Электронное голосование: что нужно знать перед региональными выборами (1/2)

10 сентября в 40 субъектах пройдет Единый День (дни?) Голосования, по итогам которого будут избраны губернаторы и созывы законодательных собраний. В 25 субъектах будет работать ДЭГ — дистанционное электронное голосование. Как человек, который давно изучает этот феномен, постараюсь кратко рассказать, что из себя представляет ДЭГ.

Сейчас в России действуют две системы электронного голосования. Первая — московская, разработана силами ДИТ, действует только на выборах в столице. Вторая — федеральная, сделана «Ростелекомом» по заказу ЦИК РФ. У обеих систем есть большие проблемы с транспарентностью — организовать реальное независимое наблюдение за их работой де-факто невозможно, хотя про московский ДЭГ мы знаем немного больше благодаря пиар-усилиям мэрии и хотя бы попыткам сделать подобие наблюдения в прошлые года. Чем они отличаются, так это влиянием на итоги выборов и стратегией властей по обеспечению нужных результатов.

Московский ДЭГ впервые экспериментально использовали в трех одномандатных округах на выборах в Мосгордуму 2019 года. Тогда самым громким кейсом оказался исход голосования в 30 округе, где оппозиционный кандидат Роман Юнеман уступил собянинской самовыдвиженке Русецкой с разницей в 84 голоса благодаря тотальному перевесу последней на ДЭГ. Команда Юнемана тогда выпустила огромный доклад, посвященный ДЭГ, который я советую почитать всем, кому интересна тема — авторы выявили массовое принуждение бюджетников регистрироваться и голосовать электронно (включая кейсы, когда у сотрудников госструктур собирали паспорта и аккаунты), нашли скрипт-фальсификатор, позволяющий влиять на итоги ДЭГ, а также указали на другие юридические проблемы и уязвимости безопасности электронного голосования. В 2020 году на голосовании по Конституции ситуация с административной мобилизацией на ДЭГ повторилась. Самым же ярким случаем стало голосование в московских одномандатных округах на выборах в Госдуму 2021 года — тогда оппозиционные кандидаты выиграли более десятка мандатов по всему городу, но после публикации итогов ДЭГ ситуация перевернулась с ног на голову. Тогдашние исследования и свидетельства показали ту же массовую мобилизацию бюджетников на ДЭГ, но самое главное — выявили возможность подмены результатов голосования избирателей благодаря функции переголосования, а также показали, что настоящие ключи от системы находятся под контролем не наблюдателей, а кого надо. В 2022 году на муниципальной кампании в том числе благодаря ДЭГ оппозиционные с 2017 года местные советы снова оказались под контролем Едра/«Моего района».

Федеральный ДЭГ впервые использовался на довыборах в Госдуму 2020 года, затем более массово в шести регионах на выборах в Госдуму-2021 и в четырех регионах на губернаторских и местных выборах в 2022 году. Мой количественный анализ данных не обнаружил каких-либо аномальных результатов на федеральном электронном голосовании ни в одном из кейсов, равно как и свидетельств настоящей массовой мобилизации бюджетников на голосование (подробнее о моей методологии и результатах исследования в следующей серии постов).

В случае с московским ДЭГ можно выделить следующие проблемы: 1) массовую административную мобилизацию зависимого от власти электората на рабочем месте — их волеизъявление могут контролировать напрямую работодатели, могут вообще передать право голосования третьему лицу, бюджетники могут сами голосовать лояльно из страха, что начальство узнает, как они проголосовали на самом деле; 2) существует техническая возможность подменить результаты голосования; 3) ДЭГ непрозрачен и организовать реальное наблюдение за его работой нереально. Федеральный ДЭГ — это кот в мешке, о котором мы знаем мало, но пока серьезных проблем с его работой зафикисировано не было.

Электронное голосование: что нужно знать перед региональными выборами (2/2)

В этом году на региональных выборах будут использовать обе системы. В 24-х регионах – федеральная (список тут), на выборах мэра Москвы — соответственно, ДИТовская. Уже сейчас фиксируют случаи принуждения бюджетников регистрироваться в ДЭГ по всей стране, особенно в Подмосковье — по совпадению именно Московская область лидирует по числу заявок на электронное голосование по данным ЦИК на 7 августа, всего же подано уже более 400 тысяч заявлений. Хотя ранее административная мобилизация на федеральный ДЭГ широко не практиковалась, ее массовое применение было вопросом времени. В отличие от московского электронного голосования, в других регионах власти подходят к введению ДЭГ аккуратнее и внедряют его механизмы очень постепенно. Вишенка на торте — заявление Памфиловой о том, что голосовать электронно с зарубежных IP, а значит уехавшим гражданам России, будет невозможно — хорошо, что есть VPN, позволяющие заходить на российские сайты заграницей (здесь могла быть ваша реклама).

Почему это все так важно? Помните, был такой протестный город Москва, где последние лет 10 побеждала оппозиция, что там происходит с выборами сейчас? Взгляните на список регионов, где будет организовано э-голосование: среди них вы найдете Алтайский край, Архангельскую область, НАО, Новосибирскую область, Карелию, Псковскую область и еще несколько важных субъектов — это не просто протестные регионы, где за власть голосуют так себе, главное здесь то, что они относятся к группе субъектов, где почти не фальсифицируют результаты выборов (<11% аномальных голосов в голосах за ЕР на 2021 год). Вполне можно предположить, что в этом году ДЭГ развернется на полную катушку по всей стране, чтобы «подкорректировать» итоги голосования как минимум с помощью контролируемой административной мобилизации людей на выборы. Да, несмотря на то, что опросы традиционно показывают поддержку власти все 146%, активные кампании почти нигде не ведутся, адекватные и хоть сколько-нибудь опасные кандидаты не попали в бюллетени в большинстве регионов, а во многих из них голосование будет идти несколько дней, власти решили установить еще один барьер между избирателями и урной. Думайте.

Какие из этого можно сделать выводы? Во-первых, если у вас есть возможность прийти на избирательный участок ножками — обязательно делаем так 10 сентября, особенно если у вас протестный регион с не самой грязной электоральной историей. Во-вторых, если вы находитесь не в РФ, можете попробовать сыграть в рулетку и воспользоваться федеральным ДЭГ в отсутствие проголосовать очно — здесь вообще никаких гарантий, что ваш голос учтут как нужно, но, как минимум, вас выпишут из список избирателей на очном УИК, а значит не вбросят за вас бюллетень. Москвичи — соболезную, причем как тем, кто может голосовать вживую, так и уехавшим, боюсь, что итоги выборов мэра Москвы и так всем ясны, а ДЭГ гарантирует успех провластного инкумбента.

Это была проба пера, вернусь к вам на следующей неделе с новой порцией очевидных и не очень тейков.

​​ДЭГ: влияние на результаты выборов и админресурс

Поделюсь с вами собственными итогами исследования результатов выборов с применением ДЭГ и методологией. Если хотите почитать об аномалиях московского электронного голосования и разобраться в технических деталях, советую читать раз, два, три, четыре, пять. Я же в своей работе сосредоточился на следующих вопросах: 1) как внедрение ДЭГ повлияло на результаты выборов в Москве и регионах; 2) существуют ли косвенные признаки того, что административная мобилизация влияет на итоги выборов с применением ДЭГ? В качестве кейсов я взял все случаи использования ДЭГ с 2019 по 2022 с достаточным числом наблюдений для проведения количественного анализа — 30 и больше, согласно центральной предельной теореме. Каждое наблюдение — это один избирательный участок, ТИК или УИК. Здесь следует оговориться, что федеральный и московский ДЭГ организованы по-разному, из-за чего число наблюдений отличаются. Так, московский ДЭГ проводится на уровне УИК, на каждый избирательный округ приходится один такой участок; федеральный ДЭГ устроен иначе — там делают аж целый отдельный ТИК, поэтому число наблюдений здесь ниже. Как это выглядело на выборах в ГД-2021 – см. картинку 1.

Для того, чтобы ответить на свой первый вопрос, я использовал два исследовательских метода – регрессионный анализ и квазиэкспериментальный метод difference-in-difference method. Регрессии тут нужны для того, чтобы понять, существует связь между использованием ДЭГ — независимая категориальная переменная, в которой 0 означает обычный избирательный участок, а 1 участок ДЭГ — и результатами за ЕР/провластных одномандатников, всеми другими альтернативными партиями/кандидатами и явкой. Модели для difference-in-difference method (DiD) сложнее. Здесь я выбрал 1) регионы, где проводился ДЭГ — экспериментальная группа; 2) схожие с ними по характеристикам регионы (тот же федеральный округ, близкое число избирателей, одна группа по степени доли аномальных голосов на выборах по Шпилькину), где не было ДЭГ — контрольная группа; 3) взял результаты выборов одного и того же уровня до и после введения ДЭГ и сравнил их.

Регрессионный анализ московского ДЭГ показал позитивную связь между использованием ДЭГ и голосами за ЕР/провластных кандидатов в одномандатных округах во всех кейсах, кроме муниципальных выборов 2022 года — думаю, потому что в них участвовало много кандидатов от как бы оппозиционных партий, но за которых топила мэрия, а значит и ДЭГ, что подпортило результаты. Связь с явкой также позитивная, негативная с результатами оппозиции. DiD же показал противоречивые результаты, которые от кейса к кейсу объясняются разными факторами, хотя эффект на явку здесь очевиден. В случае же с федеральным ДЭГ ни регрессии, ни DiD не показали аномальных результатов. Поскольку при анализе я построил более 80-и регрессионных моделей и десятки для DiD, приложу лишь несколько примеров.

А что насчет админресурса? В случае с федеральным ДЭГ я попробовал добавить в уже имеющиеся регрессионные модели новые переменные, которые должны отображать долю потенциально зависимого электората в регионе, — бюджетников и пенсионеров — а также переменные, отражающие уровень урбанизации региона и проникновения интернета. Каких-то внятных непротиворечивых результатов я не получил. Тогда я обратился к данным сайта «Карта Нарушений» «Голоса» и собрал все жалобы избирателей, наблюдателей и кандидатов на ДЭГ за 2019-2022 года, классифицировав их по регионам и темам обращений. Так я обнаружил, что почти все жалобы о принуждении пользоваться ДЭГ приходили из Москвы, в то время, как в остальных регионах были зафиксированы лишь единичные случаи. О чем это может говорить? Либо о том, что у «Голоса» недостаточно информации о случаях мобилизации бюджетников на ДЭГ в регионах, либо что до последнего момента такого массового принуждения не было нигде, кроме Москвы. Подсчитать долю голосов административно зависимого электората, и уж тем более понять, кто голосовал добровольно, а кто по указке начальства, мы не можем, поэтому приходиться смотреть за косвенными признаками.

​​Открываю комментарии

Даже авторитарным режимам для обеспечения стабильности собственной власти нужны каналы обратной связи: поэтому они позволяют работать отдельным независимым СМИ, проводят выборы с ограниченной конкуренцией, заказывают опросы общественного мнения, внедряют партиципаторные механизмы вроде онлайн-голосований или платформ для жалоб на работу чиновников.

А авторам маленьких развивающихся телеграм-каналов нужна активная и преданная аудитория, которая и комментарии интересные напишет, и со своими знакомыми постами поделится. Ведите себя прилично, никого не оскорбляйте, ничего не рекламируйте, поддерживайте высокий уровень дискуссии в Восточной Европе.

UPD: finally, работает, зараза.

Авторитаризм в России и настоящая федерация

Один из популярнейших нарративов нашей оппозиции — борьба за настоящий федерализм против сверхцентрализации, без установления которого в нашей стране не появится реальной демократии. Соглашаясь с общим посылом, обращу внимание на несколько важных нюансов: 1) централизация власти — это не причина, а следствие становления авторитарного режима в России; 2) наш авторитаризм произрастает не только «из Москвы», но и регионов. Понимание этого поможет нам разобраться с перспективами демократизации и федерализации в России.

Авторитарные тенденции в РФ начали проявляться еще в 1990-х. Пока на федеральном уровне и в большинстве субъектов сложилась хлипкая электоральная демократия с очень несовершенными институтами, параллельно с этим возник кластер аномальных регионов — в них не проводились конкурентные выборы, СМИ жестко контролировались, а губернаторы сидели на своих постах срок за сроком и даже делали попытки выбраться на федеральный уровень. Такие режимы политологи называют субнациональными авторитаризмами. В обмен на свою политическую автономию, элиты этих субъектов оказывали федеральному центру важную услугу — обеспечивали хорошие результаты выборов. Об исследованиях того, как про-Ельинские партии, блок-губернаторов-тяжеловесов «Отечество — Вся Россия» и даже КПРФ получали больше голосов в тех же регионах, где теперь лидирует Едро, подробнее можно почитать здесь. С приходом Путина к власти федеральному центру удалось постепенно включить в свою вертикаль элиты этих субъектов — с помощью отмены прямых губернаторских выборов в 2004 году, построения партии власти и позитивных стимулов вроде сохранения места, а значит и продолжения освоения денежных потоков. Теперь эти же регионы выдают аномальные результаты за ЕР и президента, а чума массовых фальсификаций перекинулась на остальную Россию под управлением АП. Происходило это очень постепенно вместе с автократизацией центральной власти.

К чему это я? Увы, но даже в условной Сносной России Будущего угрозу авторитарного отката не получится решить одним лишь перераспределением власти в пользу регионов по принципу «берите столько суверенитета полномочий, сколько можете унести», поскольку: 1) никуда не денутся аномальные субъекты, в которых уже давно отлажены механизмы фальсификации выборов и пресечения политической конкуренции; 2) элиты этих регионов продолжат пытаться влиять на политику всей страны и выбраться на федеральный уровень, как уже было в 90-е; 3) у федерального центра всегда будет соблазн снова обратиться к их услугам, чтобы «докрутить» итоги выборов до нужного результата. Ситуация сожительства демократии с субнациональными авторитаризмами не нова и не безнадежна — такое происходило и происходит в тех же странах Латинской Америки и не только. По иронии, если представители оппозиции когда-нибудь займут федеральный уровень власти, для борьбы с региональными авторитаризмами им придется вмешиваться во внутренние дела субъектов, не давать возникать региональным партиям власти, поддерживать оппозицию на местном уровне против региональных автократов, пресекать попытки таких царьков вырваться в федеральную политику, не давать собственности концентрироваться в руках элит (чтобы делать избирателей более экономически независимыми), институционально усиливать роль и независимость муниципалитетов относительно региональных властей — хотя бы забрать у губернаторов возможность снимать глав местных советов и отнимать мандаты у депутатов, как это происходит сейчас. Естественно, это также будет повышать риски злоупотребления властью на федеральном уровне и новой централизацией.

Настоящая федерация на практике — это постоянная борьба разных уровней власти за свои полномочия, собственную автономию и ресурсы. А в стране с авторитарным прошлым — тем более.

«Настоящая федерация»: что это такое и существует ли она в России

В предыдущем посте я рассказывал о том, почему наш авторитаризм произрастает в т.ч. из регионов, и как это повлияет на становление федерации и демократии в будущем. В нем я упустил довольно важный вопрос: что такое федерация и как мы ее определяем?

Один из классиков политологии Уильям Райкер выделял несколько признаков федеративного государства: 1) в нем два уровня власти (федеральный и региональный) управляют на одной территории с одним населением; 2) у каждой из этих уровней власти есть минимум одна сфера компетенции, в которой она автономна; 3) существуют определенные гарантии этой автономии. Подход Райкера к концептуализации федерации важен тем, что в нем он делает акцент на постоянном торге и борьбе федеральных и региональных властей друг с другом на почве личных и общих рациональных интересов — первые хотят расширить территорию под своим контролем, вторым нужна защита от внешних угроз. Поэтому федерация — это не просто форма территориального устройства, отраженная в конституции, это — постоянный процесс.

Более поздние исследователи федерализма Филиппов, Ордешук и Шевцова указывали на проблемы определения федерации по Райкеру, ведь оно слишком общее — так или иначе, все унитарные государства в мире делегируют часть полномочий на региональный или местный уровень, периодически даже давая определенную автономию отдельным регионам в некоторых сферах деятельности. При этом федеративные по конституциям государства на деле могут быть довольно централизованными, в них много полномочий находятся у верхнего уровня власти, масштабно перераспределяются налоги. С одной стороны, у нас есть формально унитарные Испания или Великобритания с автономными регионами в своих составах, с другой — федеративные Австрия и Германия со значительной фискальной централизацией и сильной федеральной властью.

Альтернативное (хотя скорее дополняющее Райкера) определение от авторов таково: федерация — это государство, в которым существует несколько уровней власти (обычно федеральный, региональный, местный), а ключевые фигуры, будь то президент, губернатор, премьер или законодательный орган, избираются напрямую гражданами, на которых направлена их деятельность, либо ключевые фигуры на этих уровнях власти назначаются теми, кого избрали напрямую на выборах того же уровня. Таким образом, именно прямые выборы не только федеральных, но и региональных и местных органов власти выступают той самой гарантией автономии от федерального центра.

Теперь кратко пробежимся по политической истории РФ. Территориальное устройство СССР принято считать ‎«‎матрешечным федерализмом» и «псевдо-федерализмом». Да, Союз делился на советские республики, внутри которых были свои наборы субъектов с разными правами (области, края, республики, тыщи их), внутри которых порой зашивали автономные округа — настоящая матрешка. При этом никакого реального федерализма, если обращаться к определениям Райкера или Филиппова и соавторов, конечно, не было — режим держался на партийно-бюрократической вертикали без какой-либо настоящей автономии регионов и свободных выборов. С распадом СССР в результате торга между центральной властью и региональными элитами РСФСР/РФ довольно быстро превратился во вполне себе настоящую, хотя нестабильную федерацию — несколько уровней власти со своими автономными компетенциями, выборы региональных парламентов и постепенно введенные прямые выборы глав субъектов в наличии. С приходом Путина к власти вся эта вольница начала постепенно закачиваться — с помощью сначала довольно мягких шагов вроде централизации власти путем создания федеральных округов, а затем радикальных — отмены прямых губернаторских выборов в 2004 году, появления партии власти и кооптации в нее региональных элит, манипуляций с избирательным законодательством. И даже после возвращения прямых выборов губернаторов в 2012 году говорить о федерализме в РФ не приходится — ведь сами выборы к этому моменту перестали быть свободными, честными и конкурентными, а система власти выстроилась в авторитарную вертикаль.

Вдогонку к предыдущему посту — если хотите подробнее разобраться в теме, то рекомендую почитать колонку на «Холоде» о прошлом, настоящем и будущем российского федерализма за авторством политолога Григория Голосова. Из нее вы узнаете:

- Как определить, унитарное ли государство или федеративное — почему децентрализованное государство с большими полномочиями регионов не всегда = федерация и наоборот.
- Возможен ли федерализм при авторитарном режиме? В своем посте я представил точку зрения, согласно которой — нет, но есть и альтернативные мнения.
- Что будет с федерализмом в России будущего? Тут содержание во многом пересекается с моим недавним постом на эту тему — почитайте, если еще не.

Выборы в России: в чем их смысл и нужно ли в них участвовать?

Для того, чтобы ответить на этот вопрос перед региональными выборами 8-10 сентября, сначала определимся с тем, какой политический режим сложился в России.

Политологический мейнстрим характеризует нынешний режим как электоральный авторитаризм — у нас есть выборы, которые не совсем фиктивны и играют определенную роль, однако проводятся они по нечестным правилам: допускают не всех, у кандидатов нет равного доступа к ресурсам, широко используется админресурс и, соответственно, фальсификации. Сменить власть с их помощью нельзя. Проще говоря, несвободные, нечестные, неконкурентные.

При таком режиме выборы выполняют несколько важных функций: 1) обеспечивают легитимацию автократу внутри — правитель занимает свое место, потому что его избрали по легальной процедуре; 2) легитимацию для внешней аудитории — другие государства признают за автократом власть, полученную путем голосования; 3) делают режим стабильнее — в условиях ограниченной политической конкуренции избирательные процессы работают как инструмент контроля госаппарата и элит, а заодно и избирателей. Это важный механизм обратной связи, который дает некоторое понимание общественных настроений и помогает на ранних стадиях гасить возможные конфликты и кризисы.

Несмотря на то, что в последние годы стало модно говорить об эволюции политического режима в РФ в закрытую диктатуру или даже тоталитаризм — особенно часто здесь любят добавлять про «фашизм» — я, вслед за самым цитируемым отечественным политологом Григорием Голосовым, не соглашусь с этим. Базовые принципы политической системы не изменились, а последние значимые новшества случились в 2020 году в результате поправок в Конституцию в связи с обнулением сроков президента и легализацией бессменного правления Пу до конца жизни.

Выборы в электоральном авторитаризме — это не баг, а фича, которая, тем не менее, требует постоянного контроля со стороны властей: каждый раз им приходится искать баланс между достижением желаемого результата и возможной негативной реакций со стороны населения и элит. Перегнешь палку в одну сторону — вредишь своей легитимности и рискуешь столкнуться с массовыми протестами и даже потерей власти. Перегнешь в другую — дашь оппозиции набрать слишком много. Очевидно, сейчас ставки не столь высоки — однако, нынешний электоральный цикл пройдет в протестных регионах, а еще станет последним перед президентскими выборами 2024 года.

Что же в такой ситуации делать дорогому протестному избирателю? Наши выборы устроены так, что чем ниже их уровень — тем выше шансы альтернативных кандидатов победить, плюс важна география проведения выборов — в каком регионе они проходят. На муниципальных и иногда региональных выборах (привет Хакасии!), все еще остаются лакуны ограниченной конкуренции, где ваш голос станет важным вкладом в победу оппозиционного или хотя бы несогласованного с властью кандидата. Шансы заметно повышаются, если вы избиратель крупного города в регионе без давней традиции тотальной рисовки выборов и у вас еще не успели ввести ДЭГ. Важно не завышать собственные ожидания — одним действием вы не измените будущее нашей страны, но, возможно, добавите стресса властной вертикали и поможете обновить состав своего муниципального собрания / регионального ЗакСа, что в будущем может повлиять на местную политику. От вашего похода на участок хуже точно не станет — не ведитесь на ежегодные мантры отдельных поуехавших оппозиционеров — в случае с региональными выборами бойкоты явно не помешают властям, которые привыкли выигрывать их мобилизацией бюджетников при низкой реальной явке.

Возникла идея написать большой пост-эксплейнер о том, какие вообще бывают виды недемократических режимов: как определить где какой, чем они друг от друга отличаются, какого типа режимы были/есть в России. Почему одни живут дольше, чем другие, в каких больше репрессируют. В конце концов, расскажу о наболевшем — что такое «гибридный режим» и почему теперь это понятие стараются не использовать в политологии.

Интересно?