Pollen fanzine
2.55K subscribers
381 photos
6 videos
1 file
289 links
Pollen fanzine — некоммерческая издательская инициатива, печатный и веб-зин, исследующий глубины подвальной классики американской литературы c беспокойных полей двадцатого века.

Сайт: pollen-press.ru
Поддержать проект: boosty.to/pollenfanzine
Download Telegram
Четвертый номера фанзина Пыльца «Greek underground issue» со своим греческим братом в Dépôt Art Gallery, Афины.

http://pollen-press.ru/2016/07/07/pollen-fanzine-4/
Folks, мы жутко извиняемся, но при первой публикации материала «Портрет луддита в юности» была допущена ошибка в переводе названия пьесы Пинчона и Сейла. Эта погрешность досталась нам в наследство от оригинального материала в журнале The Modern Word, где названием пьесы дано как Minstral Island, на самом деле — Minstrel Island, то есть «Остров менестрелей».

Спасибо Максу Нестелееву и Максу Немцову за указание на ошибку. Текст на сайте исправлен и дополнен сканами архивных материалов.

http://pollen-press.ru/2018/04/17/pp32/
James Ballard was right. 1977.
— Оглядываясь назад, вы сожалеете о каких-то несовершенных поступках?
— Несовершенных? Нет. Разве только о том, что не смог убедить миссис Боулз не пить так много.

Подредактировали и освежили марроканское интервью писателя и музыканта Пола Боулза.

http://pollen-press.ru/2017/03/22/pollen-papers-010/
Алексей Поляринов, член редколлегии Pollen fanzine и один из переводчиков «Бесконечной шутки», которая ещё не вышла, спустился в самые сырые подвалы радикальной комикс-индистрии и рассказывает, как «Дисней» ущемляет права Микки Мауса и при чем тут банджо.

https://tttttt.me/Polyarinov/132
Вдогонку у Муру. Прямо сейчас на русский язык переводят 1200-страничный роман «Иерусалим», публикация которого, безусловно, станет литературным событием года (какого-то).

Публикуем перевод небольшой рецензии Джейсона Шинона для NPR Books.

http://pollen-press.ru/2017/01/26/pollen-papers-004/
Ну поехали:

«Пару дней спустя я отправился в Лос-Анджелес и познакомился с множеством порнографов. На руке у первого порнографа была татуировка с мутным почтовым рожком из пинчоновского «Выкрикивается лот 49». Он посоветовал мне почитать Стива Эриксона.

Второй порнограф рассказал мне о третьем порнографе, с которым я просто обязан был поговорить, потому что он первый панк-порнограф и занимался этим раньше всех, и я спросил как зовут этого чувака, на что он ответил: «Бенни Профан». Я позвонил Бенни:

— Бенни Профан, ты назвал себя в честь персонажа из «V.» и ты снимаешь развратные фильмы. Может объяснишь мне тайную связь между Томасом Пинчоном и панк-порно?

Бенни сказал, что никто никогда не узнавал его сценический псевдоним и рассказал пару историй о хмммм… типа понятии о претериции и девчонках со сломанными зубами и прочем. Я переслал ему диск со всеми своими нарисованными картинками к «Радуге тяготения», а он переслал мне немного порнушки.»

http://pollen-press.ru/2018/05/08/pynchoninpublic2018/

#pynchoninpublic
Журнал Paris Review в день рождения Пинчона напомнили о дикой истории вокруг романа «Распознавания», в которой замешаны Уильям Гэддис, Томас Пинчон, Ванда Тинаски, Джек Грин, Стивен Мур и другие — https://www.theparisreview.org/blog/2012/01/24/mistaken-identity/

Мы тоже не смогли пройти мимо и опубликовали перевод детективного расследования Алана Вестроупа на эту же тему — http://pollen-press.ru/2017/09/03/whos-writing-whose-writing/
«Большую часть времени, пока я учился в колледже, я был хардкорным мозгозадротом с философским образованием — со специализацией по математике и логике. Я был, скромно говоря, довольно неплох, в основном потому, что тратил все свободное время на учебу. Задротство это или нет, но на самом деле я преследовал некое ощущение, особый момент. Один учитель называл такие моменты «математическими переживаниями». Чего я не знал, так что это математическое переживание было по природе эстетическим, эпифанией в джойсовском духе. Эти моменты проявляются в удачном доказательстве, или алгоритмах. Или великолепно простом решении проблемы, которое вдруг видишь, исписав полблокнота кривыми попытками».

Пока ждете «Бесконечную шутку» — http://pollen-press.ru/2017/01/04/dfw-interview/
В 1995 году, спустя четыре года после повторного явления «Радуги тяготения» в твёрдом переплёте народу, в издательстве Everyman's Library, специализирующемся на высоких литературных материях, тоже решили переиздать центральную работу Пинчона. Добавив «Радугу тяготения» в свой каталог раньше времени и откладывая издание «на потом», издательство умудрилось не успеть за 5 (пять) лет подготовить издание, а хранители прав на твёрдый переплёт отказались продлить лицензию не сильно расторопным издателям.

Вдвойне обидно, что в хранилище издательских провалов ушла обложка с портретом самого Пинчона на лицевой стороне, учитывая строгость автора к любым фотографиям на своих книгах. Предисловие профессора Эдварда Мендельсона отправилось туда же.

http://www.columbia.edu/~em36/grintro.html
«Брайан Лири (обвинитель): Как вы думаете, сколько лет медвежонку Руперту? Каков его возраст?
Скофилд (психолог): Ох, мне очень жаль, но я не эксперт по медведям.
Лири: А вам и не нужно быть экспертом, он ведь не меняется с годами, так? Руперт не растет.
Судья Эрджайл: Я думаю, вопрос можно сформулировать так: «каков возраст Руперта: он ребенок или взрослый?»
Скофилд: Это нереалистичный вопрос, с тем же успехом вы можете спросить у меня, сколько лет Юпитеру.»

Сегодня у нас немного панк-рока. Алексей Поляринов (@Polyarinov) рассказывает о британском журнале OZ, медиамагнатах и абсурде судебной системы.

http://pollen-press.ru/2018/05/16/wizard_of_oz_fucks_rupert_the_bear/
Forwarded from кириенков
Джон Барт (р.1930), Роберт Кувер (р.1932), Кормак Маккарти (р.1933), Дон Делилло (р.1936), Томас Пинчон (р.1937) и другие нашли любимые американские (и не только) писатели — вы там себя берегите, пожалуйста
Не забываем, да.
«Дистопия» осваивает архив Уоллеса-рассказианца, а мы готовим перевод большого горячего эссе «Большой красный сын» — о бизнесе, о порнобизнесе. Развлекайтесь, пока ждете «Бесконечную шутку».

http://dystopia.me/staryj-dobryj-neon/
Читаю «За чертой» Кормака Маккарти, это вторая часть его «Пограничной трилогии». Середина ХХ века, где-то в мире уже есть автомобили, пенициллин и телевидение, — но на границе США с Мексикой продолжает существовать анклав почти первобытной дикости, капсула времени, девятнадцатый век внутри двадцатого. Здесь главная ценность — лошадь, главная профессия — пастух, а вместо телека по вечерам люди смотрят петушиные бои. Первая четверть романа почему-то напомнила мне «Медведя» Фолкнера, история инициации мальчишки через охоту. История о выслеживании хищника. Только если у Фолкнера в рассказе охота «дворянская», с таким, знаете, мужицким азартом, гончими псами и растиранием крови убитого оленя по лицу подростка, то у Маккарти все иначе — текст грязный, ржавый и как будто весь в саже. Главный герой, мальчишка Билли Парем в одиночку ездит по границе между двумя государствами и расставляет капканы, чтобы поймать волчицу, которая убивает телят на территории, принадлежащей его отцу. Причем Маккарти дает читателю возможность понаблюдать за этой заочной схваткой не только со стороны людей, но и глазами волчицы, буквально, дает ее поток сознания, описывает ее опыт, ее способность унюхать и услышать людей за километры. В итоге Билли удается перехитрить ее, она попадается в капкан, он направляет на нее винчестер, но выстрелить не может. Он видит, что она беременна. Тогда он из подручных материалов (буквально отрезая куски кожи от седла) делает ей намордник и тащит в Мексику, в горы, туда, где она сможет спокойно родить. Причем, что очень важно, он сам не может объяснить, зачем так поступает.
Так начинаются его скитания.

Не люблю бросаться словом «великий», но штука в том, что к Маккарти сложно подобрать какой-то другой эпитет, настолько большие, тяжелые, какие-то ветхозаветные мысли хранятся в его книгах. И этот язык: The desert he rode was red and red the dust he raised, the small dust that powdered the legs of the horse he rode, the horse he led. Читаешь, и такое ощущение, как будто это не роман, а священный текст, который нельзя найти в магазине, его можно только выкопать из земли во время археологических раскопок.
Издательский артефакт.

«Ship Rock: A Place» Джозефа Макэлроя, 50-страничная книжка в переплете, выпущенная тиражом 266 нумерованных экземпляров без isbn. Внутри — антропология горы Ship Rock в Нью-Мехико, локации, обросшей преданиями индейцев навахо. По легенде, на вершине горы обитают духи умерших скитальцев, поэтому место считается священным и доступ на пик закрыт. Согласно другому преданию, на горе жили птицы-монстры, изгнанные старейшинами племени. Не обошлось и без космизма. Некоторые индейцы погалают, что на вершине Ship Rock живут «звездные люди».

«Ship Rock: A Place» является главой центрального романа Макэлроя «Women and Men».
Пока мы в небольшом отпуске и больше читаем, чем переводим и пишем, продолжение рубрики Pollen library — книжной полки редакции Пыльцы с подвальной классикой не только американской литературы.

Владимир Вертинский (@garagepublishing): Прочел по наводке Макса Немцова два романа шотландца Джеймса Келмана в переводах покойного Сергея Ильина. Две экспресс-рецензии на них:

Первый, «До чего ж оно всё запоздало» (1994), — роман в духе абсурдной беккетовской трагедии, перерастающей в фарс. По тексту мы следим за блужданиями шотландского кокни и несуразного мелкого мафиози, потерявшего зрение после уик-энда с пьянками и уличными единоборствами. Но если беккетовский герой, в данном случае калека Моллой из одноименного романа — персонаж, разваливающийся по ходу повествования (в конце концов он доходит, как мы помним, до состояния «сосать камушки и ползать по земле»), то Сэмми, его слепой литературный побратим из Глазго, сделан все же из прочных пород, и в общем скорее «собирается обратно», чем разваливается. Уже здесь ощущается внимание Келмана к языку (вернее, в контексте этого романа, диалектам) и социальной критике, что ещё сильнее выражено в его следующем, более зубодробительном романе.

«Перевод показаний» (2001), если совсем по верхам, по большей части монологи контуженных в дистопическом сеттинге «Дитя человеческого», но форма для Келмана лишь способ поговорить о языке и последствиях его разрушения. Системы (политические, религиозные, социальные) поддерживаются и питаются языком, Клеман же предпринимает попытку (на мой вкус — блестящую) представить, что связи этих языков нарушены, сообщения не доходят до адресата (если вообще его имеют). Развивая гипотезу о том, что управление медиумом языка равно управление властью (и, следовательно, монополией на насилие), мы увидим мир, в котором эта власть тотальна, просто потому, что разрушены все другие нарративы и способы существования. Видимо об этом нас предупреждал Дон Делилло, другой писатель, обеспокоенный смертью языков, когда призывал (в своеобразной манере) «вчитывать» в ткань языка религиозные тексты. После «Перевода показаний» это уже не кажется алармизмом ретрограда.