«Стали известны имена архитекторов санкций против России». Или все же нет?

Вчера в интернете случился хлопок — некая пользовательница Твиттера открыла для себя working papers на сайте Freeman Spogli Institute for International Studies Стэнфордского университета за авторством группы экспертов, среди которых есть и известные российские экономисты вроде Гуриева* и Алексашенко, и представители западной академии вроде Фукуямы — в них эксперты анализируют санкционную политику против РФ и предлагают свои решения по ее измнению. Не разбираясь в вопросе, твиттерская выкатила «разоблачительный» тред, в котором обвинила авторов в создании системы санкций, которые бьют в том числе по простым гражданам. К улюлюканью подключились многие другие юзеры и даже медиа.

О чем же тогда речь? Working papers — это классический формат аналитической статьи в академической среде, которая не пишется ради публикации в научном журнале, а сразу выкладывается на ресурсах какого-нибудь исследовательского центра. Частный случай working paper — policy paper — это аналитический текст, в котором автор рассматривает текущие государственные политики, оценивает их (не)эффективность, обозревает альтернативные решения и предлагает свои. Такие policy papers пишутся тоннами в think tanks и университетах по всему миру.

Сюрприз, но не все эти предложения автоматически рассматриваются бюрократами и политиками, принимаются в том виде, в каком они задумывались экспертами, и претворяются в жизнь так, как были написаны изначально. Изменение государственных политик — сложный многоступенчатый процесс. Разобраться в нем можно с помощью простейшей модели policy cycle — она описывает те самые этапы: 1) выявление проблемы и формирование повестки — когда складывается подохдящая конъюнктура; 2) формулирование политики (policy) — здесь важна позиция экспертов и важных акторов; 3) принятие решения — тут ключевую роль играют политики; 4) разработка дизайна — выработка конкретных мер чиновниками; 5) имплементация; 6) оценка эффективности. Как вы понимаете, на практике на каждом из этих этапов предложения на бумаге сталкиваются с интересами политиков, бюрократии, других заинтересованных сторон и мнением других экспертов. На выходе может получиться вообще не то, что изначально предлагали авторы.

Вернёмся к нашему кейсу. Вчера я уже писал о том, почему этот тред не выдерживает никакой критики. Вкратце: в нем автор выдаёт policy papers за готовый принятый план по санкциям в РФ, вытаскивает удобные для себя отрывки текстов, приписывает предложения и инициативы, которые авторы на деле не предлагали и под ними не подписывались. Сваливает на людей, анализирующих санкции и предлагающих свои решения, принятие вообще всех санкций против РФ с 2022 года. То есть перекладывает ответственность с политиков и бюрократии на экспертов с помощью манипуляций. Пафоса столько, как будто автор треда открыл секретные архивы ЦРУ и выложил их на Wikileaks, а не прочитал аналитические доклады в открытом доступе на сайте университета. При том, что даже экспертная группа при Freeman Spogli Institute for International Studies появилась уже после введения первых ограничений. И вообще таких исследовательских центров, предлагающих свои решения по вопросам санкций — десятки по всей Европе и Северной Америке — глупо полагать, что государственные чиновники слушают только одну группу экспертов.

Значит ли это, что эксперты не несут никакой ответственности за свои рекомендации? Нет!

Но об этом в следующем посте...

* — включен в список террористов и экстремистов.

Почему эксперты тоже виноваты

Мы уже разобрались, что проект при Freeman Spogli Institute for International Studies не является непосредственно центром по разработке санкций против России. Это не рабочая группа при профильном государственном органе, не часть бюрократического аппарата, не непосредственно разработчики конкретных санкционных механизмов. Но при этом нельзя сказать, что их позиция не играет роли в анализе санкций и поиске альтернативных решений — Стэнфордский университет это не последняя институция, которая имеет плотные связи с американской бюрократией — вполне можно допустить, что к их мнению прислушиваются западные чиновники и политики при разработке санкционных политик. Более того, сама группа не скрывает своего взаимодействия с чиновниками по вопросам санкций.

Поэтому спрашивать к экспертов за их позицию и предложения по санкционному режиму — совершенно справедливо. Мы можем задавать им вопросы с точки зрения их профессиональных компетенций — насколько их анализ и предложения по санкциям действительно evidence-based, то есть подкрепляются реальным опытом. Насколько в разработке своих предложений они адекватно оценивают эффективность санкций, их эффекта на экономику России и жизни обычных граждан, самое главное — действительно ли они могут привести к изменению текущей ситуации. Понимают ли они, как на практике будут работать такие меры с учетом поведения бюрократии и частных лиц. Мы можем задавать вопросы морально-этического характера — почему российские экономисты и политологи вместе со своими зарубежными коллегами вообще предлагают столь критикуемые меры, которые так ударяют про рядовым гражданам России?

И здесь мое мнение сходится с автором канала kremlin in the boys room — к сожалению, мы имеем дело с откровенно плохой работой экспертного сообщества. Докладами ради докладов, мерами ради мер, которые можно предлагать и предлагать, изображая бурную деятельность — это недобросовестное поведение, характерное для бюрократии. К сожалению, подобное часто встречается и в академическом, и в экспертном сообществе. Такие проекты подрывают доверие к конкретным лицам, институтам и вызывают справедливый гнев в их отношении.

Но даже в такой ситуации важно не вестись на любую ерунду, что мы встречаем в интернете. Не форсить любой пост только потому что он укладывается в нашу картину мира и большой нарратив, который хочется продвигать. Мир, зараза, сложная штука.

Будущее политического режима в России

Предлагаю отвлечься от столь увлекательных для широкой публики срачей в оппозиции и вернуться к основной тематике канала — политической науке. В преддверии очередных президентских выборов вновь поднимаются вопросы о том, куда же идет наш политический режим — действительно ли его ждет крах в ближайшее время или же он способен стоять еще десятилетиями.

Несмотря на то, что «ванговать» продолжительность жизни конкретных политических режимов в целом довольно бесполезно — чего только стоит история с предсказываем причин и дат краха СССР во второй половине прошлого века — мы можем попробовать описать общие траектории будущего.

Политолог Барбара Геддес, проанализировав с соавторами 280 авторитарных режимов с 1946 по 2010 годы, пришла к выводу, что в среднем продолжительность жизни автократий составляет 23 года, а персоналистских и военных диктатур — около 8 лет, то есть они не такие долгоживущие, как однопартийные автократии. Персоналистские режимы в среднем реже трансформируются в демократии, чем другие виды — однопартийные и военные диктатуры — и это неудивительно, потому что именно при этом типе режима деградируют те институты, которые бы способствовали адекватной передачи власти. При этом автократии в целом чаще сменяются другими автократиями, а не демократизируются, хотя если смотреть на данные после 1990 года, то все оказывается наоборот, в том числе и в случае с персоналистскими режимами. По сравнению с однопартийными и военными диктатурами, при смене режима у персоналистских автократов выше риски столкнуться с ссылкой, арестом или смертью, если, конечно, им не удается удержаться на своем месте вплоть до конца биологического цикла.

Жизнь авторитарного режима держится на трех столпах — легитимации, репрессиях и кооптации. Легитимация — обеспечение согласия населения и внешних наблюдателей с фактом того, что правящая группа таковой является (что не равно ее поддержке и одобрению политики). Репрессии — насилие против оппонентов. Кооптация — инкорпорирование в систему власти потенциально опасных для нее элементов, плюшки в обмен на лояльность. Важно понимать, что для автократии важны все три этих столпа одновременно — например, не получится продолжительно удержать власть только путем репрессий, поскольку это как может встретить сопротивление, так и сделает автократа чрезмерно зависимым от репрессивного аппарата.

Продолжение поста ниже...

(Начало поста)

Нынешний политический режим в РФ — это персоналистский электоральный авторитаризм. Он электорален по способу обретения и передачи власти — через несвободные, нечестные и неконкурентые выборы, а также персоналистский, поскольку власть сконцентрирована в руках одного человека. Его продолжительность правления составляет вот уже 23 года, что делает наш режим довольно долгоживущим для своего типа. После «обнуления» автократа в 2020 году, режим вступил в ту фазу, когда его можно назвать консолидированным — это его развитая стадия, когда правящая верхушка окончательно закрепилась на своих позициях и может вполне свободно для себя управлять политическими процессами в стране. Если обращаться к концепту трех столпов авторитарной стабильности, то пока постепенные проблемы проявляются лишь с легитимностью — как внутренней из-за все более оторванных от реальности выборов, так и внешней, с которой все еще более понятно. Кооптация — пока режим обладает достаточными ресурсами для поддержания этой стратегии, хотя не стоит отрицать и ухудшающейся экономической ситуации. Наступающие проблемы режим будет решать расширением репрессий — это поможет продлить его продолжительность жизни в краткосрочной перспективе, но при этом будет делать автократа все более зависимым от силового блока и провоцировать внутриэлитные конфликты. Примерно об этом писал в недавнем посте политолог Владимир Гельман. О том, почему нынешний режим скорее всего не эволюционирует в другой вид недемократии — советую послушать интервью Григория Голосова.

Поэтому в краткосрочной перспективе демократизации в нашей стране не проглядывается — пока для этого нет никаких предпосылок. В среднесрочной перспективе режим либо скорее всего закончится вместе с биологическим циклом правителя, либо путем внутриэлитного заговора (пока это кажется менее вероятным, но не невозможным). Далее последует долгий переходный период с вероятной сменой нескольких недемократических силовых режимов друг за другом и неочевидным исходом — с одной стороны, персонализм приводит к деградации институтов, отчего нас и будет ждать своеобразная чехарда, с другой стороны, уже упомянутый Гельман в своей книге «Авторитарная Россия» пишет:

«Структурные условия в целом вполне благоприятны для построения в России устойчивой демократии. В России высокий уровень урбанизации, довольно образованное население, достаточно высокий ВВП на душу населения, довольно низкий уровень массового радикализма».

Этот пост не является попыткой описать некий «сценарий» будущего нашего авторитарного режима, потому что, как я уже писал ранее, предугадать такие вещи полностью попросту невозможно — скорее это описание наиболее ожидаемого с точки зрения политической науки варианта, который не учитывает наступления каких-либо слабо непредсказуемых форс-мажоров.

Играем вдолгую.

Федерализм в России: почему эта тема сложнее, чем дихотомия «хорошие и бесправные регионы vs. плохой федеральный центр»

Сегодня ушёл из жизни Аман Тулеев — экс-губернатор Кемеровской области, который занимал эту должность с 1997 по 2018 (!) год, один из главных старожилов российской региональной политики. За свои более чем 20 лет на посту главы региона он успел занять это место вопреки позиции федерального центра, закатать в асфальт любую политическую конкуренцию и свободные СМИ в области и превратить этот регион в один из главных источников аномальных голосов — только на губернаторских выборах он каждый раз набирал не менее 90% (!) голосов, результаты федеральных кампаний получались примерно такими же.

Тулеев был одним из самых ярких представителей губернаторов-тяжеловесов, которым в 1990-х удалось провернуть подобую схему в своих регионах и установить свои субнациональные авторитарные режимы.

И это отличный повод почитать два моих более ранних текста о федерализме и региональной политике в России:

- Почему корни нашего авторитаризма растут не только из центра, но и из регионов.

- Что такое настоящий федерализм и его краткая история в современной России.

​​Хочу поделиться с вами свой радостной новостью — вместе с командой официально запустили продажи журнала «Фронда»

Вот уже больше года мы работаем над созданием нового либертарианского издания, которое станет точкой сборки авторов-сторонников свободы. Наш флагманский проект — ежегодный глянцевый альманах, на страницах которого вы встретите авторские колонки об истории и философии, актуальные исследования и материалы о современной культуре.

Первый выпуск «Гражданское общество: вызовы в эпоху пандемии» мы посвятили глобальному коронакризису, который совсем недавно прошёл по всей планете. И хотя многим кажется, что пандемия осталась в далеком прошлом, её политические последствия мы ощущаем по сей день.

Среди множества статей от таких именитых авторов, как Павел Дубравский, Ростислав Капелюшников, Станислав Шипицын и Анкап-тян, вы встретите и мой материал — в нем я рассказал о том, как ковид оказался удобной почвой для подъёма цифрового авторитаризма и экспорта в демократии авторитарных практик цифровой слежки. А ещё на первых страницах — мою небольшую колонку-обращение к читателям, в которой я раскрываю, чем ценны такие нишевые проекты вроде «Фронды» для популяризации идей свободы.

Заказать

Рекомендую посмотреть интересный ролик от симпатичного мне проекта СтудВоля — ребята поговорили с независимыми депутатами Новосибирского Горсовета Антоном Картавиным и Светланой Каверзиной. Получился отличный рассказ о том, как работает политика на местном уровне в регионе с еще более-менее живой политикой при электоральном авторитаризме.

Пока в прогрессивном сегменте интернета приступили к деколонизации еды и русской кухни, готовлю для вас на завтра пост по горячей теме — как в нашей стране сложились аномальные регионы с субнациональными авторитарными режимами, почему среди них так много национальных республик и в чем ошибаются как господа-деколонизаторы, так и националисты. Всем хорошего воскресенья!

Аномальные регионы и национальный вопрос: мифы и реальность

Вокруг национальных республик РФ есть несколько крайних позиций. Для рунатов это вечная красная тряпка — угрозы сепаратизма, ограничение прав русских, массовые фальсификации, вот это вот все. Для деколонизаторов — чуть ли не прародители будущих свободных государств малых народов (максимально осуждаем). Из объективного — сложно не согласиться, что именно во многих нацреспубликах сложились специфические субнациональные авторитарные режимы. Где же правда?

Псевдо-федеративное устройство СССР предполагало асимметрию в полномочиях регионов — те, которые образовывались по национальному признаку в период коренизации, получали некоторую автономию в области культурной политики, во многих из них стали складываться региональные элиты из представителей «титульных наций». С распадом Союза Россия превратилась во вполне себе реальную и ассиметричную федерацию. Пользуясь своим привилегированным положением, элиты республик вступили в противостояние с федеральным центром для усиления собственных позиций, давя на угрозу сепаратизма. В 1990-м году многие республики принялись принимать декларации о суверенитете. Дальше всех ушел Татарстан, в котором в 1992 году прошел референдум о государственном суверенитете. Вылилось это в Федеративное соглашение 1992 года, по которому за республиками были зафиксированы уникальные условия разграничения полномочий между региональными и федеральными властями, а также квота в федеральном парламенте. С Татарстаном же пришлось заключать аж отдельный договор. И хотя в Конституции 1993 года было зафиксировано верховенство ее норм над договором и равенство всех субъектов федерации, де-факто РФ так и осталась асимметричной федерацией, где к национальным республикам оставался особый подход.

Благодаря этому, в 1990-х в подобных регионах сложились субнациональные авторитарные режимы, во внутреннюю политику которых федеральный центр не вмешивался в обмен на нужные результаты выборов. В 00-е эти режимы включились в путинскую вертикаль и превратились в анклавы аномального голосования.

Механизмы обеспечения таких результатов — политические машины. Это вертикальные политические структуры, которые появляются в странах с неразвитой партийной системой, наверху которых находятся политические элиты, ниже — крупные работодатели, обычно чиновники или владельцы крупных промышленных предприятий, которые мобилизовывают экономически зависимый от себя электорат (рабочие, пенсионеры, госслужащие) с помощью подкупа или принуждения. Привычное для нас название — административный ресурс.

Почему же самые мощные политическием машины сложились в основном в нацреспубликах? На это отвечают исследователи в области электоральной географии: большая доля сельских и индустриальных территорий, где намного легче манипулировать волеизъявлением граждан, ведь их благополучие часто связано порой с единственным крупным работодателем, а независимое наблюдение такие районы покрывает плохо. Национальный фактор здесь — сам факт компактного проживания «титульных наций» республик в подобных районах, а также уже упомянутая сепаратистская и этнонационалистическая повестка, которую региональные элиты могут подогревать для усиления своих переговорных позиций с центром. Важна и композиция региональных элит — насколько они сильны или фрагментированы.

Поэтому не существует правила аномальный регион = нацреспублика. Не каждая республика является таковым — например, Карелия, Хакасия и Коми. И не каждый аномальный регион — республика, например, Кузбасс или Ставрополье. Более, электоральная ситуация в субъектах может меняться на протяжении большого периода времени.

​​Пара забавных примера к посту выше

Есть такая Республика Коми. На протяжении нулевых она стабильно входила в список регионов, которые выдавали аномальные результаты выборов. Проходит 10 лет — Коми в топе регионов по уровню протестного голосования, голоса считают относительно честно, под крылом КПРФ в Госсовете формируется оппозиционная фракция (во главе с нашим слоном из ЛПР Виктором Воробьевым), на выборах в Госдуму 2021 года по одномандатному округу побеждает кандидат от КПРФ, а по списку ЕР набирает всего 29,44% голосов. Что случилось? С 2002 по 2010 главой Республики был старожил местной политики Торлопов, с 2010 по 2015 — Вячеслав Гайзер. Оба находились в хороших отношениях с региональными элитами, закатали в асфальт политическую конкуренцию, сформировали мощную вертикаль власти и рулили политическими машинами — долго сидели на своих постах и в обмен давали федеральному центру нужными результаты выборов. В результате внутренних конфликтов с Москвой оба сели. Без них властная вертикаль и политические машины развалились, региональные элиты оказались фрагментированы, федеральный центр пытается засылать в регион своих назначенцев-варягов, но без особых успехов.

Есть другая, не менее замечательная Республика — Татарстан. В 1992 году на фоне обострения отношений региональных элит с федеральным центром вокруг распределения нефтяной ренты там прошел референдум о государственном суверенитете — официально 61,4% при явке в 82% высказались за. Если мы посмотрим на итоги голосования по территориям (см. картинку), то увидим интересное — вариант ЗА провалился на ТИКах в городской местности, но зато сельские дружно показывают итоги голосования вплоть до 99% (!) голосов ЗА при явке в 99% (!). Как вы думаете, какова природа столь дружного волеизъявления? Насколько вообще возможно, чтобы в реальной жизни пришел такой процент избирателей и столь единодушно голосовал за один вариант? Спустя 30 лет прогрессивные деколонизаторы кормят свою аудиторию вот этим и ссылаются на в т.ч. результаты этого референдума, чтобы показать, как бедные угнетенные народы хотят жить в настоящей швободе от проклятой империи. А Татарстан продолжает каждый электоральный цикл участвовать во Всероссийском конкурсе по рисованию (хе-хе).

Республики разные бывают. Думайте.

Ох как знакомо! Когда 5 лет назад я только пришел на бакалавриат, мы с однокурсниками ржали над «политологами» из телевизора без профильного образования, которые с умным видом кормили зрителей «аналитикой», а на деле пропагандистской методичкой. Во многом из-за таких людей в нашей стране принято относиться к политологии не как к науке, а как к «болтологии» — и это неудивительно, поскольку история политической науки в России насчитывает дай бог лет 30, университетов, где дают качественное образование в этой области, можно пересчитать по пальцам одной руки (ЕУ, ВШЭ, Шанинка, РАНХиГС (?), ПГНИУ (?)), зато вот мусорных псевдо-аналитических центров и подсвеченных государственной пропагандой самозванцев — хоть отбавляй.

Спустя 5 лет крупные оппозиционные медиа на Ютубе будто стали отзеркаливать телик — одни и те же спикеры, которые рассуждают о том, в чем не разбираются (либо обратные ситуации, когда ведущие упорно спрашивают действительно хороших профильных экспертов не по их теме, а по свежим инфоповодам), жонглирование пропагандистскими штампами, подмена объективного анализа ситуации своими субъективными представлениями о прекрасном, wishful thinking, торговля инсайдами... Мерзость, да и только.

Поэтому профессия/звание политолога, на мой взгляд, будто бы продолжает обесцениваться, что и выливается в подобные смешные видосики. Приятно лишь от того, что отдельные зрители и читатели на фоне всего этого информационного мусора начинают действительно интересоваться наукой, покупать хорошие книжки, слушать лекции и курсы. Словом, растет уровень дискуссии в Восточной Европе!

Хорошей всем пятницы, дорогие читатели.

На фоне новостей о том, что в качестве либерального кандидата на мартовских выборах нам подсунут Нечаева от НЛ, все меньше верится в реальность регистрации Бориса Надеждина или Дарьи Дунцовой.

Сейчас на проведение кампании по сбору подписей за регистрацию кандидата в президенты по моим прикидкам нужно примерно от 150 до 300 млн. рублей на преимущественно полевую живую агитацию, команду сборщиков в десятках регионов, логистику и штаб проверяющих подписные листы. Собрать такие средства сейчас скорее нереально, как и провести живую кампанию в условиях давления государства и апатии протестного электората. А процедура сбора, а затем проверки подписей ЦИК в любом случае устроена так, что отказать в регистрации можно по десяткам причин — конечное решение политическое.

В любом случае, было интересно почитать интервью Надеждина редакции ЛПР, чего и вам советую:

Пока у автора завал по работе, учебе и проектам, буду рекомендовать читать интересные посты об актуальной политике. Например, замечальный текст соседнего канала о том, какой странной вырисовывается политтехнологическая рамка кампании Владимира Васильевича, который решил сегодня объявить о выдвижении — неудачный тайминг и формат, ставка в публичной активности на традиционалистские темы, тогда как избирателей волнует вообще другое. Складывается впечатление, что кампанию ведут на отвались, чтобы в итоге вытянуть одной лишь административной мобилизацией, а несоответствие её содержания актуальной повестке волнует меньше, чем желание подстроиться под вкусы заказчика. Это говорит о тотально сломаных стимулах у политических управленцев.

Хорошо живут там, где платят (высокие) налоги?

В Твиттере случился очередной хлопок — на этот раз касательно идеи введения налога на наследство в России, высказанной одним либеральным оппозиционным спикером. Якобы такая мера поможет улучшить ситуацию с неравенством в России. Подчеркну, что именно с количественным неравенством в доходах. Давайте разбираться, что же тут не так. Сразу предупрежу, что я не политэкономист, хотя и экономику изучаю тоже, поэтому это пост-ИМХО, а не экспертный комментарий.

К сожалению, наши дорогие леволибералы зачастую демонстрируют карго-культизм — поверхностно смотрят на то, какие политики проводятся в Европе, и предлагают сделать точно так же у нас, не понимая, как они работают, и чем же Россия отличается от развитых европейских стран. Апофеозом здесь, конечно, являются ссылки на опыт скандинавских стран. В Швеции уровень жизни выше, чем в РФ? Значит мы должны ввести такие же высокие налоги и перенять социал-демократическую модель welfare state. Вот тогда заживем, ведь так? Нет!

Начнем с того, что в скандинавских странах такой высокий уровень жизни НЕ из-за высоких налогов и расширенной социалки. Истинная причина — долгосрочный экономический рост. Взялся он благодаря понятному набору институтов и условий, которые возникли аж с XIX века: защищенные права собственности, независимая и эффективная судебная система, высокое качество бюрократии, необременительное регулирование и свободная торговля. Дополнительными факторами тут могут служить общественные ценности, достаток ресурсов, исторические причины вроде неучастия в мировых войнах или даже отсутствия крепостного права. Для более глубокого понимания темы советую посмотреть ролик экономиста Григория Баженова.

Расширение welfare state случилось в этих странах уже скорее после Второй Мировой, когда к власти в них стали приходить социал-демократы, а на Западе в целом доминировал кейнсианский подход к экономической политике с активной ролью государства в перераспределении ресурсов, индикативным планированием и управлением крупными предприятиями. К чему же это в итоге привело? Сюрприз-сюрприз, но к снижению темпов экономического роста, что стало совсем очевидным к концу XX века и особенно во время стагфляционного кризиса 1970-х годов. Со сменой парадигм в экономической политике и политическими изменениями на выборах, последующие правительства скандинавских стран перешли к серьезной либерализации экономики — сокращению налогов, отмене множества универсальных и дорогих социальных программ, приватизации и либерализации. Процесс этот во многом продолжается до сих пор.

В России же мало того, что не наблюдается институциональных условий для обеспечения долгосрочного экономического роста, так еще и ВВП на душу населения составляет всего 15$k. Мы развивающаяся страна со средними доходами, ужасным качеством государственных институтов и мизерной долей реального среднего класса (хотя тут оценки могут быть очень разными). С независимыми от власти большими капиталами все тоже не очень, а те, кто могут, стремительно выводят активы из страны. Не следует думать, что даже в среднесрочной перспективе эта ситуация стремительно изменится. И вот при таких условиях нам предлагают забрать побольше налогов у граждан и передать их в руки неэффективного и коррумпированного государства, чтобы то «справедливо» перераспределило ресурсы в пользу нуждающихся и побороло количественное неравенство доходов. При отсутствии экономического роста. Причем с помощью такой сомнительной меры, как налог на наследство, который наоборот может цементировать количественное неравенство и снижать межпоколенческую социальную мобильность — в вышеупомянутой Швеции, где в 2005 году по тем же причинам отменили этот налог, ⅔ крупных состояний наследуются. И это вместо того, чтобы наоборот стимулировать появление независимого от государства среднего и богатого класса вместо сечиных-ротенбергов. Гениальный план, надежный, как швейцарские часы.

Александр Кынев — что почитать?

Сегодня у Катерины Гордеевой вышло интервью с политологом Александром Кыневым — наверное, самым известным экспертом по региональной политике в России и экс-преподавателем Вышки. Как часто бывает у автора этого Ютуб-канала, половина хронометража занимают разговоры о высоком и вечном, что, на мой взгляд, не так интересно, но во второй половине поднимаются и профильные темы, о которых можно послушать. Я же посоветую несколько работ Кынева, которые помогут вам лучше разбираться в перипетиях отечественного федерализма.

«Губернаторы в России: между выборами и назначениями» (2020) — объемная книга, в которой подробно рассказано о роли глав субъектов федерации в российской политической системе с 1991 года по настоящее время.

«Выборы 2021 года и три эпохи становления электоральной автократии» (2021) — аналитическая статья, посвященная выборам в Госдуму, включает в себя актуальный разбор разных подходов федерального центра по отношению к регионам начиная с 2000-х.

«Диспропорциональная Россия. Территориальное представительство в Государственной Думе при выборах по пропорциональной системе» (2017) — в этой академической статье Кынев подробно анализирует, как и почему текущая модель распределения мандатов внутри партийных списков систематически приводит к их большему перераспределению в пользу регионов с наименее конкурентными выборами.

«Феномен губернаторов-"варягов" как индикатор рецентрализации (опыт 1991-2018 гг.)» (2019) — как менялась стратегия центра по назначению/поддержке региональных глав на протяжении последних 30 лет.

«Party politics in the Russian regions: Competition of interest groups under the guise of parties» (2016) – глава 8 в книге «The Politics of Sub-National Authoritarianism in Russia» другого известного специалиста по российской региональной политике Кэмерона Росса, раскрывает, почему партийная политика в наших регионах сильно завязана на конкуренцию между неформальными группами интересов и как менялся уровень политической конкуренции в регионах в современной России.

Ловкость рук и никакого мошенничества

Вы наверняка видели новости о том, как государственные учреждения от университетов до Рос…надзоров всех сортов и расцветок устроили своеобразный «флешмоб» — начали публиковать посты и видео в поддержку выдвижения Владим Владимыча. Возможно, я ошибаюсь, но в прошлые президентские выборы не было настолько наглого и массового использования соцсетей государственных институций для агитации за инкумбента. На первый взгляд кажется, что это нарушение избирательного законодательства, конкретно п. 7 ст. 48 67-ФЗ:

«7. Запрещается проводить предвыборную агитацию, агитацию по вопросам референдума, выпускать и распространять любые агитационные материалы:

а) федеральным органам государственной власти, органам государственной власти субъектов Российской Федерации, иным государственным органам, органам местного самоуправления».

На практике все сложнее — несмотря на то, что президентские выборы уже объявлены Советом Федерации, СМИ успели раструбить о намерении ВВП выдвинуться, мероприятии по выдвижению нашего самомедвеженца в парке Зарядье и поддержке съездом ЕР его кандидатуры, с юридической точки зрения пока это не значит вообще ничего. Официально Путин будет считаться выдвинувшимся кандидатом только после сдачи соответствующего пакета документов в ЦИК (а вдруг еще не примут!) — пока этого не случилось. А значит нет ни такого кандидата, ни агитации за него в государственных учреждениях, поэтому ФЗ «Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации» нарушен не был. Но вот если подобные посты останутся висеть в соцсетях госорганизаций уже после официального выдвижения, тогда и появится повод задать вопрос ЦИК о соответствии таких публикаций избирательному законодательству.

Вполне допускаю, что медийное и официальное, юридически оформленное, выдвижения специально разнесены друг от друга во времени именно для того, чтобы легально устраивать такие агитационные кампании.

Электронное голосование на президентских выборах

Сегодня ЦИК РФ опубликовал список из 29 субъектов, в которых в марте этого года будет использоваться дистанционное электронное голосование. Как я и предполагал ранее, обошлось без сюрпризов — если сравнить листы с аналогичными за 2021, 2022 и 2023 года, то становится ясным, что ДЭГ задействуют лишь в тех регионах, где он уже обкатывался ранее. Единственное новшество — терминалы электронного голосования на УИК будут не только в московской системе ДЭГ, но и в федеральной, что также анонсировалось ЦИК несколько месяцев назад.

Чтобы начать лучше разбираться в этой теме — насколько ДЭГ в России честно считается, зачем вводится и какие используются системы, то советую несколько моих тексов об этом:

Краткий ликбез по электронному голосованию в двух частях

Мое исследование влияния ДЭГ на результаты выборов

Электронное голосование в марте 2024 года: с чем нам предстоит столкнуться и зачем оно вообще нужно

Главный миф о цветных революциях на постсоветском пространстве заключается в том, что они что-то изменили

Скажем, привели к падению диктатур и установлению демократий в тех странах, где они произошли — Армении, Украине, Киргизии, Грузии и, отчасти, Молдавии (там просто было несколько случаев массовых протестов). Особенно часто он всплывает, когда некоторые жители этих стран начинают поучать в интернете русских / белорусов / других соседей по бывшему совку. Хоттейк — на самом деле успешные революции случились там, где политика уже была более конкурентной изначально с развала СССР.

Если мы попробуем категоризировать постсоветские страны по степени конкурентности политического режима, то получим следующую картину. Группа 1 — либеральные демократии — страны Балтии. Группа 2 — гегемонические авторитарные режимы Центральной Азии — Туркменистан, Кыргызстан, Таджикистан, Казахстан. Группа 3 — ни туда, ни сюда — страны, где случались т.н. цветные революции + Молдова. Группа 4 — начинали за здравие, кончили за упокой — Россия и Беларусь. Примерно так же эти страны ранее категоризировал и политолог Кирилл Рогов, просто он делил их лишь на две группы — персоналистские авторитаризмы и конкурентные олигархии. Мой же вариант подтверждают и данные — возьмем показатели Индекса электоральной демократии проекта V-Dem по постсоветским странам за 1992–2022 годы (кроме стран Балтии — с ними все ясно) и четко увидим эти группы (см. картинки под постом).

На протяжении 30 лет с конца Союза мы не увидим ни одной страны, которая бы стала каким-то outlier — исключением. Ни в одной стране из группы 3 не установился стабильный демократический, тем более либеральный демократический режим — получается, что революции могли менять политический режим, но не его тип. Почему так? В одном из следующих постов предложу несколько объяснений этому.