Forwarded from Пытливый житель
Лихие 1990-е, сытые 2000-е, потерянные 2010-е. Как менялась новейшая российская архитектура - часть 1
С «Макдоналдса» начиналась постсоветская архитектура, которую в последнее время называют капиталистическим романтизмом (капром). По сути, это локальная разновидность постмодернизма с поправкой на долгое воздержание советских архитекторов от игры и шалости, уже давно возможных на Западе. Но тем ярче был образ у новой российской архитектуры. Правда, в 1990-е финансовые возможности не всегда позволяли сделать так, как хочется.
Нефтегазовый бог распорядился так, чтобы 2000-е стали максимально «сытыми», но, разумеется, не для всех. Эпоха капиталистического романтизма продолжилась и в этом десятилетии, только теперь архитектурная дерзновенность уже не отставала от роста капитала заказчиков. Наступает время полированного гранита, домов в форме яиц Фаберже и крайне нестандартных материалов. Герои лихих 1990-х наконец уходят на заслуженный отдых и могут смаковать нажитое посильным трудом. Причем если в 1990-е стилевые системы прошлого переосмыслялись в постмодернистcком духе, то в 2000-е появляются весьма натуралистичные копии архитектуры ушедших эпох.
Теперь недостаточно просто быть не таким, как при совке: в архитектурном дискурсе вновь возникает категория вкуса. Запрос на перемены сменяется запросом на стабильность, и следом за ним возрождается интерес к «вечным ценностям», связанным в первую очередь с эстетикой.
Пьянящий ветер капитализма, поначалу казавшийся освобождающим, быстро надоел и вынудил строить новые стены взамен разрушенных. Ими стали нормативы, градозащита и вкус — главные инструменты нового закрепощения и сегрегации. «Потерянные» — именно так всё чаще называют 2010-е годы. Судя по архитектуре, потеряли мы прежде всего смелость.
Мировой финансовый кризис. Смену десятилетий страна встретила обвалом фондовых рынков, рецессией и исчезновением дешевых кредитов. Строительная отрасль упала сильнее многих, банкротились целые девелоперские компании, большое количество проектов было заморожено или отменено. Кризис окончательно похоронил в сознании россиян романтику капитализма, время рисковых мачо закончилось — smart is the new sexy. Умный — значит осторожный: в архитектуре желание выделяться сменилось демонстрацией экономности и осознанности.
Монополизация строительного рынка. Выросшие в эпоху капрома архитектурные бюро к концу нулевых успели забронзоветь и захватить практически весь объем поступающих заказов. Порог входа на рынок теперь крайне высок — если раньше правили бал вчерашние студенты, организующие студии, то теперь молодому бюро тяжело держаться на плаву. Так с улиц городов постепенно исчезают эксперименты, дерзновение и разнообразие, на их место приходят ансамбли и унификация: большим корпорациям удается укоренить в массовом сознании идеи объективности хорошего вкуса, наличия «петербургского стиля». Окончание следует #НовейшаяИстория #Архитектура via
Подпишитесь на @dwellercity
С «Макдоналдса» начиналась постсоветская архитектура, которую в последнее время называют капиталистическим романтизмом (капром). По сути, это локальная разновидность постмодернизма с поправкой на долгое воздержание советских архитекторов от игры и шалости, уже давно возможных на Западе. Но тем ярче был образ у новой российской архитектуры. Правда, в 1990-е финансовые возможности не всегда позволяли сделать так, как хочется.
Нефтегазовый бог распорядился так, чтобы 2000-е стали максимально «сытыми», но, разумеется, не для всех. Эпоха капиталистического романтизма продолжилась и в этом десятилетии, только теперь архитектурная дерзновенность уже не отставала от роста капитала заказчиков. Наступает время полированного гранита, домов в форме яиц Фаберже и крайне нестандартных материалов. Герои лихих 1990-х наконец уходят на заслуженный отдых и могут смаковать нажитое посильным трудом. Причем если в 1990-е стилевые системы прошлого переосмыслялись в постмодернистcком духе, то в 2000-е появляются весьма натуралистичные копии архитектуры ушедших эпох.
Теперь недостаточно просто быть не таким, как при совке: в архитектурном дискурсе вновь возникает категория вкуса. Запрос на перемены сменяется запросом на стабильность, и следом за ним возрождается интерес к «вечным ценностям», связанным в первую очередь с эстетикой.
Пьянящий ветер капитализма, поначалу казавшийся освобождающим, быстро надоел и вынудил строить новые стены взамен разрушенных. Ими стали нормативы, градозащита и вкус — главные инструменты нового закрепощения и сегрегации. «Потерянные» — именно так всё чаще называют 2010-е годы. Судя по архитектуре, потеряли мы прежде всего смелость.
Мировой финансовый кризис. Смену десятилетий страна встретила обвалом фондовых рынков, рецессией и исчезновением дешевых кредитов. Строительная отрасль упала сильнее многих, банкротились целые девелоперские компании, большое количество проектов было заморожено или отменено. Кризис окончательно похоронил в сознании россиян романтику капитализма, время рисковых мачо закончилось — smart is the new sexy. Умный — значит осторожный: в архитектуре желание выделяться сменилось демонстрацией экономности и осознанности.
Монополизация строительного рынка. Выросшие в эпоху капрома архитектурные бюро к концу нулевых успели забронзоветь и захватить практически весь объем поступающих заказов. Порог входа на рынок теперь крайне высок — если раньше правили бал вчерашние студенты, организующие студии, то теперь молодому бюро тяжело держаться на плаву. Так с улиц городов постепенно исчезают эксперименты, дерзновение и разнообразие, на их место приходят ансамбли и унификация: большим корпорациям удается укоренить в массовом сознании идеи объективности хорошего вкуса, наличия «петербургского стиля». Окончание следует #НовейшаяИстория #Архитектура via
Подпишитесь на @dwellercity
Forwarded from Пытливый житель
Лихие 1990-е, сытые 2000-е, потерянные 2010-е. Как менялась новейшая российская архитектура - часть 2
Монополизация происходит и в стане заказчиков: малый девелопмент практически исчезает, рынок захватывают строительные гиганты. Архитектура 2010-х — это прежде всего уход от точечной застройки к комплексному освоению территорий.
2010-е — это эпоха Парнаса, Кудрово, Академического и Кошелев-проекта. Мегаполисы обрастают гигантскими периферийными районами, которые возвращают подзабытые со времен распада СССР типовые проекты и однообразие, но на этот раз в совершенно циклопических масштабах.
2010-е — время авторитарной модернизации, которая приносит в города дизайн-коды и благоустройство, но забирает вернакуляр: уничтожается все неподконтрольное, будь то киоски, вывески или стихийно-гаражный самострой.
Мегапроекты. Олимпиада, универсиада, чемпионат мира по футболу — на протяжении всего десятилетия страну сотрясали мегасобытия. Для их проведения стахановскими методами создается инфраструктура, и это, пожалуй, самые романтичные строения эпохи. На фоне захватившей российскую архитектуру осторожности и экономии многомиллиардные проекты стадионов выглядят чрезвычайно нагло и дерзко. Их строительство не имеет никаких финансовых ограничений, они одобрены высочайшей волей и преследуют, по сути, одну цель: произвести впечатление на весь мир. Настоящий оазис романтизма в эпоху консерваторов, только теперь этот романтизм не капиталистический, а абсолютно государственный.
Усиление гражданского общества. К низовым объединениям больше нельзя не прислушиваться, и это также сказывается на новой застройке в центре городов: компромиссная и деликатная, она словно пытается спрятаться от агрессивного взора градозащитника.
«Городские проекты», «Велосипедизация», «Архнадзор» — народные объединения успешно проталкивают свою градостроительную повестку, и за ней приходят требования политические. Несмотря на противодействие чиновников, нельзя не признать: гражданское общество — главный бенефициар завершающегося десятилетия.
Конфронтация с Западом. Удивительным образом этот тренд, начавшийся с грузинского конфликта в 2008-м и достигший пика в 2014–2015 годах, никак не проявлен в архитектуре, а скорее наоборот — противоречит ей. На декларативном уровне Запад — главный враг России десятых, но западные архитекторы продолжают здесь работать: Норман Фостер достраивает свой небоскреб в Екатеринбурге; архитектурное бюро из Нью-Йорка, логова самого главного геополитического противника, выигрывает международный конкурс на парк «Зарядье» и успешно реализует его. Мода на скандинавское наполняет города жилыми комплексами от YIT и Bonava, стилистические решения у которых потом заимствуют отечественные ПИК и «Брусника». Парк в столице Чечни делает норвежское бюро Snøhetta. После самобытного капромантизма российская архитектура снова возвращается в общемировое русло, не пытаясь конкурировать, а заимствуя западные практики. Правда, практики эти десяти-двадцатилетней давности: глобальные тренды почти всегда добираются к нам с опозданием, но тем не менее — в как бы изоляционистскую Россию 2010-х пришел западный новый урбанизм.
Эпоха капрома завершилась в конце 2000-х. Вместе с началом экономического кризиса. Что дальше? Какой образ у архитектуры России 2010-х? Уже сейчас можно назвать некоторые тенденции времени: огромные ЖК на окраинах и очень осторожные (даже боязливые), пытающиеся натуралистично повторить архитектуру прошлого дома в центре наших городов. В этих проектах, как и в капромантизме, сохраняется дух времени, а значит, они имеют высокую ценность. И нам еще предстоит осмыслить это.
#НовейшаяИстория #Архитектура via Подпишитесь на @dwellercity
Монополизация происходит и в стане заказчиков: малый девелопмент практически исчезает, рынок захватывают строительные гиганты. Архитектура 2010-х — это прежде всего уход от точечной застройки к комплексному освоению территорий.
2010-е — это эпоха Парнаса, Кудрово, Академического и Кошелев-проекта. Мегаполисы обрастают гигантскими периферийными районами, которые возвращают подзабытые со времен распада СССР типовые проекты и однообразие, но на этот раз в совершенно циклопических масштабах.
2010-е — время авторитарной модернизации, которая приносит в города дизайн-коды и благоустройство, но забирает вернакуляр: уничтожается все неподконтрольное, будь то киоски, вывески или стихийно-гаражный самострой.
Мегапроекты. Олимпиада, универсиада, чемпионат мира по футболу — на протяжении всего десятилетия страну сотрясали мегасобытия. Для их проведения стахановскими методами создается инфраструктура, и это, пожалуй, самые романтичные строения эпохи. На фоне захватившей российскую архитектуру осторожности и экономии многомиллиардные проекты стадионов выглядят чрезвычайно нагло и дерзко. Их строительство не имеет никаких финансовых ограничений, они одобрены высочайшей волей и преследуют, по сути, одну цель: произвести впечатление на весь мир. Настоящий оазис романтизма в эпоху консерваторов, только теперь этот романтизм не капиталистический, а абсолютно государственный.
Усиление гражданского общества. К низовым объединениям больше нельзя не прислушиваться, и это также сказывается на новой застройке в центре городов: компромиссная и деликатная, она словно пытается спрятаться от агрессивного взора градозащитника.
«Городские проекты», «Велосипедизация», «Архнадзор» — народные объединения успешно проталкивают свою градостроительную повестку, и за ней приходят требования политические. Несмотря на противодействие чиновников, нельзя не признать: гражданское общество — главный бенефициар завершающегося десятилетия.
Конфронтация с Западом. Удивительным образом этот тренд, начавшийся с грузинского конфликта в 2008-м и достигший пика в 2014–2015 годах, никак не проявлен в архитектуре, а скорее наоборот — противоречит ей. На декларативном уровне Запад — главный враг России десятых, но западные архитекторы продолжают здесь работать: Норман Фостер достраивает свой небоскреб в Екатеринбурге; архитектурное бюро из Нью-Йорка, логова самого главного геополитического противника, выигрывает международный конкурс на парк «Зарядье» и успешно реализует его. Мода на скандинавское наполняет города жилыми комплексами от YIT и Bonava, стилистические решения у которых потом заимствуют отечественные ПИК и «Брусника». Парк в столице Чечни делает норвежское бюро Snøhetta. После самобытного капромантизма российская архитектура снова возвращается в общемировое русло, не пытаясь конкурировать, а заимствуя западные практики. Правда, практики эти десяти-двадцатилетней давности: глобальные тренды почти всегда добираются к нам с опозданием, но тем не менее — в как бы изоляционистскую Россию 2010-х пришел западный новый урбанизм.
Эпоха капрома завершилась в конце 2000-х. Вместе с началом экономического кризиса. Что дальше? Какой образ у архитектуры России 2010-х? Уже сейчас можно назвать некоторые тенденции времени: огромные ЖК на окраинах и очень осторожные (даже боязливые), пытающиеся натуралистично повторить архитектуру прошлого дома в центре наших городов. В этих проектах, как и в капромантизме, сохраняется дух времени, а значит, они имеют высокую ценность. И нам еще предстоит осмыслить это.
#НовейшаяИстория #Архитектура via Подпишитесь на @dwellercity