Помогает ли международная помощь демократизации?

1 июля 2025 года официально закрылось Агентство США по международному развитию, известное всему миру как USAID. На протяжении этого года вокруг ведомства бурлили громкие обсуждения. С одной стороны, спикеры MAGA-движения и администрация президента США обвиняли Агентство во всех смертных грехах: разбазаривании денег американских налогоплательщиков на продвижение «повесточки» и «цветных революций» в развивающихся странах, коррупции и неэффективности. С другой, за ведомство впряглись многие уважаемые дипломаты, ученые и правозащитники, которые стали наперебой трубить о конце американской «мягкой силы» и сворачивании множества гуманитарных программ, что приведет к гибели миллионов людей в следующие десятилетия.

Лично меня мало интересует американская внутренняя политика. Однако вопрос того, насколько международная помощь действительно способствует демократизации — другое дело. Это очень живая и горячая тема, которая вызывает полыхание очень разных сторон.

Так, сторонники выделения иностранной помощи говорят о том, что выделение денег продемократическим силам в лице независимых медиа, правозащитных и активистских организаций в развивающихся странах может способствовать их демократизации. «Дональд Трамп нанес сокрушительный удар по американской инфраструктуре продвижения демократии», — пишет политолог Хэл Брэндс.

Лагерь противников этого подхода весьма разнообразен. Понятно, что этому явлению всячески противятся авторитарные режимы по всему миру, записывая получателей грантов в «иностранные агенты», «предателей» и «шпионов», которые, якобы, обслуживают интересы зарубежных кукловодов. Но есть и те, кто просто не считают стратегию выделения средств для поддержки демократии в других странах действительно эффективной.

Вокруг обсуждений «экспорта демократии» благодаря пропагандистам с разных сторон появилось очень много стереотипов и штампов, которые мешают трезво разобраться в вопросе. В этом тексте я постараюсь их развеять и с опорой на академические работы ответить на вопрос: правда ли иностранная помощь помогает демократизации?

Обсудим, как работают гранты, зачем их выделяют, и как развивались отношения российского гражданского общества с иностранными и международными организациями.

Читать на Бусти

Читать в Телеграме

Читать на Патреоне

Снова поучаствовал в ежемесячной подборке каналов о российской политике и истории — можете ознакомиться и выбрать интересные для себя блоги.

Добавить папку каналов

В этом посте ссылался на статью "How practices of digital authoritarianism harm democracy" (2025), когда писал о том, что демократии перенимают практики регулирования интернета у автократий — обещал подробнее про нее рассказать. Мне кажется, это особенно актуально на фоне новостей о том, что в следующем году европейские законодатели снова сцепятся друг с другом в борьбе за (не-)принятие законопроекта о контроле чатов. Из него путем общественного давления удалось выкинуть, собственно, само обязательное сканирование сообщений — однако теперь в проект попала инициатива обязать компании подтверждать возраст пользователей, что просто уничтожит любую анонимность в интернете.

Автор статьи пишет, что за последние годы в демократических режимах появляется все больше практик, напоминающих цифровой авторитаризм: они связаны с ограничениями приватности, свободы слова, слежкой и распространением дезинформации властями. Так, в 2017 году в Германии был принят закон NetzDG, который обязывал соцсети оперативно удалять по запросу властей фейки и хейт-спич. В 2018 году похожий документ был принят во Франции. В 2019 году в Австралии частные компании обязали предоставлять силовикам доступ к зашифрованным данным пользователей для борьбы с терроризмом и организованной преступностью. Интересно, что затем эти кейсы использовались авторитарными лидерами в качестве примера для подражания. Ряд демократий, вроде США, Великобритании, Мексики или стран Европы, развивают инфраструктуру цифровой слежки: тут можно вспомнить как американское агентство NSA, так и скандалы с использованием шпионского ПО Pegasus. Также вполне себе демократически избранные политики во власти могут пользоваться интернетом для манипулирования общественным мнением.

Исследовательница взяла датасет Digital Society Project, о котором я рассказывал тут, ряд индикаторов демократии от V-Dem и проверила, как переменные, связанные с практиками цифрового авторитаризма, влияют на демократию. Ожидаемо, в наибольшей степени элементы цифрового авторитаризма чаще проявляются в автократиях, чем в демократиях. Однако куда важнее то, что расширение подобных практик влияет на автократизацию.

Так, расширение слежки и сбора данных государством негативно отражается на показателях гражданских свобод. Распространение государством дезинформации подрывает подотчетность и свободу самовыражения. Усиление контроля над информацией не настолько сильно вредит институтам демократии напрямую, но работает как усилитель первых двух явлений.

Поэтому да, опасения о том, что усиление контроля над интернетом в демократиях может подрывать их основы, не безосновательны.

Знаю, что меня читает много студентов из России — рекомендую им обратить внимание на кампанию против принуждения устанавливать Макс в вузах. По ссылке можно найти полезные инструкции от правозащитников, контакты юристов, а также петицию.

Лично мне история с раскручиванием Макса через давление на бюджетников и студентов напоминает работу политических машин, которые мобилизуют зависимый электорат под выборы. А также кампанию по вакцинации от ковида (о которой будто бы все забыли), когда государство принялось действовать привычными для себя методами административного принуждения, а столкнулось с низовым сопротивлением, профанацией и недоверием со стороны населения. Только если в случае с ней речь шла о защите телесной автономии, то здесь — о цифровой. И вот сейчас я вижу примерно такую же реакцию. Макс ставят, но, судя по всему, в основном люди среднего возраста и старше, по работе. Пользователи делятся друг с другом инструкциями, как отказаться от установки, либо как завести его для галочки.

Предполагаю, что по итогам всей этой истории чиновники действительно выполняет свои KPI по количеству пользователей: покажут начальству какие-нибудь впечатляющие 100500 зарегистрированных юзеров и 146% поддержки идеи национального мессенджера в столь любимых ими опросах. Затем заблокируют оставшиеся мессенджеры — только на прошлой неделе забанили Snapchat и FaceTime — и отчитаются об очередной победе над проклятым Западом. Макс получит бюджетное финансирование и будет жить на дотации, оставаясь глубоко убыточным проектом. А на практике этим продуктом будут пользоваться почти исключительно бюджетники.

Три стратегии подрыва институтов демократии

Читатель прислал интересную заметку-перевод по статье политолога Уилла Фридмана "Sidestepping the Constitution: Executive Aggrandizement in Latin America and East Central Europe" (2020).

На примерах Венесуэлы при Чавесе и Мадуро, Венгрии при Орбане и Эквадора при Рафаэле Коррее автор выделяет три стратегии того, как инкумбент может сломать сложившиеся правила игры в свою пользу и установить автократию — в литературе этот феномен известен как «подрыв демократии»:

Колонизация — захват института через наводнение его лояльными кадрами. Например, получив большинство в парламенте, Орбан и Фидес изменили процедуру назначения членов Конституционного суда, увеличив их количество и снизив возраст ухода на пенсию — так, нелояльные власти судья были выдавлены из этого органа, а назначенцы власти получили большинство.

Дублирование институтов — создание параллельных структур, в пользу которых передаются полномочия. В той же Венесуэле подобное случилось аж дважды с законодательной властью. Сначала в 1999 году Национальная ассамблея перехватило у действующего парламента ряд полномочий и приостановила его работу, затем уже в 2017 году Николас Мадуро снова создал в стране параллельную легислатуру, потому что на выборах в действующий орган победила оппозиция.

«Увиливание» — создание размытых, рамочных правил игры, например, органов с нечеткими и размытыми полномочиями. Так, в новой эквадорской Конституции 2008 года существовали временные переходные положения, которые благодаря своим расплывчатым формулировкам позволили переназначить лояльных власти судей из старого конституционного суда в новый — хотя в основной части Конституции была вполне себе четко прописанная процедура их назначения, которая исключала влияние исполнительной власти.

В общем, классный кейс-стади, который показывает на конкретных примерах, каким именно образом действующая власть может уничтожить демократию изнутри — что является самым частым сценарием перехода к авторитаризму в наше время. Советую почитать полную версию, чтобы ознакомиться с другими интересными примерами: от дублирования полномочий местного самоуправления до манипуляций с немажоритарными институтами, контролирующих общественные медиа.

Однопартийные режимы и демократизация

В продолжение дискуссии Стального Шлема и Политфак на связи про то, какую роль партии в однопартийных режимах играют в период демократизациии и как на неё влияют.

В Иране было 2 однопартийных периода. Первый был в 1975-1979 гг., когда в стране существовала единственная легальная партия Растахиз (Возрождение). Она возникла как результат упразднения всех остальных партий и на последних предреволюционных выборах заняла в Меджлисе, Сенате и местных советах 100% мест. Особо обсуждать её роль в революции нет смысла, т.к. к февралю 1979 г. она была дисфункциональна, её руководство эмигрировало или сидело в тюрьме.

Второй однопартийный период куда интерснее. Он приходится на 1981-1987 гг., правящей партией тогда была Партия Исламской республики (ПИР). Она изначально создавалась в 1979 г. для контроля и координации послереволюционных элит и участвовала в выборах в Совет по окончательному принятию Конституции Исламской Республики Иран (1979), а также в парламенские выборах (1980, 1984). При этом её максимальная представленность в Меджлисе за всё время её существования была 45% по итогам выборов 1984 г., остальные депутаты были независимыми. От неё же выдивгались кандидаты в президенты Хасан Хабиби (1980), Али Раджаи (июль 1981), Али Хаменеи (октября 1981 и 1985). Хабиби был единственным проигравшим кандидатом.

ПИР изначально входила в Коалицию исламских партий, участвовавшую в выборах Совет по окончательному принятию Конституции 1979 г., и состоявшую из 6 крупных партий и групп и нескольких небольших: ПИР, Организацию моджахедов исламской революции (ОМИН), Организацию партизан-фидаинов исламского народа (ОПФИН), Корпуса стражей Исламской революции (КСИР), Общества преподавателей семинарий Кума (ОПСК) и Ассоциации воинствующего духовенства (АВД). В 1980 г. она также также была частью Большой коалиции на парламентских выборах, и также включавшей в себя 5 крупных групп и несколько небольших: ПИР, АВД, ОМИН, Исламская коалиционной партии (Моталефе) и Исламской ассоциации учителей.

В 1981 г. все партии и религиозные организации кроме ПИР и ОПСК были упразднены. Все упразднённые организации вошли в ПИР, также к ним присоединился первый послереволюционный профсоюз Дом рабочих. И в течение последующих 6 лет ПИР по сути была ключевым институтом, ответственным за согласование интересов разных групп элит, ну и заодно была приводным ремнём режима.

Ключевой проблемой партии были её фракциональность и расколотость: в неё входили как радикальные левые исламисты, так и традиционное духовенство (представленное АВД), а также Моталефе как представитель базара. К 1987 г. из-за слишком разных позиций внутри партии накопились противоречия, и она была распущена из-за внутренних конфликтов. На пока что это единственный известный случай, когда недемократический режим распускает свою правящую партию и продолжает существовать ещё больше 30 лет, пусть и в сильном изменённом виде.

При чём тут демократизация? После роспуска ПИР были восстановлены старые партии. А из АВД с разрешения Хомейни в 1988 г. выделилась умеренная Ассоциациация борющегося духовенства (АБД), которую возглавил на тот момент председатель Меджлиса и член Совета экспертов Акбар Хашеми-Рафсанджани. В 1989 г. после смерти Хомейни Хашеми-Рафсанджани продавил Хаменеи как Верховного руководителя и стал новым президентом страны. И тогда же он вместе с Хамени начались проводить реформы по экономической и политической либерализации страны, ознаменовав тем самым период Реконструкции (1989-1997). Тогда же переформатировась партийная система: в выборах участвовали АВД, АБД и ОПСК, они были относительно конкурентными, при этом партии как таковые на выборы не пускали. Эта система просуществовала до 1999 г., когда благодаря реформам президента Мохаммеда Хатами (1997-2005) была создана современная партийная система.

Забавно, на днях думал примерно о том же. Попробую развернуть мысль.

При разговоре о декабристах многие любят фантазировать об альтернативной истории, в которой выступление российской военной элиты закончилось бы победой: смещением Николая I и переходом России к республиканской или конституционно-монархической модели еще в первой половине XIX века. Не буду скрывать — я тоже увлекаюсь подобным. И нет, не в позитивно-утопическом ключе, как вы могли бы предположить: подобные размышления можно часто встретить и в левых, и в либеральных кругах.

Я согласен с Григорием Васильевичем, что сценарий победы декабристов мог привести к тому, что Россия пошла бы по пути многих латиноамериканских стран XIX века. Посудите сами.

У власти военные и крупные землевладельцы: в нашем случае это армейская элита и дворяне-помещики. Первые в отсутствие развитой бюрократии контролируют аппарат насилия. От их воли и отношений зависит, кто сейчас находится во главе государства. Вторые — большую часть еще глубоко аграрной экономики, которая завязана на сельском хозяйстве, добыче и продаже ресурсов.

Подавляющая масса населения — малограмотные крестьяне, не обладающие реальной экономической независимостью (даже если мы на секунду пофантазируем, что новая власть отменила крепостное право — далеко не факт, что земельный вопрос был бы решен в их пользу). Они живут традиционным укладом, не способны как создать спрос на демократию, так и реально участвовать в массовой политике, тотально зависят от крупных землевладельцев. Поэтому выборы в такой альтернативной России представляли из себя чемпионат по клиентелизму: разные группы интересов просто бы соревновались в способности подкупать и принуждать электорат.

Даже пост-колониальные вопросы положения коренного населения и их участие в политике дали бы о себе знать в таком государстве: в латиноамериканском контексте это были индейцы, а в России — кочевые народы, этносы Кавказа, Сибири, Крайнего Севера.

В случае со странами Латинской Америки весь этот набор факторов привел к появлению нестабильных олигархическо-военных режимов, которые страдали от регулярных переворотов, гражданских и межгосударственных войн. Собственно, ни к чему другому, вероятно, не смогла бы прийти и Россия, слишком уж похожая на тогдашние государства ЛатАм по своим структурным характеристикам.

Я сейчас ни в коем случае не хочу на серьезных щах рассуждать о том, является ли такой сценарий более или менее желаемым, чем тот, по которому в итоге пошла Россия. И тем более не претендую на серьезный анализ истории Латинской Америки — в конце концов, для этого есть куда более грамотные профильные специалисты. Но в порядке мысленного эксперимента кажется интересным пофантазировать об этом.

Погружаемся в пучины мировой политики вместе с Юлией Латыниной

«Зачем, скажите, зачем вы прислали мне этот “шедевр”?» Именно об этом я подумал, когда знакомые стали отправлять мне на прочтение magnum opus за авторством Юлии Латыниной аж в трех частях, в которых раскрываются ее взгляды на мировую политику последних столетий.

Скажу честно: мне очень не хотелось тратить свое время на анализ очередного контента Юлии Леонидовны. Тем более растянутого на несколько гигантских лонгридов: явный показатель того, что текст не прошел через нормальную редактуру, в отличие от прошлых колонок автора, выходивших когда-то в «‎Новой Газете».

Но чем дальше в лес — тем больше скибиди доп доп йес йес чем глубже я погружался в текст, тем больше перлов всплывали на поверхность. Я стал хаотично делиться ими с собеседниками, но в процессе общения понял, что куда продуктивнее — собрать свои мысли в единый стройный текст.

Для тех, кто вне контекста, немного расскажу о чем, собственно, идет речь. Пару недель назад в легендарном издании СВТВ, которое обычно рассказывает о столь актуальных для россиян темах, как афроамериканская преступность, транс-повестка и прочем West has fallen, вышла колонка в трех частях от известной публицистки Юлии Латыниной. Ее основной посыл: вся внешняя политика США XX века объясняется геополитикой и стремлением сдержать континентальные державы. Сначала Германию, а затем Советский Союз и Россию. Поэтому и текущий конфликт в Украине является следствием этого подхода: дескать, США спровоцировали Россию на текущие действия расширением НАТО на Восток.

Сразу скажу, что мне неинтересно спорить с этой позицией — куда более увлекательным кажется посмотреть на то, как это Латынина доказывает. Поверьте мне: это очень смешно.

В общем, за выходные я прочитал эту концентрированную «базу» в трех частях и написал обзор. Внутри вас ожидает глубокая аналитика Брест-Литовского мира, поиск истоков права наций на самоопределение, секретный план американцев по уничтожению немцев в Восточной Европе, польский апартеид, ООН как инструмент Сталина, кровавое НАТО и происки USAID.

Читать на Бусти

Читать в Телеграме

Читать на Патреоне

Интересное дополнение от историка ЛатАм Вадима Мусина ко вчерашнему посту — о том, почему у тогдашней России было больше сходств с Испанией, а не странами Южной Америки. Советую ознакомиться.

Сегодня в 21:00 МСК вместе с автором канала о философии «Пробел» Глебом Лихачевым и юристом Владимиром Париндом проведем стрим на необычную для моего блога тему: поговорим о либертарианской философии. Вернусь в студенческие годы, так сказать.

Вопреки кликбейтному загу постараюсь максимально абстрагироваться от личностей и поговорить об идеях: какие базовые принципы либертарианства выделяли его основные авторы (Мюррей Ротбард и Роберт Нозик), какие споры существуют в этом направлении политической мысли, как либертарианство соотносится со взглядами альтрайтов, неореакционеров, сторонников «правых» диктатур. Возможно, обсудим взгляды мейнстримных и гетеродоксальных либертарианцев на public policies, вроде миграционной политики, регулирования культурных вопросов и так далее.

Приходите, будет круто!

https://youtube.com/live/c0RzUdhjEZo?feature=share

Стрим стартовал — заходите по ссылке: https://youtube.com/live/c0RzUdhjEZo?feature=share

«Обнуление» Орбана?

Тем временем премьер-министр Венгрии не прекращает своих попыток всех переиграть и уничтожить остаться у власти, несмотря на угрозу проиграть ближайшие парламентские выборы.

В Bloomberg пишут (если верить их источникам), что для этого Виктор Орбан рассматривает возможность пересесть из премьерского кресла в президентское. Причина: по опросам Фидес все еще отстает от Тиса — главной оппозиционной партии страны под руководством Петера Мадьяра. Как я уже ранее писал, рейтинг Тиса обошел уровень поддержки венгерской «партии власти» еще осенью 2024 года — и с тех пор эта ситуация радикально не менялась. Несмотря на все махинации с избирательной и партийной системой, предпринятые Орбаном за последнее десятилетие, сейчас его риски проиграть парламентские выборы в 2026 году как никогда высоки. При этом, если верить Bloomberg, Орбан может уйти в президенты даже в случае победы его партии на голосовании.

Пока что на этом направлении сделан первый шаг: 10 декабря парламент страны принял законопроект, который усложняет импичмент президента. Если раньше глава государства мог быть отстранен простым большинством парламента, то теперь его решение еще должно быть рассмотрено и подтверждено Конституционным судом (что-то мне это напоминает). Поскольку венгерский КС уже находится под контролем Орбана, нетрудно догадаться, зачем это делается.

Следует оговориться, что Венгрия — парламентская, а не президентская республика: главой исполнительной власти является премьер-министр, который опирается на парламентское большинство. Поэтому скорее всего Орбану придется не только провернуть финт с пересадкой на новый пост, но и внести поправки в Конституцию, усилив полномочия президента. Впрочем, менять ее не впервой — нынешний основной закон страны был также разработан и принят в 2011 году при поддержке той же Фидес, что во многом помогло Орбану обеспечить несменяемость власти.

На мой взгляд, пока что этот план выглядит довольно рискованным. По данным исследования случаев «обнуления» сроков пребывания у власти с 2000 года 15% всех попыток продления полномочий шли по сценарию пересадки с поста на пост, и лишь 33% из них увенчались успехом. Это самый низкий показатель среди всех вариантов «обнуления». В этом случае автократу грозит как утрата контроля над преемником, так и над процедурой передачи власти — например, в случае проигранных выборов или массовых протестов. Классические примеры таких факапов: Казахстан в 2022 году или Украина в 2004-м. Но, похоже, что у Орбана особо нет других вариантов остаться у власти.

Подробнее о том, как правящие лидеры пытаются усидеть на своем месте, я писал в этой заметке.

Коммуникационные стратегии лидеров российских регионов

В соседнем канале относительно недавно пересказывали очень интересное исследование о стиле коммуникации российских губернаторов. Его авторы собрали базу данных речей, публикаций и постов глав регионов и провели количественный текстовый анализ. Затем сопоставили их с количеством протестных акций в субъекте и долей отданных голосов за ЕР на последних выборах в Госдуму. Анализ показал, что чем выше «протестность» региона, тем более «человеческую» (не забюрократизированную) речь используют его руководитель.

Меня этот рисерч заинтересовал не столько выводами, сколько выбранной тематикой и методологией. Во-первых, я слабо разбираюсь в количественном текстовом анализе, поэтому мне было увлекательно погрузиться в дизайн работы. Во-вторых, несколько лет назад у меня с коллегами выходила совместная статья, также посвященная коммуникационным стратегиям российских губернаторов — поэтому тема не чужая.

Тогда мы собрали данные за 2020 год об антиковидных ограничительных мерах, введенных главами субъектов, оценках state capacity регионов, а также позитивных/негативных/нейтральных комментариях в их соцсетях. Что мы выяснили:

«Одобрение и неодобрение губернаторов действительно зависело от степени принятых ограничений: чем выше строгость законодательства, тем выше доля негативных комментариев и тем ниже — позитивных. Управленческий фактор при этом также имел значение: эффективность политического управления и успешность социальной политики положительно сказывались на имидже глав регионов в указанный период. Напротив, активность губернаторов в социальных сетях свою значимость не подтвердила, что позволяет говорить о пока недостаточном использовании этого ресурса региональными властями».

Можно долго распинаться о том, насколько в нашей не самой плюрастичной политической системе выборы, протесты и общественное мнение считаются неважными (на самом деле они все еще важны и очень даже). Но данные говорят об обратном — любому режиму нужно так или иначе адаптироваться под запросы населения, чтобы оставаться стабильным.

Предлагаю ознакомиться с каналом «Мировое Обозрение» — там вы найдете переводы статей крупных западных аналитических изданий, которые я и сам регулярно читаю: Foreign Affairs, The Economist, Bloomberg и другие:

▪️Как Дональд Трамп пытается бороться с критикой в медиа с помощью судебных исков — и почему почти наверняка у него не получится ограничить свободу слова в США

▪️По каким причинам ООН оказалась в кризисе и что может спасти крупнейшую наднациональную организацию

▪️Будущее мировой политики: правда ли мы движемся в сторону от западноцентризма и однополярности?

Подписаться на канал

Увидел у Григория Голосова ссылочку на любопытную статью о том, почему в будущем России будет целесообразно перейти к парламентской политической системе. По нашим временам получился на редкость доступный и качественный материал одновременно.

В тексте дается очень неплохой обзор того, какие риски наступления авторитаризма несут в себе президентские системы, на примерах стран Латинской Америки. Но, что куда интереснее, рассказывается о проблемах и пороках так называемых смешанных систем, о чем я несколько раз вкратце писал в канале. А также дается несколько примеров того, как парламентаризм сам по себе не спасает от авторитарного поворота.

Далее автор в качестве аргумента в пользу парламентаризма приводит опасность роста персонализма в современной политике, а значит и повышенные риски поддержки избирателем концентрации власти в руках одного человека — президента. Здесь я склонен скорее с ним согласиться, хотя мне кажется, опять же, что парламентаризм от этого тоже не застрахован. В самом тексте перечисляются подобные случаи: Индия при Моди, Венгрия при Орбане, Турция при Эрдогане в 2000-х.

Затем автор статьи в качестве основной проблемы парламентской системы приводит высокий риск возникновения правительственных кризисов — но объясняет, какими инструментами можно его минимизировать: с помощью «конструктивного вотума недоверия» — это «парламентская процедура, позволяющая отправить правительство в отставку только при условии одновременного избрания нового премьер-министра большинством голосов».

Главными рисками при введении парламентаризма в России автор называет слабые партии, что иллюстрирует негативный опыт 1990-х, а также отсутствие ограничений на сроки главы правительства. Здесь я тоже соглашусь, но добавлю от себя, что среди этих проблем пропущена еще одна, не менее важная — отсутствие сильной и независимой судебной системы, которая должна служить противовесом законодательно-исполнительной власти при парламентаризме. Именно она служит страховым механизмом от концентрации власти, что видно по тому же современному Израилю и другим похожим случаям. Откуда она возникнет в РФ при гипотетической демократизации по щелчку пальцев — непонятно. Другие хорошие аргументы можно почитать тут.

Лично у меня нет однозначного мнения насчет того, какая из двух моделей — президентская или парламентская — лучше. Обе могут работать как вполне себе стабильно, так и посредственно, вопрос в реализации. Главное, чтобы не смешанная, хехе.

Всё про политику в одной подборке!

Перед вами подборка авторских телеграм-каналов по политологии и политическому анализу.

Если вы хотите лучше разбираться в политических процессах, выборах и общественном мнении, вам поможет наша папка с каналами.

Подписывайтесь и делитесь!

У нас во «Фронде» вышла колонка к 200-летию восстания декабристов — в ней Стальной шлем подводит итоги нашей дискуссии об этом событии, а еще рассказывает, как менялось его восприятие в России на протяжении истории. Рекомендую ознакомиться.