский язык был одним из двух литературных эстонских языков наряду с североэстонским (таллинским). Ареал: юго-восточная Эстония, Латвия, юго-запад Псковской области.
Оставшееся диалектное облако по этой схеме назвали «диалектом Финского залива», из которого затем выделились:
1. Южный диалект праприбалтийско-финского языка, разделившийся затем на:
1) североэстонское наречие (ставшее основой эстонского литературного языка – eesti keel).
2) водский (vaďďā tšēli, mā tšēli 'язык земли') – язык води, давшей название Водской земле, а затем Водской пятине Великого Новгорода. Ареал: Кингисеппский район Ленинградской обл. (ранее был шире).
2. Северный диалект праприбалтийско-финского языка, разделившийся затем на:
1) западное наречие финского языка.
2) древнекарельский. Из него выделились:
• восточное наречие финского языка.
• ижорский язык (ižorin kēli, karjalan kēli, mākeli) – язык ижоры. Ареал: западная часть Ленинградской обл.
• карельский язык (karjalan kieli) – собственно-карельское наречие. На базе взаимодействия древнекарельского и древневепсского сформировалось ливвиковское наречие (livvin kieli).
3) древневепсский. Из него выделились:
• людиковское наречие карельского языка (lüüdin kiel').
• вепсский язык (vepsän kel' [вепсян кель], ičemoi kel' [ичемой кель] 'свой язык', lüdikel' [людикель]).
Хронология данных процессов – предмет отдельного разговора.
Согласно байке, один финно-угровед говорил, что прибалтийско-финские языки делятся на ливский, южноэстонский и остальной.
Примерно такая схема развития прибалтийско-финских языков представлена П. Каллио и Й. Лааксо.
Согласно ей, первыми от праприбалтийско-финского языка отделились:
1. Ливский (līvõ kēļ, rāndakēļ 'береговой язык') – язык ливов, давших название Ливонии. Ареал: Латвия (побережье Рижского залива, ранее был шире).
2. Южноэстонское наречие – в настоящее время представлено мульгискими, тартускими (tartu keel) и вырускими (võro kiil) диалектами, включая сетуский (seto kiil). При этом в XVII–нач. XX вв. тартусский язык был одним из двух литературных эстонских языков наряду с североэстонским (таллинским). Ареал: юго-восточная Эстония, Латвия, юго-запад Псковской области.
Оставшееся диалектное облако по этой схеме назвали «диалектом Финского залива», из которого затем выделились:
1. Южный диалект праприбалтийско-финского языка, разделившийся затем на:
1) североэстонское наречие (ставшее основой эстонского литературного языка – eesti keel).
2) водский (vaďďā tšēli, mā tšēli 'язык земли') – язык води, давшей название Водской земле, а затем Водской пятине Великого Новгорода. Ареал: Кингисеппский район Ленинградской обл. (ранее был шире).
2. Северный диалект праприбалтийско-финского языка, разделившийся затем на:
1) западное наречие финского языка.
2) древнекарельский. Из него выделились:
• восточное наречие финского языка.
• ижорский язык (ižorin kēli, karjalan kēli, mākeli) – язык ижоры. Ареал: западная часть Ленинградской обл.
• карельский язык (karjalan kieli) – собственно-карельское наречие. На базе взаимодействия древнекарельского и древневепсского сформировалось ливвиковское наречие (livvin kieli).
3) древневепсский. Из него выделились:
• людиковское наречие карельского языка (lüüdin kiel').
• вепсский язык (vepsän kel' [вепсян кель], ičemoi kel' [ичемой кель] 'свой язык', lüdikel' [людикель]).
Хронология данных процессов – предмет отдельного разговора.
❤🔥16👍12❤3🥰1😍1
ЧИТАЯ КЛАССИКОВ
МИХАИЛ ВАСИЛЬЕВИЧ ЛОМОНОСОВ
«О старобытных в России жителях и о происхождении Российского народа вообще»
Старобытные в России обитатели, славяне и чудь, по преданиям достоверных наших летописателей известны…
Обои народы одержали великое участие в обширном сем земель пространстве.
Славенское владение возросло с течением времени. Многие области, которые в самодержавство первых князей российских чудским народом обитаемы были, после славянами наполнились.
Чуди часть с ними соединилась, часть, уступив место, уклонилась далее к северу и востоку. Показывают сие некоторые остатки чудской породы, которые по словесным преданиям от славенского поколения отличаются, забыв употребление своего языка.
От сего не токмо многих сел, но рек и городов и целых областей чудские имена в России, особливо в восточных и северных краях, поныне остались.
Немалое число чудских слов в нашем языке обще употребляется.
Соединение двух сих народов подтверждается согласием в избрании на общее владение князей варяжских, которые с роды своими и со множеством подданных к славянам и чуди переселились и, соединив их, утвердили самодержавство.
В составлении российского народа преимущество славян весьма явствует, ибо язык наш, от славенского происшедший, немного от него отменился и по толь великому областей пространству малые различия имеет в наречиях.
Сих народов, положивших по разной мере участие свое в составлении россиян, должно приобрести обстоятельное по-возможности знание, дабы увéдать оных древность и сколь много их дела до наших предков и до нас касаются.
Рассуждая о разных племенах, составивших Россию, никто не может почесть ей в уничижение. Ибо ни о едином языке утвердить невозможно, чтобы он с начала стоял сам собою без всякого примешения. Большую часть оных видим военными неспокойствами, преселениями и странствованиями, в таком между собою сплетении, что рассмотреть почти невозможно, коему народу дать вящее преимущество.
Источник: Древняя Российская история от начала российского народа до кончины великого князя Ярослава Первого или до 1054 года, сочиненная Михаилом Ломоносовым, статским советником, профессором химии и членом Санкт-Петербургской Императорской и Королевской Шведской академий наук
МИХАИЛ ВАСИЛЬЕВИЧ ЛОМОНОСОВ
«О старобытных в России жителях и о происхождении Российского народа вообще»
Старобытные в России обитатели, славяне и чудь, по преданиям достоверных наших летописателей известны…
Обои народы одержали великое участие в обширном сем земель пространстве.
Славенское владение возросло с течением времени. Многие области, которые в самодержавство первых князей российских чудским народом обитаемы были, после славянами наполнились.
Чуди часть с ними соединилась, часть, уступив место, уклонилась далее к северу и востоку. Показывают сие некоторые остатки чудской породы, которые по словесным преданиям от славенского поколения отличаются, забыв употребление своего языка.
От сего не токмо многих сел, но рек и городов и целых областей чудские имена в России, особливо в восточных и северных краях, поныне остались.
Немалое число чудских слов в нашем языке обще употребляется.
Соединение двух сих народов подтверждается согласием в избрании на общее владение князей варяжских, которые с роды своими и со множеством подданных к славянам и чуди переселились и, соединив их, утвердили самодержавство.
В составлении российского народа преимущество славян весьма явствует, ибо язык наш, от славенского происшедший, немного от него отменился и по толь великому областей пространству малые различия имеет в наречиях.
Сих народов, положивших по разной мере участие свое в составлении россиян, должно приобрести обстоятельное по-возможности знание, дабы увéдать оных древность и сколь много их дела до наших предков и до нас касаются.
Рассуждая о разных племенах, составивших Россию, никто не может почесть ей в уничижение. Ибо ни о едином языке утвердить невозможно, чтобы он с начала стоял сам собою без всякого примешения. Большую часть оных видим военными неспокойствами, преселениями и странствованиями, в таком между собою сплетении, что рассмотреть почти невозможно, коему народу дать вящее преимущество.
Источник: Древняя Российская история от начала российского народа до кончины великого князя Ярослава Первого или до 1054 года, сочиненная Михаилом Ломоносовым, статским советником, профессором химии и членом Санкт-Петербургской Императорской и Королевской Шведской академий наук
❤14❤🔥4👍4🔥1
Forwarded from Карельская языковая картина мира
LITVAŠTA JIÄNNYN («от литвы оставшийся»)
”Litvašta jiännyn” («со [времён] литвы оставшийся») – этим тверским карельским фразеологизмом продолжу тему этнонимов в карельском языке, которую начал в предыдущих постах, рассказывая об этнониме ”karjala”. Им же начну небольшую серию постов, посвящённых карельским народным нарративам, связанным с этнонимом ”litva” («литва»).
”Litvašta jiännyn” – это своего рода аналог русского выражения «со времён царя Гороха» – используется, когда речь идёт о чём-то очень давнем, оставшемся (сохранившемся) с незапамятных времён.
Это выражение я слышал и самолично, обнаружил его и в словаре А. В. Пунжиной, как иллюстрацию к словарной статье ‘muissutella’ («вспоминать»):
”emmä jo rubie muissutelomah litvašta jiänyzie” – «уж не будем вспоминать стародавнее ’от литвы оставшееся’».
/картинка к посту взята из книги Ф. Н. Глинки «О древностях Тверской Карелии», 1836/
”Litvašta jiännyn” («со [времён] литвы оставшийся») – этим тверским карельским фразеологизмом продолжу тему этнонимов в карельском языке, которую начал в предыдущих постах, рассказывая об этнониме ”karjala”. Им же начну небольшую серию постов, посвящённых карельским народным нарративам, связанным с этнонимом ”litva” («литва»).
”Litvašta jiännyn” – это своего рода аналог русского выражения «со времён царя Гороха» – используется, когда речь идёт о чём-то очень давнем, оставшемся (сохранившемся) с незапамятных времён.
Это выражение я слышал и самолично, обнаружил его и в словаре А. В. Пунжиной, как иллюстрацию к словарной статье ‘muissutella’ («вспоминать»):
”emmä jo rubie muissutelomah litvašta jiänyzie” – «уж не будем вспоминать стародавнее ’от литвы оставшееся’».
/картинка к посту взята из книги Ф. Н. Глинки «О древностях Тверской Карелии», 1836/
👍17🔥4❤2🥰1
ЛИТВА ВСТАЛА НА КОРЕЛУ
Новгородская берестяная грамота № 590, датируемая последней третью XI века, содержит краткий текст:
Литва встала на Корелу
Это одно из первых упоминаний о карелах в новгородских письменных памятниках.
Вызывает интерес и информация о начале неких военных действий литвы в отношении корелы, приходящихся на плохо освещенный в источниках догосударственный период литовской истории.
Новгородская берестяная грамота № 590, датируемая последней третью XI века, содержит краткий текст:
Литва встала на Корелу
Это одно из первых упоминаний о карелах в новгородских письменных памятниках.
Вызывает интерес и информация о начале неких военных действий литвы в отношении корелы, приходящихся на плохо освещенный в источниках догосударственный период литовской истории.
👍17🔥6❤2❤🔥1
КУЛЕШ И ПОГАЧА
Уважаемый канал «Пока горит солнце» напомнил о кулеше.
Кулеш – известная в русской (кулеш, кулиш), белорусской (кулеш), украинской (кулiш), польской (kulesz, kulesza) похлёбка из пшеничной крупы (проса) с добавлением сала.
Само слово действительно восходит к венгерскому köles [кёлеш] 'просо'.
Интересно, что в венгерской кухне блюда с пшеном, в свою очередь, содержат слова, пришедшие из славянских языков:
köleskása [кёлешкашо] 'пшенная каша', где kása 'каша' < славянское каша;
kölespogácsa [кёлешпогачо] 'пшенная лепёшка', где pogácsa 'особый вид выпечки (круглая булочка или лепёшка)' < южнославянское, ср. болгарское, сербохорватское, македонское, словенское погача 'особая пресная лепёшка'.
При этом, источник слова в южнославянских языках – латинское focācia 'очажная (испеченная в золе очага)', ставшее источником итальянского focaccia (фокачча) 'особая пшеничнная лепёшка'.
Иллюстрация: венгерская погача. Источник иллюстрации: Википедия.
#hungaricum
Уважаемый канал «Пока горит солнце» напомнил о кулеше.
Кулеш – известная в русской (кулеш, кулиш), белорусской (кулеш), украинской (кулiш), польской (kulesz, kulesza) похлёбка из пшеничной крупы (проса) с добавлением сала.
Само слово действительно восходит к венгерскому köles [кёлеш] 'просо'.
Интересно, что в венгерской кухне блюда с пшеном, в свою очередь, содержат слова, пришедшие из славянских языков:
köleskása [кёлешкашо] 'пшенная каша', где kása 'каша' < славянское каша;
kölespogácsa [кёлешпогачо] 'пшенная лепёшка', где pogácsa 'особый вид выпечки (круглая булочка или лепёшка)' < южнославянское, ср. болгарское, сербохорватское, македонское, словенское погача 'особая пресная лепёшка'.
При этом, источник слова в южнославянских языках – латинское focācia 'очажная (испеченная в золе очага)', ставшее источником итальянского focaccia (фокачча) 'особая пшеничнная лепёшка'.
Иллюстрация: венгерская погача. Источник иллюстрации: Википедия.
#hungaricum
❤🔥13👍6❤4🥰1
ВЕПССКАЯ ДУША
Уважаемый канал «Минутка этнографии» напомнил о русских народных представлениях о душе:
- душой наделялся человек и лошадь. Остальным животным существам в душе было отказано (у них вместо души – пар);
- мужская душа больше и лучше женской.
Похожие представления на этот счет были и в вепсской народной среде:
- у животных вместо души пар, но лошадь, как и человек, имеет душу («Бог вдохнул в нее душу»);
- а вот женщинам в наличии души вообще отказывали :
«Прежде говорили: у женщины нет души. Была бы у женщины душа, то и на неё давали бы землю (надел)» – «Ende muga sanuiba: ak om hengetoi, uuniiž hengʻ akou, ka i hänele man andeižiba» (СВЯ).
Уважаемый канал «Минутка этнографии» напомнил о русских народных представлениях о душе:
- душой наделялся человек и лошадь. Остальным животным существам в душе было отказано (у них вместо души – пар);
- мужская душа больше и лучше женской.
Похожие представления на этот счет были и в вепсской народной среде:
- у животных вместо души пар, но лошадь, как и человек, имеет душу («Бог вдохнул в нее душу»);
- а вот женщинам в наличии души вообще отказывали :
«Прежде говорили: у женщины нет души. Была бы у женщины душа, то и на неё давали бы землю (надел)» – «Ende muga sanuiba: ak om hengetoi, uuniiž hengʻ akou, ka i hänele man andeižiba» (СВЯ).
🦄10👍5😁4🥴2🕊1
А ВАС, ЩЁГОЛЕВ, Я ПОПРОШУ ОСТАТЬСЯ
Вопросы субстрата (то есть языковых явлений, сохраняющих следы предыдущего языка, существовавшего на данной территории) показательны именно при контактировании неродственных или состоящих в дальнем родстве языков. Например, при контактах немецкого и славянских языков в Германии.
Немецкое название певчей птицы – щегла (Stieglitz) имеет славянские истоки: верхнелужицкое štiglica, старочешское stehlec. Они, как и русское щегол, восходят к праславянскому *ščigъlъ.
Деревня Stegelitz (изначально славянская) расположена в немецкой Саксонии-Анхальт, деревня Stieglitz – в австрийской Штирии, где заметно словенское присутствие.
Известна немецкая дворянская и еврейская фамилия Штиглиц. Фон Штиглицы возводили свой род к некому Штиглицу из чешской деревни Ченков.
Эту известную дворянскую фамилию, по-видимому, и взял Юлиан Семёнов в качестве прототипа для фамилии Штирлиц (Stierlitz).
Трудно сказать, знал ли он о истоках последней. Однако наличие фамилий славянского происхождения среди немцев (в том числе дворян) достаточно известный факт для интересующихся историей Германии.
Получается, что в Штирлице, как и в штиглице, за их, казалось бы, истинной немецкой оболочкой скрывается славянская сущность.
Вопросы субстрата (то есть языковых явлений, сохраняющих следы предыдущего языка, существовавшего на данной территории) показательны именно при контактировании неродственных или состоящих в дальнем родстве языков. Например, при контактах немецкого и славянских языков в Германии.
Немецкое название певчей птицы – щегла (Stieglitz) имеет славянские истоки: верхнелужицкое štiglica, старочешское stehlec. Они, как и русское щегол, восходят к праславянскому *ščigъlъ.
Деревня Stegelitz (изначально славянская) расположена в немецкой Саксонии-Анхальт, деревня Stieglitz – в австрийской Штирии, где заметно словенское присутствие.
Известна немецкая дворянская и еврейская фамилия Штиглиц. Фон Штиглицы возводили свой род к некому Штиглицу из чешской деревни Ченков.
Эту известную дворянскую фамилию, по-видимому, и взял Юлиан Семёнов в качестве прототипа для фамилии Штирлиц (Stierlitz).
Трудно сказать, знал ли он о истоках последней. Однако наличие фамилий славянского происхождения среди немцев (в том числе дворян) достаточно известный факт для интересующихся историей Германии.
Получается, что в Штирлице, как и в штиглице, за их, казалось бы, истинной немецкой оболочкой скрывается славянская сущность.
👍23🥰6😎5❤1
«ПОП ИЗ КАРХЕЛЫ»: БЫТ СЕЛЬСКОГО СВЯЩЕННИКА В ВЕПССКОМ КРАЕ
Интересное описание быта священника из Присвирья (восток Ленинградской области) оставил Элиас Лённрот, который был здесь в 1842 году
«В Кархела [по-русски – Каргиничи] была церковь и свой священник, который охотно согласился учить меня вепсскому, поэтому я решил пожить здесь некоторое время. У него были изба и горница, которую занимали два землемера. Однако поп сказал, что через два дня они уедут и я смогу поселиться в горнице. За три часа обучения в день, еду и постой в течение месяца я договорился заплатить пятьдесят рублей ассигнациями, за эти же деньги поп обещал подвезти меня на своих лошадях обратно до Лодейного Поля. Все это меня вполне устраивало, пока я не заметил, что сам поп слабовато знает вепсский язык и его уроки скорее запутают меня, нежели внесут ясность. Поэтому я отказался учиться у него и нанял другого учителя – одну слепую старуху, служившую нянькой у пономаря. Поскольку она из-за своей службы не могла приходить в дом попа, пришлось мне ходить к пономарю учиться у нее. Сам пономарь и его жена работали вне дома, так что я мог целыми днями спокойно беседовать со старухой. Она присматривала за двумя детьми пономаря, но иногда к ней приводили детей из других домов, хозяева которых отправлялись на работу в лес. Конечно, их крик досаждал бы нам, если бы старуха не приучила детей к такому послушанию, что стоило ей лишь крикнуть: «Мовчи!», и сразу же все переставали плакать и затихали. Думается, мало в наше время учителей, которые могли бы так насмешить учеников, как смешило меня поведение старухи, пестующей детей. Но и в этой школе, как когда-то в начальной, я не смел смеяться вслух. [...]
В похвалу старухе следует сказать, что она за несколько дней стала разбираться в грамматике больше, чем вышеупомянутый священник. Изучая существительные, мне никогда не приходилось спрашивать генитив, потому что следом за именительным она сразу же называла какой-нибудь другой падеж или множественное число именительного падежа. [...] Когда же мы заговорили о глаголах, она быстро научилась называть инфинитив и первое лицо единственного числа настоящего времени. [...] Не следует, однако, думать, что она не допускала ошибок и всегда находила правильное объяснение. [...]
Первую неделю я провел в маленькой избе попа Кархелы, где кроме меня жили он сам, его жена и четырехлетний внук, служанка, некий приказчик, маленькая красная собачонка и черная кошка с котятами. Наконец землемеры закончили свою работу, но, как это у нас бывает, возник спор из-за границы между деревнями, и в связи с этим пришлось обратиться даже в сенат, а работа тем временем стояла. После ухода землемеров я поселился в горнице, где так и жил один, что было удобно во всех отношениях, – в дороге, когда все время находишься среди людей, редко выпадает такая возможность. Лишь последний день пришлось провести с попом и его семейством, собакой и кошками, потому что избу, в которой они жили, начали разбирать и перестраивать. В горнице в юмалачога, как у них называется красный угол, было несколько не очень искусно сделанных боженек, а над дверью гарцевал на коне Али-Паша. [...]
Попу было пятьдесят шесть лет, по характеру он — серьезный и спокойный. Его повседневная одежда была ничуть не лучше крестьянской, и он ничем не отличался от мужиков, кроме как длинной косой, висевшей на спине. Вместе с женой и служанкой он занимался всякой крестьянской работой, поэтому днем редко бывал дома; во время моего пребывания здесь к концу подходила заготовка сена, затем последовали жатва, молотьба гороха и сбор ягод. Находясь дома, поп выполнял всякую работу: топил баню, ходил за водой, чистил ягоды и пр. Неудивительно поэтому, что из-за такой занятости он не мог много времени уделять чтению. И все же он прилично читал по-русски и по-церковнославянски, кажется, умел и писать. Однажды, увидев меня за книгами, он вошел в комнату, но разглядев, что они написаны не по-русски, очень удивился тому, что есть книги, напечатанные и на других языках.
Интересное описание быта священника из Присвирья (восток Ленинградской области) оставил Элиас Лённрот, который был здесь в 1842 году
«В Кархела [по-русски – Каргиничи] была церковь и свой священник, который охотно согласился учить меня вепсскому, поэтому я решил пожить здесь некоторое время. У него были изба и горница, которую занимали два землемера. Однако поп сказал, что через два дня они уедут и я смогу поселиться в горнице. За три часа обучения в день, еду и постой в течение месяца я договорился заплатить пятьдесят рублей ассигнациями, за эти же деньги поп обещал подвезти меня на своих лошадях обратно до Лодейного Поля. Все это меня вполне устраивало, пока я не заметил, что сам поп слабовато знает вепсский язык и его уроки скорее запутают меня, нежели внесут ясность. Поэтому я отказался учиться у него и нанял другого учителя – одну слепую старуху, служившую нянькой у пономаря. Поскольку она из-за своей службы не могла приходить в дом попа, пришлось мне ходить к пономарю учиться у нее. Сам пономарь и его жена работали вне дома, так что я мог целыми днями спокойно беседовать со старухой. Она присматривала за двумя детьми пономаря, но иногда к ней приводили детей из других домов, хозяева которых отправлялись на работу в лес. Конечно, их крик досаждал бы нам, если бы старуха не приучила детей к такому послушанию, что стоило ей лишь крикнуть: «Мовчи!», и сразу же все переставали плакать и затихали. Думается, мало в наше время учителей, которые могли бы так насмешить учеников, как смешило меня поведение старухи, пестующей детей. Но и в этой школе, как когда-то в начальной, я не смел смеяться вслух. [...]
В похвалу старухе следует сказать, что она за несколько дней стала разбираться в грамматике больше, чем вышеупомянутый священник. Изучая существительные, мне никогда не приходилось спрашивать генитив, потому что следом за именительным она сразу же называла какой-нибудь другой падеж или множественное число именительного падежа. [...] Когда же мы заговорили о глаголах, она быстро научилась называть инфинитив и первое лицо единственного числа настоящего времени. [...] Не следует, однако, думать, что она не допускала ошибок и всегда находила правильное объяснение. [...]
Первую неделю я провел в маленькой избе попа Кархелы, где кроме меня жили он сам, его жена и четырехлетний внук, служанка, некий приказчик, маленькая красная собачонка и черная кошка с котятами. Наконец землемеры закончили свою работу, но, как это у нас бывает, возник спор из-за границы между деревнями, и в связи с этим пришлось обратиться даже в сенат, а работа тем временем стояла. После ухода землемеров я поселился в горнице, где так и жил один, что было удобно во всех отношениях, – в дороге, когда все время находишься среди людей, редко выпадает такая возможность. Лишь последний день пришлось провести с попом и его семейством, собакой и кошками, потому что избу, в которой они жили, начали разбирать и перестраивать. В горнице в юмалачога, как у них называется красный угол, было несколько не очень искусно сделанных боженек, а над дверью гарцевал на коне Али-Паша. [...]
Попу было пятьдесят шесть лет, по характеру он — серьезный и спокойный. Его повседневная одежда была ничуть не лучше крестьянской, и он ничем не отличался от мужиков, кроме как длинной косой, висевшей на спине. Вместе с женой и служанкой он занимался всякой крестьянской работой, поэтому днем редко бывал дома; во время моего пребывания здесь к концу подходила заготовка сена, затем последовали жатва, молотьба гороха и сбор ягод. Находясь дома, поп выполнял всякую работу: топил баню, ходил за водой, чистил ягоды и пр. Неудивительно поэтому, что из-за такой занятости он не мог много времени уделять чтению. И все же он прилично читал по-русски и по-церковнославянски, кажется, умел и писать. Однажды, увидев меня за книгами, он вошел в комнату, но разглядев, что они написаны не по-русски, очень удивился тому, что есть книги, напечатанные и на других языках.
❤🔥12❤1
Наставники примерно такого же уровня образования были когда-то и у нас в стране, а возможно, есть и поныне. Так, Кастрен рассказывал, что, путешествуя по Финляндии, он повстречался с попом, который удивился, когда речь зашла о финской грамматике и письменности, почему буква «х» не годится для финского алфавита, и спрашивал, в чем же она провинилась, что ее так не любят. У меня был с собой Новый завет на русском языке, и поп усердно читал его, сказав, что во всем их приходе нет других священных книг, кроме евангелия на церковнославянском языке, который он, видимо, не совсем хорошо понимал.
Попадья, кажется, была несколько моложе своего мужа, вместе с другими она занималась обычным крестьянским трудом: ходила за ягодами, ставила сети и т. д. Если они работали далеко от дома, я должен был присматривать за домом, но с условием, чтобы я мог ходить к пономарю, брать уроки у своего учителя, единственное, чтобы уходя не забыл закрыть двери на замок. В такие дни перед уходом попадья всегда оставляла мне еду, сухие продукты – в шкафу, горячее – в печи. К угощениям относился также кофе в большом кофейнике, который она утром варила и ставила в печь. Хозяйки, искушенные в кофеварении, догадаются и без дальнейших объяснений, каким на вкус был этот перестоявшийся кофе, поэтому я не особо расстроился, когда мне однажды утром хозяйка сообщила, что кофе кончился и не будет до тех пор, пока кто-нибудь не съездит в город. Однако перед уходом на работу она с радостным видом сообщила мне, что кофейник с таким же крепким кофе на прежнем месте. На мой вопрос, где она успела раздобыть кофе, госпожа ответила, что она умеет варить кофе не только из кофейных зерен. Ознакомившись с ним поближе, я разгадал этот способ: она поджарила вместо кофейных ячменные зернышки и сварила их. Уж коли госпожа вместо кофе использовала ячмень, мне следовало также подыскать замену табаку, потому что, к моей большой печали, запасы его таяли на глазах. Я нашел выход в том, что собрал картофельных листьев, высушил и перемешал с табаком, в надежде, что этой смеси мне хватит до тех пор, пока кто-нибудь не поедет в Лодейное Поле и не привезет мне настоящего табака.»
Цитируется по: Путешествия Элиаса Лёнрота. Путевые заметки, дневники, письма 1828-1842 годов. Петрозаводск: Карелия, 1985. С. 302–305
Попадья, кажется, была несколько моложе своего мужа, вместе с другими она занималась обычным крестьянским трудом: ходила за ягодами, ставила сети и т. д. Если они работали далеко от дома, я должен был присматривать за домом, но с условием, чтобы я мог ходить к пономарю, брать уроки у своего учителя, единственное, чтобы уходя не забыл закрыть двери на замок. В такие дни перед уходом попадья всегда оставляла мне еду, сухие продукты – в шкафу, горячее – в печи. К угощениям относился также кофе в большом кофейнике, который она утром варила и ставила в печь. Хозяйки, искушенные в кофеварении, догадаются и без дальнейших объяснений, каким на вкус был этот перестоявшийся кофе, поэтому я не особо расстроился, когда мне однажды утром хозяйка сообщила, что кофе кончился и не будет до тех пор, пока кто-нибудь не съездит в город. Однако перед уходом на работу она с радостным видом сообщила мне, что кофейник с таким же крепким кофе на прежнем месте. На мой вопрос, где она успела раздобыть кофе, госпожа ответила, что она умеет варить кофе не только из кофейных зерен. Ознакомившись с ним поближе, я разгадал этот способ: она поджарила вместо кофейных ячменные зернышки и сварила их. Уж коли госпожа вместо кофе использовала ячмень, мне следовало также подыскать замену табаку, потому что, к моей большой печали, запасы его таяли на глазах. Я нашел выход в том, что собрал картофельных листьев, высушил и перемешал с табаком, в надежде, что этой смеси мне хватит до тех пор, пока кто-нибудь не поедет в Лодейное Поле и не привезет мне настоящего табака.»
Цитируется по: Путешествия Элиаса Лёнрота. Путевые заметки, дневники, письма 1828-1842 годов. Петрозаводск: Карелия, 1985. С. 302–305
👍12❤🔥9🔥1
ПОНИМАЮТ, НО В ДРУГОМ СМЫСЛЕ
В начале XIX века ученик Новгородской духовной семинарии В. Сердцов представил перевод Евангелия на карельский язык Новгородскому и Санкт-Петербургскому митрополиту.
Для того, чтобы узнать, «довольны ли будут олонецкие корелы» переводу, Петрозаводское духовное управление разослало его по епархии.
Только для шести приходов Петрозаводского и Олонецкого уездов текст перевода был признан пригодным.
При этом было заявлено, что на территории Петрозаводского уезда проживают такие карелы (речь шла о вепсах), у которых «язык корельский есть вовсе испорченный и неправильный, а иные хоть и понимают, но в другом смысле».
В 1841 г. Элиас Лённрот также отмечал, что «если человек говорит непонятно, его [карелы] называют вепсом».
Не был признан полезным перевод и для Повенецкого уезда, поскольку большую часть уезда составляют «так называемые лопляне» и «и есть их язык также неправильный и испорченный».
Источник: М.В. Пулькин. Православные приходы вепсского Прионежья в середине XIX века // Современная наука о вепсах: достижения и перспективы (памяти Н.И. Богданова). Петрозаводск, 2006. C. 221–223.
В начале XIX века ученик Новгородской духовной семинарии В. Сердцов представил перевод Евангелия на карельский язык Новгородскому и Санкт-Петербургскому митрополиту.
Для того, чтобы узнать, «довольны ли будут олонецкие корелы» переводу, Петрозаводское духовное управление разослало его по епархии.
Только для шести приходов Петрозаводского и Олонецкого уездов текст перевода был признан пригодным.
При этом было заявлено, что на территории Петрозаводского уезда проживают такие карелы (речь шла о вепсах), у которых «язык корельский есть вовсе испорченный и неправильный, а иные хоть и понимают, но в другом смысле».
В 1841 г. Элиас Лённрот также отмечал, что «если человек говорит непонятно, его [карелы] называют вепсом».
Не был признан полезным перевод и для Повенецкого уезда, поскольку большую часть уезда составляют «так называемые лопляне» и «и есть их язык также неправильный и испорченный».
Источник: М.В. Пулькин. Православные приходы вепсского Прионежья в середине XIX века // Современная наука о вепсах: достижения и перспективы (памяти Н.И. Богданова). Петрозаводск, 2006. C. 221–223.
❤🔥11🔥5🥰4
О ВЛИЯНИИ КАРЕЛЬСКОГО ЯЗЫКА НА ЯЗЫК РУССКИЙ В ПРЕДЕЛАХ ОЛОНЕЦКОЙ ГУБЕРНИИ
Источник: Николай Лесков. Живая старина. 1892 год. Вып. 4. С. 97–103.
В Олонецкой губернии, точнее в западной и северо-западной её части, происходит соприкосновение двух разнородных элементов – русского и корельского. Оба эти народа находятся в самом близком друг к другу отношении. Живут нередко в одних селах (напр. в с. Ялгубе, Петрозаводского уезда, половину народонаселения составляют русские, а другую кореляки), роднятся посредством браков, угощаются, не говоря уже об обычных международных отношениях.
Результатом такого близкого общения является то обстоятельство, что как русские, так и кореляки многое перенимают и заимствуют друг от друга, начиная от языка и обычаев и кончая покроем одежды.
Влияние языка корельского на русский главным и почти исключительным образом сказывается в том, что русские Олонецкой губернии употребляют в своей речи множество слов корельского корня. Каким образом и почему русские заимствовали те или другие слова (соответствующие которым есть и в русском языке) из корельского языка — решить я не берусь. Я отмечаю только тот факт, что речь русского олончанина пересыпается массой корельских слов. Не говоря уже о деревенских жителях, даже и петрозаводские мещане, народ, по всей вероятности, пришлый, говорящий с некоторым оттенком на а, вместо о, и большая часть чиновничества, которое не упускает никогда случая посмеяться над своеобразным говором кореляка, и те употребляют в своей речи множество корельских слов, не подозревая, что они происходят от корельских корней.
Мне самому приходилось слышать из уст чиновников такие фразы: я целую комшу набрал ягод... А вехотка* твоя хороша. Мы ходили в ламбу удить рыбу. Сегодня я не кехтаю пристать за переписку бумаг... и т. д.
Природного олончанина не поражает такая пестрота речи; его ухо с младенчества привыкло слушать эту смесь языков, но совсем другое впечатление она производит на приезжего, не олончанина; он часто становится в тупик, приходит в недоразумение, не понимая многих слов своих собеседников, и в конце концов, уезжая из Олонецкой губернии, приходит к тому заключению, что у русских олончан в речи очень много и много корельского.
—
* В случае с вехоткой направление заимствования обратное (из русского – в карельский)
Источник: Николай Лесков. Живая старина. 1892 год. Вып. 4. С. 97–103.
В Олонецкой губернии, точнее в западной и северо-западной её части, происходит соприкосновение двух разнородных элементов – русского и корельского. Оба эти народа находятся в самом близком друг к другу отношении. Живут нередко в одних селах (напр. в с. Ялгубе, Петрозаводского уезда, половину народонаселения составляют русские, а другую кореляки), роднятся посредством браков, угощаются, не говоря уже об обычных международных отношениях.
Результатом такого близкого общения является то обстоятельство, что как русские, так и кореляки многое перенимают и заимствуют друг от друга, начиная от языка и обычаев и кончая покроем одежды.
Влияние языка корельского на русский главным и почти исключительным образом сказывается в том, что русские Олонецкой губернии употребляют в своей речи множество слов корельского корня. Каким образом и почему русские заимствовали те или другие слова (соответствующие которым есть и в русском языке) из корельского языка — решить я не берусь. Я отмечаю только тот факт, что речь русского олончанина пересыпается массой корельских слов. Не говоря уже о деревенских жителях, даже и петрозаводские мещане, народ, по всей вероятности, пришлый, говорящий с некоторым оттенком на а, вместо о, и большая часть чиновничества, которое не упускает никогда случая посмеяться над своеобразным говором кореляка, и те употребляют в своей речи множество корельских слов, не подозревая, что они происходят от корельских корней.
Мне самому приходилось слышать из уст чиновников такие фразы: я целую комшу набрал ягод... А вехотка* твоя хороша. Мы ходили в ламбу удить рыбу. Сегодня я не кехтаю пристать за переписку бумаг... и т. д.
Природного олончанина не поражает такая пестрота речи; его ухо с младенчества привыкло слушать эту смесь языков, но совсем другое впечатление она производит на приезжего, не олончанина; он часто становится в тупик, приходит в недоразумение, не понимая многих слов своих собеседников, и в конце концов, уезжая из Олонецкой губернии, приходит к тому заключению, что у русских олончан в речи очень много и много корельского.
—
* В случае с вехоткой направление заимствования обратное (из русского – в карельский)
❤18👍3🥰3💯1