​​Хочу поделиться с вами свой радостной новостью — вместе с командой официально запустили продажи журнала «Фронда»

Вот уже больше года мы работаем над созданием нового либертарианского издания, которое станет точкой сборки авторов-сторонников свободы. Наш флагманский проект — ежегодный глянцевый альманах, на страницах которого вы встретите авторские колонки об истории и философии, актуальные исследования и материалы о современной культуре.

Первый выпуск «Гражданское общество: вызовы в эпоху пандемии» мы посвятили глобальному коронакризису, который совсем недавно прошёл по всей планете. И хотя многим кажется, что пандемия осталась в далеком прошлом, её политические последствия мы ощущаем по сей день.

Среди множества статей от таких именитых авторов, как Павел Дубравский, Ростислав Капелюшников, Станислав Шипицын и Анкап-тян, вы встретите и мой материал — в нем я рассказал о том, как ковид оказался удобной почвой для подъёма цифрового авторитаризма и экспорта в демократии авторитарных практик цифровой слежки. А ещё на первых страницах — мою небольшую колонку-обращение к читателям, в которой я раскрываю, чем ценны такие нишевые проекты вроде «Фронды» для популяризации идей свободы.

Заказать

Рекомендую посмотреть интересный ролик от симпатичного мне проекта СтудВоля — ребята поговорили с независимыми депутатами Новосибирского Горсовета Антоном Картавиным и Светланой Каверзиной. Получился отличный рассказ о том, как работает политика на местном уровне в регионе с еще более-менее живой политикой при электоральном авторитаризме.

Пока в прогрессивном сегменте интернета приступили к деколонизации еды и русской кухни, готовлю для вас на завтра пост по горячей теме — как в нашей стране сложились аномальные регионы с субнациональными авторитарными режимами, почему среди них так много национальных республик и в чем ошибаются как господа-деколонизаторы, так и националисты. Всем хорошего воскресенья!

Аномальные регионы и национальный вопрос: мифы и реальность

Вокруг национальных республик РФ есть несколько крайних позиций. Для рунатов это вечная красная тряпка — угрозы сепаратизма, ограничение прав русских, массовые фальсификации, вот это вот все. Для деколонизаторов — чуть ли не прародители будущих свободных государств малых народов (максимально осуждаем). Из объективного — сложно не согласиться, что именно во многих нацреспубликах сложились специфические субнациональные авторитарные режимы. Где же правда?

Псевдо-федеративное устройство СССР предполагало асимметрию в полномочиях регионов — те, которые образовывались по национальному признаку в период коренизации, получали некоторую автономию в области культурной политики, во многих из них стали складываться региональные элиты из представителей «титульных наций». С распадом Союза Россия превратилась во вполне себе реальную и ассиметричную федерацию. Пользуясь своим привилегированным положением, элиты республик вступили в противостояние с федеральным центром для усиления собственных позиций, давя на угрозу сепаратизма. В 1990-м году многие республики принялись принимать декларации о суверенитете. Дальше всех ушел Татарстан, в котором в 1992 году прошел референдум о государственном суверенитете. Вылилось это в Федеративное соглашение 1992 года, по которому за республиками были зафиксированы уникальные условия разграничения полномочий между региональными и федеральными властями, а также квота в федеральном парламенте. С Татарстаном же пришлось заключать аж отдельный договор. И хотя в Конституции 1993 года было зафиксировано верховенство ее норм над договором и равенство всех субъектов федерации, де-факто РФ так и осталась асимметричной федерацией, где к национальным республикам оставался особый подход.

Благодаря этому, в 1990-х в подобных регионах сложились субнациональные авторитарные режимы, во внутреннюю политику которых федеральный центр не вмешивался в обмен на нужные результаты выборов. В 00-е эти режимы включились в путинскую вертикаль и превратились в анклавы аномального голосования.

Механизмы обеспечения таких результатов — политические машины. Это вертикальные политические структуры, которые появляются в странах с неразвитой партийной системой, наверху которых находятся политические элиты, ниже — крупные работодатели, обычно чиновники или владельцы крупных промышленных предприятий, которые мобилизовывают экономически зависимый от себя электорат (рабочие, пенсионеры, госслужащие) с помощью подкупа или принуждения. Привычное для нас название — административный ресурс.

Почему же самые мощные политическием машины сложились в основном в нацреспубликах? На это отвечают исследователи в области электоральной географии: большая доля сельских и индустриальных территорий, где намного легче манипулировать волеизъявлением граждан, ведь их благополучие часто связано порой с единственным крупным работодателем, а независимое наблюдение такие районы покрывает плохо. Национальный фактор здесь — сам факт компактного проживания «титульных наций» республик в подобных районах, а также уже упомянутая сепаратистская и этнонационалистическая повестка, которую региональные элиты могут подогревать для усиления своих переговорных позиций с центром. Важна и композиция региональных элит — насколько они сильны или фрагментированы.

Поэтому не существует правила аномальный регион = нацреспублика. Не каждая республика является таковым — например, Карелия, Хакасия и Коми. И не каждый аномальный регион — республика, например, Кузбасс или Ставрополье. Более, электоральная ситуация в субъектах может меняться на протяжении большого периода времени.

​​Пара забавных примера к посту выше

Есть такая Республика Коми. На протяжении нулевых она стабильно входила в список регионов, которые выдавали аномальные результаты выборов. Проходит 10 лет — Коми в топе регионов по уровню протестного голосования, голоса считают относительно честно, под крылом КПРФ в Госсовете формируется оппозиционная фракция (во главе с нашим слоном из ЛПР Виктором Воробьевым), на выборах в Госдуму 2021 года по одномандатному округу побеждает кандидат от КПРФ, а по списку ЕР набирает всего 29,44% голосов. Что случилось? С 2002 по 2010 главой Республики был старожил местной политики Торлопов, с 2010 по 2015 — Вячеслав Гайзер. Оба находились в хороших отношениях с региональными элитами, закатали в асфальт политическую конкуренцию, сформировали мощную вертикаль власти и рулили политическими машинами — долго сидели на своих постах и в обмен давали федеральному центру нужными результаты выборов. В результате внутренних конфликтов с Москвой оба сели. Без них властная вертикаль и политические машины развалились, региональные элиты оказались фрагментированы, федеральный центр пытается засылать в регион своих назначенцев-варягов, но без особых успехов.

Есть другая, не менее замечательная Республика — Татарстан. В 1992 году на фоне обострения отношений региональных элит с федеральным центром вокруг распределения нефтяной ренты там прошел референдум о государственном суверенитете — официально 61,4% при явке в 82% высказались за. Если мы посмотрим на итоги голосования по территориям (см. картинку), то увидим интересное — вариант ЗА провалился на ТИКах в городской местности, но зато сельские дружно показывают итоги голосования вплоть до 99% (!) голосов ЗА при явке в 99% (!). Как вы думаете, какова природа столь дружного волеизъявления? Насколько вообще возможно, чтобы в реальной жизни пришел такой процент избирателей и столь единодушно голосовал за один вариант? Спустя 30 лет прогрессивные деколонизаторы кормят свою аудиторию вот этим и ссылаются на в т.ч. результаты этого референдума, чтобы показать, как бедные угнетенные народы хотят жить в настоящей швободе от проклятой империи. А Татарстан продолжает каждый электоральный цикл участвовать во Всероссийском конкурсе по рисованию (хе-хе).

Республики разные бывают. Думайте.

Ох как знакомо! Когда 5 лет назад я только пришел на бакалавриат, мы с однокурсниками ржали над «политологами» из телевизора без профильного образования, которые с умным видом кормили зрителей «аналитикой», а на деле пропагандистской методичкой. Во многом из-за таких людей в нашей стране принято относиться к политологии не как к науке, а как к «болтологии» — и это неудивительно, поскольку история политической науки в России насчитывает дай бог лет 30, университетов, где дают качественное образование в этой области, можно пересчитать по пальцам одной руки (ЕУ, ВШЭ, Шанинка, РАНХиГС (?), ПГНИУ (?)), зато вот мусорных псевдо-аналитических центров и подсвеченных государственной пропагандой самозванцев — хоть отбавляй.

Спустя 5 лет крупные оппозиционные медиа на Ютубе будто стали отзеркаливать телик — одни и те же спикеры, которые рассуждают о том, в чем не разбираются (либо обратные ситуации, когда ведущие упорно спрашивают действительно хороших профильных экспертов не по их теме, а по свежим инфоповодам), жонглирование пропагандистскими штампами, подмена объективного анализа ситуации своими субъективными представлениями о прекрасном, wishful thinking, торговля инсайдами... Мерзость, да и только.

Поэтому профессия/звание политолога, на мой взгляд, будто бы продолжает обесцениваться, что и выливается в подобные смешные видосики. Приятно лишь от того, что отдельные зрители и читатели на фоне всего этого информационного мусора начинают действительно интересоваться наукой, покупать хорошие книжки, слушать лекции и курсы. Словом, растет уровень дискуссии в Восточной Европе!

Хорошей всем пятницы, дорогие читатели.

На фоне новостей о том, что в качестве либерального кандидата на мартовских выборах нам подсунут Нечаева от НЛ, все меньше верится в реальность регистрации Бориса Надеждина или Дарьи Дунцовой.

Сейчас на проведение кампании по сбору подписей за регистрацию кандидата в президенты по моим прикидкам нужно примерно от 150 до 300 млн. рублей на преимущественно полевую живую агитацию, команду сборщиков в десятках регионов, логистику и штаб проверяющих подписные листы. Собрать такие средства сейчас скорее нереально, как и провести живую кампанию в условиях давления государства и апатии протестного электората. А процедура сбора, а затем проверки подписей ЦИК в любом случае устроена так, что отказать в регистрации можно по десяткам причин — конечное решение политическое.

В любом случае, было интересно почитать интервью Надеждина редакции ЛПР, чего и вам советую:

Пока у автора завал по работе, учебе и проектам, буду рекомендовать читать интересные посты об актуальной политике. Например, замечальный текст соседнего канала о том, какой странной вырисовывается политтехнологическая рамка кампании Владимира Васильевича, который решил сегодня объявить о выдвижении — неудачный тайминг и формат, ставка в публичной активности на традиционалистские темы, тогда как избирателей волнует вообще другое. Складывается впечатление, что кампанию ведут на отвались, чтобы в итоге вытянуть одной лишь административной мобилизацией, а несоответствие её содержания актуальной повестке волнует меньше, чем желание подстроиться под вкусы заказчика. Это говорит о тотально сломаных стимулах у политических управленцев.

Хорошо живут там, где платят (высокие) налоги?

В Твиттере случился очередной хлопок — на этот раз касательно идеи введения налога на наследство в России, высказанной одним либеральным оппозиционным спикером. Якобы такая мера поможет улучшить ситуацию с неравенством в России. Подчеркну, что именно с количественным неравенством в доходах. Давайте разбираться, что же тут не так. Сразу предупрежу, что я не политэкономист, хотя и экономику изучаю тоже, поэтому это пост-ИМХО, а не экспертный комментарий.

К сожалению, наши дорогие леволибералы зачастую демонстрируют карго-культизм — поверхностно смотрят на то, какие политики проводятся в Европе, и предлагают сделать точно так же у нас, не понимая, как они работают, и чем же Россия отличается от развитых европейских стран. Апофеозом здесь, конечно, являются ссылки на опыт скандинавских стран. В Швеции уровень жизни выше, чем в РФ? Значит мы должны ввести такие же высокие налоги и перенять социал-демократическую модель welfare state. Вот тогда заживем, ведь так? Нет!

Начнем с того, что в скандинавских странах такой высокий уровень жизни НЕ из-за высоких налогов и расширенной социалки. Истинная причина — долгосрочный экономический рост. Взялся он благодаря понятному набору институтов и условий, которые возникли аж с XIX века: защищенные права собственности, независимая и эффективная судебная система, высокое качество бюрократии, необременительное регулирование и свободная торговля. Дополнительными факторами тут могут служить общественные ценности, достаток ресурсов, исторические причины вроде неучастия в мировых войнах или даже отсутствия крепостного права. Для более глубокого понимания темы советую посмотреть ролик экономиста Григория Баженова.

Расширение welfare state случилось в этих странах уже скорее после Второй Мировой, когда к власти в них стали приходить социал-демократы, а на Западе в целом доминировал кейнсианский подход к экономической политике с активной ролью государства в перераспределении ресурсов, индикативным планированием и управлением крупными предприятиями. К чему же это в итоге привело? Сюрприз-сюрприз, но к снижению темпов экономического роста, что стало совсем очевидным к концу XX века и особенно во время стагфляционного кризиса 1970-х годов. Со сменой парадигм в экономической политике и политическими изменениями на выборах, последующие правительства скандинавских стран перешли к серьезной либерализации экономики — сокращению налогов, отмене множества универсальных и дорогих социальных программ, приватизации и либерализации. Процесс этот во многом продолжается до сих пор.

В России же мало того, что не наблюдается институциональных условий для обеспечения долгосрочного экономического роста, так еще и ВВП на душу населения составляет всего 15$k. Мы развивающаяся страна со средними доходами, ужасным качеством государственных институтов и мизерной долей реального среднего класса (хотя тут оценки могут быть очень разными). С независимыми от власти большими капиталами все тоже не очень, а те, кто могут, стремительно выводят активы из страны. Не следует думать, что даже в среднесрочной перспективе эта ситуация стремительно изменится. И вот при таких условиях нам предлагают забрать побольше налогов у граждан и передать их в руки неэффективного и коррумпированного государства, чтобы то «справедливо» перераспределило ресурсы в пользу нуждающихся и побороло количественное неравенство доходов. При отсутствии экономического роста. Причем с помощью такой сомнительной меры, как налог на наследство, который наоборот может цементировать количественное неравенство и снижать межпоколенческую социальную мобильность — в вышеупомянутой Швеции, где в 2005 году по тем же причинам отменили этот налог, ⅔ крупных состояний наследуются. И это вместо того, чтобы наоборот стимулировать появление независимого от государства среднего и богатого класса вместо сечиных-ротенбергов. Гениальный план, надежный, как швейцарские часы.

Александр Кынев — что почитать?

Сегодня у Катерины Гордеевой вышло интервью с политологом Александром Кыневым — наверное, самым известным экспертом по региональной политике в России и экс-преподавателем Вышки. Как часто бывает у автора этого Ютуб-канала, половина хронометража занимают разговоры о высоком и вечном, что, на мой взгляд, не так интересно, но во второй половине поднимаются и профильные темы, о которых можно послушать. Я же посоветую несколько работ Кынева, которые помогут вам лучше разбираться в перипетиях отечественного федерализма.

«Губернаторы в России: между выборами и назначениями» (2020) — объемная книга, в которой подробно рассказано о роли глав субъектов федерации в российской политической системе с 1991 года по настоящее время.

«Выборы 2021 года и три эпохи становления электоральной автократии» (2021) — аналитическая статья, посвященная выборам в Госдуму, включает в себя актуальный разбор разных подходов федерального центра по отношению к регионам начиная с 2000-х.

«Диспропорциональная Россия. Территориальное представительство в Государственной Думе при выборах по пропорциональной системе» (2017) — в этой академической статье Кынев подробно анализирует, как и почему текущая модель распределения мандатов внутри партийных списков систематически приводит к их большему перераспределению в пользу регионов с наименее конкурентными выборами.

«Феномен губернаторов-"варягов" как индикатор рецентрализации (опыт 1991-2018 гг.)» (2019) — как менялась стратегия центра по назначению/поддержке региональных глав на протяжении последних 30 лет.

«Party politics in the Russian regions: Competition of interest groups under the guise of parties» (2016) – глава 8 в книге «The Politics of Sub-National Authoritarianism in Russia» другого известного специалиста по российской региональной политике Кэмерона Росса, раскрывает, почему партийная политика в наших регионах сильно завязана на конкуренцию между неформальными группами интересов и как менялся уровень политической конкуренции в регионах в современной России.

Ловкость рук и никакого мошенничества

Вы наверняка видели новости о том, как государственные учреждения от университетов до Рос…надзоров всех сортов и расцветок устроили своеобразный «флешмоб» — начали публиковать посты и видео в поддержку выдвижения Владим Владимыча. Возможно, я ошибаюсь, но в прошлые президентские выборы не было настолько наглого и массового использования соцсетей государственных институций для агитации за инкумбента. На первый взгляд кажется, что это нарушение избирательного законодательства, конкретно п. 7 ст. 48 67-ФЗ:

«7. Запрещается проводить предвыборную агитацию, агитацию по вопросам референдума, выпускать и распространять любые агитационные материалы:

а) федеральным органам государственной власти, органам государственной власти субъектов Российской Федерации, иным государственным органам, органам местного самоуправления».

На практике все сложнее — несмотря на то, что президентские выборы уже объявлены Советом Федерации, СМИ успели раструбить о намерении ВВП выдвинуться, мероприятии по выдвижению нашего самомедвеженца в парке Зарядье и поддержке съездом ЕР его кандидатуры, с юридической точки зрения пока это не значит вообще ничего. Официально Путин будет считаться выдвинувшимся кандидатом только после сдачи соответствующего пакета документов в ЦИК (а вдруг еще не примут!) — пока этого не случилось. А значит нет ни такого кандидата, ни агитации за него в государственных учреждениях, поэтому ФЗ «Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации» нарушен не был. Но вот если подобные посты останутся висеть в соцсетях госорганизаций уже после официального выдвижения, тогда и появится повод задать вопрос ЦИК о соответствии таких публикаций избирательному законодательству.

Вполне допускаю, что медийное и официальное, юридически оформленное, выдвижения специально разнесены друг от друга во времени именно для того, чтобы легально устраивать такие агитационные кампании.

Электронное голосование на президентских выборах

Сегодня ЦИК РФ опубликовал список из 29 субъектов, в которых в марте этого года будет использоваться дистанционное электронное голосование. Как я и предполагал ранее, обошлось без сюрпризов — если сравнить листы с аналогичными за 2021, 2022 и 2023 года, то становится ясным, что ДЭГ задействуют лишь в тех регионах, где он уже обкатывался ранее. Единственное новшество — терминалы электронного голосования на УИК будут не только в московской системе ДЭГ, но и в федеральной, что также анонсировалось ЦИК несколько месяцев назад.

Чтобы начать лучше разбираться в этой теме — насколько ДЭГ в России честно считается, зачем вводится и какие используются системы, то советую несколько моих тексов об этом:

Краткий ликбез по электронному голосованию в двух частях

Мое исследование влияния ДЭГ на результаты выборов

Электронное голосование в марте 2024 года: с чем нам предстоит столкнуться и зачем оно вообще нужно

Главный миф о цветных революциях на постсоветском пространстве заключается в том, что они что-то изменили

Скажем, привели к падению диктатур и установлению демократий в тех странах, где они произошли — Армении, Украине, Киргизии, Грузии и, отчасти, Молдавии (там просто было несколько случаев массовых протестов). Особенно часто он всплывает, когда некоторые жители этих стран начинают поучать в интернете русских / белорусов / других соседей по бывшему совку. Хоттейк — на самом деле успешные революции случились там, где политика уже была более конкурентной изначально с развала СССР.

Если мы попробуем категоризировать постсоветские страны по степени конкурентности политического режима, то получим следующую картину. Группа 1 — либеральные демократии — страны Балтии. Группа 2 — гегемонические авторитарные режимы Центральной Азии — Туркменистан, Кыргызстан, Таджикистан, Казахстан. Группа 3 — ни туда, ни сюда — страны, где случались т.н. цветные революции + Молдова. Группа 4 — начинали за здравие, кончили за упокой — Россия и Беларусь. Примерно так же эти страны ранее категоризировал и политолог Кирилл Рогов, просто он делил их лишь на две группы — персоналистские авторитаризмы и конкурентные олигархии. Мой же вариант подтверждают и данные — возьмем показатели Индекса электоральной демократии проекта V-Dem по постсоветским странам за 1992–2022 годы (кроме стран Балтии — с ними все ясно) и четко увидим эти группы (см. картинки под постом).

На протяжении 30 лет с конца Союза мы не увидим ни одной страны, которая бы стала каким-то outlier — исключением. Ни в одной стране из группы 3 не установился стабильный демократический, тем более либеральный демократический режим — получается, что революции могли менять политический режим, но не его тип. Почему так? В одном из следующих постов предложу несколько объяснений этому.

Такие разные постсоветские страны

Вернемся ко вчерашней теме — как же так вышло, что экс-республики СССР пошли столь разными путями с точки зрения плюралистичности политического режима? Попробую дать несколько разных объяснений.

Элиты. Во-первых, их состав. В странах Балтии, где довольно быстро установились либеральные демократии, пришедшие ко власти элиты во многом состояли из политиков-представителей демократических национально-освободительных движений, которые боролись за свободу и независимость прибалтийских республик от Союза, они разделяли соответствующие ценности, их легитимность проистекала из народной поддержки на выборах. В остальных же постсоветских странах во власти оказались выходцы из той же республиканской или центральной советской номенклатуры. Особенно четко это видно по странам Средней Азии, где элиты не изменились вовсе и довольно быстро установились гегемонические авторитарные режимы. В остальных бывших республиках была более пограничная ситуация. Во-вторых, роль сыграла и композиция элит. Например, в своем исследовании цветных революций в Киргизии, Грузии и Украине, политолог Алексей Гилев обращает внимание на то, что в этих странах элиты были фрагментированы (иногда даже по географическому признаку), периодически между ними складывались равновесия и хрупкие коалиции, но иногда случались и конфликты, что и выливалось в революции — поэтому и политика оставалась такой конкурентной. При этом никакими либеральными демократиями они и не стали — наоборот, мы наблюдаем то волны демократизации, то авторитарные откаты. В остальных же постсоветских странах после развала СССР элиты либо изначально были сплоченными (Казахстан, Туркменистан, Узбекистан), либо стали таковыми по итогам внутренних конфликтов и продолжительного периода трансформации (Россия, Беларусь, Таджикистан, Азербайджан). Поэтому все попытки революций в этих стран проваливались — элиты не раскалывались, передачи власти от автократа к автократу проходили успешно, у альтернативных политических сил было мало ресурсов, у гражданского общества — слабая инфраструктура для поддержки протестов и отсутствие доступа к массовым медиа.

Экономика и ресурсы. Есть и такое мнение, что экономики одних стран больше способствовали возникновению авторитарных режимов, чем другие. Например, страны Центральной Азии (кроме Киргизии), Азербайджан и Россия сильно завязаны на экспорте углеводородов (нефти и газа), поэтому контроль правящей группой этих ресурсов дает почти бесконечный источник денег без проведения нужных экономических и политических преобразований — такое вот рентоориентированное поведение.

Внешнее влияние. Фактор влияния европейских стран и Евросоюза на демократизацию в Восточной Европе хорошо изучен — этим же можно объяснить успешный транзит к демократии в странах Балтии. Стимулы в виде вступления в ЕС и соответствующих экономических выгод подталкивали власти этих стран имплементировать политические и экономические реформы, реализация которых была условием членства в этой организации. С остальными постсоветскими странами внешнее влияние другое — его можно описать термином авторитарная диффузия (authoritarian diffusion), когда практики одних авторитарных стран перекидываются на другие. Автократии активно учатся друг у друга тому, как противостоять массовым протестам и удерживать власть — от репрессивных инструментов до пропаганды. В этот же пункт, к сожалению, можно отнести и позицию РФ по поддержке союзных недемократических режимов в регионе.

Исторические причины. Разницу между постсоветскими странами можно объяснить и через призму исторического институционализма, согласно которому принятые в прошлом решения и правила игры (институты) отражаются на поведении акторов в будущем. В такой перспективе многие недемократические постсоветские страны сталкиваются с эффектом колеи (path dependence) — ловушкой неэффективного, но устойчивого институционального порядка, который тяжело сменить из-за отсутствия стимулов у элит из-за высоких издержек и закоренелых убеждений.

ПРОГНОЗЫ «ПОЛИТФАК НА СВЯЗИ», 80% ИЗ КОТОРЫХ СБУДУТСЯ

1. В интернетах снова напишут, что политология — это не наука.

2. Разочарованные сторонники оппозиции будут разоблачать главного виновника разгрома демократических сил в России — Екатерину Шульман* (они не смотрели ни одного выпуска «Статуса» и верят, что Екатерина Михайловна своим спокойным голосом убаюкивала бдительность россиян).

3. Мария Снеговая снова напишет полотнище текста о раболепии русского народа и судьбе России быть вечной диктатурой. В ответ на критику в комментариях будет спрашивать с каждого пользователя диплом политолога.

4. Леволиберальная интеллигенция и пользователи из Твиттера продолжат ныть о новой волне фашизма на Западе, требовать запретить правые популистские партии и ввести цензуру (им просто не понравились результаты последних выборов в очередной европейской стране).

5. Очередной исследовательский центр Yasos Biba Institute из Восточной Европы объявят нежелательной организацией. Все, кроме пары задротов и сотрудников Генпрокуратуры, впервые услышат о его существовании.

6. Украинская пропаганда продолжит хоронить путинский режим и самого Путина как минимум раз в неделю. Майкл Наки — каждый день.

7. На Европейский университет напишут 10 000 доносов и составят 100 административных протоколов. И так каждый месяц.

8. Ведущие Популярной политики / МБХ / другого оппозиционного СМИ будут и дальше просить экспертов комментировать недавние инфоповоды, а не свои профильные темы. Все видео с ними будут сопровождаться кликбейтными заголовками, которые противоречат содержанию.

9. Максим Кац продолжит убеждать оппозицию объединиться вокруг себя, потому что так же было в Беларуси и во время кампании «Нет!» в Чили.

10. Путин уйдет через 2 месяца.

За качество прогнозов ручаюсь.

* — внесена в список террористов и экстремистов.

Как жители Белгородской области Путина выбирали

В Интернетах произошёл очередной хлопок — оппозиционный деятель Владимир Милов заявил, что в 2018 году белгородцы совершили страшную ошибку, единодушно проголосовав за Путина, что стоило им мирной жизни уже в наше время. Не давая ценностных оценок этому высказыванию, давайте по факту разберёмся, что здесь не так.

На президентских выборах 2018 года в Белгородской области Путин набрал 79.71% голосов при явке в 73.74% — то есть в районе тех показателей, которые хотели достичь в АП в целом по стране. В прошлые электоральные циклы “Единая Россия” так же демонстрировала стабильно высокие результаты. Белгородцы так сильно любят Путина? Если бы.

Проблема заключается в природе столь высокой поддержки власти. Белгородская область — это регион, который все последние десятилетия стабильно показывает неадекватные результаты выборов, о чем писал тот же аналитик электоральных данных Сергей Шпилькин — в 2021 году он относил область к регионам со значительным уровнем фальсификаций (25% и более аномальных голосов от их общего числа). Причина этого — жёсткий субнациональный авторитарный режим, который сложился в области в период правления губернатора Евгения Савченко с 1993 по 2020 (!) годы. Получив этот пост в 1993 году и выиграв выборы в 1995 году с результатом 55.54%, он продержался на своем посту 27 лет (!), периодически проводя выборы себя и побеждая на них с результатом от 53 до 77%. Случилось это благодаря выгодному союзу с региональными элитами и фактически невмешательству федерального центра в белгородскую политику в обмен на красивые результаты выборов. Савченко подавил в области любую политическую конкуренцию и выстроил жёсткую политическую машину, которая и выдавала все эти годы нужные цифры по итогом очередных электоральных мероприятий. Его преемник на посту губернатора — “варяг” Гладков также победил на выборах с результатом в 78.79%. Причём несмотря на смену первого лица, люди Савченко и прежние региональные элиты никуда не делись, а сам губернатор-старожил отправился на пенсию в Совет Федерации — то есть за регионом он все равно приглядывает.


(Вообще Савченко легендарная фигура — мало того, что он являлся чемпионом по продолжительности нахождения на посту губернатора — 27 лет — так он еще и эталонный ШУЕ, который приглашал в область разных эзотерических практиков и при этом боролся за духовность. А ещё верит в гадалок, некого бога Моностона и планету Нибиру, о чем сам написал в своей книге. Послушать об этом и покекать можно тут и тут.)

Поэтому смело говорить о какой-то настоящей феноменальной поддержке “партии и правительства” жителями Белгородской области я бы не стал.

На днях перечитал тут внимательно доклад Милова и Крашенинникова «Нормальная Россия Будущего: да, мы можем. Общие черты будущей свободной России», который при повторном ознакомлении оставил неизгладимые впечатления. В связи с этим вопрос к дорогим подписчикам: