В исследованиях, приведенных в таблице 3, оценки генетического влияния на отношения между супругами были основаны на регрессионных исследованиях между родителями и их потомством; однако в исследовании Rushton (1989b), описанном в таблице 4, в основном использовались показатели наследственности, рассчитанные на основе сравнения монозиготных и дизиготных близнецов, воспитывавшихся вместе. При оценке этих результатов следует учитывать, что наследственность дружбы была обобщена с одной выборки (например, австралийские близнецы) на другую (канадские друзья). Ученые, изучающие поведение, обычно считают, что оценки наследственности являются свойствами конкретных популяций и не могут быть сильно обобщены (Falconer 1981; cf. Rushton 1989a). Это приводит к консервативной проверке гипотезы генетического сходства, поскольку предсказанный эффект должен быть достаточно обобщающим, чтобы преодолеть эту проблему.

По всем показателям близкие друзья оказались значительно более похожи друг на друга, чем на случайно попавших в пару индивидов из той же выборки. Линейный коэффициент корреляции показал, что по сравнению со случайными парами дружеские пары более схожи по возрасту (0,64 против -0,10, p < 0,05), образованию (0,42 против 0,11, p < 0,05), профессиональному статусу (0,39 против -0,02, p < 0,05), консерватизму (0,36 против -0,02, p < 0. 05), взаимным чувствам альтруизма и близости (0,32 против -0,04 и 0,18 против -0,08, p < 0,05), 13 антропометрическим переменным (среднее = 0,12 против -0,03, ns), 26 баллов по шкале личности (среднее = 0,09 против 0,00, ns) и 20 баллов по самооценке личности (среднее = 0,08 против 0,00, ns). Хотя эти сходства очень малы, они значительно больше, чем можно было бы ожидать случайно (13/13 антропометрических переменных, 18/26 баллов по шкале личности и 15/20 баллов по самооценке личности, все p < 0,05, биномиальный знаковый тест). Следует отметить, что эти относительные величины параллельны сходствам между супругами (Buss 1985; Epstein & Guttman 1984; Rushton и др. 1985; Thiessen & Gregg 1980).

Как и в случае с брачными партнерами, сходство между друзьями было наиболее выражено среди характеристик, которые в большей степени подвержены генетическому влиянию. Для 36 пунктов консерватизма (см. Таблицу 4) корреляция оценок генетического влияния и сходства между друзьями составила 0,40 (p < 0,01); эта связь не изменилась при поправке на надежность повторного тестирования или при выделении сходства по совокупности возраста, образования и профессионального статуса (r = .40, p < .01; r = .32, p < .05, соответственно). Корреляция 0,20 (p < .05) для 81 личностных пункта также не изменилась при поправке на результаты повторного тестирования или социально-экономическое сходство. Однако для 13 антропометрических переменных корреляция была незначительной (r = 0,15).Учитывая строгую проверку гипотезы между выборками, а не внутри выборки, представляется разумным заключить, что друзья выбирают друг друга больше на основе генетически обусловленных компонентов сходства, чем на основе компонентов, находящихся под воздействием окружающей среды.


Источник:
https://tttttt.me/annette_birkin_researchlab

Последствия вывода о том, что люди регулируют свое поведение в зависимости от генетического сходства, могут быть далеко идущими. Например, они могут указывать на биологическую основу этноцентризма. Несмотря на огромные различия внутри популяций, можно ожидать, что два человека в пределах одной этнической группы в среднем будут более похожи друг на друга генетически, нежели два человека из разных этнических групп. Согласно теории генетического сходства, можно ожидать, что люди будут отдавать предпочтение своей собственной группе по сравнению с другими.

Этнические конфликты и соперничество - одна из главных тем исторического и современного общества (Horowitz 1985; Reynolds и др. 1987; Rushton 1986; van den Berghe 1981). Местная этническая предпочтительность также проявляется членами группы, которые предпочитают собираться в одном районе и объединяться друг с другом в клубах и организациях. Многие исследования показали, что люди с большей вероятностью будут помогать представителям своей расы или страны, нежели представителям других рас или иностранцам, и что антагонизм между классами и нациями может быть сильнее, когда в нём задействован расовый элемент (см. Cunningham 1981).

Традиционно, политологи и историки редко рассматривают межгрупповые конфликты с эволюционной точки зрения. Однако то, что страх и недоверие к незнакомцам могут иметь биологическое происхождение, подтверждается данными о том, что животные проявляют страх и враждебность по отношению к незнакомцам, даже если им никогда не был причинен вред. Например, были проведены прямые аналогии между тем, как обезьяны и приматы возмущаются и отталкивают вторгшихся чужаков того же вида, и тем, как дети нападают на другого ребенка, который воспринимается как посторонний (Gruter & Masters 1986; Hebb & Thompson 1968).

Многие влиятельные социальные психологи размышляли о том, может ли передача ксенофобии быть отчасти генетической. W. J. McGuire (1969) писал, что «кажется возможным для определенных враждебных установок генетически передаваться таким образом, чтобы враждебность была направлена в большей степени против чужаков своего вида, нежели против знакомых своего вида или против членов других видов. Не исключено, что ксенофобия может быть частично врожденной установкой у человека.» (стр. 265).

Теоретики от Дарвина и Спенсера до Олпорта и Фрейда, а теперь Alexander, Campbell и E.O. Wilson считают, что дискриминация внутри группы/ вне группы имеет глубокие корни в психобиологии. (Исторический обзор см. в Van der Dennen 1987.) Недавние исследования в области психологического развития показали, что даже очень маленькие дети демонстрируют явное и часто довольно жесткое презрение к детям, чье этническое и расовое происхождение отличается от их собственного, даже при очевидном отсутствии эмпирического опыта и социализации (Aboud 1988).

Несмотря на это, многие социобиологи неоднозначно относятся к вопросу о том, влияют ли на приспособленность этнические или национальные предпочтения (Dawkins 1981; Lopreato 1984; Reynolds и др. 1987; Trivers 1985; van den Berghe 1981; E. O. Wilson 1978). Dawkins (1981) писал: «Приравнивание «родства» в смысле родственного отбора к «расовым узам», по-видимому, является результатом интересного варианта того, что я назвал пятой неправильной интерпретацией родственного отбора» (стр. 528). Trivers (1985) отмечает: «Действительно, для больших политических групп, таких как Соединенные Штаты Америки, степень родства практически между всеми членами почти равна нулю» (стр. 135). Многие социобиологи, пытаясь осудить расизм, могли непреднамеренно свести к минимуму теоретическую возможность биологического обоснования этнической, национальной и расовой предпочтительности (см., например, почти всех авторов Reynolds и др. 1987). Как заметил Hamilton (1987), в контексте того, почему дискриминация по родственному признаку, даже среди животных, не является более ожидаемой: «в цивилизованных культурах непотизм стал зазорным» (стр. 426; см. также Alexander 1987, стр. 192 ).

Многие из тех, кто рассматривал националистические и патриотические настроения с социобиологической точки зрения, подчеркивали их очевидную иррациональность. Johnson (1986) сформулировал теорию патриотизма, в которой социализация и обусловливание задействуют системы распознавания родства, чтобы люди вели себя альтруистично по отношению к членам своей группы, как если бы они были более генетически схожими, нежели какими они являются на самом деле. По мнению Johnson, патриотизм часто может быть идеологией, которую пропагандирует правящий класс, дабы побудить управляемых вести себя вопреки их собственным генетическим интересам, повышая при этом приспособленность элиты. Он отметил, что патриотизм строится на том, что государство называется как «родина» или «отечество», и что связи между людьми укрепляются при упоминании их как «братьев и сестер».

Согласно теории генетического сходства, патриотизм часто может быть чем-то большим, нежели просто «манипулятивный» альтруизм, работающий в ущерб генетике человека. Это может быть эпигенетически управляемая стратегия, с помощью которой гены более эффективно воспроизводят копии самих себя. Процессы развития, описанные Johnson (1986) и другими, несомненно, имеют место (Rushton 1980), как и другие формы манипулятивного альтруизма (Dawkins 1982). Однако если бы этого было достаточно достаточно для объяснения склонности человека чувствовать сильные моральные обязательства перед обществом, патриотизм оставался бы аномалией для эволюционной биологии. С точки зрения оптимизации, можно задаться вопросом, долго ли просуществуют эволюционно стабильные этические системы, если они постоянно приводят к снижению всесторонней приспособленности тех, кто в них верит (Alexander 1987; Ruse 1986; E. O. Wilson 1978). [См. также Vining: "Social versus Reproductive Success" BBS 9 (1) 1986].

Если эпигенетические правила действительно склоняют людей к построению (Findlay & Lumsden 1988) и усвоению тех идеологий, которые в целом повышают их приспособленность, то патриотический национализм, религиозный фанатизм, классовые конфликты и другие формы идеологической приверженности (даже «международный социализм») можно рассматривать как генетически обусловленный культурный выбор, который делают люди, что, в свою очередь, влияет на воспроизведение их генов. Религиозные, политические и другие идеологические битвы способны стать такими острыми, какими они есть, отчасти из-за последствий для приспособленности; некоторые генотипы могут процветать в одной идеологической культуре больше, нежели в другой. С этой точки зрения, Карл Маркс не зашел достаточно далеко: идеология служит не только экономическим интересам; она также служит генетическим целям.

Из этой интерпретации следуют два набора фальсифицируемых утверждений. Во-первых, индивидуальные различия в идеологических предпочтениях частично наследуются. Во-вторых, идеологические убеждения повышают генетическую приспособленность. Существуют доказательства в поддержку обоих утверждений. Что касается наследуемости различий в идеологических предпочтениях, обычно предполагалось, что политические установки в основном определяются средой; однако, исследования как на близнецах, так и усыновленных, выявили умеренную наследуемость определенных социальных и политических установок (Таблица 4), а также стилистических тенденций, таких как авторитаризм и высказывание крайних взглядов (Eaves & Eysenck 1974; Martin и др. 1986; Scarr & Weinberg 1981; Tellegen и др. 1988).

Очевидными примерами идеологий, которые могут повысить генетическую приспособленность, являются религиозные верования, регулирующие пищевые привычки, сексуальную практику, брачные обычаи, уход за младенцами и воспитание детей (Lumsden & Wilson 1981; Reynolds & Tanner 1983). Племена американских индейцев, которые варили кукурузу с использованием щелочи, имели более высокую плотность населения и более сложную социальную организацию, чем племена, которые этого не делали, отчасти потому, что приготовление пищи с использованием щелочи высвобождает наиболее питательные части злаков, позволяя большему количеству

людей дорасти до репродуктивной зрелости (Katz и др. 1974). Американские индейцы не знали биохимических причин пользы приготовления пищи с использованием щелочи, но их культурные убеждения развивались не без причины, позволяя им воспроизводить свои гены более эффективно, нежели это было бы возможно в противном случае.

В качестве возражения можно было бы сказать, что, хотя некоторые религиозные убеждения дают прямые преимущества расширенной семье, такие убеждения, как патриотизм, снижают приспособленность (следовательно, большинство анализов патриотизма в конечном итоге будут полностью основываться на социальных манипуляциях). Теория генетического сходства может обеспечить более прочную основу для эволюционного понимания патриотизма, поскольку гены, приносящие пользу, не обязательно должны быть только родственными. Члены этнических групп, например, часто разделяют одну и ту же идеологию, а многие политические различия имеют генетическое происхождение. Одним из возможных тестов теории генетического сходства в этом контексте является вычисление степени генетического сходства между идеологами, чтобы проверить, являются ли идеологические «консерваторы» более однородными, чем «либералы» одной идеологии. Сохранение «чистоты» идеологии может быть попыткой сохранить «чистоту» генофонда. Теперь, когда становятся доступными многочисленные меры генетической дистанции (Jeffreys и др. 1985; Jorde 1985; Stringer & Andrews 1988), это направление исследований становится возможным.

Источник: https://tttttt.me/annette_birkin_researchlab

См. также:
Окситоцин способствует развитию человеческого этноцентризма https://vk.com/wall-47041459_483226

Демографические перспективы Америки

Бюро переписи населения США продолжает сыпать тревожной демографической статистикой. За период пандемии прирост численности населения упал до рекордно низкого уровня в 0.1%. Количество новорождённых превысило число умерших лишь на 148,000 человек. При этом - также впервые в истории Америки - количество въехавших в страну мигрантов стало основным драйвером роста населения вместо естественной рождаемости.

В 2021 году средний уровень рождаемости в США ожидается в пределах 1.59 ребёнка на одну женщину. Это не только самый низкий результат за всю 245-летнюю историю страны - но и впервые ниже, чем у многих стран континентальной Европы, которые давно не славятся высокой рождаемостью.

Спад рождаемости вкупе с политикой открытых границ ведёт к быстрому демографическому замещению населения США “новыми американцами”. Согласно недавней переписи населения, процент белых американцев за последние 10 лет упал до 57.8%, при этом существенно выросла доля испаноязычных (19%) и азиатов (6%).

В шести штатах и округе Колумбия представители меньшинств теперь составляют основную часть населения. При этом половина всего прироста населения с 2010 года пришлась на долю испаноязычных. А количество белых за 10 лет сократилось в 75% всех округов и 35 штатах Америки.

В то же время набирают обороты и процессы вынужденной внутренней миграции. В “лидерах” списка штатов, откуда население массово уезжает, ожидаемо находятся типичные либеральные оазисы - Калифорния, Нью-Йорк, Иллинойс, Гавайи и округ Колумбия.

Народ бежит от непомерных налогов и неподъёмной стоимости жизни, уличного насилия и разгула преступности в республиканские штаты вроде Флориды, Техаса, Аризоны, Айдахо и Монтаны. Туда же перебирается и бизнес: банки с Уолл-Стрит переносят свои хедж-фонды во Флориду, а IT-гиганты покидают Кремниевую долину ради переезда в Хьюстон или Остин.

Эти демографические изменения будут определять облик США на ближайшие годы. Падающая рождаемость, высокая заместительная иммиграция, балканизация страны вкупе с усиливающимся территориальным разделением на “правые” и “левые” анклавы ведут к дальнейшему обострению продолжающихся культурных войн в американском обществе.

Источник: https://tttttt.me/malekdudakov

Американцы стали более либеральными, чем 50 лет назад
#левые_РА

Идея либерализм изначально провозглашала права и свободу каждого человека высшей ценностью. Социолог из Нью-Йоркского университета (США) Майкл Хаут решил выяснить, как изменилась степень либеральности взглядов жителей США за последние годы.

Его исследование, опубликованное в журнале Public Opinion Quarterly, основано на данных Общего социального опроса (GSS) — проекта, который собирает подобную информацию среди американцев с 1972 года. Хаут рассмотрел проблему с разных сторон (включая не только убеждения людей, но и их поведение) с 1972 по 2018 год.

Социолога интересовал также возраст респондентов: в исследование были включены жители США, родившиеся с 1882-го по начало 2000-х. Исследователь разделил их по возрастам.

Данные показали, что каждое следующее поколение в целом более либерально, чем предыдущее. Самые большие изменения коснулись поддержки прав сексуальных меньшинств, однополых браков и гражданских свобод атеистов. Отношение американцев к расовым вопросам тоже стало либеральнее, но это, по мнению ученого, может быть связано лишь с тем, что в Соединенных Штатах возросла численность латиноамериканского и азиатского населения.

Что касается поддержки права женщин на аборты (и связанных с ними расходов на здравоохранение), владения оружием и государственного регулирования, то в этих сферах, по словам автора работы, изменений практически не произошло. Более того, за исследуемый период жители Америки стали, напротив, более близки республиканцам, чем либералам.

Источник: https://naked-science.ru/article/psy/amerikantsy-stali-bolee-liberalnymi-chem

«Есть такая общепринятая идея, что пауки слишком малы, чтобы у них развилось сложное поведение, так как для этого нужна определенная критическая масса мозговой ткани, — говорит арахнолог и биолог-эволюционист Димитар Димитров (Dimitar Dimitrov) из Университетского музея Бергена в Норвегии. — Но я думаю, что пауки — один из случаев, когда общепринятая идея оказалась довольно далеко от истины. Некоторые маленькие существа, на самом деле, способны делать очень сложные вещи».

Поведение, которое можно назвать «познавательным», в отличие от автоматических реакций, может быть довольно распространенным среди пауков, считает Димитров — соавтор исследования о разнообразии пауков, опубликованного в этом году в Annual Review of Entomology. От пауков-кругопрядов, меняющих вид строения паутины в зависимости от типа добычи, которую они планируют поймать, до пауков-анифенидов, способных научиться ассоциировать вознаграждение с запахом ванили — в мозгу этих животных происходит гораздо больше процессов познания, чем принято считать.

«Важен не столько размер мозга, сколько то, что существо способно делать с тем, что у него уже есть», — уточнила арахнолог Фиона Кросс (Fiona Cross) из Университета Кентербери в Крайстчерче, Новая Зеландия.

Кросс изучает поведение пауков-скакунчиков — бесспорных чемпионов по развитию когнитивных способностей в среде паукообразных. Хотя мозг этих крошечных арахнидов в буквальном смысле слова не больше булавочной головки, работа Кросс и других ученых показывает, что эти существа обладают способностями, которые мы без проблем назвали бы признаками интеллекта, если бы их демонстрировали животные с гораздо большим объемом мозгом, например собаки или наши дети.

«Пауки-скакунчики — удивительно умные создания, — утверждает эколог Натан Морхаус (Nathan Morehouse), изучающий пауков в Университете Цинциннати. — Я всегда восхищаюсь, когда существо вроде скромного паука-скакунчика рушит нашу уверенность в биологическом превосходстве».

Одна из возможных причин, почему пауки-скакунчики так поведенчески продвинуты, заключается в том, что они обладают самым острым зрением, известным для существ их размера — размеры этих пауков обычно от одного миллиметра до 2,3 сантиметра в длину. Они используют зрение, чтобы найти и не упускать из виду во время преследования и атаки добычу, тогда как остальные пауки обычно прибегают к другой стратегии — сплести паутину и ждать, пока туда попадет жертва.

«Зрение дало им значительные возможности, благодаря чему пауки могут исследовать окружающую среду», — рассказала исследователь поведения животных Ксимена Нельсон (Ximena Nelson), которая тоже изучает пауков-скакунчиков в лаборатории Университета Кентербери. На открытой местности им нужно издалека распознать добычу, хищников, друзей, прежде чем принять решение, стоит ли приближаться. «На мой взгляд, именно зрение развило их удивительную познающую способность».

Пауки способны выстраивать сложные стратегии
Пауки-скакунчики, обладающие самым острым зрением и самым впечатляющим умом, принадлежат к роду Portia, обитающему в Африке, Азии и Австралии. Они предпочитают охотиться на других пауков и разрабатывают стратегии для каждого вида жертв. Известный исследователь пауков-скакунчиков из Университета Кентербери Роберт Джексон (Robert Jackson) обнаружил, что многие из тактик Portia отличаются особым коварством.

По словам Джексона, во время охоты на другой род пауков-скакунчиков — Euryattus — Portia использует хитроумный трюк. Самки Euryattus строят гнезда внутри опавших свернутых листьев, которые подвешивают в воздухе на нити шелка, прикрепленной к камням или растительности. Ухаживающие самцы сползают по шелковым нитям, встают на вершину гнезда и определенным образом сотрясают гнездо. Этот сигнал выманивает из него самку. Portia, по-видимому, использует преимущества такой системы, подражая сигналу самца Euryattus и заманивая самку в засаду: она выходит, а там не к ней пришли, а за ней!

Для Portia поиск верной стратегии особенно важен во время охоты на пауков, которые сами не прочь закусить скакунчиками. К примеру, чтобы напасть на паука, который плетет паутину, Portia обманывает его, заставляя подойти ближе, дергая за несколько шелковых нитей паутины. Если паук-жертва относительно мал, Portia дергает паутину, имитируя вибрацию пойманного насекомого, побуждая паука броситься к добыче со всех ног — однако вместо этого он сам становится добычей. Но если паук крупнее и потенциально опаснее, Portia может создать легкое колыхание, похожее на то, как плодовая муха касается одной нити на краю паутины, к которой паук медленно подбирается, чтобы осмотреть добычу. Как только цель окажется достаточно близко, Portia набрасывается на жертву и наносит удар ядовитыми челюстями.

Если эти приемы не действуют на конкретного паука, Portia использует еще одну стратегию — встряхивает всю паутину, чтобы она двигалась так, словно нити колышет порыв ветра. Действие служит маскировкой для вибрации, которую создает Portia, когда заползает в паутину паука-жертвы. Во время лабораторных экспериментов Джексон обнаружил, что Portia пробует различные методы дерганья паутины, используя разные нити и скорость вибрации, пока не обнаружит правильную комбинацию, чтобы обмануть каждого отдельного паука, за которым охотится. По сути, она обучается во время охоты.

«Даже среди этой удивительно умной группы пауков-скакунчиков представители рода Portia выделяются необычной сообразительностью, — отметил Морхаус. — В конце концов, они охотятся на очень опасную добычу, поэтому осторожность и сообразительность — полезные инструменты».

Пауки строят планы

Один из самых интересных аспектов стратегии охоты Portia заключается в наблюдении за добычей с расстояния, а затем планировании сложного маршрута, чтобы до нее добраться. Джексон впервые наблюдал этот процесс в дикой природе, когда Portia столкнулась с разновидностью паука-кругопряда, который защищал свою паутину, яростно встряхивая нити и сбрасывая всех вторгавшихся пауков-скакунчиков. Вместо того чтобы лезть в паутину, Portia пошла окольным путем, пытаясь найти лучшую позицию для атаки. «В этом случае Portia отправилась в обход, обогнула ствол дерева, поднялась над пауком-кругопрядом, затем спустилась по шелковой нити, развернулась — и атаковала паука в его же паутине, даже не коснувшись нитей», — объяснила Кросс.

С целью понять, как эти маленькие паучки прокладывают столь сложные маршруты, Кросс и Джексон испытали умственные способности Portia в лаборатории. Они построили платформу, окруженную водой, со смотровой башенкой в центре, с которой паук может наблюдать две другие башенки, на вершинах которых стояли две коробки: одна содержала мертвых пауков, на которых Portia предпочитает охотиться, а другая — опавшие листья (точно не лакомство для Portia) . Единственный способ добраться до добычи, не намокнув (этого пауки-скакунчики не любят), — спуститься на платформу, затем выбрать правильную из двух дорожек, ведущую к нужной коробке.

Расположившись на вершине смотровой башенки, пауки внимательно осматривали местность, прежде чем спуститься с башни и подняться по одной из дорожек. Большинство испытуемых выбирали путь, ведущий к еде, даже если это означало отдалиться от добычи и пройти мимо неверной дорожки. Кросс и Джексон утверждают, что пауки планировали маршрут со смотровой башни, а потом следовали ему, возможно, формируя мысленное «представление» карты — впечатляющий когнитивный подвиг для мозга размером едва ли больше макового зернышка.

Источник: https://naked-science.ru/article/biology/pauki-kuda-umnee-chem-vy-dumaete